Они стояли на остановке с четырьмя большими корзинами яблок: очевидно, возвращались домой с дачи. Худенькая шустрая старушка, издалека увидев автобус, засуетилась:
- Дед, бери скорей корзины, а то не влезем: народу в автобусе, поди-ка, полно...
Дед был колоритен: плотный, крупноголовый, с густой седой шевелюрой, он всё время широко и открыто улыбался, абсолютно не стесняясь выставляемого при этом напоказ единственного переднего верхнего зуба - тоже крупного, под стать всему его облику, сахарно-белого.
Подошёл автобус. Бабуся со своими корзинами поспешила к средней двери, а её супруг, всё так же безмятежно улыбаясь, поднял свой громоздкий багаж на заднюю площадку.
- Да ты что, дед, - все ноги отдавил своими корзинами, - раздался возмущённый женский голос. Послышалось негромкое успокаивающее бормотание нашего героя, а вслед за ним - дружный смех. Что сказал окружающим его женщинам этот жизнерадостный человек, не знаю. Что говорил им потом, тоже не известно. Только смех на задней площадке уже не смолкал. Изредка в него вкрапливался изнемогающий женский голос:
- Ой, дед, больше не могу...
Но "смешитель" не унимался:
- А вот, бабоньки, я вам ещё расскажу...
- Дед, дед, - надрывалась со средней площадки его бабка, - сейчас нам выходить, слышишь?
Автобус остановился, старушка вышла. Каким-то чудом сообразил выскочить в последний момент и её супруг-весельчак. Поставив на землю корзины с яблоками, он с недоумением стал озираться вокруг: видно, так увлёкся разговором с "бабоньками", что знакомые места перестал узнавать.
- Вот клоун, вот клоун, - беззлобно ругалась старушка, - и когда ты только перестанешь на баб смотреть...
С лица деда по-прежнему не сходила улыбка, и его единственный зуб во рту сверкал белизной и невинностью.