По чем вера
Это мне рассказал один мой старый знакомый, пожелавший остаться неизвестным
Со мной вот какой случай произошел. Только я никому не рассказываю об этом. Понимаешь, не хочу, чтоб обо мне подумали что, и хвастаться не хочу, да и нечем. Просто, если напишешь об этом – не упоминай моего имени. Ладно?
В общем, этот случай произошел со мной в Москве, в первой половине девяностых. Уж не помню, зачем я туда в тот день приехал. Помню только, что тоскливо мне тогда было: безденежье полное, машина незадолго до этого сломалась – движок застучал, чинить не на что…
В общем, иду я на вокзал, на электричку, и думаю обо всем этом. Впереди – толпа народа, все спешат. Вдруг, смотрю, у одного мужика из кармана выпадает пачка долларов. Такая, знаешь, резиночкой перетянутая. Он сигареты вытаскивал, и она выпала. И идет дальше. Впереди, говорю, толпа, а сзади него только я, да еще один парень незнакомый. Он тоже это дело заметил и толкает меня в бок: «Пополам».
А я растерялся, денег таких никогда еще не видел, ни жив, ни мертв, но продолжаю идти. Мужик все дальше уходит, а парень быстро поднял пачку, сунул в карман и говорит: «Пойдем куда-нибудь во двор, поделим». А мне плохо так стало, иду вперед, что называется, на автомате. Он мне снова: «Пойдем, или я все себе беру».
Тут, смотрю, в толпе впереди какое-то волнение. Мужик этот бегает от одного к другому и о чем-то спрашивает. А я как шел себе, так и иду, и парень этот идет рядом со мной. Мужик этот, наконец, и к нам подбежал. «Ребята, - говорит, - вы тут не видали женщину в сером плаще? Она у меня деньги украла, девять тысяч долларов, вот сейчас только, минуту назад». А и вправду все очень быстро происходило.
«Нет, не видели», - говорит этот парень. Я ничего не сказал, а себя успокаивал тем, что действительно никакой женщины в сером плаще не видел. Мужик разочарованно махнул рукой и трусцой побежал в сторону боковых уличек. Я не успел его толком разглядеть, потому что старался вообще не смотреть на него, но помню, что выглядел он так, как в ту пору должны были выглядеть «новые русские». «Этот особо не нуждается, - сказал я себе, - ясно, что такие деньги по-честному не заработаешь, а если и заработаешь, то вот так в кармане пальто таскать не будешь. В любом случае – это тебе хороший урок».
Так говорил мне голос не то рассудка, не то лукавого. А другой голос у меня рвется откуда-то изнутри, мучительно больно рвется, пытаясь быть услышанным, и вопит: «Не укради!» «А я и ничего не крал! Я нашел эти деньги. И как я могу быть уверен, что мужик этот сам их не украл? Тут уж, извините, получается экспроприация экспроприаторов, как говорил Владимир Ильич. К тому же это не я придумал брать эти деньги, а этот парень. Если кто и виноват в чем, так это он. А мне он всего лишь предлагает просто дать, просто так четыре с половиной тысячи долларов. Четыре с половиной тысячи долларов! Я купил свою развалюху машину за полторы, а тут четыре с половиной тысячи долларов! Хоть детям будет что есть вместо кабачковой икры и морской капусты в консервах (это все, что тогда можно было купить в магазинах, если помнишь; а на рынке все было дорого). А жене, наконец, можно будет сапоги купить». И так далее, и тому подобное. Это сейчас, когда я рассказываю, оно все так растянуто получается. А на самом деле все произошло в мгновение ока.
И тут я остановился прямо посреди улицы, как вкопанный, и кричу вслед тому мужику: «Мужик! Эй, мужик!» Парень этот шипит на меня: «Ты что, дурак, делаешь? Ты же меня подставляешь! Ты тут не один!» А я схватил его за рукав, на всякий случай, чтобы не убежал (я был здоровее его) и чричу свое: «Мужик! Эй, мужик!» Тот повернулся, и рысцой к нам. Смотрит. Я говорю: «Возьми свои деньги, и больше не теряй. Отдай, - говорю парню, - ему деньги». Тот кинул на меня злобного косяка, вытащил пачку и сунул мужику. Тот взял у него деньги, ничего не сказал, развернулся и пошел, куда шел.
Парень этот еще раз прошипел мне «дурак» и пошел куда-то в сторону. А я и так знал, что я – дурак. Теперь, когда денег снова не было, все те аргументы, что кружились у меня в голове в пользу того, чтобы взять эти деньги, снова сорвались и набросились на меня. А с ними еще семь, или сколко там, еще злейших. И давай меня терзать: «Вот дурак! Книжки себе не можешь позволить купить, а тысячами долларов разбрасываешься! Ты посмотри на этого мордоворота! Он же, ясно, утюгом эти деньги из кого-то вытаскивал. А половину можно было бы в церковь отдать, столько всего можно было бы сделать… А машина твоя? Так ведь и сгниет теперь, будешь всю жизнь на электричках кататься. А семья? И так семьи не видишь, все запахиваешь днем и ночью». И так далее, и тому подобное.
Но поверх всего этого какое-то сияние, чувствую, из глубины души прорывается и все покрывает. Какая-то чистота и светлость, просветленность, облегчение. Не знаю, как в словах передать – очищенность какая-то. С одной стороны, бреду это я, и чувствую, как мне противно, какая грязь из меня лезет. А с другой – чувствую себя невесомо-чистым. Помню, по дороге купил я чуть не на последние деньги бутылку минералки, тут же выпил, и словно я не воду пил, а какой-то святой нарзан-наркотик. Стало мне вдруг как-то легко и смешно – иду и смеюсь над самим собой. Смеюсь над тем, какой я глупый, что отдал эти деньги, и смеюсь над тем, что я вообще позарился на эти дрянные деньги. Смеюсь, торжествуя какую-то победу.
Я тогда узнал кое-что о своей вере. Я понял, что она, временами, гроша ломаного не стоит. Но все же она есть, и я уже точно знал, что даже за четыре с половиной тысяч долларов она не продается. А это уже что-то. Значит, есть она, вера-то. Значит, можно иногда вот так наткнуться на нее впотьмах и сказать – есть. А то я уже начинал было в этом сомневаться.
И я вдруг почувствовал себя богатым. Я понял, что чего-то стою, хотя бы потому, что моя вера чего-то стоит.
Ну вот, случилось все это больше десяти лет назад. Но недавно я узнал, что у этой истории есть неожиданное продолжение. Я почти ни с кем не делился этой историей, но вот недавно я разговаривал с одним адвентистским бизнесменом, у которого были серьезные финансовые проблемы, и поделился с ним своим опытом. И он мне вдруг открыл глаза. Он говорит мне: «Ну, надеюсь, ты хоть понимаешь, что это была подстава?» «Подстава?» И я начал судорожно восстанавливать, перебирать в памяти все детали того происшествия. И вдруг мне все стало ясно. Как я мог все эти годы не понимать? Это же была подстава!