Хочешь облако?

Марина Гареева
               – Хочешь облако?
               Спросила лёгким голосом, даже не спросила, отпустила вопрос как тетиву, ещё не зазвеневшую тревожным (смогу ли?), нет, не спросила – ответила: “хочешь? облако”. Как будто сможет нарисовать и вырезать такое облако, чтобы только ему. Дереву. Потому что так рисуют в детстве – облако и дерево (солнце могут забыть, забить в угол, как кусочек сыра в мышеловку, цветок могут потерять, а облако и дерево – нет). А значит, так правильно.
               Спросила, как будто кто-то ответит и не нужно будет запинаться на этом “хо - чешь” и решать самой (а вдруг не смогу?), как будто пальцы станут послушней и перестанут дрожать, и можно будет расслабить руку и зарыться в верхушку кроны как в упрямые волосы – перебирать веточки, вбирать упругость почек подушечками пальцев, распускать в листья, пока они не выдохнут облако – прозрачное и щекотное. Но листьев нет, как и дерева. И облака нет. И нет ответа, только глупый вопрос, зависший на краю листа, почти отрезанный от точки. Клац! – и хорошо, что отрезала, ведь облако нельзя загонять в угол.
               Распахнула форточку – где-то вдалеке громыхала гроза (или это несли новые вёдра с неразбавленной водой?), потом окно – дождь полоснул по щеке острым запахом мокрого асфальта, забралась на подоконник и свесила ноги в илистое дно ночи. Пальцы быстро покрылись волдырями капель – расправила их как перепонки невиданной – лягушки? птицы? – помахала крыльями. Набрала полные пригоршни воды из сизоватой тучи, умылась, пригладила мокрой рукой волосы. Вытерла ноги иссиня шёлковой занавеской, соскользнула на  пол. Почапала доставать ножницы.
               Ножницы были большие и серебряные. Были ещё спицы, но связать можно было кота у печки, саму печку и  дымоход, а вот даже копчёное облачко из него – нет. Облако нужно было вырезать, а ещё лучше – выдувать, как пушистое оригами, не сломав ни одной линии. А его вырезали, оставляя ненужные куски бумаги свисать с червлёных краёв ножниц, как кусок антилопы из пасти крокодила. Но крокодила не было, а антилопа уже ускакала, оставив желтоватую полоску-обрезку, больше смахивающую на сушёную змею, чем на антилопу.
               Отбросила полоску, антилопа-змея зашипела и поползла в угол. “Хорошо, что в углу нет облака ”, – подумала. Убрала ножницы в ящик стола. Заперла на ключ. Снова выглянула в окно. Птицы уже проснулись, запели. Улыбнулась букету сирени – совсем молоденькая, кустик ещё, а уже на цыпочках и тянется к небу. У неба есть сирень, а у её дерева нет облака – а это неправильно. Собрала остатки капель с карниза и бережно понесла к столу, вылила на шершавую нелакированную поверхность. Стол молчал. “Тук-тук” – постучала. Божья коровка, уснувшая на колечке, недовольно растопырила крылья и бухнулась на пол. Нырнула под стол, нашла красную бусину в траве, посадила на ладонь, унесла на кухню. Накормила парной котлетой и сырниками, отпустила – ставить веснушки на солнце.
                Ссутулившись, поплелась в комнату – ойкнула: на столе робко поклёвывало остатки кофейной скорлупы маленькое, но уже пушистое деревце. Чуть не захлопала в ладони – получилось! – но вовремя спохватилась и побежала за ночной лампой под шерстяным абажуром – согревать, вдруг простудится. Сквозняк обиженно засычал и пополз в угол. “Хорошо, что в углу не антилопа, а змея”, – подумала.
               Деревце уже совсем распушистилось и весело чирикало что-то из классики. “Шустрое”, – подумала и убрала мел подальше, пока не склевало. Капнула молока – ещё немножко – на стол – потянулось к белому озерцу, плюхнулось в него, как утёнок, – поплыло. Улыбнулась, занырнула, пощекотала босые корни – рассмеялось, зафыркало. Вылезло из молока всё в белых каплях, стало отряхиваться. Зазеленело, словно одуванчик под ёлкой, затрепетало.
               “Сейчас улетит”, – подумала. Зашелестело листьями – расстроилось.
               В углу что-то грохнулось, и полилась вода. “Антилопа! ” – вскрикнула. Ручейки разбежались в стороны испуганными змейками, нырнули под батарею. “Змеевик”, – подумала.
               Деревце притихло, прижалось к руке. Погладила по макушке. “Высаживать?”, – спросила. Вздрогнуло, вцепилось в стол. Заупрямилось. “Все высаживаются”, – вздохнула. – “Засохнешь ведь”. Залопотало радостно, цапнуло корнем за коленку. “Шууустрое”, – рассмеялась, нырнула под стол за росою. Набрала в ладонь лодочкой, утопила корни – распустило, заплескалось.
               Убрала лампу подальше, принесла мороженое. Растопила, посыпала шоколадной крошкой. “Лакомься”, – улыбнулась. Отнесла остатки шоколада к змеевику, оставила. Фольга зашуршала – съёжилась. Ручейки бросились наутёк. Махнула рукой, задумалась.
               Достала спицы, смотала в клубок – спрятала. Открыла окно, сняла штору – укрыла деревце.
               Уснуло, засопело. Заплела петлицы шторы в звёзды – успокоилась. Осветила.
               Свернулась в кресле, прижалась щекой к листику – уснула…

               Легко выдохнуло, защекотало одуванчиком. “Хочешь облако? ”, – прошептало.