На обратном пути в Управление Брунетти объяснил Пучетти законы в отношении заявлений несовершеннолетних свидетелей. Если то, что им сказал Каппеллини, было правдой, - а интуиция говорила Брунетти, что так и есть - тогда он нёс некоторую юридическую ответственность за то, что не рассказал полиции то, что знал. Тем не менее, это было лишь невежеством; действия же Занки и Мазелли - если они принимали в этом участие - и Филиппи были активными и криминальными, а в случае Филиппи - ещё и предметом полновесного действия закона. Но, пока Каппеллини не подтвердил своё заявление в присутствии адвоката, его рассказ тоже не имел юридического веса.
Их единственной надеждой, подумалось ему, была бы попытка применить к Филиппи ту же самую стратегию, которая сработала с его соседом по комнате - притвориться, что им полностью известны события, приведшие к смерти Моро, и надеяться, что, задавая вопросы о мелких деталях, которые ещё оставались невыясненными, они смогут привести мальчика к полному объяснению того, что случилось.
Держа швартОв, Пучетти запрыгнул на пристань Управления и подтянул лодку к пирсу. Комиссар поблагодарил пилота и последовал за Пучетти в здание. В молчании они вернулись к комнатам для допросов, где нашли стоящего в коридоре Вьянелло.
- Они до сих пор там? - спросил Брунетти.
- Да, - сказал Вьянелло, взглянув на часы, а потом на закрытую дверь. - Уже больше часа.
- Что-нибудь слышно? - спросил Пучетти.
Вьянелло покачал головой.
- Ни слова. Полчаса назад я зашёл спросить, не хотят ли они чего-нибудь выпить, но адвокат приказал мне убраться.
- Как выглядел мальчик? - спросил комиссар.
- Волновался.
- А отец?
- То же самое.
- Кто адвокат?
- ДонатИни, - сказал Вьянелло деланно ровным голосом.
- О, Боже... - ответил Брунетти, находя интересным, что майор Филиппи выбрал самого известного в городе адвоката по криминальным делам, чтобы тот представлял в суде его сына.
- Он что-нибудь говорил? - спросил Брунетти.
Вьянелло покачал головой.
Трое мужчин постояли в коридоре несколько минут, пока Брунетти, начав от этого уставать, не сказал Вьянелло, что он может возвращаться к себе в кабинет, и сам поднялся к себе. Там он ждал, пока, почти час спустя, позвонил Пучетти и сказал, что адвокат Донатини говорит, что его клиент готов побеседовать с комиссаром.
Брунетти позвонил Вьянелло и сказал ему, что встретится с ним в комнате для допросов, но намеренно не спешил спускаться вниз. Когда он пришёл, Вьянелло был там. Брунетти кивнул и Вьянелло открыл дверь и отошёл назад, позволяя начальнику пройти в комнату перед ним.
Донатини поднялся и протянул руку Брунетти, который коротко её пожал. Адвокат улыбнулся своей прохладной улыбкой, и Брунетти заметил, что его дантист проделал над ним обширную работу с тех пор, как они встречались в последний раз. Накладки на верхние передние зубы адвоката в стиле Паваротти (1) были заменены на новые, которые более отвечали пропорции его лица. Остальное было таким же, как всегда: кожа, костюм, галстук - всё совпадало в хвалебном возгласе "Алилуйя!" богатству, успеху и власти.
Адвокат отрывисто кивнул Вьянелло, но руки ему не подал. Филиппи, отец и сын, взглянули на полицейских, но не признали их прибытие даже кивком. На отце была надета гражданская одежда, но костюм, так же, как и у Донатини, говорил о богатстве и власти столь красноречиво, что с таким же успехом он мог быть и формой. Он был, возможно, возраста Брунетти, но выглядел на десять лет моложе, - результат либо природной грации животного, либо часов, проведённых в спортзале. У него были тёмные глаза и длинный, прямой нос, который зеркально отражался на лице его сына.
Заявляя о своём намерении начать процедуру, Донатини махнул Брунетти, указывая ему на стул на противоположном конце прямоугольного стола, а Вьянелло - на стул напротив отца и сына. Таким образом, он сам смотрел на Брунетти, тогда как двое других - на Вьянелло.
- Я не потрачу Вашего времени, комиссар, - сказал Донатини. - Мой клиент изъявил желание поговорить с Вами о несчастных событиях в Академии. - Адвокат посмотрел в сторону, туда, где сидел кадет, и мальчик торжественно кивнул.
Брунетти ответил тем, что, как он думал, было достаточно любезным кивком.
- Мне кажется, мой клиент что-то знает о смерти кадета Моро.
- Я жаждал бы услышать, что же это, - сказал Брунетти с любопытством, которое он позволил себе смягчить политесом.
- Мой клиент был... - начал Донатини только затем, чтобы его остановил комиссар, который вытянул руку, но мягко и не очень высоко, предлагая секундную паузу.
- Если Вы не возражаете, адвокат, я хотел бы записать, что скажет Ваш клиент.
На этот раз политесом ответил адвокат, выразив его легчайшим наклоном головы.
Брунетти наклонился вперёд, сознавая в то же время, насколько часто он делал то же самое, и включил микрофон. Он назвал дату, своё имя и звание, а потом - всех людей, находящихся в комнате.
- Мой клиент... - снова начал Донатини, и снова Брунетти нашёл удобным остановить его поднятием руки.
- Я думаю, адвокат, что было бы лучше, - сказал Брунетти, наклоняясь вперёд, чтобы выключить микрофон, - если бы Ваш клиент говорил за себя. - И, прежде чем законник смог опротестовать или поставить это под вопрос, Брунетти продолжил с лёгкой улыбкой:
- Это могло бы дать бОльшее проявление открытости с его стороны, и, конечно, тогда ему было бы проще прояснить что-либо, что может показаться запутанным. - Брунетти улыбнулся, будучи осведомлён, насколько элегантен был его намёк на то, что он сохранил за собой право задавать мальчику вопросы в то время, как тот будет говорить.
Донатини взглянул на майора Филиппи, который до сих пор оставался без движения и молчал.
- Итак, майор? - вежливо спросил он.
Майор кивнул - жест, на который его сын ответил, как казалось, непроизвольным полусалютом.
Брунетти улыбнулся мальчику с противоположной стороны и снова включил микрофон.
- Не будете ли Вы так добры назвать Ваше имя? - спросил он.
- Паоло Филиппи. - Он говорил чётко и громче, чем в прошлый раз, - предположительно благодаря микрофону.
- И Вы - студент третьего курса Военной Академии в Сан Мартино в Венеции?
- Да.
- Можете Вы мне сказать, что произошло в Академии ночью третьего ноября сего года?
- Вы имеете в виду, об Эрнесто? - спросил мальчик.
- Да, я спрашиваю непосредственно обо всём, что касается смерти Эрнесто Моро, также кадета Академии.
Мальчик молчал так долго, что что Брунетти наконец спросил:
- Вы знали Эрнесто Моро?
- Да.
- Он был Вашим другом?
Мальчик отбросил эту возможность, но, прежде чем Брунетти мог напомнить ему о микрофоне и о том, что нужно говорить, Паоло сказал:
- Нет, мы не были друзьями.
- И какова была причина для этого?
Удивление мальчика было очевидным.
- Он был на год младше меня. В другом классе.
- А было ещё что-нибудь относительно Эрнесто Моро, что препятствовало ему быть Вашим другом?
Мальчик подумал и наконец ответил:
- Нет.
- Можете Вы рассказать мне, что случилось той ночью?
Когда по прошествии долгого времени мальчик не ответил, отец еле заметно повернулся к нему и слегка кивнул.
Тот наклонился к отцу и прошептал что-то, последние слова чего, "...должен ли?", не будучи в состоянии ничего предпринять по этому поводу, подслушал Брунетти.
- Да, - твёрдым голосом сказал майор.
Мальчик снова повернулся к Брунетти.
- Это очень тяжело, - сказал он неровным голосом.
- Просто скажите мне, что случилось, Паоло, - сказал комиссар, думая о своём собственном сыне и о признаниях, которые он делал за прошедшие годы, хотя Брунетти был уверен, что ни одно из них по величине не может сравниться с тем, что мог сказать этот мальчик.
- Я был... - начал мальчик, нервно кашлянул и начал снова, - я был с ним той ночью...
Брунетти решил, что лучше будет ничего не говорить, и поэтому не сделал ничего большего, чем ободряюще взглянул на него.
Мальчик посмотрел на верхний конец стола, на Донатини, который дружелюбно ему кивнул.
- Я был с ним, - повторил он.
- Где?
- В душевых, - сказал мальчик. Обычно процедура получения признания занимала у них долгое время. Многие люди выстраивали его с большим количеством деталей и обстоятельств, которые заставляли то, что наконец происходило, казаться неизбежным, по крайней мере для них самих. - Мы были там, - сказал мальчик и затем умолк.
Брунетти взглянул на Донатини, который сжал губы и покачал головой.
Молчание тянулось так долго, что это вынудило Донатини наконец сказать:
- Скажи им, Паоло.
Мальчик прочистил горло, взглянул на комиссара, стал смотреть на отца, но подавил этот жест и снова взглянул на Брунетти.
- Мы кое-чем занимались, - сказал он и умолк.
На миг показалось, что это всё, что он хотел сказать, но затем он добавил:
- Друг с другом.
- Я понимаю. Продолжай, Паоло, - сказал Брунетти.
- Это делают многие из нас, - сказал мальчик так тихо, что Брунетти засомневался, что микрофон уловит сказанное. - Я знаю, что это неправильно, действительно неправильно, но никому это не причиняет вреда и все это делают. На самом деле.
Брунетти промолчал, и мальчик добавил:
- У нас есть девушки. Но дома. И это... это тяжело... и... - Голос его пресёкся.
Брунетти избег смотреть в глаза отцу мальчика и повернулся к Донатини.
- Должен ли я понимать, что эти мальчики были вовлечены в сексуальный акт друг с другом? - Он решил, что может излагать это как можно яснее, и надеялся, что окажется прав.
- Они мастурбировали, да, - сказал Донатини.
С тех пор, как Брунетти был так же юн, как этот мальчик, прошли десятилетия, но он всё ещё не мог понять, почему Паоло так сильно смущён. Они были мальчиками позднего подросткового возраста, жившими среди других мальчиков. Их поведение не удивляло его; удивляла реакция ребёнка.
- Расскажи мне об этом побольше, - сказал Брунетти, надеясь, что, что бы он ни услышал, это поможет ему найти в происходящем какой-то смысл.
- Эрнесто был странным, - сказал Паоло. - Для него было недостаточно... гм... просто делать то, что делаем мы. Он всегда хотел делать другое.
Брунетти не сводил с мальчика глаз, надеясь своим вниманием подтолкнуть его к объяснению.
- В ту ночь он сказал мне, что... ну, он сказал, что о чём-то прочёл в журнале. Или в газете. - Паоло умолк, и Брунетти увидел, как он волнуется из-за этой детали. - Я не знаю, где он это прочёл, но он сказал, что хочет сделать это так же. - Он умолк.
- Сделать что? - наконец спросил Брунетти. - Как - так же? - На миг он отвёл глаза от мальчика и увидел его отца, сидящего с опущенной головой, глядя на стол, словно он желал не быть в комнате, где его сын должен был признаваться в этом полицейскому.
- Он сказал, что тО, что он читал, говорит, что от этого будет лучше... лучше, чем от чего-нибудь другого, - продолжал мальчик. - Но это значило, что он должен обернуь что-то вокруг шеи и слегка придушить себя, когда... ну, когда это сделает. И именно для этого он хотел, чтобы там был я, - чтобы быть уверенным, что всё пойдёт хорошо, когда это произойдёт...
Мальчик глубоко вздохнул, втянув водух в лёгкие, приготовляясь к последнему рывку.
- Я сказал ему, что он чокнутый, но он не стал слушать. - Парень соединил руки и чопорно сложил их на столе. - Он хранил все приспособления в ванной и показал мне верёвку. Она была там, где была... я имею в виду, там, где она была после, когда его нашли. Она была длинная, так что он в некотором роде мог сгибаться на полу и притворяться, что падает. И это заставляло его душить себя. И именно поэтому это было так хорошо. Удушение... или что-то ещё. Или он так говорил.
Наступило молчание. Из-за стены все находящиеся в комнате могли слышать низкий гудящий звук - компьютер? Магнитофон? Едва ли это имело значение...
Брунетти сохранял абсолютное молчание.
Мальчик заговорил снова:
- Итак, он это сделал. Я имею в виду, он взял мешок и надел его на голову поверх верёвки. А потом начал смеяться и пытался что-то сказать, но я не мог понять, что он говорит. Я помню, что он показал на меня пальцем и засмеялся снова, а потом начал... и через некоторое время он согнулся ниже некуда и в каком-то смысле упал на пол.
Лицо мальчика внезапно покраснело, и Брунетти увидел, как руки его сжали одна другую. Но он продолжал, не в состоянии перестать рассказывать это всё, пока не закончит.
- Он несколько раз дёрнулся, и руки его тоже непроизвольно стали дёргаться. А потом он стал кричать, или что-то в этом роде, и задёргался ещё сильней. Я пытался его схватить, но он пнул меня так, что выбил меня из душевой кабинки. Я вошёл обратно и попытался развязать верёвку, но поверх неё был завязан целлофановый пакет и я не мог до неё добраться, а когда наконец добрался, то не смог развязать узел, потому что он дёргался очень сильно. А потом... потом... он перестал пинаться, но когда я до него добрался, было уже слишком поздно, и я думаю, он был мёртв.
Мальчик вытер покрытое пОтом лицо.
- А что ты сделал потом, Паоло? - спросил Брунетти.
- Я не знаю. В первую минуту я просто был там, рядом с ним. Я никогда раньше не видел мертвецов, но я не помню, что я делал. - Он поднял глаза, потом немедленно опустил. Как видел Брунетти, его отец потянулся к нему и положил свою левую руку поверх стиснутых рук сына. Сжал их один раз и оставил свою руку там.
Ободрённый этим пожатием, Паоло продолжал:
- Полагаю, я запаниковал. Я подумал, что это моя вина, потому что у меня не было возможности спасти или остановить его. Может быть, я мог бы, но я этого не сделал.
- Что ты сделал, Паоло? - повторил Брунетти.
- Я не думал так уж много, но я не хотел, чтобы его нашли в таком виде. Люди узнали бы, что случилось.
- И тогда... - поднажал Брунетти.
- Я не знаю, откуда появилась эта мысль, но я подумал, что, если бы это выглядело как самоубийство... гм... это могло бы быть плохо, но это не было бы так плохо, как... как другое. - На этот раз Брунетти на него не давил, надеясь, что мальчик продолжит сам.
- Так что я попытался обставить это, как если бы он повесился. Я знал, что должен подтянуть его вверх и оставить там. - Взгляд Брунетти упал на стиснутые руки отца и сына - костяшки пальцев отца были белыми. - Так что именно так я и сделал. И оставил его там. - Мальчик открыл рот и втянул в лёгкие воздух, словно бежал много километров.
- А целлофановый пакет? - спросил Брунетти, когда дыхание того стало спокойней.
- Я забрал его с собой и выбросил. Я не помню, где. Куда-то в мусор.
- А что ты сделал потом?
- Я многого не помню. Я думаю, я пошёл назад к себе в комнату.
- Тебя кто-нибудь видел?
- Я не знаю.
- А твой сосед по комнате?
- Я не помню, - сказал мальчик. - Может быть. Я не помню, как попал назад в комнату.
- А что следующее ты помнишь, Паоло?
- На следующее утро меня разбудил ЗАнки и рассказал, что случилось. А потом было уже слишком поздно что-нибудь делать.
- А почему ты рассказываешь мне сейчас это всё? - спросил Брунетти.
Мальчик покачал головой. Он разъединил руки и вцепился в отца правой.
- Я боюсь... - наконец тихо сказал он.
- Чего?
- Того, что будет. Того, как это могло бы выглядеть.
- И как же?
- Что я не захотел ему помочь, что я позволил этому с ним случиться, потому что он мне не нравился.
- Что, люди думали, что он тебе не нравится?
- Он попросил меня это сделать, - сказал Паоло, слегка отворачиваясь от отца, словно боясь того, что увидит на его лице, но не отпуская его руки. - Это Эрнесто попросил меня это сделать. Чтобы люди не знали о другом...
- Что вы были... м-мм...
- Да. Все у нас это делают, но мы обычно делаем это с разными парнями. Эрнесто просто хотел проделать это со мной. И мне было из-за этого стыдно...
Мальчик повернулся к отцу.
- Папа, должен ли я говорить дальше?
Вместо того, чтобы ответить сыну, майор взглянул через стол на Брунетти. Вместо ответа Брунетти наклонился вперёд, назвал время и сказал, что интервью окончено.
Молча все пятеро поднялись на ноги. Донатини, который был ближе всех к двери, прошёл вперёд и открыл её. Майор правой рукой обнял за плечи сына. Брунетти втолкнул стул под стол, кивнул Вьянелло, давая знак, что им пора уходить, и пошёл к двери. Он был всего в шаге от неё, когда услышал позади себя шум; но это был всего-навсего Вьянелло, который споткнулся о свой стул.
Увидев, что с Вьянелло всё в порядке, Брунетти бросил последний взгляд на отца и сына, которые смотрели друг на друга. И в этот момент он увидел, как Паоло, на которого было полностью направлено внимание отца, закрыв правый глаз, один раз подмигнул - торжествующе, хитро и удовлетворённо. В тот же миг правая рука отца поднялась вверх, и он одобрительно ткнул мальчика в правый бицепс.
1. Лучано Паваротти - итальянский оперный певец, тЕнор (1935 - 2007).