К биографии архиепископа Макария

Александр Одиноков 2
     А.Одиноков
     Разговор о творческих успехах Александра Григорьевича Слёзскинского ещё впереди. Поиск и подготовка его опубликованных и неопубликованных произведений продолжаются. Новгородский краевед второй половины XIX века – А.Г. Слёзскинский, занимал определённую, свою нишу в исследованиях и изучении исторических памятников Новгородчины, а также производственных промыслов Севера России. В большой степени это связано с источниками, которые Александру Григорьевичу удавалось или приобрести, или найти в архивах. Его публицистические заметки были итогом многочисленных поездок по заданиям, которые он получал от редакции, будучи сотрудником журнала «Исторический Вестник», или по привлечению отраслевых организаций.
    Однако, не дожидаясь окончания реализации наших планов, мы предлагаем Вам один из очерков учёного, публициста, краеведа Великого Новгорода.

                А. Слёзскинский

                К БИОГРАФИИ
                АРХИЕПИСКОПА МАКАРИЯ (1)


     Знакомство Макария с Лерхе(2)  завязалось в начале 60-х годов, когда первый был ректором Новгородской духовной семинарии, а второй управлял Новгородской губернией.
Казалось бы, трудно найти что-нибудь общее между православным монахом и губернатором из лютеран, но, тем не менее, последнего что-то связывало даже и с митрополитом Исидором, с которым Лерхе находился в самых лучших отношениях.
    Эти отношения дали возможность Макарию, при содействии Э.В. Лерхе, быть назначенным сначала нижегородским викарием, по-том получить епископство в Архангельске, в Нижнем-Новгороде и в Орле.
    Служа вдали от Новгорода, Макарий не прерывал нити знакомства с Лерхе и вёл с ним переписку, которая заключалась в частных письмах, всегда задушевных и переполненных всевозможными благопожеланиями. Но когда в Орёл проник достоверный слух о перемещении Макария в Архангельск, он стал жаловаться Лерхе на свою несчастную судьбу.
    «Истекающий год, – писал он, – был тяжёл для всех, особенно для меня. Он приготовил мне по разным тайным доносам перемещение в Архангельск. Хотя там и знакомый губернатор(3) , но я не решаюсь второе тридцатилетие службы начинать с Белого моря и потому прошусь на покой в ближайший в г. Мценске монастырь. По-видимому, наказываюсь я за доброту и благодеяния, а может быть и за грехи ведомые и неведомые. Теперь для меня более всего нужны смирение и терпение. Их и пожелайте мне для моего спасения»(4) .
    Макарий был огорчён этим перемещением и в нём видел для себя постыдное понижение. Чтобы смыть такое пятно, он задумал удалиться на покой и в письме даже подписался: «Епископ Макарий, ожидающий избавления от епархиальной службы».
    Лерхе не советовал Макарию покидать службу, так как заслуги его для людей и церкви настолько значительны, что могут выдвинуть его на видную кафедру. «Удаление на покой, – писал Лерхе, – обнаруживает в вас, владыко, одно лишь малодушие, бессилие, уступку подпольным наветам. Пройдёт время, всё перемелется и вы, вероятно, попадёте в центральную епархию».
    На это Макарий отвечал:
    «Любвеобильное ваше письмо меня воскресило. Я теперь ставлю на одну линию и покой и Архангельск. В письмах я изъявлял желание успокоиться, но формального отзыва от меня не было. Согласно вашему указанию, я решусь посмотреть Белое море, если не уволят по письмам. Решимость свою я высказал не потому только, что стыдно после Орла ехать к чайкам морским, но более потому, что остаются в живых устроившие мне стоянку приморскую. Если главнаго устроителя(5)  не может победить вся Россия, ратующая против его класси-цизма, то где преодолеть людям частным. Владыко ваш сильно ратовал за меня с другими (вечная ему благодарность), но не мог взять перевес. Ведь и при море могут дошибать. Во всяком случае, по получении указа, могу отправиться не столько для управления, сколько для осведомления. Если надеяться на скорое оттуда перемещение, то я уже был обманут раз Нижним. Не сули журавля в небе, а дай синицу в руки. Таковая ближайшая епархия может открыться после смерти моего товарища Леонида. Примите это всё к сведению и пособите, в чём можете. Скоро услышите о моём покое или отправлении в Архангельск. Знаю, что он город приморский и торговый, но, тем не менее, ссыльный. Орловцы ратуют за меня, но не найдут средств к удержанию меня в Орле. Неожиданный подкоп изумил всех»(6) .
    Обстоятельства, при которых Макарий был перемещён на крайний север, чрезвычайно интересовали Лерхе; он спрашивал о них митрополита Исидора и просил, если не поздно, облегчить епископу ссылку. Но Исидор оказался слишком осторожным в этом деле и отвечал довольно уклончиво:
    «Нерадостную память оставил по себе минувший год преосвященному Макарию. Много получил я и писем и телеграмм в защиту его, но, за состоявшимся 25-го декабря высочайшим указом о перемещении его в Архангельск, оне не могли изменить дела. Не мало было преце-дентов, по которым я едва мог отклонить настояние о совершённом удалении его от управления епархиею. В нём много задатков добра, но часто не достаёт ровнаго и спокойнаго характера, а скорость и порывистыя распоряжения не обходятся без ошибок, которыми пользуются неблагожелатели. Хорошо, если урок научит его быть осмотрительнее. Перемена епархии – ещё не беда. В служебной жизни не всё бывает по нашему желанию. Тем более неприлично малодушествовать монаху, который должен быть готовым на службу повсюду, где укажет ему Промысел Божий и начальство. В Архангельске служили многие прежде него и не роптали. Послужит и он – и примирится с жребием, а по времени положение его, может быть, и улучшится. Во всяком случае, благоразумие требует, не противится власти и не осуждать себя на бездейственный покой, на котором привыкший к деятельности может найти одно беспокойство»(7).
    Был ли Макарий на самом деле доволен Архангельском – неизвестно, но, по крайней мере, он писал новгородскому губернатору следующее:
«Вот, наконец, пришлось мне писать вам с Северной Двины. Впрочем, Архангельск не чужой Новгороду. Здесь большею частью выходцы или переселенцы новгородские. Я настоятельствую в монастыре, основанном новгородкою Марфою Посадницею, и пользуюсь от оного немалыми крупицами. Вы удержали меня от покоя – сердечное вам спасибо, да и здесь в сравнении с орловским управлением покой. Городом и своею обстановкою я доволен. Собор и обеспечение лучше орловских. Жаль, что нет своих певчих, плоха и мала крестовая церковь в архиерейском доме и плоховат протодиакон. Но успокаиваю себя тем, что и во всяком городе есть свои преимущества и свои недостатки»(8) .
    О «довольности» Макарий писал и митрополиту Исидору, который в свою очередь сообщал Лерхе:
    «Преосвященный Макарий пишет, что в Архангельске он нашёл более спокойствия, нежели в Орле, и доволен настоящим своим положением и окружающими его. Архиерейский дом, купленный у частнаго лица, требует некоторых приспособлений, но это не важное дело»(9) .
Затем, в письмах к Лерхе Макарий переходит как бы к обратной мысли о своём положении и сетует на то, что его долго не убирают из Архангельска:
    «Летом был в Соловецком и Сийском монастырях. Виделся здесь с обер-прокурором, раз до пяти говорил с ним о ссыльных прошлаго столетия, по поводу ссыльных его предков в Соловках, а о ссыльных настоящаго времени не начинал говорить, чтобы не растрогать его. Губернатором я очень доволен, равно и всеми. Да, позвольте, к этому добавить, что я доволен был и везде, где служил, и мною были довольны, кроме вошедшей в прекословия и противления орловской консистории, нашедшей протекцию в родных около Синода. Если переведут меня в лучшую епархию, скажу спасибо. А если не переведут, запишу в памятной книжке, что было время, в которое давали силу и значение анонимным пасквилям и противлениям подчинённых. С этою записью и отойду мирно от мятущагося мира»(10) .
    «Скоро два года моему перемещению, но движения не видно. Должно быть, крепко привязали меня к Архангельску. Хотел перейти во Владимир, и всё около Москвы говорило в мою пользу. Но верно не всегда голос народа оправдывается подобно гласу Божию. В Орле не перестают роптать обо мне и не ведают причин моему перемещению»(11) .
«Вот уже третья Пасха приближается моему проживанью в Архангельске, а надежды пока не видно к возвращению моему в пределы московские. Верно, так Богу угодно. Но до конца жизни не буду забывать вас и дряхлеющаго вашего Новгорода. Не думайте, чтобы я духом унывал. Я всегда равен себе и везде пользуюсь благорасположением. Вакансия теперь для меня есть, но время не приспело и не охладило вражды. Подождём и попросим: просящему рано или поздно даётся»(12) .
    Чрез два месяца после этого письма, Макария перевели опять в нижегородскую епархию, из которой он не без удовольствия писал Лерхе:
    «Выехал я их Архангельска 15-го июня и со всеми плаваниями и остановками путешествовал 17 дней. В Нижний приехал 3-го июля. Здесь не Архангельск. Дел так много, что не остаётся свободной минуты, особенно на первый раз. Впрочем, всё пока вокруг меня хорошо, а дальнейшую судьбу свою предоставляю воле Божьей. 15-го июля ожидаем к себе графа Игнатьева. Тогда начнётся и ярмарка. Архангельскому губернатору пришлось во второй раз(13)  провожать меня в Нижний чрез 13 лет»(14) .
    Чрез 6 лет в Петербурге стали носиться слухи о новом перемещении Макария. Об этом уведомил его Лерхе, занимавший тогда уже пост сенатора, причём указывалось на такую епархию, которая не считалась выше нижегородской. Макарий взволновался и снова задумал проситься на покой. Он писал Лерхе:
    «Приношу вам величайшую благодарность за письмо и сообщённыя в нём сведения. На днях напечатано даже в «Свете», что я перемещён на место Аполлоса в Вятку. Если это, правда, то, кажется, изберу покой в одном из нижегородских монастырей. Всех епархий не переездишь. Из Нижнего не хотелось бы двигаться. Здесь у меня не кончен ещё приют, устрояемый на мой счёт, и не совсем упрочена богадельня, устроенная моими трудами. Мне уже двигается под 70 лет. От нынешних забот и хлопот епархиальных может поневоле сократиться жизнь. Одобрите-ли моё желание покоя в случае перемещения в Вятку? Другое дело бы Воронеж. А Вятка вроде ссылки, каковою она и была для новгородцев при Иоанне III и IV»(15) .
    Действительно, Макарий был переведён епископом Вятским и Слободским. Лерхе послал ему письмо, проникнутое глубоким сожалением о том, что ему, на старости лет, приходится делать служебные переезды, а главным образом, как сам чуткий к нуждам ближнего, со-жалел, что Макарий оставляет в Нижнем незаконченными благотворительные дела. Епископ искренне благодарил сенатора за сочувствие к его перемене, и писал:
    «Откуда произошёл внезапно разразившийся над моею головою удар – неизвестно. После, может быть, узнают и скажут во услышание. Во всяком случае, теперь повсюду, при каждой встрече, вопль и рыдание, особенно между гражданами, не понимающими причины перевода. Начинаю собираться в Вятку и нужно поскорее, иначе не доплывёшь до новой епархии, за обмелением реки Вятки. А тут ещё горе с Казанью. Велено ехать на съезд архиереев. Но у меня от потрясенья и голова не работает. Да от кого я буду говорить – от Нижняго или от Вятки? Последней не знаю, а первый оставляю. Хоть бы милость мне поражённому сделали от Святейшего Синода в освобождении меня от казанского съезда. Да и некогда. Я должен собраться и явиться в свой епархиальный город, а потом в Казань. Но я ведь не железный. Попросите за меня об этом владыку, чтобы он предложил Синоду об избавлении меня от казанского съезда по случаю перемещения моего в другую епархию»(16) .
    Лерхе ходатайствовал пред митрополитом Исидором, чтобы не беспокоили Макария съездом, и при этом спрашивал о причинах перемещения его в Вятку, которое состоялось вопреки его, Макария, желанию. Митрополит ответил:
    «Желание преосвященного Макария об освобождении его от поездки в Казань, для совещания с прочими епископами, по делам епархиальным, исполнено в сегодняшнем заседании Святейшаго Синода – от поездки в Казань освободили его. Перемещение в Вятку действительно принято им неравнодушно. По свойственной ему живости характера, он тотчас написал мне, можно ли ему проситься на покой? Я ответил ему: кто идёт по своей воле, а не по указанию Промысла Божия, тот нигде покоя обрести не может. Совет мой принят им – и он решился ехать в Вятку. В переводе его нет никакого унижения. В Вятке служи-ли Серафим, бывший митрополит петербургский, Кирилл, бывший ректор Московской Академии и архиепископ подольский, и Нил ярославский, которые всегда отзывались, о сей епархии с особенною похвалою.
    Конфиденциально прибавлю, что этому перемещению много содействовал один из нижегородских администраторов, который, бывши в Петербурге, характеризовал его неблагоприятно, находя обращение его с народом не совсем приличным для архиерейского сана и слишком популярным, а потому не назидательным. Нельзя не согласиться, что по свойственным ему порывистым в разговорах приёмам, не вся-кому может нравиться такое обращение архиерея. Охота ездить по купеческим домам, даже раскольническим, доставила администратору случай лично удостовериться в неприличии, унижающем сан, именно на обеде богача-раскольника. Жалкая привычка!»(17)
    Настоящее письмо дало полную возможность Лерхе сообщить Макарию, «откуда произошёл разразившийся удар». Макарий благодарил за известия и в своё оправдание приводил следующее:
    «Если ещё будет речь о расколе, то говорите прямо, что я с ума ещё не сходил и не намерен сходить. Это одна выдумка администратора с подручным Губиным, чтобы поразить и убить меня жизненным вопросом о расколе. Напротив, первые тузы нижегородские, по карману и расколу, Блинов с женою и Бугров, убеждены были мною отправиться в Киево-Печерскую лавру. Я просил наместника показать им святыню киевскую, а наместник представлял их, как именитых лиц, владыке Платону. Он долго беседовал с ними и, может быть, помнит об этом посещении. В последнее время я надеялся богача Бурова с городецкою часовнею обратить в единоверие. Раскольники любили меня за доброту души и искреннее благожелательство. Только те не видят во мне добра, кои сами его не имеют. Хотел бы я вернуться в Нижний и не только потому, что я с ним знаком 43 года, но и потому, что там не приведены к окончанию начатыя мною благотворительныя заведения. Возвращения моего желают все благомыслящие, но желания своего не выражают начальству, находясь под ближайшею властью»(18).
     Затем, на перемещение в третий раз на нижегородскую кафедру Макарий потерял всякие шансы, но перейти в иную епархию он не питал надежды, что новая епархия будет дана ему лучше вятской. Словом, Макарий очутился в том положении, когда все средства на перемещение израсходованы, и выбраться из Вятки в лучшую епархию не представлялось возможности. Он писал Лерхе:
    «О движении своём стыдно и совестно поминать владыке, равно и вам. Да и какое движение? Как бы ни переменить кукушку на ястреба? Нижний сделался для меня как бы своим, а другие города будут чужие, к коим нужно привыкать. Полагаюсь на судьбу Божию и на волю начальства, переместившаго меня в глухую страну»(19) .
    Не прошло и года, как неуживчивый епископ снова принялся хлопотать о перемещении. На этот раз он просил Лерхе замолвить словечко митрополиту Исидору насчёт Курска, а пред владыкой повёл в некотором роде политику; Макарий заявлял последнему, что, по переводе его в Курск, он вскоре уйдёт на покой. Однако, ничто не помогло. Митрополит Исидор писал Лерхе:
    «По докладу Святейшаго Синода, утверждённому государем императором, в Курск перемещён подольский епископ Иустин, на его место, в Подольск, рижский епископ Донат, а на место последняго мой викарий Арсений, епископ ладожский, ректор здешней академии. Поводом к такому передвижению служили условия местных епархий.
    Жаль, что преосвященный Макарий исполнит своё намерение и удалится на покой. Я не понимаю, для какой цели он желал быть перемещённым в Курск, если предполагал вскоре, по перемещении, удалиться на покой. Если не хочет больше нести архиерейское иго, для чего-ж перемещаться на другую кафедру?»(20)
    Этим письмом переписка оканчивается. Какую епархию получил Макарий после вятской – у нас сведений нет, но известно, что он не оставлял архиерейской службы до самой смерти и умер в 1895 году архиепископом Донским и Новочеркасским, собираясь, таким образом, на покой около 20-ти лет и особенно тогда, когда его переводили в худшую епархию.

          [Источник: «Русская Старина». 1899. Июнь. С. 618–626]

     Публикация подготовлена А.Н. Одиноковым – краевед, Великий Новгород.

Примечания:
(1) - Материалом для статьи послужили письма Макария и митрополита Исидора к Э.В. Лерхе.
(2) - Эдуард Васильевич Лерхе (1823 - 1882) - дважды назеачался губернатором Новгородской области (1857 - 1862) и (1864 - 1882), тайный советник, сенатор, - А.О.
(3) - Николай Павлович Игнатьев.
(4) - Из письма 23-го декабря 1876 г.
(5) - Тогдашний министр, граф Д.А. Толстой.
(6) - Из письма 1-го января 1877 г.
(7) - Из письма 10-января 1877 г.
(8) - Из письма 19-го марта 1877 г.
(9) - Из письма 9-го апреля 1877 г.
(10) - Из письма 14-го декабря 1877 г.
(11) - Из письма 18-го декабря 1878 г.
(12) - Из письма 24-го марта 1879 г.
(13) - В первый раз Макарий служил в Архангельске по педагогической части.
(14) - Из письма 13-го июля 1879 г.
(15) - Из письма 8-го июня 1885 г.
(16) - Из письма 18-го июня 1885 г.
(17) - Из письма 26-го июня 1885 г.
(18) - Из письма 7-го января 1886 г.
(19) - Из письма 5-го сентября 1886 г.
(20) - Из письма 1-го апреля 1887 г.