Глава 12.
- Пожалуй, я отправлюсь в рубашке, - сказал Иван Иванович снимая с себя пиджак и протягивая его Маше.
- Не холодно будет, Вань? – спросила Маша. Свободной рукой она забрала пиджак, а другой продолжала удерживать маленькую девочку. Та забавлялась-удивлялась простому действию - сцепляла и расцепляла пальцы рук.
- На улице жара, - ответил Самохвалов и посмотрел вниз, под ноги. Улыбнулся, наклонился и потрепал по русой голове такого же маленького мальчика. – Правильно я говорю, боец?
«Боец» нетвёрдо стоял на ногах, вернее смешно раскачивался из стороны в сторону, словно пританцовывал.
- Передавай привет Степану Степановичу и его супруге...
- Обязательно, - он поцеловал Машу, потом дочку и вышел за дверь.
Маша закрыла дверь, поставила девочку на ножки и прошла в спальню. Там она открыла платяной шкаф и повесила на плечики пиджак Ивана Ивановича, потом взяла стул и придвинула его к шкафу; встала на него, открыла верхние створки и глубоко запустила руку в самое нутро какого-то тряпья: стопки со старой одеждой, коробки, кульки, вещи, короче предметы вовсе не первой необходимости. Откуда-то из глубины она достала совсем небольшую коробочку, открыла её и на минуту задумалась: «Как я счастлива, что мы до сих пор вместе, я люблю его, а он любит меня и мы...»
- Ма-ма,.. - оборвал голос дочери снизу.
- Сейчас доча, - отозвалась Маша. Двумя пальцами она быстро достала какую-то костяную фигурку изображавшую рукопожатие, быстро поцеловала её, и так же в обратном порядке занесла, вернее, решила уложить её в коробочку и спрятать в тряпичную начинку шкафа, но передумала - задержала и спрятала в руке, бросив наверх одну другую начинку - пустую коробочку. Спустившись с этой фигуркой со стула спросила:
- Что, моя хорошая?
- Что в луке? - с акцентом спросила 3-х летняя девочка. Акцент, просьба не обязывали к ответу, и не давали акцентировать, что именно у женщины в руке. Мать и так хорошо знала, понимала что именно.
- Секрет, доча, - ответила женщина и подумала: "Возможно когда-то и она поймёт что-то важное в жизни, как и её собственная мать".
- Когда нибудь ты всё узнаешь. Иди к братику…
На этих словах она положила нэцкэ именно в карман того пиджака, что снял и не стал одевать Самохвалов с утра. Пиджак был когда-то новый, модный, в котором любил щеголять в учреждении мэр Самохвалов. Другие были сейчас времена, да и сезон уже не тот - действительно жара.
Естественно это была та пропавшая нэцкэ мэра Самохвалова, что когда-то потерял или думал, что потерял или украли сам Иван Иванович. Позже он догадался, где безделушка, узнал-увидел своим «волшебным глазом», но это превратилось и в его тайну тоже – счастливую тайну, ибо, как говорил знаменитый писатель «Самое большое счастье в жизни – это уверенность, что тебя любят». Нэцкэ взяла у него Маша, тогда на правах ещё обыкновенной любовницы. Она вытащила её из кармана пиджака мэра Самохвалова, можно сказать украла. Все это время она хранила её у себя дома, регулярно доставала и... целовала. Со временем эти детские, а если не детские, то серьёзно запоздавшие и по возрасту и по развитию наивные манипуляции, этот некий древний ритуал, и сама безделушка превратились для неё в своеобразный талисман и святыню, её двойную тайну: её нечестный поступок - кражу, и её святыню. Тогда ей показалось, что завладев этой вполне невинной с виду игрушкой, она вместе с ней завладеет и самим сердцем любимого ею Ивана, некогда недоступного её начальника, обретёт, соединит, свяжет с ним свою жизнь, попросту привяжет его к себе. Так вскоре и произошло как подтверждение её простой гипотезы, наивной надежды и веры, а эти девичьи поцелуи статуэтки, этим нехитрым ритуалом, она лишь сохранила обретённое ею счастье и более того конкретно сохраняла своего Ивана от всех бед, напастей и прочих неприятностей, оберегая даже и его лучшего друга, бывшего сослуживца Степана Хваленко.
Она увидела, но не узнала ту большую копию - двойную глиняную скульптуру в подвале мэрии, побывав там на правах обычной посетительницы среди прочих жителей Н. Разумеется, там была уже другая двойная скульптура, вернее другие лица на той же самой. Так, по крайней мере увидела Маша и так показалось не одной ей, а многим посетителям открывшейся терракотовой комнаты. Мы не будем описывать дальнейшую судьбу Маши. Всё сложилось у ней хорошо, как она того и желала, - для того она родилась и жила.
Так, одну, а вернее один персонаж мы уже пристроили.
***
- Что дружище, возделываем свой сад? - обратился Иван Самохвалов к Степану Хваленко. - Привет! - пожал ему руку.
- Привет Иван, проходи, - рукой показал-пригласил он друга за небольшой столик в маленькую беседку, напоминающую скорее навес над небольшим столиком. – Вольтер заповедал нам возделывать каждый свой сад, вот стараемся, как можем возделываем...
- Огурчики-помидорчики сажаем...
На днях они, сначала Степан, а затем Иван, которому он передал «новую» книгу, по очереди прочитали роман Вольтера «Кандид или оптимизм», где главный герой после всех жизненных перипетий остаётся, останавливается на земле - возделывать свой сад. Для наших больших в прошлом начальников эта книга, точнее её смысл означал, символизировал завершение и их мытарств, а в последние дни стал фактически буквально "руководством" – наступила весна – горячая пора в саду-огороде.
- Твоя рассаду с подоконника вынесла? – поинтересовался Самохвалов у Хваленко, имея виду заботы его супруги о помидорной рассаде. - Пора выносить на свежий воздух, "закаливать".
Он впрочем, мог и не спрашивать, знал и так своим «другим» зрением.
- Да вот же она, - показал Степан ящики с рассадой, которые стояли вдоль заросшей травой земляной дорожки. – Третий глаз не нужен, сам чуть не споткнулся. Ха-ха-ха!
- Моя, кстати, привет тебе передаёт и супружнице твоей…
- Принимаю привет, - сказал улыбающийся Хваленко и сложил вместе ладони, изогнув их лодочкой, словно принимая подношение, а более наглядно милостыню, - и передаю, - протянул он ладони Ивану.
- Всё Стёпа юродствуешь,.. - с укоризной засмеялся Иван, - ладно принимаются и твои приветы. Он так же рукой взял и положил в карман невидимый предмет из рук Стёпы, как это делают в своих представлениях мимы.
- Вань, я вот о чём с тобой поговорить хотел, - начал уже серьёзный Степан. – Ведь это не дело так рано себя в грядках закапывать, хоронить, а?
- А никто и не хоронит...
– Я Иван о работе думаю.
- Давай Стёпа рассмотрим твои предложения, - взбодрился Самохвалов и закурил сигарету. – Я тоже кстати подумываю и о тебе и о себе...
В голову ему в последнее время ничего интересного и нужного не приходило, но главное «процесс», как считал Самохвалов. Он тоже в последнее время заскучал без работы, службы. Бывало, находили на него такие дни, а ещё все эти связи, дела, люди, с ними только...
Короче можно только в могилу уйди и там по-настоящему зажить, «сыром в масле понырять» в «процессе» так сказать...
***
Конечно же самое, интересное, интригующее спросите вы: А что произошло с жителями Н, да и вообще с людьми, побывавшими в таинственном подвале, увидевшими, потрогавшими и прочее, загадочные скульптуры? Какие процессы стали происходить в их головах, самом обществе и т.д. и т.п.? Что началось?
Самое интересное в том, что ничего интересного и не произошло! По крайней мере с населением: общество не взбесилось и с ума не сошло, т.е. Армагеддон не наступил, как когда-то предсказывал и предрекал мэр Самохвалов. Чиновникам высокого ранга свойственно раздувать панику, накалять обстановку, вводить всяческие ЧП и разводить прочую жуть.
Всё было спокойно. Поначалу мэр Самохвалов сам даже сильно перепугался – за себя, а после не менее того и приуныл. Как так? Это походило на какое-то страшное заблуждение, обольщение, прельщение, а может даже на хорошо спланированную провокацию. «Как так?» - вопрошал Самохвалов, искушая Провидение, спрашивал и себя и Стёпу.
- Стёпа, я что похож на того киношного Карабаса, а ты на Дуремара? - не успокаивался бывший градоначальник. - Вот ответь мне, бывший и мудрый заместитель?
- Вань, а ты подумай, что в роли Буратино – никого то и нет! Вот самое интересное! – поднимал волосатый палец Дуремар Степан Хваленко. Он философски и к делу вспоминал всем знакомую сказку «Золотой ключик». – Девочка была, а мальчик?.. Мальчик - тю-тю, тю-тю! - крутил он пальчиком.
- А прикинь Степа, Правдин это - Буратино, а Мальвина его любит. Начинал откровенно смеяться Иван Иванович.
- Девочка с голубыми волосами! - мечтательно произносил Хваленко.
- Ты случайно Стёпушка не поинтересовался, где эти самые волосы у ней такие голубые? - не унимался хихикать Самохвалов.
- Да ну тебя Вань, - заливался краской Хваленко.
Ясно, что контакты со статуями не прошли бесследно для психики наших функционеров, а дали такое, явно что-то такое, чего во все века искали философы и мудрецы и прочие прозорливцы и поэты, т.е. в прямом смысле - "будьте как дети" и... прямиком отправляйтесь... в 3 класс средней школы! Вот благодать!
- Ладно, - успокаивался, отдышавшись Самохвалов:
- Скажи, нас что надули, вокруг пальца обвели, чтобы лишить власти?
И тут Самохвалов по новой заводился:
- Прикинь Хваленко, а Катя Бэ вообще настоящая Мальвина, а золотой ключик не что иное, как ключик от её золотой пи*ды!
Тут уже не надо объяснять, что двое бывших чиновника начинали ржать как заведенные.
- Именем короля - отдай ключ! - закатывался Самохвалов.
- Я дам тебе за этот ключ 5 золотых! - кричал Хваленко, потрясая ящиком с рассадой, - 5 ящиков помидорной рассады!
- Пол дачи за ключ! - по типу сказочных "пол царства-государства", давал, перебивая цену, не на шутку развеселившейся Самохвалов.
Но постепенно наши тузы успокаивались. Шла более разумная и рассудительная беседа.
- Я откуда знаю? Может, когда все туда хлынули – в подвал, она сила, энергия и того - тютю, ушла, а может, как электрический ток сократилась, снизилась. Ведь подумай, нас самих сколько знало, заходило туда в подвал, а? – задавал вопрос Хваленко и сам отвечал:
- Единицы знали и заходили, а тут весь город, учёные, репортёры всякое такое. Нет, это как на новогодних гирляндах, много лампочек повесишь, подсоединишь - слабее светят, а если наоборот мало подключишь – ярче, а совсем мало – к примеру одну, две и вовсе перегорят! – отвечал он, не не без намёка на себя и друга Самохвалова.
Он не растерял своей природной мудрости и рассудительности.
- Правдин что говорит? Всё идёт по плану, всё так и должно! Ты что хотел? Перевороты, революции, кровь и слёзы? – спрашивал Хваленко, ссылаясь на авторитет учёного.
- Да вовсе нет, Стёп!
- Ну вот и всё!
Сам Вячеслав Правдин был уже менее занят, свой научный труд он «почти дописал» и иногда они все вместе виделись, встречались. То учёный заходил в гости к бывшему мэру, то Самохвалов вместе со своим бывшим замом навещали его. Правдин по-прежнему тихо и счастливо жил со своей, «с прибабахом» Катей Бэ.
***
Жители Н поначалу были шокированы событием и такой «эпохальной находкой» в здании обычной мэрии. Волнения в городе сами собой прекратились. Люди говорили: «Вот какую тайну скрывал от нас мэр Самохвалов и его зам Хваленко! Насколько скрытные, хитрые и всё-таки непростые люди эти начальники-чиновники! Все они такие - двуличники!» Церковь победно заявляла: «Знайте - всё тайное становится явным!» Люди на улице распевали частушку: «Мэр – лицемер, а его зам – хам!», а некоторые хамоватые граждане даже называли мэра Самохвалова - Самосваловым.
Многие считали, что именно новые, молодые управленцы, люди из народа открыли миру и городу эту сенсационную находку. Некоторые утверждали, что старый аппарат лепил культличность, чтобы в конце концов явить жителям и миру подтверждение происхождения своей неземной власти, т.е. неземного происхождения власти и прочей «богоизбранности» - они «чудесным образом» видели в двойной скульптуре лица Самохвалова и Хваленко, другие же наоборот говорили: «Да вы что? Ведь это вылитые Хватов и Быстров!» Были даже дебаты и споры.
В общем мнений как по скульптурам, так и по лицам на скульптурах было превеликое множество, даже проще, прикольней было бы сказать так: Сколько людей видело глиняных людей, столько было и мнений-предположений, гипотез и теорий. Это не считая того, что один житель мог запросто склоняться то в ту, то в другую сторону, причём не раз за один день.
Некоторые конечно увидели, почувствовали от скульптур некую "мистику", "энергию" и "силу", но выставлять себя на посмешище не решались. Многие тихо наслаждались открывшимися способностями, а другие просто ходили, заглядывали в подвал, следили не хуже знаменитого Дориана Грея, как меняется "его" статуя или они сами меняются-изменяются, или наоборот и т.д. и т.п. Официальные учёные и деятели культуры исследующие находку, пришли к выводу, что скульптуры «весьма неплохие копии» известных когда-то мастеров эпохи ренессанса, классицизма, модернизма и прочего соцреализма. Причём некоторые из скульпторов были ещё живы, их разыскали по стране и они подтвердили, узнав свою «руку». Но конечно, все - и мастера, и учёные удивлялись, тому, что они собраны вместе и расставлены так сказать по рангу – "любопытному ранжиру". Но кому и зачем это вообще понадобилось? Собирать скульптуры по всей стране и расставлять, они на это ответить затруднялись. Больше удивлялись и смеялись над такой выходкой молодые люди от искусства. Они называли это - офигенный перформанс.
В терракотовой комнате был наведён порядок, "ремонт", не хуже чем в знаменитых музеях мира, а перед этим там были отреставрированы и отремонтированы все скульптуры. В частности и та, неизвестного служителя порядка - на ней было заново изготовлено оружие. Тот сломанный, а на следующий день уже целый пистолет, когда то обнаружил мэр, напугавшись сам и напугав своего зама. Для них уже тогда, в то время, само время (здесь не научный и словесный каламбур), нарушило свой естественный ход, показав им целое - некую "вечность" - дав заглянуть в оформленное "будущее", куда входило и восстановленное "прошлое". В то - "настоящее" время, они и представить себе не могли всех фокусов самого времени. Уже тогда мир для них начал необратимо меняться.
Было поручено расследовать «происхождение» скульптур и сверхсекретному ведомству, тому, где работал полковник - агент Андрей Следопытов. Перед своим начальством он весьма скептически заявил о «нецелесообразности данного расследования», а попросту отказался от «загадочного задания», доверив дело другому, более «загадочному» сотруднику, а после и вовсе уволился из ведомства – ушёл в запас. Но с ним мистика не закончилась, а только начиналась. О чём ещё будет.
Интересней то, что стало происходить в городе, а точнее общественной жизни после смены прежнего руководства, после так называемых кадровых перестановок. Вернее - ничего интересного не произошло. Всё вернулось, постепенно стало возвращаться, как говорят на круги своя. Молодой мэр Василий Васильевич Быстров и его новый, но всем хорошо известный первый заместитель Николай Николаевич Хватов, оказавшись у власти и увидев (уже видел) «возможности и перспективы» стали стремительно богатеть и жиреть. И если жителям Н когда-то стало "скучно жить и работать", то теперь им не некогда было скучать и печалиться. Вася и Коля «развеселили» их, особенно Коля, знакомый с «привычными и обычными методами». Эти парни из народа крепко закрутили гайки своему народу. Как часы стала работать хорошо налаженная и отлаженная ими полицейская система. Жители с ностальгией начали вспоминать правление и хозяйствование старого мэра и его зама. И встречая их на улице, плакались и жалились им о своей не лёгкой доле и жизни. Предлагали вернуться, "снять бремя", "облегчить ярмо", "взять бразды правления", "вспомнить старое" и т.д. и т.п. Самохвалов знал, что это невозможно даже теоретически, не говоря уже про технический и практический момент. Но он ошибался и в теоретическом и практическом «моменте». Его бывший зам оказался намного прозорливей - правда практически, а вот теоретически и вовсе помогла женщина, но правда косвенно. Ну вот, не хотел, а карты приоткрыл.
А так Иван Иванович и Степан Степанович были рады, что наконец освободились от службы и наслаждались наступившей свободой.
***
Стёпа Хваленко, как и все дети в школьном возрасте мечтал совершить какой нибудь подвиг. И если это естественное желание с годами проходит у каждого жаждущего любителя этих самых подвигов, т.е. граждане находят подвиги во вполне мирной жизни и деятельности, то Степан Степанович можно сказать бредил и жил этими подвигами до самых седин, а может продолжал бы и дольше - вплоть до самой смерти, не свершись этот подвиг как раз вовремя.
Хваленко размышлял.
«Разве это подвиг всю жизнь быть преданным начальству, как пёс своему хозяину? Вот если спасти начальство, умереть за хозяина! Совершить настоящий, как на войне или вполне мирный подвиг, но не такой мирный, как к примеру что нибудь, да где нибудь построить, типа возвести величественное или выкопать грандиозное, раскопать новое и закопать старое, нет, совершить настоящий подвиг, такой, как спасти друга, жизнь человека!»
Он с детства много читал, а в последние годы вообще, как выражаются, и вовсе - запоем и везде ему грезились эти самые подвиги, где он находил их - новые и старые, и они причудливо переплетаясь и с его жизнью и персоной, смешивались и с жизнью самого спасаемого, т.е. объекта спасения, правда весьма нелогично по времени и месту. Степана Хваленко это совсем не смущало, как порой совсем не смущает разница в возрасте безумно влюблённых в друг друга людей. Тут разницу просто не замечают, либо же порой не придают этому особого значения в отличии от всяких любопытных, щепетильных и корыстных глаз родственников. В подвигах абсолютно тоже самое, это сильные поступки и страсти, порыв. Они подобны влюблённости и поэтому совершающий подвиг весьма не думает, что совершает его, т.е. подвиг как осмысленное действие и поступок с большой буквы. Но это когда совершает, в момент так сказать свершения, а ни в коем случае «до», и уж тем более «после» момента. Тут уж "после" много надуманного – особенно похвала и прочая слава.
Вот он Степан карабкается по отвесной скале со своим напарником, совершает подъём-восхождение на высокую гору, куда не «ступала нога» и «не бывала душа». Уже видна снежная вершина и вот напарник, зазевавшись, а может и просто оступившись - падает, соскальзывает, катится-кувыркается с обрыва, и... чудесным образом повисает на верёвке над бездонной пропастью, они с напарником как водится связаны одной верёвкой-тросом. Степан сам держится из последних сил, кричит другу: «Держись, крепись! Я вытащу тебя!». Но напарник отвечает, эхо доносит: «Я думаю, это конец, Стёпа! Передай жене, детям (невесте, любовнице, маме, папе, друзьям и другие варианты) что я люблю их и буду любить вечно!» Т.е напарник в открытую прощается с жизнью, а самое страшное с ним – с его лучшим другом. «Не вздумай так говорить! Слышишь! Я вытащу тебя! Слышишь?! - эхом отвечает бездне Стёпа, и словно делая вызов этой бездне, снова кричит: Я спасу тебя! Вот увидишь!» И делает безуспешные попытки подтянуть трос, руки стираются в кровь, кольца-карабины трещат и он понимает - это всё... А напарник сам понимает, а точнее уже раньше Стёпы понял, он теряет самообладание, достаёт нож – хочет перерезать верёвку, чтобы хоть друг не погиб и не ушёл-упал с ним в бездну, остался жив и передал жене, детям (варианты) как он их любит и любил до последнего, и даже в такой момент, умирая чёрте где помнит о них и желает им счастья, здоровья, любви, светлого неба над головой (вариантов много). И главное, чтобы по нему не скорбели после его смерти, даже не вздумали скорбеть, но всегда вспоминали как героя и победителя, выпивая в его честь и произнося возвышенные тосты. В такие минуты сам Стёпа хорошо представлял себя на месте напарника. И вот напарник заносит-подносит к верёвке нож и... «Постой, - доносит эхо, - это кричит Степан, - есть надежда! Есть!!» Он достаёт из за пояса какой то специальный молоток, а из карманов какие-то специфические гвозди-дюбеля, карабины-зажимы, начинает сам, причём еле держась за скалу, забивать, закреплять, завязывать, щёлкать и подтягивать и вот... - напарник спасён! Он жив и не вредим! Вот он - подвиг!
Нет, решает Стёпа. Вот если мы с Иваном (в роли друга, напарника всегда фигурирует Иван Самохвалов)... Он представляет, как теперь они на войне, в какой-то горячей точке, в окопе и их отряд уже весь перебит, все вокруг мертвы, и только они ещё живы и держат оборону наших. Они уже не спят несколько суток, силы и патроны на исходе, а тут ещё враг обошёл их с тылу и вот тут... Степан видит, замечает... Враг, какой-то вполне определённый солдат - белобрысый и прыщавый парень, подкрадывается к Ивану, когда тот этого просто не замечает, даже не подозревает - он вовсе не смотрит по сторонам, а из винтовки, экономя последние патроны ведёт прицельный огонь по противнику. И вот этот конкретный враг, солдат, какой-то белобрысый, неприятный парень хочет кинуться, прыгнуть в окоп, чтобы взять упрямого бойца в плен, вообще хочет пленить их, настоящих героев, взять живьём, чтобы привести в штаб к своему начальству, т.е. по сути, тоже совершить подвиг - только на на свой лад. Но он, Стёпа вовремя замечает врага и его «подвиг», видит это и кричит изо всех сил: «Ваня, сзади!». Тут вражеский солдат поднимет свой автомат и хладнокровно стреляет в бойца Степана Хваленко, а Ваня в это время успевать развернуться вместе с оружием и закалывает, буквально насаживает врага на штык винтовки и кричит: «Получи гад!». Ваня, спасён, его успел предупредить об опасности он - Стёпа, но теперь сам он умирает. «Стёёё-паааааааа!!» – кричит Ваня и кидается к боевому товарищу, который истекая кровью, ценой своей жизни и т.д. и т.п. шепчет и показывает на врага, намекая на его оружие и боеприпасы: «Ваня, у него автомат... отомсти... за меня...» Ваня в ярости хватает автомат убитого им вражеского солдата: «Гады!» - кричит он, и начинает ловко косить и поливать огнём уже близко подошедшего неприятеля, трупы валятся штабелями, наше подкрепление прорывается к окружённому и расстрелянному отряду, Стёпу в госпиталь, выживет или нет...
"Нет, - морщится Хваленко, вспоминая, что войны уже давно нет, а подвиг должен быть непременно мирный. Он делает вывод: Не то. А если так?" – спрашивает себя Степан и уже представляет.
Вот по арктической (антарктической) пустыне идёт экспедиция. Она поставила цель и задачу - во что бы то ни стало дойти до Северного (Южного) полюса – покорить ледяную пустыню. Уже пройдено больше половины пути, цель уже близка, вопрос нескольких дней пути, как вдруг, группу отважных исследователей застают сложные, настолько сложные - просто катастрофические природно-погодные явления, обрушивается просто настоящий катаклизм. Начинается невыносимый шторм, обжигающий ветер, пронизывающий холод, группа вынуждена остановиться на несколько дней (недель, месяцев), а может даже и перезимовать, если это слово подходит к вечной зиме. Продуктов не хватает - их в обрез, люди уже поели всех собак и начинают умирать от цинги, сходить с ума, стреляться и вешаться, одним словом остаются двое: он - Степан и Иван. И вдруг погода налаживается, и наконец можно дойти до Полюса и вот поредевшая почти на всех участников, экспедиция решает снова тронуться в путь. И идут в ней только двое, но вдруг выясняется: продуктов хватит только на одного и до полюса дойдёт только один из них. Опять дилемма, но тут решается умереть Степан, чтобы друг дошёл до заветной цели. В результате долгих препирательств и доказательств, что именно он должен умереть, он отдаёт другу последнюю консерву (сайку хлеба, пачку сигарет) и бесстрашно ложится умирать (медленно засыпать) на снег-лёд. Словно легендарная экспедиция Роберта Скотта погибает, но даёт другой, не менее легендарной, экспедиции Амундсена первыми достичь полюса и ветвь первенства и тд. и тп. Друг смотрит на замерзающего товарища, как тот ценой своей жизни жертвует своей славой. Он льёт слёзы, которые сразу же осыпаются подобно граду на коченеющее тело товарища. Его мозг ещё жив, разум не потушен, язык послушен: «Иди Ваня! Дойди...» Закрывает глаза. Он совершил подвиг! Оставшийся из всей экспедиции последний полярник даёт короткую клятву мёртвому другу, разворачивается и смело...
"Не то, - снова повторяет себе Хваленко, прекращая грезить в кресле под лампой, - какой Амундсен, собаки и консервы? Подвиг непременно должен быть в наши дни!"
***
- Стёпа, какая полиция, ты что рехнулся? – спросил Иван друга.
- Да, на даче-огороде только и можно, что рехнуться! – неприятно ухмыляется Степан.
Хваленко издалека, жалуясь на безденежье, скуку, и прочую нужду, приводил убедительные аргументы идти в полицию. Нет, вовсе не жаловаться. Да и на что? Они уволены столичным начальством, им подарили дачи, назначили пенсии - всё законно. Просто бывший зам предлагал своему бывшему шефу Самохвалову идти работать в полицию.
- Ну вот как ты себе Стёпа это представляешь, а? Объясни.
И сам не дожидаясь объяснения, бывший мэр начинал расписывать службу в органах:
- Вот, выходят бывшие мэр и зам и начинают в форме гулять по городу, размахивать дубинками... Да люди со смеху покатаются!..
- А вот и нет Ваня – наоборот! Ты представь какой почёт, уважение, - начинал другим тоном с «почётом и уважением» расписывать Хваленко возможную службу в органах. – Ты только представь: два степенных стража порядка, типа дореволюционных городовых идут по улице, нас знают, узнают люди, подходят, здороваются, кланяются, мы справляемся о здоровье, нам отдают честь...
- Нет, что-то не то... Не то.
- Ты не понял, сейчас авторитет наших щенков вообще на нуле, а тут мы, да ещё на людях,.. - говорил Хваленко, рисуя картину почти живописную, как им кланяются люди, прося защитить, вступиться, вмешаться, разобраться, наказать и прочее.
- Если работа, то можно какую-то и другую,..
Самохвалов задумался. Если честно, то ему тоже надоело ходить на дачу или седеть у телевизора с семейством.
- Я уже всё продумал,.. - начал Хваленко.
- Продуманный ты...
Самохвалов вдруг задумался пристально посмотрел на Хваленко, рассмеялся и выдал свой ответ:
- На подвиги потянуло? Ха-ха-ха!
- Какие подвиги в наше-то, мирное время? – отмахивается Хваленко. – Вот посуди, - не обращая внимание на шутки-подковырки бывшего мэра стал перечислять бывший зам: В вооружённых силах служили – раз, - Хваленко загнул палец, - в неплохой физической форме – два, - он попрыгал на месте и даже сделал пару приседаний, - и наконец (он наконец отдышался) самое главное мы работали в системе власти, даже вообще ого-го, - тут он поднял палец вверх, - побывали на её вершине!
- Вот это то «побывали на её вершине» как раз и есть не «ого-го», а самый настоящий позор! – сказал Самохвалов.
- Наоборот Ваня! – стал заверять Стёпа. - Мы так сказать, решили увидеть своими глазами весь путь власти от самых нижних её ступеней, как раньше помнишь, писали в газетах: «он прошёл от простого токаря до директора завода», а у нас с нижней ступени до... там где мы уже были. Только в обратном порядке...
- Не Стёп, что-то не то... Может какую другую работу? – спросил мэр.
- Ну какую? Я лично ничего особо делать не могу,заниматься... – ответил Стёпа, - но и дома сидеть тошно, огород копать...
- Да я если честно такой же, персона нон грата...
- Давай Иван пойдём в полицию, - не отступался Степан, - поработаем, а надоест, сразу уволимся – это не долго – там не держат.
- Да я даже не знаю,.. – уже колеблется Иван, - да и возраст...
- Это ерунда, - заверил Хваленко, всё просто, я уже разговаривал с соседом по даче, он майор полиции, он объяснил, а нас возьмут... С удовольствием даже возьмут...
Степан Хваленко объяснил, доказал, оправдал достоинства службы в правоохранительных органах и на следующий день два бывших крупных управленца пошли устраиваться на службу в полицию. А что, дома сидеть на пенсии?
А где ещё в наши дни можно быстро и качественно совершить какой-нибудь подвиг? Только в полиции! Долго думал и пришёл к выводу бывший зам перед визитом своего бывшего шефа. Хваленко был мудр.
***
- Так, господа, - весело объяснял и наставлял двоих новичков другой господин – майор полиции, - сегодня у вас патрулирование в районе…
Он назвал один из отдалённых районов Н, его окраину:
– Знакомы те места?
- Ебстественно товарищ майор, - не менее весело ответил сержант Самохвалов, постукивая резиновой дубинкой по голенищу шнурованного ботинка. Он пребывал в какой-то эйфории, как иногда прибывают в ней служивые люди, да ещё в определённые дни, в какие-нибудь свои специализированные праздники, типа дни родов войск и прочие ДМБ, – Стёпа, а тебе идёт форма!..
- Так точно! – отчеканил сержант Хваленко, то ли майору, то ли Самохвалову, на его комплимент, что ему идёт форма, то ли подтвердил, что форма ему действительна шла. На самом деле всё это было не нужно Степану. Он был по настоящему рад – впереди открылось целое поле для подвигов! Совершай - не хочу!
- Ну с Богом! – благословил новый начальник на первое своё дежурство новичков. – Прошу господа, не устраивайте вы эти представления, шоу, - по доброму советовал майор. – Я представляю, какое может начаться столпотворение, ведь вы так знамениты, известны… Он с благоговением смотрел на подчинённых, задумался и вдруг выпалил:
- Эх господа, завидую я вам! Честное слово! Белой завистью – завидую! Эх-рас-тудыть-твою- тудыть - завидую! - махнул рукой майор.
-Уууух-нем! – басом ухнули новички-сержанты Самохвалов и Хваленко. Второй действительно не ошибся – первый день и сразу - подвиг! Да ещё какой!
***
- Ваня, уйди от него в сторону! – кричал Степан Хваленко, метясь табельным оружием.
В Самохвалова вцепился какой-то обезумевший парень. Точнее он вцепился не в самого Самохвалова, а в его кобуру у него на поясе.
- Отдай мудак пушку! Отдай по-хорошему! - кричал неизвестный.
- Ах ты сука такая, проклятая!.. – приговаривал Иван и бил то кулаком, то дубинкой по голове напавшего на него молодчика.
- Ваня, в сторону! – кричал Хваленко. – Я его!..
Картина была более чем комическая. Во время патрулирования города, где за ними ходила целая толпа зевак, Самохвалов попросил всех разойтись. Он намеревался сходить в кусты – "отлить". Они со Степаном уже сбились со счёту сколько выпили бутылок пива. И вот зайдя в кусты, произведя туалет и выходя оттуда, на него напал «злоумышленник». Со словами «отдай пушку, мент поганый, она моя» он железной хваткой вцепился в кобуру «мента». Самохвалов словно медведь с вцепившейся ему в задницу борзой вывалился из кустов. Хваленко по началу был шокирован. Мало того что «нападение при исполнении» на «представителя с целью завладения» и всё такое, так ещё нападавшим оказался не кто иной как «щенок» Хватов! (Хваленко откровенно не долюбливал приемника)
- Иван в сторону! – кричал Хваленко. Он метился.
Самохвалов понял, что собирается сделать напарник, но сам ничего не мог поделать – щенок действительно словно прилип к кобуре и соответственно к заднице немолодого сержанта. Тут Самохвалов сам расстёгивает кобуру, достаёт табельное оружие и со словами: "Лови пушку!", отбрасывает в сторону на несколько метров злополучный пистолет. Нападавший кидается за вожделенным пистолетом, но разумеется даже не успевает взять его в руки. Ковбой Хваленко уже разряжает в него свой. Всё обойму. В голову.
– Получил заместитель, ха-ха?! – интересуется бравый сержант и киношно сдувает остатки порохового дыма.
- Походили в Мудаковых, - задумчиво говорит Самохвалов. - Увольняюсь.
Им не понадобилось даже увольняться, их и так уволили «за превышение» - вмешался «кто-то сверху». Им объяснили, они ещё хорошо отделались, а если парень не выживет (нападавший был в коме), то вполне светит реальный срок. Но парень выжил.
***
- Слава, вот как так?! - спрашивали они у учёного Правдина. - Ведь Хватов жив-здоров и сидит в кабинете, ходит в заместителях, ест-пьёт – как так? Ведь это всё было, происходило когда-то?
Правдин подтвердил, что да, все правильно, это действительно Хватов, но из другого времени, из прошлого - «прекрасного далёка», как пошутил, выразился учёный. Он посоветовал Самохвалову и Хваленко не забивать себе головы, т.к. и сам не всё понимает «что к чему», и что ему самому не понятно «что, да как». А вообще это происшествие вероятно относится к явлению параллельного времени, свойства которого ещё не до конца изучены наукой, либо же произошло некое "расщепление самого времени", но "расщепилось" оно только для первых посетителей терракотовой комнаты. Вместо этого он посоветовал вплотную заняться сельским хозяйством, а именно выращиванием какой-то экзотической приправы (они с супругой и сами подумывают о даче или небольшом участке). Он даже дал какие-то семена этой самой иностранной приправы. Эти семена якобы привезла, дала-подарила подружка Кати Бэ. Она привезла их из одной европейской страны, где эта приправа считается национальной гордостью. Правдин даже угощал этой приправой. Вкус был так себе – Хваленко кашлял и смеялся (приправу надо было в основном курить), а Самохвалов стал наоборот серьёзным – он представил себя одним из мировых экранных портретов, и Правдин тоже «скушавший» эту приправу смеялся над Иваном. Точнее они вместе со Степаном смеялись над Иваном, от чего Самохвалов ещё больше становился похож на этот важный теле-портрет, не на шутку входя в роль. Не иначе готовился к новой должности, а может уже и стал по словам Правдина - "глобально глобализироваться".
Самохвалов живя, занимаясь своими делами: отдыхая с супругой, детьми, работая и отдыхая на своей даче, постоянно находился в ожидании чего-то. Он гадал каким это «что-то» придёт, наступит, явится, как будет выглядеть и т.д. и т.п. Как ребёнок знает, что Новый год обязательно наступит и будут подарки, так и Самохвалов знал, что его ждёт сюрприз - он обязательно будет, наступит, но когда наступит, какой будет, этого он не знал. Иван Самохвалов порой искренне скучал. А что есть искренне скучать, как если - не ждать? Ожидать.
Степан Хваленко уже больше не скучал о работе, т.е. - не мечтал о подвиге, ведь он совершил его, и совершил самый лучший подвиг – спас друга, да ещё на такой «трудной и опасной» службе – в полиции. «Вот действительно, всё - вОвремя и пути Господни неисповедимы!» - думал он, вспоминая странный случай. Он с чувством выполненного долга и с чистой совестью стал возделывать свой сад, как заповедовал великий Вольтер, т.е. вплотную занялся земледелием.
***
Продолжение следует.