Женька-Женечка...

               

Женька стояла посередине двора, подняв руки к небу, и блаженно улыбалась. Ветер обдувал её бледное лицо, лаская нежную кожу, развевал длинные волосы тронутые лёгкой позолотой. Глаза Женьки яркие,  казавшиеся несоразмерно большими на её худеньком лице, смотрели ввысь с каким-то упоением, словно вбирая в себя всю силу начинающей неистовствовать природы.

Воздух стал насыщенным, тяжёлым. Низкие тучи казалось были готовы всем своим грузом придавить это лёгкое воздушное создание, стоящее с поднятыми руками вот так открыто, наперекор стихии. Но Женька словно не чувствовала угрозы, или напротив, прекрасно понимала её, но хотела противостоять и победить. Победить свой страх, свою боль,  безысходность, накопившиеся за последний год.

Столько свободы и решимости было на её лице, что  её мать, Вера Петровна, вышедшая на крыльцо, была озадачена этим неожиданным явлением. Такой странной, непонятной Женьку она не видела никогда. Да ещё и эта зловещая улыбка на пухлых, почти детских губах, совсем не идущая хрупкому, нежному образу дочери.

Вера вдруг  почувствовала дикий страх за дочь, словно кто-то шепнул ей:
-Береги дочь, Вера! Береги...
Она отмахнулась от нехорошей мысли:
-Да что может случится в родном-то доме? Всё плохое, что могло быть — уже случилось.
Но всё же позвала:
-Женька, скаженная, зайди в  дом — сейчас полыхнёт!
-Сейчас-сейчас! - неожиданно весело отозвалась  Женька, ни на шаг не отступая назад.
-Я кому сказала? — строго поинтересовалась мать. - Сейчас же в дом! Ирочка слезами исходит, а она тут грозу ловит... Скаженная.

И сразу же руки Женьки  бессильно упали вниз, голова опустилась на грудь, а глаза упёрлись в землю, делая её лицо таким  с которым она пребывала последние полгода.  В одно мгновения она превратилась из озорной девчонки в успевшую понюхать и понять почём фунт лиха, женщину. По её щеке потекла не-то первая капля дождя, не-то слеза.
Вера Петровна скорее сердцем, чем умом поняла эту метаморфозу. Она кинулась к дочери, накинула на её плечи свою старую вязанную кофту и с силой увлекла  за собой в дом.

А за спиной уже вовсю бушевала гроза — первая, весенняя, ранняя. Раздался сильный раскат грома и Женька кинулась к  детской кроватке, где лежала её  трёхмесячная дочь, прикрывая её своим телом. И Вера с завистью подумала:
-Поди ты? Всё такая же стройная Женька и лёгкая, словно и не рожала...
Сама Вера уже после своего первенца Михаила поправилась больше, чем на десять килограмм, да так и не вернулась к норме. А уж, когда через  семь лет родила  Женьку, ещё прибавила в весе.

Хороша Женька — это не только мать признаёт: и с лица, и фигурой и ростом.
-Не в нашу породу -  в Ивлевых! - признаётся Вера Петровна — Такая же глазастая, рыжеволосая, ладная, как  золовка Нинка — младшая сестра моего покойного Николая.
-И такая же выходит непутёвая, - добавляет сокрушённо. - Сразу после школы укатила в город. - «Учиться хочу дальше!» - заявила с вызовом.

Как Вера Петровна не  противилась — всё без толку.
-Что я здесь делать буду? - настаивала  Женька. - Хвосты коровам крутить, или сопливые носы ребятне вытирать?!  В деревне только одна дорога:  коровник-свинарник, или детский сад. 
-Ну почему же? - не согласилась Вера. - Ещё школа есть... Гараж какой — ни какой.   
-Ты, что, мама, мне предлагаешь идти шофёром? - засмеялась Женька, сверкая голубизной своих глаз.   
-Почему же шофёром? - не поддалась на провокацию мать. - Можно и диспетчером. Или вон поговорю с вашим директором  Владимиром Николаевичем, чтобы он тебя куда-нибудь пристроил. Говорят Марь Николавна на пенсию всё же выходит: хворобы совсем одолели.

-Не хочу диспетчером! - кочевряжилась Женька. - И завхозом в школе — не хочу!
-Так чего же ты, девонька, хочешь? - не понимала Вера Петровна. - Куда тебя несёт? Испокон века мы все здесь проживаем, в родной деревне. Где родились — там и сгодились.
Не послушалась тогда Женька матери, не поддалась на её уговоры. Даже старшему брату Михаилу, к которому она обычно прислушивалась, не удалось отговорить  настырную девчонку.
-Хочу учиться в городе! - заявила она твёрдо. -Хочу стать цивилизованным человеком и жить  в своей квартире с газом, ванной, горячей и холодной водой!

-Так собственную квартиру ещё заработать нужно, - возразил Михаил.
-Заработаю! Не сомневайся. - как отрезала Женька.
-Сестрёнка, - увещевал её старший брат, - город - это тебе не деревня. Там и бывалые парни теряются, не то, что несмышлёные девчонки.
Но Женька не поддавалась:
-Хочу жить, как цивильные люди. Хочу ходить в театры, на концерты знаменитых певцов и артистов! Хочу...Хочу... Хочу...

Махнул тогда Михаил рукой и сказал матери:
-Вот ведь упёрлась, как коза нашего соседа дядьки Луки. Ну козу ещё можно утащить, а эту... Видно придётся, мать, отпустить. Пусть попробует. Понюхает почём фунт лиха... Может тогда что-то поймёт?... Чего уж там?...

И поехала Женька в область. Дала ей  Вера  Петровна адрес подруги школьной, с которой  много лет сидели за одной партой, чтобы можно было остановиться на первых порах. Покидала Женька вещички в свой рюкзачок, взяла документы, характеристики, какие только можно. Мать  дала ей денег на дорогу и на первое время. Сказала:
-Каждую неделю мотаться в город за 160 километров, конечно, мы не сможем, но раз в месяц будем приезжать. Деньжат, подвозить, продуктов.

Уехала Женька из родного дома без сожаления, словно ничего её здесь  не удерживало. Сначала на попутной машине до райцентра, а потом на автобусе  до города. В институт Женька, конечно, не поступила. Куда уж тягаться  простой деревенской девчонке с городскими? Но возвращаться домой наотрез отказалась. Хотя и действовали на неё с нескольких сторон: и одноклассница матери, у которой она остановилась, и брат, и даже Вера Петровна приезжала в город ради такого случая.

Сверкая своими синими глазищами, Женька твёрдо заявила:
-В деревню не вернусь! Ни за что! Никогда!... Устроюсь здесь на работу, запишусь на подготовительные курсы и на следующий год поступлю в технологический — там конкурс поменьше.

-Как же так, дочка? - попробовала уговорить её мать. - Одна, в городе? Страшно ведь... Ни родных, ни друзей, ни знакомых..
-Друзья - дело наживное! - улыбнулась в ответ Женька. - Через полгода их у меня будет столько, сколько захочу!
-Какая же ты неуговорчивая, дочка, - констатировала Вера Петровна.
-Да уж, какая есть! - с вызовом ответила Женька.

Так и уехали мать с сыном домой, не солоно хлебавши. По дороге время от времени Вера Петровна роняла слезу, вытирая влажные глаза платочком. Михаил не выдержал материнских  слёз и сказал:
-Хватит плакать, мать! Женька — ломоть отрезанный. Она сама выбрала свою дорогу. Мы тут ни причём...

Два года до Веры Петровны доходили скупые сведения от Женьки: всё нормально, работаю, живу в общежитии. Даже деньги приходили с разными интервалами. Мать роняла скупую слез и, подперев щёку, думала о том, как там её девочка одна, в городе? Надо бы радоваться, что её Женька взрослеет — вот и деньги матери присылает: значит не забыла, помнит. Но душа болела за неё: далеко ведь, не на глазах. Как она? Здорова ли? Кушает ли вовремя? Отдыхает ли? Не забегалась ли по своим театрам и концертам? А все присланные дочерью деньги складывала  ей на сберкнижку — на всякий случай.

И вот этот случай настал. Месяц назад, когда ещё и снег  с полей не сошёл, Женька вернулась домой. И не одна вернулась — с дитём грудным, с доченькой Иришкой. Всплеснула Вера от неожиданности руками, но приняла и дочь и внучку с распростёртыми объятиями. А Женька словно  не в себе, какая-то далёкая, отстранённая.
-Отвыкла дочка от дома родного, - подумала мать. - Вот, что значит уехать  из родительского дома раньше срока...

У Веры Петровны сложилось впечатление, что  дочь бежала от чего-то или от кого-то сломя голову: ни одежды — что на ней, то и в ней, ни пелёнок-распашонок для малышки, ни денег. Даже за машину, что довезла Женьку до родительского дома, пришлось платить Вере.
Более всего мать озадачил какой-то отсутствующий взгляд дочери, словно она вся внутри себя, или, напротив, где-то далеко-далеко. Вон и дочке своей уделяет минимум внимания: грудью её не кормит — всё из бутылочки да из бутылочки.

-Фигуру что ли боишься испортить, Женька? - как то поинтересовалась Вера у дочери. -Что же грудью девчушку не стала кормить?
-Молока не было, - глухо ответила та и отвернулась от матери.
Не привыкла Вера Петровна к нежности: сама была в строгости воспитана, и детей воспитывала так же, но сейчас ей вдруг так захотелось прижать голову своей непутёвой дочери к своей груди, погладить её по голове. Но сдержалась, и всю свою нерастраченную нежность стала отдавать внучке.

Спросила как-то у  Женьки:
-А отец-то кто?
-Какая разница? - ответила та безразлично.
-А и вправду: какая? - подхватила Вера. - Мы и без папки вон какие ладные, да пригожие!
      И, чуть помолчав, добавила:
-А глазоньки у Иришки — твои... Да и волосики тоже: рыженькие.

Ни о чём больше не стала расспрашивать дочь Вера Петровна, а  втихомолку направила   в город Михаила, чтобы он разузнал, что приключилось с Женькой и чего ещё можно ожидать от  этого казуса в дальнейшем?
Вернулся Михаил из города только через два дня, чернее тучи. Сразу отозвал мать в сторонку, чтобы Женька ничего не слышала и сказал с болью в голосе:
-Плохи дела мать... Наша  Женька в какую-то нехорошую историю вляпалась... Ищет теперь её один урод со своими амбалами, рыщет по городу, как волк бешеный. Да только никто не знает, куда Женька девалась — она никому не сказала, что домой поехала...

Мать так и опустилась на стул без сил:
-О, Божечки! Что же нам теперь делать, сынок? А вдруг они сюда нагрянут? Страшно-то как...
-Не боись, мать: Бог не выдаст — свинья не съест. Мы у себя дома, а дома и стены помогают. Отобьёмся! Ты же знаешь я в Чечне снайпером был... Если что, кликну Ромку и Максима: они всегда готовы ввязаться в драчку — помогут отстоять... Я тут в городе тебе мобилу прикупил. Да и себе  тоже. Чтобы всегда быть на связи. В твоей только один мой номер — не запутаешься.

Вера Петровна сразу засуетилась, занервничала:
-Да, как же так, сынок? Я и пользоваться-то этой мобилой не умею... Сломаю ещё. Чай мобила-то дорогая?
-Не дороже денег, мать! Сейчас она для нас вещь самая необходимая.
Мать посмотрела в глаза Михаила и спросила прямо:
-Думаешь нагрянуть могут?
-Всё возможно, мать, - ответил тот уклончиво. - Потому ты мобилу от себя далеко отпускай. В кармане что ли носи... И будь всегда начеку.

Не всё Михаил матери рассказал — побоялся. Если уж на него эти «новости» так подействовали, то не известно, как они отразятся на сорока семилетней женщине с больным сердцем. А в городе ему удалось узнать, что Женька попала в кабалу к одному сутенёру по кличке Клещ, которого все меж собой называют Бешен. Уж очень он похож на один персонаж из фильма с Гойко Митичем.  И поговаривают, что похож не только внешностью, но и бешеным своим характером.

А мать ничего не рассказала Женьке о поездке брата в город. Но с того дня стала время от времени поглядывать в окно, как просил её Михаил. Нет-нет, да и взглянет, и пригорюниться  Вера Петровна, и прошепчет тихо:
-Господи, отведи беду неминучую. Спаси и сохрани детей моих!
Ждала-ждала, а всё-таки проглядела. В один из дней в их дом ворвались двое мужчин. Оба большеголовые,  грузные, с коротким ёжиком на голове, с глазами недобрыми. Вошли, как хозяева,  никого ни о чём не спрашивая, обуви не снимая.

Вера Петровна встала на их пути:
-Кто вы такие? Почему врываетесь  в чужой дом без разрешения?
     Один из них, что поменьше ростом, показался Вере знакомым: словно видела она его где-то, только где — не припомнит.  Этот знакомый-незнакомец обвёл её наглым взглядом и поинтересовался, сплёвывая через губу:
-А тебе это надо, старая?

Женщина даже задохнулась от возмущения:
-Убирайтесь сейчас же из моего дома! Пока я не сообщила куда надо. Вон отсюда!
Второй «гость» оказался ни на много интеллигентнее первого, и пошёл на Веру Петровну, как танк:
-Заткни фонтан, бабка! Не мельтеши, а то в глазах от тебя уже рябит... Где твоя дочь-шалава?
У Веры Петровны от этих слов сразу голова пошла кругом и липкий холодный страх накрыл с головой, как покрывалом. Едва смогла выдавить из себя:
-Никого нет... Я одна в доме...

Но тут, как на грех, заплакала Иришка, и Женька вышла из комнаты.
-Мама, - начала она и осеклась, увидев посторонних в доме.
-Как нехорошо врать! - сказал тот, что поменьше ростом. - Вот и наша сбежавшая красавица.
-Сергей? - удивлённо подняла вверх бровь Женька. - Какого... тебе тут нужно?  Я вроде тебе ничего не должна!

Вера Петровна увидела, что дочь напряглась, как струна, кулаки сжаты, словно она готова в любую минуту броситься на этого самого Сергея.
-Дочь отдавай, стерва! - сквозь зубы прошипел мужчина. А лицо у самого такое же бандитское, как в фильмах показывают.
Женька в ответ криво усмехнулась и сказала с вызовом:
-Какая  такая  дочь?! Или ты забыл под скольких мужиков меня подкладывал?
От слов этих женщина чуть не упала — вдруг ноги перестали держать её грузное тело, и сердце зашлось тупой болью.

А Сергей на Женьку с кулаками:
-Знаю, стерва, что это моя дочь! Анализ на ДНК не обманешь!
Женька стала перед дверью своей комнаты, как стражник, и начала глумиться над ним:
-Надо же, какие слова мы знаем: ДНК! Откуда поднахватался?
-Не дурней тебя! - вскипел Сергей. - Добрые люди подсказали...
-Уж не твой ли костолом?! - нервно засмеялась  Женька, указывая глазами на амбала.
-Не твоё дело! - огрызнулся Сергей. - Неси дочь, я сказал!
-Да пошёл ты  отсюда, козёл вонючий!  Это не твоя вотчина, чтобы здесь командовать!

«Козёл вонючий» даже побагровел весь от злости и полез за пояс. А там пистолет. Вера Петровна даже ойкнуть не успела, как он поднял его на уровень груди и два раза выстрелил.  Женька, как подкошенная упала на пол, а из под неё тонкой струйкой кровь. Сергей вернул пистолет назад и сделал шаг к комнате, где  лежала Иришка.
-Не тронь! - закричала Вера истошно. - Ирод проклятый!
Сергей лишь взглянул на амбала, тот  сразу же развернулся и ударил кулачищем Веру Петровну в голову — она сразу и обмякла.

Когда очнулась, в доме уж никого не было. Стояла зловещая тишина, не предвещавшая ничего хорошего. Вера кинулась к дочери, перепачкавшись её кровью. Звала, кричала, но та не подавала признаков жизни.  Кинулась в Женькину комнату, а кроватка пуста. Только после этого вспомнила наказ сына быть всегда на связи. Достала из кармана телефон и непослушными пальцами стала нажимать на кнопки. Едва услышав голос сына, запричитала в голос:
-Беда у нас, сынок... В Женьку стреляли... А Иришку увезли...
-Не паникуй, мать, - быстро отозвался Михаил, - и ничего не делай. Я сейчас буду.

Уже через пять минут Михаил был в родительском доме. В большой комнате на полу, перед неподвижным телом  сестрёнки сидела почти белая мать и раскачиваясь из стороны в сторону на одной заунывной ноте, причитала:
-Ах, Женька-Женечка, цветик ты мой синеокий... Доченька моя ненаглядная... Что же я раньше не сказала тебе, как болит за тебя моё сердце... Как жалею тебя... Как люблю?... Что же сотворили с тобой, дитятко?...  Кровиночка моя... Как же мне жить теперь с такой бедой?... Как жить с такой виной?...

При первом же взгляде на сестру  Михаил понял, что  Женька мертва. Он поднял отяжелевшую мать, уложил её  на кровать. Спросил глухо и односложно:
-Кто?
-Двое их было, - через силу ответила Вера Петровна. - Сергей и его костолом.
-Ты полежи, мама, - сказал Михаил, - сейчас придёт Анна — она всё сделает.

Сын медленно поднялся с колен, лицо у него было такое  сумрачное, что мать испугалась за него -   первый раз в жизни испугалась. Раньше никогда не боялась, потому как была уверена: с сыном ничего не может случится. Ведь он их породы — Кроминых: такой же крепкий, коренастый, темноволосый, рассудительный. Одним словом крестьянская косточка: на земле взращён, её плодами вскормлен. От того и на ногах крепко стоит, что от земли-матушки силу и мудрость черпает.
-Ты куда, сынок? - слабо запротестовала она.
-Не волнуйся, мама, - погладил тот её руку, - я сейчас. Я быстро...

Михаил позвонил  на работу жене в фельдшерско-акушерский пункт, попросил  немедленно бежать со своим походным чемоданчиком в дом матери,  добавил:
-Ты тут смотри по обстановке. Приберись, чтобы чисто всё было. Я по делам...
И дал отбой.

Анна, или как её называли в деревне: фельдчерица Анна Максимовна,  взяла свой походный чемоданчик, закрыла пункт и, как на крыльях метнулась к дому свекрови. То, что она там увидала, потрясло её до глубины души: пол в зале весь в крови, на полу распростёртая  Женька, и свекровь в соседней комнате не-то плачет, не-то стонет. Кинулась к золовке, пытаясь нащупать пульс, а его нет. Да и не дышит уже Женечка. Не помочь уж ей бедняжке  — умерла девонька. Помогать  нужно матери: сердце у неё совсем слабое, может не выдержать  такого горя.

Сделала свекрови  укол от сердца, дала успокоительного, чтобы не мешалась под ногами. Да и крик лишний сейчас, видно, ни к чему. Если сказал Михаил: по-тихому, значит так и надо. Он слов на ветер  зря не бросает. Потом взяла в комнате золовки одеяло, расстелила его на чистом месте и перетащила лёгонькую Женьку на него. Замыла всю кровь, а половик бросила в печь и подожгла. Потом всё расставила и разложила по своим местам, как было прежде и принялась ждать мужа, в надежде, что тот всё объяснит.

-Вот ведь ничего не сказал, - думала она недовольно. - Бросил пару слов, а ты тут думай, что хочешь! Молчун.  Слова лишнего клещами не вытянешь...
Но через пару минут, словно усовестившись своих мыслей, сказала уже вслух:
-Зато добрый и надёжный! За ним, как за каменной стеной... Чего желать-то ещё?... Ну где же он? Вот куда его понесло?... Укатил, а ты тут теперь ломай голову, думай...

Только через два часа к дому подъехала машина. Анна по звуку мотора поняла, что это машина Михаила. Он слишком долго копался возле неё и Анна, не выдержав, вышла на встречу. Михаил нагнул к ней. В левой руке он держал ребёнка, а правая была в крови и висела плетью. Женщина кинулась к мужу, но он сказал строго:
-Возьми дочь, Анна.
По его глазам она поняла, что муж уже всё решил.
-Пошли в дом — нам ещё сегодня много дел нужно сделать.

Анна скоренько направилась в дом, а за ней и муж подтянулся. Едва  женщина девочку уложила назад в кроватку дала её бутылочку с  смесью, как тут же к мужу кинулась.
-Ну, что, герой, давай показывай, что у тебя с рукой?
-Царапина! - через силу улыбнулся Михаил.
-Ну, тогда дело плёвое, - согласилась Анна, - обработаем, перевяжем — и вся недолга.

На самом деле всё оказалось намного сложней: огнестрельное ранение. Хорошо пуля навылет прошла и кость не задела.
-Ну, что же, больной,  - строго сказала женщина, - придётся потерпеть. - Сейчас я Вам рану обработаю, перевяжу, и укольчик подходящий сделаю...
-А укольчик-то зачем?! Может не надо?... - хотел воспротивиться мужчина.
Но Анна твёрдо сказала:
-Надо, Миша, надо. Доктор лучше знает, что надо, а что нет.

Когда всё было закончено, Анна налила мужу в кружку чая, добавив пять ложек сахара, и подвинув кружку к нему, сказала тоном, не терпящим возражения:
-Рассказывай. Всё, как на духу.
Начал свой рассказ Михаил с того, что позвонила мать. И хотя рассказ прерывался паузами, терялась иногда мысль, женщина слушала молча, внимательно, не прерывая мужа. Только тогда, когда он дошёл до выстрела Анна  вздрогнула.
       
Михаил опустил голову на грудь, помолчал какое-то время, потом сказал приглушённым голосом:
-Не я первым начал, Аня... Амбал в руку правую стрелял.
Мужчина криво улыбнулся,  как делала это иногда Женька, и продолжил:
-Не знал, гад, что я левша... Тут и второй начал из-за пояса пистолет доставать... Ну, я их двумя выстрелами и уложил.

Анна, испугано глядя на мужа, протянула горестно:
-М-и-и-ша? Так это же тюрьма!
-Не переживай, Ань! - встрепенулся Михаил. - За таких подонков я сидеть не стану!... Да мы их в Чечне десятками...
И тут же спохватился:
-Прости, Ань! Не о том я... Не найдут их. Никогда. Я их машину в Настасьин омут столкнул... Ты только мне помоги немного, ладно?... С одной рукой трудновато  будет.
-Конечно, родной, - ответила женщина, поглаживая мужа по плечу. - Говори, что нужно делать?

-Нужно Женьку и мать отвезти в район к дядьке Игнату, чтобы тут никто ничего не знал... Там и похороним сестрёнку. А Иринку мы к себе заберём, словно это наша дочь.
Анна внимательно посмотрела на мужа,  желая убедиться: не шутит ли он?
-Или ты против? - спросил тот, заглядывая ей в глаза.
-Что ты, Мишенька? Только рада буду!

Всё так и сделали: поздно вечером перенесли  тело Женьки, завёрнутое в одеяло, и уложили на заднее сидение машины, взяли необходимые вещи, на переднее, рядом с Михаилом посадили Веру Петровну, предварительно сделав ей пару уколов. И, когда  почти во всей деревне потух свет,  Михаил выехал из дома, дав жене наказ;
-Ты всё же, Ань, составь какую-нибудь справочку, от чего умерла Женька... На всякий случай.
-От чего? - поинтересовалась Анна.
-Ну, там от пневмонии, от приступа сердечного... Да не знаю я! Тебе, как медику, лучше знать...
-Хорошо, - согласилась Анна.
-И завтра же с кем-нибудь передай, чтобы в район привезли. Я встречу.

После похорон Женьки Вера Петровна  назад в деревню не вернулась. Сначала жила у брата, а потом, когда продали родительский дом, купила  себе небольшую хибарку и стала жить там. Вскоре и Михаил со всей семьёй перебрался поближе к матери. Больше в родную деревню они не приезжали.

Что удивительно, но в деревне так и не узнал никто, что тогда произошло в доме Ивлевых. Может потому, что все были на работе: как-никак весна - самое горячее время на села, а непоседливая ребятня ещё в школе? Или потому, что рядом с ними жила почти глухая соседка, которая не слышала выстрелов? Или просто всё так сложилось. Но разговоров на эту тему в деревне не было.

Сергея Красина и его телохранителя Игоря Седых вскоре объявили во всероссийский розыск. Но так и не нашли. Кто-то говорил, что видел их машину, выезжающую из города, а дальше следы их терялись. Словно сквозь землю провалились господа, или растворились без остатка- вместе с машиной...

Года через четыре, кто-то из деревенских рассказывал, что в районе, когда по делам ездил, нечаянно столкнулся с Михаилом и Анной.
-Идут по улице, такие весёлые, счастливые. А меж ними девчушка малая: рыжеволосая, голубоглазая. То к одному кинется, то к другому, то на руках у них повиснет. Такая егоза: всё вприпрыжку, да вприпрыжку!... Жаль поговорить толком не удалась: торопились они очень.

Но всё же односельчанин узнал, что Вера Петровна уже год, как не работает: по дому хлопочет, внучку помогает воспитывать. Как признался ему Михаил:
-Здоровье у матери сильно пошатнулось. Без малого тридцать лет на государство отработала. Хватит. Сердце у неё... Да и врач тяжёлое запретил поднимать. А с её работой зоотехника, как без этого?
       Вот такие-то дела...