Иллюстрация Михаила Ковалева
Крокодил лежал посреди улицы и горько плакал. У него на спине сидел самый страшный человек на этом берегу. За его спиной стояла верная свита. Солнце нещадно палило всех присутствующих.
Староста деревни проверил узлы на веревках, связывающих крокодила, и встал.
– На сумки, – решительно сказал он, повернувшись к помощникам.
Помощники кивнули. У них был такой вид, как будто они записывают. Но это был только вид, потому что никто из них писать не умел.
– А голову – шаману. Давно просил, – продолжил староста.
Помощники снова кивнули. Староста принял кокосовый орех из рук подскочившей третьей жены и, довольный, направился в хижину, шурша юбкой из пальмовых листьев. Помощники и жена поспешили за ним.
На улице остался только крокодил и тринадцатилетний сын старосты.
Крокодил плакал. Быть сумкой ему совсем не хотелось. Как он мог так попасться? Какая же глупость была бросаться на привязанную курицу. Понятно же, что куриц никто не привязывает, если только не собирается ловить на них крокодилов. Пропала его крокодильская жизнь.
Сын старосты, сжимая нож, смотрел на крокодила. Все это ему страшно не нравилось. Зачем вообще нужны какие-то сумки? И не треснет ли шаман от пятой головы?
Мальчик встал и шагнул к крокодилу. Крокодил увидел лезвие и задергался. Неужели он так и умрет? Даже без завтрака?
Сын старосты перерезал веревки одним движением, подхватил копье и шагнул в сторону.
Крокодил не мог поверить своему счастью. Свободен! И еда прямо рядом! Он стремительно развернулся и прыгнул в сторону мальчика.
Сын старосты не был так наивен, как показалось крокодилу. Он пребольно стукнул животное копьем по голове.
– Топай отсюда, скотина. И больше не попадайся.
Крокодил немного расстроился, но совсем чуть-чуть.
Голодный, но живой, он бодро полз к реке.
– Ладно. Позавтракаю позже. Или сразу начну с обеда, – думал он.