Утро выдалось прохладным и влажным. Туман стелился к земле, скрывая невысокие кустарники и пни, затянутые мхом. Деревья вокруг стояли приосанившись, темные и молчаливые. Молодой альб под их ветвями чувствовал себя не уютно. Он ежился, крепче обнимал себя руками и шагал так быстро, как только мог.
Где-то в кустах скользнула куница. Путник резко повернул голову на звук. Вытянул шею и широко раскрыл глаза, как лиса, почуявшая охотника. Лес стоял все также неподвижно, окутанный мутной зеленой дымкой, лишь слева от дороги едва заметно покачивалась ветка орешника, задетая куницей. Парень немного успокоился, но зашагал еще быстрее.
Его худые ноги по щиколотку утопали в грязи, тонкая рубашка прилипла к телу, сапоги запачкались, а тусклые серые волосы сосульками свисали на высокий лоб. Альб поднял глаза к небу и прищурился, от непривычно яркого света.
Белесая пелена низко и недвижно стояла над лесом, так, что нельзя было понять день сейчас или вечер. Чутье подсказывало, что время еще совсем ранее, но без света солнца он не мог разобрать, прошел ли уже час, с того времени как он вышел из города, или куда больше.
Путник все ждал, когда же услышит крик петухов. По его расчетам лес должен был вот-вот закончиться, а за ним начались бы распаханные земли, с домами и огородиками, хлевами и птичниками. Но вокруг было тихо. Лес молчал, а туман скрадывал те немногие звуки, что еще можно было услышать. Парень напрасно напрягал слух, до него не доносилось ни шелеста листвы, ни журчания ручья, ни криков какой-нибудь дикой птицы, ничего.
Дорога стрелой шла на северо-запад и вела одинокого альба с собой. Он ежился и обнимал себя руками. Под его ногами хлюпала грязь, и маленькие камешки безжалостно впивались в тонкие подошвы сапогов. Парень морщился, но шагу не сбавлял. Как лестной хищник, он крутил головой по сторонам и втягивал носом воздух. Неожиданно к запаху мокрой листвы и прелых листьев примешался еще один, едва уловимый аромат. Альб закрыл глаза и вдохнул полной грудью. Ему на секунду показалось, будто легким ветерком принесло откуда-то запах свежего хлеба. Он разочарованно опустил голову, думая, что это голод играет с ним недобрые шутки. Желудок в ответ голодно буркнул.
- Не переживай, братишка, скоро мы непременно что-нибудь съедим, - Парень рукой похлопал себя по пустому животу. Альб даже улыбнулся, при мыслях о свежевыпеченном хлебе, как вдруг его отвлек звук, которого он не ждал.
- Цок-цок, цок-цок, - доносилось откуда-то сзади.
Не задумываясь ни на секунду, парень кошкой шагнул за тонкий ствол ольхи и затаил дыхание. Мокрые листья орешника прилипли к рубашке холодными пальцами.
Цокот раздавался ближе и отчетливее. И альб, вытягивая шею, тщетно вглядывался в густой туман. Зеленый подлесок и без того рос слишком плотно, а теперь и вовсе нельзя было ничего различить ближе, чем на двадцать шагов. Парень щурил глаза, и двигал головой из стороны в сторону, но не мог заметить даже силуэта приближающейся лошади. По звуку он решил, что это лошадь с повозкой, но нельзя было исключать и возможность ошибки. Это могла быть и карета, и всадник. Альб не слишком-то доверял своему слуху, он предпочитал верить глазам.
В положенный срок, когда до притаившегося парня и вправду оставалось не более двадцати шагов, из белесой пелены слишком резвым шагом вынырнула худая серая кобыла, впряженная в хлипкую телегу. На козлах раскачиваясь из стороны в сторону сидел сгорбленный альб с густой светлой бородой. В руках он сжимал кусок белого хлеба. Альб улыбался и довольно пережевывал свой завтрак, в котором, как показалось притаившемуся в кустах путнику, он не так уж сильно нуждался. Объемистое чрево вываливалось из штанов. А темный дублет возничему явно был не в пору – у горла пуговицы еще держались, а на животе их не было вовсе. Из-под темного дублета на обозрение всем выглядывала светлая льняная рубаха.
Телега проскрипела мимо ольхи, и альб легкой поступью вышел из укрытия на дорогу. Он подумал мгновенье, а потом, заложив два пальца в рот, громко свистнул. Возничий резко обернулся, дергая вожжи на себя. Лошадь встала спокойно, а мужик напротив, разозлился. Мгновение он, хмуря брови, смотрел на вышедшего из кустов парня, а потом громким басом закричал:
- Ты зачем кобылу мою пугаешь, разбойник? - Альб отбросил в сторону недоеденный хлеб, и потянулся к дубине, спрятанной на дне телеги под соломой.
- Я не разбойник, - парень отступил на шаг назад, показывая руки. Он даже на секунду подумал, что зря остановил повозку. Хорошего от этого толстопуза ждать не стоит.
Возничий еще раз смерил парня недоверчивым взглядом.
- А чего в кустах прячешься и свистишь? - он хмурил брови, и все еще шарил рукой по соломе. - Я, таким как ты пятерым отпор дам, так и знай! – Нарочито громко объявил он, обращаясь скорее к лесу, чем к промокшему парню.
Стоящий на дороге, извиняющее улыбнулся, и тихим голосом проговорил:
- Я только хотел попросить, что б ты меня подбросил, - альб на секунду умолк и пристыженным взглядом посмотрел на возничего, - хотя бы до развилки.
- До развилки, - тихо пробурчал бородатый, отворачиваясь. Он снова сгорбился и потянулся к своему недоеденному куску хлеба. – То свистят, то просят, - пробормотал он себе в усы, легонько хлестнув кобылу вожжами, - Что стоишь, дурень? – хриплым голосом кликнул возничий, - я могу и один ехать.
Парень беззвучно усмехнулся и в два счета нагнал двинувшуюся телегу.
* * *
- А я сперва подумал, что меня ограбить кто-то решил, - после недолгого молчания смеясь, заговорил возничий. Он доел свой хлеб и повернулся к своему спутнику, присевшему в углу телеги рядом с дубиной. – Говорят, разбойники всегда свистят, когда напасть собираются. Места последнее время уж очень не спокойные. Не то звери, не то воры, ездить все боятся. – Мужчина покачивался на козлах, так, будто под ним была не телега, а лодка. - Я бы затемно никуда не поехал, да жена запилит. – Он сник, и, опустив голову на грудь, с тихой ненавистью дополнил. – Она у меня такая ведьма.
Парень даже не успел подумать над ответом, как возничий снова оживился.
- Я, кстати, Гагар, с Лысых холмов, - бородатый протянул попутчику свою шершавую мозолистую руку.
- А я Тор, - коротко представился парень, пожав протянутую ладонь.
Вдоль телеги медленно проплывали покрытые росой кустарники и стройные стволы деревьев. Лошадь, не смотря на худобу, шла бодрым шагом, высоко задирая копыта, из-под которых во все стороны разлетались камешки и грязные брызги. Простовато улыбаясь, возничий, болтал головой из стороны в сторону, раскачиваясь вместе с телегой. Попутчик же его внимательно разглядывал. Не слишком богат, но и не беден. Кошелек полон, но едва ли в нем золото. Дублет, да и рубаха в застарелых пятнах. Вся одежда изношена, местами зияют дыры, но следов ремонта не видно.
- Тор, - протянул возничий, смакуя, - худоват ты, для Тора. – Гагар молча поглядел на своего попутчика еще раз. - Тор должен быть такой … такой…- Лицо мужчины вдруг стало серьезным, сухие губы сжались, а светлые брови сошлись на переносице. За неимением слов возничий сперва мычал, кривя губы, а потом начал показывать жестами мускулатуру и плечи, которыми худой и низкий Тор никогда не обладал. Ни с того, ни с сего, Гагар вдруг осекся. Хотя руками все еще продолжал рисовать в воздухе воображаемые мышцы. - А у тебя жена есть? Нету? Повезло… - Лицо возницы снова изменилось. Хмурость исчезла, а на круглом раскрасневшемся лице вновь расплылась улыбка. – Ох, не будь у меня жены, я бы столько всего наделал… - Гагар хитро прищурился, будто ребенок, задумавший какую-то подлость. Он потер руку об руку, и отвернулся от Тора, уставившись на пустую дорогу впереди.
Повозка, скрипя, переваливалась с камня на камень. Тусклое небо будто бы просветлело и поднялось выше. А застоялый лесной воздух вдруг разогнал налетевший с востока ветер. Деревья редели, расступались и тихо шептали. Дорога неумолимо ползла вверх. Она изломилась у самого края леса и дальше, мягко петляя, скользнула вниз, к полям.
Глаза Тора расширились, когда повозка плавно начала спускаться с холма.
Впереди расстилались бескрайние просторы солнечно-желтой пшеницы. А серое небо, угнетавшее парня уже не первый день, у горизонта голубело чистотой ясного утра.
- Вон! Гляди, Тор, - пальцем указал Гагар на зеленеющий островок в бескрайнем пшеничном море, - Это Лысые Холмы, моя деревня. – Возничий с гордостью расправил спину. Дублет чуть слышно затрещал. – Они, конечно не очень-то лысые, но согласись лучше яблони растить, чем на голую землю пялиться, верно? – Гагар подмигнул. – Там у холма развилка, северная дорога идет на столицу, восточная к горам. Тебе куда?
- На Север, - неуверенно проговорил Тор, поглаживая себя рукой по подбородку, - Кажется на Север, Альмагаут там?
Возничий опешил. Он искоса посмотрел на попутчика, прищурил левый глаз и дважды повторил название. Замолчал, нахмурился, снова повторил название, а потом вдруг торжественно выкрикнул:
- Ну конечно, Пустой Форт! – его радость мгновенно затухла, и он серьезным тоном обратился к парню, - А зачем тебе туда?
Тор пожал плечами.
- Дело есть. А что там такое? – он не слишком-то был рад интересу возницы, - Дорогу размыло или кто город сжег?
Гагар сперва молчал, все глядя вперед на свои холмы, а потом усмехнувшись ответил:
- Громко сказано, город, там всего-то десять чахлых лачуг и две заселенные башни. Гарнизон там. – Гагар потянулся, зевнул и, не закрывая рта, промычал. – Главное там, на ночь не оставайся.
Тор хотел узнать, в чем дело, но возничий будто уснул. Он прикрыл глаза в полудреме и опустил голову на пушистую светлую бороду.
- Главное на ночь не оставайся…
Пшеница гладила борта телеги. Шумел ветер, перебирая спелые колосья. Гагар спал, а его спутник, скрестив худые нескладные ноги, смотрел, как небо очищается от облаков. Парню думалось, что скоро начнется осень. Туманы и дожди станут чаще и с юга задуют влажные ветры.
Лысые Холмы медленно приближались, и Тор понимал, что скоро ему придется оставить повозку и идти пешком. К полудню, он наверно сможет добраться до Альмагаута, сделает все дела и пойдет обратно. «Хорошо бы управиться до темноты,» - думал альб, разглядывая свои ноги. Его любимые сапоги по голень были забрызганы грязью, кое-где она уже подсохла, местами налипли листья. Бросив косой взгляд на хозяина телеги, Тор украдкой вытер обувь клочком соломы.
* * *
Тор, в который раз, корил себя за то, что поленился взять в поход шляпу. Солнце пекло нещадно уже второй час. Вдоль дороги расстилались поля спелой пшеницы, или зеленые луга, но не было ни единого деревца. Торчали сухие колючки и во весь голос надрывались где-то не то саранча, не то медведки. Внутренним взором путник представил себе яблони, шумящие у ворот Лысых Холмов. Прохладные кислые яблоки, и вода из колодца. Гагар ведь звал Тора к себе, говорил, что сможет даже проводить, но парень зачем-то отказался. В нем говорили юношеская поспешность и профессиональная скрытность. Но сейчас, под палящим солнцем он жалел, что не осадил свой темперамент.
Подволакивая от усталости ноги, Тор взобрался на очередной пологий холм. Он приставил ладонь ко лбу, закрываясь от ярких лучей. Пейзаж впереди дрожал и расплывался от жара. Но, прищурив глаза, парень различил впереди гребень еще одного холма, на котором зеленела небольшая рощица. Она уходила вправо, примыкая к темному старому лесу, слева же, спускалась по краю холма, обрамляя каменистый овражек. Дорога скользила вниз, среди высоких побуревших луговых трав и снова поднималась вверх, к роще. Тор с неохотой, повернувшись боком, зашагал вниз. Из-под его ног по крутому склону вниз покатились камешки, поднимая в воздух облачка пыли.
У подножья холма, тут и там, торчали из земли острые серые камни, мелкие и крупные, но совершенно неприветливые. Справа лощина спускалась вниз, заросшая высокой жухлой травой и дикими колючками, слева, наоборот поднималась. Там, вокруг осыпавшегося крутого склона, росло несколько молодых березок и низкая старая ива. Тор прищурился, внимательно глядя в ту сторону. На кривом стволе плясали солнечные зайчики.
Парень чуть не подпрыгнул от радости, не разыскивая тропинки, он бросился к березкам прямо через траву, подпрыгивая, и высоко задирая ноги.
Он упал на колени в тени старого дерева. Мелкий мокрый гравий, окружавший источник, приятно холодил ноги. Обжигающе ледяная вода струилась по подбородку, стекая по шее на грудь. Парень смыл с рук и лица дорожную пыль, и, стянув сапоги, положил в ручей уставшие ноги. Поток уносил грязь вниз по лощине, пересекая дорогу, куда-то на восток, к жухлой траве и колючкам.
Неспешно снял Тор со спины почти пустой заплечный мешок. Он растянулся на низкой зеленой травке под тенью ивы и, щуря серые хитрые глаза, смотрел, как сверкает солнце между тонкими зелеными листочками.
Парень полежал еще немного, потом присел, сложил худые ноги и потянулся к мешку, что лежал совсем рядом. Он извлек из него кусок засохшего ржаного хлеба с солью, и подсохший сыр, который от чего-то из ровного куска согнуло в дугу.
Тор скудно позавтракал и нехотя направился дальше. Сапогов он не надел, и за ним еще некоторое время следовали мокрые следы. Сперва дорожная пыль казалась парню мягкой и теплой, но чем дальше он шел, тем горячее становилась земля под ногами. Когда Тор достиг желанной рощи на вершине холма, мокрые ноги совсем высохли. В тени невысоких деревьев было не жарко, но солнце припекало голову так же, как и в лощине.
С неудовольствием парень заметил, что впереди снова простиралось открытое пространство. Роща полумесяцем уходила на восток, снова пересекая дорогу чуть дальше. Тор глянул на кустарник, плотно обнимавший деревья у корней, а потом посмотрел на собственные босые ноги. Он хотел пройти через рощу, сделать небольшой крюк, лишь бы не выходить снова на солнце, но густой подлесок выглядел неприветливо. Альб сморщился, и недовольно пошел к поваленному дереву, лежащему справа от дороги.
Белесый, выцветший ствол желтел от лишайника, кора высохла и местами отлетела, а желтоватая древесина была изрыта насекомыми. Присев подальше от лишайника, Тор отряхнул одну ногу от пыли и… замер.
Легкий ветер перебирал сухую траву на опушке, и молодые деревья переговаривались над головой, но альба беспокоило не это. Еще в детстве охотники учили его доверять собственному слуху, Тору это удавалось плохо, но предупредить о чем-то уши все-таки могли. Справа, на севере, там, куда уходила дорога, что-то происходило.
Видеть сквозь негустую листву, было не сложно. Но кроме луга, поросшего дикой травой, и недалекой рощи парень ничего особенного не замечал. За рощей в желтовато-бурой дымке, снова вставали холмы, на вершине одного которых виднелся замок. «Вот и пришли» - решил Тор, глядя на приземистые башни, расплывающиеся вдали.
От порыва ветра резко качнулись деревья, и пыль, облаком поднявшаяся с дороги, унеслась прочь. С Севера послышалось громкое лошадиное ржание, истерическое, полное страха и отчаянья.
Тор замер, так и не надев сапога на ногу. «Волки!» - возникла в голове парня мысль, но тотчас исчезла. Он не слышал до этого воя, не видел следов и вообще отчего-то не представлял себе волков с чего-то вдруг в такой жаркий день решивших напасть на лошадь. Какой-то шум громом приближался со стороны Альмагаута. Тор внимательно прислушивался, и когда последние сомнения рассеялись, он, перекатившись за поваленный ствол, затаился.
В босые ноги иглами впилась сухая трава. Острые ветки резали колени и оголенные руки. Кисть правой руки, обмотанная бинтом, почти ничего не чувствовала, но левой Тор отлично ощущал жесткую каменистую почву и сухие ветки. Парень прижался животом к земле и положил голову на руки, так что мог видеть под поваленным стволом часть дороги.
Все в пене вырвались на дорогу два гнедых коня, впряженных в богатую карету. Животные блестели от пота, а кучер, сидевший на козлах, бил их так, словно за ним гнались и волки, и хельвы, и все чудовища бездны сразу. Карету, явно не предназначенную для таких дорог, бросало из стороны в сторону и альб, сидевший на ней, с трудом не сваливался со своего места, но все также безжалостно хлестал своих коней по взмыленным спинам.
Дорога, выйдя на луг, немного поворачивала, и скоро, карета должна была пронестись мимо засады Тора. Но этого не случилось. Кучер не удержал коней. Поворот вышел нескладным, тяжелая карета завалилась на правый бок, и, проехав мгновение на двух колесах, повалилась, подняв облако пыли. Кони оказалась в траве, утянутые весом кареты. Кучер, вылетев с места, кубарем покатился в сухие заросли кустарника. Стремясь избавиться от упряжи, животные брыкались, ржали и тщетно пытались подняться на ноги. Альб, улетевший на добрых десять шагов, должно быть и вовсе сломал шею.
Тор не спешил вставать из укрытия и бежать на помощь. Кучер, зажав ладонью голову, нетвердо поднялся на ноги и направился к коням.
Сидевший в засаде парень удивился, почему он не пошел помогать тем, кто должен был ехать в карете? Неужели его жалование настолько мало? Но и из кареты никто не стремился выбраться.
Кучер опасливо глядел в сторону Альмагаута, он торопился освободить попавшее в ловушку животное, когда из рощи, показались еще двое.
На высоких белых жеребцах во весь опор неслись два альба, в красных плащах и при оружии. Кучер заметил их почти сразу, но добежать до рощи не успел. Они нагнали его, отрезали путь к бегству, и не спешиваясь, оттеснили обратно к карете. К этому времени один из гнедых коней уже смог подняться на ноги. Он громко напугано ржал, выкручивал шею, стараясь сбросить с себя путы. От лошадиной возни вокруг кареты клубилась пыль, скрывая от Тора всадников и альба с разбитой головой.
Из рощи на дальней стороне луга, появилось еще трое, в таких же красных плащах, с мечами и двое даже с луками. Один из тех всадников, что прискакали первыми, спрыгнул с лошади, вынул из ножен меч и направил его на кучера. Тот сначала стоял молча, но когда острие коснулось горла, отступил назад, уперся спиной в карету, сполз на землю, и что-то громко начал говорить. Мужчина упав на локоть, медленно отползал от альба с мечом, закрывался рукой, и все что-то говорил, говорил. Тор никак не мог разобрать слов, но ему это было и не нужно. Парень поспешно натянул на себя сапоги, и тщательно избегая кустов, пополз в лес подальше от дороги.
Под стук собственного сердца и выкрики кучера он углубился в рощу.