9.
Освободив пятилитровые бутылки от временного укрытия из целлофана, Серега, захватив в каждую руку по две емкости, отправился на рынок. Сегодня в туалете дежурила теть Вера, она всегда разрешает ему брать горячую воду. Для всяких там личных нужд.
Втайне от начальства.
Не то, что ее сменщица, баба с темным лицом и юркими глазами. Имени ее он не знал. И знать не хотел. Злые и жадные, кому они нужны.
Теть Вера заулыбалась ему навстречу, отсутствие пары верхних зубов никак не мешало ей радоваться жизни. Позитивному восприятию мира помогла и только что выпитая бутылочка пива. Для тонуса.
— Серж, — отчего-то ей нравилось называть его именно так, на старинный манер, — никак постираться надумал или у тебя сегодня банный день?
— Ну, да, типа того, джинсы вот заляпал, да и футболку пора менять. Теть Вер, а можно я еще вечерком приду. За водицей. Помыться охота, жара все-таки.
Наливая воду, он ответил на какие-то обычные ее вопросы, успел рассказать смешной анекдот про тещу и не забыл поинтересоваться, а как обстоят дела у самой тети Веры. Болтая о всякой ерунде, они не заметили, как в тесное помещение протиснулся директор рынка, огромный мужик с пустыми, как у наркомана, глазами. Увидев непорядок во вверенном ему хозяйстве, он сразу разорался, не слушая объяснений, и пообещал одну уволить к такой-то матери, а второму — руки-ноги обломать, если не перестанет тут шастать.
Но орал он как-то не страшно. Быстро выдохся и ушел в свой кабинет. Лечиться от нервов. И, похоже, не только известным народным способом…
А Серега, дотащив бутылки до шалаша, выпросил у хозяйственной Наташки тазик и кусок мыла. Основательно помесив тряпки в мыльной воде и крепко отжав, красиво развесил предметы своего небогатого гардероба по близлежащим кустам. К вечеру высохнут. А сам, переодевшись в короткие шорты, завалился спать возле шалаша в тенечке.
Спать, спать, и ни о чем не думать.
Думать вредно. Сразу мысли глупые появляются, сомневаться начинаешь, а прав ли ты. Ну, в смысле выбора жизненного пути, да и вообще…
Обычно с приступами занудства он боролся просто: устраивался на какую-нибудь временную работу — разгрузить, вскопать, покрасить. Но долго не выдерживал, потому что свобода и работа — вещи несовместимые.
Свобода для него очень часто оказывалась на первом месте.
Бабка-покойница называла Серегу «перекати поле» и строго поджимала губы. Но, тем не менее, домик свой в пригороде ему оставила, завещала по всем правилам, через нотариуса и бумагу с гербовой печатью.
Однако Серега правом своим не воспользовался, забоялся оседлой жизни и обыденности. Удрал в столицу. На заработки. А на время своего отсутствия пустил в бабкин дом на постой одну свою подругу давнюю, когда у той кризис в личной жизни приключился.
Временно.
К зиме собирался вернуться.
Вернулся через пару лет, и уже не из Москвы, которую вскоре сменил на черноморское побережье, изрядно покружив по богатым станицам и портовым городам, а из мокрого и холодного Питера. Устав гоняться за рублем, решил взять паузу и пожить спокойно, став на время простым обывателем. Если получится.
Не вышло.
Сгорел дом-то, а вместе с ним и пол-улицы, прошлым аномально жарким летом, когда плавился асфальт и дымились торфяники. Почерневший фундамент и обвалившаяся печка — вот и вся теперь его недвижимость. Одно хорошо, подруга та, что временно проживала на его территории, не пострадала, потому что личная ее жизнь вдруг наладилась. Вернулась девушка в свою семью.
За неделю до пожара.