Глава тринадцатая
Утром я проснулась оттого, что солнечный луч бил мне в глаза. Похоже, началось настоящее лето. На небе не было ни облачка, впервые за несколько недель. Я распахнула окно и увидела пруд, о котором упоминал Алик, и услышала бодрое кваканье лягушек. Красота! Какая-то неведомая птичка завела свою песню. Я с удовольствием потянулась и пошла осматривать свои владения, прикидывая, что мне предстоит сделать, чтобы наладить нормальную жизнь.
В доме было две веранды. Через одну мы вчера вошли в дом, вторая, с противоположной стороны, выходила в заросший сад. Несмотря на ветхость, все мне здесь нравилось. Я представила, как буду загорать в саду, писать новую повесть, слушая пение птиц и кваканье лягушек.
Мое благостное настроение нарушили очень прозаические мысли. Туалет Алик мне вчера показал. Он хоть и находился под крышей и был обит вагонкой, по сути, представлял собой дыру в полу. Но где вода? На кухне висел допотопный рукомойник. Я обошла двор и сад, но нигде колодца не обнаружила, затем осторожно выглянула на улицу.
Узкая короткая улочка одним концом упиралась в железнодорожную линию, другим – в соседнюю улицу. Колонок и колодцев на ней не наблюдалось. Алик забыл сказать, где тут вода, и я, дитя каменных джунглей, не догадалась спросить. Что делать? Ни попить, ни умыться. Очарование летнего утра несколько померкло. Я оделась и отправилась в разведку.
Сделав не больше десяти шагов, увидела идущую навстречу женщину с двумя ведрами воды. Хорошая примета, невольно подумала я. Вскоре источник жизни, покосившаяся ржавая колонка, был обнаружен на соседней улице. Однако я не стала возвращаться и продолжила свое путешествие, незаметно оказавшись на довольно широкой асфальтированной улице, которая, как и моя, начиналась с железной дороги, я видела, как по ней только что промчалась электричка, а заканчивалась красноватой стеной с распахнутыми настежь воротами. Кладбище, догадалась я.
Я решила пройтись по улочке, огибающей пристанище ушедших предков. Возле домов женщины торговали цветами. Мое внимание привлекли яркие огромные ноготки, безжалостно стянутые в тугой пучок. Я приценилась и купила их, переплатив старушке пять рублей, так как у нее не было сдачи. Что ж, новая жизнь начиналась совсем неплохо.
Голод погнал меня в обратную сторону. На этой же улице я натолкнулась на небольшой магазинчик, где купила необходимые на первое время продукты и двухлитровую бутылку воды. Придя домой, я ей умылась и почистила зубы, потом села пить чай. Хорошо, что догадалась прихватить с собой кипятильник.
Подкрепившись, решила заняться уборкой. Все утро никакие тревожные мысли меня не посещали, даже казалось, что я приехала сюда не прятаться, а отдыхать. Обругав себя за беспечность, позвонила Владимиру Семеновичу.
- Это поликлиника? – чуть понизив голос, спросила я.
- Я вас узнал, рассказывайте, только кратко. Охота уже началась.
У меня внутри все задрожало, по спине поползли мурашки.
- Я в безопасном месте, - почти прошептала я.
- Оно может быть безопасным только в том случае, если никак не связано с вашими
друзьями и их родственниками, - перебил он. – То же самое касается телефона. Если вы, к примеру, на даче у ваших друзей, быстро уходите оттуда, и этим телефоном больше не пользуйтесь. Когда все сделаете, позвоните, - он отключился.
Я стояла посреди кухни, как изваяние, не зная, что делать дальше и куда податься. Конечно, до Алика они быстро доберутся, проверят его квартиру, дачу, потом и до бабушкиного дома дойдет. А вдруг они его так запугают, что он сам во всем сознается? Букет ноготков ярко сиял на подоконнике, отражая солнечные лучи, но в моей душе царили мрак и хаос.
- Ну же, Женя, думай, - подбадривала я себя.
Я вытянула губы трубочкой, закрыла глаза и сосредоточилась. Решение пришло
мгновенно. Я вспомнила сухонькую старушку, у которой покупала ноготки, и старый дом в глубине сада, который, казалось, распадался на две половины. Может быть, она сдаст мне комнату? Я быстро выскочила на улицу и помчалась по той же дороге, что и утром, только на другой скорости и в другом настроении.
Бабуля была на месте. Похоже, сегодня кроме меня у нее не было покупателей. Я перевела дух и наплела ей что-то о том, что снимала комнату на двоих с подругой, но мы поссорились, и теперь хочу жить отдельно. Она, как я и надеялась, жила одна и с удовольствием согласилась предоставить в мое распоряжение не просто комнату, а полдома с отдельным входом.
- Сколько? – поинтересовалась я.
- А сколько не жалко, - отозвалась Анна Степановна.
- Тысяча в неделю устроит?
В ответ у старушки радостно заблестели глаза. Возвращалась я в более спокойном
состоянии, обдумывая, как получше замести следы. Собрав все вещи, я несколько раз обошла дом, пытаясь ликвидировать малейшие признаки своего пребывания здесь. Потом тщательно вытерла все поверхности, к которым прикасалась.
В последний момент собрала волосы в пучок и нахлобучила кепку, которую нашла в прихожей, даже хотела надеть солнечные очки, но это было бы уже слишком. Выйдя из дома, направилась в сторону, противоположную той, которая была мне нужна. Я никого не встретила по дороге, но меня вполне могли заметить из окна.
К вчерашнему грузу добавились купленные сегодня продукты, даже бутылку с водой не решилась оставить в доме. Сгибаясь под тяжестью ноши, я еле добралась до станции «Татьянино» и смешалась с толпой, сошедшей с электрички. Затем вышла на дорогу, сразу же поймала машину и с комфортом добралась до дома бабы Нюры, так просила называть себя моя хозяйка.
Добравшись до своих новых владений, я обессиленно рухнула на старую железную кровать, будучи не в состоянии что-либо делать. Может быть, зря осталась в Гатчине? Но куда я могла податься? Где бы слонялась с кучей вещей, привлекая всеобщее внимание? Нет, я все правильно сделала. Затаюсь здесь, а там видно будет. С этими мыслями я и уснула. Когда проснулась, за окнами сгущались сумерки.
Я вышла в сад. Баба Нюра видимо увидела меня из окна и пригласила на свою половину – поужинать. Я захватила все, что купила утром, и отправилась к ней. Мы ели молодую картошку, свежие маленькие огурчики, которые хрустели на зубах, потом пили ароматный чай из шиповника с моими кексами.
Баба Нюра рассказала мне о своей жизни. Рано овдовев, она одна воспитывала сына. Старушка в самых восторженных словах отзывалась о своем муже. Все эти годы она почти каждый день ходила к нему на могилу и носила цветы. Причем, как я заметила позднее, она никогда не говорила: иду на кладбище или на могилу, а просто – пойду Степу проведаю. Сын женился на хохлушке, как она выразилась, и с тех пор жил на Украине, навещая мать раз в два года.
- В прошлом году был, значит, нынче не приедет, - пояснила она. – И то сказать, сам стал старый и больной.
Она живо интересовалась всем, что было связано со мной. Правду говорить я не могла, а
врать не хотелось, поэтому кратко сообщила, что давно ушла из дома. Мне обещали дать хорошую работу в Гатчине, поэтому я решила обосноваться здесь и присмотреться. Мы снимали комнату вместе с подругой, но поссорились.
- Ну-ну, - протянула баба Нюра. – Похоже, мое вранье ее не очень впечатлило. Трудно обмануть старого и опытного человека.
Ночью я долго не могла уснуть. Мешали тревожные мысли и то, что днем проспала не
менее трех часов. Я перебирала в уме, не оставила ли каких следов в доме Марии Ивановны, и вдруг с ужасом вспомнила о букете ноготков на подоконнике. После этого мне стало совсем не до сна, и я беспокойно ворочалась на скрипучей кровати, решив завтра туда наведаться и убрать букет, но под утро все-таки уснула и поднялась только около двенадцати. Умывшись и выпив чая, я решила осуществить свое намерение.
- Ты скоро вернешься? – высунулась из окна Анна Степановна. – А то у меня обед
почти готов.
- Скоро, - откликнулась я. – Немного прогуляюсь.
Отсюда до моего прежнего убежища было не больше десяти минут ходу. Я уже
собиралась повернуть на маленькую тихую улочку, когда заметила на ней легковой автомобиль и огромного мужика в камуфляже, по счастью стоящего ко мне спиной. Естественно, я не стала сворачивать, а продолжила свое движение по соседней улице, невольно ускоряя шаг.
Я шла, куда глаза глядели, минут двадцать, не в силах остановиться и связно думать, в результате чего заблудилась. Я, кажется, поняла, почему этот, прибившийся к Гатчине поселок, называли Загвоздкой. Хитросплетение улочек и переулков напоминало лабиринт. Я, наконец, остановилась и присела на скамейку, притулившуюся у старого двухэтажного дома, судя по всему, давно покинутого жильцами. В какую сторону идти дальше я не знала, но уж точно мне не хотелось возвращаться в исходную точку. Мимо прошла какая-то женщина, но я не решилась спросить, как отсюда выбраться.
Проблуждав еще полчаса, я оказалась на знакомой мне асфальтированной улице, по которой без всяких приключений добралась до дома бабы Нюры. Она торговала цветами, но, увидев меня, засуетилась и пошла разогревать обед.
- Ты где так долго была? И почему такая бледная? – набросилась она с вопросами.
- Мне что-то нездоровится, - ответила я на второй вопрос, проигнорировав первый.
Она накормила меня обедом. Я все съела, не заметив, что это было, но поблагодарить не
забыла. Нервный озноб сменился усталостью и безразличием. Ну кому и чем мешает маленькая и скромная Женя Томашевская? Почему на меня объявили охоту? Судя по всему, Нотариус и Хозяин, даже если не чисты перед законом, к этому не причастны. Никто ради них не станет проводить операцию по захвату террористки. Решив, что все хорошенько обдумаю, когда окончательно приду в себя, я дала бабе Нюре еще тысячу и попросила обеспечить меня питанием.
- Это слишком много! – запротестовала она.
- А вы не скупитесь, покупайте, что понравится. Мне, похоже, пару деньков придется полежать, - сказала я и отправилась на свою половину, на которой не было ни телевизора, ни радио, ни книг. - Впрочем, мне было, чем заняться. Я должна вычислить, откуда уши растут в этой ужасной кутерьме вокруг моей персоны. – Надо же додуматься до такого! Обвинить меня в терроризме!
Я вдруг представила, как люди в камуфляже врываются в мою маленькую квартирку и находят там мешок с гексагеном, который сами же и подбросили. После этого им любой спасибо скажет, если они всадят мне пулю в лоб. Нечего рисовать страшные картинки! Этим делу не поможешь, одернула я себя. Думай, когда, кому и на что ты наступила.
Я стала перебирать в уме своих недоброжелателей. Возможно, Макс меня возненавидел, но вряд ли он стал бы натравливать на меня МВД. Нет, на эту роль он явно не годится. Даша? – Да, она относится ко мне не лучшим образом, но пустить в ход такие силы ей не по плечу. Больше, как ни старалась, ни одного недоброжелателя в своем окружении не могла обнаружить. Значит, остаются только литературные фантазии.
Героев «Пристального взгляда» я отбросила. Может быть, маньяк из «Жестокой игры»? Вдруг он связан с МВД? Я вспомнила еще несколько рассказов и дошла до «Московской повести». Там фигурирует генерал Лукьянов, не Фатьянов, конечно, но фамилии созвучны. Интересно, как его зовут? Хорошо бы позвонить Владимиру Семеновичу, но телефоном пользоваться нельзя. Если добрались до дома Марии Ивановны, то и ее телефон наверняка под контролем.
Я ощутила радостное возбуждение, хоть кое-что стало проясняться. Если и имя генерала окажется таким же или хотя бы созвучным, то сомневаться не придется. Неужели Фатьянов и вправду был знаком с Мариной Василевской? Я нервно ходила по комнате, потом вышла в сад, обдумывая, как бы мне побыстрее разжиться новым телефоном. Конечно, я придумала, как это сделать, но реализацию плана в целях безопасности решила отложить на несколько дней.
Борясь за выживание, я думала только о себе, но сейчас до меня дошло, что по моей вине страдают близкие мне люди. Во-первых, Алик. Я сомневалась в том, что он выдал меня. Скорее всего, проверили всю недвижимость, принадлежащую их семье – квартиру, дачу в Солнечном, дом в Гатчине. Как я его подвела! Оставила букет на подоконнике, а на банке – свои отпечатки. Теперь ему не поверят, что бы он ни говорил.
Наверняка досталось или достанется моим родственникам и Нинке, хорошо хоть Танька за границей. А что, если они доберутся до Макса и Андрея? В общем, всем от меня одни неприятности. Я всегда это знала, а сейчас еще раз убедилась. Но ведь я ни в чем не виновата. Полет фантазии – и ничего больше!
Два дня я не высовывала нос из дома, притворяясь больной и получая пищу из рук заботливой бабы Нюры. На третий день отправилась в город. Моей основной приметой, а также главным предметом гордости были длинные темные волосы. Нет, стриженной пергидрольной блондинкой я не хотела становиться даже под страхом смерти, просто заколола волосы в пучок на макушке и повязала шарфом. Получилось неплохо, даже стильно. Надела джинсы, кроссовки, неприметную футболочку и отправилась в путь.
Перейдя через железную дорогу я почти сразу оказалась в суете городской жизни. Город был совсем не маленьким и вполне цивильным. Я быстро нашла пункт мобильной связи, но это всего лишь полдела. Нужен был человек с паспортом, который согласился бы оформить на себя телефон. Я нарезала круги по дворам вокруг вожделенного пункта связи. Наконец, нашла тех, кого искала.
Под развесистым деревом в глубине уютного дворика расположилась живописная группа – два мужика и женщина. Нинка называла таких «синяками». Они по очереди прикладывались к какому-то флакону, закусывая пустым хлебом. Судя по всему, с деньгами у них проблемы, это мне на руку. Я напустила на себя независимый вид и направилась к ним. Благодаря своим родственникам я знала, как обращаться с подобной публикой.
- Привет честной компании!
- И тебе не сдохнуть, - отозвалась женщина-синяк.
- Фи, как грубо, - сказала я, хотя пожелание было очень своевременным. – Хотите
заработать?
Они переглянулись.
- Денег мы хотим, а работать – увольте, - беззубо осклабился мужик, который выглядел несколько приличнее, чем его собутыльники.
- Так бывает только в сказке про Емелю, - ответила я и сделала вид, что собираюсь уходить.
- Постой, красотка! – остановил тот же мужик, по-видимому, главный в их компании. – А что сделать-то нужно?
Я объяснила, и мы с ним отправились со двора, вслед за нами потянулись его дружки.
Похоже, он еще не все мозги пропил, потому что заполнил бланки быстро и аккуратно. Получив в награду триста рублей, он быстрым шагом направился к своим приятелям. Я же оглядывалась по сторонам, прикидывая, где можно позвонить без помех.
Незаметно я добралась до парка, о котором слышала, но в котором ни разу не бывала. Огромные кроны старых деревьев, которые наверняка помнили царей, цариц и принцесс, прогуливающихся в окружении своих придворных, терялись в вышине. Давно не стриженые газоны радовали глаз буйством разнотравья. Парк, несмотря на запущенность, мне понравился. На время я даже забыла, зачем сюда пришла. Увидев большую удобную скамейку, которая, как ни странно, была недавно покрашена, я опустилась на нее и позвонила.
- Это поликлиника? – поинтересовалась я и замерла, с нетерпением ожидая ответа.
- Да, Григорий Тимофеевич, я вас узнал, - отозвался Владимир Семенович, -
позвоню, как только освобожусь.
Я все поняла и убрала телефон в сумочку, после чего продолжила прогулку, любуясь
красивыми пейзажами, то и дело открывающимися моему взору. Я наслаждалась видом Гатчинского дворца, больше напоминающего средневековый замок, когда ожил мой мобильник. Как всегда, обошлось без приветствий.
- Вы – молодец! Только зря букет оставили, теперь они рыщут вокруг. На время
затаитесь. Ваш след потеряли на железнодорожной станции, так что круг поиска расширился. В это время пришли две электрички – в Питер и Лугу. Еще раз повторяю, никуда не высовывайтесь, сидите там, где сейчас, и по этому телефону мне больше не звоните. Я сам отзвонюсь через пару дней.
- Как зовут того человека, чью фамилию вы в прошлый раз называли?
Он удивился вопросу, но ответил: «Федор Иннокентьевич, кажется». Я не могла скрыть
ликования.
- Тогда я знаю, почему он за мной охотится! – почти крикнула я и рассказала о
«Московской повести».
- Но как вы умудрились дать своему герою его имя? – недоумевал Владимир
Семенович. - Оно не так уж часто встречается.
Я поведала ему о солидном и мрачном незнакомце на фоне массивных дверей, которого
заметила, прогуливаясь недалеко от дома Василевской в день ее похорон. Он уточнил, где можно прочитать мое творение, и хотел отключиться, но я перебила его:
- Как мои друзья?
- У них неприятности, но не смертельные. Ваш друг настаивает на том, что помогал
вам скрываться от чересчур навязчивого ухажера.
- Молодец Алик, выкрутился! – обрадовалась я, но Владимир Семенович уже
отключился.
Обратно я возвращалась, соблюдая все меры предосторожности, на которые была способна. Хотела взять такси, но потом решила «не светиться» перед местными водителями. И правильно сделала, так как на обратном пути мне попался магазин, в котором я купила маленький дешевый приемник, бумагу и ручку. Неизвестно, сколько времени мне придется находиться в изоляции, а без дела и новой информации можно с ума сойти.
Я была уверена, что нашла разгадку, и старалась больше об этом не думать. О своих сердечных делах почти не вспоминала, и черный монолит в моем сердце сделался совсем маленьким и почти незаметным.
Несколько дней я бездумно валялась на раскладушке в саду, выбрав уютное местечко, и загорала. Результат моих стараний не замедлил сказаться и, прежде всего, в виде нескольких веснушек на носу, после чего я стала закрывать его листом подорожника.
Звонка от Владимира Семеновича все не было, хотя обещанные два дня давно истекли. За это время я написала несколько стихотворений, которые были ясными и прозрачными, как погожий летний день. До Бальмонта я пока не дотянулась, но прежнюю Евгению Томашевскую явно превзошла. Никаких мрачных пророчеств и жалоб на судьбу, только преклонение перед изменчивой красотой природы и жизни. Может и правда, до самых простых истин доходишь, когда окажешься на краю пропасти.
Наконец, мне надоело бездельничать, и я занялась разработкой сюжета нового рассказа. Писать продолжение «Московской повести» не хотелось, хотя было очень соблазнительно приговорить генерала к пожизненному заключению за все его выкрутасы. Я вернулась к двум молодым людям, которые, отгородившись от всего мира, в темном подвале расстались с жизнью.
Что же их толкнуло на это? Или кто? Скорее всего, кто. Два прекрасных юных существа, конечно же, напоминали Ромео и Джульетту. А, может быть, кто-то и добивался такого сходства? Какой-нибудь неудачливый режиссер и поклонник Шекспира решил поставить свой спектакль?
Эта идея мне понравилась. Так на страницы моего рассказа прокрался маньяк.
<<<<<Разумеется, с виду он был вполне нормален – достаточно молод, недурен собой и достигший немалых высот в операторском искусстве. Но он всегда мечтал о режиссуре. Однажды ему доверили постановку телеспектакля, но он с треском провалился. Пришлось вернуться на свое место за камерой, откуда он наблюдал за работой более удачливых коллег, с удовольствием отмечая все их промахи. Себя он считал гораздо более талантливым.
В детстве он стал случайным свидетелем смерти своего соседа, отравившегося каким-то суррогатом. Он не мог оторвать глаз, наблюдая за его агонией. Жалкий, ничтожный алкоголик на смертном одре вдруг показался ему величественным. В глазах было настоящее страдание и осознание того, что он уходит в Вечность. Это совсем не напоминало его обычный мутный и тупой взгляд. Неужели смерть возвышает человека? Он не мог сделать нескольких шагов до телефона и вызвать скорую помощь, так заворожила его эта картина. Со своей камерой он немало повидал, но ничто не произвело на него такого сильного впечатления, как смерть соседа.
Нет, он покажет миру настоящее искусство. Всего несколько сцен, но каких! Его творения останутся в веках, как бессмертные трагедии Шекспира, который человеческие страсти сумел облечь в слова. Современные карлики от режиссуры не могут понять великого драматурга. «Король Лир», «Гамлет», «Ромео и Джульетта», «Отелло», наконец, примут зримые очертания.>>>>>
- Интересно, насколько все это правдоподобно с психологической точки зрения?
– задалась я вполне обоснованным вопросом и тут же решила, что всякое бывает.Надо, конечно, еще придумать окружение Режиссера – семья, коллеги, быт и привычки,
но это можно сделать позднее. Сейчас главное – выстроить сюжет.
Мои мысли прервал телефонный звонок. Владимир Семенович впервые поздоровался, что наполнило мою душу оптимизмом.
- Здравствуйте. Обстановка улучшилась. Людей, занятых вашим делом, отозвали в
Москву. Сейчас им, по сути, никто конкретно не занимается.
- А в розыск меня объявили?
- Нет, они – не круглые дураки, и свои действия не афишировали. Я познакомился с
делом, там – полная ерунда, какая-то анонимка. Любой мало-мальски грамотный адвокат разобьет все обвинения в два счета. Видимо, когда его впопыхах заводили, рассчитывали не на суд, а на скорую расправу. – Мурашки, такие части гости в последнее время, поползли по телу.
- А мешок с гексагеном? – спросила я и почувствовала, что Владимир Семенович
растерялся.
- Какой мешок? Я об этом ничего не слышал. – Я рассмеялась. Вымысел и
действительность так перемешались в моей голове, что иногда я не могла отличить одно от другого. – Я имею в виду, разве мне ничего не подбросили?
- Ну, вы меня и напугали, - облегченно перевел дух мой собеседник. – Я уж подумал, что помогаю террористке скрываться от правосудия. Нет, они ничего вам не подбросили. То ли и не собирались, то ли не успели. Ваша квартира, по счастью, под охраной, и милиция мгновенно появилась. В общем, из вашей квартиры они вынесли только ваши отпечатки, что и помогло идентифицировать отпечатки, оставленные на банке с цветами.
Мы еще пообсуждали разные детали. Впервые Владимир Семенович никуда не торопился.
- Как с моей реабилитацией? – с оптимизмом в голосе поинтересовалась я.
- Сейчас над этим думаю, но пока ничего не получается. Вы тоже на досуге
поразмышляйте, вам это неплохо удается. А пока радуйтесь, что живы, сидите на месте и никуда не высовывайтесь. Ждите, когда позвоню.
После этого разговора я чувствовала себя окрыленной. Баба Нюра вернулась из магазина
и пригласила меня обедать.
- Надежда, продавщица наша, спрашивает сегодня: «Ты что, баба Нюра, разбогатела
или кто из родственников приехал? Все целыми сумками таскаешь». А я ей и говорю: «Жиличка у меня появилась, да такая, что лучше любого родственника. Родная внучка, да и только».
Аппетит у меня враз пропал. Вдруг за домом Марии Ивановны приглядывают, и
кто-нибудь явился в ближайший магазин? Он вполне мог услышать этот разговор и насторожиться. Я отодвинула тарелку и подошла к окну, но ничего кроме кладбищенской стены не увидела.
- Женечка, ты никак опять заболела? – обеспокоилась баба Нюра. Или тебе моя
стряпня не нравится? Отвыкла я обеды готовить. Сварю себе каши или картошки, да и ладно. Посмотри, как на твоих харчах раздобрела! – она ткнула пальцем в свой тощий бок. – Я не выдержала и рассмеялась.
- Нет, вы – просто стройная березка!
Она довольно усмехнулась:
- Березка, не березка, а в свои семьдесят восемь с утра до вечера на ногах, и по дому, и в огороде успеваю. А Варвара, соседка слева, на пять лет моложе, а чуть нагнется, у нее, вишь ли, одышка. Конечно, небось, целый центнер весит.
С момента ее прихода прошло минут двадцать. Если за ней кто-то шел, то он сейчас
поджидает меня возле дома. Или же, проводив бабу Нюру, отправился за подмогой. Нужно срочно уходить. Конечно, Владимир Семенович сказал, что все стихло. Но этого не может быть! Они не могли отступиться, так ничего и не добившись. Возможно, широкомасштабная операция закончена, но вряд ли генерал вообще никого не оставил, чтобы присматривать за мной. Интуиция мне подсказывала, что нужно срочно уходить.
- Женя, да что с тобой? Ты прям вся в лице переменилась. Неужто в самом деле
заболела?
- Нет, просто кое-что вспомнила. Мне нужно срочно уехать. Когда вернусь, не знаю, может быть, через неделю, так что не волнуйтесь.
Меня трясло. Нужно срочно уходить, стучало в голове. Я не знала, куда именно, да это сейчас и неважно, главное – унести отсюда ноги. Я быстро побросала в полиэтиленовый мешок самые необходимые вещи, взяла с собой все деньги и через покосившуюся калитку в глубине сада вышла в какой-то переулок, ругая себя, что заранее не обследовала пути к отступлению.
Ноги вынесли меня к железной дороге в незнакомом месте. Самой дороги видно не было, о ее близости я догадалась по шуму проезжавших поездов. Подход к ней загораживал длинный ряд частных гаражей, вдоль которых я долго шла, неожиданно оказавшись у платформы.
Только тут я впервые задумалась, куда бегу. Откуда и от кого понятно, но куда? В Питер возвращаться нельзя. Сколько можно подставлять своих друзей? Кроме них – Алика и Нинки - у меня никого не было. Нужно искать очередное убежище где-нибудь здесь, раз уж судьба занесла сюда.
Обогнув платформу, я вышла на привокзальную площадь. Ее почти полным кольцом окружали вокзал и различные торговые точки. Я заметила несколько автобусов и три маршрутки на Питер, в одной из них были призывно распахнуты двери. Около нее стоял крупный темноволосый мужчина в синей рубашке и курил, стоя ко мне спиной.
Я испытала настоящий шок, но он не парализовал меня, а заставил двигаться. Я побежала и запрыгнула в уже закрывающиеся двери какого-то автобуса. Опустившись на заднее сиденье и, почти закрыв лицо волосами, осторожно взглянула в окно, мы как раз проезжали мимо питерских маршруток. Лица Здоровяка я не помнила, хотя около обувного магазина видела его довольно близко, но тогда я находилась в полуобморочном состоянии. На этот раз у меня была возможность его рассмотреть, но вскоре я убедилась, что это ни к чему.
Мужик в синей рубашке обладал солидным брюшком, которого у моего преследователя не было. Вряд ли он успел его нагулять, охотясь за мной. Я расслабилась и закрыла глаза, но впасть в нирвану мне не дал хриплый голос кондукторши:
- Девушка, вы докуда едете?
Я не знала, куда направляется автобус, но, не желая этого обнаруживать, ответила: «До
конечной остановки». Немного поколесив по городу и под завязку заполнившись пассажирами, автобус выехал на шоссе, по которому мы продвигались с черепашьей скоростью, так как то и дело делали остановки. Один населенный пункт сменялся другим, но я большой разницы между ними не видела. Наконец, покинув оживленное шоссе, мы свернули на более узкую и явно давно не ремонтированную дорогу, по которой, подпрыгивая на ухабах, добрались до конечного пункта.
Я вышла самой последней. Мое внимание привлекла табличка на автобусе «Гатчина – Кружицы». Значит, я сейчас находилась в Кружицах. Странное название, но ничем не хуже Загвоздки. Я прошла это селение за каких-нибудь десять минут, так как в нем было не больше тридцати домов, в основном, старых и неказистых. Встречались и совсем новые – кирпичные и немножко пафосные, с башенками и причудливыми террасами. С одной стороны расстилалось бескрайнее поле, с другой виднелся лес.
Я приуныла. В таких местах мне не доводилось бывать. Это селение вряд ли можно
было назвать поселком – всего одна улица и – ни магазина, ни почты, ни других благ цивилизации.
- Ну и дыра, - со снобизмом столичной жительницы подумала я, но тут в промежутке
между домами что-то блеснуло.
Я отправилась туда и вскоре остановилась, очарованная открывшейся передо мной
картиной. В низине, причудливо извиваясь, текла узкая речушка, по берегам окруженная пушистым кустарником. На дальнем берегу был небольшой луг, примыкавший к лесу. «Все не так уж плохо», - вслух сказала я и пошла искать себе жилье – мое третье убежище.
Вскоре поиски увенчались успехом. Крепко сбитая женщина лет пятидесяти предложила мне крошечную времянку, которая стояла на самом краю участка. От нее до реки было не больше ста метров.
Моя новая хозяйка, Тамара Алексеевна, попросила меня показать паспорт, что я сделала с явной неохотой. Ее мучил вопрос, по чьей рекомендации я здесь оказалась. Я что-то наплела о том, что одна моя знакомая была здесь и сказала, что место спокойное, речка и лес рядом. Мне же надо отдохнуть от личных проблем, а денег для поездки на курорт нет.
Тамара Алексеевна снабдила меня спальными принадлежностями. Взятый из дома комплект постельного белья я оставила у бабы Нюры, даже ноутбук не стала брать. Человек с большим багажом привлекает внимание, а дамская сумочка и полиэтиленовый мешок – обычная поклажа любой женщины.
Вскоре моя времянка стала походить на человеческое жилье. Появилась электроплитка, ведро, посуда и полотенце, но все за отдельную плату, разумеется.
- Да, это – не баба Нюра, - с благодарностью вспомнила я прежнюю хозяйку. – Эта не станет обедами кормить, разве что по ресторанной цене.
Глава четырнадцатая
Первую ночь на новом месте я долго не могла уснуть из-за голода. Впопыхах не
прихватила еды, а магазина в деревне не было. Хозяйка сказала, что завтра приедет автолавка, но не догадалась или не захотела предложить мне хотя бы чаю с хлебом.
На следующий день я решила все бытовые проблемы и отправилась на речку. Был погожий субботний день, и на берегу собралось много отдыхающих, в основном, дети и молодежь. Я выбрала укромное местечко, расстелила полотенце и легла, не забыв приклеить к носу листок подорожника. Закрыв глаза, отдалась во власть солнца, чувствуя, что засыпаю после бессонной голодной ночи.
- Девушка, не хотите ли присоединиться к нашей компании? – услышала я мужской
голос.
Мне не хотелось ни к кому присоединяться, и я кратко ответила: «Нет». Незнакомец не уходил, явно желая со мной познакомиться. Пришлось открыть глаза и приподняться. Листок упал с моего носа, я тут же вернула его на место.
- Я сюда приехала, чтобы от всего отдохнуть, и от всех, - четко произнесла я, глядя на парня лет двадцати двух с открытым простым лицом.
- Вы у Золотаревой остановились? – проигнорировал он мое высказывание.
- У Тамары Алексеевны.
- Уносите ноги, она оберет вас до нитки, - доброжелательно сказал он. – Можете у нас поселиться, у меня мать и бабка – очень хлебосольные.
Я невольно улыбнулась в ответ:
- Спасибо, но я здесь ненадолго и уже за все расплатилась.
- Витька, иди в волейбол играть! – крикнул его приятель.
Я внимательно рассмотрела компанию. Два парня и две девушки. Парням слегка за
двадцать, девушкам – от силы восемнадцать.
- Начинайте без меня, - отозвался он, не желая уходить. – Ну, так как? Пойдем играть? Я – Виктор, а вы – кто?
- Женя, - я поднялась, внезапно решив присоединиться к ним. Тоска и безмолвие уже порядком мне наскучили.
Мы вместе подошли к его друзьям и познакомились. Парни окинули меня
одобрительными взглядами, на лицах девчонок читался приговор за мой преклонный возраст.
Часа три мы играли в волейбол, подкидного дурака и купались. Вода в речке была холодной, в первый раз я едва решилась окунуться, а потом смело входила в воду и плыла. Виктор постоянно держался рядом. Мы пили самодельный квас, более крепких напитков у них с собой не было, что мне очень понравилось. Часто приходилось слышать, что в деревне процветает пьянство, но пока у меня не было оснований обвинять в этом новых знакомых.
- Поедем сегодня в ресторан! – предложил Виктор. – У меня день рождения.
- А почему ты не отмечаешь его дома? – поинтересовалась я.
- Потому, что хочу настоящего праздника, а не обыкновенной пьянки.
Я посмотрела на его посерьезневшее и повзрослевшее лицо.
- А сколько лет тебе исполняется?
- Двадцать три.
- А мне скоро двадцать шесть, - зачем-то сказала я. – Какое сегодня число?
- Двадцать четвертое.
Я замерла. Не может быть! Это ведь и мой день рождения. Впервые я совсем забыла о
нем. И никто меня не поздравит, даже если захочет. Я на нелегальном положении. Мне вдруг захотелось поехать с Виктором, просто побыть на людях и повеселиться. Но, наученная горьким опытом, я отказалась. Какой платы за это он потребует? Нет, ввязываться в новые отношения я не собиралась.
Поздравив его с днем рождения и, ничего не сказав о своем, я отправилась домой. Плечи и спина горели, несмотря на то, что я неплохо загорела в саду у бабы Нюры. Весь вечер я была, как на иголках. Мне даже захотелось, чтобы Виктор зашел за мной и уговорил поехать с ним развлекаться. Но он не пришел.
Вечером я опять отправилась на речку, но купаться не стала. Просто сидела на берегу, слушала ее журчание и думала о своей нескладной жизни.
Сегодня мне исполнилось двадцать шесть лет. Этот год был самым бурным в моей жизни. Раньше ничего, кроме обычных неприятностей, со мной не происходило. В меня никто по-настоящему не влюблялся и вообще, по большому счету, никому не было до меня дела. Теперь же, идя по жизни, я повсюду оставляла израненные сердца, да и на моем сердце живого места не осталось.
И не только делами сердечными был отмечен год минувший. Я стала писательницей, на меня совершили два покушения, а сейчас и вообще что-то невообразимое происходит – правоохранительные органы и еще, Бог знает кто, за мной охотятся. Владимир Семенович сказал, что всех отозвали в Москву. Да, людей в камуфляже отозвали, но два помощника – Здоровяк и Хлюпик наверняка остались и рыщут где-то. Один, наверное, крутится возле моего дома, а второй – в районе Гатчины. Как мне отсюда выбраться? И сколько скрываться? Месяц? Год? На это у меня денег не хватит.
Я подумала, что следует заняться делом, хотя бы для того, чтобы заработать деньги. Ноутбука не было, но бумагу и ручку я с собой прихватила. Мое спасение – это работа над новым рассказом. Вечер своего дня рождения я провела, сидя за столом под тусклой лампочкой, выдумывая трагическую историю Режиссера.
<<<<<Итак, он решает заснять несколько сцен из пьес Шекспира, самых трагических и смертоносных, и разместить их в Интернете. Продюсеры должны заинтересоваться его творчеством. Они не смогут пройти мимо очевидного шедевра и его создателя. В будущем он снимет множество фильмов, и они станут классикой.
Благодаря своей работе Режиссер знаком со многими актерами и соискателями на это почетное звание. Но они для его целей не годятся – слишком затертые лица и чувства, лицедеи, одним словом, никакой искренности. Перед ним встает лицо умирающего соседа. Ни один, даже самый великий актер, не смог бы так сыграть. Да, все должно быть по-настоящему, без обмана. Ради высокого искусства не грех и жизнь отдать. Режиссер начинает поиск людей для осуществления своих целей.
Первой в его списке значится трагедия «Отелло». Он собирается снять не весь пятый акт, а только сцену убийства. Обдумывая, как все осуществить, он чувствует небывалый подъем. Даже окружающие замечают перемену в нем. Он возбужден несколько выше обычного, но сыплет блестящими идеями. Сериал, в съемках которого он участвует, выходит на новый уровень. Режиссер получает несколько выгодных предложений на съемку теленовелл в должности главного оператора. Но эти предложения его не интересуют, ему нужно время для другой работы.
В театральной библиотеке он знакомится с женщиной, которая по всем статьям годится на роль Дездемоны. Она красива, чувственна и не лишена амбиций. Он заинтересовывает ее предложением пройти пробы, но просит это держать втайне ото всех. Она соглашается.
Режиссер оборудует снятый подвал под студию, достает костюмы и необходимый реквизит. Кого выбрать на роль мавра? А главное – как заставить его задушить по-настоящему? Он решает испытать себя.
Репетиции длятся бесконечно, он хочет добиться от своей будущей жертвы полного правдоподобия. Наконец, решает, что пора приступать к съемкам. Он устанавливает несколько камер, и работа начинается. Все идет хорошо. Как эти жалкие и ничтожные людишки цепляются за жизнь!
Дездемона
Сошли меня в изгнанье,
Но жить оставь!
Отелло
Обманщица, умри!
Дездемона
Дай эту ночь прожить!
Отсрочь на сутки!
Отелло
Сопротивляться?!
Дездемона
Только полчаса!
Отелло
Нет. Поздно. Решено.
Дездемона
Еще минутку!
Дай помолиться!
Отелло
Поздно чересчур.
(душит ее)
Его пальцы сжимаются вокруг хрупкой женской шеи. Он, как завороженный, смотрит ей в глаза и видит, как удивление сменяется страхом, потом настоящей паникой. Он испытывает такую бурю эмоций, какой не помнил с детства.
Режиссер поворачивается к камере и делает вид, что прислушивается.
Отелло
За дверью шум. Жива. Еще жива?
Я – изувер, но все же милосерден.
И долго мучиться тебе не дам.
Так. Так.
(закалывает ее).
В его руках окровавленный кинжал, он не может отвести от него взгляда. Режиссер уверен, что все удалось. Зрители не останутся равнодушными, они испытают те же эмоции, что и он.
Режиссер быстро переодевает жертву, снимает с себя грим и отвозит труп за город, где выбрасывает в придорожную канаву, как отработанный материал.
Две недели по ночам он работает в своей студии, отсматривая и монтируя снятый материал. Дездемона не подкачала, зато Отелло в финальной части выглядит не лучшим образом – самодовольный ухмыляющийся идиот. Он понимает, что Шекспир видел своего мавра совсем другим. Режиссер решает повторить попытку. В следующий раз он будет лучше владеть собой и, возможно, испытает ужас и раскаяние от содеянного, во всяком случае, будет следить за выражением лица.
Через некоторое время он делает дубль и остается доволен результатом. Тело очередной жертвы увозит за сто километров от города, и расследованием второго убийства занимается областная прокуратура. Эти два убийства никак между собой не связывают, и Режиссер продолжает спокойно готовиться к экранизации следующей трагедии.>>>>>
Мне не хотелось останавливаться, но глаза предательски слипались и, чтобы не уснуть сидя за столом, я перебазировалась на небольшой топчан и юркнула под одеяло.
На следующее утро я опять отправилась на речку. Виктор с компанией были уже там. Он сразу меня заметил и подошел, и я, на правах старой знакомой, отправилась вслед за ним. Мы опять играли в карты, волейбол и купались. Накануне они побывали в гатчинском ресторане, где мило провели время. Минута слабости осталась в минувшем дне, и я ни о чем не сожалела.
Перед уходом домой Виктор попросил дать ему мой телефон, но в ответ я выдала уже навязшую в зубах фразу: «Мое сердце занято, ни к каким новым отношениям не готова». На самом деле я уже не знала, кем оно занято, и занято ли вообще. О Максе я редко думала, он был в какой-то другой жизни. Чаще вспоминала Алика и Андрея. Как они помогли мне в трудную минуту! Сейчас с удовольствием встретилась или хотя бы поговорила по телефону с любым из них.
Оказывается, Виктор работал в Питере и жил в общежитии, только в выходные приезжал домой. Он торопился на автобус, так как тот ходил к ним в деревню только три раза в сутки – утром, днем и вечером.
- Может, передумаешь? – с надеждой спросил он.
- Если это случится, дам знать, - улыбнулась я. - Только вряд ли это произойдет.
Он все-таки сунул мне заранее приготовленную бумажку с номером своего телефона. Как
бы мне хотелось прямо сейчас собрать все свои вещи и махнуть в Питер! Но Владимир Семенович не звонит, значит, там все еще опасно. Интересно, что он надумал насчет моей реабилитации? Неужели ничего? Надо самой этим заняться.
Предположим, официально моим делом никто не занимается, но наверняка парочка людей генерала наготове, ожидая меня, не в их силах прочесать весь город и область. Скорее всего, они затаились где-то возле моей квартиры или работы, зная, что рано или поздно, я туда вернусь. Зачем попусту мельтешить?
Итак, что могу сделать я, Женя Томашевская? Пожалуй, Женя Томашевская тут бессильна, а вот Евгения Вульфова может помочь. А что, если написать новый рассказ, в котором некий московский генерал мстит скромной питерской писательнице детективных рассказов, которая догадалась о его темных делишках, а вернее – ее вымысел совершенно случайно совпал с действительностью! Если это быстро напечатать, да хорошо бы в «Щите и мече», вполне может сработать.
Или написать серьезную заметку, в которой, не называя имен, изложить все, как есть. А почему не называть имен? Может, назвать? – Нет, такое вряд ли кто-нибудь напечатает. В моей голове бились две идеи, ни одна из них не могла победить.
Я решила позвонить Владимиру Семеновичу. Сколько можно ждать его звонка? Сейчас уже вечер, он должен быть дома.
- Это поликлиника? – привычно начала я наш диалог.
- Наталья Ивановна, я сейчас занят, потом перезвоню, - услышала я недовольный
голос.
Я повесила трубку и уселась на крылечке, ожидая ответного звонка. Белые ночи не желали сдавать позиции и, несмотря на позднее время, на дворе были сумерки, а на светлом ясном небосводе было почти не видно звезд.
В этот день Владимир Семенович так и не перезвонил. На душе стало тревожно. Что опять случилось? Спать не хотелось, но заниматься рассказом о каком-то маньяке я не могла, совсем другие мысли одолевали. Как вернуться к нормальной жизни?
Весь следующий день я маялась на берегу реки, где кроме меня почти никого не было. Выходные закончились. В голове мелькали бредовые идеи – поехать к бабе Нюре, вернуться в Питер – и будь, что будет. Я гнала эти мысли от себя, но они возвращались. Я каждой своей клеточкой чувствовала, что моя жизнь безвозвратно уходит, как вода сквозь пальцы, и была уже в полном отчаянии, когда Владимир Семенович, наконец, позвонил, с другого телефона.
- За вашей квартирой следят, попеременно – здоровый мужик и худосочный.
Возвращаться пока нельзя. Насчет вашей реабилитации ничего не придумал. А вы? – он разговаривал со мной в телеграфном стиле.
Я поведала о желании написать рассказ или статью на эту тему и таким образом обезопасить себя. Если после этого со мной что-нибудь случится, то в моей безвременной кончине обвинят генерала. Вряд ли он станет рисковать. Владимир Семенович заметил, что идея не так уж плоха, но ему надо все обдумать. Пообещав на днях позвонить, он, не прощаясь, отключился.
Я опять осталась наедине с враждебным миром. Хотя, разве можно назвать враждебной эту яблоньку, усыпанную мелкими зелеными плодами? Или речку, поблескивающую невдалеке? Нет, мир был настроен вполне благожелательно, просто один злой и могущественный человек хочет отгородить меня от него, погрузив в пучину небытия. Я усмехнулась высокопарности своих мыслей, но на стихи меня не потянуло, тем более не хотелось вступать в общение с маньяком.
- Идея не так уж и плоха, - с раздражением вспомнила слова следователя. – Можно
подумать, что он предложил что-то лучшее.
Через пару дней идти на речку уже не хотелось. Я осталась в своей времянке и
попробовала продолжить написание рассказа. Моему перу не доставало обычной легкости. Фразы, выходившие из-под него, казались тяжеловесными, но я упрямо пробиралась сквозь дебри событий и диалогов.
<<<<< «Ромео и Джульетта». На этот раз к выбору актеров Режиссер подошел особенно тщательно. Девушка только что приехала в Питер из Псковской области. Доведенная до отчаяния безудержным пьянством матери, она убежала из дома. Мать и не подумала заявить в милицию об исчезновении несовершеннолетней дочери. Беглянка устроилась официанткой в какую-то забегаловку, где с ней и познакомился Режиссер.
Ромео он нашел около входа в Театральный институт. Режиссер догадался, что тот «провалился» на экзамене. Ему удалось познакомиться с юным красавчиком. Будущий Ромео перешел на третий курс технического ВУЗа, но мечтал о сцене. Услышав предложение пройти пробы, он охотно соглашается. Его не надо уговаривать держать в тайне эту новость. Родители не одобряют его увлечение театром, а друзья посмеиваются над его попытками пробиться в актеры.
- Когда они увидят меня на экране, совсем по-другому заговорят, - радостно думает юноша.
Режиссер знакомит молодых людей. Они чисты и прекрасны, между ними неизбежно вспыхивает искреннее чувство. Автор этой затеи радостно потирает руки. Все идет даже лучше, чем он предполагал. Они две недели втайне от всех репетируют одну и ту же сцену. Наконец, все готово к съемкам. Режиссер предупреждает, что дублей не будет, надо играть до конца.
Ему пришлось написать сценарий для своего клипа, так как в выбранной для экранизации сцене в склепе Капулетти задействовано несколько персонажей, но его интересовали только двое – Ромео и Джульетта. Необходимые реплики он решил подавать сам, за кадром.
Итак, съемка началась. Режиссер возбужден до предела. Только бы новоявленные актеры не запутались в словах! Но все идет нормально.
Ромео
О милая Джульетта!
Зачем ты так прекрасна? Можно думать,
Что смерть бесплотная в тебя влюбилась.
У Режиссера перехватывает дыхание. Ему кажется, что актер забыл свои слова, но тот продолжает:
Зловещий мой, отчаянный мой кормчий!
Разбит о скалы мой усталый челн! –
Любовь моя, пью за тебя!
(Пьет.)
О честный
Аптекарь! Быстро действует твой яд.
Вот так я умираю с поцелуем.
Последние слова он произносит едва слышно и, обмякнув, падает на пол. Ромео умер. После паузы входит Джульетта:
Что вижу я? В руке Ромео склянка!
Так яд принес безвременную смерть.
О жадный! Выпил все и не оставил
Ни капли милосердной мне на помощь!
Тебя я прямо в губы поцелую.
Быть может, яд на них еще остался, -
Он мне поможет умереть блаженно.
Она целует Ромео и понимает, что что-то не так, и поднимает глаза на Режиссера. Он знаками показывает ей, чтобы она продолжала.
Уста твои теплы.
На лице юной актрисы неподдельное горе, испуг и даже страх. Режиссер ободряюще кивает ей.
Сюда идут? Я поспешу. Как кстати –
Кинжал Ромео.
Она хватает кинжал. На репетициях применяли бутафорский, но сегодня Режиссер подложил настоящий.
Вот твои ножны!
Она с силой вонзает его себе в грудь.
Останься в них и дай мне …
На последнее слово «умереть» у нее не хватает сил. Изумление и страх на ее лице сменяются вечным покоем. Джульетта падает на труп Ромео.
Этой работой Режиссер остался очень доволен. Он переодевает своих жертв, пока их тела не окостенели, и собирается, как обычно, вывести их за город, но на улице раздается сирена. Он выглядывает в окно. К дому, одна за другой, подъезжают три пожарные машины и скорая помощь. Очевидно, в доме пожар. Режиссеру кажется, что дым проникает и в подвал. Нужно срочно убираться отсюда! Он быстро собирает аппаратуру, реквизит и, обвешанный тяжелыми сумками, незаметно выскальзывает на улицу. Именно пожарные обнаруживают два еще теплых трупа.>>>>>
Я перевела дух, с удовольствием отмечая, что мое перо довольно бойко скользит по бумаге. На следующий день истекал срок моего оплаченного пребывания в Кружицах, нужно было решать, оставаться здесь еще на неделю или искать новое убежище. Мои съестные припасы почти закончились, остались только чай и несколько сухариков. До следующего приезда автолавки в субботу не продержаться, а до ближайшего магазина пять километров. Можно, конечно, доехать до него на автобусе, а потом ждать несколько часов, чтобы вернуться, или топать пешком. Ни то, ни другое меня не устраивало.
Сколько можно ждать у моря погоды? Похоже, Владимиру Семеновичу сейчас не до меня. И так спасибо за все, что он для меня сделал, рискуя очень многим. Все-таки настоящие мужики еще не перевелись.
Взглянув на дом хозяйки, заметила, что светится окно на кухне. Значит, она уже вернулась с работы в соседнем поселке, где торговала промтоварами. У нее был подержанный «Москвич», с которым она очень лихо управлялась. Я отправилась в хозяйский дом.
Тамара Алексеевна встретила меня не очень приветливо:
- Ну что, завтра уезжаете или остаетесь?
Мой ответ лежал где-то посередине:
- Завтра уезжаю, но, возможно, вернусь.
- Я пару дней не буду убирать вещи из времянки, так что можете возвращаться.
Такой расклад меня вполне устраивал. На следующий день дневным автобусом я уехала
в Гатчину. На рынке купила рыжий парик, под которым с трудом спрятала свои волосы, и в таком виде отправилась к бабе Нюре. Ее около калитки не оказалось, не было там и ведра с цветами. Я прошла мимо, не решаясь войти в дом, потом свернула в ворота кладбища и пошла по главной аллее.
С горечью вспомнила о Южном кладбище, где покоились мои родители. В этом году даже на Троицу к ним не съездила, не до того было. Тетя Варя наверняка там отметилась, она таких дат не пропускает, за что я ей благодарна, особенно сейчас. Старинные памятники соседствовали с новыми, подчас очень помпезными, но сравнение было не в пользу последних.
Кое-где были посетители. На одной могиле красили оградку, на другой – несколько человек поминали усопших, видимо, была какая-то годовщина. Ноги вынесли меня на боковую аллейку, и с нее, среди беспорядочно теснившихся могил, я заметила сухонькую старушку, поливающую цветы, которыми полностью был покрыт могильный холмик.
- Это же баба Нюра! – дошло до меня, и я, пробираясь между оградками, направилась в ее сторону.
Она равнодушно скользнула по мне взглядом и продолжила свое занятие. Я даже
остановилась. В чем дело? Потом вспомнила о парике, похоже, он изменил меня до неузнаваемости. Я подошла поближе и окликнула ее. Она с недоумением уставилась на меня.
- Женя! Ты? Что же ты с собой сделала? – всплеснула она руками. – Просто не узнать!
Я села на скамеечку, покосившуюся, но свежевыкрашенную. Баба Нюра засыпала меня
вопросами, но вместо ответа я задала свой: «Меня кто-нибудь спрашивал?» Ее лицо посерьезнело и на нем появилось совсем не свойственное ей выражение суровости.
- Спрашивали. Что ты натворила?
Я хотела сначала расспросить ее, но она была неумолима, и я ей все рассказала – всю
правду, без купюр. Слезы лились у меня по щекам, а я все говорила и говорила. За последнее время так отвыкла от дружеского участия и общения, что не могла остановиться. Баба Нюра умела слушать. Вытерев мои слезы, она повернулась к эмалевому портрету мужа на памятнике: «Вот, Степа, видишь, какие дела! Надо девочке помочь». Она любила смотреть всякие сериалы и сейчас наверняка чувствовала себя героиней одного из них.
Теперь наступила ее очередь рассказывать. На следующий день после моего бегства баба Нюра сидела у своей калитки, торгуя цветами, когда к ней подошел какой-то мужчина – невысокий, худой и спросил, не проживает ли у нее его знакомая – некая Женя Томашевская. Он, якобы, уверен, что она живет где-то здесь, но где именно – не знает. Бабе Нюре он сразу чем-то не понравился, и она решила его порасспрашивать. Ей вспомнились мои слова о том, что я поссорилась с подругой. Она решила, что на самом деле я поссорилась с дружком.
- А почему вы ей не позвоните? Сейчас у всех молодых телефоны есть.
Он сказал, что я не беру трубку, потому что обиделась, а он хочет все объяснить и
помириться. Баба Нюра чуть не попалась на эти романтические бредни, но еще раз взглянув на него, решила, что вряд ли я могла польститься на такого типа. Что-то тут не так.
- Вот, на старости лет, решила соврать, да так ловко это у меня получилось! – она опять повернулась к портрету и, перекрестившись, продолжила свое повествование.
Она сказала, что действительно у нее была жиличка, но вчера съехала, и зовут ее не Женя, а Валя Круглова, она работает на заводе «Электроприбор» в Татьянино. Пусть он на заводе поинтересуется или встретит ее с работы. Имя и биографию баба Нюра позаимствовала у невестки своей соседки.
- Точно тебе говорю, встреть ее у проходной.
- Да мне Женя нужна, а не Валя, - печально произнес неприятный тип. – Ваша соседка сказала, что у вас недавно появилась жиличка, вот я и подумал, что это она. Уже половину Загвоздки обошел. А она насовсем уехала?
- Можешь проверить, все вещи забрала, - холодея при мысли, что он действительно
захочет проверить, заявила баба Нюра. – Тебя не поймешь, то говоришь, что тебе Валя не нужна, то спрашиваешь, насовсем ли она уехала, - проворчала находчивая старушка.
Он еще раз заверил, что ему нужна Женя, а не Валя и ушел. Баба Нюра вернулась в дом,
собрала все мои вещи в чемодан. Натолкнувшись на ноутбук, обомлела. Прежде ей не приходилось их видеть, и в сердце закрались тяжкие сомнения. Может, адская машинка какая. Она почти жалела, что ничего не сказала тому типу обо мне, но уж больно он ей не понравился. На влюбленного он был мало похож, а вот на сыщика – очень даже. Вещи она спрятала в сарае за дровами.
На следующий день, опять торгуя цветами, она заметила, как он возвращался со стороны кладбища, видимо, проверял улицу, которая шла вдоль него с другой стороны. Одет он был по-другому, появились усы, но баба Нюра была уверена, что узнала его. Увидев сегодня меня в рыжем парике, она решила, что оправдываются ее худшие подозрения. Слава Богу, теперь все разъяснилось.
В порыве признательности я обняла ее, и мы некоторое время стояли, обнявшись, недавно совсем чужие, а теперь такие близкие. В присутствии портрета Степана Ивановича мы обсудили, что делать дальше.
- Бомба два раза в одно место не падает, - со знанием дела сказала баба Нюра. –
Возвращайся ко мне через садовую калитку и сразу проходи в дом. Жить будешь на моей половине, возле кухни есть маленькая комнатка.
Она боялась, что соседи заметят, что свет горит там, где его быть не должно. Я даже
подивилась ее сообразительности, потом подумала, что с таким же успехом могу вернуться в дом Марии Ивановны, ключи от него лежали в моей сумочке. Какая разница? Но разница была. Мои недруги точно знали, что я там появлялась, а дом бабы Нюры – один из многих, которые они обследовали. Я понимала, что безопаснее всего – уехать в Кружицы, но уж очень не хотелось это делать.
Попрощавшись с мужем, баба Нюра отправилась домой, велев мне через полчаса последовать за ней. К этому времени она снимет замок с садовой калитки, который повесила после разговора с подозрительным типом, считая, что ее хлипкий забор может кого-то остановить.
Я осталась сидеть на скамейке, рассматривая портрет Степана Ивановича. Взгляд немного грустный, будто он знал, что надолго на этом свете не задержится. Он лежит в земле более сорока лет, а его жена все эти годы тянет тяжелую вдовью ношу и уже совсем состарилась. Мне вдруг стало жалко всех стариков, особенно одиноких. Впрочем, баба Нюра вызывала скорее уважение, чем жалость. Бойкая, самостоятельная и с ясной головой на плечах. Я улыбнулась, вспомнив, с каким воодушевлением она рассказывала о том, как обвела вокруг пальца моего преследователя.
Первые два дня после своего возвращения я почти не выходила из дома, писала историю последних событий. Как мне реабилитировать себя и доказать, что я не верблюд? Недостатка в разнообразных планах не было.
Во-первых, как я и собиралась, написать рассказ или статью и опубликовать. Наталья Васильевна в этом мне поможет.
Во-вторых, я додумалась до того, чтобы написать письмо генералу Фатьянову, где сначала изложить все, как было на самом деле, а потом, к каким выводам я пришла в результате его действий. Напоследок припугнуть, что в том случае, если со мной что-нибудь неприятное случится, моя версия появится в печати и в правоохранительных органах.
В-третьих, уговорить Владимира Семеновича дать делу законный ход, заручившись поддержкой высокопоставленного лица. Не все же генералы – преступники! В конце концов, там наверняка есть какие-то интриги, этим можно воспользоваться. Но как узнать расклад?
Несмотря ни на что, у бабы Нюры я чувствовала себя вполне комфортно. По вечерам мы у телевизора пили чай. Я смотрела новости по всем каналам. Мир сотрясали всевозможные катаклизмы, страну с головой накрыло волной коррупции, но о моей скромной персоне или о генерале Фатьянове не было ни слова.
Известий от Владимира Семеновича тоже не было, и я с трудом сдерживалась, чтобы не позвонить самой. Что происходит в Питере? Неужели до сих пор наблюдают за моей квартирой? И как там Алик? Я искренне надеялась, что все его неприятности остались позади.
Дни шли за днями. Ничего не происходило. Я осмелела и по утрам валялась на раскладушке в глубине сада. Письмо генералу я переписывала два раза, так как в первоначальном варианте оно напоминало детективный рассказ. Пришлось вспомнить все, чему научил меня Веник относительно деловых бумаг. Куда отправить? На деревню, дедушке? Или: Москва, МВД, Генералу Фатьянову Федору Иннокентьевичу (лично в руки).
А что, вполне может дойти, если по дороге не затеряется.
Письмо Таньке с приложением, в котором кратко и четко все было разложено по полочкам - факты отдельно, домыслы отдельно - было готово к отправке, но я медлила, не решаясь что-нибудь сделать без согласования с Владимиром Семеновичем. Я позвонила ему, но безуспешно. Почему он не откликается? Неужели не понимает, что я с ума схожу от неизвестности? Наверняка понимает. Значит, что-то произошло. Не дай Бог, если он из-за меня пострадал.
Что же делать? Месячный отпуск, если Веник мне его дал, подходит к концу. Может быть, позвонить на работу? Вряд ли прослушивается телефон фирмы. Нужно рискнуть. Засвечивать номер, по которому должен позвонить Владимир Семенович, не хотелось, и я опять отправилась в город, натянув рыжий парик.
У меня в сумке было уже три телефона – тот, что подарил Макс, Марии Ивановны и третий, оформленный на гатчинского алкаша. На этот раз я решила не тратиться на аппарат, а купила сим-карту, воспользовавшись тяжелым положением очередного алкоголика.
День клонился к вечеру, но жара не отпускала, и я решила прогуляться по тенистому парку. Несмотря на будний день, в парке было полно народу. Я шла вдоль озера и вскоре увидела нечто вроде пляжа и купающихся людей. Пожалев, что не взяла с собой купальник, я сняла босоножки и прошлась по воде. Как мне хотелось сбросить с себя одежду и окунуться в прохладную воду! Пришлось довольствоваться малым. Голова под париком покрылась потом, но я не решалась его снять. Ничего, жару можно перенести. Но как вытерпеть неизвестность?
Я села на траву, вставила новую симку в телефон Марии Ивановны и позвонила Владимиру Семеновичу. На этот раз официальный голос ответил, что этот номер не обслуживается. Порвалась последняя ниточка, связывающая меня с внешним миром. Впрочем, ниточек было полно, но дергать за них боязно. Не хочется никого подставлять. Что же все-таки делать?
Если жить очень скромно, то оставшихся денег хватит месяца на два. Если я все это время буду здесь, то, вернувшись, останусь без работы, квартиры и денег. В редакции меня тоже по головке не погладят за то, что я ничего не написала. У меня теперь с ними договор.
Я посмотрела вокруг. Жаркий летний день. Люди катаются на лодках, купаются. В нескольких метрах от меня двое малышей били ручками по воде, зажмуриваясь от летевших во все стороны брызг. Их молодая и симпатичная мама смеялась. Все наслаждались жизнью, только я прела под париком, безуспешно пытаясь найти выход из дурацкой ситуации, в которую угодила благодаря своей буйной фантазии. Теперь я призывала ее спасти меня, но, похоже, она растаяла под палящим солнцем.
Не найдя ничего лучшего, я позвонила на работу. Трубку сняла Зина и засыпала меня вопросами, ни на один из которых я не могла честно ответить. От нее я узнала, что меня не уволили, но Веник был очень не доволен моим внезапным отпуском. Зине приходилось отдуваться за меня, из-за чего пришлось перенести отпуск. Она с нетерпением ждала моего возвращения, так как путевка была уже куплена.
- Надеюсь, ты в понедельник выйдешь? – с надеждой спросила она. – Я передам тебе
дела, а то во вторник уезжаю. – Я не знала, что ответить, и пробормотала что-то неопределенное, пообещав в пятницу позвонить, потом попросила позвать к телефону Алика. – Ну, ты даешь! Он сейчас в командировке, потом сразу уедет в отпуск в Испанию. Вы что, поссорились?
Я опять сказала что-то невнятное. Судя по всему, Зина ничего не знает о моих
неприятностях, и я решилась задать вопрос:
- Меня кто-нибудь спрашивал?
- Ты имеешь в виду своего прежнего кавалера? Насколько мне известно, нет.
- А кто-нибудь другой?
- Не в курсе.
Я облегченно перевела дух. Значит, преследователи на работе не появлялись, что
подтверждает их полулегальную позицию.
Распрощавшись с Зиной, я надолго задумалась. Надо возвращаться в Питер. Кого выбрать в союзники? Кто может меня подстраховать? Алика нет, Таньки нет, Макса навсегда нет. Сердце немного защемило, но я тряхнула головой и продолжила прерванную мысль. Нинка?
Я позвонила ей. Она мне искренне обрадовалась. Я чуть не прослезилась, ведь ей, по словам Владимира Семеновича, изрядно потрепали нервы из-за меня.
- Женька, слава Богу! Ты жива! Тут такое творилось! У меня квартиру обыскали, даже к Рафику явились. Его родственники наняли хорошего адвоката, так что они вмиг отцепились.
Я слушала ее, затаив дыхание. Она излагала факты, но ни одного упрека в мой адрес не
прозвучало. Нинка ничего не понимала, и я ей вкратце объяснила, в чем дело.
- Не доведет тебя до добра твое писательство, - неожиданно мрачно предрекла она,
потом вдруг хихикнула: - Пиши лучше стихи. Что ты собираешься делать?
Я сама этого не знала, попросила ее договориться с хозяйкой квартиры об отсрочке
оплаты, и она пообещала решить этот вопрос.
Пот из-под парика стекал на шею, а оттуда все ниже и ниже. Я умылась в озере и поплелась назад. В голове был полный сумбур. С одной стороны, надо возвращаться в Питер, но делать это без всякой страховки боязно. Мои защитники – Владимир Семенович и Алик испарились. Как мне в одиночку со всем справиться? Впрочем, есть еще Андрей, если он тоже не отправился куда-нибудь отдыхать. Опять я почувствовала себя бесконечно одинокой.
Вернувшись домой, первым делом сняла парик, после чего надела купальник и вышла в сад. Вылив на голову ведро холодной воды, почувствовала себя гораздо оптимистичнее и легла на раскладушку. Постепенно в охлажденную голову стали проникать конструктивные мысли.
Через полчаса я позвонила Андрею. Он не узнал меня, так что пришлось представиться. Он вроде бы обрадовался звонку, но бурной реакции не последовало. Он, естественно, не мог мне дозвониться и позвонил Алику. Тот разговаривал с ним неохотно и нервозно. Сказал, чтобы он оставил меня в покое. Я уехала отдыхать и неизвестно, когда вернусь. Через несколько дней он повторил попытку, но результат был тем же, только Алик был еще более краток и резок, чем в первый раз.
Мать Андрея по-прежнему находилась в больнице в тяжелом состоянии, поэтому он все свободное время проводил с ней. Кроме тетки, других родственников в Москве не было.
- Где ты отдыхала? Почему не позвонила, ведь знаешь, что я за тебя волнуюсь, -
чувствовалось, что он на меня несколько обижен. Конечно, он меня охранял, волновался и даже рисковал, а я исчезла, даже не удосужившись позвонить.
- Я не отдыхала, я в бегах, - сказала я в свое оправдание, потом кратко рассказала о том, что случилось после его отъезда. – Ты на Алика не обижайся, он не мог ничего тебе объяснить, так как его телефон наверняка прослушивали.
- Тебе нужна помощь! Но что я могу сделать здесь, в Москве? – он немного помолчал, а потом сокрушенно добавил: - Жаль, муж моей тетки умер в прошлом году. Он был полковником милиции и работал в аппарате МВД, тетка тоже там работает, но она – простой клерк в канцелярии.
- Это то, что нужно! – радостно прокричала я и рассказала ему о своем плане.
Продолжение следует...