Обретение Влесовой книги – мыльная история
Часть 3. Серый Шефтель
Если считать, что дощечки были, то они должны были пропасть, поскольку их нет. Если верить, что Миролюбов подавал жалобу на кражу дощечек (не только картин), то их украли из-под опечатанных дверей и греть на них кофе не могла не только жена-иностранка, но и хозяин дома. Ни случайным ворам картин, ни адвокату дощечки не нужны, они были бы не в состоянии распознать в них ценность. Крадущие просто обязаны быть людьми грамотными, имеющими представление о том, что уносят. Все эти рассуждения вполне логичны. И я покладисто принимаю их как основу. Интересное начинается дальше.
Жил в Бельгии Александр Экк, покинувший Россию после участия в событиях 1905 г. Был он историком-медиевистом и работал в Брюссельском университете.
И вот тут вступают скрипки... А.Асов в работе "Тайны "Книги Велеса" (2001) тщательно воспроизводит обстоятельства, предшествующие краже дощечек специалистами из очень особенной организации под названием "Аненербе". То есть, как это у влесовцев в обычае, как бы тщательно воспроизводит.
"Здесь, рядом, есть профессор Александр Экк, к примеру. Он известный историк, работает в Брюссельском университете. Ему это должно быть интересно. Специалист! В самом деле... Вот он, Александр Экк! Он входит в тот же "Русский клуб". С ним знакомы и Миролюбов, и Изенбек."
Скорее всего, действительно все трое упомянутых были членами этого эмигрантского общества. Однако степень их знакомства нам неизвестна... впрочем, и неважна - это к врачам в гостях люди вечно лезут с вопросами о том, что у них за боли в колене, а по поводу редчайшего древнерусского письменного памятника можно спокойно обращаться к любому специалисту безо всяких знакомств.
Асов: "Правда, Александру Экку было уже за шестьдесят, родился он в 1876 году. Значит, он был уже тяжек на подъем и мысли его закоснели. Такой вряд ли мог признать возможность существования "дощьек". Да и жил он слишком близко, чтобы не слышать о "причудах" Миролюбова и Изенбека."
Адреса не названы и нам не дано узнать – несколько близко жил Экк от наших фигурантов. А так... Брюссель немаленький город. "Чудить" они должны были мощно, чтоб о них все подряд слышали. И как только при этом один частил картинами, а другой разбирал сложнейший текст?
Асов: "К 1939 году репутация Миролюбова была восстановлена. Благодаря жене он три года не пьет. И тогда Миролюбов вновь сделал попытку "навести мосты" с наукой. Александр Экк, видимо, сам уже мало на что был способен. Известно, что сам он так и не сходил ни к Изенбеку, ни к Миролюбову."
Хамство автора касательно возрастной косности-тяжести-неспособности пропускаем мимо ушей. И задаемся вопросом: а с какой стати профессор кафедры русской истории, специально созданной для него в брюссельском университете в 1934 г., должен ходить по вызову на дом? Если Изенбек был против, он бы не дал ничего рассматривать у себя. Если Изенбек был не против, то дощечки, пережившие валяние в мешке на протяжении минимум 7-8 лет, как-нибудь стерпели бы аккуратную доставку их в здание университета.
Между прочим, в этом абзаце есть очередная типично влесоведческая тонкость – оборот "Миролюбов ВНОВЬ сделал попытку". Хотя автор не упоминает ни о какой предыдущей попытке... по причине ее элементарного отсутствия.
Асов: "Но у Экка был ассистент, также выходец из России, молодой, тихий, но очень "хваткий" Марк Шефтель, российский немец. Ему, полагаю, А.Экк и поручил разобраться, о каких это "дощьках" говорил как-то Ю.П.Миролюбов."
Таких, как влесовцы, даже детектор лжи не возьмет, потому что они врут, как дышат, естественно и без физиологических реакций. Вот смотрите внимательно на эти убедительно сконструированные две фразы. Хорошо сколочены, верно? На самом же деле, нет никаких доказательств, даже косвенных, что Миролюбов говорил кому-то о дощечках, в частности – профессору Экку. Нет никаких доказательств, что Экк вообще от кого бы то ни было знал о дощечках. Нет никаких доказательств того, что Шефтель действовал по чьему бы то ни было поручению.
Шефтеля, которому тогда было 36-37 лет, можно назвать молодым... по сравнению с Экком. Но кто из общих знакомых охарактеризовал его Асову как тихого, но хваткого? Зачем эти драматические описания, вполне понятно – автор подводит нас к выводу о том, что этот человек был злодеем столетия, работавшим на СС и уничтожившим наше русское сокровище. Портрет набрасывается соответствующий задаче, а не реальности.
Асов: "Шефтель познакомился с Ю.П.Миролюбовым, переговорил с ним о дощечках, оставил свою визитную карточку... Потом уже в Штатах Ю.П.Миролюбов никак не мог вспомнить его фамилию. В голове крутилось что-то вроде Пфайфер (был такой знаменитый химик в Петербурге), а может, Шеффел... И только случайно, найдя его визитку среди бумаг, Юрий Петрович прочел точное имя."
Если вы уловили принципиальную основу влесоведческого метода, то вы уже и без меня догадываетесь, что никакого подтверждения разговору Шефтеля с Миролюбовым нет. Зато якобы знакомый с Экком по "Русскому клубу" Юрий Петрович почему-то не знаком по этому же клубу с другим эмигрантом, Шефтелем. Мало того, здесь Асов противоречит и самому ключевому рассказчику, Миролюбову, в истории которого нет ни оставленных визиток, ни точной фамилии ассистента Экка.
Асов: "Сей плохо запоминающийся, серый человек, Марк Шефтель, вернувшись к А.Экку, тогда всю эту историю с "дощьками" преподнес как скучный и малопримечательный казус: речь, конечно же, идет о подделке. О чем же еще! Чудаки вы, право... И ему поверили. Да и как могло быть иначе?"
Итак, автор предлагает доверчивым читателям цепочку из собственных бездоказательных фантазий: Миролюбов сказал о дощечках Экку – Экк поручил Шефтелю разобраться – Шефтель намеренно представил раритет подделкой. А вся вышеприведенная сцена, точно так же как приметы Шефтеля "серый" и "незапоминающийся" – всего лишь бесстыдный оговор и литературный вымысел господина Асова.
Нелепый, замечу, вымысел. Хотя бы и принять условия этой игры, концы с концами все равно не сходятся. Даже такая мелочь, как визитка, становится поперек течения. Зачем бы стал Шефтель оставлять ее Миролюбову, если дальнейшие контакты не планировались? Шефтель – строго следую версии Асова – дощечек не видел, с переписанными текстами не знакомился, выслушал какие-то слова от известного своим пьянством малозначащего эмигранта и доложил Экку о провале операции. Каким образом он при этом сумел оценить дощечки как весьма значимые?
Вариантов ответа всего два. Либо специализировавшийся по древнерусской литературе Шефтель все-таки изучил материалы Миролюбова и пришел к выводу, что это подделка. Либо он с Миролюбовым не общался и ничего о дощечках не знал.
Асову кажется, что есть еще один, правильный вариант: Шефтель работал на "Аненербе" и поэтому солгал Экку. Опять нелепица. Либо доказательства великой древности славян немцам надо было скрыть и уничтожить – и тогда необъяснимо их бездействие до самой смерти Изенбека, который мог показать дощечки кому-то еще. Либо немцы намерены были изучить дощечки в поисках информации о своих великих предках – и тогда необъяснимо их нежелание позволить работать с ними опытному медиевисту Экку или пусть самому Шефтелю.
Оставив в покое писанину Асова как более поздние наслоения, давайте глянем, что и как происходило по словам Миролюбова. И сразу же мы натыкаемся на великую странность – оказывается, нежелание позволить работать с дощечками русским зарубежным историкам проявляло вовсе не "Аненербе", а сами Изенбек и Миролюбов!
В письме Ю.Миролюбова А.Куру от 26.09.1953 (ГАРФ. Фонд 10143, Архив П.Т.Филипьева, опись 80, рулон 16,14) сказано: "Эти дощьки мы старались сами разобрать, несмотря на любезное предложение Брюссельского университета (византийский отдел факультета русской истории и словесности, проф. Экк, русск. ассистента, кажется, Пфефера), изучить их, по вполне понятным причинам."
К сожалению, по поводу причин Юрий Петрович не распространялся и для меня остается загадкой "понятность" мотивов, по которым два дилетанта не подпускали профессионалов к тому, что по своей заявленной значимости никак не может быть частным делом. Добро б еще не отдавали дощечки в Советскую Россию, белоэмигранты имели основания плохо относиться к тем, кто остался на родине, хотя это все были ученые дореволюционной школы. Но они предпочитали дать дощечкам сгнить и сгинуть, ведь Изенбек якобы вообще не участвовал в их прочтении, а Миролюбов возился уже многие годы, основное время уделяя работе и жене. Чем негожи им были эмигранты Экк и Шефтель?
Филипьев со слов А.Кура (письмо к Шефтелю, 31.12.1968 - ГАРФ Фонд 10143, архив П.Т.Филипьева, опись 80, рулон 2) уточняет, что в почтовой карточке Византийский отдел выказывал заинтересованность в получении текстов, но хотел "иметь не списки с них, а сами дощечки."
Абсолютно естественное и законное желание ученых работать с оригиналом... если ситуация развивается нормально. Если же Шефтель действует в пользу "Аненербе", то все запутывается. Допустим, он захотел получить в свое распоряжение досочки, понадеялся на авторитет не то университета, не то Экка. Не вышло. Ну так дальше-то что? Сел в углу, насупившись, и ждал смерти Изенбека, благо кокаинисты очень уж долго не живут?
В следующем письме Куру, от 13.11.1953 (ГАРФ Фонд 10143, архив П.Т.Филипьева, опись 80, рулон 16,14) Миролюбов добавляет подробностей: "Относительно ассистента проф. Экка, не то Шеффель, не то Пфефер, и кажется, именно г.Шеффел, я как-то нашел его открытку, но затем затерял ее среди бумаг. Он меня вызывал к себе. Дело было перед войной, значит, в тридцать восьмом или девятом году. Как только найду, передам Вам."
Не могу взять в толк – с чего бы Куру интересоваться ученым, которому отказали в возможности исследовать памятник? И с чего бы Миролюбову, у которого и без того был, по его словам в этом же письме, двухтонный бумажный архив, хранить абсолютно ненужную открытку? Ну да ладно, соль не в этом.
В целом, по письмам Миролюбова, картина рисуется следующая: либо Экк, либо Шефтель откуда-то узнали о дощечках, Шефтель написал открытку, приглашая ("вызывая"?..) к себе. Миролюбов отклонил любезное предложение спасти памятник культуры. Состоялась ли личная встреча – неизвестно. Вероятно, была лишь ответная открытка. И Шефтель/Экк настаивать не стал.
Отдельной строчкой отмечу переходы Миролюбова от множественного числа к единственному. Так что невозможно уяснить, кому была открытка адресована, ему или владельцу дощечек, Изенбеку, и было ли во всей этой истории какое-то участие художника.
Если вообще что-то было... Ведь опять все известно лишь со слов Юрия Петровича, доказательств никаких, и открытка, что уже не удивляет, так никогда и не нашлась.
Да, чуть не забыла, рекомендую почитать отличную статью об "Аненербе": http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/2885/. Для нашей темы достаточно усвоить, что организация была серьезная и беспринципная. А для общего развития обратите внимание на холодящую связь искренней веры в величие своих предков и пренебрежение к личностям и жизням тех, кто не от этих предков произошел.
Степень причастности Шефтеля к пропаже дощечек от лица влесовцев разъясняет снова Асов ("Тайны "Книги Велеса", 2001): "В 80-х годах известный сербский (также английский, итальянский) ученый, влесовед Радивой Пешич побывал в Брюсселе. И выяснил такую важную деталь. Оказывается, сей Марк Шефтель еще до войны возглавлял в Брюссельском университете отдел Берлинского института "Аненербе". И участвовал в изъятии ценностей, исторических реликвий во время немецкой оккупации. Сведения эти, к сожалению, не подтверждены документально."
То есть, на языке порядочных людей, сведениями не являются. А могут быть названы слухами или клеветой. Второе явно ближе к истине, поскольку слухи возникают спонтанно, а порочащие Шефтеля измышления распространялись "влесоведами" Пешичем и Асовым намеренно.
И ведь даже если бы членство Шефтеля в "Аненербе" было удостоверено, это все равно не было бы доказательством того, что он причастен к хищению/уничтожению дощечек.
Неугомонный Филипьев в декабре 1968 обратился к Марку Шефтелю за сведениями о дощечках (ГАРФ. Фонд 10143, архив П.Т.Филипьева, опись 80, рулон 2), ссылаясь на ту самую открытку. К огромному моему сожалению, в сети письма Шефтеля нет, только в том же архиве дано примечание: "Ответ... о дощ. Изенбека я слышу от вас впервые."
Некоторую информацию об ответе Шефтеля содержит выложенное самим Асовым его письмо Ю.Бегунову, апреля 2004 (http://www.educatorsoft.com/acov/Publicat/Begun4.htm): "В архиве Филипьева нашлось письмо этого самого М.Шефтеля за 1969 год из Оксфорда. В нём он утверждает, что Миролюбова не знал, о дощьках до этого письма не слышал, и что покинул Бельгию в мае 1940 года, то есть в месяц вступления в страну фашистских войск. Тут же отправился в Англию, в Оксфорд, где он и пребывал безвыездно до этого времени, то есть до 1969 года.
Верить ли Шефтелю? Трудно сказать, но это как раз проверить можно, нужно только запросить архив Оксфорда. <...> Темнит он."
Как говорят хонтийцы, чувствую себя одной ногой в канаве. То, что Шефтель в сороковые годы переехал в США и прожил там не менее 11 лет, не подлежит ни малейшему сомнению. Врать насчет видел/не видел доски еще можно, тут слово против слова, но врать в ситуации, когда его можно в два счета проверить? С 1948 по 1958 в Корнеллском университете читал лекции один особенный человек – писатель Владимир Набоков. Шефтель, преподававший там же, завел с ним тесное знакомство и, тем самым, стал заметен более иных эмигрантов.
В августе 1948 в Штатах Шефтель встречался с М.Алдановым, говорили, в частности о Набокове. (письмо Алданова Набокову, в сети лежит) Осенью 1958 в доме Шефтеля в Корнелле прошло заседание клуба "BookandBowl", посвященное набоковскому роману "Лолита". (Мельников Н. Владимир Набоков в переписке и дневниках современников. "Иностранная литература" №4, 2009) Это границы его американского периода, которые устанавливаются влегкую. Искать иные подробности я не стала, к делу все равно они не относятся.
Когда он оказался в США? Вики, ссылаясь на книгу "Пниниада", указывает датой переезда в США лето 1940 года. (Galya Diment "Pniniad: Vladimir Nabokov and Marc Szeftel", 1997) В статье Н.Мельникова сказано, что Шефтель переселился в 1942. О его возвращении в Европу не упоминается.
У Шефтеля нет причин скрывать свое пребывание в Америке, зафиксированное в документах и в памяти многих людей. Возможно, Асов по привычке обобщил и округлил, добавив "Англию" к упомянутому в письме Оксфорду... если он не учел, что Корнелл – это не Корнуэлл, а Оксфорд и его университет есть и в штате Миссиссипи.
Ну а теперь займемся содержательной частью ответа. Шефтель отрицает, что хотя бы слышал о дощечках. Варианты: а) врет, б) путает, в) говорит правду. Путать может любой человек, когда речь идет о чем-то ему безразличном. Историку такой источник как дощечки безразличен быть не может. Врать ему имеет смысл, только если он уворовал дощечки. Однако как ни старается Асов, доказать преступление не удалось. Остается "говорит правду". И я принимаю этот вариант. Не только потому, что другие два откровенно слабы. Не только потому, что выбирая, кому поверить, Миролюбова я уже предпочесть не могу. Но и потому, что о дощечках до смерти Изенбека не слышал никто. С какой стати Шефтель должен быть исключением?
Кстати, о людях врущих. Помните, как написано у Асова? "Марк Шефтель, российский немец." Чуете неладное? Я не понимаю, как может быть немцем человек с именем, хоть и христианским, но наиболее популярным в южно-славянской зоне и у евреев? Как может быть немцем человек с отчеством "Юрьевич"? И как может быть немцем человек с типично еврейской фамилией?
И мой нюх оказался прав :). В уже цитированной статье Мельникова (2009) сказано, что Марк Юрьевич Шефтель (1902-1985) родился в еврейской семье, в Российской империи, в г.Староконстантинове (ныне Украина). После революции семья перебралась в Польшу.
Нет, какие молодцы эти влесовцы... немецкого происхождения Изенбек становится азиатом, а еврей Шефтель – немцем, да еще эсесовцем!!! Генная инженерия нервно отдыхает, переворачиваясь в гробу...
Асов из двух предложенных Миролюбовым дат "случайно" выбирает более позднюю, сокращая интервал между якобы состоявшимся знакомством Шефтеля с дощечками и их исчезновением. Но и это не спасает от противоестественности реконструируемых событий. Шефтель знает о раритете с 1938 или 1939 года, немцы оккупируют Бельгию в мае 1940, Изенбек умирает в августе 1941 и когда-то после этого дощечки рассасываются. Прочтите об СС, об "Аненербе"... не обязательно предложенный мной обзор их деятельности, что угодно, по собственному выбору. И вернитесь сюда, и скажите мне – такая организация стала бы выжидать годы, чтобы сделать то, что хочется?! И оставила бы в покое Миролюбова с переписанными им текстами?
Асов ("Тайны "Книги Велеса", 2001) преспокойно пишет: "Есть все основания считать, что именно организация СС "Аненербе" была причастна к исчезновению "Влесовой книги" в 1941 году."
Ни одного из приведенных Асовым "оснований" я не обошла молчанием и не затемнила своим изложением. Если развернуть все понтовые фантики, у нас на руках останется лишь факт существования "Аненербе" да факт несуществования дощечек после 1942 года. Больше ничего.
Зачем все эти нагромождения нелепиц и подлых "он отрицает, но..."? Разве так важно, куда делись дощечки? Исследуйте себе на здоровье дошедшие переписанные тексты, успокоившись на том, что после смерти владельца оригиналы пропали. Нет же, неймется, ворошат и ворошат... И, как всегда, не без причины. Представьте себе, у этого пункта двойной вес. С одной стороны, тем, что артефактом заинтересовалась столь могущественная и подкованная "Аненербе" подчеркивается значимость Велесовой книги, практически опровергается мнение о ее поддельности. С другой стороны, внедряя в сознание читателей домыслы о похищении дощечек, влесовцы устраняют сам вопрос о том, было ли что красть.
Однако с чисто логической, то есть моей, точки зрения, пока не доказано существование дощечек – разговоры об их печальной судьбе всего лишь нагревают Вселенную.