Убийство адмирала в биографии свидетеля

Сергей Моргульцев
      Если покопаться в уголовном деле по кончине адмирала Холостякова, то на какой-нибудь пятой или пятидесятой странице какого-нибудь шестого или шестнадцатого тома есть мои показания, подписанные согласно форме: с моих слов…
     … Это был один из последних дней июля 1983 года. Я неплохо сдал сессию и перешёл на четвёртый курс журфака МГУ. Кроме учёбы в те годы было у меня еще одно дело: я работал дворником и жил в одном из МГУшных домов на заднем дворе факультета по адресу ул.Грановского, 4. Набрав у студентов-коллег дворницких участков для подработки, я в эти каникулы никуда не поехал.
     Чтобы устроиться работать и получить комнату в полусотне метров от моего журфака, мне пришлось организовать два ходатайства от своего факультета – от месткома и деканата. На полном серьёзе. Каждый студент или аспирант, работавший дворником вблизи Кремля, был буквально повязан высоким доверием. Ладно, не в том дело.
     … Только я закончил уборку территории и вернулся в дворницкую, в коридоре зазвонил телефон. Какой-то бодрый, свойский, почти знакомый мужской голос приглашал меня на улицу Щусева, дом 3, дать показания по важному уголовному делу. Я назвал его идиотом, повесил трубку и даже не успел еще подумать, кто это так глупо пошутил.
     Телефон зазвонил вновь, тот же голос назвал мне дату и место моего рождения, номер паспорта, адрес моей одесской прописки и что-то еще в том же духе. Всё это ровным бодрым голосом, речитативом, подряд, секунд за пятнадцать - и вновь последовало приглашение на улицу Щусева, дом 3.
     - ...И как можно быстрее, не надо затягивать, не в твоих это интересах. А то пойдёшь сюда уже не один, а с нашими. А сейчас еще можешь просто прогуляться, да и рядом это почти. Тут у нас много гостей, но ты не тушуйся, проходи без очереди! Скажи: к Евгению.
     Я стал переодеваться, и тут снова зазвонил телефон. Я уже приготовился выслушать дополнительные указания неизвестного мне следователя Евгения, но это оказался мой друг, однокурсник Коля Симанков. Он звонил узнать, что принести в день ВМФ, который мы через пару дней договорились отмечать в моей дворницкой.
     - Коля, приезжай срочно, бери такси и приезжай! – почему-то зашептал я. – Меня вызывают к какому-то следователю, какое-то уголовное дело, подстрахуешь меня, подождёшь полчаса где-нибудь рядом. Если не вернусь, то хотя бы будешь знать, где меня взяли. И газету какую-нибудь купи по дороге, для маскировки.
     Минут через двадцать Коля приехал, мы вышли на улицу и направились по указанному адресу. Я впереди, Коля  метрах в пятнадцати сзади.
     Подходя к нужному дому, я увидел длинную очередь людей с какими-то тонкими деревянными чемоданами. Молодые и пожилые, толстые и худые, в пиджаках и в футболках… В ожидании входа в дверь с табличкой один за другим стояло человек двадцать пять, не меньше. Не оборачиваясь, я махнул Коле рукой на скамейку, стоящую поодаль в полукруге розовых кустов.
     - Ну и как его убили? – спрашивал один ожидающий в очереди другого.
     - Не знаю, но, говорят, ордена спёрли все, все до одного! А там знаешь, сколько их было! Вот то-то!
    Открыв дверь, я упёрся грудью в ладонь мента-сержанта, который приказал мне ждать.
     - Я к Евгению, он сказал срочно.
    Сержант отступил внутрь и махнул рукой куда-то наверх.
    Только теперь я ощутил какой-то грандиозный масштаб дела, в которое меня втягивал Евгений. Вся открытая взору лестница с первых ступенек до четвёртого этажа, а этажи были о-го-го, была заполнена людьми с почти одинаковыми деревянными планшетами. Все мужики. Все с большушими коробками. И только какие-то начинающие, что ли, прижимали к груди  всего-навсего тонкие кляссеры.
     - Хряснули беднягу по голове топориком кухонным разделочным, и жену его тоже, китель с орденами утащили и концу в воду. С нас-то они чего хотят?
     Поднявшись на верхний этаж, я вновь был остановлен - и вновь, по "паролю", пропущен к могущественному Евгению.
     Он оказался крепким высоким мужиком в светлой клетчатой рубашке и потёртых брюках, лет сорока. Рубашку с закатанными рукавами стягивали ремни, на которых  была закреплена кобура с торчащим из неё пистолетом.
    - Так, у нас важные гости! Сергей? – тем же, бодрым голосом, что и по телефону, спросил Евгений и протянул руку.
     Я кивнул и пожал его сильную кисть.
    - Прекрасно! Ну-ка ты, выйди минут на несколько, пока позову, - приказал он человеку с раскрытым деревянным планшетом, в котором рядами были закреплены ордена. – Куда?! Паспорт на стол! Вот теперь за дверь!
     Коллекционер оставил паспорт на столе и вышел. Мы со следователем сели напротив и упёрлись взглядами глаза в глаза.
     - Значит, ты - староста курса? - Спросил он уже совсем другим тоном, как на допросе.
     - Да, староста курса.
     - Так. Вот ты сдал сессию и почему-то торчишь летом в Москве, домой в Одессу не поехал. Чего это вдруг?
     - Не поехал. Денег надо заработать, ребята-дворники уезжают на каникулы, я взял у них четыре участка. Плюс свой. Итого триста пятьдесят в месяц.
     - Значит, любишь деньги, так?
     - Я работаю за деньги. Ра-бо-таю.
     - Ну а восемнадцатого числа утром ты где был?
     - Восемнадцатого... Ну, как обычно. Работал. Потом в этот день, кажется, спал.
     - Кто тебя видел утром?
     - Не помню, всё как всегда. Убирал на чужих четырёх участках, потом на своём. Может быть, директор участка меня видел, хотя нет, он в отпуске, Вера за него, старший дворник.
     - Спросим и Веру. Во сколько закончил в тот день свою работу?
     - Часов в девять.
     - Потом?
     - Потом спал часа полтора.
     - Потом?
     - Обои клеил в своей дворницкой.
     - Один?
     - Один.
     - Долго клеил?
     - Часа три.
     - Кто тебя видел с твоими обоями?
     - Никто. В квартире почти никого нет, разъехались.
     - Так, алиби на восемнадцатое июля у тебя нет. Дальше. Вот эти двое на кого с твоего курса похожи? – Евгений бросил передо мной на стол прямоугольник фотобумаги с двумя портретами.  Два молодых лица, один брюнет, другая блондинка. – Ну, быстро, на кого из твоих студентов похожи вот эти лица?!
     - Ни на кого, этот слишком брюнет, эта слишком блондинка, никаких особых примет. Ничего живого.
     - Будут тебе особые приметы.  Брюнет тебе никого не напоминает?
     - Меня напоминает. У меня на паспорте новая фотография, там тень получилась...
     - Вот уже хорошо! Вот это по-нашему. Я как чувствовал. Давай позагибаем пальцы. Остался в Москве, на море не поехал. Любишь деньги. На восемнадцатое июля алиби нет. На фотороботе опознал себя. Так?!
     - Ничего не так! На уборке утром меня видели десятки прохожих, многие здесь каждое утро ходят, на работу, остановите их и спросите. Восемнадцатого меня видела Вера, наше дворницкое руководство, они всегда всё обходят и смотрят, чтобы до объезда инспекции везде было чисто. На фотороботе чёрт знает кто, не знаю, кто такие.
     - О! Да у нас светлеет память! Ладно. Потом под протокол поточнее расскажешь. Теперь дальше. Студентов своих к ветеранам именно ты посылал мемуары записывать?
     - Я.
     - Зачем?
     - Записывать воспоминания о войне. Скоро будет сорокалетие…
     - Это я в курсе, давай по делу. О его наградах ты знал? - Евгений ткнул пальцем в стол.
     В эту секунду я наконец-то отвёл взгляд от следователя и смог подробнее рассмотреть то, что бросилось мне в глаза сразу при входе в этот кабинет. На столе под стеклом лежала здоровенная фотография парадного военно-морского кителя. В границы фотографии кителя с орденами не вошли ни голова, ни кисти рук. На кителе были десятки орденов и медалей, и орденов, кажется, было больше, чем медалей. Я понял, что именно эти награды и похитили вместе с кителем.
     - О наградах кого? – спросил я.
     - Ты мне дурочку не строй, вскочил Евгений и хлопнул рукой по столу. - Кого ты послал к Холостякову?
     - Точно помню - по списку Холостяков был за Проскуриной Катей. Студентка из моей триста первой группы.
     - Значит, дали тебе список на двести ветеранов, а ты вот так сейчас помнишь всех, кого к кому направили?
     - Холостяков в списке один адмирал, один моряк, я сам на флоте служил, поэтому и запомнил. А дал его адрес Кате Проскуриной, потому что отец у неё писатель, я подумал, что он поможет Кате мемуары адмирала написать как-то повыразительнее.
     - Ну, дальше. Эта Катя ходила к адмиралу? Когда? Сколько раз? С кем?
     - Нет, не ходила. Вообще не ходила. Я ей звонил недавно, она сказала, что заболела и не сможет этим заниматься.
     - Так. И ты передал этого ветерана… кому?
     - Никому. Нам сроки поставили по мемуарам до зимней сессии, пока никто не подгонял.
     - Так. Значит, ты знал, что к адмиралу должна пойти эта студентка, но понял, что она не пойдёт и больше никого к адмиралу не направлял. Так?
     - Сессия весенняя началась, не до этого было.
     - Нескладно как у тебя всё получается. Алиби нет,  студентов к адмиралу нет, адмирал ждёт студентов диктовать свои мемуары. Кого ты к нему подослал восемнадцатого июля?
     - Никого я к нему не подослал! Зачёты у меня были, экзамены, пять дворницких участков каждый день. Не до адмирала мне было. Вы понимаете, что такое убрать пять участков?
     - Я себе другое понимаю. Давай иначе. Откуда у тебя появился список ветеранов для записи их воспоминаний?
     - Парторг факультета, Блажнов дал.
     - Студент?
     - Нет, профессор. Пропаганду преподаёт.
     - Так, дальше. Вот ты получил список ветеранов и сразу сразу его прочитал, увидел там адмирала.
     - Ничего я не читал. Сунул себе в дипломат и вспомнил только через неделю.
     - Так. Вспомнил. Дальше что?
     - Собрали партбюро курса, обсудили.
     - Кто парторг курса?
     - Симанков Николай.
     - Так, Симанков. Студент?
     - Студент.
     - Он видел список?
     - Только в моих руках.   
     - Ну и вот вы вдвоём назначили Катю пойти к адмиралу, зная, что она болеет и заведомо не пойдёт.  Так?
     - Не так. Партбюро всё поручило мне, проголосовало и быстро умыло руки, я один распределял. Никому эта обуза была не нужна. Я взял список ветеранов и в каждую строчку ветерана вписывал фамилию студентов нашего курса. Потом через старост групп и комсоргов начал спрашивать, требовать исполнения…
     - Кто еще знал, что в списке есть адмирал Холостяков?
     - Я и Катя Проскурина. Старосты групп просто должны были отчитаться готовыми записями, текстами, понимаете?
     - Я понимаю, Серёга, что ты к нам надолго зашёл. Еще раз спрашиваю… Впрочем, и так всё ясно. Сейчас пойдёшь в соседний кабинет, там с тебя снимут показания под протокол. Паспорт с собой? Вот и правильно. Только еще один вопрос. Где сейчас твой парторг, как его?
     - Симанков Николай.
     - Где он сейчас? Какие у него увлечения? Хобби у него есть? Собирает что-нибудь, коллекционирует?
     Я приподнялся, глянул за окно вниз и, несмотря на давящую душу тревогу, улыбнулся. Коля сидел внизу на скамейке среди цветущих роз и читал газету. Несмотря ни на что, рабская робость в эту секунду покинула меня. Мне стало смешно.
     - Парторг Симанков увлекается говорящими попугайчиками и домашними цветами на подоконниках.  А сейчас он здесь, внизу, читает газету «Правда». Возможно, в третий раз уже. Вот, посмотрите.
     Евгений выпучил глаза, подошёл к окну и посмотрел вниз.
     - Попугайчики?!  Цветы?!  Что он здесь делает со своей газетой?
     - Мы пришли сюда вместе. Он просто меня ждёт. Куда, вы говорите, под протокол? Руки назад?
      Евгений хмыкнул, трижды стукнул в стену кулаком, через пять секунд в двери показался на полкорпуса один из его подчинённых.
      - Вот тебе наш главный свидетель, - сказал ему Евгений, - расспроси его поподробнее по нашей теме. Поподробнее! Есть, что спросить. Понял? Давай.
     Мы с подручным Евгения прошли в соседнюю комнату, он, порывшись в картонной папке, извлёк какой-то бланк, взял шариковую ручку и начал задавать свои вопросы: фамилия, имя, отчество....
     Это только в кино следователь спрашивает фамилию свидетеля, где тот был в четверг, кого видел – и на экране возникает новый эпизод.
     Следователь-протокольщик тянул из меня признания часа два с половиной, не меньше.
     Вопрос.
     Ответ.
     Уточнение. Значит, я запишу так?
     Да.
     Записал.
     Прочитал.
     Правильно? Пошли дальше. Теперь вот такой вопрос.
     Ответ.
     Нет, здесь поподробнее.
     Ответ поподробнее.
     Вот я так запишу.
     Нет, не так.
     А как?
     Вот так.
     Записал. Вот так?
     Нет, здесь надо добавить…
     ...Через два с чем-то часа подобной пытки, которые показались мне то ли вечностью, то ли минутой, получился протокол на нескольких листах, который мне было предложено прочитать и подписать на каждой странице.
     Чем дальше я читал, тем больше замечал капканы недоговорённостей, какие-то дурацкие, на первый взгляд, мелочи, которых и не было на самом деле. Но в целом это была правда ни в чём не повинного человека, которому нечего скрывать. Хотя это мне так казалось. Ментам-то казалось совсем другое, и повернуть мои слова они смолги бы по-своему.
     - Пошли, - сказал писатель протокола. – Мы встали, вышли из его кабинета и вошли в кабинет Евгения.
     - Ну?! – с явной надеждой спросил он, прервав беседу с очередным коллекционером. – Ну?! Есть что-то?
     - Прямых нет, - с сожалением ответил мой дознаватель.
     - Ну…чёрт! Точно нет?.. Как же так... Ладно, отпускай под подписку. И этого, студента-парторга, пусть приведёт ко мне. Он где-то тут, у нас во дворе. Черт знает что. Одних ищешь, другие сами приходят… - И уже обращаясь ко мне - Ну что же, жаль, конечно, очень мы на тебя рассчитывали...
     Еще минут через десять я подписал подписку о невыезде, что-то еще и еще – и был, наконец, отпущен с обещанием скорой встречи.
     Спустившись по лестнице мимо неиссякающей череды коллекционеров, я вышел в жару знойного дня и живо ощутил свободу.   
     Отыскав глазами Колю, я подошёл со спины к этому трудолюбивому читателю газеты и что-то прошептал метров с трёх.
     Коля резко оглянулся, вскочил, швырнул газету в сторону и почти закричал:
     - Три часа! Три с половиной часа! У меня здесь два раза спрашивали документы! Где ты пропал?!
     И тут же, увидев мои глаза и поняв выражение лица, тихо сказал:
    - Прости пожалуйста. Что там было?
    - Убили какого-то адмирала. Он был один из тех ветеранов, у которого наш курс должен был записать мемуары.
    - Ну, теперь-то всё? Обошлось? Идём, по пиву?
    - Нет, еще не всё. Теперь еще тебя хотят допросить.
    - Меня?! Меня??? А меня-то почему? Как это, допросить?
    - Сходи к ним, они спросят тебя про списки ветеранов, расскажи им про то партбюро, и покороче. Скажи, как было. В руках не держал, не читал, утвердили меня ответственным. Иди на четвёртый этаж, без очереди, спроси Евгения. Скажи, что ты студент-парторг. И если спросят про хобби, то расскажи про попугайчиков и домашние цветы. Да, и про восемнадцатое июля почему-то спрашивают, где был с утра.
     Коля кивнул и пошёл ко входу в здание, где всё еще топтался хвост очереди коллекционеров.
     Через час с небольшим он вышел, слабо улыбаясь и щурясь от палящего солнца. А я всё это время читал его мятую-перемятую газету. Строчки прыгали перед глазами, я ничего не мог понять, даже смысла крупных заголовков.
     Мы вышли на Тверскую (тогда улицу Горького) и медленно пошли вниз, делясь впечатлениями о допросах.
     ...Больше никакие следователи ни ко мне, ни к Коле по адмиралу Холостякову не обращались.

     И только через несколько лет из большой, во всю последнюю полосу, публикации в "Известиях" я узнал, что убийцы адмирала Холостякова «работали» именно под журналистов. Представлялись студентами факультета журналистики, имитировали запись воспоминаний, просили принести стакан воды и потом исчезали с орденами.
     Это были молодые муж и жена, они действовали по наводке, знали про ордена, в том числе про какой-то особенно дорогой орден, полученный Холостяковым от Великобритании. Убийство они не планировали. Со слов убийц, старики-супруги заподозрили неладное, они начали задавать лишние вопросы, у молодых мошенников сдали нервы.
     Мужа-убийцу расстреляли, жене дали лет пятнадцать, кажется. Калинины была их фамилия. В день, когда меня допрашивали, компетентные органы о них  еще не знали.

     P.S. История эта имела продолжение. В 2014 году меня по рассказу, который опубликован выше, нашла какая-то телекомпания, которая снимала телефильм "Мёртвые души. Дело Холостякова" про убийство адмирала. Я ездил в их студию у метро "Дмитровская", меня чуть припудрили, усадили в кресло, я отвечал на вопросы в лучах софитов. Второго  декабря 2014 года в 23.50 телеканал "Россия" (Россия-1) показал упомянутый телефильм. Сюрпризом для меня было то, что в этом телефильме кроме меня современного показали и меня-студента. Меня-студента сыграл молодой актёр Денис Гуторов. Сидя в своей квартире в декабре 2014 года, я видел на экране телевизора как бы себя, живущего в 1983 году. Чего-чего, а такого я от судьбы не ожидал. Спасибо ей еще и за это.

     P.P.S  В 2017 году эта история получила для меня новое продолжение. Набрав свою фамилию в поисковой строчке, я обнаружил десяток новых упоминаний моей персоны на страницах какого-то Звягинцева. Немного полюбопытствовав, я узнал, что пересказанный выше эпизод моей биографии был использован этим прокурорским чином для книги воспоминаний. В бумажном варианте книга "Под сетью и мечом" вышла в свет в 2016 году. В ней творчески заимствованы некоторые фрагменты текста из моего рассказа.