Дневник моей мамы. 2. Раскулачивание. Голодомор на

Леонид Пузин
2. РАСКУЛАЧИВАНИЕ. ГОЛОДОМОР НА КУБАНИ 

***
Итак, в порядке хронологи, 20-е годы.   

Жили мы на Кубани в станице Полтавской, которую впоследствии переименовали в Красноармейскую, выслав всё её коренное население на 90 %. Отец был секретарём партийной организации, возглавлял борьбу с бандитизмом. Бандитами называли бывших казаков, не принявших новую власть, белых офицеров, да и рядовых. Они, действительно, потерпели поражение в открытой схватке, засели в камышах, делали налёты на станицы и хутора, расправлялись с руководящими работниками и милицией. Грабили население, хотя были и те, что охотно поддерживали их продовольствием, одеждой и т. д. Это было очень жестокое и сложное время, но борьба велась открыто, лицом к лицу, классовые позиции вырисовывались рельефно: каждый знал, кто друг, а кто враг. Приведу лишь один эпизод из своей жизни. Он, конечно, интересен только нашим внукам и правнукам, хотя в основе его тоже классовая борьба. Я часто оставалась дома одна. Все взрослые были очень заняты в труде и борьбе. Подъехала линейка, какие-то люди предложили мне покататься, дали пирожок (а тогда был сильный голод, шёл 1922 год). Затем далеко куда-то увезли, на какой-то хутор. Там накормили, и я стала играть с детьми, конечно, не подозревая, что я заложница. Хотели обменять меня на каких-то арестованных. О дальнейших событиях рассказывали потом родители. Отец работал директором школы (тогда её ещё называли гимназией). Так вот, один ученик отца, сын похитивших меня людей, ночью взял меня и верхом отвёз домой. Сам он домой не вернулся, о судьбе его ничего не знаю. После этого случая мать никогда не оставляла меня дома, всегда брала с собой. Иногда, когда она принимала роды, мне приходилось сидеть на печи целые сутки, а то и больше.

***
Была на лечении, дома всё, как обычно.

***
Тогда только и слышалось «белые», «красные», «ваши» и «наши». Хорошо помню 1924 год, когда начался НЭП. Отец получил первый раз зарплату (тогда ещё говорили «жалование») серебряными рублями. Один из них дал мне и несколько брату. На другой день брат выменял у меня этот рубль на большой царский пятак, хорошо его почистив, до блеска. Жизнь быстро изменилась. Появились многочисленные ларьки (тогда их звали лавочки), кондитерские, закусочные и т. д. Питаться стали хорошо, вернее, досыта. Была частная карусель, паром для переправы на другой берег реки. Хозяев называли «нэпманами» и относились к ним как-то пренебрежительно, как к неизбежному злу. Отец, как я теперь думаю, понимал НЭП правильно, всё время выступал с докладами, разъясняя его суть и смысл. Помню, он очень старательно готовился к дискуссии в партии, но не помню точно, в каком году. Я ещё не ходила в школу. Об обучении в начальной школе я уже кое-что рассказала. Когда училась в 1-м классе, у нас в зале висел огромный портрет Троцкого. Мне почему-то казалось, что он похож на нашего чёрного кота. Где-то в середине учебного года портрет сняли. Мы, конечно, не понимали почему. На его месте повесили портрет Маркса, который напоминал мне льва. Я ещё училась в младших классах, когда стали увольнять старых учителей и заменять их людьми случайными, часто даже не достаточно грамотными.

***
Сегодня суббота. Занимаемся уборкой. На улице холодно, сильный ветер. Лечение закончила на некоторый период, перерыв, отдых. Так положено.

***
Когда начали ликвидировать НЭП, появились новые слова и понятия: «кулак», «подкулачник», «лишенец» и т. д. Мы, ребятишки, очень любили хозяина парома, а он любил нас, детей: всегда рассказывал сказки, угощал квасом, конфетами, бесплатно катал, т. е. перевозил несколько раз подряд на пароме. Вдруг я услышала, что дядя Тимофей кулак, и его лишили права голоса. То, что он кулак, я не могла понять (думала, что его так дразнили, потому что он толстый), а вот «лишили права голоса» поняла так: его сделали немым, и он не сможет больше рассказывать нам сказки. Очень жалела об этом. Скоро он совсем исчез – выслали. Закрыли все частные лавочки, пекарни, кондитерские. Сразу же стали исчезать продукты и промтовары. Цены на базаре резко подскочили, не хватало самого необходимого. Наступали страшные 30-е годы.

***
Воскресенье. Все дома. Шумно, хлопотно, но весело. Из-за холодов все сидят дома. Выручает телевизор, хотя интересных передач мало.

***
В 1930 году погиб отец. Мы с мамой жили в станице Старокорсунской. Я училась в 4 классе. Здесь же окончила 5-й и почти 6-й. Шёл 1932 год, уже начинался голод, но ещё кое-как жили. Брат оставил институт (с 4-го курса) и приехал к нам, стал работать в нашей школе, но не проработал и года: в марте уехал и устроился в г. Пятигорске. 6-й класс я там и оканчивала. Период этот неимоверно тяжёлый, трагический для всей страны. Я расскажу о своей семье. Мы с мамой жили в большом доме, отобранном у раскулаченного. Большая его часть занималась врачом, его женой и дочкой. Фамилия их – Велоховы (прочтение фамилии предположительное). Они явно из «бывших»: образованные, интеллигентные, но испуганные, растерявшиеся. Он постоянно работал: в больнице, амбулатории, ходил по вызовам и принимал на дому. (Так же работала и моя мать, и весь средний медперсонал – 3 человека). Дочке Вале было тогда 6 лет, а мне уже 10, но мы очень подружились. Родители были рады, что их девочка теперь всегда и занята и на глазах.

***
Начинаю ходить по магазинам, покупать подарки к праздникам, т. к. сразу трудно что-либо интересное приобрести. Зима не сдаётся, морозно, скользко, ветрено.

***
Две комнаты и веранда были оставлены (временно) жене хозяина и её маленьким детям: Жене сыну 5-ти лет и дочке Тане – 3 года. Они тоже очень привязались ко мне, и все мы постоянно были вместе. Мы с мамой занимали одну комнату – бывший кабинет хозяина, расположенную в самом конце дома окнами в сад. По соседству: справа и слева, жили девочки Шура и Нина, мои ровесницы и подружки. Учились мы вместе, уроки учили тоже вместе, т. к. учебников не хватало, а то и вовсе не было. О школе и о жизни в этой станице расскажу подробнее. Время было страшное, тяжёлое, голодное, я была уже достаточно большая, чтобы понимать, а не только наблюдать происходящее. Конечно, понимание было наивным, но уже тогда я и мои ровесники были подготовлены к тому, чтобы воспринимать всё происходившее, как должное, неизбежное, как путь к наисчастливейшему будущему.

***
То же самое, что и каждый день: работа, забота и отдых.
 
***
Мы были пионерами и участвовали во всём происходящем очень активно. Уже в 4-м классе я вела ликбез повышенного типа. Все его ученики умели читать и писать. Я очень добросовестно учила их всему, что знала сама, да ещё и читала постоянно газеты. Карта полушарий висела высоко, и мне подставляли табуретку, чтобы могла показывать то, что повыше. К доске тоже подставляли табурет. Это была моя первая педагогическая практика. К концу учебного года устроили проверку: провели диктант, контрольную по арифметике и чтение вслух. Все «сдали экзамен», а я перешла в 5-й класс. Всё лето мы работали в степи, очень далеко от станицы (километров 15). Нас туда увозили на волах на всю неделю, на один день домой и снова в степь на неделю. Работали мы на табаке: сначала его пололи много раз до начала созревания. Потом начинали ломать листья, сносить их под навес, а потом нанизывать на длинные шнуры и подвешивать для сушки.

***
Рискнула поехать в отдалённую часть города. Транспорт работает плохо из-за заносов и обледенения. Но съездила благополучно. Кое-что купила из необходимого.

***
Работа эта была ужасной: от жары листья распаривались, с них капал липкий сок, дышать было нечем от зловония. Раньше, как нам объяснили, т. е. до колхоза, работали на плантациях только в ранние утренние и вечерние часы, ведь светло было чуть ли не всю ночь. Мы же работали часов с 7-ми и до 7-ми (до 19-ти) с перерывом на обед на 1 час! А какой мог быть обед, когда уже голод сильно оскалил свои зубы! Из дома привозили, кто, что мог: кукурузные лепёшки, с огорода что-нибудь, начиная с зелёного лука и по сезону. Но была засуха, и овощей было мало. У кого ещё сохранились куры, брали яйца, бутылки молока. Но чем дальше, тем меньше, т. к. обобществили весь скот и птицу. Старшие ученики варили борщ, конечно, без мяса, без картошки, её совсем там не было. Колхоз отпускал немного фасоли, свёклы вместе с листьями, помидоры (когда они поспели, а до этого клали кислую зелёную алычу). Кусочек сала для заправки привозили по очереди, добывая его, кто как мог. Если же кто не мог, его всё равно кормили тем борщом, но они очень стеснялись и переживали. Учителей с нами не было, но порядок был: за всем следили старшеклассники-бригадиры и мы сами – звеньевые. Во всю кипело соцсоревнование. Мы пели: «Даёшь соревнование, даёшь великий план, даёшь пятилетку в 4 года нам!» Да, пели! Уставали, голодали, болели малярией, но пели и даже танцевали после работы, у кого хватало сил, под балалайку. Мы же, самые младшие, валились с ног, засыпали на ходу, иногда даже не поев оставшегося борща (его варили много).

***
Даже удивительно: дел хватает на целый день, а рассказать не о чем – всё, как всегда, не считая ежедневных маленьких событий из своей жизни и рассказов тех, с кем приходится общаться.

***
Я была несколько на особом положении: у меня была двухколёсная бричка и старая, облезлая, сонная кобылёнка, которую звали Пенелопа, так её наименовали старшеклассники. Я разъезжала на этом экипаже с санитарной сумкой на боку и оказывала медицинскую помощь. Лекарства давала мне мать, написав на каждом пузырьке, от какой это лекарство боли и сколько его давать. Были бинты, вата и йод. Конечно, я тоже работала на табаке, но когда возникала необходимость, то, если близко, шла пешком, а если далеко – на Пенелопе. Всё-таки небольшой отдых. Не далеко были отобранные и заброшенные сады. В них мы тоже «подкреплялись», едва они успевали отцвести.

***
Сегодня опять ходила по магазинам и на базар за продуктами питания. Работа эта не очень лёгкая и мало интересная, но нужная, а без неё вообще нечем заняться, негде подышать чистым воздухом.

***

Продолжается зима – холодная, скользкая, злая. Мало выхожу из дома. Те же дела и заботы, как всегда.

***
Сегодня суббота. Накопилось много домашних дел. Их хватило на целый день. Вечером отдых у телевизора.

***
В самом конце августа нас начали принимать в 5-й класс в 3 очереди: в первую – бедняков и батраков, во вторую – середняков, в третью всех остальных, кроме кулаков. Я попала в 3-ю очередь. Когда я принесла заявление, то буквально остолбенела: старого директора не было, а на его месте сидел мой ученик из ликбеза, далеко не самый лучший. По фамилии (неразборчиво). Оказывается, во второй половине августа почти всех учителей уволили, а назначили новых. Что это были за учителя, я расскажу подробнее. Директора уже назвала. Имена учителей мы знали не всегда, называли их товарищ такой-то! С лёгкой руки юной «учительницы», которая вошла в класс в «мини» юбке и с папиросой в зубах, села у стола, закинув ногу на ногу. На вопрос, как её зовут, она ловко сплюнула и ответила: «Товарищ Зуева». Чему и как она учила, писать не буду: всё равно никто не поверит, а вела она обществоведение.

***
Рано пошла на базар, т. к. в воскресенье очень на нём многолюдно, а купить надо было многое: 9-го приедет Лёня с Мариной, а 10-го мой день рождения. Придётся похлопотать порядочно. На базаре впервые услышала разговор о перестройке управления производством. Очень довольны разговаривавшие женщины, что их старых разжиревших и зарвавшихся начальников, мягко говоря, отстранили, а на их место назначили молодых, дельных инженеров. Да, действительно, началось сложное и огромное по своему значению преобразование всей нашей жизни!

***
Сегодня радостный день. Встречали Лёню с Мариной. Правда, поезд опоздал на 6 часов и приехал поздно ночью, но всё равно все были радостны и довольны. День прошёл в хлопотах.

***
Эту запись прочитала уже 6 января 1990 года! Попробую возобновить «воспоминания минувших лет, минувших дней», хоть и пробуждают они страданье в душе «истерзанной моей». Правда, роптать грех, т. к. очень многим моим сверстникам или, как теперь говорят «старшему поколению», досталось ещё горше, чем мне. Постараюсь о многом рассказать и обещаю сама себе говорить правду, только правду и ничего, кроме правды!

Итак: по былинам того времени. Годы тридцатые.

Я уже рассказывала об обучении в 4-м классе и в пятом, упомянула о 6-м классе. Написала об учителях, о труде в колхозе, на табаке. Вот уж где была жестокая эксплуатация детского труда! В станице Старокорсунской застала нас коллективизация и «ликвидация кулачества, как класса». В результате этого из трёх переполненных пятых классов еле-еле набралось на один – 18 человек. Остальных выслали, конечно, с родителями. Все семьи отвезли на ж/д станцию «Разъезд 105». Там их огородили колючей проволокой и продержали под дождём (был октябрь) несколько суток. Один мальчик, наш одноклассник, убежал и спрятался в бурьяне на школьном дворе. Мы ему потихоньку носили что-нибудь покушать, хотя и сами были уже голодные, но делились. Когда ссыльных увезли, он потихоньку ночью пробрался к дедушке и бабушке. Они жили отдельно в ветхой хатёнке и были очень старые – за 80 лет. Там он и остался жить, но в школу его не приняли. Я помню имя этого мальчика – Витя Стрига. Над всеми повисла угроза ареста и ссылки, я имею в виду интеллигенцию. Брат боялся этой участи, хотя и был комсомольцем. Он рассчитался в феврале и уехал в г. Пятигорск. Там жили наши хорошие знакомые, которые ещё раньше уехали из ст. Полтавской, избежав раскулачивания.

***
День моего рождения, и радостно, как всегда в такие дни, и грустно, т. к. возраст уже преклонный: 68 лет. Зато воспоминания светлые, радостные. 50 лет назад мне исполнилось 18 лет, был прекрасный бал-маскарад в школе, посвящённый столетней памяти Пушкина.

***
Брат оказался прав: в апреле несколько учителей (некоторые местные уроженцы) были арестованы и сосланы, конечно, неизвестно куда. В мае мы с мамой переехали в Пятигорск, где я и закончила 6-й класс. Пришлось мне трудно: в Старокорсунской я попала под украинизацию и почти 3 года училась на украинском языке, но справилась. В детстве это не трудно. Зато с удовольствием до сих пор читаю и люблю Шевченко, Мирного (?), Коцюбинского на их родном языке.

Вот в Пятигорске-то нас и застал настоящий голод.

***
Приходили в гости Серёжа с Наташей, было весело. Ходили по магазинам. Кое-что купили в подарок Лёне и Марине. Дома дел и хлопот прибавилось, но это радостные хлопоты. Зима не сдаётся. Холодно ветрено и скользко. Но и это не помеха, когда на душе легко.

***
То немногое, что привезли с собой, быстро съели. Хлеб по карточкам выдавали не регулярно. За ним занимали очередь с вечера, т. к. привозили мало, всем не хватало. Лето кое-как пережили. С девочками ходили в горы, собирали разную зелень, корешки. Но была сильная засуха: всё сгорело и на поле, и в горах. 1-го сентября пошла в 7-й класс. С каждым днём это становилось всё труднее и труднее, хлеб стали получать всё реже и реже, да и тот почти из одной кукурузы – весь рассыпался. Приходилось пропускать уроки, чтобы ходить в очередь за хлебом, а, кроме меня, было некому: мама и брат работали. Не помню, как получилось и кто меня надоумил ходить на базар и продавать всё, что могла донести. От базара мы жили очень далеко, на трамвай сесть было трудно: трамваев мало, а людей много. Часто приходилось ходить пешком. Продавала всё: постельное бельё, скатерти, подушки, посуду, а потом даже табуретки, этажерку, столик. Никогда в жизни не торговала потом, а вот тогда смогла. Подтолкнуло ещё и то, что брат заболел желтухой с голоду. Оказывается, мужчины голод переносят труднее. Мы с мамой исхудали очень, но не слегли. Вот я и ходила на базар, чтобы что-нибудь продать и купить брату кусочек белого хлеба, а себе баночку кукурузной муки. Покупали у меня быстро, т. к. я брала столько, чтобы хватило на мои покупки. Если бы не один удивительный случай, мы бы все трое в ту зиму умерли с голоду.

***
Лёня и Марина спят долго, т. к. ложатся почти под утро. Эта вредная привычка у них давно. Говорят, что ночью лучше работается. Видно, человеческий организм привыкает к любым условиям. День прошёл в хлопотах. Вечером играли в карты и лото, смотрели телевизор. Время летит быстро.

Много теперь писать не буду, т. к. дела одни и те же ежедневно. Свободное время проводим в интересных разговорах.

***
Был уже октябрь, становилось прохладно, шли дожди. И вот однажды, распродав свой товар и купив необходимое, я подошла к трамвайной остановке – где было много людей. Двое мужчин вслух читали газету «Правда», где было объявление, что в Мурманск требуются различные специалисты, в том числе учителя и медработники. Обещали подъёмные, по приезде на место. И я побежала в газетный киоск, чтобы купит эту газету. Купила, но денег на трамвай после этого не осталось. Пошла пешком. Дала газету брату, он уже выздоравливал, мама его лечила, а я кормила, покупала даже иногда бутылку молока. Он, да и все мы, воспрянули духом. Я начала интенсивно продавать всё оставшееся, а мама и брат ходили оформлять документы. В середине ноября мы выехали, весьма налегке, собрав оставшееся в узлы и одну корзину. На дорогу напекли кукурузных лепёшек и купили немного яблок. В Минеральных Водах сидели на узлах несколько дней, пока купили билеты и двинулись в путь, в далёкую и холодную неизвестность.

***
Свободного времени мало, дела обычные, повседневные. Ходили все вместе в гости к Наташе. С ними нам всегда весело и радостно.

***
Приглашала куда-нибудь пойти: в театр или кино, но никто не хочет. И верно: встречаемся редко и ненадолго, поэтому лучше побыть вместе.

***
Путь в Мурманск. 

До Москвы мы ехали около двух суток. Вагон был набит битком. Но мы, с помощью носильщика, заняли вторую и третью полку. Мама сидела внизу, где сидели по три человека, а то и больше. Я лежала на третьей полке, а мама с братом по очереди отдыхали, меняясь местами. Когда пересекали центральную Россию, то на остановках покупали варёную картошку, солёные грибы и огурцы. Нам это казалось райской едой. Мама всё уговаривала нас не есть много, чтобы не заболеть в дороге, но мы ели, и всё обошлось благополучно. В Москве, опять же с помощью носильщика, расположились на полу на своих узлах в огромном зале. Здесь мы прожили 2 недели. Заняли очередь за билетами и стояли в ней по очереди мама и брат. Кое-что узнавали от соседей. Брат пошёл в город и принёс в мешке 3 буханки хлеба. 2 чёрных и одну белую. Вот это было счастье! Ведь мы не ели настоящего хлеба больше года – на всю жизнь для меня хлеб остался самой великой ценностью! А ещё мы ходили в столовую на вокзале, ели супы, каши, компот. Я считала, что лучшей жизни быть не может. Даже иногда покупали мороженое. Наконец, брат купил билеты, прибежал с носильщиком, наскоро оделись, меня закутали в большую шаль. Носильщик погрузил наши пожитки и, глянув на меня, спросил: «А эту старушонку посадить на тачку или сама пойдёт?» Мама заплакала, а брат сказал носильщику: «Этой старушонке 12 лет». Тогда и он чуть не заплакал. Поехали дальше, кругом уже была зима, снег, гололёд.

***
Занимались обычными делами, как по расписанию. На дворе холодно, снежно, как редко у нас бывает в эту пору.

***
Началось потепление, но сыро, туманно. Очень много снега, а значит, и воды. Занятия обычные, ежедневные.

***
День становился короче, а после Ленинграда его почти совсем не было. Я всё время смотрела в окно, любовалась зимней природой, чувствовала себя снежной королевой из сказки. Мечтала, как буду в Мурманске жить в рубленой избе, где очень тепло, а за окном снег до самых окон. Как буду кататься на оленях и собаках, бегать на лыжах, которые видела только на картинках.

***
Сегодня день тяжёлый: 2 раза ходила на базар, т. к. нас 7 человек и в дорогу надо что-либо приготовить. Хлопот много и на душе грустно: завтра гости уезжают. Время буквально промчалось.

***
В Мурманск приехали в конце ноября. Было очень холодно, дня уже не было, сплошная ночь, правда, не очень тёмная, т. к. кругом белел снег, а на небе сполохи, вроде северного сияния, но не настоящего, его мы увидели позже. Поезд прибыл ночью. Здание вокзала тогда было маленькое, деревянное. Людей набилось битком. В 6 утра всех выпроводили для уборки и дезинфекции помещения и больше не пустили. Приехавшие, в основном бежавшие от голода с юга, с Украины, разбредались, кто имел куда. Но многие остались до 8-9 часов утра, чтобы идти и устраиваться, кто где сможет. Разместились за зданием, где ветер был слабее. Недалеко плескался Кольский залив незамерзающий, чёрный на фоне белого снега. Меня укутали дополнительно в ватное одеяло, усадили на узлы. Брат принёс бутылку кипятка, положили мне за пазуху, чтобы не остыл совсем и меня согревал, Дали большой кусок хлеба тоже за пазуху. Дождавшись 8-ми часов, тоже пошли устраиваться. Постепенно разошлись все, и я осталась одна. Время тянулось медленно, кругом темнота, холод. Я всё ждала, что за мной приедут на оленях, и мы поедем в тёплый дом. Город в то время был сплошь деревянным и состоял в основном из длинных бараков и фибролитовых двухэтажных домов. Рубленые были только на главной улице, в них жило всякое начальство, но это я узнала позже, а тогда, кроме мрачного залива, ничего не было видно.

***
Проводила на вокзал Лёню и Марину. Как всегда после разлуки, очень грустно. Но такова жизнь: приходится жить вдалеке от самых родных людей. Хорошо ещё, что дома мы не одни, с нами Саша с семьёй.

***
Первой пришла мама со слезами на глазах. Работы предлагали сколько угодно, а вот жилья не было – ей одной могли разрешить пожить временно в больнице, но она, конечно, не согласилась. Я немного побегала, подвигалась, т. к. начинала сильно зябнуть. Долго мы были вдвоём, наконец, приехал брат на санях-розвальнях, на которых возили всё, т. к. машин тогда почти не было. Он сначала тоже в районо получил ответ, как и мама: работы сколько угодно, а жилья нет. Кто-то ему посоветовал походить по школам, и он, обойдя несколько, на самой окраине (наз. Жилстрой) познакомился с учителем, который собрался уезжать домой на Украину, т. к. не мог перенести здешнего климата. И вот мы въехали в фибролитовый (из дранок, внутри засыпаны опилки). Комната большая, но совершенно пустая. По середине стоял стол, над ним был железный крюк для лампы, электричества там не было, на этом крюке был подвешен большой перевёрнутый чугун, а под ним стоял и горел примус. Таков был обогрев, а лампа 7-ми линейная стояла здесь же на столе. Стены были покрыты инеем. Учитель ушёл, он у кого-то ночевал, здесь не мог, а мы были рады. Но это сначала, скоро почувствовали пронизывающий холод. И вдруг (как в сказке) вошла какая-то женщина и пригласила к себе. Система в доме была коридорная, и те, кто жил уже давно, кое-как утеплили свои комнаты, построили или поставили в них железные печки. А (неразборчиво), рассчитанные на 2 комнаты, топились из коридора, но ими не пользовались, т. к. кроме (неразборчиво 2 слова) ничего не было. В этой комнате была семья из 6-ти человек. Нам постелили, вернее, мы сами своё постелили на полу недалеко от выхода. Кому нужно было выйти, шагал через нас. Но мы были довольны, потому что согрелись и уснули.

***
Сегодня отдыхала от физической усталости и успокаивалась после разлуки, хотя всё это относительно: на сердце постоянная грусть. Отвлекают домашние дела.

***
На дворе сыро, но холодно, т. к. очень много льда и снега. Жизнь входит в обычную колею, а по наезженной колее ездить привычнее и легче.

***
Жизнь в Мурманске.

Полученная нами комната была пригодна только для прописки. Жить в ней было невозможно из-за холода. Мы фактически все разбрелись: мама устроилась сразу в трёх местах и дома почти не бывала. Мы с братом всё время находились в школе – с утра до вечера. Ночевать он уходил к кому-нибудь из учителей, которые тоже жили в плохих условиях, но кое-как ночевать там было можно. О том, как устроилась я, расскажу подробнее. Сначала со мной в классе никто не хотел сидеть рядом: настолько я была страшная из-за голода и малярии, да ещё и остриженная наголо, т. к. в голове завелась живность. Сидела я на последней парте одна. Класс освещался лампой-молнией, подвешенной у доски. У нас же на партах стояли свои свечи. Но очень скоро ко мне отношения изменились, т. к. я сразу же стала очень хорошо учиться. Всё время тянула руку и охотно выходила к доске. Со мной села девочка старше меня на 3 года. Она отстала в учёбе, т. к. до раскулачивания жила в деревне (Брянской области) где было всего 3 класса. Потом попали под раскулачивание, и всю семью сослали в Мурманск. Детей у них было 6 человек. Моя подруга самая старшая, а младший сидел в подвесной люльке. Вторая по счёту сестра Маруся вообще никогда не училась, была безграмотной. Моя ровесница, она помогала матери с детьми и другими работами. Остальные два мальчика учились в младших классах, одна девочка только начала ходить, хотя ей было уже три года. В то время в Мурманске из-за очень плохих бытовых условий все маленькие дети болели рахитом, многие умирали, особенно те, которые жили в общих бараках. Я о них ещё расскажу.

***
Ходила по магазинам за подарками и на базар за продуктами, т. к. завтра праздник. Все наши всенародные праздники давно стали личными, семейными. Появились новые традиции, вошли в каждый дом.

***
Сегодня праздник. Настроение приподнятое, мужчины наши получили от нас подарки и на работе тоже. День рабочий, но всё равно праздник.

***
Подругу мою звали Нюша Пименова. Её приняли в 6-й класс на слово, без документов, учиться ей было очень трудно, а в младший класс уже переросла. Была она способная и очень трудолюбивая. Мы с ней вместе учили уроки, я ей помогала наверстать упущенное. В 6-м классе мы уже изучали алгебру и геометрию, а она не имела понятия ни о каких дробях, да и по другим предметам затруднялась. Вот взяли меня седьмую к своим детям. Конечно, мама отдала им мои хлебную и продовольственную карточки, ещё детские, давала деньги, а брат часто приносил гостинца, сладости нам всем. Зарабатывали они с мамой много, поэтому, кроме карточек, покупали продукты и одежду в коммерческом магазине. И такая жизнь нам казалась райской, после того, как чуть не умерли все с голоду. Зиму в Пятигорске мы бы, конечно, не пережили. Ели много, поэтому скоро поправились. У меня отросли кудрявые волосы, а от меня перестали отчуждаться, даже за хорошую успеваемость выбрали звеньевой пионерского звена.

***
Убираем снег на улице, но его очень много, неизвестно, что будет во время сильного таяния. Об этом говорят, пишут, принимают различные меры, но всё предусмотреть невозможно. Ожидается большая вода, а от нас Дон близко, но мы на горе.

***
Снова базар и домашние дела. Валя, Саша и Женя на работе и в школе. Часть дня мы одни, но дела всегда находятся, и день проходит, как всегда, быстро, незаметно. К вечеру устаю, но пока ещё усталость не в тягость. Началось похолодание.

***
Политическое воспитание тогда было на высоком уровне, да и учёба тоже на должном. Уже в школе и между школами устраивались академ. и полит. бои. Я была самым активным «бойцом» во всех боях, и это тоже повышало мой авторитет. Кроме этого занимались самодеятельностью (художественной), физкультурой (особенно в моде были пирамиды), выступали на предприятиях, на кораблях. Один раз даже были на английском судне. Нас сопровождала пожилая учительница немецкого языка, но она знала и английский. После выступления нас пригласили к столу, заставленному всякими сладостями и фруктами, каких мы никогда не видели, особенно местные, северяне. Конечно, уплетали за обе щёки, да и в карманы кое-кто прихватил (для своих младших братьев и сестёр). Анна Фёдоровна пыталась нас урезонить, но бесполезно. Матросы же смеялись и угощали, всё время щёлкая фотоаппаратами. Представляю, что об этом было ими написано в своей печати. Но мы остались очень довольны.

***
С утра ходила на базар. Сегодня снова очень холодно. Занялась стиркой, и на это ушёл оставшийся день. Вечер, как обычно, отдых.

***
Ничего существенного. Домашние дела, разговоры, телевизор. На дворе очень холодно. Не хочется никуда идти, да и здоровье к весне ослабевает.

***
Теперь о нашей домашней жизни. Родители Нюши были не старые, лет по 40 с небольшим. Отец, как и многие ссыльные, плавал на тральщике, рыболовном судне. Дома не бывал по неделе и больше. Дисциплина и порядок держались на матери: мы все её очень слушались и любили. Когда же был дома отец, к нему заходили товарищи, приносили бутылку водки. Садились за стол, пили и кушали. Мать и здесь следила за порядком. Стоило громко заговорить или сказать что-либо неподобающее (о сквернословии не было и речи), как она сразу же призывала к порядку. Курить выходили в коридор. Дома засиживаться тоже не давала: детям пора маленьким спать, а большим учить уроки.

***
Сегодня ещё холоднее. Ветер, гололёд. Последний день месяца, начнётся весна, а никаких её признаков нет. Сегодня суббота, значит, домашних дел больше обычного и ничего «необычного».

***
Вот так и перезимовали первую холодную и совсем тёмную зиму. Нюша с отставанием, с моей помощью, справилась и к концу учебного года стала даже ударницей. Такой успешной была моя первая «учительская» практика. Надо отметить, что никогда в их семье не говорили о своей деревенской жизни, о раскулачивании, хотя к ним часто приходили родственники, тоже сосланные. Отец вроде бы был даже доволен, говорил, что разве бы его дети в деревне могли бы получить образование, что Нюшка уже бы давно сидела за прялкой, да и посватали бы уже скоро (и родители и все дети были очень красивые).

Летом мы с братом ездили в Казань на свою родину, где жила семья маминого брата, с которой мы не прерывали связь всю жизнь и до сих пор, хотя ни тёти Клавы, ни дяди Володи давно нет в живых, а сестре моей двоюродной Вере уже за 80 лет, и она очень больная, почти ослепла. Но она живёт с дочерью и внучкой. В Казани тоже было голодно, но не так, как на юге. Хлеб по карточкам получали, выручала картошка, да лесные дары. Мы с собой тоже привезли продукты, так что жили сносно.

В нашей школе открыли 2 седьмых класса, так что мы учились на месте. С большим трудом, буквально с боем, получили большую тёплую комнату в другом доме на втором этаже. Так семья наша собралась вместе.