Глава 12
Где Санька пересекает две границы
Борис уже ехал верхом, хотя прошла всего неделя после его ранения. Дисбактериоз, который бывает после курса антибиотиков, мы и в самом деле поправили с помощью простокваши, творога и сметаны, которые закупали в селениях и городах по пути. Если сказать честно, то города в то время были меньше нынешнего самого захудалого райцентра. При этом от современных сел и провинциальных городков их отличало одно существенное «но»: дома были крепкими и чистыми, а люди — опрятными и держащимися с достоинством. Валяющегося в луже или под забором персонажа было и вовсе не сыскать. Что и говорить про дух, который царил над этими местами — тут совершенно не было атмосферы всеобщего тления и распада, в которой я вырос. Глядя на крепких, плечистых мужчин со светлыми глазами и статных женщин, я видел, какой потенциал в них скрыт. Эти люди умели и любили работать, были скромны и полны надежд. Я впервые задумался о том, что и вовсе не знал нормальной жизни — юность пришлась на 90-е годы, когда по телеку показывали беспросветную чернуху, а на улицах были бесконечные бандитские разборки. Я как-то свыкся с мыслью о том, что мы — дегенеративная нация, где большинство составляют пьющие и мусорящие граждане.
Впрочем, последнее время я начал понимать, что дегенераты всегда на виду — они бросают бутылки в парках и ломают качели. А вот у работяг, коих всё-таки большинство в России, нет времени слоняться по улицам.
Мы все устали. Устали от всех этих передряг и больших переходов. Я читал, что похожие настроения были после Смутного времени — когда люди на протяжении длительного срока не продумывали стратегию развития своей страны, города, села, а мыслили лишь о том, как бы выжить сегодня.
Ну ничего — ведь прорвались. И в 21 веке пробьёмся, хотя передряги 90-х морально опустошили россиян сильнее, чем последствия революции, гражданской войны и голода. Ведь война, которая идёт в душах сограждан и по сей день, убивает надежней установки залпового огня.
Чем дальше мы пробирались на запад, тем гуще становилась сеть людских поселений. В небольшом городке со странным названием Теребовля нам оказали весьма теплый приём — тамошний князь Василько Ростиславич устроил в нашу честь пир. Казалось, весь город вышел навстречу нашей дружине — если честно, было очень приятно оказаться среди друзей после перехода по дикой степи.
Князь Василько был слеп, причём, как я заметил, у него вовсе не было глазных яблок. Несмотря на увечие, он двигался очень легко, нащупывая дорогу лёгкой тростью, а окружающие старались никак не подчёркивать слепоту князя.
- Ослепили брата моего во Христе, - вздохнул Мономах, предвидя мой вопрос, - да никто иной это сделал, как предшественник мой на киевском столе, Святослав Изяславич. Точнее, он одобрил, а сделал Давид Игоревич, князь Владимиро-Волынский.
- За что? - ахнул я, смутно вспоминая, что подобные зверства в то время не были редкостью в княжеских разборках.
- Интриги, друг мой, интриги, - нахмурился князь-батюшка, - вечно злую сеть свою сплетают. Мы и не ждали, что после любечского сбора, где все властители земли русской для мира собрались, такое злодейство последует.
А ведь в нашем, «цивилизованном» веке злодеяния в эшелонах власти стали ещё страшней — одним росчерком пера под всеобщий одобрямс «развитых» держав в утиль отправлялись целые страны вслед за своими лидерами. Видимо, власть изначально притягивает зло, поскольку является пастырем, способным утянуть побольше вверенных ей овец на самое дно...
Я впервые был на подобном празднике — князь с милым для русского уха именем Василько устроил самые настоящие народные гуляния. Все жители принарядились в праздничные одежды, всюду слышались песни, молодежь то и дело пускалась в пляс, всюду проводились различные конкурсы и забавы. В общем, атмосфера праздника затягивала всех — лично у меня через пятнадцать минут растянулась улыбка до ушей, которая не сходила весь вечер. Всё-таки я дождался долгожданного быка на вертеле — он издавал аромат покруче десятка торговых точек по торговле шашлыком и шаурмой.
Внутрь освежеванной туши быка ушлые повара князя Василько положили барашка, в барашка запихали изрядных размеров индейку, в индейку затолкали утку, а в утку - цыпленка. Мне, если честно, стало даже неловко, что ради нас готовят такое царское блюдо. Я же не народный артист РСФСР, а простой парень из 21 века!
В промежутки между животными набили разные пряные травы, лук-порей, чеснок, орехи. Для этого гигантского жаркого спалили невероятное количество дров — угольная куча была размером почти с быка, к тому же туда постоянно подсыпали углей. Жарилось всё это чудо часов шесть или семь — снаружи бык стал весь чёрным и изрядное количество мяса пропало. Но вот то, что было внутри — это, доложу я вам, улёт полный! Такой сочности и пропитанности мясных кусков, такого концентрированного мясного вкуса я ещё не пробовал в своей жизни!
Отмечу ещё одно приятное отличие древних торжеств от нынешних — праздник в Теребовле пробуждал лихое веселье, освобождал творческие силы, сближал всех, открывая новые грани людей. Весёлый хоровод нарядных людей поднимал настроение, отвлекая от реальности — вряд ли это можно сравнить с сегодняшними унылыми наливаниями водкой под салат у телевизора.
...Василько не мог отпустить князя без подмоги. Прознав о нападении на дружину, он пришёл в ужас:
- Да как же так, князь батюшка! Через германские земли с тремя сотнями ратников поедешь? И не боязно тебе за дочь свою?
В итоге с нами поехали две сотни дружинников — больше князь теребовлянский дать не мог:
- Не вели казнить, батюшка — дабы не оголить свои стены от ворогов.
- Да мне и того не надо, - отмахивался князь, - чай не на войну едем, к половцам в стан, а на запад!
- Бережёного Бог бережёт, - князь Василько словно всматривался в Мономаха своими пустыми глазницами, - и там у нас друзей нет и вряд ли будут.
Территория современной мне Польши не отграничивалась от Киевской Руси полосатыми столбами и перекопанной землей. У меня сложилось впечатление, что какой-либо границы вообще не существовало. В селениях, которые встречались по пути, были как православные храмы, так и костёлы. Враждебности к русским я не заметил. В городе Ряшев мы закупили хлеба, при этом я подметил, что здесь царствует вполне русский дух. Оно и немудрено — совсем скоро эта местность обособится в Галицко-Волынское княжество, которое будет соперничать с Киевом.
А вот Тарнув и Краков уже были явно западными городами, здесь было много немецких и чешских купцов, а на дружину князя косились с опаской. Гортанная резкая речь чередовалась здесь с быстрым польским языком. Впрочем, долго задерживаться мы не стали, лишь купили немного свежего продовольствия.
Я отметил, что здесь уже поднимает голову дух рационализма. В то время как в Киеве и окружающих его городках и сёлах я чувствовал, что главное здесь — общение с людьми, ради которого жители готовы бросить все дела, то в Кракове я почуял, что тут на первом месте дело. А уже потом человек. Почти как в родном мне 21 веке, только, пожалуй, не в таких масштабах.
Хорошо, что нам не пришлось форсировать Вислу — возле Кракова через эту небольшую речушку был крепкий мост.
Наш маршрут через Моравию и Чехию пролегал таким интересным образом, что мы практически не въезжали в населённые пункты. Я подметил, что здесь люди выглядят напряжёнными — они словно бы ждали плохого каждую минуту.
- У них тут раздрай страшный, - пояснил князь, - каждый сам за себя, да ещё прусаки свою игру ведут.
Если честно, то мне в Чехии очень понравилось — природа здесь изумительная. В одном из селений князя слёзно просили вступиться за них перед землевладельцами. Язык был вполне понятен, кроме некоторых слов. Староста села умолял:
- Русский король, защити нас! Землю нашу окрадэны, сеять негде. Если вступишься, вэлми добрже будет!
Видно было, что князю неприятно отказывать, однако он был ответственен не только за свою дружину, но и за целую страну.
- Если короля вашего встречу, то вступлюсь за вас! - пообещал князь. - А войском помочь не могу — это же война большая начнётся. А у нас воинов мало.
- Мало? - ахнул староста Гануш. - Да Вы с такой ратью Варшаву возьмёте! У нас каждый сам за себя, а король с вассалами не справляется.
...В целом, поход через Чехию был довольно сложным. Приходилось обходить горы и холмы, часто по пути попадались ручьи, которые мы переходили вброд. Как сказали бы сегодня, местность была пересечённой. В итоге путешествие через эту страну растянулось на десять дней, причём проведённых почти без приключений. Если не считать небольшого инцидента, когда нас нагнали закованные в латы воины, требуя остановиться. Оказалось, что это вроде дозора, разъезжающего по стране в поисках чужаков. Впрочем, когда они выяснили кто мы и куда идём, нам дали зелёный свет. Но лично мне показалось, что рыцари и сами рады нас пропустить — наша дружина была раз в пять больше их скромного отряда.
Я уже давно чувствовал себя своим в этом времени. В седле держался как влитой, тяготы походной жизни переносил терпеливо. Каждый вечер мы ставили шатры — я уже стал докой в этом деле. Это не слишком похоже на собирание палатки — всё-таки, увесистые палки нельзя соединить также просто, как аллюминиевые трубки. Потом искали дрова — с таким количеством воинов это было легко. Зажигали порой, до двадцати костров сразу — дружинники варили похлёбку, затем жарили узкие полоски мяса на углях. Женщин почти не было видно — еду им относили в отдельный шатёр.
Если сказать честно, каждый день я садился в седло с помощью изрядного усилия воли. Первые дни внутренняя часть ног, натёртая в кровь, саднила нещадно. Мускулы болели, я чувствовал себя разбитым и усталым. К тому же, к моим мукам прибавлялось расстройство желудка — мой непременный спутник в путешествиях. Меняя воду, местность, я всегда болею несколько дней, а тут мы постоянно пили из нового ручья или реки.
Правда, к концу второй недели всё как-то наладилось. На ногах набилось некое подобие мозолей — кожа больше не реагировала на трение так трепетно, как в начале пути. Боль в мышцах вошла в привычку, да и болеть стало поменьше. Уверен, сейчас я был гораздо сильнее себе самого, но только что вошедшего в Киев.
Меры безопасности после случая с бандой Миклоша усилились. Теперь лагерь по ночам охраняло полтора десятка человек. Мы не болтали, но время от времени перекликались, в итоге стоять было не так страшно и не очень скучно.
Иногда ночами снилось, что я дома, что сейчас я встану с дивана, пойду на кухню жарить себе яичницу... В этот момент я, как правило, просыпался, слышал всхрапывание пасущихся коней и чувствовал приступ сильной тоски. Знаете, так бывает посреди ночи — когда никого из близких рядом... Кто знает, увижу ли я когда-нибудь своё время? Доведётся ли мне когда-нибудь ездить на трамваях и жарить пищу на газовой плите? Что думают мои близкие сейчас? Бедные мама с женой! Они, наверное, не чают увидеть меня в живых...
http://www.proza.ru/2012/05/25/1121