Лесные встречи

Виталий Бердышев
СОДЕРЖАНИЕ


                ЛЕСНЫЕ ВСТРЕЧИ
Великаны нашего леса
Лесной «бульдозер» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Одичавшие собаки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Шустрый заяц . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Рыжие шалуньи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ежи на дороге . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мудрый ворон . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Чуть не поймал! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Бесстрашные утята . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Муравьи – целители. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Быстрокрылые красавицы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Шершни и осы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Длинноносые кусаки. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Препротивные твари . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Деревенские друзья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«Замолкла!» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
                «СИНИЧНИК»
Назойливые стрекотухи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«Синичник» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пичуга . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
Овсянка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Настойчивая иволга . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
                О САМЫХ МАЛЕНЬКИХ
Майские жуки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Преданная оса . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Объелась? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Хитрый комарик . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Муравей . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
                ОГОРОДНЫЕ ИСТОРИИ
Максимка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Огородные потери . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Огородный фейерверк . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


ВЕЛИКАНЫ  НАШЕГО  ЛЕСА

Сейчас лосей в наших ломовских краях почти нет; по крайней мере, последние годы я с ними в лесу не встречался ни разу, и даже не слышал характерного топота, когда великан спасается от тебя бегством. Лет же тридцать-сорок назад они обитали в этих краях в больших количествах, особенно в районе болот у Никульского, Андреева, в обширных молодых березняках и болотах за Пежей. В лесах для них были оборудованы кормушки, от которых в настоящее время остались лишь вбитые в землю брёвна да кучи гниющих досок…

…Первого лося я встретил в ивановских лесах в 1960 году, когда после окончания академии в Ленинграде приехал в отпуск и колесил на велосипеде по просёлочным дорогам и лесным тропинкам где-то далеко за Уводьстроем. Это был могучий красавец с огромными ветвистыми рогами, который шёл мне навстречу по узкой лесной тропинке, нисколько не боясь меня и, вместе с тем, не проявляя никакой агрессии.

Я не подумал тогда, что подобная встреча может быть опасной, но на всякий случай слез со своего «вездехода» и остановился на краю тропы у большой берёзы, за которую в случае необходимости можно было и спрятаться. Сохатый приближался медленным шагом, идя прямо по тропинке и даже не пытаясь обойти мою двухколесную стальную машину. Я стоял, облокотившись на руль велосипеда, и тоже с любопытством смотрел в его сторону. Однако не решился ни заговорить с ним, ни предложить краюху хлеба, всегда имевшуюся у меня в запасе. Заводить здесь, в лесу, дружеские отношения с его обитателями непросто и чревато возможными неожиданностями. Великан спокойно прошёл рядом со мной, и мне показалось, что он был чуть ли не выше меня ростом. Прошёл и так же не спеша проследовал по тропинке дальше, вскоре скрывшись за деревьями и кустами.

Честно говоря, я не испытал тогда страха, зная о мирной натуре этих травоядных лесных великанов, однако на всякий случай готов был в любой момент дать дёру, бросив на растерзание свою машину. Это потом, через несколько лет, я узнал, что эти хозяева наших лесов бывают и менее миролюбивыми и даже могут напасть на случайного встречного. Об этом писал, кажется, В.М. Песков в «Комсомольской правде». И тогда любителю лесных прогулок (тоже, кстати, на велосипеде) повезло куда меньше, чем мне. Уж не знаю, что сказал великану забредший в лесную чащу лесной «охотник», но четвероногий вдруг бросился на него и стал молотить копытами машину, которой только и успел прикрыться путешественник. Видя, что дело плохо, последний проявил явную ретивость и в болотных сапогах в момент забрался на растущее рядом дерево, откуда с сожалением созерцал последние минуты жизни своего двухколёсного друга. Лось дубасил его со всей своей звериной мощью и в конце концов превратил в груду металла, из которого грустно выглядывала разорванная в клочья сумка…

Да, лосиные копыта – весьма грозное оружие. А я-то думал, что главная защита его – это рога! Но, видимо, и те он пускает в дело, когда требуется. Здесь же до рогов дело не дошло. А то бы мог запулить остатки колёс и рамы на берёзовую верхотуру…
Убедившись в том, что враг окончательно повержен, лось усмирил свой гнев и с видом победителя ушёл восвояси. И даже не взглянул на беднягу, прижавшегося в страхе к стволу своей спасительницы. Хоть и крепко было дерево, но хозяин мог и караул под ним устроить – еды и воды для него вокруг надолго бы хватило… Какими словами провожал его тогда потерпевший, и где он «схоронил» свою машину, только ему известно; … возможно, и Василию Михайловичу, описавшему этот случай. Я же, прочитав эту заметку, стал ходить по лесам осторожнее, тем более что в семидесятых-восьмидесятых годах встречи с лосями у меня происходили довольно часто.

Надо сказать, что приезжал я в отпуск в Иваново обычно в июле-августе, когда эти животные становились мирными и тихими и, в общем-то, не представляли для двуногих любителей леса серьёзной опасности. Они совершенно не боялись людей, подпуская их к себе на близкое расстояние.
Систематически мы стали ездить в Иваново всей семьёй с 1972 года. И в первый же год начались наши встречи с этими великанами. В первый раз мы встретились с одним из них на болоте – у бывшей деревни Болото, которая уже не существовала. Дома были разобраны, огороды заросли бурьяном, в бывших палисадниках красовались кусты золотых шаров и флоксы. Пруды затянулись бурыми водорослями и илом. Широкое торфяное пространство, где некогда буйно разросся малинник, было засажено соснами, поднимавшимися уже метра на два и более. К сожалению, большая часть из них пострадала от очередного пожара.

Метрах в трёхстах от бывшей деревни на лугу паслась лошадь. Откуда она могла тут взяться? Ведь никаких следов человеческого присутствия не было видно. До ближайшей деревни много километров. Не цыгане же сюда перекочевали? Пошли с ребятами к лесу, переговариваемся, удивляемся. «Лошадь» подняла голову и вдруг тяжёлой рысью побежала в противоположную от нас сторону, только кусты да сухие ветки под ногами затрещали! Вот тебе и лошадь! Целый лось образовался, да ещё какой здоровенный! Но почему-то нас испугался.

В последующие годы наши встречи с сохатыми повторялись всё чаще и чаще. Много лосей мы видели на болоте, за деревней Никульское – по направлению к Андрееву. Они там часто отдыхали целыми семействами, устраивая лежбища в мокрой траве, среди болотных кочек. Находясь от нас метрах в пятидесяти, не обращали на нас никакого внимания.
Однажды, возвращаясь в Ломы через Дворишково поле с полными корзинами белых грибов, повстречали на просеке лосиху с двумя крупными лосятами. Вся троица спокойно обедала, поедая листву молодых кустарников и деревьев. Подпустили нас на расстояние десяти-пятнадцати метров, а дальше мы сами не решились идти, дождались, пока те не углубились в лесную чащу.

Лосиные лёжки в виде широких кругов примятой травы или неглубоких широких ям, иногда заполненных водой, встречались в те годы по всему лесу. Особенно много их было в молодых вырубках, заросших березняком и кустарником. Порой слышался и тяжёлый топот этих гигантов, и треск ломающихся сучьев и веток.

Самая серьёзная встреча с представителем лосиного племени произошла у меня опять-таки на болоте, точнее, на болотной дамбе, где я добирал остатки голубики – в районе той же деревни Болото. И это было в начале шестидесятых. Один ли я был тогда в деревне, или же приехал с женой и маленьким сыном, отдыхавшими у старичков Жуковых, уже не помню. Был август месяц, и стояла страшная жара, особенно чувствительная здесь, на торфяных дамбах, заросших гонобобельником, хмелем и невысокими деревцами, совсем не спасавшими от знойного солнца.

Ягод на кустах было немного, да и были они совсем мелкими, так что наполнить трёхлитровый бидон мне удалось с большим трудом. Дамбы тянулись далеко – на несколько километров в глубину болота. Были шириной от двух до трёх метров и разделялись широкими канавами, заполненными мутной болотной водой с густыми скоплениями бурых водорослей. О глубине их можно было только догадываться, поскольку ни одна из палок (стволов молодых берёз) не доставала до дна. Перейти с дамбы на дамбу можно было только по широким поперечным перешейкам, расположенным в нескольких километрах друг от друга. Чем заканчивались эти дамбы  в глубине болота, я тогда не знал, оставляя разведпоходы на ближайшее будущее.

Измученный жарой, слепнями, всякими кусачими (и не кусачими) мухами, я стал собираться домой. Допил оставшуюся уже невкусную тёплую воду, уложил бидон с ягодами в сумку, закинул её на плечо и – «вперёд с песней». Хотя мне тогда было уже не до песен. Идти по жаре предстояло километра полтора по дамбе да ещё километра два по торфяному полю. Там вообще ни одного деревца не было.

Иду минут пять, обливаюсь потом. Возникло даже желание выкупаться в канаве, где водорослей было поменьше. Вода тёплая, мутная, коричневатого цвета от множества плавающих в ней торфяных частиц. Стоит окунуться, они сразу прилипают к телу, перекрашивая и тебя самого в болотный, светло-коричневый оттенок. Никакого удовольствия – как-то испробовал во время прежних визитов сюда. Так что иду и терплю – дело уже привычное…

Впереди на дамбе послышался отдалённый слабый треск, будто что-то массивное двигалось мне навстречу. Присмотрелся и метрах в семидесяти от себя за деревьями увидел большую тёмную массу, двигавшуюся явно в мою сторону. Лось! Неужели меня не чует? Попробовал немного шумнуть – вдруг испугается и повернёт обратно. Такая встреча на узкой тропинке не сулила мне ничего хорошего. А лосище даже рогами не пошевелил – всё вперёд ломится. Значит, уже давно заметил меня и не видит во мне никакой опасности.

Что делать? Бежать назад? – Всё равно догонит, да я и не знаю, чем закончится эта дамба. Разойтись с такой громадиной на двухметровом пространстве почти невозможно.  Надо же было нам выбрать одну и ту же дорогу!.. Но не нырять же мне в болотную жижу вместе со своей сумкой! Мысли в голове крутятся молниеносно. Лось за эти секунды и приблизиться ко мне не успел. Бегу назад в поисках местечка пошире. Такого вблизи нет. Но есть покрепче деревья, за которые можно ухватиться и повиснуть над канавой с водой. Подвигаю поближе к краю сумку, хватаюсь руками за две растущие рядом берёзки и вишу над водой на самом краю дамбы. Деревца маленькие, слабенькие. Только бы выдержали. А они предательски начинают сгибаться под моей тяжестью…

Лось уже почти рядом. Огромный, со здоровенными рогами. Боднёт, так сразу на другой стороне канавы окажешься! Однако страшнее всего его копыта. Ими он и медведя свалить может. Бывали такие случаи… Если что, придётся самому в воду плюхаться. Хорошо, что в этом месте травы немного – не затянет трясина, выплыть можно будет…

Зверь подходит, смотрит на меня, чуть замедляя движение. В глазах некоторое удивление – чем это сие высшее существо занимается? В такой позе людей он ещё явно не видывал… Не останавливаясь, проходит мимо, слегка задевая передней ногой сумку. Слава Богу, не наступил и не отшвырнул в сторону. Явно не «футболист» попался. Нет того рефлекса, чтобы отпиннуть круглое в сторону. У нас, у мужиков, этот рефлекс сильно развит. Когда мальчишками в футбол играли, те обязательно наш мяч пинали, да ещё подальше, через забор куда-нибудь. Так мы им затем специально футбольную покрышку камнями набивали и оставляли на дороге, а сами хорошим мячом играли. Эти футболисты (с рефлексом) на него с разбегу наскакивали, норовя через всю улицу, подальше от нас запулить, а потом всё за нами на одной ноге гонялись. А мяч тот, с камнями, чаще всего на месте оставался – «тяжёлый больно!».

Повезло мне и в тот раз – мирный зверь оказался. И сумке повезло. И берёзкам – тоже: выдержали нагрузку. Только ноги у меня немного трястись стали – как на ходулях домой шёл поначалу, пока на луговой простор не выбрался. Неприятная была встреча.

Да, в те шестидесятые-восьмидесятые годы лоси перестали людей бояться. Заходили на поля, в деревни, даже на трассу междугороднюю (Иваново-Москва) порой выскакивали. И тоже чувствовали себя здесь хозяевами. По крайней мере, дороги транспорту не уступали. Вот однажды один такой «неуступчивый» и столкнулся с автобусом – тоже неуступчивым. А потом оба целых полдня валялись: один (лось) – в кювете, а другой (автобус) – на дороге с исковерканным капотом, вывернутым колесом и полностью заглохшим мотором. Такую картину увидели мы, пассажиры автобуса № 112, направлявшегося поутру в Ломы, где-то недалеко от поста ГАИ. Вечером, на обратном пути, я увидел лишь одного поверженного – лося; автобус к этому времени сумели эвакуировать… Вот к чему приводит порой наша взаимная неуступчивость…

В те годы я часто встречался с лосями в лесах за Пежей (уже давно не существующей деревней). Там в начале семидесятых прошли обширные вырубки, и теперь сечи заросли березняком, кое-где густым кустарником, и здесь копытные чувствовали себя особенно хорошо. Несмотря на значительное увеличение поголовья, лоси не наносили серьёзного вреда лесам. Значительно больше неприятностей доставляли они нам, любителям природы, принеся с собой из дальних (северных) краёв несметное количество насекомых – паразитов, так называемых «лосиных мух», которые в восьмидесятые годы заполонили все места обитания этих крупнокопытных. Вскоре лосей этим кровососам показалось мало, и они стали искать себе иную добычу, найдя нашу плоть весьма аппетитной и вполне достойной их внимания. Для нас же эти прыткие создания стали настоящим бедствием во время прогулок по августовскому лесу. Вместе с комарами, мухами, мошкарой, слепнями, клещами они составили такой кровососущий симбиоз, что выдержать их совместную атаку удавалось далеко не каждому любителю леса.

Особенностью паразитирования этих тварей являлось то, что они могли хорошо летать, выпуская за собой тончайшую нить (невесть для каких целей). При обнаружении нового «питательного объекта» они устремлялись на него (обычно парами, как и клещи – видимо, с целью выведения на новом месте потомства), моментально сбрасывали крылышки и срочно скрывались в шевелюре нового хозяина, очень прытко перемещаясь в волосяном пространстве. Вытащить их оттуда было непросто, тем более что паутинная ниточка, шевеля волосами, сбивала хозяина с толку, уводя его чесательный аппарат по ложному следу. Как только их оставляли в покое, они срочно устраивали первую трапезу (вполне возможно и совместную), после чего голова начинала сильно чесаться и покрывалась зудящими волдырями, не дающими тебе покоя в течение многих суток. И если вышедший из себя хозяин не успевал их своевременно выловить, то питательная сиеста этих созданий могла повторяться неоднократно, превращая бедную голову в сплошное чешущееся пространство.
Слава Богу, эти существа не принесли с собой ещё более мелкой заразы – типа вирусов энцефалита. Тогда дорога в лес для нас была бы вообще закрыта. Но и без этого они доставляли нам массу неприятностей.

Чтобы избежать последствий встречи с ними, следовало научиться ловить их в момент пикирования, успевая ухватить в течение нескольких секунд где-то у себя на шее, на лице, или уже на подходе к волосистой части головы. Суметь ухватить, вытащить, а затем и раздавить это мерзкое создание. Последнее тоже не просто было сделать, так как плоское, как клоп или клещ, существо никак не желало давиться, продолжая движение в пальцах, несмотря на твои героические усилия. Приходилось неоднократно прокатывать его пальцами, и только этот элемент харакири давал надёжные результаты.

Особенно приходилось быть начеку, когда кровопийцы «приземлялись» в области уха и желали забраться в него, для чего им достаточно было одной-двух секунд. И это было чревато серьёзными неприятностями. Испытать подобное пришлось однажды и мне, когда я ещё не знал такого мушиного манёвра. И эта тварь наделала в моем ухе такой переполох, что я свету Божьего не взвидел. Пока соображал, что делать, она всё же дала обратный ход и выползла наружу, где её ждало неотвратимое возмездие за своё злодеяние.

Можно представить, что бы было, если бы она решилась там, внутри, устроить своё пиршество! Мне оставалось бы только залить ухо водой (которая всегда была со мной в походах). Но остановила ли бы бестию данная водная процедура? Так что на будущее я твёрдо знал, что в таких случаях следует моментально бросать всё, освобождая обе руки, и прикладывать все усилия для поимки очередного летающего бандита.

Достаточно надёжной профилактикой от аналогичных происшествий могло явиться завязывание головы платком. Но это лишало тебя возможности слышать, что во время лесных походов крайне необходимо. Да и выглядеть в платке, как старая бабуся, тоже не хотелось. Так что я применял этот мухозащитный вариант лишь в редких случаях.

Стараниями ли охотников, или ещё по каким дополнительным причинам, но в девяностые годы лосей в наших лесах снова почти не осталось. Значительно реже стали встречаться их лежбища – в основном в отдалённых болотистых районах. Лоси стали настолько пугливы, что, издалека чуя приближение человека, заблаговременно удалялись в укромные места – чаще всего скрывались среди болот и кустарников, где пробираться человеку совсем непросто. Поэтому совсем неожиданной стала последняя встреча с лосями, точнее, с довольно большим лосёнком в 2010 году в районе наших садовых участков садоводческого хозяйства «Дружба», у самого южного аэропорта. Лосёнок неожиданно выбежал на асфальтированную трассу, затем перебежал через неё, устремившись в берёзовую рощу. Через минуту снова вернулся на дорогу, несколько раз бегал через неё из одной части рощи в другую и наконец решительно устремился в лес, к территории аэропорта. И больше мы его не видели.

Будут ли у меня встречи с ними в этом, 2012 году? Как перенесли эти животные засуху и лесные пожары? Сумели ли убежать от них, найти благоприятные условия обитания? Это покажет только летний период. Будет жаль, если эти добрые и в общем-то совсем безобидные существа надолго покинут наши леса. Надеюсь всё же, что этого не произойдёт и лесные великаны вновь будут радовать нас при встрече своей красотой и величием.






ЛЕСНОЙ  «БУЛЬДОЗЕР»

Кабаны – пожалуй, самые распространённые крупные животные нашей среднеевропейской лесной зоны. Однако встретить их во время лесных прогулок удаётся далеко не каждому, даже заядлому грибнику и ягоднику. Эти звери очень осторожны, достаточно умны, чтобы избежать таких встреч, и чуют приближающегося человека за сотни метров. Кроме того, для питания и развлечений они используют, в основном, ночное время суток, а днём скрываются в труднодоступных, отдалённых от человека лесных массивах.

В последние десятилетия результаты их лесной деятельности встречаются повсеместно. Особенно любят они старые еловые леса и молодые, заросшие березняком вырубки, которые перепахивают вдоль и поперёк в поисках пропитания. Что за деликатесы там выискивают – для меня остаётся тайной. Но только знаю, что ни грибы, ни ягоды их не интересуют, ибо пласты вывернутого ими дёрна с ягодами и грибами (лисичками) остаются лежать нетронутыми. Я неоднократно встречал в лесу такие места (целые поляны) с полусухими грибами, в огромном количестве валявшимися на сухом мху и траве. Встречались также и кустики черничника и брусничник с ягодами, вывернутой на площадях многих десятков квадратных метров, которые тоже не привлекли внимания этих «лесных бульдозеров».

Вместе с тем урон лесу эти всеядные создания наносят, видимо, весьма существенный, повреждая грибницу и корневую систему ягодников и кустарника. По крайней мере, после таких набегов на следующие годы ни грибов, ни ягод в этих местах я не встречал. Эти смышлёные существа, видимо, тоже знают эффект своей лесной деятельности и постоянно меняют места промысла, предпочитая больше местность вблизи болот и речек, где можно также и в грязи поваляться, что доставляет им огромное удовольствие.

Меня поразило однажды их подобное ночное лежбище на берегу речки Страданки, вблизи деревни Самсоново. Весь левый, заболоченный, берег её на протяжении не менее тридцати метров был превращён в сплошное грязевое месиво, на котором отпечатались бесчисленные следы кабаньего стада. Лес же на пригорке, в том числе и густой молодой ельник, были перерыты до такой степени, что отдельные молоденькие ёлочки даже повалились, вывернутые с корнем.

Я в тот раз хотел исследовать этот район на предмет грибов и ягод, но, перейдя речку и обнаружив последствия «свинячьей» (кабаньей) деятельности, понял, что делать грибнику здесь совершенно нечего. Да и возможность встречи с таким огромным стадом вызывала у меня серьёзные опасения.
Рассказы очевидцев из деревень Горшково и Голяково свидетельствовали о том, что поголовье такого стада может достигать тридцати-сорока особей. Такие стада частенько забегали к этим деревням на картофельные поля. Правда, набеги эти происходили в послевоенные годы. Потом кабаний пыл несколько поубавили охотники, устраивавшие здесь засады на ночных разбойников.

Лично у меня была лишь одна встреча в лесу с представителем кабаньего племени. И произошла она совершенно случайно в зарослях малинника, за Ломовским болотом, недалеко от Дворишкова поля. Было это в самом начале двухтысячных, когда в тех краях проходили вырубки леса, и он начал зарастать малинником. Дело было в июле, в утреннюю пору. Ягод в этих местах было ещё немного, и я прочёсывал кустарник, с трудом преодолевая завалы из поваленных стволов и веток, оставленные, как всегда в последнее время, лесорубами на месте их «творческой деятельности».

Найдя небольшое местечко с ягодами, я присел около куста и стал брать в надежде наполнить первую «набирку». Кругом стояли непролазные малиновые дебри, простиравшиеся по всей вырубке на сотни метров. Было тихо. Только мелкие пичуги пересвистывались где-то в глубине леса, да периодически заводил свою барабанную дробь дятел, то ли выискивая добычу, то ли сообщая что-то своим сородичам. Я собирал ягоду молча, поудобнее устроившись у куста, прислонившись спиной к стволу небольшой берёзки. Солнце потихоньку поднималось из-за деревьев, освещая западную часть сечи и играя лучами на бисеринках утренней росы, обильно смочившей и траву, и листья малинника.

В какой-то момент я услышал отдалённый хруст веток, постепенно усиливавшийся, – явно какое-то существо двигалось в моём направлении. Кто бы это мог быть, подумал я, в общем-то не опасаясь каких-либо неприятностей от местных лесных обитателей. По производимому животным шуму было ясно, что оно солидных размеров и довольно быстро двигается среди завалов и зарослей. Это не собака и не волк. Те передвигаются тихо, не ломая ветки и кустарник. Лось? Его бы я издалека увидел в кустах малинника. Неужели, кабаны? Они всегда ходят стаей, и встреча с ними не сулит ничего хорошего. Что будет, если их семейная бригада неожиданно выскочит на мою небольшую полянку? В семье всегда есть молодняк, который взрослые сразу решат защищать от двуного существа.

Между тем движение продолжалось, и лесные жители находились от меня уже метрах в двадцати, может, немного больше. Они могли пройти совсем рядом, по ту сторону от кустов, а могли и выйти прямо на меня. Что делать? Затаиться? Улечься на землю? Или быстро взобраться на небольшую, росшую рядом берёзку? Я всё же решил немного «шумнуть», зная о том, что все лесные обитатели избегают встреч с человеком. Зашевелил кустами, покряхтел погромче, что-то крикнул – будто с кем переговариваюсь… Прислушался.

Движение моментально прекратилось. Размышляют, окаянные. Силы оценивают. Я же на пути у них оказался! Что-то решают – сомневаются. Чтобы не сомневались, я ещё раз крикнул мужицким басом, да в разные стороны – будто много тут нас. Кто-то рассерженно фыркнул метрах в десяти от меня, и сразу раздался мощный треск, удалявшийся в обратном направлении. Минуты через две треск затих, и вокруг снова воцарилась утренняя тишина, не предвещающая мне иных неприятностей.
После этого случая я понял, что в лесу всё же лучше немного шуметь, давая о себе знать лесным обитателям. Они сами убегут от тебя. И это куда лучше неожиданной встречи с ними тет-а-тет на лесной тропинке.




ОДИЧАВШИЕ  СОБАКИ

Заметки о таких собаках стали появляться на страницах газет и журналов в семидесятые годы. Были даже солидные научные статьи на этот счёт, написанные специалистами. Появление и всё большее распространение таких полудиких собак в лесах нашей среднеевропейской полосы вызывало не только интерес, но и беспокойство жителей окрестных сёл и деревень, так как периодические набеги этих умных и чрезвычайно организованных животных начали уже наносить вред колхозным стадам и частным владельцам. В некоторых районах собаки стали объединяться с волками, и тогда положение становилось более серьёзным. В статьях анализировались причины появления этих агрессоров, возможные последствия их деятельности для лесов и для общества, методы борьбы с ними и... – первые разочарования в этом.

Последнее десятилетие я не встречал публикаций на эту тему. Возможно, это было связано с резким сокращением числа публикаций вообще в связи с нашими общими экономическими трудностями. А возможно, к середине восьмидесятых годов и произошли какие-то существенные изменения с распространением и активностью полудиких собачьих стай. Но вопрос этот так и остался открытым.

Каких-либо сообщений о появлении и проделках этих агрессоров в пригородных лесах Владивостока и в Ивановской области, где я часто проводил своё свободное время, я тоже не обнаружил. Вместе с тем мне неоднократно приходилось сталкиваться с полудикой собачьей братией во время прогулок как под Владивостоком, так и в окрестностях Иванова, и довелось познакомиться с некоторыми особенностями их поведения.

Во Владивостоке я часто встречался с ними в районе лесного массива бухты Патрокл, на южной окраине города. Первые собачьи своры обнаружились здесь ещё в конце семидесятых. Они не казались мне большими и состояли из пяти-шести особей обоего пола. Возможно, тогда собаки просто временно собирались здесь на свои собачьи сходки и весело проводили время, убегая от своих домашних обязанностей. Нагулявшись вдоволь, они возвращались к своей домашней конуре в ближайшие микрорайоны, либо на расположенные по соседству небольшие хутора. По крайней мере, зимой я их в этом районе не видел, хотя посещал эти края довольно часто, совершая тренировочные пробежки.

В летнюю же пору в лесу я сталкивался с ними неоднократно. Они располагались где-нибудь в укромном уголке, тихо решая свои собачьи вопросы, и при моём приближении не выражали агрессивности. Часто я даже не мог их рассмотреть в густой траве, так как они моментально исчезали, не давая к себе приблизиться. Иногда они убегали почти бесшумно, иногда предупредив меня предварительно лаем о своём здесь присутствии. А затем только слышался удаляющийся шелест травы и кустов в нескольких точках, и всё быстро стихало.
Бывало, собаки сами на меня наталкивались, когда я тихо сидел или загорал на солнечной поляне, скрытой среди кустов. Животные всегда успевали учуять меня заранее, метров за двадцать-тридцать и тут же сворачивали в сторону, иногда тоже подавая голос возмущения в связи с тем, что я разлёгся на их пути.

С середины восьмидесятых количество собак в этом районе стало заметно увеличиваться, и мне казалось, что здесь обитала уже не одна собачья стая. Изменилось и их поведение. Они стали устраивать систематические облавы на расплодившихся в этих местах фазанов, а возможно, и на какую иную живность. В лесу всё чаще стали появляться явные следы их кровавых пиршеств в виде кучек фазаньих перьев, разрытых нор и т.п. А несколько раз я лично был свидетелем отдельных эпизодов такой фазаньей охоты. При этом орудовала всегда большая свора. Возможно, для этой цели собаки объединялись, собираясь в одно место сразу из нескольких соседних стай. По крайней мере, шум от их движения в этих случаях стоял такой, будто их было более десятка.

Собаки в своей охоте использовали тактику загона, когда несколько особей прячутся где-то в кустах, а вся свора движется широким фронтом, охватывая значительную часть сопки и загоняя жертву в нужную точку. Фазаны почему-то крайне редко подымаются в воздух, предпочитая скрываться шагом. Не знаю, как они могут при этом убегать от быстрых собак, но, по-видимому, это им всё-таки удаётся. Возможно, при быстром движении собаки просто не успевают их заметить в густой траве и кустах. Но кое-кто всё же попадает в их ловушку. Финал одного такого эпизода мне однажды удалось наблюдать.

Я был на тропинке, когда услышал вверху, на склоне сопки, уже знакомое мне шуршание в нескольких местах, быстро перемещающееся в моём направлении. Я присмотрелся внимательнее и увидел двух псов тёмной масти, довольно больших размеров, стоящих в напряжённых позах метрах в тридцати от меня. Всё внимание их было устремлено вперёд, по направлению к движущимся в траве животным. До последних было ещё не менее пятидесяти метров. Я сразу не смог понять смысла их ожидания, но остановился, наблюдая, чем же это всё кончится.
Внезапно оба пса напряжённо вытянулись и одновременно рванулись вперёд, а за ними, немного дальше, за кустами, послышалось такое же движение. В ту же секунду раздался громкий птичий крик, и огромный петух, с шумом ударяя по кустам крыльями, поднялся в воздух и взлетел на стоящее неподалёку дерево. Несколько собак окружили его, а остальные пронеслись дальше, вниз по склону сопки, очевидно, преследуя другую добычу. Петух продолжал истошно орать от ужаса и при моём приближении решился на дальний полёт. Оставшиеся собаки последовали за ним, преследуя его буквально по пятам.

Не знаю, чем всё завершилось в данном эпизоде, но организация действий у собак чувствовалась отменная. И засада, и загон широким фронтом, и разделение на две группы. Как они могли додуматься до всего этого! Неужели, инстинкт охоты передался у них через сотни поколений домашних животных?! Иначе, кто бы мог научить их собираться большой стаей для подобной облавы и делать всё так последовательно и организованно? При этом операция осуществлялась тихо – без рычания и лая. Возможно, когда я ранее несколько раз попадался в лесу на их пути, они тоже занимались охотой, заарканивая меня в свои сети вместо фазанов. Только такая добыча оказалась им не по зубам, и они уже лаем выражали своё неудовольствие.

Да, в лесу я видел их чаще в движении. Двигались они обычно лёгкой рысцой, а иногда переходили и на галоп, причём все разом, и без всяких звуковых сигналов друг другу. Места для охоты, а также дичи тут было вполне достаточно. Покрытое дубовым лесом и густым кустарником пространство занимало территорию трёх огромных сопок, протяжённостью по периметру километров восемь-десять. Фазаны обитали на всей этой площади, кочуя, по-видимому, с места на место. Их предупредительные резкие крики постоянно слышались то здесь, то там. Но, по-моему, предупреждали они только о появлении двуногих посетителей. При движении же собачьих свор подобных сигналов я ни разу не слышал, хотя долго следил за действием собак во время такого рода охоты.

Во второй половине восьмидесятых количество собак здесь настолько увеличилось, что приходилось устраивать облавы и на них самих. Об этом рассказывали жители соседних хуторов и знакомый лесник, всегда ходивший по лесу с огромной палкой для защиты от возможных нападений с их стороны. И такие попытки, по его словам, иногда случались, когда свора была почему-то не в духе. Действительно, эти стаи становились уже опасными и для человека. В них появились могучие представители собачьей породы – внушительных размеров полукровки. Ко всему, они стали приносить и обильное потомство, выводя его прямо здесь, в лесном массиве.

Я неоднократно по весне находил на южных склонах сопок выводки ещё слепых щенят, лежащих прямо на голой земле, в небольших ямках, вырытых мамашами. Не знаю, сколько из них выживало, но они выглядели достаточно бодрыми и активными. А к осени собачьи стаи существенно увеличивались. Последний раз я встретил стаю в девять или десять особей, среди которых было три здоровенных пса. Это было незадолго до моего отъезда из Владивостока – весной 1995 года. Они, как всегда, прочёсывали одну из сопок и только прибавили ходу после моего окрика.

По-видимому, эти дикари были грозой для домашних животных, в том числе и для собак соседних хуторов. По крайней мере, мой Бим панически боялся их и, увидев или услышав свору, припускал домой со всех ног, поначалу даже в моём присутствии. Вместе с Мишкой (здоровенной овчаркой) он был смелее. Оба вставали в стойку и успокаивались только тогда, когда вся стая скрывалась с глаз.

Непонятно, как при таком количестве собак и их непрерывной охотничьей деятельности в сравнительно небольшом лесном массиве фазанам всё-таки удавалось сохранить своё поголовье. Ведь, по идее, собаки должны были бы уничтожить, по меньшей мере, все яйца, либо молодые выводки, которым трудно было от них спрятаться. Но, на удивление, птицы жили, и из года в год их становилось, по крайней мере, не меньше. Значит, находились всё же какие-то скрытые ресурсы их выживания.

В наших владивостокских лесах, несмотря на большое количество полудиких собак, каких-то серьёзных столкновений с ними у меня не было. Они всегда пробегали мимо, или быстро удалялись при случайном вторжении в их владения. Значительно более серьёзная встреча произошла у меня с такими псами уже в другой части России – в Ивановской области. Это было в конце семидесятых годов. Я и не предполагал тогда, что в наших лесах могут бродить полудикие собаки. Каких-либо хищников в наших лесах в ту пору не было. Водились только лоси, кабаны, зайцы да лисы, не считая птиц и всякой мелкой живности. Сами лесные массивы, куда я чаще всего ходил, в районе Ломов, были не такими уж большими и дикими. Правда, встречались участки сплошного леса, протяжённостью до пяти-шести километров от деревни до деревни, но не больше.

Иногда в лесу, на болотах мне попадались черепа и кости каких-то крупных животных, причём не целым скелетом, а отдельными фрагментами, что наводило на мысль об их далеко не случайном здесь появлении. Но кто мог быть причиной гибели крупных животных, оставалось для меня тайной. Вряд ли эти останки могли быть результатом охотничьей деятельности (в зоне заказника!). Да охотники и не оставили бы на месте часть своей добычи.

Среди любителей лесов каких-то разговоров о лесных агрессорах тогда не было. Можно было встретиться иногда лишь с мирным в летнее время лосём да обнаружить следы деятельности кабанов в виде вывернутого дёрна и корней кустарников. Сами же кабаны предпочитали в дневное время скрываться где-то глубоко в лесных чащобах. Однако однажды мне пришлось убедиться в том, что подобные костные останки разбросаны по нашим лесам далеко не случайно и, по-видимому, являются результатом охотничьей деятельности серьёзных, хорошо организованных и сильных хищников.

Как-то я забрёл в один из малопосещаемых людьми участков густого леса километрах в четырёх от деревни Самсоново. Лет семь назад в окрестностях проводились выборочные вырубки крупных деревьев, и кое-где ещё сохранились развившиеся на открытых пространствах ягодники – землянина, черника, потом малина. Вырубки чередовались с густыми зарослями. Я прошёлся по знакомым, ранее богатым местам, не обнаружив сейчас ничего, достойного внимания, и решил отправиться к дому. В какой-то момент, выходя из густого леса на открытое пространство, поросшее кустами, я услышал невдалеке предупредительный лай. Удивился – откуда здесь может быть собака? Грибники на такую даль обычно с собаками не ходят. А праздных гуляк здесь вообще быть не могло. Продолжаю идти в том же направлении. Лай повторился, но уже значительно ближе и, кажется, с другой стороны от меня. Но и это меня сильно не насторожило – мало ли какая собака может бродяжничать.

Преодолев заросли кустарника, я вышел на открытое пространство и замер от неожиданности. Передо мной, метрах в десяти, ровным полукругом расположилась собачья стая. Она состояла, наверное, из доброй дюжины псов разной величины и масти, среди которых выделялись три могучих кобеля непонятной породы. Все они неподвижно стояли, повернувшись в мою сторону, не выказывая никакой боязни перед человеком, ни испуга от неожиданной встречи.

Таких свор я ещё никогда не встречал. Попадавшиеся мне ранее собачьи стаи на Патрокле были в те годы куда меньших размеров и состояли из средней величины дворняжек, которые обычно сразу убегали при моём приближении. В подобной ситуации я раньше никогда не находился, но знал, что от таких собак всегда можно ждать неожиданных действий. Если набросятся, то не сдобровать! И палка не поможет.

Как нарочно, вокруг не было ни одного хорошего дерева, на которое можно было бы взобраться. Кругом росли лишь огромные сосны в два обхвата, да густые кусты между ними. Понимаю, что стоять так нельзя, надо срочно что-то предпринимать и ни в коем случае не показывать страха или нерешительности.

Пробую применить действия, которых обычно боятся собаки. Наклоняюсь к земле, не сводя с них взгляда, показывая, что беру палку – не реагируют, стоят, как вкопанные. Тогда я внезапно громко кричу, замахиваясь палкой в их сторону, – они вновь ни с места. Делаю угрожающий шаг вперёд – только ещё больше напружинились. Что за чертовщина! Неожиданно попал в ситуацию! Но что-то же надо делать, не давая им инициативы. Ни назад, ни в сторону уходить нельзя. Идти через них – неизвестно, чем это кончится. Этот вариант надо было делать сразу, без остановки и выжидания... Дать им свой завтрак – так подумают опять-таки о моей слабости. Это не тот случай. Но должны же они хоть немного уважать, либо бояться людей! Тем более что среди всей этой собачьей братии вижу несколько породистых бродяг, правда, потрёпанных и грязных. Есть даже маленькая болонка. Как она-то попала в такую глушь?!.

Да, сейчас явно необходимо нестандартное решение. Я бросаю на землю сумку, хватаю обеими руками палку, поднимаю её к правому плечу на уровне глаз, наводя на самого большого громилу, и тут, не дожидаясь моих дальнейших действий (перечень которых был уже существенно ограничен обстоятельствами), вся свора бросилась наутёк во главе со своим предводителем. Только треск стоял от ломающихся веток кустарников. И сразу же затрещало справа и слева от меня и понеслось в том же направлении. Неужели, я уже был окружён псами со всех сторон? Или это было их боевое охранение, предупреждавшее лаем о моём приближении?

Вот это ситуация! Вот так стая! Такой и большого зверя под силу взять, что они, по-видимому, и делают. Возможно, огромные кости и черепа – это их рук (то есть челюстей) дело?!. Не может быть, чтобы они вот так просто собирались здесь для увеселительных прогулок. Да ещё в самую глушь прятались... Однако человека всё-таки опасаются. И знакомы с охотничьими приёмами. И, вероятно, на людей всё же не нападают. Иначе, разговоров на эту тему было бы предостаточно. А в общем-то, сегодняшняя ситуация была не из приятных, учитывая её неожиданность. У меня после этой встречи ещё долго поджилки тряслись от возбуждения. И я уже шёл по лесу с надлежащей осмотрительностью.
Я шёл и думал о том, что проблема одичавших собак, безусловно, существует. И хотя она пока не представляет серьёзной опасности, но может перерасти в настоящее бедствие.





ШУСТРЫЙ  ЗАЯЦ

С зайцами в наших лесах я встречался нечасто. Редко-редко увидишь вдалеке, как серый ушастик скачет между деревьями, или спешно преодолевает небольшую полянку. Лишь однажды я повстречался с довольно крупным зайчонком на тропинке, ведущей от Ломов к болоту. Тот сидел понуро на самой середине дороги и даже не сделал попытки убежать при моём приближении. Только поджал ушки и сжался в комочек.

Что это с ним? Конечно, болен. Только зачем он на тропу выскочил? Спрятался бы где-нибудь в кустах и лечился спокойно травами… Видимо, серьёзная болезнь, и он это чувствует… То ли хочет скорее прекратить свои мучения – чтобы его здесь деревенские собаки слопали, то ли защиты у людей ищет… А что я для него могу сделать? Я не ветеринар, болезней заячьих не знаю. Да и опасно с ними в таком состоянии общаться. Прикасаться руками опасно, даже дышать, находясь рядом, – тоже. Вирус может через воздух передаваться! Помню, как мои дети заболели серозным менингитом, прикоснувшись к больному голубю. Сколько потом мучений было! Да и находились-то рядом с ним несколько секунд!.. А надо было предвидеть возможное!

Мне оставалось только пожалеть зайчишку и пройти мимо. Как уж судьба сложится у этого бедняги, можно было только догадываться. По крайней мере, на обратном пути в этом месте его уже не было.
Как-то мы повстречали взрослого зайца, когда путешествовали втроём – с моими знакомыми собаками из сторожки – Джеком и Каштанкой. Встреча произошла за Пежей, за речками Бурдихой и Вострой, в смешанном густом лесу, где я надеялся собрать грибов и ягод. Заяц неожиданно выскочил рядом с нашим временным бивуаком. Увидел нас и огромными прыжками понёсся в сторону Востры, к старой просеке, густо заросшей березняком и кустарником.
Мои четвероногие спутники во всю прыть помчались за ним, забыв про все деликатесы, которые я предложил им на завтрак. Все трое моментально скрылись за деревьями, слышался только удаляющийся треск ломаемых веток. «Не заблудились бы в незнакомых местах, – подумал я. – Мало ли куда увести их заяц может!»

Минут пять вокруг было тихо. Вдруг затрещало с противоположной от меня стороны, и я увидел того же зайца, столь же быстро мчащегося по второму кругу. За ним неслись с той же скоростью мои собаки, видимо, уже порядком уставшие, поскольку красные языки их готовы были вывалиться из пасти от напряжения и перегрева.
Пускай побегают. Наверное, не в первый раз вот так тренируются. Охотничий инстинкт хорошо срабатывает. Не всякая дворняга вот так за зайцем помчится!
Я не стал дожидаться дальнейшего хода событий и пошёл на расположенную в километре отсюда брусничную сечу, где могли быть ещё и грибы, предоставив возможность неразлучной парочке путешествовать в своё удовольствие. А на обратном пути застал их уже у сторожки, отдыхающих в тени у своих будок. Дал им угощение (я всегда оставляю еду на обратный путь), а сам поковылял через поле в сторону Голякова.

В зимнюю пору зайцы частенько навещают наши участки садоводческого товарищества «Дружба». Особенно много их тут бывает в снежные зимы. Видимо, в лесу становится трудно с едой, и они бегут лакомиться плодовыми деревьями и кустарниками. Особенно любят они яблони и сливы. Совсем не едят смородину и вишню. И, конечно, оставляют в покое колючий крыжовник и облепиху – не верблюды же они какие!
В какой-то год, когда снегу в саду намело по самые окна, они объели у меня все молодые побеги у слив, а также слопали чуть ли не половину молоденькой яблоньки, посаженной несколько лет назад сыном. Разгребаю снег у крыльца и сразу понять не могу, что за белая палка торчит из сугроба. И только потом догадался, что это все, что осталось от этой единственной яблоньки, на которую я возлагал большие надежды… А потом пытался вспомнить, зачем я состриг секатором столько молодых сливовых веток – кусты и деревца стояли полностью обрезанные, будто декоративный кустарник в парковых аллеях.

Сразу и не догадался, чьи это были проделки! Соседи по улице потом рассказали, что и у них обнаружились такие же потери. Правда, в качестве компенсации (скорее, моральной) им достался один из группы этих налётчиков, который почему-то не смог перепрыгнуть через забор и застрял в щели между досками, запутавшись в проволоке. Там его и обнаружил хозяин, пришедший как-то зимой проведать свой участок. Не знаю, с какими чувствами он воспринял это подношение, но мне было жаль зайчишку…




РЫЖИЕ  ШАЛУНЬИ

Этих привлекательных созданий довольно много в наших ивановских лесах, в том числе и в районе Ломов. Я с ними часто встречаюсь здесь во время своих лесных походов. Они резвятся обычно парами. Весело прыгают по елям и соснам, болтают по-своему, кидаются шелухой от шишек, а то и целыми шишками, норовя попасть в стоящего внизу любопытного созерцателя. Сами они тоже очень любопытны и порой долго преследуют тебя по деревьям, всячески стараясь привлечь к себе внимание.

Встречался я с этими весёлыми пушистиками и в Приморье, в пригородах Владивостока. Особенно много их в лесопарковой зоне, в районе академгородка. Там они совсем не боятся людей и принимают лакомства чуть ли не с руки сердобольных научных сотрудников, оккупирующих кабинеты научных институтов ДВО Российской Академии наук.
В какой-то год (в 70-е годы) белки появились даже на Патрокле, совсем рядом с западной окраиной города. Одну такую путешественницу сын сумел сфотографировать с помощью фоторужья. Как уж они туда добрались через городские кварталы микрорайона «Бухты Тихой» – совершенно непонятно. Не зимой же они сюда прискакали по льду с острова Русский?! На самом же Русском в 1960-61 годах белок я не встречал. Правда, редко путешествовал по дальним лесам, проходя службу в военно-строительном отряде.

Сейчас же, в двухтысячных, радуюсь встречам с этими шустрыми, озорными существами во время моих лесных прогулок. Особенно запомнилась мне такая встреча в 2005 году, за Пежей, куда я пристрастился ходить за брусникой, дававшей там в те годы обильные урожаи.

В один из дней я зашёл на самый край огромной брусничной сечи, удалившись от идущей к дому тропинки километра на два. Упёрся в сухое болото и, желая сократить обратный путь, решил перейти его здесь и пойти более короткой дорогой. Нагруженная брусникой сумка тянула килограммов на пятнадцать. Так что каждая лишняя сотня метров давалась с большим трудом. Направление пути было знакомо. Правда, смущало отсутствие солнца, скрывавшегося за густыми облаками, из которых периодически принимался накрапывать кратковременный дождь. Я был насквозь мокрый, но это не смущало меня, – в жаркую погоду я не боялся простуды. Тем более что был в достаточно хорошей физической форме, хотя по-прежнему «гарцевал» по лесу на двух палках.

Миновал болото. Иду, как мне кажется, в нужном направлении – десять, двадцать минут. Пересекаю какие-то просеки, тропинки, целые дороги, по которым вывозили лес. Местность совершенно незнакомая. Лес густой, порой болотистый. Минут через сорок скитаний даже решил вернуться назад к болоту. И, на счастье, сразу нашёл его. Однако вновь не решился делать круг в два километра. И снова, будто загипнотизированный, пошёл через болото тем же путём. В общем, кружил по незнакомому лесу часа два. Устал чертовски. Сумку же не бросишь! Здесь её никогда не найдёшь. Так и скрипел на своих палках километров пять-шесть, пока окончательно не выбился из сил и не свалился в мокрый мох у незнакомой лесной тропинки.

Времени уже пять часов. Идти же по дороге до Ломов не менее трёх. Так можно и к последнему автобусу опоздать – если не выберусь. Подумывал, что, может быть, и ночевать здесь, в лесу, придётся. Лежу, прихожу в себя. Сил почти не осталось. Обдумываю ситуацию. Был бы компас! Ведь есть же он у меня. Но почему-то не беру с собой в лес. Слишком уж на себя надеюсь, уверен в своих знаниях, способностях ориентироваться в лесном пространстве…

Передо мной густой высокий лес. Вроде, через него напрямую надо идти?.. Но ведь опять закрутишься! На небе тучи. Трава мокрая. Сам тоже мокрый – наполовину от пота. Потерял сегодня, наверное, килограмма три за время скитаний…

В лесу пичуги перекликаются. Вон они среди деревьев летают… А там, на ёлке кто-то прыгает. Да не один! Присмотрелся, а это две белки суетятся: вверх-вниз по стволу носятся, по веткам прыгают. Встрече со мной радуются, что ли? Шёрстка у них какая-то тёмная, коричневатая, не рыжая, как обычно бывает.

Лежу, наблюдаю за ними. Те продолжают резвиться. То по ёлке бегают, то на соседнюю берёзу перескочат. Прыгают с ветки на ветку, гоняются друг за другом – явно играют. Хоть бы дорогу мне показали, пострелята. Ведь совсем заплутался. И где? В незнакомом и таком далёком районе! Попробуй выберись теперь отсюда.

Отдыхал так минут десять. А шалуньи всё продолжали свои весёлые игры. Смотрю вновь на них, а они вдруг вроде как перекрасились, – жёлто-коричневыми стали, чуть ли не рыжими. Что это вдруг с ними случилось? Что за белки такие, перекрашивающиеся? Может, другие какие на смену им пожаловали? Пригляделся, а и берёза вдруг белизной засверкала, и листья вдруг зазеленели, и капельки воды в траве заискрились. Да ведь это солнышко выглянуло! На какие-то несколько секунд из-за туч показалось, чтобы спасти меня, указать правильное направление движения. Как раз через этот лес, как я и думал. Может, белки его из-за туч для меня выманили? По крайней мере, они обратили моё внимание на его появление… Так что я был им очень благодарен. Оставалось только нестись во весь дух и не отклоняться далеко в сторону.

Я так и сделал. Солнышко ещё несколько раз выглядывало из-за облаков, корректируя моё движение. И через полчаса я был уже на проезжей, знакомой мне дороге, ведущей прямиком в Ломы… Как я преодолел тогда эту десятикилометровую дистанцию – одному Богу известно. К счастью, блуждания мои остались без последствий, для спины в частности. И я ещё и ещё раз благодарил пушистых лесных красавиц, которые помогли мне выкрутиться из неприятной ситуации.




ЕЖИ НА ДОРОГЕ

Чаще всего в своих скитаниях по нашим ивановским лесам я встречался с ежами. Встречал и больших, и маленьких, и даже очень больших. Завязывал с ними кратковременное знакомство, но не мешал им заниматься своими ежиными делами. Встречал я их и в светлых берёзовых рощах, и в тёмном еловом бору, и на сухих тропинках недалеко от болота, и в заросших заброшенных (бывших колхозных) полях. И всегда радовался этим встречам. Ёжик – такое существо, которое вызывает умиление. Своим видом, бесстрашием, деловитостью, настойчивостью, терпеливостью, … безобидностью. Уж если и поддаёт своими колючками, то за дело, да и не так уж и больно. И предупреждает каждый раз, фыркая и вздрагивая при этом…

Особенно часто я встречал ежей в отдалённых от города районах, в частности в лесах за Пежей (уже не существующей деревней). Порой встречался с ними ещё на подходе к лесу, на травянистых дорожках среди пшеницы, овса, клевера, люцерны, а в последние годы среди полей, заросших уже сорной растительностью. Ежи как бы приветствовали меня здесь, создавая каждый раз хорошее настроение. Раньше, в 80 – 90-ые годы в эти края любители леса ходили всё больше пешком. Редко встречались одиночные велосипедисты и мотоциклисты. В последнее десятилетие стало появляться всё больше легковых машин – из Иванова, Сабинова, Кукарина. А когда пошла повсеместная рубка леса, то дороги утюжили уже тяжёлые тягачи, бульдозеры, тракторы. И всё больше в этот период стало попадаться раздавленных ежей – больших и малых: и на обочинах дороги, и в самом центре её. Откуда им (ежам) было знать, что таит в себе эта шумящая и дребезжащая махина!

Но сколько же всё-таки ежей развелось вокруг! Ведь не так-то просто им «столкнуться» с грузовиком. Не сплошным же потоком те сюда едут, а не более двух-трёх в час. Может, ежей любопытство подводит? А может, они, бесстрашные, специально выбегают из травы на дорогу, чтобы «прогнать» этих громыхающих великанов?! В любом случае жалко этих милых, беззащитных созданий, привыкших наслаждаться свободной жизнью в нашем ещё далеко не свободном мире.




МУДРЫЙ  ВОРОН

Есть на южной окраине Владивостока небольшой лесной массив, примыкающий к самому морю в районе бухты «Патрокл», с очень богатой флорой и фауной. Среди большого количества различных видов пернатых, обитающих в этих местах, обращают на себя внимание огромные, чёрные, как смоль, вороны, несколько семей которых расселились на территории трёх окрестных сопок. Естественных врагов у таких крупных и сильных птиц здесь практически нет. Поэтому охраняют они свою территорию в основном от двуногих посетителей. И охраняют весьма старательно.

Стоит приблизиться к их гнезду метров на сто, как сразу вокруг тебя начинается кружение – вначале одного, а затем и двух представителей семейства одновременно. Сначала, на дальних подступах к гнезду, облёты эти тихие, спокойные. Ворон лишь садится над тобой на близстоящее дерево и следит за твоими действиями. По мере приближения к гнезду это парение становится всё более настойчивым и угрожающим. Ворон начинает демонстрировать своё возмущение, обламывая клювом довольно крупные ветви и сбрасывая их в твою сторону. Во время движения он начинает уже атаковать тебя сзади, пролетая почти над самой головой, но так, чтобы не попасть нечаянно под твою руку, поднятую кверху. Умная всё-таки бестия! Одновременно оба представителя семейства начинают орать во всё горло, продолжая кружить над твоей головой.

Во время моих прогулок по лесу мне они вначале здорово надоедали. Я пробовал отгонять их палками. Они отлетали на должное расстояние и оттуда продолжали кричать на весь лес: «Бандит идёт!» или ещё что-то подобное. Даже цветы не давали собирать вблизи места их обитания. Только наклонишься, как на тебя сверху летит какая-нибудь палка или ветка. Хорошо ещё, что у них нет привычки поливать тебя помётом, как это делают некоторые другие птицы в минуту опасности. Тут уж не отмоешься! Запашок, наверное, специфический. Да и поливочного материала хватило бы, чтобы облить с ног до головы.

Я однажды попал под такую атаку сравнительно небольших пичужек. Так досталось и фуражке, и куртке, и брюкам; и за шиворот даже влетело. Я сразу и понять не мог, что за манна небесная на меня с неба сыплется. А когда сообразил, выгребая из-за воротника солидную порцию скользкой и довольно противной жижи, то так на них обозлился, что даже хотел дать им настоящий бой. Однако вовремя одумался, приняв в расчёт и их аргумент, и удалился с этой территории. А ведь ничего плохого и не делал в этот момент для их птичьего потомства. Просто собирал земляничный лист под деревом и не придал значения всё более настойчивым крикам двух пичужек. А когда начались пикирование и стрельба, то было уже поздно. Как из пулемётов строчили, и одновременно с двух направлений! Вероятно, я нечаянно приблизился к их гнезду с птенцами, или же к слётышу, скрывавшемуся в траве где-то поблизости.

Птичьи интересы надо, безусловно, уважать и уступать их просьбам и требованиям, иначе можно попасть в подобную неприятную ситуацию. Правда, то были наши, ивановские пичуги. А здесь, в Приморье, даже вороны до такого не додумаются. И слава Богу! На них я потом просто перестал обращать внимание, и в конце концов, видя, что я постоянно хожу в этих местах и даже не смотрю на их гнездо, они смирились с моим присутствием. Но всё равно каждый раз встречали меня где-то на границе своей территории, хотя уже молча.




ЧУТЬ  НЕ  ПОЙМАЛ!

Среди многочисленных видов птиц, обитающих в наших пригородных владивостокских лесах, особое внимание привлекают прежде всего фазаны. Несмотря на сравнительно небольшую территорию лесных массивов, на постоянную охоту на этих птиц обитавших ранее в этих местах лисиц, а теперь и одичавших собак, фазанов здесь по-прежнему великое множество. В лесу то и дело слышишь их резкие предупредительные крики.

Мне часто удавалось увидеть их в районе Патрокла, спокойно шествующих в траве, либо в густом кустарнике. Вот метрах в пятнадцати от тебя тихо движется серенькая курочка. Очевидно, отводит в сторону от гнезда или от выводка. И долго сопровождает, пока не убедится в безопасности семейства. Или вдруг выскочит из-под куста и понесётся в сторону огромный петух с длинным хвостом. Я несколько раз видел их, гордо шествующих через автостраду, ведущую к кладбищу. Движение автотранспорта здесь довольно оживлённое. Но вряд ли для этих птиц машины представляют серьёзную опасность. Реакция у них отменная. Это не наши глупые домашние куры, которые так и норовят попасть под колёса.

По-моему, у кур что-то сдвинуто в восприятии движущихся предметов, поскольку они бегут всегда не от машины, а, наоборот, по направлению к ней. Едешь на велосипеде и видишь, как одна или две вот такие дурёхи из находящейся по соседству стаи изо всех сил несутся рядом с тобой наперегонки, неистово крича и размахивая крыльями. И пока не перебегут тебе дорогу под самыми колёсами, не успокоятся. Уж как мог попасть под паровоз только набиравшего скорость поезда наш шуйский петух, и представить себе не могу, – но это факт.

Фазаны, конечно, другое дело. Им здесь, в зарослях густых кустарников, одно раздолье. Сквозь кусты и собакам нелегко пробраться. Но те выработали тактику широкого охвата и прочёсывания местности, по-видимому, приносящую свои плоды. Я неоднократно встречал в лесу разбросанные фазаньи перья и другие свидетельства происходивших кровавых пиршеств. Это была, безусловно, их работа. А однажды я был свидетелем, как такая свора из шести или семи собак подняла в воздух огромного петуха, который взлетел на дерево и орал там диким воплем от страха, а дальше лететь почему-то не решался. Вообще, эти птицы летают в самых крайних случаях, предпочитая неслышно скрываться шагом.

Как-то раз, тихо идя по тропинке, я почти наткнулся на фазана, стоявшего на краю её и что-то выискивавшего в кустах. То, что он меня не услышал и подпустил так близко, было вполне объяснимо, так как в тот день дул сильный ветер и в лесу стоял сплошной гул. Я подошёл к нему метра на полтора и мог бы, наверное, даже попытаться схватить его за хвост, но стал наблюдать, как же он поведёт себя дальше. Секунд через десять тот всё-таки снизошёл повернуться в мою сторону и настолько обалдел от неожиданности, что понёсся прямо на меня (совсем как тот глупый петух под паровоз), проскочил рядом с моими ногами через тропинку и только после этого замахал крыльями и оторвался от земли, крича от ужаса. Пролетел метров пятьдесят и скрылся в кустах. То ли у них на большее расстояние сил не хватает, то ли тактика такая выработалась. Но так бывает всегда. И на деревья они, как правило, не взлетают. В случае с собаками это было, скорее, исключение.




БЕССТРАШНЫЕ  УТЯТА

Я встретился с ними на Ломовском болоте, где-то в конце семидесятых. Они плавали в одной из широких канав, которые остались после торфоразработок и бороздили всю южную часть болота. Торфяные перешейки между ними только начали зарастать березняком и сосёнками и в отдельные сезоны были богаты грибами, в основном подберёзовиками и моховиками, за которыми я приходил в грибную пору.

Утки здесь обитали в значительном количестве, но вот выводок утят я встретил впервые. Водоплавающие в те годы были не очень пугливы и подпускали к себе на близкое расстояние. Вот и эти спокойно плавают метрах в двадцати от меня и уплывать не собираются.

Я обратил внимание, что эта канава была тупиковой и прерывалась узкой торфяной перемычкой. С противоположной стороны водное пространство ограничивала высокая торфяная дамба. Возможно, это были просто запасы добытого когда-то торфа, не вывезенного в связи с прекращением торфодобычи. Канава казалась достаточно глубокой, вода в ней была чистой, не запруженной водорослями и корягами.

Я давно хотел найти такое место, чтобы иметь возможность покупаться, поскольку хождение по болотным дамбам в солнечную погоду выматывало меня до предела. А здесь и поплавать можно было в полное удовольствие – настоящий пятидесятиметровый бассейн. Только не напугаю ли я этим семейство водоплавающих? И мамаши их почему-то поблизости не видно.

Разделся и с осторожностью стал погружаться с пологого спуска в воду – в незнакомом водоёме всегда следует быть особенно внимательным: что там в тёмной воде, на дне может находиться? Но здесь, кроме ила и торфа, к счастью, на дне ничего не оказалось. Зато надо мной сразу стали кружиться препротивные мошки (лес был совсем рядом) и стая свирепых слепней, норовящих добраться до моей плоти. Поэтому я погрузился в воду и по самой поверхности с осторожностью стал продвигаться вперёд, руками и ногами проверяя, нет ли здесь каких коряг, железок, или иных подводных препятствий. Только убедившись в их отсутствии, можно позволить себе более быстрое плавание – что я всегда и делаю в подобных случаях.

Проплыл так метров тридцать, приблизившись к середине канавы, где кучной стайкой плавали утята. Те подпустили меня метров на пять и тоже поплыли, в противоположном от меня направлении. Я продолжал медленно плыть вслед за ними. Они держались на том же пятиметровом расстоянии и, внешне, не испытывали никакого волнения в связи с моим приближением. Мне было интересно, что же они будут делать дальше, когда плыть станет уже некуда? Заберутся на берег, чтобы перебраться в соседнюю канаву? До торфяной перемычки осталось уже совсем немного.

Я продвинулся ещё на несколько метров. Подымаю в очередной раз голову и … никого перед собой не вижу! Что они, за пять секунд успели убежать на берег? Такого быть не может – они по суше медленно перемещаются. Значит, нырнули! Но сколько они под водой могут находиться?

Подождал какое-то время, покрутился на месте, а малышей нет. Не утонули бы только в ожидании, пока я уберусь восвояси! Надо уплывать отсюда, чтобы успокоились. Поплыл обратно, поглядывая по сторонам – вдруг где-нибдь вблизи берега спрятались – в торфяных берегах много всяких щелей и норок. Но нет, там их тоже не обнаружил. Но где-то же они должны находиться! Продолжаю плыть, смотрю – а они впереди меня всей своей юной семейной стайкой красуются. Плывут и на меня, вроде, и внимания не обращают.

Вот это да! Сколько же они пронырнули? – метров двадцать пять, тридцать?
И прятаться под берегами от меня не стали – знали, что не догоню их. Поплыл быстрее в их сторону. На этот раз не опускал голову, чтобы увидеть момент их погружения… Те сначала от меня плыли, а метрах в пяти от берега одномоментно нырнули, выставив на мгновение над водой маленькие хвостики, и секунд через двадцать показались на противоположной от меня стороне канавы. Вот молодцы, утята. Надёжно здесь устроились. Умеют прятаться! Мамаша успела их обучить. Хорошую канаву для своего «детсада» выбрала. Только чем они здесь питаются? Кроме торфа вокруг ничего и не видно. Им, конечно, виднее. Всевозможных водорослей, личинок здесь хоть отбавляй.

Я сделал ещё несколько заплывов туда и обратно то кролем, то брассом. Утятам, видимо, такая «беготня» в догонялки надоела, и они вскоре вообще исчезли из поля моего зрения, спрятавшись где-то под берегом, в корягах. И хорошо! А то всё же побаиваешься, когда плывёшь не глядя, в полную силу – не зашибить бы малышей случайно.

Когда минут через десять я стал уходить с этого места, утята вновь спокойно плавали на середине канавы, занимаясь своими утиными делами. А мамаши их так и не было видно. Либо пряталась по соседству, либо её с утятами уже и не было?.. Всякое в жизни бывает. Мог бы выбрать и другую канаву…
И зачем я потревожил их сегодня?




МУРАВЬИ – ЦЕЛИТЕЛИ

Кто не знает муравьёв? По-моему, это самые распространённые насекомые в нашем мире. Любой учёный-энтомолог может сказать, сколько насчитывается их видов, подвидов, в каких местах земного шара они распространены и прочее. В нашем мальчишеском представлении эта классификация была куда более простой и в то же время рациональной. Мы делили муравьёв на лесных, огородных и домашних, а также на кусачих и мало кусачих, больших и маленьких, рыжих и чёрных, а ещё – по месту их обитания – в наружных муравейниках, в земле, в подполье, под камнями и т.п. Этого нам вполне хватало для собственного представления обо всём муравьином царстве.

В детстве я познакомился прежде всего с «огородно-садовыми» муравьями, обитавшими на нашем садовом участке. В свою очередь они были «кусачими и не кусачими», «большими и маленькими», «черными и рыжими». Кусачими были маленькие рыжие муравьи, строившие свои жилища в земле. Они сразу нападали на каждого, кто специально или случайно приближался к их подземному убежищу. Чаще всего они селились на наших грядках, поэтому волей-неволей нам приходилось воевать с ними, рыхля землю и осуществляя борьбу с сорняками. Укусы их были весьма болезненными. Укушенное место долго жгло и саднило, как после ожога каким-либо ядовитым растением. И не дай Бог забраться такому кусаке в штаны или под рубашку. Он мог натворить там немало бед, разбрызгивая жгучую кислоту на всём протяжении своего следования в подрубашечном пространстве.

Здесь же, на грядках, обитали и другие, чёрные муравьи. Они были таких же небольших размеров и тоже сразу атаковали тебя при приближении к их жилищу. Однако кусачие способности у них были куда менее выражены, чем у их рыжих собратьев. Зато чёрных было намного больше, чем рыжих, и они наносили серьёзный урон нашему урожаю как овощных, так и ягодных культур, сооружая у корней и стеблей растений свои жилища.

С грядочными муравьями иметь дело приходилось в основном маме с бабушкой. Меня же в большой степени интересовали большие чёрные муравьи, ползающие по нашим дубам и селящиеся где-то под ними. Это были кровожадные, мощные создания, с огромной головой и челюстями, которыми они захватывали гусениц, личинок, и даже других, более мелких своих сородичей, попадавшихся им на дороге, и срочно тащили их в свои подземные хоромы. При встрече с осами они всё же обходили их стороной, зная или догадываясь об их боевых качествах, однако не гнушались осиными телами, оставленными на поле боя моим соседом Берочкой, который с некоторых пор стал расстреливать лакомившихся соком шершней землёй и камнями. Он, Берочка, надолго запомнил тот несчастный день, когда нечаянно наступил босой ногой на сидящую на дубе осу и получил в назидание такой укол её жалом, что в течение нескольких часов не только не мог лазить по деревьям, но даже выходить на улицу.

Лет до четырёх я не ловил этих муравьёв, опасаясь их страшных челюстей. Когда же стал постарше, то иногда отлавливал их для проверки боевых качеств, подсаживая в стеклянную банку то к жужелице, то к крупному пауку, то даже к осе. Мне было интересно узнать, как они сражаются и поедают друг друга.
К моему разочарованию, в неволе эти создания не желали устраивать показательные бои, стремясь поскорее вырваться на свободу. Поэтому к вечеру я выпускал их из заточения. И лишь однажды забыл про своих узников, оставив муравья с пауком на ночь. Наутро же обнаружил в банке только одного муравья и остатки разорванной им паутины. Видимо, его челюсти оказались сильнее паучиного яда…

Лесные крупные рыжие муравьи мне нравились куда больше, чем огородные. Я знал, что они приносят пользу нашему лесу, уничтожая вредных насекомых. Муравейники их находились всегда на виду в виде больших или даже очень больших куч, составленных из еловых иголок и мелких палочек, и можно было спокойно наблюдать за неутомимой деятельностью хозяев на поверхности жилища.

Муравьи – великие труженики. Они непрерывно тащат к себе пищу в виде гусениц, личинок, насекомых и иной мелкой живности и строительный материал для наращивания или ремонта своей хижины. У них есть излюбленные тропы, по которым они бегут за добычей. И не дай Бог случайно оказаться на их пути, решив присесть для отдыха. Они моментально облепляют тебя со всех сторон и начинают больно кусаться, впрыскивая в место укуса кислоту («муравьиную»), для усиления эффекта. Почувствовав это, сразу убираешься с их дороги.

Муравьиную кислоту не любят и иные обитатели леса, в том числе и все летающие кусачие твари: слепни, комары, мухи… Возможно, для них это ещё и предупреждение, что рядом муравейник и его надо избегать. Поэтому любители леса порой используют её в качестве безвредного для себя репеллента (отпугивающего средства). Я тоже иногда пытался это делать. Кислота действует, однако минут на десять-пятнадцать, не больше. Идёшь и ещё задыхаешься от вони, а эти, кусачие, вновь на тебя наседают.

Иной раз я использую кислоту, купленную в аптеке. Иногда же добываю естественную, в муравейнике. Бросаю на него платок или косынку минут на пять, а потом остаётся только отряхнуть с них разгневанных хозяев – и защита готова (пусть и ненадолго).

В наших лесах муравейники расположены повсюду: в ельниках, сосняках, берёзовых рощах, в перелесках. Порой они достигают просто огромных размеров, прислонённые к дереву или сухому пню. В лесах Приморья я с такими муравейниками не встречался. Приморские муравьи, видимо, обитают под землёй или в трухлявых деревьях, выстраивая там свои жилища. Но и сами муравьи там другие, более похожие на наших ивановских «огородных».

Есть ли у наших лесных муравьёв враги? Муравьедов у нас точно нет. Нет и птиц, питающихся ими. Разрушают муравейники в основном только двуногие существа, правда, неизвестно, с какой целью. Ведь каждый знает, какая от них польза. Поэтому я всегда удивляюсь при виде разрушенных муравейников. Чаще всего это проделки безжалостных мальчишек, у которых преобладает инстинкт разрушения. Для чего, зачем они это делают – на это ответить они и сами не могут. Такие разрушенные муравейники встречаются чаще всего у дорог, у лесных тропинок, где гуляют ищущие приключений бездельники. В глубину леса, к комарам и слепням, эти разрушители не ходят.

И только однажды я увидел поверженные муравейники по всему лесу. Это было в самом начале двухтысячных в сравнительно молодом березняке, километрах в трёх от деревни Самсоново. В этом лесу я в своё время собирал лисички, белые грибы и чернику с земляникой и решил проверить, есть ли что там в этом сезоне. И был очень удивлён видом нескольких муравейников с полностью снесённой верхушкой. Муравьиные семейства кое-как восстановили свои жилища и продолжали восстановительные работы.

Ни грибов, ни ягод в березняке я не нашёл, поэтому перешёл через заросшую травой дорогу и углубился в более старый смешанный лес. И там обнаружил такую же грустную картину поверженных муравейников. Я даже специально походил по этому лесу в надежде найти целые муравьиные жилища, но таких на моём пути не оказалось. А разрушенных насчитал более десятка.

Я так и не смог понять, кто был этот вредитель. Человеку вряд ли могла придти в голову такая бессмысленная идея. Да и сделать подобное было бы непросто – палкой такую кучу не разбросаешь. Кто мог сотворить это из животных? Может быть, кабаны? Но о подобных проделках последних я никогда не слышал. Да и иных кабаньих следов в окрестностях не было заметно. Может, вдруг медведь какой к нам из соседней области забрался? Но зачем ему муравьи? И едят ли их медведи? И зачем искать и губить сразу все муравейники сразу?.. Во всём этом я так и не смог разобраться. … Однако на всякий случай стал ходить по лесу с опаской – неизвестность всегда настораживает.

Муравьиную кислоту (от лесных муравьёв) в медицине используют и в качестве лечебного средства, в виде растираний при заболеваниях суставов, мышц, связок. Сельские жители предпочитают применять её в естественном варианте – непосредственно от муравьёв. Однажды я стал неожиданным свидетелем проведения такой процедуры приёма «муравьиной ванны» одной особой женского пола.

Я увидел её сидящей на муравейнике и произносящей какие-то заклинания. Дело было глубоко в лесу, так что она совершенно не ожидала встретить свидетеля её колдовства. Поэтому, услышав хруст сломанной ветки, подскочила, завопив от неожиданности, подобрала подол спадающей юбки и что есть духу помчалась от меня в глубину леса, вереща во всё горло. Конечно, никакая дряхлая бабуля не смогла бы нестись с такой прытью, и даже колдунья Баба-Яга без своей колдовской ступы. Поэтому я предположил, что это была сравнительно молодая жительница какой-то соседней деревни, знающая толк в лесе и, в частности, в муравьиных кучах. Я хотел было у ней это узнать и крикнул ей вдогонку. Однако мои призывы придали ей только ещё большее ускорение, вскоре она скрылась в густом ельнике, и больше я её не видел.

Чем ещё полезны для нас муравьи (вместе с муравейниками)? – Прежде всего тем, что они отличные предсказатели погоды. Если муравьи закрывают входы в своё жилище и прячутся в глубине его – жди продолжительного или сильного ненастья. И наоборот – кипящий жизнью муравейник предсказывает хорошую, солнечную погоду. И ещё – по расположению муравейников можно ориентироваться по частям света: муравейники всегда расположены у южной стороны дерева…

Домашние муравьи, или «мураши» – малюсенькие создания, ни с того ни с сего вдруг заселяющие твой дом и так же неожиданно исчезающие из него по своей собственной воле. Противодействия хозяев не оказывают на них никакого влияния – они их просто игнорируют.

Однажды, ещё в предвоенные годы, они поселились у нас, в Шуе. Устроили себе беговую дорожку на стене, в углу комнаты, и носились по ней вверх-вниз, до чердака и обратно. Вроде и ничего не тащили с собой, а бегали просто ради удовольствия. Я пытался повернуть их в другом направлении, смазывая их дорожку то йодом, то клеем. Они обходили это место, зачастую широким полукругом, и вновь возвращались на свою тропу. Сновали они с раннего утра и до вечера. Правда, что делали ночью, я не узнал, потому что в соответствии со своим суточным биоритмом, вечером ложился спать и спал до утра. А чтобы проснуться ночью и поглядеть на них, мне тогда было невдомёк. Когда же с возрастом я стал больше интересоваться натуралистическими исследованиями, их в нашем доме уже не было.

Лишь однажды эти неугомонные приятели свернули со своей тропы в комнату, устремившись к старенькому буфету. В нём было много мелких жучков-точильщиков, которые проедали дубовое дерево, постепенно превращая его в труху. Видимо, мураши учуяли их и решили устроить в комнате всеобщее братание. А может, увидели в этом буфете кладовую для пополнения своих съестных припасов? По крайней мере, после их визита порча буфета надолго прекратилась. Однако через год или два снова возобновилась, возможно, уже другой партией точильщиков, перебравшихся туда с нашего, тоже старинного, пианино. И я сожалел, что муравьишки обошли мой инструмент с его обитателями своим вниманием.

Конечно, наши муравьи, европейские, не входят ни в какое сравнение с муравьями тропическими, обитающими в джунглях Африки и Америки. Те своей свирепостью и прожорливостью наводят просто ужас на местных жителей и диких животных. Когда бесчисленная банда этих разбойников выходит на тропу войны, от них бежит всё живое. От тех, кто не успевает это сделать, остаются одни белые косточки, независимо от габаритов их хозяина… Всё-таки как хорошо, что у нас нет таких безжалостных кровопийцев. И без них у нас своих проблем хватает, в том числе и с муравьям – со своими, конечно…




БЫСТРОКРЫЛЫЕ  КРАСАВИЦЫ

Как они красивы – эти летающие живые «вертолётики»! Особенно, когда садятся отдыхать на сухую веточку или стебелёк травы после быстрых полётов в поисках добычи. Сидят неподвижно, сверкая на солнце прозрачными крылышками и радуя глаз формой и окраской своего миниатюрного тельца.

В сороковые годы их было много в нашем саду, на пруду, на Сехе, в обширных лугах за городом, куда мы с бабушкой ходили на стоянку к козе Зорьке. И я везде и всегда любовался ими и желал поймать, чтобы рассмотреть их поближе. Но они были так быстры и осторожны, что ни рукой, ни сачком, ни иным приспособлением поймать их мне долго не удавалось. И я наблюдал за ними «издалека» – с расстояния нескольких метров, любуясь этими очаровательными творениями природы и познавая некоторые тайны их дневной жизни.

Вот одна, светло-коричневого цвета, небольших размеров, просто сидит на сухой веточке цветущей яблоньки и отдыхает. Сидит совсем неподвижно, чуть-чуть опустила крылышки – кажется, заснула. Осторожно подошёл к ней, намереваясь взять её за тельце, но ухватил только сухую ветку, да ещё укололся о неё вдобавок. Хорошо, что не до крови. А всё равно больно…

Хожу по саду, созерцаю жучков, паучков, любуюсь бабочками… А вот ещё одна стрекоза, уже большая, с длинным брюшком, тёмно-коричневого цвета, уселась на доску забора и что-то уплетает. Высоко, там её не достать. Осторожно подошёл поближе. Смотрю – у неё челюсти так и двигаются в разные стороны, здоровенную муху уплетает, – кусачую, которых я так не люблю, «слепень» называется. Неужели стрекоза её в воздухе, на лету ловит? Слепни ведь тоже очень быстро летают! Значит, пользу стрекоза нам приносит – от зловредных мух избавляет. От слепней, уж точно, никакой пользы нет. Разве что стрекозу собой кормят. Но для тех и иной насекомой живности, без слепней, достаточно…

А вон ещё одна большая стрекоза, мы её почему-то «коромыслом» зовём – голубого цвета, с плоским брюшком – очень красивая. Уселась на сухую ветку малины и с высоты окрестность осматривает. Увидела что-то и моментально улетела – я к ней даже приблизиться не успел.

Этих стрекоз нам ещё ни разу поймать не удавалось, даже Берочке со всей его ловкостью и сноровкой. Я ему два яблока и конфету за такую стрекозу предлагал – Берочка всё это очень любит. Он целый день за ними охотился у себя на огороде. Весь малиной искололся, в крапиву несколько раз залез, за коромыслом гоняясь, но так и не поймал ни одной. А сказал мне, чтобы я сразу десять яблок готовил с конфетами. Хорошо, что я обмен на потом оставил. Так бы ни с чем и остался. Уже научил меня своими обещаниями. Правда, Берка всё же потребовал от меня половину приготовленного – за то, что он искололся и изжёгся в кустах и в крапиве. Что поделать, пришлось отдать – Берочка был сильнее!

А какие стрекозы летали у воды – на пруду и на Сехе! Одни средних размеров тёмно-синего цвета, с широкими крылышками. Вторые маленькие, зеленоватого или голубоватого оттенка, кажущиеся почти прозрачными – возможно, ещё совсем юные, недавно родившиеся. Они небольшими стайками вились над водой, садились на траву, вновь включались в общий весёлый хоровод. А я стоял на берегу и с восторгом наблюдал за ними, за их размеренной, неторопливой жизнью, любовался сказочной красотой окружающего меня водного пейзажа: волшебной, переполненной жизни водой, зелёными растениями, возвышающимися над нею, вьющимися вокруг насекомыми, ярким солнцем, отражающимся в воде, и белыми кучевыми облаками, как бы плывущими по её поверхности. Я мог созерцать эту красоту часами и всегда с грустью расставался с полюбившимися мне местами.

Совсем другие стрекозы ждали меня в обширных полях и лугах за городом, а также в моих любимых «кустиках». На лугах встречались особенно крупные экземпляры коричневой, голубой и тёмно-синей окраски. Они носились яркими метеорами, изредка присаживаясь на стебелёк, чтобы спокойно позавтракать пойманной добычей. В «кустиках» же я гораздо чаще видел их сидящими на высоких ветках и мог наблюдать за ними длительное время. В возрасте семи-восьми лет я уже свободно гулял за городом в одиночестве и мог любоваться природой сколь душе угодно. Я уже хорошо «изучил» стрекоз и знал, что это удивительно красивые летающие создания, естественными врагами которых могли быть только быстрые птицы да ещё такие, как я, двуногие существа, пытающиеся ради любопытства поймать их и подержать у себя на ладони.

Они никогда не притворялись мёртвыми, как делали многие пойманные мной насекомые, а сразу же вступали со мной в борьбу, изо всех сил стараясь прокусить эту проклятую ладонь и держащие её за туловище пальцы. И надо сказать, что укусы эти были весьма чувствительны. Да, такие могут постоять за себя.
Однажды, в тех же «кустиках», я увидел средних размеров стрекозу, попавшую в густую паутину, развешенную между двумя кустами. Стрекоза прилипла к паутине крылышками, но туловище и голова её яростно старались вырваться из паутинной засады. Вокруг стрекозы вовсю бегал солидных размеров толстый паук, срочно укрепляя нарушенную сеть и стараясь окутать паутиной свою жертву. Ему, конечно, хотелось поскорее управиться с работой и вкусить её соки, и он даже делал попытки обхватить туловище бедняжки своими длинными лапами и впрыснуть в стрекозу свой паучиный яд.

В какой-то момент уставшая стрекоза прекратила своё беспрерывное трепетание, и паук устремился на её длинное тельце, подальше от опасных челюстей летуньи. Он уже сделал попытку впиться в него своими искривлёнными «челюстями», как вдруг стрекоза извернулась и сама молниеносно схватила паука поперёк туловища. Тот было хотел дать дёру, но мощные челюсти не отпускали его и начали двигаться из стороны в сторону, перемалывая все части паучиного тела вместе с его челюстями и многочисленными лапками.

Вскоре пауку уже нечем было обороняться, и он сам превратился в жертву, в своём же собственном логове. Такое невозможно было себе представить, и я, не двигаясь, наблюдал за этой сценой борьбы двух кровожадных «монстров» насекомого мира, сочувствуя своему любимому крылатому созданию. Если бы дело приняло иной оборот, я бы, конечно, вступился за стрекозу и освободил бы её из паутинной сети, возможно, в сердцах пристукнув при этом кровожадного паучищу. Хотя он ни в чём не был виновен. Он просто жил своей паучиной жизнью и делал в ней то, что было назначено ему природой. Однако в те годы я ещё до конца не осмысливал этого, часто руководствуясь в своих действиях чувствами, а не разумом.

В тот раз мне всё-таки пришлось помочь стрекозе освободиться от налипшей на неё паутины. Она улетела не сразу, посидев вначале у меня на ладони, затем на веточке, на которую я её посадил. Видимо, сказалась усталость от тяжёлой борьбы за жизнь, а может быть, это было и результатом действия паучиного яда, который тот успел впрыснуть в её гибкое туловище… Но в конце концов я увидел, как пришедшая в себя красавица взмыла в воздух, и был страшно рад её спасению.

В Приморье, куда я попал после окончания академии, я тоже часто выходил на природу. Природа там весьма своеобразна и богата растительной и животной жизнью. Особенностями приморских растений и насекомых являются их значительные размеры и яркая окраска.

В отличие от видового многообразия бабочек, там не было разнообразия стрекоз. Я встречал лишь один вид этих крылатых созданий – средних размеров коричневого цвета стрекоз, которые осенью в огромных количествах носились над цветущими лужайками в лесах пригородной зоны Владивостока. Ничего особенного в них я тогда не видел и больше гонялся с фоторужьем за красавицами бабочками, среди которых выделялись размерами и красотой местные приморские махаоны.

Вернувшись в середине девяностых в родные ивановские края, я вновь мечтал встретиться с их прежней природной красотой и богатством. Увы! Былого разнообразия и красоты здесь уже не было. Тех поразительных по красоте видов жуков, бабочек и стрекоз, которыми я любовался в детстве, тут уже не существовало – ни в лесах, ни на полях, ни в лугах, ни на огородах. Пришлось мириться с этим и любоваться оставшимися пока ещё в живых, не столь привлекательными, но всё равно красивыми созданиями, в том числе и стрекозами, которые порой встречались мне на лесных тропинках и просеках.

Чаще я встречал стрекоз на болотах. Видимо, там им легче было ловить добычу на свободных от деревьев пространствах, и там они чувствовали себя весьма вольготно. Но здесь тоже не было большого разнообразия видов, хотя, казалось, ничто не мешало им сохранить здесь свою популяцию. Разве только повсеместные былые (в 30-50-ые годы) торфоразработки, существенно нарушившие экологию болот и торфяников?
 
Однажды, отдыхая на одной из широких и сухих болотных дамб после сбора черники и гонобобеля, я вдруг услышал характерное трепетание, издаваемое биением крылышек моих любимых летуний. Обычно отдыхающая стрекоза сидит тихо. Может быть, в паутину попала, или в чём-то запуталась? – подумал я. Я встал и пошёл к кусту, из-под которого исходило это трепетанье. Раздвинул ветви и увидел двух великолепных стрекоз, сплётшихся в любовных объятиях и даже не обративших на меня никакого внимания. Это были большие тёмно-синие красавицы – с какими я часто встречался в детстве. Ура! Значит, ещё сохранилась в наших лесах эта популяция… Только много ли их здесь? Хватит ли для сохранения вида?.. Я оставил стрекоз в покое, перекусил и пошёл продолжать поиски грибов и ягод, постепенно переходя с дамбы на дамбу.

Часа через полтора, значительно удалившись от места предыдущего отдыха, вновь присел перекусить остатками завтрака, чтобы налегке отправиться в обратный путь к автобусу. Лежу на сухом пригорке около небольшой сосёнки, отдыхаю. Любуюсь болотным пейзажем, вдыхаю аромат болотных трав – такой резкий и специфический. Дурманящий запах одного хмеля чего стоит! Наслаждаюсь отсутствием обычного в лесу обилия комаров и слепней.

В какой-то момент вновь услышал трепетание стрекозиных крыльев по соседству со мной, рядом с канавой. Опять любовная парочка наслаждается, – подумал я и поднялся посмотреть, что же там происходит. Трепетанье между тем не затихало, порой переходя в усиленное биение.

Подойдя к месту, откуда оно исходило, я увидел в воде, у самого берега таких же, как и в первом случае, двух стрекоз, той же величины и расцветки, безуспешно пытавшихся высвободиться из воды. Несмотря на почти безнадёжное положение, они не ослабляли своих любовных объятий, решившись, видимо, погибнуть вместе. И пока головы их ещё не погрузились в воду, бедняжки продолжали борьбу за жизнь, изо всех сил работая крылышками. Но с каждым взмахом крылья всё больше намокали, и было очевидно, что обе стрекозы уже обречены на гибель – если не от водной стихии, то от прожорливых лягушек, обитавших в этом водоёме и, по-видимому, уже услышавших движения потерпевших.

Я схватился одной рукой за ствол сосёнки, росшей рядом и, наклонившись с крутого  берега канавы, достал несчастных. Мне показалось, что это была та же самая парочка, с которой я встретился полтора часа назад за сотню метров от этого места. Те же длинные туловища яркого синего цвета, те же большие прозрачные крылышки с красивым рисунком, то же желание не расставаться друг с другом, даже в самые критические минуты жизни…

Какое счастье, что мне удалось спасти их! И только случай помог мне оказаться в трагический момент рядом с ними. Может, судьба специально привела меня сюда, именно в эту точку, чтобы услышать их, помочь им, дать шанс выжить и сохранить своё потомство… Пусть хоть эти оставшиеся в живых удивительные творения природы насладятся жизнью в этот сезон. Может, их потомкам больше повезёт в нашем непростом мире, и они смогут радовать глаз наших детей и внуков…




ШЕРШНИ  И  ОСЫ

Впервые я познакомился с ними в Шуе, у нас на дубу, где те лакомились сладким дубовым соком, постоянно стекающим по глубокой ране этого столетнего великана. Мне тогда было года три или четыре, и я часто играл один или с моими сверстниками на лугу перед домом, рядом с которым росли два дуба и великолепная раскидистая липа. Эти огромные, как мне тогда казалось, насекомые привлекали моё внимание своими размерами, полосатой, как у тигра, окраской и какой-то внутренней силой, которая чувствовалась в их поведении.

Шершни постоянно лакомились на дубе – то по одиночке, то сразу по нескольку штук. Откуда-то прилетали, долго неподвижно сидели на древесной ране, только шевеля длинными усиками и непрерывно работая страшными челюстями. Челюстей насекомых я боялся тогда больше всего, помня, как однажды мне чуть не прокусил палец здоровенный жук, которого я поймал на том же дубе и хотел спрятать в коробок из-под спичек. Это потом я узнал, что куда страшнее челюстей у этих полосатых созданий их длинное острое жало, которое прячется в их брюшке и может причинить немало страданий, даже взрослому человеку. В этом я убедился однажды на примере нашего старшего соседа Берочки, который, залезая на дуб, нечаянно наступил босой ногой на это свирепое существо.

Берочка был старше нас, остальных голопузиков с улицы, года на три. Естественно, он был для нас примером во всём и учил премудростям мальчишеской жизни. Учил ездить на трёхколесном велосипеде, лазить по деревьям, ловить бабочек и майских жуков, а также тащить со своего (и чужих!) огородов для него яблоки, груши, ягоды и даже репу с морковью.

С Берочкой почти никогда не случалось особых приключений, он был уверен в себе, и мы были уверены в нём. Вот почему полной неожиданностью для нас был его полёт с нижних этажей дуба, когда он в очередной раз стал демонстрировать нам свою ловкость. Он брякнулся прямо в канаву (хорошо, что заросшую травой и весьма мягкую) и, вопя во всё горло, помчался вначале на двух, а потом на одной левой ноге к своему дому. Там орал не переставая часа полтора и вышел вновь на улицу только к вечеру, не объясняя нам причины произошедшего.

На следующий же день он почему-то стал настойчиво рекомендовать нам (малолетним) поймать для коллекции одного из шершней, спокойно лакомившихся на обычном месте.
– Возьми, возьми, – говорил он мне и открыл спичечную коробку.
Я давно хотел иметь у себя такого красавца, но что-то в Берочкиной настойчивости показалось мне подозрительным, и я медлил. Не мог достать до осы и совсем маленький Вовка Карцев, который предложил Берочке «за осу» даже целую конфету. Я тут же сообразил, что так будет надёжнее, и вытащил из кармана яблоко. Берка яблоко взял, но шершня ловить не стал:
– В другой раз поймаю, сейчас домой идти надо!
– Яблоко отдай! – потребовал я.
– Что упало, то пропало, – ответил Берочка и побежал домой есть яблоко в одиночестве.

Вечером я рассказал о случае с шершнем дома, и бабушка возмутилась «поведением Берочки», а потом объяснила мне, чем опасны осы, и посоветовала вообще не ловить насекомых, а просто любоваться ими со стороны. С какой «стороны», я не понял, но понял, что некоторые насекомые могут быть опасны. Так что в последующем я ловил на дубу «золотых» жуков, каких-то рогатых жуков и очень красивых бабочек. Поймать всех их было нетрудно – они как бы пьянели от сока и почти не обращали внимания на моё приближение. Правда, я вскоре отпускал всех, помня слова бабушки, что все они тоже хотят жить, а живут и радуются жизнью они недолго, и нехорошо отнимать у них это счастье.

На чердаке у нас также обитали осы. Но они были куда меньше шершней и не доставляли нам каких-либо хлопот. Шершни же жили где-то в другом месте, прилетали к нам только за провиантом. Помимо дубов, их интересовала и наша липа во время цветения. В этом я убедился, когда стал постарше и смог залезать на крышу дома. Когда липа цвела и благоухала, к ней со всех сторон слетались сотни пчёл, а среди них носились и шершни.

Вначале я думал, что и те и другие собирают нектар с цветов, но потом убедился, что шершни искали здесь другую добычу – они ловили пчёлок! Ловили чаще на лету и сразу уносились с ними куда-то вдаль, видимо, в своё логово. Узнав это, я перестал любить этих кровожадных созданий, хотя бабушка объяснила мне, что каждое существо живёт своей жизнью. И то, что они поедают друг друга – это закон жизни, такими их создала природа. Мне это трудно было понять, и я порой даже кидал в них землёй – так мне жалко было моих любимых пчёлок.

Да, но всё это было в сороковые годы, когда я был совсем маленький. Последующие встречи с этими полосатыми созданиями произошли у меня уже в шестидесятые. Вначале это было на острове Русском, где я был начальником медицинской службы военно-строительного отряда. С возрастом я не потерял любви к природе и в свободное от работы время совершал прогулки по ближайшим окрестностям острова – в одиночку или со своим санинструктором Андреем Анисимовичем Шмидтом – прекрасным парнем, большим знатоком своего дела и тоже любителем природы.

В один из таких походов – то ли за черешней, то ли уже за виноградом и маньчжурским орехом я увидел висячий в кустах большой осиный домик и вокруг него суетящихся хозяев – очень больших размеров, но всё же поменьше, чем были наши «дубовые» шершни. Осы ползали по домику, залезали внутрь, выбирались наружу, улетали, другие прилетали обратно.

Хотелось за ними понаблюдать, и я стал осторожно приближаться к их жилищу. Подошёл метра на три, затем ещё ближе. Гудение вокруг улья усилилось, затем стало угрожающим, хотя признаков атаки со стороны хозяев не было. Стою, наблюдаю с опаской. Гудение продолжается. Только какие осы гудят – непонятно. И даже летающих рядом со мной не видно. Хотел немного сменить ракурс осмотра, отойти чуточку вправо. И тут ощутил внезапный укол в руку, сразу же увидел нескольких полосатых зверюг впившихся в рубашку и изо всех сил старающихся всадить в меня своё жало. А из улья летели к ним на помощь всё новые и новые их собратья.

Срочно даю деру. Осы не отстают, со всех сторон кружатся. Но куда от них спрятаться? Забегаю в густой кустарник. Славу Богу, оказался не колючим. Еле пролез между густой листвой и ветками. А эти черти полосатые тут как тут. Снова кусают – в руку, в ногу. Им-то легко сюда пробираться! Надо бежать, иначе совсем зажрут.

Несусь что есть духу в направлении санчасти. Вот она на пригорке виднеется. С полкилометра до спасения осталось. Бегу во всю прыть – в те годы я ещё быстро бегал, в соревнованиях участвовал. А в тот раз, если бы засечь, рекорд, наверное, установил бы. Думаю, что даже наш чемпион, Витя Шостак, не бегал так быстро!

Задыхаясь, добегаю до санчасти. Успеваю заметить, что вокруг на траве с десяток наших извечных «страдальцев» ожидают приёма – время как раз к нему подошло. Смотрят на меня, рты раскрыв – чего это их «дохтур» носится?! А я вламываюсь в санчасть, закрываю плотно дверь – нам ещё этих летающих «тигролютов» не хватало! Санинструктор смотрит в недоумении – зачем, мол, спешить так, – я и один могу со всеми ожидающими справиться.

Объясняю ему ситуацию; беру спирт на ватке, чтобы ужаленные места смазать. Не так саднить будет. Шмидт, мне конечно, посочувствовал. Сожалел только о том, что эти полосатики до санчасти не долетели – вмиг бы всех бездельников расшугали. Хамзу в первую очередь. Уж больно надоел своими визитами. То у него «пуза балыт», то «кашил балыт», то голову ему кирпичом отшибли, то «аппендицита забалела» и прочее, прочее. Сколько я и Андрей не искали у него болезней, никаких нарушений со стороны горла, «аппендицита», «кашля» так и не обнаружили.

– В госпиталь вези, – каждый раз говорил Хамза. – Тама хароший дохтур, лучше тебя лечит! – Отвёз бы, если хоть какие сомнения были. А так меня там на смех поднимут.
Так что и в тот раз пришлось нам с Андрюхеусом всеобщий приём устраивать. Правда, вариант с осами заинтриговал Андрея. Он внёс даже предложение перенести поближе к санчасти тот осиный улей – чтобы «осотерапией» заниматься (вместо пчёл для стимуляции бездельников использовать). До этого не только я, но и никто из госпитальных специалистов ещё не додумался!.. Мудрый, думающий мне санинструктор достался! Что бы без него я делал в этом стройбате!

Неприятная встреча с осами произошла у нас в 1964 году, когда мы всей семьёй отдыхали в пригороде Владивостока, в Сад-городе. Сняли на несколько месяцев дачу и наслаждались солнцем, лесом и морскими купаниями.

Однажды, когда мы с женой и старшим сыном искали грибы в соседнем перелеске, вдруг услышали страшный вопль младшего – Димыча. Он в это время находился у дома, метрах в двухстах от нас. Бегу к нему, слышу: «Мулавей укусил! Мулавей укусил!»
Подбегаю, а сын за лицо держится. На лице несколько красных пятен. Вдруг слышу характерное осиное гудение. – Вот это кто! Хватаю Димку в охапку и срочно уношу подальше от этого места. Возвращаюсь обратно, чтобы узнать, откуда взялись эти незваные гости. Вижу – под крышей дома целое осиное поселение устроилось – домиков десять, не меньше! Уже из собственных квартир выгоняют!

Пришлось дожидаться ночи и в тёмное время осиный погром устраивать – в темноте-то они не ориентируются. Все гнёзда лично с крыши посшибал, а внизу хозяева наготове стояли – всем срочное харакири устраивали, с их потомством вместе. Иначе бы житья нам вместе с хозяевами не дали. Особенно рад этому был сам потерпевший. Он стоял за углом (на всякий случай) и созерцал все этапы возмездия. Всё было выполнено качественно и по полной программе. Так что больше эти кусаки нас не беспокоили.

Правда, инцидент не прошёл без последствий для сына. В последующем у него развилось повышенная чувствительность к осиному яду. Каждый случайный единичный укус в старшем возрасте был чрезвычайно болезненным и приводил к сильной вегетативной реакции, вплоть до головокружения…
Да, с этими созданиями надо быть внимательным. Вполне возможны и случаи анафилактического шока после их «укусов». Особо чувствительным при выходах в лес и вообще на природу надо иметь при себе антиаллергические средства: димедрол, супрастин, пипольфен, тавегил и т.п.

Меня же эти полосатые злыдни неоднократно кусали в последующем, уже в ивановских лесах, особенно часто в малинниках. Там в ягодную пору они любят обустраиваться, сластены этакие! И никого к себе не подпускают – конкуренции страшно не любят! Правда, предупреждают гудением. Не всегда, однако, удаётся их услышать и сообразить вовремя. Так что порой по два-три укуса и перепадало. Хорошо, что осы в наших краях не очень крупные и не такие уж свирепые. Не то совсем плохо всем любителям леса было бы!




ДЛИННОНОСЫЕ  КУСАКИ

Комары и мухи были теми насекомыми, с которыми я в детстве познакомился раньше, чем с иными представителями насекомого царства. Это произошло потому, что названные летающие творения природы постоянно обитали в нашей квартире в летнюю пору (как на Ивановской улице, так и на Железнодорожной в Шуе). Нельзя сказать, что они меня в ту пору очень интересовали, несмотря на моё детское любопытство, но вот надоедали своей навязчивостью, – это уж точно. И покрытые розовыми волдырями (от их поцелуев) мои нежные ручки и ножки свидетельствовали именно об этом.

Интерес появился, когда я стал встречаться с ними в саду. Там, в дневное время они меньше досаждали мне, а вот танцующее в вечернем хороводе комариное племя привлекало моё внимание. Почему-то именно вечером комары собирались вместе и начинали долгую карусель, подымаясь комариной тучей, в каком-то непонятном для меня танце. Это комариное облако перемещалось то вверх, то вниз, медленно продвигалось в каком-либо направлении, и невозможно было нарушить это движение. Сколько я не гонял их своей панамой, или даже веником, они всё равно собирались вновь, продолжая свои комариные затеи.

Несмотря на жгучие укусы, которые они дарили мне, я относился к ним снисходительно и даже с некоторым уважением – после того, как мне прочитали несколько стихотворений про «комаров», где они выглядели явно положительными героями, особенно тот, который со своей острой шпагой спас от злющего паука «муху-цокотуху».

Отношение к комарам у меня резко изменилось после того, как один из них впрыснул мне вместе со своим комариным «ядом» еще и малярийных плазмодиев, заставив моё юное существо долгое время мучительно страдать, а взрослых – мучиться неизвестностью относительно диагноза моей болезни.
Лучшие шуйские эскулапы того времени (1938-39 годы) только руками разводили, пытаясь понять, что за процесс происходит у меня в голове, вызывающий такие сильные головные боли. В конце концов профессорский консилиум решил, что если болит голова, то и искать причину надо непосредственно в ней. И всего вероятнее (по их просвещённому мнению) это могла быть только опухоль.

Мне подобный диагноз тогда ничего не говорил. Но вот каково было моим родителям услышать это?! Мама с дедушкой (оба врачи) хорошо представляли, что сулит мне опухоль мозга, да ещё в таком юном возрасте. Поэтому они сразу решились на предложенную эскулапами операцию (трепанацию черепа), хотя никто не знал, в каком месте моей черепной коробки искать это образование. Видимо, они планировали пилить её вдоль и поперёк, пока не отыщут злодейку и не подтвердят свой диагноз.

Всё бы так и произошло, если бы за юное чадо не заступилась бабушка. Педагог по образованию, с большим стажем работы, она-то хорошо представляла себе, что останется после этих «диагностических инквизиций» в моей «черепушке», и что этого будет совершенно недостаточно для моего последующего жизненного существования.

Поскольку авторитетная бригада моих консультантов не пожелала считаться с мнением «неспециалиста» (просто учителя), бабушка решительно встала у входной двери, закрыв вход в дом своим телом, как амбразуру ДЗОТа. И, к тому же, прихватила для усиления эффекта ещё и топор, решив стоять насмерть, спасая своего малолетнего внука.

Опешившие эскулапы какое-то время пытались убедить строптивую бабулю «в целесообразности диагностических исследований», ещё надеясь овладеть своей жертвой (то бишь мною) для столь важного эксперимента. Однако когда топор в руках бабушки стал подниматься, сверкая остро отточенным лезвием, и гневные возгласы хозяйки стали сотрясать воздух, они поняли, что имеют дело с весьма серьёзным противником, одолеть которого без потерь им не удастся. Действительно, что могли сделать против топора их костедробильные молоточки, пилочки и даже ланцеты (скальпели)! Поэтому они своевременно отступили во двор, заняв круговую оборону, и, посовещавшись с моими родителями, уехали, разочарованные, в свою клинику. Разочарование их стало ещё большим, когда через несколько дней лабораторный анализ дал положительный результат на наличие в моей крови плазмодия. И это было моё спасение.

С тех пор я возненавидел комаров и уничтожал их повсеместно – и больших, и маленьких. А став постарше, подключил к работе по противокомариной программе моих друзей с улицы. Сколько мы тогда переловили этих длинноносиков, сказать трудно. Вместе с тем малярии в наших краях с того времени больше не отмечалось.

Последующие встречи с комарами у меня происходили в основном в лесу. Кровопийцы сильно портили мне настроение во время отдыха на природе при сборе грибов и особенно ягод. В начале ягодной страды (в конце июня) ты, ещё не привыкший к этой нечисти, просто не в состоянии выносить их бесчисленные укусы. И в какие доспехи себя не наряжаешь, звенящие чертенята всё равно находят бреши в твоей обороне и творят своё кровавое дело. В какой-то мере ещё помогает противокомариная сетка. Однако пискунятники сразу призывают на помощь своих ещё более мелких собратьев – мошку, которая умудряется пролезать даже в миллиметровые отверстия.

Через две-три недели общения со всем этим весенним гнусом немножко привыкаешь к ним, и твоя физиономия приобретает нормальный вид. Но тут, в июле, начинает наступление ещё одна «нечистая сила» в виде слепней и кусачих мух, которые ещё больше отравляют радость пребывания в любимых лесах и перелесках.

Да, кусачая нечисть прямо-таки выгоняет тебя из своих владений, упрямо утверждая, что они и только они одни здесь настоящие хозяева. Ну и что, что вы нас лупите сотнями, всякие лягушки пожирают тысячами. Зато мы рождаемся миллионами! И не думайте с нами бороться – мы в любом случае найдём против вас защиту!..

Жизнь показывает, что они правы. Единственной надёжной защитой является привыкание к ним. Действительно, в июле-августе они не кажутся уже такими «кусачими». Народная медицина (отдельные её представители) даже утверждают, что комариные укусы могут оказывать на человека «лечебное» действие, стимулируя его защитные силы. И я неоднократно встречал в лесу таких людей – специально подставляющих кровососам свои обнажённые телеса. В принципе с этим можно согласиться, и я убеждался в этом на практике сам. Действует стимулирующе и само «кровопускание» и комариный «яд», вызывающий активизацию иммунитета. Так что в целом умеренное общение с ними в наших краях может быть даже полезным…

В природе всё настолько сложно и взаимосвязано, что порой в этих связях невозможно до конца и разобраться. Кто бы мог подумать, что комарьё (в отличие от иных кусачих тварей) возьмёт да и устремится за нами в город. И не в какие-то сельские подворья, а прямо в наши столицы – Москву и Ленинград. При этом культурную столицу они решили освоить в первую очередь. В этом я убедился на личном примере, когда в восьмидесятые годы останавливался на несколько дней в наших бывших «Рузовских казармах» – в Ленинграде – теперь в общежитии Курсов усовершенствования медицинского состава. Сразу обратил внимание на общий беспорядок в помещении и одновременно на грязные стены, снизу доверху залепленные комариными останками.

– Откуда их столько? Неужели, с улицы залетают? – спросил я у живущей здесь молодёжи.
– Да это уже наши, собственные, – последовал ответ. – В подвале их видимо-невидимо развелось. И никакие методы борьбы не помогают.
– А как же они в комнаты пробираются?
– Для них щелей хватает. По батареям ползут, гады! Каждый день – новую бригаду встречаем. Вот и приходится вечером, перед сном очередную битву устраивать. Да уж больно потолки высокие, там их и не достанешь. … В общем, сам увидишь, что за житьё здесь.

И я «увидел». С первой же ночи. Даже при включённом свете. Пробовал ловить – не получается. Даром, что дохленькие, плюгавенькие, почти прозрачные – в подвальной темноте выращенные. То на лоб сядут, то на нос, то сразу в руку впиваются. Пробовал с головой простынёй укрыться, так жарко очень – август на дворе. Сколько раз за ночь просыпался – и не пересчитать. В общем, намучался за три дня «ленинградского отдыха» и вспомнил былые пятидесятые (годы учёбы) и даже шестидесятые – когда сам на этих курсах был и на прикомандировании к кафедре физиологии… Тогда подобного добра здесь и в помине не было.

Вот таковы они, эти бестии. «От горшка два вершка» и «мозги» совсем отсутствуют, а приспосабливаются каким-то образом. И всё поближе к нам, людям, в последнее время нацеливаются. Нашли в нас новое, «человеческое стадо» для своего прокорма и радуются жизни: нашу, городскую нишу осваивают. И пищат от удовольствия! Такие не пропадут – ко всему приспособятся. Нам бы такую приспособляемость!



ПРЕПРОТИВНЫЕ  ТВАРИ

Читать об этих отвратительных ползучих созданиях нет никакого удовольствия. Писать о них – тоже, поскольку приходится вспоминать обо всех перипетиях  встречи с ними. С другой стороны, и читать и писать необходимо (жизненно необходимо!), так как знать о них надо каждому любителю леса, чтобы избежать встречи с ними.

Эти «кровопийцы» испокон веков обитали в сибирской и дальневосточной тайге. Значительный процент их являлся и является переносчиком очень опасной инфекции – клещевого энцефалита. К нему невосприимчивы дальневосточные аборигены, а вот всё пришлое население подвергается серьёзной опасности при их укусах.

Когда я приехал на службу во Владивосток (в 1960 году), в пригородах его и на острове Русском клещей практически не было. Объяснялось это тем, что вся эта зона периодически активно обрабатывалась с воздуха инсектицидами (ядами против насекомых), поскольку везде были расположены воинские части. Естественно, вместе с клещами в лесах уничтожалась и вся остальная живность. По крайней мере, там практически не было других насекомых: ос, шмелей, пчёл, бабочек, стрекоз, жуков и иных лесных и луговых букашек. Почти не было и птиц. На цветы и иные растения эти химикаты не действовали, так что с поразительным богатством и разнообразием приморской флоры я познакомился уже в первый год пребывания в этой особенной природно-климатической зоне.

По мере сокращения воинского контингента и расформирования воинских частей в Приморье борьба с клещами прекратилась, и леса постепенно стали оживать, наполняясь и птичьими голосами, и всевозможными насекомыми. Вместе со всеми сюда стали переселяться и клещи, в полном своём дальневосточном ассортименте.

Первые укусы этих кровососов мы испытали на себе уже в начале семидесятых. А потом клещи начали плодиться с невероятной быстротой, и хождение по лесам стало для нас, любителей природы, серьёзным испытанием. Приходилось применять противоклещевую экипировку, постоянно осматриваться, дома тщательно проверять всю одежду. Но всё равно два-три раза за сезон они находили бреши в нашей защите.

Положительной стороной в профилактике энцефалита в Приморье являлось то, что там хорошо была налажена диагностика и вакцинация. В случае необходимости в областной санэпидстанции имелась противоэнцефалитная сыворотка, которую мне несколько раз пришлось использовать.

В наших шуйских и ивановских лесах в 50-60-ые годы этих бестий и в помине не было. Поэтому, приезжая сюда из Владивостока в очередной отпуск, я чувствовал себя в лесу совершенно спокойно. К остальным местным кровососущим тварям, типа комаров, мошек, слепней и т.п., я был привычен, хотя терпеть их непрерывные атаки при сборе грибов и ягод приходилось постоянно.

Первого клеща, который попытался меня укусить, я поймал в 1973 году. Но этот клещ был какой-то особенный: он кусал не как все, безболезненно, а без всякого «обезболивания», явно не опасаясь возмездия за свои проделки. Я был крайне удивлён, когда извлек из-за рубашки не рыжего кусачего муравья, а это маленькое препротивное насекомое. Правда, в местной санэпидстанции меня успокоили, сказав, что энцефалита в области нет, да и клещевые укусы регистрируются очень редко. Так что в тот злополучный сезон повстречался с ними чуть ли не я один – именно тот, кто знает, как от них защищаться, да и доктор, к тому же. Вот что значит отсутствие внимания и настроя на защиту! Ну, а в восьмидесятых годах клещи были здесь уже повсеместно, хотя и в небольших количествах, поэтому и кусались не часто.

Откуда они вдруг появились, что явилось причиной их массового переселения, кто был их переносчиком? На эти вопросы специалисты, конечно, уже дали свои ответы. Я же полагаю, что причиной стала прежде всего миграция животных, в частности птиц, меняющих зоны своего обитания. В определённой степени этому могли способствовать и участившиеся в те десятилетия авиаперелёты.

Да, каковы бы причины не были, но нам с переселенцами пришлось мириться. А они в скором времени оккупировали все леса области, добрались до огородов, дачных участков, до городских парков и скверов. И в областную санэпидстанцию (теперь центр санэпиднадзора) устремился всё возрастающий поток укушенных: детей, молодых, стариков и старушек – любителей лесов и огородов. По радио только и слышишь: столько-то сотен укушенных, затем тысяч. Правда, энцефалита пока не обнаружили. Зато в наших краях другой паразит выискался – барелия, барелиоз вызывающая: тоже тяжёлую болезнь. От неё в пригородных зонах уже много собак, говорят, погибло (в Ломах, в частности). Однако есть и эффективная защита в виде антибиотиков. Но, как всегда, необходимо своевременное лечение.

Энцефалит и барелиоз, к счастью, развиваются не сразу, а в течение трёх недель с момента укуса (иногда раньше, иногда позже – в зависимости от места укуса, длительности контакта с паразитом, собственного иммунитета). Процент вероятности заражения пока ещё небольшой, но нельзя надеяться «на авось». Необходимо вытащенного клеща сразу нести на анализ в областной центр санэпиднадзора, а в случае подозрения на барелиоз, срочно проводить профилактику. Схема её рекомендуется специалистами санэпидслужбы.

Я часто посещаю лес, много работаю на садовом участке, поэтому постоянно сталкиваюсь с этими членистоногими тварями. По роду своей профессии (военного врача) я занимался профилактикой энцефалита в подведомственных мне воинских коллективах, дислоцированных в разных точках Приморья. Поэтому приобрёл определённые знания по этому вопросу и кое-чем хочу поделиться с читателями.
Во-первых, надо знать, что «кусачья» активность их начинается уже в апреле месяце, постепенно снижается к июлю-августу и практически прекращается в сентябре. Об этом, безусловно, знают и специалисты санэпидслужбы. Поэтому странно было услышать официальную информацию по ивановскому радио (в какой-то год) о том, что надо ожидать «вторичного всплеска клещевой активности» именно в сентябре месяце. (?)

Во-вторых, необходимо уметь защищать себя от этих кровопийцев. Поскольку они чаще всего ползут снизу вверх (из травы), то одежду следует хорошо заправлять: брюки – в носки, рубашку – в брюки; хорошо застёгивать воротник, рукава рубашки. Одежду лучше носить однотонную и светлую, на которой легче обнаружить ползущего клеща.

Периодические осмотры надо проводить не реже, чем через каждые 15 минут. Дело в том, что клещ всегда выискивает наиболее удобное место, где ему легче присосаться: за ушами, на шее, в подмышках, в паховой области, на коже боковой части туловища. Он может залезть и в область пупка и в ушную раковину, присосаться на родинке, в волосистой части головы и в иных, самых неожиданных местах. Но перед этим долго ищет место, ползая в разных направлениях, на что уходит до получаса и даже более.

Существует неверное мнение, что клещи обитают только в траве и кустах. Они преспокойно забираются и на высокие деревья, пикируя оттуда на свою жертву. Обычно эти «диверсанты» устраивают «засаду» вблизи лесных тропинок, заранее «чувствуя» приближение человека или животного. Они не гнушаются и кровушкой птиц, однако при этом чаще сами оказываются их жертвой.
То, что клещи «летят» с деревьев, в этом я сам неоднократно убеждался – и в Приморье, и в Иванове, – когда обнаруживал их сразу по несколько штук, вдруг появившихся на рубашке через одну-две минуты после тщательного осмотра. При этом «лететь» они могут достаточно далеко: многие десятки метров. И точно пикируют в нужную точку. Как уж это им удаётся? Ведь никаких летательных приспособлений у них нет. Возможно, плоское строение туловища даёт им возможность планировать?

И ещё немаловажный момент. Планируют они чаще всего парами – такой «семейной парочкой»: женская и мужская особь одновременно. И «приземляются» близко друг от друга, почти никогда не промахиваясь мимо цели. Так что, найдя на себе одного клеща, следует искать и второго. Тут нет необходимости уметь различать их по полу – мужские твари «за компанию» тоже любят кровью попитаться (хотя им это в общем-то совсем не обязательно).

К счастью, клещей, заражённых вирусом клещевого энцефалита, в наших лесах ещё не выявляли. Однако возможность такую нельзя отрицать, так как в соседних с нами областях их уже находили. Поэтому задача каждого посещающего лес – быть предельно внимательным. Иметь на всякий случай флакончик с мокрой ваткой, чтобы сохранить в нём вытащенного клеща. Вытаскивать его надо осторожно, выкручивая против часовой стрелки (он засасывается, крутясь, по часовой).

Для отпугивания клещей рекомендуется целый ряд репеллентов (химических средств против насекомых). Все они не стопроцентной эффективности. К тому же, хорошо всасываются через кожу, так что кого больше они травят, – ещё вопрос. Я пробовал использовать практически безобидные для человека «народные» средства: муравьиный спирт, дёготь, сок от подорожника. Они, кстати, по словам затоков, хорошо помогают и от других насекомых: комаров, слепней, мошек. От последних определённый эффект есть. Но его хватает всего-то на десяток минут. Затем приходится снова мазаться. Пробовал я использовать и натуральную муравьиную кислоту, помещая косынку или платок в муравейник. Да, её любой гнус пытается избегать на первых порах. Но и сам от муравьиного духа задыхаешься.

Нет, конечно, лучшей защитой от клещей (и иных мелких кусачих тварей) является их полное радикальное уничтожение в наших лесах. Конечно, не путем обработки леса дустом или гексахлораном и не посредством выжигания сухой травы и кустарника (осенью), что порой делается у нас в Приморье. Необходимо найти биологические способы борьбы с паразитами. Тем более что никакого убытка лесу от их уничтожения не будет. С комарами в этом отношении сложнее, ибо они составляют существенную часть пищевой цепи для отдельных птиц, земноводных, насекомых. Здесь нужны длительные исследования и эксперименты. А пока нам придётся мириться с этой напастью и защищать себя иными возможными способами.




ДЕРЕВЕНСКИЕ  ДРУЗЬЯ

Я частенько посещаю леса за деревнями Голяково и Горшково. Там за годы странствий я познакомился как с хозяевами частных подворий, так и с их четвероногими обитателями. Из Голякова меня каждый раз провожал до леса большой чёрный пес, выпрашивая подачку к завтраку. В Горшкове же всегда приветливо встречала дружная троица (кот Васька, собаки Умка и Джек) моего знакомого Толи Буркова, дружба с которым завязалась у меня и моих сыновей ещё с далекого 1972 года.

Возвращаясь из леса, я почти всегда делал остановку у его дома. Садился на лавочку и пытался за десять-пятнадцать минут восстановить истраченные в дороге силы, чтобы успеть на очередной Ломовской автобус. Моментально ко мне прибегала вся троица, зная, что последует угощение, а затем можно будет и поласкаться в моих руках.

Джек – средних размеров лохматая дворняга – как самый крупный и старший, первым тыкался в мою сумку, требуя себе главную порцию. Умка с котом запрыгивали на лавочку и терлись о меня в надежде получить то же самое. Я всегда захватывал для них что-нибудь вкусненькое со своего городского стола, что редко появлялось в деревне: кусочки сыра, колбасы, косточки, печенье и пр.

Получив положенное, вся троица мирно устраивалась у моих ног (или рук), и начинались чесательно-поглаживающие процедуры, столь любимые всеми без исключения категориями четвероногих и почему-то не часто используемые в местном деревенском быту.
…Вот и сегодня, совершив обязательный ритуал кормления, сижу, поглаживаю лежащего рядом со мной Ваську, другой рукой ласкаю Умку. Джек же, получив порцию поглаживаний, решил удалиться по своим собачьим делам.

Несмотря на вечер, ещё жарко. Прямо в глаза светит появившееся из-за облаков солнце. В воздухе носятся многочисленные ласточки. Садятся на ветви растущего перед домом высокого дерева; вновь взмывают в воздух… Никогда не видел, чтобы ласточки на дерево садились. Может, то особые ласточки, местные, горшковские?

На зелёном лугу пасётся молодой бычок. Медленно двигается на длинной, толстой верёвке, привязанной к вбитому в землю колышку. Медленно щиплет траву. Останавливается, смотрит по сторонам, снова щипать принимается. Увидел клюющую что-то недалеко от него ворону, уставился на неё. Та обратила на это внимание и стала прыгать перед ним, то приближаясь чуть ли не к его ногам, то отлетая в сторону.

Бычку такая назойливость, видимо, надоела, и он медленно пошёл в её направлении, опустив голову и выставив вперёд ещё небольшие рога. Близко подошёл, того гляди, наступит на серокрылую. Та отлетела в сторону, а затем сзади бычка устроилась, да ещё несколько раз каркнула «во всё воронье горло». Бычок повернулся и вновь пошёл на неё с опущенной головой. Та снова устроилась сзади него и снова два раза каркнула. Так продолжалось несколько раз. Наконец ворона до того обнаглела, что взгромоздилась на спину этому неповоротливому ленивцу и даже клюнула несколько раз его в крутые бока, и пока тугодум соображал, что делать, взмахнула крыльями и улетела, захватив в клюве солидный клочок бычьей шерсти… Удивительное всё же создание! Даже игру с пользой для вороньего дела проводит.

…Налюбовавшись этой сценой, я собрался уже уходить – до автобуса ровно час остался – как раз, чтобы не особенно напрягаться в дороге. В этот момент Умка вдруг соскочила с лавки и понеслась куда-то к Востре. Тут же спрыгнул Васька и ещё быстрее помчался за ней, явно намереваясь наподдавать ей лапой. Увидев бегущего Ваську, малышка завизжала и припустила ещё быстрее. Васька не отставал. Но вдруг ему наперерез выскочил откуда-то Джек, нагнал, оттолкнул боком в сторону, так что котище чуть было кубарем в траву не покатился. Он сразу прекратил преследование и отправился назад, к скамейке, намереваясь получить последнее угощение. Я высыпал все остатки на землю. Это сразу заметил Джек, устремившийся к месту кормления. Мне уже некогда было «делить поровну», так что лохматику, видимо, досталось почти всё – что не успел ухватить Васька…

Встречала меня эта троица и на пути к лесу. Несколько раз даже провожали все вместе до сосновой опушки – в знак дружбы и признательности. Но только Умка решилась однажды сопровождать меня дальше. Я не думал, что она может пойти далеко – всё-таки маленькая такса, не очень шустрая, в лесу беззащитная. А на весь день её с собой за Пежу не возьмешь. Тех мест она наверняка не знает… Прошли километр, два, а она и не думает возвращаться. Пытаюсь отправить домой – не слушается. Ну, думаю, дойдём до болота, сама повернёт обратно, по брёвнышку перебираться не захочет.

Дошли до болота. Вода в этом месте широко разлилась, затопила дорогу и далее устремляется ручейком в Востру. Через лужу – переход в виде нескольких брёвен. Они почти затоплены. Приходится кеды мочить. Отправляю длинноухую домой, глажу, даю угощение, жду, чтобы отправилась. А она стоит и поворачивать домой не собирается. Я пошёл по брёвнам. Смотрю – она тоже по бревну балансирует, и даже вода её не пугает. Пришлось действовать уже более решительно и строго – в приказном порядке… Она так на меня обиделась за это, что даже взвизгнула от негодования. А потом пошла назад, не взглянув на меня ни разу… А что было мне делать? Нельзя было поступить иначе. Она бы просто не вынесла такую дорогу… И пришлось бы её нести домой в сумке… вместо грибов и ягод.

Были у меня четвероногие друзья и в сторожке. Вначале это был чёрный колли, решивший познакомиться со мной, а затем и сопровождать меня в лесных походах. Пёс был больших размеров, и я даже насторожился при первой встрече, когда увидел, как он с лаем несётся от сторожки в мою сторону, спокойно перепрыгивая через метровую изгородь. Но, подбегая ко мне, прекратил лаять, завилял хвостом, что свидетельствовало о его миролюбивых намерениях. Получив угощение, он сразу пошёл за мной (за первой земляникой) и целый час выдерживал вместе со мной непрерывные комариные атаки на одной из дальних просек, где уже начала поспевать ягода.

В последующем он не раз ходил со мной за Пежу и однажды упёр из сумки мой пакет с едой, пока я ползал по лесной поляне, собирая по ягодке оставшуюся там чернику. Оставив меня на голодном пайке, он успокоился, но не убежал домой, а терпеливо ждал, пока я не прекращу свои ягодные мучения.
В двухтысячных годах его сменила на сторожке собачья парочка: дворняга Каштанка и серый колли Джек. Те тоже сами нашли меня, когда я шёл окольной дорогой на Пежу. Учуяли меня в густом мелком ельнике и с предупредительным лаем устремились ко мне знакомиться. И тоже стали хорошими друзьями, провожая при каждой встрече на несколько километров. А однажды обе пробежались со мной за Пежу. Только вот не помню, как они преодолели водную преграду в виде Востры. Даже в районе брода вода всё равно доходила мне до колен и выше.

В тот раз нам всем здорово повезло. Прямо на нас выскочил заяц, и собачья команда долго носилась за ним по лесу, забыв и про меня, и про угощения. Ну, а мне в одиночку ходить по лесам всегда спокойнее. По крайней мере, можно не бояться, что друзья утянут или разорвут твою сумку со съестными припасами.

А в Голяково в какой-то год нас с сыном встречал и провожал здоровенный индюк, от которого прятались все голяковские собаки. И только одна коза не двигалась с места при его приближении, тупо глядя в его сторону и норовя, в случае надобности, крепко поддать ему своими изогнутыми рогами. Таких, как мы, двуногих визитёров, индюк не терпел. Он всегда бежал рядом с нами через всю деревню, гневно тряся головой и бормоча что-то явно ругательное на своём индюшачьем диалекте. Гребень и болтающаяся «борода» его становились пунцово-красными от злости, глаза сверкали. Так что нам приходилось опускать до земли наши сумки, чтобы защитить ими свои ноги от его могучего клюва и крепких лап, которые он готов был пустить в бой в любой момент. Устрашив нас таким образом и проводив до конца деревенской улицы, хозяин территории гордо возвращался обратно, продолжая гоготать и трясти всеми своими головными деталями. Слава богу, в сентябре он неожиданно куда-то делся (вполне возможно, попал в суп к своим хозяевам), и нас вновь стали встречать и провожать голяковские собаки. С ними общаться было куда интереснее. Они провожали нас обычно до Горшкова, а там оставались на время погостить у местных четвероногих друзей.

Последние годы я всё реже хожу в дальние края, за Пежу. А если и хожу, то выбираю более короткую и удобную дорогу – через поля по правобережью Востры. Поэтому не знаю, какие четвероногие красавцы обитают сейчас в сторожке и в деревнях. В крайнем же доме Большого Горшкова (на правом берегу Востры) меня каждый раз облаивает здоровенный злющий пёс, сидящий на цепи у своей будки. Такой сильный, что, кажется, и будку за собой может утащить (при желании). У меня же особого желания познакомиться с ним не возникало, и я всегда спешил скорее миновать эту «запретно-опасную зону» и гулять по лесам в полном одиночестве.




«ЗАМОЛКЛА!»

Как-то раз я собирал в лесу чернику. Дело было в начале июля; ягода только начинала наливаться, и был самый разгар комариной активности – наседали со всех сторон. Среди леса я нашёл небольшую полянку, на которой, на солнцепёке, ягоды созревали быстрее, и была возможность принести домой первые полбидона.
Работать приходилось в быстром темпе, непрерывно отмахиваясь от кровожадного гнуса. Недалеко от меня так же активно брали чернику две немолодые женщины. Одетые в тёмную одежду, в трико, с повязанными на голове платками, они тоже, как и я, испытывали явный дискомфорт, непрерывно хлопая себя по открытым частям тела.
Находясь недалеко друг от друга, они о чём-то разговаривали. В женской компании, даже если их и не более двух, всегда находится одна особенно разговорчивая, жаждущая поделиться с подругой (или подругами) свежими (или не очень свежими) новостями. Вот и сейчас, одна тараторила без умолку, периодически отплёвываясь от попадавшей в рот мошкары и отпуская реплики по поводу их чрезмерной активности.
Я не прислушивался к их разговору, но всё равно обрывки отдельных фраз долетали до моих ушей:
– Дома совсем жизни нет! Мужик пьёт горькую!.. На детей орёт, меня колотит… Уж и не знаю, куда деньги от него прятать – всюду находит…
– С огородом никак управиться не могу. Хоть бы помог, окаянный!
– Ягоды-то продавать, что ли, будешь? – слышу, наконец, вторую.
– Да нет, первой-то надо самим наесться. Мало только.
– Старшие-то что, не ходят с тобой?
– Их теперь в лес не заманишь… Не то, что мы в свои годы… Отучились зиму, а теперь бездельничают… Наушники свои надевают… Девчонки курить стали… Мать не слушают вовсе…
– Жизнь такую сделали. Всё иноземное в моду вошло.
– То сосульки какие-то насасывают. То пиво прямо из бутылки тянут… Да ведь не только мои,… подруги все такие же… А чтоб работать, помогать – редко когда допросишься… Вот и получается, что одна всех обслуживаю. Сколько еды надо готовить, в доме убирать… Отдыха ни минуточки нету! К ночи руки-ноги отнимаются…
Женщины, как и я, переходят от одного куста к другому, непрерывно отбиваясь от гнуса.
– Вон и мужику тоже невтерпёж! Ишь, как ручищами во все стороны машет. Да ещё и на коленях ползает. – Это они на меня внимание переключили.
– Мужиков сейчас в лесу не сыщешь! Где им такое вытерпеть. Да и ягоды мало кто брать любит; по грибы больше бегают. А этот, видать, терпеливый выискался!..

Непрерывный монолог в какой-то момент оборвался. Минуту-две соседки собирали молча. Я даже удивился. Неужели, словесный запас иссяк? Или всё уже оговорено было? Да нет, не бывает такого. Тараторить часами могут! Об этом, видимо, и подруга подумала:
– Чего замолкла-то? Совсем зажрали, что ли?
– Зажрали, окаянные! И в уши, и в нос лезут. Один в глаз залетел. Еле выдрала его оттуда! Жжёт теперь. И глаз открыть не могу…
– А у меня все ноги искусали. Даром, что в трико. Теперь долго чесаться будут…
– Идти надо! До полной не добрать сегодня. Здоровья куда больше потеряешь, чем домой принесёшь, с этими ягодами…
Так и пошли, не добрав «до полной». И много уже не разговаривали. Силы все на комаров потратили… Вскоре стал собираться домой и я. И даже половины бидона не собрал… Всю «погоду» мне эти длинноносые испортили!


«СИНИЧНИК»


НАЗОЙЛИВЫЕ  СТРЕКОТУХИ

Сороки, по-моему, самые весёлые и забавные птицы наших краёв. Любопытству и проказам их нет предела. Порой кажется, что главное в их жизни – это посмеяться или поиздеваться над иными представителями мира животных. Так и хочется дать им прозвище «безобидной проказницы». Именно безобидной, так как объектам своих нападок они никогда не причиняют вреда, даже меньшим своим братьям и сёстрам.
Сороки – удивительные приставалы. Пристают они и к воронам, и к галкам, и даже к собакам. Но вот к кому они особенно неравнодушны, так это к кошкам. Я не помню случая, чтобы сороки, увидев кота, оставили бы его без внимания. Обнаружив кота, длиннохвостые сразу собираются всей своей сорочьей командой и делают всё, чтобы вывести его из равновесия. Они непрерывно летают над ним, прыгают вокруг него, перелетают с дерева на дерево, следуя его маршрутом, и всё время трещат без умолку.
Кот на первых порах делает вид, что всё это ему абсолютно безразлично, и медленно движется своей дорогой. Но дорога у котов обычно длинная, так что такое внимание со стороны птиц ему скоро начинает действовать на нервы. Он огрызается на них, делает неожиданные прыжки в их сторону, пытается ухватить их лапой. А птицам только этого и надо.

Видя, что котище уже выходит из себя и свирепеет от злости, они ещё более усиливают напор и уже непрерывно кружатся почти над самым его носом, будто соревнуясь друг с другом в смелости. Кошачий хвост при этом почему-то является наиболее привлекательным объектом их охоты, особенно если он длинный и пушистый. Птицы явно стремятся утащить в качестве сувенира хоть небольшую его часть – опять-таки своим, воровским методом. И каждая удачная попытка встречается стаей восторженным криком.

Кот, конечно, не желает уступать поле боя и уже пытается достать наиболее дерзких крикуний, особенно действующих на его чувствительную кошачью психику. При этом в погоне за ними он забирается даже на деревья. Но, надо сказать, что это делают лишь очень молодые и самые глупые коты, так как подобного манёвра от них только и ждут сороки. Они даже специально заманивают котов на дерево, спускаясь на самые нижние ветки и стрекоча чуть ли не в самые кошачьи уши.

Проказницы дают возможность коту залезть повыше, всё время прыгая перед ним с ветки на ветку и дразня своей близостью. Порой они завлекают его на самую вершину и тогда, убедившись в его полной беспомощности, начинают заключительное отделение своего представления. По своей миролюбивой сорочьей натуре, они не пытаются причинить ему явный физический ущерб (хотя вполне могли бы столкнуть его с ветки, атакуя всей своей стаей), ограничиваясь лишь моральным воздействием. И само их присутствие на расстоянии полуметра, и непрерывная трескотня, и периодические подергивания за кончик хвоста – всё это скоро становится для кота просто невыносимым. Ему уже не до сорок, лишь бы поскорее спуститься на твёрдую землю с этих неустойчивых качелей из веток. И он начинает спуск.

Спускаться приходится, пятясь задом и пробуя наощупь каждую веточку. И каждое неосторожное движение грозит ему падением. Иногда кот действительно срывается и висит на ветке только на передних лапах, судорожно пытаясь вскарабкаться на неё целиком. Сороки шумно приветствуют всю эту кошачью эквилибристику, сопровождая каждый удачный пирует весёлым стрекотаньем. Порой они просят кота повторить тот или иной, особо понравившийся им элемент, легонько подтягивая кота за хвост в нужном направлении. Котяра в таких случаях злобно шипит, яростно вертит хвостом, головой, готовый прямо-таки растерзать этих назойливых вертихвосток. Однако оторвать передние лапы от веток он не в состоянии и продолжает ползти задом. С огромным трудом он наконец добирается до ствола, а ещё через какое-то время – и до спасительной земли. И тут уж, не задерживаясь, спешит либо к дому, либо прячется где-то в укромном месте, не желая выслушивать очередные комментарии этих крылатых приставал. А те уже ищут себе новую жертву, пытаясь проделать с ней нечто подобное... Вот такие они, наши сороки, – любопытные, неугомонные проказницы городских кварталов.




«СИНИЧНИК»

Когда я начал подкармливать синиц? В 96-м, или 97-м году – когда получил возможность хоть как-то перемещаться по комнате и открывать балкон…
Синички постоянно обитают в нашей округе. Каждую весну мы слышим их звонкое пение, которое радует нас и зовёт к жизни. На лето они покидают городскую зону и перемещаются в лес, или на садовые участки. Там выводят птенцов, а осенью вместе с ними, собравшись в небольшую стайку из 10-15 особей, возвращаются в городские кварталы на прикорм к сердобольным старушкам и таким, как я, любителям пернатого царства.

Ко мне каждую зиму прилетает одна довольно большая стайка и устраивает карусель на балконе. Вначале прилетают всего две синички – авангард стаи. Правда, нельзя исключить, что это и самостоятельная парочка, поскольку они порой довольно долго промышляют у меня в одиночестве.

Я кормлю их семечками (подсолнечными и тыквенными), сливочным маслом, сыром и салом. Семечки помещаю в кормушку, подвешиваемую на верёвочке. Сыр и сало тоже вешаю на отдельных нитках. Масло же намазываю на узкую горизонтальную планку под балконным окном, за которую другим птицам уцепиться, обычно не удаётся. Иногда рассыпаю семечки и крупы на горизонтальной поверхности, устраивая всеобщее кормление (ворон, галок, воробьёв, голубей), которых тоже много в нашем районе. Это балконное место для кормления, по сути дела, и представляет собой настоящий «синичник», поскольку те в голодное время постоянно обитают здесь.

Больше всего синички любят семечки. В этом я убедился, предоставляя им на выбор все имеющиеся у меня деликатесы. Исчезают вначале тыквенные семечки, затем подсолнечные. Потом пичуги принимаются за масло, облепливая подоконник. После следует сало и под занавес сыр (любых сортов).

Когда желтогрудые клюют масло, то барабанная дробь может звучать в течение целого часа, пока вся стайка не насытится. За семечками в кормушку синички обычно не залезают. Сунут головку внутрь, ухватят клювиком семечку и тут же устремляются на ближайшие деревья, совершать трапезу в спокойной обстановке. Когда доходит очередь до сала и сыра, то на верёвочке устраивается целая «синичечная» очередь: одна-две клюют, другие дожидаются сверху и периодически подгоняют клюющих собратьев, чтобы те освобождали место.

Синички – настоящие акробаты. У них такие цепкие пальчики, что они легко перемещаются по вертикальной стене дома. И им не составляет труда длительное время висеть на перекладине подоконника. На сале же (и сыре) они висят и боком, и вниз головой, и на двух, и на одной лапке. Порой подтягивают к себе сало, вися на соседней верёвочке.

По характеру они резко отличаются друг от друга. Одни синички очень пугливые и моментально улетают с балкона при моём приближении. Другие доверчивые, третьи – нетерпеливые. Когда корма нет, они летают от окна к окну, заглядывают в комнату, стучат по стеклу, а порой и залетают в открытую форточку, чтобы обратить на себя внимание. «Ишь, мол, заработался за своим столом! Кормить пора, забыл, что ли?!» Конечно, я сразу открываю балконную дверь, чтобы выпустить гостью, наполняю кормушки и сижу, наблюдая за их бесконечной каруселью.

Есть среди них и мои друзья. Те совсем меня не боятся. Как только подхожу к балкону с деликатесами, сразу устремляются на балкон, садятся на планку рядом со мной, а то даже, нетерпеливые, склёвывают масло прямо с моего пальца. Когда приоткрываю балкон, то нередко залетают ко мне, садятся на подоконник и уплетают припасённые для них продукты. Семечки порой расклевывают прямо здесь, на месте.

Иногда моих друзей одолевает любопытство, и они летают по всей комнате. Обследуют другие окна, кухню, садятся на шкафы и оттуда наблюдают за моей работой. Они хорошо ориентируются в квартире и всегда находят путь на улицу, в отличие от других, неопытных, но тоже очень любопытных. Такие тоже порой навязываются ко мне в гости, через приоткрытую форточку в кухне. Я сразу их слышу по характерному шелесту крыльев и спешу на помощь. А помощь им на самом деле нужна.

Так однажды в кухню залетела несмышлёная, видимо, совсем молоденькая синичка. Залетела, а обратно найти дорогу не может. Летает из кухни в комнату и обратно и не соображает, что через большую дверь можно вылететь. А снаружи в крайнем волнении летает ещё одна – видимо, её мама. В одно окно заглянет, в другое, в третье. Щебечет ей что-то. Малышка же о кухонное стекло стала биться. Пришлось её в руки взять, чтобы в форточку выпустить. Так она острым клювиком мне в палец впилась – защищается всё же! Высунул я руки в форточку, открыл ладонь; синичка сразу вспорхнула и на дерево полетела. Там довольно долго сидела – в себя приходила после смятения. Пришлось мне форточку прикрывать при их появлении.

Хотя синички и летают стайками, но живут далеко не так дружно, как воробьи. Очень редко можно увидеть, что воробьишки ссорятся. Они даже еду друг у друга не отнимают. Синички же, когда собираются вместе, непрерывно свой авторитет отстаивают. Крылья растопыривают, головку пригибают, пищат громко и идут друг на друга. Кто-то всегда сильнее оказывается. Чаще всего более слабая сразу уступает дорогу, улетая с места кормления. Порой настоящее сражение на балконе разыгрывается. Одна всех прогоняет. Потом её гонят. Затем третья прилетит и уже этих выгоняет. Посидит, поклюёт, наестся, после и остальных на кормёжку пускает. И на планке с маслом, и на верёвочке с салом друг с другом борются. В основном ссорятся. На еду куда меньше  у таких времени остаётся.

Наедятся и на деревьях рассаживаются. И как красиво там смотрятся в зимнюю пору. Берёзки все в пушистом инее. Стоят белые-белые на фоне светло-голубого зимнего неба. Иней сверкает на солнце бесчисленными блестками: голубенькими, красными, зелёными, жёлтыми огоньками. И на этом фоне яркими жёлтыми пятнышками красуются мои синички; перелетают с ветки на ветку, постоянно меняя жёлтый орнамент на соседних с домом деревьях.

Из других птиц чаще всего меня навещают воробьи. Их тут тоже целая стая. Устраиваются на кустах сирени и верещат без умолку. Прилетают все сразу и улетают тоже одновременно. Они тоже любят у меня кормиться. Я им обычно хлебные крошки или пшено на доску подсыпаю. Но они не брезгуют и синичкиным кормом. Нравятся им и масло, и семечки. Правда, добраться до этих деликатесов им не сразу удаётся, и далеко не всем, а только самым настойчивым и смекалистым. Особенно трудно приходится им на перекладине под окном. Пальчики не такие цепкие, как у синичек. Они и валятся с неё. Или же беспрерывно машут крылышками, чтобы хоть ненадолго удержаться на ней. Через пару недель ежедневных тренировок у некоторых всё же начинает получаться этот акробатический элемент, и они составляют конкуренцию моим подружкам.

Устроиться на кормушке с семечками воробьям значительно легче. Правда, поначалу боязно. Прилетит, сядет, начнёт сразу клониться вниз под своей тяжестью вместе с кормушкой и улетает. Однако находится один или два, которые успевают семечку из неё вытянуть. Как и синички. Те, правда, куда шустрее серокрылых. А один воробей в кормушку повадился залезать. И так там ему понравилось, что он обосновался в ней надолго и не давал никому приблизиться к своим владениям. Синички уж порхали-порхали, пищали-щебетали, а ему хоть бы хны. Приходилось периодически его оттуда выпроваживать.

В общем, синички воробьёв побаиваются… у тех вон какие клювы толстые! Но чаще всего пичуги лакомятся у меня все вместе: и на доске, и в кормушке, и на планке со сливочным маслом. У масла настоящая чехарда наступает. Сидят сразу пять-шесть синичек, клюют, пищат, щебечут, крылышками помахивают. Другие прилетают, отталкивают сидящих. Иногда даже и клювиком поддают друг друга, но, видно, не очень больно, и всё больше по загривку с перышками. Однажды смотрю, синичка никак себе места освободить не может. Летает с краю на край, а там всё воробьями оккупировано. Попробовала сесть сбоку, так толстоклювый грозить ей стал клювом своим. Тогда она рассердилась, поднялась в воздух и сверху прямо на спину воробья спикировала, да ещё запищала громко. Тот сразу и свалился с планки, а красавица заняла его место. Бесстрашная такая!

Помимо воробьёв, частыми гостями у меня на балконе являются вороны и галки. Очень умные, сообразительные создания. Чего только не придумают, чтобы до сала с сыром добраться. Галки не решаются, а вот вороны на лету стараются отхватить кусочек. Сало крепко привязано на верёвочке. Так та ухватит его и изо всех сил крыльями машет, чтобы оторвать от привязи. Редко, но всё же иногда получается. И даже до масла умудряются добраться. Я думал, что уж они-то никак не смогут за гладкую планку зацепиться. А хвать, нет, – цепляются, но крыльями так машут, что стекло того и гляди вылетит.

Некоторые – те, кто уцепиться не может, пытаются масло налету схватить. Устремляются с верхней верёвки вниз, на масло, пока висят секунду на планке, успевают пару раз клювом долбануть. Кое-что и захватывают. Ну, тут, по-моему, как у журавля с лисой получается – одно расстройство. Однако же бывают очень настырные. Я даже опасался, что стекло выбить могут. Хотел отвадить. Сколько ни шугал, всё прилетают. Тогда решил перехитрить бестию. Открыл задвижку у балконной двери, сам сел под дверью, держась за её ручку. Как только серокрылая устремилась вниз, я открыл как можно шире дверь, и ворона вместо планки очутилась чуть ли не в моей комнате. Да я ещё за хвост её чуть было не схватил. Вот ору-то было. Ворона даже сообразить, куда лететь, не успела. Сунулась, было, в балконную решётку и чуть не застряла в ней. Ещё громче заголосила и всё же протолкнулась в щель между планками… Куда-то за дом понеслась. Долго ор её слышен был. После этого ни одна ворона целый месяц на масло синичковое не посягала. Да и на балкон не залетали. Одни галки кормились.

Несколько раз к нам в гости прилетали свиристели. Всегда большой стаей. На балконе им делать было нечего, они больше ягодами лакомились – боярышником в основном. Красивые пичуги – серенькие с хохолками. Но недолго у нас задерживались.

Самым же неожиданными гостями четыре года назад были красавцы снегири. Тоже целой стаей прилетели. Сначала я увидел больших сереньких птиц, сидящих на доске и уплетающих семечки. Затем через несколько дней красногрудые красавцы появились. И тоже семечками лакомиться стали. Вместе с серыми сидят, по доске прыгают. Те их часто гоняют. Что, думаю, за пичуги такие, серенькие? Потом только узнал, что это снегирихи. Кавалеров своих до кормушки не допускают. Особенно одна старается. Всех разогнала, даже подруг своих по стае. Те прилетают, хватают семечку и сразу дёру дают. И снегири тоже. А главная только и делает, что всех гоняет, самой и клевать некогда. Всех разогнала, одни воробьи остались. Рядом со снегирихой вертятся и совершенно не боятся её. А та раза в три больше воробьишек.

Попробовала, было, снегириха и воробьиную ораву разогнать. К одному бросится, к другому. Те отлетают, но сразу сзади её устраиваются. А один даже и улетать не стал. Только та приблизилась, он клюв раскрыл, шире, чем у снегирихи, крылья растопырил и сам к ней навстречу попрыгал. Встал рядом с ней, снизу вверх смотрит, того гляди, сейчас заклюёт здоровенную! Та аж опешила от неожиданности. Клюв закрыла. А без раскрытого клюва уже и не такой страшной стала. Вокруг сразу другие воробьи объявились. Пришлось ей снова за ними гоняться. Так минут двадцать гонялась, пока воробышки все семечки не растащили. Правда, с семечками им труднее, чем синичкам, приходится. Клювы не так устроены. Как и у снегирей тоже. Они семечки просто раздавливают, а потом шелуху выбрасывают. Но, видно, что-то от зёрнышек всё же остаётся. Снегири даже в кормушку с семечками заглядывали и там их клевали. Сидит на кормушке, никого не подпуская к ней, а сам наслаждается. А однажды воробей успел раньше снегиря в кормушку забраться. Тут уж кто кого переклюёт. Воробей настырнее оказался. Снегириха не выдержала его напора и улетела…

В последние зимы снегирей что-то не видно в округе. Они, конечно, очень украшают нашу природу. Ярко-красные цветы на снежном покрывале. Удивительное зрелище. Раньше, в Шуе, я их никогда не видел. А вот бабушка видела. Рассказывала потом: в кухонное окно смотрит и глазам своим не верит: среди зимы розовый куст расцвёл! Вот так диво! А дома тогда никого, кроме неё, и не было (я, видно, был ещё не в счёт), и не с кем было поделиться такой радостью… Долго снегири сидели, отдыхали, видимо. Потом все вдруг поднялись и улетели куда-то в сторону леса. Бабушка на всю жизнь красоту эту запомнила…

Вот такой у меня на балконе «синичник». Кто-то прилетит сюда этой зимой? Пока что одни желтогрудые красавицы кормятся. И уже в гости не раз залетали. Значит, старые друзья пожаловали. Пока маслом да салом кормлю. Скоро и кормушку с семечками оборудую. Может, сфотографировать всех сумею – для очередной книжки с картинками.




ПИЧУГА

В один из тёплых летних дней я как обычно работал на огороде – окапывал кусты смородины. И вдруг заметил пичугу, которая спокойно прохаживалась по вскопанному участку, выискивая себе свежее пропитание. Пичуги частенько посещали мой огород, помогая мне в борьбе с вредителями, и в самом этом факте не было ничего удивительного. Промышляли здесь и воробьи, и синички, и трясогузки, и какие-то маленькие серенькие пичужки, и большие серые – с ярким голубым горлышком, а также вездесущие вороны и сороки. Но эта пичуга сразу обратила на себя моё внимание. Это была небольшая, серого цвета птичка, с длинным хвостом, которым она периодически помахивала вверх и вниз – как обычно делают трясогузки. Возможно, это и была трясогузка, но только ещё не совсем взрослая. Удивило меня не это, а её полное бесстрашие передо мной. Другие птицы – и малые и большие – обычно держались от меня подальше. Эта же прогуливалась совсем рядом, не делая попыток улететь и даже отойти в сторону при моём приближении.

Мне захотелось понаблюдать за пичугой подольше, и чтобы случайно не спугнуть её, я перестал копать и встал, опершись на лопату, рядом с кустом. Пичуга продолжала деловито прохаживаться рядом со мной, то внимательно рассматривая что-то на земле, то вдруг устремляясь вперёд – очевидно, желая поймать какое-то летающее существо. То начинала вытягивать из земли червяка, ни в какую не желающего расставаться со своей обителью. Наконец она подошла совсем близко к моим ногам и стала что-то выковыривать из-под самого моего сапога, даже не обращая на меня внимания. Когда же я всё-таки шевельнулся, она немного отошла в сторону – всего сантиметров на двадцать, совсем не стараясь убегать, а, по-видимому, только из опасения, как бы я неосторожно не раздавил её своим сапожищем.

Вот она схватила извивающегося плотного жёлтого червяка и попыталась сразу проглотить его. Но червяк был великоват для её маленького горлышка, и она долго теребила его своим клювом, размягчая плотную оболочку и пытаясь разорвать на части. Через какое-то время она с ним всё-таки справилась и продолжила поиски добычи. Вот её внимание привлёк здоровенный слепень, какое-то время назад сам усиленно интересовавшийся моей персоной и безжалостно уничтоженный мною на месте пиршества. Слепень ещё шевелил лапками и крыльями, пытаясь ожить вновь, чем, очевидно, и привлёк внимание пичуги. Она сразу захватила его в клювик и теперь раздумывала, каким образом переправить в желудок. Вертела им в разные стороны, бросала на землю, клевала, однако сразу не могла ничего с ним поделать. Но видимо, эта добыча была для неё особенно лакомой, и она не хотела с ней расставаться. Наконец схватила её, повертела головкой и улетела. Наверное, в одно из укромных местечек, где могла спокойно наслаждаться своей добычей.

На следующий день она вновь прилетела ко мне и так же сопровождала меня, бесстрашно прогуливаясь чуть ли не между моими ногами. На третий день, ожидая её прилёта, я приготовил для неё несколько жирных мух и любимого ею жёлтого червяка. Пичуга была явно довольна моим угощением. Вначале слопала червяка, несмотря на его активное сопротивление. Затем принялась за мух и даже погонялась за одной. Она моментально поймала муху в воздухе, а затем опустилась на землю, встала недалеко от меня, как бы показывая мне свою добычу и благодаря за подношение. И только потом улетела с ней в свою обитель. Да, быстрота и ловкость у неё были поразительные. Я до этого неоднократно наблюдал, как гонялись за насекомыми в воздухе воробьи, промышлявшие на моём участке. Так тем почти никогда не удавалось поймать летящую добычу – не только мух, но даже бабочек. Воробьи носились за ними по всему огороду, но быстро уставали и прекращали погоню. А этой птичке, видимо, даже доставляло удовольствие ловить кровососов налету.

Так мы встречались с пичугой почти ежедневно в течение двух недель. Я подкармливал её, а она доставляла мне удовольствие просто своим присутствием. Мне казалось, что и ей были приятны мои подношения, хотя она и сама прекрасно находила для себя нужное пропитание.

Однажды я лежал на участке, делая перерыв в работе и давая отдых постоянно ноющей пояснице. Лежал на спине и наслаждался жарким июльским солнцем, периодически выглядывавшим из-за кучевых облачков, покрывших к полудню чистое голубое небо. В какой-то момент я почувствовал, что кто-то легонько коснулся моей голой пятки, будто что-то выковыривая оттуда. Я сначала не придал этому значения и продолжал лежать, не меняя удобную позу. Опять кто-то тронул мою ногу. Сейчас уже стало ясно, что она кому-то явно понадобилась. И уж конечно, не насекомому – мух, жуков, муравьёв и других мелких членистоногих я легко различал «по походке». В данном случае было что-то более существенное. Может, лягушке какой моя нога понравилась? Эти подруги временами тоже прогуливались по моему саду, оккупируя канаву, наполненную водой, а также колодец, где они спасались от жары в дневное время.

Всё же следовало уточнить, кто сегодня пожаловал ко мне в гости, а может, желает просто съесть мою пятку. Я приподнялся на локтях, не меняя положения ног, и увидел... мою пичугу, долбящую что-то клювом рядом с моей ногой и периодически прикладывающуюся к моей чёрной от грязи и торфа пятке. При моём движении она неспешно отошла в сторону и встала, выжидающе глядя на меня то одним, то другим глазком, будто спрашивая, что это вдруг сегодня со мной случилось и почему это я так разлёгся в неурочное время и не занимаюсь полезной деятельностью.

Бог ты мой! Я и забыл про время нашей встречи и совместной работы, которая стала для нас почти ритуалом. Быстро вскочил на ноги и отправился к очередному кусту, где уже находилась моя лопата. Пичуга неотступно следовала за мной – тоже шагом, периодически ускоряясь и хватая по дороге какую-то мелкую мошкару, снующую над самой землёй. А затем, приняв от меня положенные на сегодня подношения, спокойно улетела восвояси.

Неужели это она специально призывала меня продолжить нашу совместную кормёжку?! Не могла же она случайно, просто так стучать клювом по моей пятке! Вряд ли на ней было что-то съедобное, помимо грязи. Я же не слон и не бегемот какой, чтобы собирать на себе всякую насекомую нечисть! Нет, конечно, это она сделала специ¬ально, пытаясь вывести меня из состояния полусонного забытья и вернуть к реальной действительности. К тому же в этом месте, на утоптанной тропинке, она никогда раньше и не гуляла, да и делать-то ей здесь было нечего.

Вот так пичуга! Ну и малышка! Сколько в ней сознания и ума, и ещё какого-то внутреннего чувства, если она смогла сразу выбрать себе человека, не способного причинить ей вреда, человека, который сам был рад таким встречам, всегда стремился к ним и желал своим малым друзьям только добра. Как она могла почувствовать это, с первой же встречи не испытывая ко мне никакой боязни?! Может быть, она была одной из тех пичуг, которых я спасал в прошлом году в гнезде в кустах смородины от котов, промышлявших на наших участках? Но это слишком маловероятно, так как птенцы были тогда ещё очень малы, да и вообще вряд ли способны к таким «запоминаниям» своих спасителей... Кругом одни вопросы и бесконечные тайны, и наше почти полное незнание жизни и поведения наших братьев меньших. Но теперь я уже точно знаю, что и эти малышки могут быть друзьями, что они сами стремятся к сближению с человеком и не избегают его, если мы не причиняем им вреда своими неосторожными поступками.

Как это хорошо, иметь таких вот друзей – отзывчивых, понимающих, безобидных, чувствительных и добрых, какими являются животные. У них нет ни алчности, ни честолюбия, ни предательства, ни хитрости по отношению к человеку. В их отношениях всё несравненно проще, благороднее и справедливее, чем у нас, наделённых высшим разумом, который далеко не всегда служит благородным целям и устремлениям. Общение с ними облагораживает нас, развивает в самом человеке его лучшие душевные качества, уводя от зла и насилия, грубости и жестокости, алчности и несправедливости. Оно заряжает нас какой-то внутренней энергией, придаёт новые силы, успокаивает, повышает настроение, делает жизнь полнее и интереснее. Понимаем ли мы всё это? Задумываемся ли о том, что, уничтожая животных, мы лишаем себя возможности многому учиться у них, совершенствоваться, а также просто нормально жить в нашем земном мире – мире многообразия живой природы? Вот на какие мысли навело меня это недавнее знакомство.

К сожалению, наши встречи с пичугой продолжались всего около месяца. А потом она внезапно исчезла и больше уже не наведывалась ко мне в гости. Хорошо, если она улетела вместе со своими подругами куда-то в другое место. Но было бы очень жаль, если её погубила её же чрезмерная доверчивость к людям, или просто неосторожность. Однако я всё же надеюсь на лучшее и жду её в гости ко мне на следующий год, может быть, даже со всем её молодым потомством.




ОВСЯНКА

Я никогда не встречал овсянок. Хотя слышал о существовании таких птичек. И поэтому не могу на сто процентов утверждать, что это именно она прилетела ко мне в гости в этом сезоне.
В этом году я впервые посадил на одной из свободных грядок рожь, овёс и пшеницу. С какой целью – сам понять не могу. Просто захотелось увидеть, что из этого получится и вызреют ли эти злаки за сезон на наших болотистых почвах. Посеял в мае, и скоро зазеленели всходы. Зазеленели на всех трёх участках грядки. А вот потом расти почему-то стал один только овёс. Значительно хуже росла рожь, и почти не росла пшеница. Видимо, дело было действительно в почве, так как семена я покупал проверенные – в специализированном магазине.

В июне у овса стали появляться колосья, и через какое-то время стояли уже сплошной стеной – как на настоящем поле. Рожь дала всего несколько колосков, и всего один колосочек – пшеница.

Как-то раз, отдыхая у себя на досках, смотрю, – а среди колосьев овса какая-то пичужка порхает. Присмотрелся – клюёт овёс. Хотя тот ещё не созрел. Пичужка серенькая, размерами с воробья. Может, это моя местная воробьиная стая ко мне пожаловала? Тогда почему другие сюда не слетаются? Обычно они все вместе трапезничают. А сейчас сидят на сливе и о чём-то перечирикиваются.

А пичужка всё клюёт и клюёт. Сидит на стебельке и колосок к себе подтягивает. Потом повыше к нему подобралась. Стебелёк согнулся и наклонился чуть не до земли. Пичуга поклевала – поклевала и на другой перелетела. И там занялась тем же. Так минут десять клевала. Потом улетела. Обратил внимание, что тельце у неё чуть потоньше и длиннее, чем у воробья. И она быстрее вертится, какая-то стремительная.

Я посмотрел, что она клюёт. Оказалось – на самом деле овёс, а не каких-то букашечек-таракашечек ползающих. Колоски были раздавлены, хотя зёрнышки ещё не образовались. Видимо, недозрелые семена «молочной спелости» пичуге тоже нравятся.

С этого момента я видел эту пичужку довольно часто – чуть ли не каждый день. И она всё время сидела на колосьях. Прилетала ко мне в гости недели две, а потом вдруг исчезла. Может, сменила место обитания, перебравшись поближе к настоящему овсяному полю. Может, по иным причинам. Другие же местные пернатые обитатели оставляли мои злаки без внимания – и воробьи, и синички, и варакушки с трясогузками. Их больше интересовали насекомые, которых у меня было в изобилии.




НАСТОЙЧИВАЯ  ИВОЛГА

Удивительно, но в детстве я не видел этих райских птиц, – возможно, потому, что весной не часто ходил в лес, а в ближайших мелких кустиках их просто не было. Впервые с иволгами я познакомился в пригороде Владивостока, на Патрокле, куда они прилетали на летний период.

Вернувшись в Иваново, я был приятно удивлён, вновь встретившись с ними в берёзовой рощице, в районе наших садов. Поразительно, но и местные желтогрудые красавицы прилетали сюда (как и во Владивостоке) строго в определённое время – именно к 9 мая, будто специально, чтобы поздравить нас с праздником Великой Победы.

Со второй декады мая в окрестностях наших огородов со всех сторон слышится их чудесное пение. Сколько же семейных желтогрудых пар гнездится сейчас в соседних берёзовых рощицах! Чаще всего красавиц можно увидеть в лесочке, среди зеленовато-прозрачных берёзовых ветвей, а иногда и на садовых участках, куда те залетают в поисках нужного им строительного материала.

Этой весной я неоднократно видел радостную яркогрудую парочку, весело резвящуюся среди деревьев на соседних участках. Как-то поутру они устроились отдохнуть на соседской яблоне. Самец в ярчайшем жёлтом оперенье забавлял свою несколько менее одарённую внешней красотой подругу чудесными песнями, а та тихо сидела в глубине ветвей и с удовольствием слушала звучащие в её честь серенады. Примерно через час они снова прилетели в тот же огород, где самочка облюбовала себе длинную верёвку, свисающую с парника. Она настойчиво пыталась её оторвать и билась над ней минут двадцать, не меньше. Конечно, это был прекрасный материал для висящего среди ветвей гнёздышка. И она очень старалась. Видно было, с какой силой она крутила и дергала верёвку – парник так и ходил из стороны в сторону. В её действиях были и азарт, и поразительная настойчивость, и, под конец, разочарование, когда она выпустила верёвку из клюва, поняв бесполезность своих стараний. Самец же всё это время восседал по-соседству, красуясь перед своей работящей избранницей и раскрывая перед ней все свои вокальные таланты. Он так старался, что даже охрип и под конец улетел, обалдев от безуспешных попыток привлечь к себе внимание подруги. А самочка всё делала и делала своё дело, пробуя на прочность новые и новые верёвочки для строительства столь важного для неё объекта. И наконец сумела-таки выдернуть подходящую.






Без муравья Вселенная пуста!
Я в этом убеждён, товарищи.
Он смотрит на меня с куста
И шевелит усами понимающе.
(Муравей. Виктор Боков)


                О  САМЫХ  МАЛЕНЬКИХ


МАЙСКИЕ ЖУКИ

Как давно я не видел их, этих удивительных созданий, ловля которых доставляла нам столько радости в детстве. Майские жуки («хрущи») были, пожалуй, самыми распространёнными у нас в Шуе существами из крупных насекомых. С коричневой головкой, серыми надкрыльями, сильными цепкими лапками, красивыми усиками – антеннами, они почему-то привлекали всех мальчишек возраста восьми-пятнадцати лет, и мы носились за ними тёплыми светлыми майскими вечерами, наполняя этими «трофеями» спичечные коробки и иные ёмкости, чтобы завтра хвастаться своим уловом в школе и на улице.

На западной окраине Шуи, где располагалась наша 1-я Железнодорожная улица, этих созданий было особенно много. Этому способствовала близость леса и обилие тополей, лип, дубов в садах и на улицах, которые привлекали внимание этих летающих и жужжащих живых пропеллеров.

Как только солнце скрывалось за горизонтом и блекли краски вечерней зари, эти создания, будто сговорившись, выползали из своих дневных укрытий и устремлялись в вечерний полёт на поиск своего брачного счастья и иных ночных развлечений. Летели они почему-то постоянно с севера на юг, делая продолжительные остановки у понравившихся им деревьев. Они медленно кружились среди листвы, садились на листья, снова взлетали, жужжали, вновь устраивались на дереве. Что уж они там делали – эти вопросы нас тогда не интересовали. Всех охватывал всеобщий «охотничий азарт», и мы носились за ними вокруг деревьев, по железнодорожной насыпи, по дороге среди картофельных участков, размахивая вениками, фуражками, кепками, сачками, косынками…

Каждый способ ловли имел свои преимущества. Так, метлой на длинной палке можно было сбивать жуков у нижних веток деревьев. Правда, жуки при этом чаще всего отлетали в сторону и падали либо в траву, либо на картофельные участки, где найти их было непросто. Приходилось прислушиваться, когда он снова начнёт «гудеть», расправляя свои крылышки, и хватать его уже на земле. К нашему счастью, эти создания перед полётом долго «пыхтели», набирали скорость довольно медленно, так что большей частью я успевал обнаружить и поймать беднягу.

Веник, составленный из веток какого-нибудь кустарника (мы их готовили в «кустиках»), имел более широкую площадь, чем метла из сухих прутьев, и давал больше шансов поймать жука налету. Но найти его в листьях самого веника тоже было непросто.

Лучшим орудием ловли я считал фуражку. Ею можно было ловить и низко летящего путешественника, и мчащегося высоко над землёй, бросая фуражку наперерез летуну или вдогонку. Тут больше всего проверялись и ловкость, и меткость охотника. Жуки обычно летели поперёк железнодорожной линии и проезжей дороги, поэтому приходилось успевать ловить их в этой зоне. Так что за вечер мы набегали не один и не два километра в рваном темпе, что было хорошей вечерней тренировкой.

Жуки летали и тогда, когда становилось совсем темно. Их можно было различить только на фоне более светлого неба или услышать их басовитое жужжание где-то в траве или в картофельной ботве. И поиски их тоже доставляли нам удовольствие.

Когда я был ещё маленький, то страшно завидовал старшим ребятам, гонявшимся вечерами за этими созданиями. И ребята одаривали меня коробочками со скребущимися там красавцами. Даже любимец моей бабушки отличник-семиклассник Витя Первунин выходил вместе со всеми на вечернюю охоту, а потом раздавал свои трофеи младшему по возрасту составу. Мой сосед Берочка Платонычев тоже делился со мной своей добычей. Однако взамен требовал что-нибудь с нашего огорода или же с вечернего чая, когда мне доставалась либо конфета, либо печенье, а порой и краюха хлеба с вареньем. Приходилось тайком тащить эти деликатесы, чего не разрешала делать моя бабушка. Да, но такая возможность у меня была только в предвоенные годы.

Когда я учился в первых классах школы, то уже сам одаривал младшее поколение коробочками с жуками. Из младших были все девчонки, а также Аркаша и Валерка маленький. Глазастый Валерка беспрерывно бегал по дороге и кричал на всю улицу: «Дзук! Дзук!!. Вона летит!.. Есё дзук!.. На делево сел! Сисяс полетит!» Ну, как его было не одарить после этого! Аркаша тоже бегал и кричал: «И мне, и мне тоза… Я идеальный!» Видимо, такого мнения была его мама… Ему тоже приходилось готовить коробочку. Ну, а можно ли было обделить наших подружек: Алю, Галю, Валю, Риту, Нину?.. Так что у меня самого уже ничего и не оставалось, и в школу я обычно жуков не носил. Зато носил мой друг и сосед по парте Юрка Керженцев и многие другие мальчишки. И на уроках начиналось всеобщее веселье.

Почему-то во время перемен жуки не летали, мирно отдыхая в замкнутом пространстве своих новых жилищ. Но вот на уроках активно начинали познавательную деятельность, кружась у доски или над головой учителя, явно стремясь обогатить себя дополнительными знаниями в области биологии, географии и даже математики – у Александры Ивановны Власовой. Это вызывало у последней некоторое недоумение и даже протест, когда не приученный к дисциплине летающий «ученик» вдруг брякался на её голову в поисках удобного места для слушания сложного математического материала. Не летали жуки только на уроках истории и литературы, видимо, опасаясь строгих педагогов – моей бабушки и Дербенёва Владимира Алексеевича, которые требовали от всех нас дисциплины и не давали спуску даже таким отъявленным лентяям, как Безин, и бедокурам, как Колька Сатов – мой хороший товарищ.

Как мы все в последующем убедились, жуки эти были не только любопытные, но и компанейские создания, поскольку часто забирались в шевелюру или за воротник ближайшим соседям, в первую очередь девчонкам. Тогда раздавался их громкий писк (девчонок, конечно) и призыв о помощи – опять-таки к нашим педагогам. Последние уже давно перешли через стадию детства и юности в своём развитии, так что перестали понимать наши детские стремления к тесному контакту с окружающей нас Живой природой (в том числе и с жуками) и порой удаляли кое-кого из класса, естественно вместе с жужжащими побратимами.

Покинув Шую в 1954 году (как потом оказалось, навсегда) и находясь в разных краях нашей необъятной родины, я не встречался больше с любимцами моего детства. И даже поселившись в конце концов в Иванове, ни разу не видел их ни в наших лесах и перелесках, ни на садовых участках. Не видели их и мои огородные соседи, ночующие на дачах и имеющие возможность созерцать всю красоту наших долгих майских вечеров. Говорят, не было их тут и раньше – в семидесятые годы… А жаль… Эти степенные, неторопливые создания во многом украшают нашу природу, хотя и наносят некоторый урон нашему урожаю.




ПРЕДАННАЯ ОСА

В этом 2011 году я припозднился с обработкой огорода, начав копать грядки только во второй декаде мая. Отвык от длительной физической работы, хотя зимой и тренировался ежедневно. Сегодня больше работал с мотыгой, обрабатывая кусты крыжовника и смородины. Сделал попытку вскопать под конец одну из грядок.

Копаю, как обычно, на целый штык лопаты. Хотя в последнее время специалисты не советуют этого делать – так губится вся аэробная микрофлора – та, что дышит кислородом. Ну, а как же не копать и не переворачивать землю? Иначе сорняки совсем одолеют. Вот и стараюсь вовсю – переворачиваю жирные пласты один за другим, обрубаю корни травы, вытаскиваю белые корешки из грядки.

В какой-то момент показалось, будто что-то большое вылетело из земли и начало носиться вокруг меня. По жужжанию определил, что это оса. Вскоре удалось рассмотреть и её саму, когда та мелькала жёлтой молнией то справа, то слева от меня.

Ос я недолюбливаю. Не люблю с раннего детства, за то, в частности, что те поедали пчёлок на нашей цветущей липе. Сколько раз они нападали на меня в лесу, когда я проходил мимо их жилища. Правда, обычно вначале предупреждали басовитым жужжанием. Но, бывало, жалили ни с того, ни с сего. По крайней мере, причины их нападения я не видел.

Что делать, это конкуренты за жизненное пространство, и с ними порой приходится вести настоящую войну. Помню, сколько сил потратил сосед по садовому участку, прогоняя их со своего чердака. Так они в комнату к нему стали пробираться – через щели в потолке. И так его «достали», что тот еле ноги унёс от их возмездия. Чем уж он доконал их ночью, я и не припомню – каким-то ядохимикатом, кажется. Выкуривать их дымом он точно не решился, опасаясь возможности пожара.

…А оса всё летает и летает. Точнее, носится вокруг грядки и меня с лопатой. Что ей от меня сейчас-то нужно? Раньше осы на грядках меня никогда не атаковали. Да эта, вроде, и не атакует, но жужжит весьма агрессивно. Так что надо опасаться на всякий случай.

Продолжаю копать. Перевернул ещё один пласт земли. Смотрю, а из него какой-то белый шарик высовывается. Величиной с мячик от настольного тенниса. Опять гнездо мышиное, – думаю. Часто раньше подобные попадались. Только те из травы были сплетены, а это какое-то другое. Хотел посмотреть повнимательнее, а оно уже сверху землёй всё засыпалось – не стал раскапывать.

Оса тем временем снова откуда-то прилетела и вновь бешено носится над вскопанной грядкой. Будто что-то выискивает тут. Порой даже останавливается в полёте и кружит над одним и тем же местом, будто в землю залезть хочет.

Теперь мне стало всё понятно: это её домик я выкопал, её покой нарушил! Я знал, что осы довольно часто в земле устраивают свои жилища (как и шмели тоже). Но их в земле всегда много. Правда, много бывает уже в конце лета. Может быть, оса должна вывести здесь потомство, и тогда они общий городок под землёй оборудуют. Ничего-то я о них и не знаю. А надо бы посмотреть – или у Брэма, или у Акимушкина…

И что же теперь делать? Конечно, жалко осу с её удивительной преданностью своему потомству и жизни. Но не отдавать же в их распоряжение целую грядку! И опасно, к тому же, такое соседство иметь. Могут и тебя самого с собственного участка выгнать. Попробуй, докажи им, что это всё твоё, собственное. Они никогда и нигде не считают себя временными квартирантами.

Грядку я всё же докопал. А оса всё  летала и летала вокруг. Улетала, возвращалась, садилась на землю, заползала в небольшие щели между комьями земли, снова улетала… И когда я уходил домой, она всё ещё была там. Хотя было уже около шести часов вечера…




ОБЪЕЛАСЬ?

Мухи, эти вездесущие создания, постоянно стремятся (как и комары тоже) к нам в гости, в наши городские хоромы. Чаще всего это небольшие серенькие существа, чрезвычайно любопытные и надоедливые, не дающие нам покоя ни днём, ни ночью. Хорошо, что холода они не переносят и с октября-ноября оставляют нас на всю зиму в покое. Бывает, залетают к нам погостить и более габаритные существа – осы. Ну, с теми надо держать ухо (глаз) востро и не вступать в тесное братание. Иначе быть неприятностям.

А в этом году (2010-м) ко мне навозная муха залетела – синяя, толстая и тоже очень надсадная. И залетела чуть ли не в середине ноября, когда подобной живности и в помине не бывает. Поэтому не боишься открывать балкон и форточки для проветривания. Вот и открыл как-то. А она сразу тут как тут! И никак вылетать не хочет. Учуяла, что здесь бесплатным обедом пахнет, и обосновалась на постой – вроде как в гости пожаловала. А кто её просил сюда! Говорю ей об этом, снова открыл балкон, гоняю газетой, руками, и даже «киш-киш» делаю – по бабулиному методу, – ничего не помогает. Летает по всем моим апартаментам: из кухни в комнату, из комнаты в коридор, снова в комнату. К тому же, жужжит противно…

Почему-то к вечеру жужжать начинает, как только я за работу сажусь и свет за столом включаю. Тут она и начинает носиться. Вокруг настольной лампы крутится, куда-то под стол улетает; прилетает обратно и уже над моей головой беспрерывные круги делает. Ну, кому это будет нравиться! На открытую дверь никакого внимания не обращает – будто и не чует свежего воздуха. Да ещё любопытная такая! Только включил телевизор, как она к нему устремилась. Вокруг экрана вьётся, то слева, то справа в него заглянет. Ничего понять не может – где ей было на улице с телевизором познакомиться! Порой на помойках лежат сломаные, – да те не работают и ничего не показывают. А здесь экран светится, что-то там непрерывно мелькает, да ещё гудит тихонько, почти как сама муха. Может, та его за своего собрата по гудению приняла? А может, думает, что внутри короба спрятался… Ищет, ищет, найти не может. Села на экран и ползает по нему из стороны в сторону. Никак её и не прибьёшь здесь – телевизор повредить можно.

Целый час мне мешала. Надоела донельзя! Хоть бы пристукнуть как! Да не садится на стол-то. А рукой на лету попасть не могу – шустрая бестия! Ну, ладно, думаю, потерплю до завтра. Днём всё равно поймаю. Не нужны мне такие гости.

Дотерпел до вечера. Спать лёг. А она, неугомонная, всё жужжит по закоулкам. Как уж в темноте-то ориентируется? Обычные домашние мухи (маленькие, серенькие), как свет выключишь, сразу на покой укладываются. В основном на потолок садятся – вверх ногами, то есть. Даже загадка такая есть: «Кто над нами вверх ногами?» А эта нет! Не умеет, что ли?.. Всё же угомонилась. Жужжать перестала. Ну, слава Богу, и я заснул спокойно.

Утром проснулся, думаю – сейчас начну «мушиную охоту». Зажужжи только! А она всё спит и спит. Уже двенадцать часов, два, три часа, а её всё нет и нет. Опять, что ли, на вечер свои проказы оставила? Ага! Телевизор, наверное, ждёт. Всё равно ловить буду!

Пошёл на кухню – обед себе готовить. Начал чистить картошку, уронил шелуху на пол. Нагнулся, чтобы поднять, смотрю, а рядом с шелухой моя муха лежит. На спину улеглась, лапки кверху выставила и не шевелится вовсе. Спит, что ли? Поднял её, а она и не реагирует! То ли заснула (в зимнюю спячку впала), то ли окочурилась – не поймёшь. А толстая-то какая! Раздобрела на моих-то харчах. Может, объелась с голодухи-то? Вчера уж больно радовалась вечером. Понаблюдал ещё немного за ней, покатал из стороны в сторону – не реагирует муха. Явно окочурилась! Выбросил её с балкона. Можно было бы домашним паукам отдать – чего добро пропадает! Да нет у меня в этом году пауков – куда-то все подевались. Ну и хорошо! Без таких соседей как-то спокойнее. Без мухи особенно! Форточки стал закрывать на всякий случай. А тут и похолодание настало. Насчёт мух и комаров можно было уже не беспокоиться. Так что по вечерам теперь спокойно работаю. Надеюсь, что-то и напишу за зиму…




ХИТРЫЙ КОМАРИК

Я ловил его два дня и две ночи – одного, единственного, проникшего в мою квартиру, расположенную на втором этаже пятиэтажного панельного дома на Ташкентской. Единственного малюсенького комара, видимо, совсем недавно вышедшего из стадии личинки. Откуда он свалился на мою голову, когда во всей округе, и в лесу, и на садовом участке комаров ещё и в помине не было? И этот маленький паршивец доставил мне уйму неприятностей, мешая заниматься литературным творчеством по вечерам и не давая спать ночью своим препротивным писком, а также жжением и зудом частей тела, куда он успевал погрузить свой тонюсенький «носик» (то бишь кровососущее устройство).

Никогда не думал, что комариные младенцы способны на такие подлости. Ведь «кусают»-то только комарихи, желающие продолжить свой род посредством выведения потомства. Этой же комарихе было «без году неделя», и, гляди-ка ты, уже в мамаши навострилась! Да, значит, и в их комарином царстве назрела акселерация, и они ускоряют темп своей жизни. Странно, непонятно, но факт остаётся фактом.

Странно и непонятно вот ещё что. В лесу, на огороде, в самый разгар комариной активности, когда тебя осаждают одновременно десятки, если не сотни этих кровососущих созданий, целый день терпишь их непрерывные атаки. Правда, физиономия на первых порах и распухает до неузнаваемости. Но ничего, выдерживаешь, и даже привыкаешь со временем. Тут же, у себя в квартире, всего один выискался. Но и от него никакого терпения нет – пищит, звенит, жужжит – из себя выводит. Так и хочется его пристукнуть покрепче, чтоб замолчал, поганец. Это и делаешь обычно. И здорово получается.

Точнее, получалось. Сейчас же никак прихлопнуть не могу – уж очень шустрый комар попался. Заколдованный, что ли? Вчера весь вечер досаждал. Пришлось даже от работы оторваться, чтобы его поймать. А он, хитрец, всё сзади подлететь старается, с тылу заходит. То над правым ухом жужжит, то пищит над левым. Луплю по ушам то справа, то слева – всё напрасно! Успевает отлететь, бестия. В ушах уже звон стоит – так настукался. Да ещё чуть нос себе не разбил, когда гадёныш на него уселся. Вижу краем глаза – сидит на кончике носа, дожидается – учую его, или нет. «Хобот» свой в дело пока не пускает. Я уже ждать не стал, хлопнул что есть мочи. Нос покраснел, конечно, – не комариный, правда, а мой собственный. Нет, таких манёвров больше делать не буду – так вообще без носа остаться можно.

Оторвался от писанины, надеюсь увидеть его, хитрюгу. Но вокруг полумрак, светло только на столе – от настольной лампы. Этот же злодей на стол не залетает, всё в темноте скрывается. Если и промелькнёт над столом, то на секунду какую-то. Да и то всё время маневрирует – на лету не поймаешь. Сделал ещё несколько безуспешных попыток на себе его прихлопнуть и пошёл спать ложиться. Может, и он притомился, думаю, хоть бы на ночь меня в покое оставил.

Не тут-то было! Только выключил свет, как он уже тут как тут. Звенит своим писклявым голоском над ушами – то справа, то слева заходит. Я то левой, то правой рукой вокруг хлопаю: надеюсь хоть случайно оглоушить. А он всё ускользает и ускользает. Так, наверное, целый час промучился. Включил лампу, а его уже и след простыл. Спрятался, бестия. На подушке следов его остатков нет, значит, дубасил всё мимо.

Снова лёг. Только утрамбовался, а он уже на носу сидит – совсем беззвучно спикировал. Значит, сменил тактику – догадливое создание! Откуда только такая догадливость? Ведь мозгов-то нисколько нет. Нервных клеток, наверное, не больше сотни, а, гляди, как эффективно работают! Пикировщик эдакий! Всё равно поймаю. Завтра охоту на тебя вечером устрою. Или на себе, или на потолке словлю. Знаю, что, напившись, эти твари всё чаще на потолке отдыхать устраиваются. Как ещё удерживаются там своими тощими лапками! Висят вверх тормашками, телеса свои, нашей кровушкой оттянутые, вниз свесили – отдыхают, наслаждаются. Думаю, и этот там же устроится.

…Уснул всё-таки. Ночью несколько раз просыпался – руки под одеяло прятал. Они стали сильно чесаться после комариных «поцелуев». И в разных местах к тому же. Что, он сразу напиться не может, что ли? Или лучшее место выискивает. Руки и ноги им почему-то больше нравятся. А может, потому, что там их прихлопнуть труднее?.. Значит, напился всё-таки, окаянный! Сейчас обнаружу тебя, бестия!

Осматриваю потолок. Ага, сидит, прямо над столом. Толстый такой! Мою кровушку переваривает… Встаю на табуретку, затем одной ногой на стол… Осторожно, не спугнуть бы раньше времени. Добрался, наконец. Сейчас тряпкой прихлопну. Смотрю, а это и не комар вовсе. Толстущая моль оказалась. Тоже у меня промышляет. На кухне только. На отдых же в «гостиную» выбралась. Нет, таких мне тоже не надо! А этот ночной кусака, значит, опять спрятался. Попробуй найди! Придётся до вечера ждать. Они почему-то в темноте активизируются. Да, наши городские комары отличаются от своих лесных собратьев. Те и ночью и днём активны. А эти, видишь ли, уже перестроились. Поняли, бестии, в какое время лучше к нам подобраться. В спокойной обстановке питаться любят. Придётся, видимо, ждать до вечера.


Днём установилась хорошая погода. Я съездил на огород, сделал первые посадки, поработал с мотыгой и лопатой – намаялся. Вечером всё же решился продолжить свою творческую деятельность. Включил настольную лампу, сижу, пишу. А бестия уже тут как тут. Звенит и опять с тылу заходит. Иногда мелькает перед лампой, но над столом не задерживается – знает, что ловить буду. В какой-то момент уселся мне на левую руку. Малюсенький, плюгавенький! А сколько нервов мне попортил! И совсем тощий. Но ведь кусался же, дьявол! А напиться не смог. Значит, не дозрел ещё длинноносик тонкохоботный. Опыта на мне набирается. Жгучей же ядовитости и на взрослую особь хватает. Все руки мне искусал. Волдыри с утра долго чесались!

Как бы его на руке уконтрапупить! Медленно готовлю правую руку – чтобы не видел и не слышал. А он моё намерение сразу учуял, учуял и моментально смылся. Как уж это он определяет. Какая сигнальная система работает? Но работает же! Им, комарам, это жизненно необходимо. Ничего, думаю, вечер только начинается, опять сядешь!

Так и есть, точно, уселся. На мою рубашку. Я как хлобыстнул себя всей пятернёй, аж зазвенело вокруг. Отшиб себе полбока. А как комар? Ищу его следы – на ладони, на рубашке, даже на полу – нигде нет. Неужели снова промазал, не успел, то есть? На этот раз всю свою ловкость и скорость употребил. Но нет, не достал, видно. Вот быстрокрылое существо! Даром, что ещё такой малюсенький. Беру ручку, хочу продолжить литературную деятельность. Смотрю, а на пальце чёрная козявка висит – комар раздавленный! Достал, значит. Не зря пыжился. И сразу будто камень с плеч свалился: мешать больше не будет, могу спокойно работать.

Написал один листок, второй. Вдруг слышу, снова пищит, и снова где-то сзади. Неужели ожил?! Что он бессмертный, что ли? Комочек комариный, конечно, выбросил (на пол). Да нет, не он. Значит, их двое было! И эти тоже парами странствуют. Теперь снова ловить придётся. А тот как раз взял да и уселся на левый рукав, почти в том же месте, где и первый был. Но этого я уже не упустил, проворнее его оказался. Только вот не сумел прибить сразу, и он какое-то время крутился по столу среди вороха моих бумаг в надежде очухаться и снова взлететь. Но нет, не успел, длиннолапый – я резво за ним гонялся.

Положил поверженного на стол, и снова так на душе спокойно стало: теперь уж никто сегодня беспокоить не будет. А я постараюсь не пускать их к себе больше – куда экономнее (эффективнее) профилактикой заниматься, чем сутками за ними потом носиться. Лежит он теперь под лампой – длиннолапый, длинноносый, длиннокрылый, «хобот» свой в сторону отбросил – уже совсем не страшный… Мумию из него сделаю, пусть подсохнет до завтра. На память себе оставлю – сколько эта комариная парочка мне досаждала и времени отняла… Об этом и написать можно, чтобы и другие опыта комариной охоты набирались. Вот и написал… о некоторых перипетиях наших с ними отношений. Не знаю только, насколько поучительно это будет…




МУРАВЕЙ

Как-то раз, возвратившись из леса, я разбирал свою сумку. Вынул бидон с ягодами, пару пакетов с грибами и куртку и вдруг увидел, как на пол упало какое-то живое существо и поползло под кровать. Не стоило его оставлять в комнате, тем более что в последние годы в лесу стали попадаться клещи. Поэтому я нагнулся, чтобы подобрать его и выбросить с балкона. Наклонился и увидел крупного рыжего муравья, который тащил по полу другого муравьишку – скрюченного и неподвижного, по-видимому, сильно поврежденного мною, когда я стряхивал с себя этих созданий, наседавших на меня вблизи муравейника. И этот, оставшийся в живых, тащил своего раненного собрата с поля боя, не оставляя его в беде. Тащил, ещё не зная куда, лишь бы поскорее вынести из опасной вражеской зоны. Он нёс его совершенно необычно – не так, как муравьи тащат свою добычу, зажав её мощными челюстями; нёс, зацепив за туловище задней лапкой, нежно и мягко – так, чтобы случайно не навредить ему и не причинить дополнительные страдания.

Меня поразил этот факт. Как-то не верилось, что у этого малюсенького существа нет разума, а всем его поведением управляют одни лишь инстинкты. Слишком уж разумными были все его действия, слишком самоотверженным поступок. И это бесстрашие, и преданность своему муравьиному долгу, своей муравьиной семье, и это отношение к своему товарищу: нежность в обращении с ним, желание оказать ему возможную помощь, помощь в условиях, когда неизвестно было, удастся ли ему самому спастись, или нет, – всё это вызывало глубокое уважение к этому храброму созданию. У нас, у людей, такие поступки называются героическими, а люди, совершающие их, почитаются всеми как герои. А муравьи... все поступают так, не задумываясь.

Я легонько взял муравьишку в руку и отнёс на балкон, где он мог найти себе и своему товарищу нужное пропитание. Герой так и не выпустил свою драгоценную ношу, сразу потащив её в укромное местечко. И я надеялся, что они оба в последующем нашли себе приют в нашем цветочном сквере, и это место стало для них пусть на время новым родным домом.






                ОГОРОДНЫЕ  ИСТОРИИ


МАКСИМКА

На наши садовые участки ходит много ребят самого разного возраста. Ходят просто отдыхать – ловить рыбу и купаться в пруду, а также с целью полакомиться бесплатной огородной продукцией. Но речь не об этих. Речь о тех, кого приводят с собой родители, а чаще бабушки с дедушками, чтобы воспитать их в любви к природе, огородному труду, передать затем эстафету работ на наших четырёх сотках.

Далеко не все ребята приживаются здесь. Хотя в раннем детстве с видимым удовольствием играют и на улице, и в своём саду, бегают в берёзовую рощу. Кое-кто даже помогает родителям, копаясь в земле и поливая грядки с помощью своих детских лопаточек и леек. Но были такие, для кого садово-огородный участок превратился в родной дом, и они проводили там большую часть своего каникулярного времени. Именно таким стал Максимка – внук постоянных обитателей нашей садово-огородной зоны Нины и Коли, живущих в крайнем доме на нашей улице, у самого пруда. Сейчас Максим уже совсем взрослый. Закончил школу и поступил в одно из высших учебных заведений с целью освоения компьютерной техники. Однако помню я его с самого раннего детства, когда тот бегал в трусиках по улице или играл в футбол с такими же, как и он, малышами. Порой и я включался в их игры – пытаясь гонять мяч, забивая голы, или бегать с ними наперегонки, когда те мчались на своих велосипедах или самокатах.

Отец Максима Валера в своё время занимался в танцевальном ансамбле известного в городе Чужикова. Чужикова я хорошо знал. Он любезно разрешал мне репетировать с певцами (и самостоятельно) в клубе на Почтовой, где была его резиденция. Я неоднократно видел их репетиции, концерты и был восхищён красотой создаваемых им танцевальных образов. Неоднократно мы с Валерой говорили о нём, и я видел, как загораются глаза у бывшего танцора при воспоминаниях об уже далёком, столь светлом прошлом.

Валера не так часто бывал на огороде, занятый работой, и Максимка оставался здесь с бабушкой и дедом, которые в нём души не чаяли. Да и соседи всегда были рады встрече с ним, слыша звонкое приветствие:
– Здравствуйте, дядя Витя, … Здравствуйте, тётя Лера, тётя Лариса и т.д.
По моему мнению, Максимка уже с ранних лет был незаурядным мальчуганом. Он очень рано пристрастился к лесу, рыбалке. Ходил за грибами вначале с дедом, а лет с шести уже и самостоятельно. И не было случая, чтобы он возвращался из рощи пустым. Ему всегда доставались самые лучшие белые, боровики, подберёзовики, как будто специально выставляясь перед ним напоказ, в то время как другие сборщики проходили мимо. Испытал этот эффект однажды и я, случайно оказавшись рядом с Максимом и дедом. Иду на огород по тропинке, смотрю по сторонам и ничего не вижу. Максим же сзади меня идёт и то и дело кричит мне:
– Ещё подберёзовик.
– А сейчас сразу три... А вот еще и белый!
– Смотрите, дядя Витя!..
И показывает мне свои находки.
Дед от него в восхищении:
– Я найду всего один, а Максим уже полпакета собрал! Всё видит! Будто чует их, грибы-то.
Грибники-соседи, тоже промышлявшие в нашей роще, и небезуспешно, признавали Максимкино лидерство, хотя и сами порой хвастались своими находками:
– Вчера целый пакет белых собрал. В морозилку нарезал. Можно было и больше собрать, да Максим опередил. Завтра с самого утра пойду, пока тот не проснулся. А то ему все лучшие грибы всегда достаются.
И таким грибником Максимка стал уже в пять-шесть лет! А ловить рыбу на удочку начал, по-моему, и того раньше. Рассказывал нам о своих уловах:
– Вчера целый бидон карасей с рапанами наловил… Больших-то карасей уж нет. Рапаны их ещё малыми поедают… Сегодня утром тоже поймал одного большого – с две ладони!.. Кошка даже съесть сразу не смогла...»
Говорил он о своей рыбалке и уловах без хвастовства, как о само собой разумеющемся. И только однажды позволил себе немножко пофантазировать.
– А дома у меня в ванне ещё больше рыбина есть!
– Какая рыбина? Щука, наверное?
– Нет, акула!
– Где же ты её поймал? Не в пруду же она водится?
– На реке, в деревне. А ещё у меня крокодил живёт.
– И тоже в ванной?
– Нет, отдельно, в комнате.
– А вдруг кусаться вздумает?!
– Мы его кормим.
– Слушай, а китов ты случайно не ловил?
– Ловил. Сразу два дома плавают.
– Где же ты их уместил?
– В корыте… Там ещё и бегемот живёт.
– Целый океанариум дома собрал. А слонов ты не коллекционируешь?
– Да! Только сильно большие. Пол проломить могут. Дед не разрешает.
– Тебе бы ещё для коллекции парочку дельфинов да касатку словить. Только вот где их найти?
– Скоро поймаю.
– А посмотреть всех можно?
– Когда-нибудь покажу. Ну, ладно, дядя Витя, пойду карасей ловить.
И он убежал к деду, который как раз отправлялся в очередной поход за грибами.
Порой Максима увозили на отдых в деревню. Он и там занимался своим любимым делом – лесом и рыбалкой. А по возвращению с увлечением рассказывал о речке, о деревне, об особенностях речной рыбалки и деревенской жизни.

В какой-то год у хозяина (Валеры) появилась собака – чистокровная немецкая овчарка Юта – большая, мощная, тёмной масти. Валера водил её для обучения в собаководство, а вскоре отбыл вместе с ней на службу в одну из «горячих точек». По возвращению я его о службе много не расспрашивал, спрашивал больше о Юте, её подвигах, вспоминая свою Джильду. Вскоре мне удалось подружиться с нею и участвовать в её играх, когда отец и дед выходили с ней на прогулку. Она любила играть с палкой. Неслась за ней, приносила, но не отдавала, предлагая погоняться за собой, или вырвать палку из её мощной пасти. Естественно, ни догнать, ни вырвать у меня не получалось. Не в состоянии я был и крутить её на палке, как некогда поступал с Джильдой. Ей всё это нравилось. Она рычала от удовольствия, бросая палку у моих ног. Но только я наклонялся к ней, хватала и уносилась в сторону. Хозяин и дед порой с ней тоже играли, не утруждая себя излишней беготнёй, Но всё это было уже не то, что с Джильдой, и даже с Бимом. Спина сейчас позволяла мне… лишь жалкие попытки некоего ковыляния, да и то всего на несколько минут. Обычно Юта сидела дома на привязи, где-то за забором, и всегда встречала новых прохожих лаем. Хотя меня она уже хорошо знала, но не делала исключения, показывая, что она здесь хозяйка и бдительный охранник своей территории.

Вся семья Максима в летний период переезжала жить на огород. И размер участка, и габариты домика, и «коммунальное обеспечение» в виде электричества позволяли это. Иногда ночевал с ними и Валера. Случалось, что на всей нашей улице на ночь оставалась лишь одна эта семья. И тогда на её долю выпадала задача по «охране и обороне» наших садоводческих объектов от всякого рода двуногих незваных пришельцев, которые тянули с участков всё подряд – от ягодно-овощной продукции до всевозможных металлоизделий. И Валера вместе с Ютой играли и в защите участков главную роль. Помню, как несколько лет назад он догнал на середине улицы парочку хорошо подвыпивших молодцев, выдравших у его соседей с полгрядки лука (видимо, на закуску). И гневный вид рассерженной Юты сыграл в восстановлении справедливости не последнюю роль. Да и решительность Валеры заслуживала самой высокой похвалы.

…Быстро улетают в прошлое наши годы. Кажется, совсем недавно Максимка пошёл в школу, перешёл в 3-й, потом в 5-й класс… И вот он уже студент. Внешне, естественно, сильно изменился – стал возмужавшим юношей. Внутренне же остался прежним: добрым, приветливым, отзывчивым, доброжелательным, каким был и раньше. И каждый раз, проходя мимо моего участка за водой, или с друзьями, он приветствует меня тем же возгласом: «Здравствуйте, дядя Витя!». Всегда остановится и ответит на мои вопросы, расскажет что-нибудь новое о своей жизни и планах на будущее.

Я никогда не слышал от него грубости, «нецензурных» слов и выражений, не видел проявлений алчности, жадности, бездушности. Есть дети, которым подобные душевные качества просто не прививаются – несмотря на наше уличное окружение, на особенные жизненные приоритеты современного общества, на обыденный общепринятый в быту лексикон взрослых. И я рад за него, за его счастливых родителей, что удалось вырастить такого «нестандартного» юношу: с глубокой, богатой душой, каких, к сожалению, всё реже удаётся встретить в современной жизни…

Года два назад Максимка с родителями приобрёл собственный участок на соседней улице, где они и проводят основную часть времени. Но не забывают и деда с бабушкой. На месте же Максимки появилась новая юная красавица – Катя, которая уже научилась хорошо говорить и бегает с дедом и бабушкой то к знакомым на улице, то к родственникам на соседней... И я издалека узнаю её тоненький голосок, а потом вижу, как семейная парочка шествует по своим семейным делам... Дай Бог и этой малышке вырасти такой же доброй и рассудительной, каким стал её двоюродный братишка.
ОГОРОДНЫЕ ПОТЕРИ

То, что из садов испокон веков тащили яблоки, груши и иные плодовые (и даже овощные) деликатесы, известно всем. И даже такие «правильные» ребята, как мы с Генкой Серебряковым, тоже тянули яблоки с деревьев деда Фёдора, получая за это «на всю катушку». Эта страсть заложена у нас в генах и вряд ли когда-либо будет преодолена нашим повседневным воспитанием. Так что на подобные потери садоводы и огородники уже не обращают внимания. В целом же, если в саду есть яблоки, то яблок обычно много и их частичную недостачу не стоит рассматривать как серьёзную потерю.

Другое дело, когда начинает исчезать с грядок клубника – наша великолепная «Виктория». Она представляет для нас особую, не только материальную, но и духовную ценность, учитывая то внимание и заботу, какими мы (огородники) окружаем эту всеми обожаемую культуру. Правда, подобных пропаж в семидесятые годы мы с бабулей не замечали.

Началось всё, точно помню, после 1984 года, и даже ещё до «перестройки». Я в те годы лишь набегами мог бывать на участке, большую часть времени проводя дома, в горизонтальном состоянии. И каждый свой выход на огород и работу на нём считал праздником. И конечно, основное внимание в садово-огородном творчестве уделял клубнике. Иногда мне удавалось довести грядки до нужной кондиции, и тогда я в радостном томлении ждал собственного урожая.

Обычно в урожайные годы я собирал ягоды через день, или даже ещё реже, чтобы дать им как следует созреть и налиться. Хотя можно было приносить домой литра по два и ежедневно – эта ягода созревает быстро.
В какой-то день я пришёл на участок и был обрадован видом поспевающей клубники. Тогда у меня было в основном три сорта: «Ананасная», «Красавица Загорья» и «Комсомолка». И все кусты были полны ягодами. Вполне можно было собрать бидончик. Но я решил порадовать мамулю завтра – мама как раз должна была вернуться из командировки.

Назавтра спешу на участок. Погода снова отличная. Солнышко светит, на небе ни облачка. В соседней роще птички поют, бабочки летают, пчёлы и шмели цветам радуются. А я спешу к своему огороду и тоже радуюсь предстоящей встрече «с прекрасным» – с красотой собственного ягодного изобилия.
Как это здорово – иметь выращенное своими руками – выпестованное, обласканное! И такое красивое! Будто твоя любовь и нежность передались этим растениям. Будто они впитали в себя тепло и ласку твоих рук, благотворные флюиды твоих душевных переживаний. И теперь вот стоят во всей своей красе, одаривая тебя каждый день новым и новым урожаем. И уже сами возвращают тебе эти чувства, приумноженные своей собственной, растительной «энергией». И, кажется, будто она на самом деле существует, и переливается в тебе с красотой и божественным вкусом её «плодов», наполняет тебя силой, здоровьем и … душевной благодарностью.

На сей раз я захватил с собой аж два бидона, чтобы уместить, не помять, не нарушить красоту сотворенного тобой ягодного чуда… Ещё довольно рано. Солнце пока не сильно греет, на траве, на листьях клубники лежит прохладная роса, сверкая в косых лучах подымающегося солнца и переливаясь всеми цветами радуги… Вон и ягоды розовеют среди листвы, и тоже в капельках росы… Утром урожай не кажется столь обильным, каким казался мне вчера. Да и ягоды почему-то стали более мелкими…

Прошёл вдоль и поперёк «плантации» и не узнаю её. На кустах, на которых вчера гроздьями свисали крупные красные ягоды, висят всего по две-три розовых, и куда меньших размеров. Отдельные кустики – совсем без ягод. Да тут их всего-то на полбидона осталось! Мог ли я подумать об этом! Даже и в мыслях не было. Воскресный день. Кругом хозяева ночевать остаются. Вот и мои соседи Коля с Томой просыпаются. Неужели ничего не слышали? Да разве услышишь! Тихо собирают. И не ночью, конечно, а когда светло становится…

Хорошая для меня была наука. Впредь стал ежедневно собирать свой небольшой урожай. Ждал до вечера, пока очередная ягода не наливалась, и брал домой всю, даже розовую. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь. Такова проза нашей огородной жизни.
С подобными исчезновениями приходилось сталкиваться и маме в моё отсутствие. Особенно жалела она пропажу великолепных ягод с компостной грядки, где я посадил два десятка кустов «Красавица Загорья» в виде эксперимента. Ягода уродилась на диво! Но опять-таки пришлась по вкусу ещё кому-то. Конечно, не улиткам и птицам, следов которых на оставшихся отдельных ягодах бабуля ни разу не обнаружила…

С развитием перестройки на огородах начали обнаруживаться всё новые и новые пропажи, порой совершенно неожиданные и непредсказуемые. То, что у нас с чердака утащили все доски, – это можно было предвидеть. То, что в домик будут лазить, – тоже было вполне ожидаемо. Правда, вначале лазили «культурно»: выставляли раму со стеклом и оставляли, прислонив к домику. А что брали тогда, не помню. Главное, что огородный инвентарь не трогали.

Потом лазить стали куда менее цивилизованно – выбивая стёкла, выламывая рамы, разбивая двери. Утащили все алюминиевые изделия, топор, пилу, секатор. Каждый раз, как бы предупреждая: «Тащи всё домой! Иначе мы утащим». Я и тащил, что полегче. Да разве всё утащишь! Те (грабители), видно, что-то иное искали. Не нашли и в отместку полный погром в домике сотворили: перевернули, пораскидали, стол, стулья поломали. «Вот так тебе! Мы тут хозяева. А ты сиди и не пиликай! Будешь «пиликать», ещё почище устроим».

Ведь и устраивали. По огородному товариществу ходили слухи, что одного хозяина, сопротивляющегося, до полусмерти избили. Другую хозяйку – в колодец окунули. Правда, сама потом вылезти умудрилась. Другим грозили и делали при них всё, что хотели.

Но такие случаи были всё-таки в виде исключения. Обычно они ранним утром, либо по ночам по огородам шастают, – не хотят «светиться». Вот и считаем чуть не каждый день потери – «ожидаемые и неожидаемые».
Так в какой-то сезон распрощался я с алюминиевым тазиком. Правда, он цементом залеплен был – килограммов на восемь тянул. И этим не погнушались. Вроде бы и не жалко – лежал без дела.

Потом трубы железные стали тащить. Как уж их-то вывозили только? Ведь в легковушку не уместятся. На себе тоже далеко не утянешь. Значит, на грузовой приезжали. У соседа все парники железные разобрали, бочки алюминиевые, даже в землю вкопанные, вытянули. Батареи из канав повыдрали. Ночевавшие говорят, что всю ночь стук по всей округе стоял. А что сделаешь – выйти каждый боится.

Однажды Юрий Иванович, наш сосед по улице, с краю, при входе на участки живёт, ночью подобное услышал. Он-то не испугался. Позвонил по мобильнику знакомому, рядом живущему. Вышли вдвоём. Пошли в темноте к середине улицы. Увидели, где тени мелькают и в каком доме погромщики расселись. Те свет включили, песни орут, пиршествуют (то бишь пьянствуют). Пульнул Юрий Иванович – то ли из ракетницы, то ли из настоящего пистолета. Да закричит громко: «Выход перекрой с улицы! А я их тут постреляю малость!»

Видит, как чесанули «отдыхающие» через огороды, да через плетни, по грядкам да бездорожью, потом через высокие заборы ринулись – шкуру свою спасать нужно. Только треск стоял – будто целое кабанье стадо ломилось. Откуда им знать, кто на них такую облаву устроил. А вдруг милиция за дело взялась. Ведь нельзя полностью исключить такую возможность… Бывают же они тут, когда начальство высокое по трассе из аэропорта движется. Все входы-выходы перекрывают. Что им стоит какую-то огородную шпану словить. Забирать и не будут. На месте так наломают бока, что больше и не захочешь. Некогда им долго с такими вот нянькаться. Серьёзных дел невпроворот!

Вот так и оказался Юрий Иванович нашим «огородным спасителем». Отвадил (на время) одну разбойничью бригаду с нашей территории… А наутро хозяева этих домиков трофеи собирали: готовая закуска (в хозяйских тарелках), тушёнка, скумбрия в банках (ещё не открытых), полные пакеты снеди всякой, бутылка «Столичной» – начатая… Хорошо отдыхают ребята, продуманно. На всю ночь, видно, собрались. Даже лишние подушки и свитера с собой захватили (как выяснилось, из соседних домиков)… Почему так детально описываю, да потому что напротив меня это было, в домике Нины Григорьевны и Дины (дом Василия Семёновича).

Конечно, наш герой не получил никаких особых наград за свою храбрость. Разве что слова благодарности от соседей по огороду… И мы уверены, что и на следующий летний сезон на его храбрость и решительность можно будет надеяться… Побольше бы таких сюда, на наши огороды. Живо бы всю эту огородную шпану с участков выкурили.

Да, описанный случай этим летом произошёл, в самом конце сезона. До этого же и мне много неприятностей испытать пришлось. И совсем уже не ожидаемых. Так, из домика целый столик упёрли. Небольшой, симпатичный, старинный – с резными ножками. Сразу и не обратил внимание. Через выбитое стекло утащили. Большой бы тоже упёрли, да не пролезал в окошко-то. Надо было всё окно выставлять, или дверь выламывать – почему-то не решились бандюги!

А потом, уже в самом конце апреля, смотрю – грядка клубничная вытоптана. Кругом чёрная земля выворочена. Собаки, что ли, тут шастали? Да они никогда на мокрой земле лежать не будут! Им сухую подавай. Присмотрелся, а на грядке ни одного клубничного кустика не осталось. Я их в августе прошлого года сюда пересадил и специально выращивал для будущего урожая… Вот злодеи! Подобного предвидеть было просто невозможно… Хорошо, что в другом месте ещё полгрядки таких же кустов осталось…

Одно утешение – в этом году моя клубника почему-то снова не плодоносила. Засохла, завяла ягода, как впрочем, и у других соседей. Не уродилась она и на тех, пересаженных кустиках. Значит, и тот «ягодный любитель» тоже зря старался…
Рассказал про клубнику соседям. Говорят: «Это ещё что! Вот у Нины с улицы всю смородину молодую повыдергали вместе с малиной и клубникой. Знали, что из питомника привезла – шибко сортовая ягода была бы!»…

А ещё у меня целый парник упёрли! Правда, года три назад это было. В те годы я ещё пытался получать ранние урожаи овощей: моркови, свёклы, лука… Сажал всё под плёнку, или же парник для такой грядки делал. В тот раз специально купил самую прочную плёнку, вдвое сложил и растянул её на низеньких проволочных дугах. В апреле ещё кругом вода стояла, так я края плёнки в грязь закопал да кирпичами для прочности обложил. Плёнку на всякий случай грязью забрызгал, чтобы внимания не обратили.

Куда там! Обратили! Видимо, целой бригадой в наш край приезжали. У Нины Григорьевны, у Коли с Леной все батареи из земли выдернули, железные трубы повытаскали… А по ходу через мой огород, и мой парник в придачу зацапали. Вот обидно-то было! С тех пор зарёкся ранние парники ставить. Если и ставлю, то уже вместе со всеми. Хоть выбор у воров будет…

В начале лета на мою огородную собственность было совершено самое невероятное покушение – пытались похитить забор! Да, целый забор из железной сетки, натянутой на вколоченные в землю фановые чугунные трубы. Этот забор я ставил в середине семидесятых, в один из моих приездов в Иваново. Договорился с одним забулдыгой – водителем грузовика (трёхтонки), который возил мне землю (тогда всего за три рубля машину!), что он смастерит мне забор. Тот тянул до моего отъезда, и привёз мне железную сетку вместе с этими чугунными трубами. Их-то я и вкопал в грунт чуть ли не на половину длины. Даже сожалел, что так глубоко закопал – забор можно было сделать и повыше. Зато сейчас вытянуть их из спрессованного тремя десятилетиями лежания грунта не представилось никакой возможности. Это вскоре поняли и «трубокрады», бросив свою затею и не взяв даже оградную проволоку – уже совсем ржавую и не представлявшую никакой товарной ценности.

Правда, похитители не остались без добычи, прихватив часть железного забора и массивную калитку у соседа Толи. Кстати, он первый и заметил мою оторванную и скрытую в траве проволоку и пришёл ко мне поделиться своей бедой. Грабители не только выломали у него всё железо, но и истоптали все рядом находившиеся грядки – с луком, чесноком и свёклой. «Будто специально бросали на них доски, заразы такие!»

Вроде бы, и брать-то у нас, огородников, уже нечего. А эти черти всё находят и находят. Теперь боимся, что скоро домики наши ветхие начнут на «запчасти» разбирать… Вполне могут додуматься с нашей полной беззащитностью. А я ещё и за забор боюсь. Могут бульдозер пригнать да трубы выворотить, или же просто расколоть их – чугун-то легко ломается… В общем, не жизнь, а малина на болотных грядках! Да и не только у нас – везде сейчас так!

Я как-то подумал, государству в целом больше потерь или пользы от этой всей вакханалии? Видимо, есть определённая польза, коль прекратить такое воровство не пытаются. Крадут провода, железные заборы и двери на участках. Телефонные кабели из-под земли достают. Уносят целые металлические крыши с дачных (да и городских) домов. А как-то по радио сообщили (правда, это было лет десять назад), что воры стянули крышу с вагона пассажирского поезда. Сумели разобрать её во время движения и сбросить точно в установленном месте, где уже ждала «товар» машина.

Если подсчитать все государственные (и личные) убытки от происходящего, моральный ущерб потерпевших, расходы на «ликвидацию последствий», то, мне кажется, потери будут сопоставимы с потерями государственного капитала, вывозимого ежегодно за рубеж… Значит, это тоже кому-то очень и очень выгодно – не народу, конечно. И понять весь смысл происходящего нам не дано – с нашими скромными мыслительными способностями. Может, и поумнеем когда-нибудь. Тогда всё ясно станет…




ОГОРОДНЫЙ ФЕЙЕРВЕРК

С каких-то пор у нас в стране вошли в моду фейерверки. На Новый год, на День Победы, на иные праздники. Знаю, что это красиво – судя по кадрам на телевидении. «Вживую» же уже не могу эту красоту увидеть – не в силах до мест их проведения добраться. Правда, их отголоски на городских окраинах порой созерцать приходится в те же праздники. Мальчишки такую пальбу устраивают, что всю ночь заснуть не удаётся. Да ещё опасаешься, как бы какой случайный «снаряд» на балкон не залетел и пожар не устроил. Имею такой опыт – сигарету с четвёртого этажа бросили. Без меня дело было. Хорошо, что залить водой с балкона надо мной сумели. А если ракета врежется?! Тут водой не потушишь! Сколько таких случаев было!

…А в какие-то годы уже особые фейерверки у нас звучать стали, и тоже всё под праздники – на 7 ноября, затем на 9 мая. С самых окраин началось, аж с Владивостока. Артиллерийские склады взрываться стали. В первый раз где-то далеко за Уссурийским заливом грохнуло. Мы тогда на бухте Тихой жили. Отчётливо слышали приглушенную расстоянием канонаду, и дым, застилавший полгоризонта, виден был. На какой уж праздник, не помню. На 9 мая у нас, на Второй речке взорвались. Уже совсем рядом с жилыми кварталами. В газетах красочно этот салют описали. …Затем где-то под Уссурийском. Все места дислокации наших артиллерийских складов рассекретили! Никто не подумал ведь об этом… Подобное и в последние годы, судя по прессе, происходило. Уже в европейской зоне.

У нас, в Ивановской области, подобных салютов можно не опасаться. Хотя, кто его знает! Всё может случиться. В отсутствии больших «артиллерийских мощностей» мы сами порой начинаем свои, зональные «фейерверки» устраивать. Вон сколько лесов сгорело летом самого засушливого 2010 года! Как ни боролись, долго стихию унять не могли. Целые деревни по стране выгорали... И у нас в области тоже. Говорят, «самовозгорание», «сухие грозы»… Во многих местах сразу? Да не может быть такого! Я, по крайней мере, не верю. В любом случае мы сами виноваты. Спички, окурок бросили, бутылку, пакет целлофановый не закопали. Сконцентрировала такая линза луч – вот тебе и пожар «самовозгорающийся». Порой же костры разводим – на отдых, на шашлыки выезжаем. В сухую погоду искры во все стороны летят. Всё что угодно загореться может. А то и траву поджигаем. На тех же огородных участках. Сам видел, что из этого получается.

У нас в канун того же 9 мая это случилось. На бывшем участке «Пал Палыча». Лет десять, как он его продал. Вначале молодая семья обрабатывала. Затем новая хозяйка появилась, уже не такая «юная», но ходить на огород была в состоянии и хозяйствовала помаленьку. То, слышу, заколачивает что-то усиленно. То с парником поверженным возится. То грядку по целине копает (так и не докончила). То ребят проходящих в помощь приглашает. Но уж больно дорого берут – целую тысячу рублей за огород запросили. Не согласилась. «Сама, – говорит, – за такие-то деньги обработаю! Больно много захотели!»

По мне же, такой заросший участок и за 10 тысяч вручную не перепашешь. Тут трактор с плугом нужен. Но, видимо, у хозяйки своё мнение на этот счёт было и своя стратегия действий. Пришёл на огород перед праздником, 8 мая. Вижу, она уже у себя активно трудится. То ли лопатой, то ли мотыгой сухую, прошлогоднюю траву выковыривает. Молодец, бабуля, – думаю. Хоть одну грядку в порядок привести сама сможет.
Работаю в поте лица на своём участке. Погода солнечная. Жарко! Хорошо, что ветер порывами дует, освежает. Дует с юго-востока, что у нас редко бывает. Значит, скоро ещё теплее будет, если направление его не изменится…

Часа в три дымком попахивать стало. Кто-то костёр устроил. Это у нас часто бывает. То с одной, то с другой стороны окуривают. Порой дышать нечем становится, если на твой участок основная часть дымовой завесы опускается... Сейчас как раз на меня всё движется. Всё больше и больше. С 5-6 улицы, кажется. Из-за Рашиного огорода дым летит. Её участок через дорогу, напротив. На нём уже давно никто не работает. Раша умерла. Сыновья года три уже как не появляются на огороде. Раньше облепиху собирали. Сейчас всё высоченным бурьяном да облепихой заросло, особенно вокруг домика, ближе к забору. Как бы до них искры не долетели. Если трава загорится, огонь не удержать. Надо, думаю, сходить, посмотреть.

Захожу на Рашин участок, смотрю, а это наша соседка (старушка та) вокруг огня бегает. Носится, копошится. Что уж делает, издалека и не видно. А там уже и трава гореть начинает. Того гляди, на соседний участок пламя перескочит. Но пока костёр ещё маленький, «локализованный».
– Траву, что ли, поджигают? – спрашиваю. Кто до этого додумался? – Может, думаю, огонь к ней с соседнего участка, через канаву перебросился.
– Да это я, – отвечает. И всё суетится вокруг.
Вот додумалась бабуля!
– Да разве можно в такой ветер и сухостой поджоги устраивать! Тушите скорее, а то беды не миновать!..
– Да уже тушу, – говорит.
На всякий случай взял грабли и стал на улице сухостой сгребать. К себе отнёс. Надо бы, думаю, и у Раши то же самое сделать. Иду снова к ней с граблями. А там уже всё пылает! Горит трава, как факел вспыхивают облепихи перед домом. Огненный вал со стороны соседки приближается. Соседка ходит по сгоревшей траве с ведром и пытается остановить огонь. Да где уж там!
– Почему не зовёте? – кричу ей. – Сейчас дом загорится! – Молчит, не отвечает. Видимо, сил уже нет.
Если домик или облепиха у забора загорятся, не сдобровать и моим «хоромам». Метров шесть-семь до них, а ветер прямо с Рашиной стороны дует.

Хватаю лежащую рядом лейку, бегу на её участок. Начинаю черпать воду из колодца. Благо, он у самого забора расположен. Поливаю горящий пал, но разве одной лейкой затушишь! Срочно помощь нужна. На огородах же почти никого нет. До Коли с Ниной далеко. Лена с Николаем ещё не подошли (мои соседи напротив). Кручусь пока в одиночку. Три-четыре-пять леек вылил.

Конечно, лучше бы с ведром работать. Да уже и времени ни секунды нет. Огонь к самому Рашиному домику приближается. Выливаю ещё пару леек на дом, на траву рядом с ним. В это время сильный порыв ветра погнал огонь как раз в его сторону. Трава и две облепихи в мгновение вспыхнули, как факел, и огонь поднялся от земли метра на два. Уже «облизывает» нижнюю часть дома. Будто я и не поливал траву водой.

Всё, – думаю, – уже не успеть. Бегу снова за водой. Снова поливаю стену. Но уже не подойти к дому, жар мешает. Поливаю рядом, что пока возможно. Старушка в стороне стоит, – что она может сделать?
В это время слышу, через два участка сосед из домика выходит, Толя. Видимо, услыхал мои причитания.
– Ё-моё! Горим! Вот дура старая! Додумалась!
Хватает ведро, спешит на помощь. Вдвоём работа пошла быстрее. Вылили несколько вёдер, огонь немного приутих. От земли пар поднимается. Вокруг отдельные очажки пламени: горят облепихи. Горит диван рядом с домом. Всё надо заливать и оттаскивать.

Толик видит, что дело, вроде, сдвинулось, – домой с хозяйкой подался – спина работать больше не позволила. И так на своём участке намаялся. Доверил нам с хозяйкой завершить начатое. Я хоть тоже еле двигался со своим позвоночником, но довёл дело до конца. Оттащил горящий диван от дома, повалил и отбросил тлеющие стволы деревьев, залил все горящие и дымящиеся очажки. Дал указание перепуганной старушке, чтобы не уходила, пока всё не потухнет, и поливала все дымящиеся места. Сам же пошёл приводить в норму свою поясницу, на что ушло не менее часа…

Когда уходил, проверил Рашин участок. Огня и дыма уже не было. Кругом чёрная земля, обгоревшая трава и закопчённые доски домика. Слава Богу, что до настоящего фейерверка не дошло. Счастье, что я находился рядом. Только почему я не догадался о возможных последствиях бабусиной затеи и не начал работать сразу?! А ведь должен был догадаться!