Минька

Алексей Кожевников 3
        Ехали пятую неделю – последнюю декаду июня  и весь июль, - а до Урала еще было далеко. Иногда поезд с северянами по несколько суток стоял в тупиках, пропуская в тыл эвакогоспитали, составы с оборудованием и специалистами, и встречные, замаскированные – с военной техникой, боеприпасами и войсками.
        Далеко позади остались Кольский полуостров и Белое море с обстрелами и бомбежками, порты Архангельск и Котлас.
В Котласе Александру Васильевну с четырьмя детьми, ее золовку Евдокию Ивановну Коробейщикову с земляками пересадили с речной баржи в железнодорожные вагоны, заполненные трехъярусными нарами. Семье Кожевниковых и Коробейщиковой удалось занять на одной из них «первый этаж».
        Товарные вагоны эвакопоезда почему-то назывались «теплушками», хотя с наступлением сумерек в них становилось прохладно и люди ложились спать в теплых одеждах.
Нары располагались слева и справа от входного створа. В центре каждого вагона стояло по круглой  металлической печке – «буржуйке». Они грели только во время топки – когда женщины готовили пищу.
        На долгих стоянках подростки снабжали семьи дровами, холодной и кипяченой водой. За водой бегали к станционным водокачкам. Холодную набирали с помощью ручных насосов, горячую – из кранов, над которыми висели вывески: «Кипяток».
        Кипятком пассажиры пытались заглушить чувство голода.
        В семье Кожевниковых снабжением занимался старший из детей – девятилетний Минька – светловолосый, худенький, и непоседливый мальчик. На всем пути от Хибин до Урала он был первым помощником матери и нянькой для младших братишек и сестренки.
        Впервые слово «война» Минька услышал два года назад, в 1939-м, когда над Хибинскими горами стали появляться частые сполохи, не похожие на северное сияние, и доноситься чуть слышимые раскаты.
        - Папа, что это за странные звуки и свет? – спросил он отца.
        - Они из соседней страны Финляндии. Сейчас там идет война и эти звуки и свет – от разрывов бомб и снарядов.
        В те дни в их горняцкий поселок Кукисвумчорр вошла  конная артиллерия и покинула его 22 июня 1941 года – когда  война пришла в Минькину страну, а через несколько дней разлучила с отцом.
        Для подвижных развлечений места в вагоне почти не осталось. И потому дети играли в прятки, в тряпичные куклы, слушали рассказы взрослых и особенно – пение старичка-гармониста.
        Затянувшийся по времени путь, стал для матерей тяжелым испытанием. Взятый из дома провиант был съеден, и женщинам приходилось выменивать у местных жителей белье на продукты. Лишь Минькина не снимаемая «матроска» - предвоенный  подарок отца – не подлежала обмену.
        В вынужденном «общежитии» вместе с женщинами и детьми ехали старики.
        Молодая женщина, что размещалась с месячным первенцем на «втором этаже», однажды непроизвольно обмочила сидевших на нижних нарах людей, и разрыдалась. Женщины еле успокоили ее.
        - Дочка, не надо терпеть – для организма вредно. Привыкай к тому, что дедушки оказались с нами в одном вагоне, - тихо сказала ей Александра Васильевна.
        На одной из станций поезд с северянами остановился неподалеку от поля, засаженного картофелем. Собирать урожай, видимо, было некому.
        Минька освободил вещмешок, накинул его на плечи, выпрыгнул из вагона и побежал к полю.
        - Миша, вернись! Опоздаешь к отходу! – закричала Александра Васильевна.
        Но сынишка даже не обернулся.
        - Я ненадолго! – услышала она в ответ.
        - Евдокия Ивановна, присмотрите, пожалуйста, за ребенком. Пока он спит, я тоже сбегаю за картошкой, - попросила Коробейщикову молодая соседка, спускаясь на землю.
        Видимо, в целях конспирации поезда покидали станции без гудков. Машинисты приводили их в движение, лишь заметив на перроне начальника станции с поднятым красным флажком, открытый семафор или услышав звук от удара металлическим предметом по висящему колоколу.
        Ни Минька, ни его спутница не слышали и не видели названных предупреждений. Не донеслись до них и громкие голоса Александры Васильевны и Евдокии Ивановны. Когда же Минька случайно оглянулся, последний вагон их эшелона уже поравнялся с семафором.
        - Тетя, поезд ушел! – испуганно воскликнул мальчик и выпрямился.
        Забыв о картошке, они бегом вернулись на станцию. Как быть? Что предпринять?    Плача, подбежали к пожилому мужчине в камуфляжной форме, что все еще стоял на перроне с поднятым флажком. Тот сразу понял причину их слез.
        - У меня в вагоне остался грудной ребенок! – всхлипывая, начала объяснения женщина. – Ему всего месяц…Мы ехали вдвоем.
        - А у меня уехали мама и младшенькие братики с сестренкой.
        - Да-а, ситуация. Что же мне с вами делать?
        Мужчина задумался.
        - Все проходящие через станцию поезда – литерные, секретные, значит, и посадить вас на них – у меня нет прав… Ладно, попробую. Сейчас вслед за вашим составом последует эшелон с эвакуированным заводским оборудованием. А им на всех станциях – «зеленая улица». Если рабочие возьмут вас в свой вагон, то перегона через три вы свой поезд догоните.
        И он повел их вдоль замаскированных платформ к головной части поезда, в которой находились два пассажирских вагона.
        Подойдя к ним, железнодорожник попросил:
        - Подождите меня здесь, - и вошел в первый из них.
        Вернулся быстро, обрадовал:
        - Влезайте, вас довезут. Да глядите в оба, а то мимо своего поезда проскочите.  ДогОните, и больше от него не отставайте.
        Попрощался и ушел.
        Едущие в вагоне женщины, после расспросов, обоих утешили и накормили.
        Через шесть часов Минька со спутницей действительно настигли эвакопоезд и вернулись в свой вагон, когда младенец и Александра Васильевна уже выплакали все слезы.
                Январь-март 2006 г.