3 сентября. Днем очень темно от снеговых туч, в 16 часов пошел редкий дождь с редкими тяжелыми снежинками. Меня снова вызвали к следователю. Молодая женщина 25 лет, довольно симпатичная, предложила рассказать всё, как было, для протокола, под роспись, чтобы мы не смогли клеветать на честного человека, может быть, за это нас привлекут к ответственности.
— Значит, нас 26 человек привлекут за лжесвидетельство, а его, одного, по голове погладят? Зачем что-то писать, если вы собираетесь и это дело бросать в корзину?
Я вывел её из безмятежно спокойного состояния, в каком она до этого находилась. Но у нее профессиональная выдержка, продолжала спокойно говорить.
Я понял, если бы Шарифов не предложил вернуть нам деньги, то это было бы преступлением, а так — только служебный проступок, за что не судят. Лишь единственная зацепочка: он утверждает, что предложил нам всю сумму, а мы говорим — не всю. Точнее, вначале он предложил часть денег, и только уж потом, все деньги. Нужна очная ставка Рашевской и Шарифова, только тогда будет видно, что делать.
Следователь долго писала протокол, зачеркнула какое-то, неправильно написанное, слово, и дала мне на подпись. При чтении обнаружил неточность; она написала, что в Ленинграде Рашевская обращалась в бухгалтерию, а я этого не говорил, потому что не мог знать. Указал на неточность, и она дописала внизу уточнение. Я потребовал зачеркнуть слово — "бухгалтерию". Она отказалась, мол, в протоколе нельзя перечеркивать.
— Но вы же вот это слово зачеркнули!
Сидевшая напротив следователь, тоже молодая женщина, но не такая симпатичная, сказала негромко, советуя:
— Не зачеркивай.
После некоторого раздумья, я пришел к выводу, что ошибка не столь существенна, ни на что не повлияет, и подписал.
Возбужденный, вышел на улицу. С уверенностью можно сказать, что и на этот раз Шарифов выйдет сухим. Закон не на нашей стороне, хотя мы — потерпевшие. Точнее, исполнители закона уже подкуплены. Но утешает одно — нервы мы ему потрепали.
В воскресенье отнес рукописи Рашевской. Полчаса поговорили. Рассказывала про очную ставку с Шарифовым, который врал, что отдавал все деньги в тот же день как собрал. Мол, Новицкая вела себя не так, как в прошлый раз, доброжелательней.
При расставании в шутку спросил:
— Скоро ли дадут квартиру с телефоном?
Валя как-то говорила, что просила такую квартиру у своего руководства. Серьёзно ответила:
— Я пока не хочу менять. Подожду, когда в Москве и в Куйбышеве выйдут мои книжки. Тогда меня примут в союз писателей, и я получу трехкомнатную квартиру.
23 сентябрь. Пришел в лито раньше семи. Валя рассказывала новости.
Через 20 минут пришла Катя. Я снова поразился происшедшей с ней перемене. Она уже выглядела женщиной под 30 лет. Как смогла нас загипнотизировать в первый свой приход, когда всем показалась 16-летней девушкой? Сейчас же у неё кожа на лице дряблая, накрашенные губы шелушатся, волосы укорочены, заколоты на затылке, вьющиеся локоны уже не производят того впечатления, как в первый раз. Все время правой рукой гладит щеку, словно собирая с нее что-то, и потом смотрит на кончики пальцев и растирает в пыль. Это производит неприятное впечатление.
И лишь однажды, когда лицо было в профиль, увидал в ней ту, которая пришла в тот запомнившийся день, когда все были покорены ее красотой, а я то и дело любовался ею, столь красивые девушки не часто попадаются, а тут сидит так близко.
Промелькнула мысль, что подобная метаморфоза неспроста, возможно, увлекается наркотиками. Стало горько и обидно, что женская красота так недолговечна и непрочна. Видимо, владеет секретом молодости, умеет выглядеть на 16, но потом увидела, что здесь нет никого, ради которого стоит стараться, и стала приходить в своем натуральном виде.
Валя предложила мне почитать журнал "Литучеба", а сама занялась Катей. Суждения Вали категоричны и менторские. Тем временем подходили люди.
Журнал неинтересен, и я невольно слушал голос Вали, разбирающий стихи:
- Быть честным всегда - нельзя.
Я не выдержал:
— Нельзя «иногда быть честным». Это уже двуличие.
— А ты всегда честен? — спросила Валя.
— Стараюсь.
— А я вот не могу в лицо сказать человеку то, чего он заслуживает, а за спиной — скажу. Потому что знаю, если скажу в лицо, то мне надо будет собирать чемодан и уезжать из города.
— Но это особенности твоего характера. Человек всегда стремится быть честным.
— Честным, это, значит, не делать другим пакости, — сказала Валя.
— Это уже порядочность, — заметил новичок.
— По-моему, мы все считаем себя честными, — закруглил я бестолковый разговор.
Все засмеялись и перешли на другую тему. Этот диалог многое открыл в Вале. Если бы она была неумной, не сказала такое, что можно не всегда быть честным. Но она все же достаточно искренна с нами, если не скрывает. Теперь ясно, что в лицо она не скажет неприятную правду. Промолчит, а за спиной уколет. Впрочем, осуждать за это нельзя, почти все такие. Редкий говорит правду в лицо. Обычно таких людей считают беспардонными эгоистами, они не жалеют людей, и кажется, с удовольствием говорят правду.
Первый час читали "Литучебу", потом свои стихи. Начали с Кати. Сначала она не хотела, потом прочитала:
- Что такое несчастье? Что такое счастье, которое проходит мимо нас и не задерживается?
Сидевший рядом с ней, Воронцов покритиковал за риторичность:
— Избегай таких стихов, когда у каждого читателя свое мнение об известных явлениях.
Катя прочитала второе стихотворение, потом я попросил ещё почитать, хотел понять её, может быть, проговорится. Она предупредила, что эти стихи она уже читала. Выходит, за лето она ничего нового не написала?
Павел, как всегда, беспардонен, много говорит, шутит. Чужие стихи разбирает с видом знатока и непререкаемого авторитета. Разошлись поздно, в половине десятого вечера.
17 октября. Людмила Николаевна Свешникова, пожилая и некрасивая женщина лет 55-ти, прочитала нам рассказ "В потемках", который следовало бы назвать "Человек из гипса". Эта фраза часто встречается в рассказе. Колхозники, обиженные на "человека из гипса", после его смерти, в 1957 году распиливают постамент и уволакивают статую в болото. Вот и весь сюжет. Но написано хорошо, художественно. У меня так не получается. "Запотевшее масло с капельками воды".
Воронцов начал объяснять, в чем вина Сталина. Она перебила:
— Меньше всего я хотела, чтобы возникали такие разговоры. Я не собираюсь печатать рассказ, который очень крамольный, пусть лежит в архиве. Я не выдержал и заступился за Сталина:
— Рассказ опоздал на 20 лет, сейчас это уже не "человек из гипса", а историческая личность.
Андрей начал долго и нудно говорить, что рассказ хорош, особенно для молодежи, что современники, жившие при Сталине, не смогут его полностью и как надо оценить. Это удел их, молодых, которые видят гораздо шире и без ограничений.
Я взорвался:
— Получается, цыпленок, вылупившийся из яйца, видит и знает гораздо больше курицы? Ты ведь не знаешь того, что мы знаем, и никогда не узнаешь. И сразу подумал: зря говорю. Он останется при своем мнении. Как же, он умнее стариков, нас пора на свалку. Действительно, зачем сюда прихожу? Почти все — молодежь, у каждого свои интересы. Мне не с кем и поговорить. Кудряшов, Руднев не приходят, видимо, и мне надо завязать. Толку с меня никакого, один самообман, надо было раньше пробиваться, а сейчас уже поздно.
31 октября Рашевская сказала, что ее недавно вызывали в ОБХСС и снова заставили писать объяснительную, дело ведет уже третий следователь. Новицкая, на сетования Вали, сказала:
— Самое интересное, что и это дело в корзину.
Невольно думаешь, что такую стену ничем не прошибешь.
Анастасия Тубская повернулась ко мне:
— Могу я попросить вас об одном одолжении?
— Пожалуйста!
— Я хотела, чтобы вы, как прозаик, посмотрели мою повесть и сделали свои замечания.
В этот же вечер зашел к ней домой и взял повесть. Надеялся, что не будет столь беспомощно, делать какие-то замечания бесполезно.
Воспоминания о фронтовой молодости в санитарном поезде. Единственный, запоминающийся эпизод: во время первого обстрела поезда на молодых санитарок напала неудержимая медвежья болезнь. Схватили первое попавшееся — миски, которые после завершения процесса сразу же выбросили в окно, под которым проходил начальник поезда, подвергшийся более страшному бомбометанию.
Правду говорить 70-летней женщине, нельзя. В воскресенье после работы занес папку. Стоя в прихожей, сказал:
— Мне понравилось, прочитал с большим интересом, написано со знанием, чувствуется большой жизненный опыт, но это не повесть, а мемуары. Писать надо было без всякой художественности, которая вам не удается, а просто, как мемуары. Надо заново переписать, если у вас есть время. В таком виде она никуда не может пойти.
— Меня же никто не учил, и я не знаю, как надо писать? Вы принесите своё почитать, тогда я буду знать, какие вы предъявляете требования.
Но я уклонился от такой чести, чтобы с меня брали пример. Маразм. Словно нельзя пойти в библиотеку и взять в руки том любого классика, чтобы знать, как надо писать.
24 декабря. Утром на смене меня подозвали к телефону.
Воронцов сказал:
— Ты сегодня должен быть в 12 часов в Куйбышеве, на семинаре. Сегодня уже не успеешь: можно завтра, не поздно, запиши: Аэродромная 13.
Не стал записывать, не собирался никуда ездить. Не люблю что-либо делать наспех. Если бы раньше сказали.
Но в четверг, после длительного перерыва, пошел в «Ладу». Валя сказала:
- Все убиты убийственными оценками на семинаре, даже смеялись над стихами, вплоть до того, что говорили, мол, не за свое дело взялись. Особенно досталось Виктору Толстову, у которого, конечно, нет культуры и образованности. Но как они не разглядели в нем талант?!
Валя надеялась, что под её чутким руководством его талант раскроется должным образом, мир будет потрясен гением, равным Есенину. Я же настроен скептически: Есенин тоже не получил образования, но в 18 лет писал стихи, не требующие коренной правки, как у Толстова, которому стыдно в наш просвещенный век быть бескультурным и необразованным.
Думаю, что и десять лет не помогут, если даже он и возьмется усиленно заниматься самообразованием. Валя мечтает отправить его в литинститут, готова составить протекцию, подготовить почву в Москве, поговорить с поэтами, чтобы были более снисходительны к таланту. Она не понимает, что своими неумеренными восторгами сбивает человека с пути. Как же, пришел — и его с восторгом приняли, а через неделю стихи появились в газете. У него будет такая же судьба, как у Рассадина, который начинал блестяще, его хвалили, уверился, что он — талант, а все остальные — примитив.
Однажды я Толстову сказал:
— Только не пей.
— Ну, по праздникам-то можно, — вяло ответил он, недовольный моим вмешательством.
Вся наша беда в том, что праздников слишком много, и таланты спиваются.
Тем, кто приехал на семинар, выписали по 40 рублей. В первый день читали лекции о международном положении, два часа по драматургии, хотя в зале не было ни одного драматурга, все поэты, которые мужественно боролись со сном. Их было 17 человек, почти все из Тольятти, два из Сызрани и еще откуда-то.
Лишь на следующий день 13 куйбышевских поэтов и писателей начали делать разбор, меня должен был разбирать Солоницын. Валя утешила его, что в феврале он приедет к нам и тогда поговорит со мной. Мне же стало неловко, что я своими бесталанными произведениями морочу людям голову. Все равно, из меня ничего не получится, лишь время отнимаю. Валя пообещала дать книгу Солоницина, чтобы имел представление, с кем буду разговаривать.
Проводил Валю до ДК. На улице гололед, попросила разрешения взять меня под руку.
— Когда я сказала, что, не отрываясь, прочитала его книгу, и сказала: «Большое вам спасибо за книгу». Он прямо сиял. Не ожидал. Было видно, что ему это очень приятно. Он обнял меня и сказал: Спасибо, Валя, я всегда знал, что ты настоящий друг.
Валя всю дорогу говорила только о себе, что кто-то был на семинаре в восторге от её новых стихов, «не ожидал, что она так прогрессирует».
Лишь когда подошли, она спросила:
— Ты же что-то хотел сказать?
— Мы уже договорились, просто хотел узнать, когда принесешь книгу?
Дул пронзительный холодный ветер, хотя было не ниже десяти градусов. В темноте, с большой машины с прицепом продавали елки. В этом году ёлок мало, и те, кто купил, могут записать себя в счастливчики. Много случаев самовольных порубок в лесу и даже в самом городе. Варвары!
продолжение следует: http://proza.ru/2012/05/02/381