16 января. Сказал Лёне о своем недовольстве Валей, что она присвоила себе функции цензора: если ей рассказ не нравится, то считает вправе отклонить его. И доказать ничего не могу, потому что всегда может сказать: плохо написано, не устраивает уровень, и это может оказаться правдой, приходиться молча сносить несправедливость.
— А зачем ты ей даешь? Посылай в журналы, — он показал на, лежащие на столе, толстые журналы.
— Эти не напечатают.
— Напиши лучше — напечатают.
— Ты можешь написать лучше?
Но он не хотел меня слышать, и снова повторил:
— Напиши лучше — напечатают.
— Покажи мне, что ты написал лучше, — вынужден был сказать я.
— Я не уверен, что могу написать лучше, — вяло сказал он, понимая, что он не вправе сказать или заявить, что — да, он может лучше. А я потребую доказательств, которых у него нет. — Но надо стараться.
Этого признания я и добивался. Претит его самоуверенность. Все время разглагольствует о своих литературных способностях, я прошу дать почитать, и он сразу сникает — нечего дать. Не понимает или не хочет понять, что ему уже сорок лет и наивно говорить о каком-то литературном поприще. Если до сих пор не написал ничего стоящего, то мало надежды, что это вообще когда-либо удастся.
— Валя стала членом СП, — сказал он.
— Что ж, одним писателем стало больше, — спокойно отреагировал я.
Он тоже не стал возмущаться этим фактом, добавив:
— По одной книжке приняли.
— А тебе, откуда это известно?
— Тришкин сказал, недавно разговаривал с ним. Заставлял слушать свои стихи.
Я поразился, что после моего предупреждения о Тришкине, Лёня продолжает, как ни в чем ни бывало, разговаривать с ним. Я говорил ему, что Сергей плохо о нем отзывался.
— Хорошо бы иметь демократичного руководителя. Но я не вижу, кто мог бы ее заменить.
— Её не сбросишь, у них своя мафия, — обреченно произнес Лёня.
— Сбросить можно, достаточно всем поставить подписи.
— Она может принять меры, перехватить.
— Ерунда. Было бы желание да кандидатура.
— А Сергей Дьячков?
— Ему ли до нас? Своих забот по горло. Между прочим, Валя говорила, что он умеет обаять женщин. Про мужчин — не знаю.
Вале понадобились сведения о Тришкине. Молодой юморист дал ей телефон Лени и его секретарши. Леня знал, где и кем работает Тришкин. Валя удивилась:
— Кем же он работает, если есть секретарша? Тогда понятно, почему он перестал приходить.
Я хотел было сказать, что у него жена болеет, поэтому он и не может прийти, но для этого надо было перебить говоривших, а паузы всё не было. Стоило одному замолчать, как тут же начинал говорить другой, а иные, не дожидались паузы, перебивали друг друга. Но верно и другое, что он просто не хотел приходить, такие желания возникали и у меня, когда чересчур одолевала глупость поэтов.
Снова появился Степан Петрович. Подошел к нему и спросил, не обиделся ли он на мою критику, когда сказал, чтобы судить о рассказах, он должен принести хотя бы десяток. Я понимал, что ему не под силу это сделать, и года два я его не видел, и вот, он снова появился. Что его тянет? Невостребованное собственное тщеславие?
13 апреля. На лито пришли к выводу, что новый указ об уголовной ответственности за дискредитацию 11-1 похож на пресловутую 58-10, и ничем не лучше ст. 190-1, то есть направлен против свободы слова и означает свертывание процесса перестройки и гласности. Артикулова, которую ненавижу за то, что каждый раз долго и нудно рассказывает о себе, заявила:
— Я давно знала, что так будет.
— Не ты одна знала, — поправила ее Валя, — все знали.
Все знали, но надеялись на лучшее. По всей стране разговоры об этой статье, которую надо отменить.
Виктор Стрелец прочитал венок сонетов на конъюнктурную тему: об отцах, незаслуженно посаженных в лагеря. Развернулась дискуссия. Как всегда хорошо и правильно сказал Кудряшов, но все согласились, что другая форма была бы лучше для такой темы.
Мурысев стал спрашивать:
— Объясните мне, что такое сонет?
Я психанул:
— Для этого есть энциклопедия, толковые словари, возьмите и почитайте. Почему тридцать человек должны выслушивать то, что вы не знаете?
До этого он спрашивал меня, что такое венок сонетов, я его осадил такими же словами, но он не угомонился. Прошлый раз юноша спрашивал Валю:
— Я не знаю смысл слова "риторично", объясните.
— После окончания подойдешь ко мне, я дам тебе словари, и ты прочитаешь, — сказала Валя.
Убожество культуры и поражающей глупости, выводит из себя, каждый раз даю себе слово быть сдержанным, но не могу молчать, не могу сдержаться, отчего кажусь себе каким-то зверем в глазах других, надо быть мягче, терпимее к людской глупости. Они не виноваты в своем малокультурье и невежестве, и даже в нежелании учиться.
Виктор Толстов пишет много и поразительные, по глубокой философии, стихи, и даже поэмы, но изумляет косноязычие и потрясающая глупость. Невольно думаешь, может быть, мы его не понимаем, и в этом есть глубокий смысл?
Кудряшов снова посоветовал ему взять учебник русского языка и поучить.
— Что ты! — возмутился Виктор, — я ненавижу эти учебники!
Десять лет назад ему говорили то же самое, и, если бы он прислушался, то мог бы стать хорошим поэтом, а не прозябать, как сейчас. Голос у него прокуренный, низкий, гнусаво уходит в нос, и это так противно, что хочется посоветовать, прочистить нос, высморкаться. Но, боюсь, у него нет платка. Больше претит невежество, он лишь недавно узнал, что надо читать классиков, а не то, что под руку попадется.
1989 год. 27 апреля. После двухлетнего отсутствия, ко мне домой, снова пришел Сергей Петрович, с новым рассказом "Невольный свидетель", о разговоре бюрократа-начальника с подчиненным, ратующим за перестроечные отношения.
- И это всё, что вы написали за два года?
- Нет, ещё есть, но там хуже, а этот рассказ, думаю, будет представлять интерес для читателей.
- У вас уже были читатели? — удивился я.
- Нет.
- До 60 лет вы напишете ещё два таких рассказа, И всё. Зачем вам это нужно? Вы понимаете, что читателей у вас не будет. В печать вам не пробиться.
Он задумался, потом медленно выдавил:
- Пишу для внуков. Потом достанут и напечатают. Да, в печать трудно пробиться, невозможно.
- Почему невозможно? Меня же изредка печатают. Вы Платонова читали? А Гроссмана? Вот видите, вы даже литературу не читаете.
- Я читаю, газеты, публикации. Горького, его советы молодым литераторам.
- Вы партийный?
- 36 лет.
Мы ещё недолго поговорили, и он ушел, чуть не убедив меня, что ему удалось написать хороший рассказ. Но сразу же, после первых фраз, захотелось отбросить его в сторону. По его представлению, именно так и должен быть написан рассказ. Примитивно и нудно.
Неприятно говорить правду. Сам себе кажешься плохим и злым, но таких не переубедишь. Считает, что написал хороший рассказ. И тут же мысль: если бы Платонов принес свои рассказы, я бы сказал, что так нельзя писать. Это всё — с моей точки зрения. Надо ли вмешиваться в творчество? Может быть, надо, как в Польше, чтобы всё имело право выхода в свет. Читатель сам решит, кого читать, а кого игнорировать.
2 мая. Рашевская подписала договор на издание коммерческой книги с издательством "Молодой гвардии" на очень выгодных условиях, ей даже предложили тираж не в 30 тысяч, как она хотела, а в 50 тысяч. На выручку от тиража, хочет издать книгу Свешниковой, несмотря на то, что государство уже выпускает книгу Свешниковой.
Я с трудом удержался от высказывания, что Свешникова не заслуживает издания. И тут же спросил себя: может быть, я просто завидую? Пусть печатают, коли считают нужным, не надо быть мелочным. Нет, не завидую, я бы предпочел, чтобы напечатали Кудряшова. Свешникова полнейший нуль, выплывает из-за того, что в хороших отношениях с Рашевской, которая в прозе не разбирается.
Отдал Вале новый рассказ "Ночной собеседник". Ожидаю, что ей не понравится. Она все больше приобретает вес и становится заметной фигурой. Её приняли в союз писателей, сейчас приглашают на всесоюзный семинар соруководителем. Умеет нравиться нужным людям, была в гостях у Владимира Соколова, на дружеской ноге с ним и другими, которые могут быть полезными. Надо ли упрекать её за это? За умение не упускать свою выгоду? Мне кажется, что многие ей завидуют, а некоторые злятся и обижены именно за это, что она устраивает свои делишки за счет других, более талантливых, какими они считают себя.
продолжение следует: http://proza.ru/2012/07/04/929