18 января пошел в литцентр. Кудряшова нет, заболел. Зашел к Рашевской, полтора часа проговорили на злободневные темы. Она голосовала за Жириновского, чтобы выразить протест. Ельцин не способен управлять страной, потому что сильно пьёт, окружен бандой преступников, но всё должно наладится. Предпочитает вслух не говорить о своем благополучии, чтобы духи не услышали и не сделали пакость. Мысли они читать не умеют, так как мысль слишком быстра и неуловима. Счастлива с мужем, знакома с 16 летнего возраста. Он на год старше, но поженились через шесть лет. Она ещё в том возрасте знала, что выйдет за него замуж, хотя у неё были парни и покрасивее, и значительнее, сын на четвертом курсе химико-физического факультета имени Менделеева, была бы рада, если бы у него появилась девушка сейчас, а не потом.
Пересилил себя и спросил:
— Меня не смогли бы напечатать?
— Нет. Слишком много денег надо, пять миллионов. Пока таких денег нет. Я, если и буду печатать, то сборник авторов, это неизвестно когда будет. Сейчас печатаем Мисюка. Он очень болен, отец пьет, мать на грани помешательства. Я хочу скорей его напечатать, чтобы поддержать физически, это будет для него большой радостью. И может переломить ход болезни. Мельникова печатаем, инвалид полиомиелита, еле двигается, плохо разговаривает, но сила духа — необыкновенная.
Про Гришмановского не захотела рассказывать, но подтвердила, что он наркоман, её сильно обидел. Про Толстова ничего не знает, кроме того, что он хотел уехать в деревню под Тамбовом. Скоро выходит его книжка. Изредка встречается со Свешниковой, которая в депрессии, ничего не пишет, все также живет с холостым сыном.
Гайдар подал в отставку, и курс доллара начал стремительно расти, с каждым днем на 50-100 рублей. Он прав, нельзя нам брать Белоруссию под опеку, самим бы выжить, нельзя строить новый дворец для парламента стоимостью в 500 миллионов долларов. Но правительство ведет себя под девизом "После нас хоть потоп".
Валя, единственная женщина, которая в разговоре со мной называла — "Славочка". Причем, не в первый раз, и не только сегодня. Понимает, чтобы завоевать любовь и уважение, нужно соответствовать, быть достойной. И между тем, умеет быть и жесткой, действует методом кнута и пряника.
Я спросил:
— Нет ли такого чувства, что стихи приходят от Бога, из космоса?
Она тут же подхватила и стала объяснять, что так оно и есть: чем сложней система человека, тем лучше проходит передача, творческое преломление. Вообще, она убеждена, что нынешнее время существует для того, чтобы отсеять людей на годных и неугодных, вроде наркоманов, преступников. Весь этот слой со временем отсеется, и жизнь в России наладится.
— Но этот слой постоянно будет подпитываться.
— Нет, он исчезнет со временем.
— Ты идеалистка.
— Нет, Славочка, ты даже не знаешь, какая я реалистка.
Я несколько раз за время разговора обзывал ее идеалисткой, но она отказывалась от такой чести. Подумал, что в своей сущности, она реалистка, которая хочет показаться лучше, чем есть на самом деле.
Она почти не изменилась за десять лет, производит приятное впечатление. Но не хотел бы я быть ее подчиненным, как Кудряшов. Спросил о Бессоновой. Отказалась сплетничать и поливать её грязью. Это делает ей честь. Ни о ком не говорит плохо. Не все умеют так сдерживаться.
5 февраля. Неожиданно позвонил Кудряшов, сказал, что нужен мой рассказ "Тусовка", есть возможность напечататься в газете "Культура". Что маловероятно, но отнес.
Кудряшов ничего не сказал о сюжете новой повести, но стал пенять на излишнюю политизированность некоторых страниц, мол, это всем надоело, неинтересно. Я не согласен. Подозреваю, что более вероятно — наше несовпадение в политических вкусах, пристрастиях, по сути, мы антагонисты. Рашевская прочитала, и того же мнения, что и он.
1 марта. Каждый человек способен совершить благо — не дать потомство. Счастье — не быть рожденным. Сын убивает родителей. Приемыш доставляет несчастье. Всего этого можно было избежать.
"Кто из вас без греха, пусть первый бросит в неё камень! — не успел Христос договорить, как камень просвистел над его головой. Христос обернулся:
— Мама!"
Рабочий спросил Каданникова:
— Почему вы говорите, что не хотят покупать наши автомобили? Я зашел в магазин и сказал, что хочу купить девятку, а мне ответили, что есть в продаже только пятые, а другие модели завод не поставляет. Как это понять?
— Магазины не заказывают.
Ублюдочный ответ генерального директора. Скорей всего прав тот, кто сказал, что высокопоставленный чиновник завода не заинтересован в нормальной работе завода. Мутят воду, чтобы ловить свою рыбку.
6 июля. Закончил перепечатывать фантастическую повесть и отнес в литцентр. В кабинете Володи темно. Они у Рашевской пьют растворимый кофе с бальзамом Биттнера, пригласили и меня, но я стыдливо отказался, не люблю халявщиков.
Посмеялись над своим оптимизмом в начале демократии, похвастались, что сейчас даже новостей не слушают, всё надоело, демократы показали, что они ничем не лучше коммунистов. Валя, как всегда заговорила о Боге, о Библии. Я спросил:
— Ты читала Библию?
— Нет, я ее не знаю.
— Как же тогда можно говорить и рассуждать о ней? Это всё равно, как Пастернака осуждали, я не читал, но осуждаю.
— Я её всю прочитала, настольная книга у меня дома, но я не понимаю, там всё очень сложно, написано одно, а подразумевается другое. Пошел по морю яко по суху, на самом деле надо понимать всё иначе.
— В Библии 15 уровней сознания, — сказал Володя. — Может, и больше, я — так сказал. Там всё зашифровано. Нельзя воспринимать буквально. Очень мало людей, которые понимают, в мире их единицы.
Зачем же нужна такая книга, которую никто не понимает, и, где гарантия, что и эти единицы её понимают, а не притворяются, что понимают? Хотел спросить, вглядываясь в их серьёзные лица. Но увидел, что они убеждены в правоте своих слов, смысл которых абсурден, но именно этот абсурд их и устраивает.
"Мы не понимаем, но как раз это и говорит об истинности наших мыслей".
И они готовы смириться, что никогда в жизни не поймут Библию, надо только слепо верить в Бога. Мне же хотелось спросить Володю:
"Что, если там никогда не было 15 уровней? Написано без затей, как представлялось авторам? Как тогда? Всё равно, будешь верить в Бога?"
Думаю, что и на этот вопрос он ответил бы положительно, логика его не волнует. Надо верить и всё? Спорить с ними бессмысленно. Если не придерживаются логики, спорить нельзя.
Володя Кудряшов перелистал мою рукопись, выхватывая отдельные предложения. Валя упрекнула его:
— Так нельзя читать, составляется превратное мнение. Нужно с самого начала.
Он согласно кивнул и отложил, но спустя какое-то время снова начал так же выборочно читать.
- Похоже на Урсулу Ле Гуинн, сказал он.
— У нее стиль потяжелее.
— Ты читал её? — чуть удивился он.
А мне странно его удивление. Вряд ли кто больше меня читает.
Валя упомянула, что у них будут хорошие новости, но не хочет говорить, чтобы не сглазить.
Позже я об этом спросил Володю, и он ответил, что есть замысел, выпускать свою газету, но пока ничего неизвестно, как получится. Пообещал позвонить, когда прочитает. Он всегда обещает, но никогда не звонит. Да и я ничего не ожидаю. Отправил рукописи в "Волгу", на авось. На мне можно ставить крест. Пора успокаиваться и больше ничего не писать, зачем, если никто печатать не будет? Даже на посмертную славу рассчитывать не приходиться. "Всё суета сует и томление духа".
11 июля. Володя так и не позвонил, и я зашел к нему. Он печатал, попросил подождать. Я просидел 10 минут за чтением книжки стихов Ивана Стремякова, выпущенной в 92 году на свои деньги, много старых стихов. У него идея фикс, что у поэта должно быть около сотни стихов, но отличного качества, и над ними надо постоянно работать. Эскизные стихи на деревенскую тематику, таких миллионы, ничего выдающегося, средние.
Кудряшов напечатал два листка, скорость медленнее, чем у меня, хотя электрическая машинка. Минуту поговорили о моей фантастической повести. Сказал, что прочитал с интересом, но много действующих лиц, надо сократить. Я сам стараюсь поменьше действующих лиц выводить, но замечание надо учесть, кое-кого можно убрать. Через минуту его вызвала Валя, и он простился, сказав, что если появятся деньги, то выпустят альманах — обнадежил, дал лучик надежды.
18 июля. Лёня снова пропал. Не огорчаюсь, потому что раздражает эгоизмом, как тетерев токует свое, не слушая других. Дал ему сборник со своими рассказами, сказав, что срочно возвращать нет необходимости, можно и через полгода. Понадеялся, что он, как человек, тонко чувствующий, поймет скрытую иронию, но он понял буквально. Через восемь месяцев я догадался, что могу потерять книгу, если не заберу, что и сделал. Дома его не было.
Книгу вернула Наташа. Через два месяца он заявился ко мне, но ни слова не сказал о моих рассказах. Его понять можно. Считает себя умнее и способнее, но у меня уже много напечатанных рассказов, даже в сборниках, а у него один единственный в газете, и тот, так себе, сам был недовольным, однако же, отдал в печать.
Разумеется, он помнил моё неприятие говорить о книгах, которые когда-нибудь напишутся. Обычно писатели предпочитают суеверно молчать об этом, он же принадлежит к другому типу. Вероятно, понимает, если не расскажет, то никто не узнает, что он писатель. А так, хоть будут восхищаться его грандиозными замыслами и великой потенцией. Ему хочется парить в облаках, а я показываю, что надо опуститься на землю, и сделать попытку оттолкнуться, для полета наяву, а не в мечтах.
"Эсэсовец ведет ребенка в крематорий.
- Дяденька, можно я котеночка с собой возьму?
- У-у, фашист".
"Чернобыльские яблоки нарасхват, кто теще, кто свекрови".
2 февраля 1995 г. Случайно узнал из газеты, что Некрасова, бывшего вора, который приходил к Кудряшову, напечатали "Записки арестанта" под псевдонимом Подневольный. Я тогда пробежал глазами его некоторые страницы рукописи и убедился в дилетантизме и примитивизме. Но Кудряшову почему-то понравилось. Директор завода Некрасова выделил 15 миллионов, и за три месяца напечатали.
Выходит, у нас, чтобы стать писателем, нужно сесть в тюрьму, а потом написать свои впечатления?
У меня предубеждение против таких людей, как этот Некрасов, не нравятся люди, которые воруют у своих ближних, в их перековку не верится, вспомним того же Ахто Леви, снова начал воровать, уже после выпуска книги, и этот сознался, что мелькнула такая мысль. Он начал писать новую книгу "Кресты". Я убежден, что ничего путного у него больше не выйдет.
5 февраля в 21-30 пришел Лёня. Последний раз я его видел летом, и уже думал, что больше никогда не увижу. Сказал, что купил "Оку" за семь миллионов в прошлом году, стоит в гараже брата, прав пока нет. Всё пишет.
- Закончил? Почему не принес?
Смущенно улыбается и не отвечает, можно подумать, для него это неприличный вопрос, мол, такие вопросы в приличном обществе не задают. Но он же меня спрашивает, и я готов дать почитать, но он не спрашивает. Я даже упрекнул, что в прошлый раз он даже ни слова не сказал о моих рассказах.
Он изумился:
— Я же рассказывал о том мужике, который читал твои рассказы, читал всю дорогу, если бы было неинтересно, наверное, не читал.
Он полагал, что для меня это комплимент, но я-то ожидал его мнения.
— Я же сказал: читать можно.
Скупо. И на этом спасибо.
продолжение следует: http://proza.ru/2012/07/04/1037