Большая серая ворона важно прохаживалась по речному песку, воровато поглядывала по сторонам и, двигаясь от одного, привлекшего ее внимание предмета до другого, тщательно изучала каждый из них, какой-то подолгу, а какой-то быстро, лишь мгновенье. Даже когда она ковырялась с чем-то, глаза ее постоянно шарили вокруг, не останавливаясь ни на секунду. Она следила за всем, что творилось вдалеке и поблизости, примечала всякие мелочи и была очень внимательна. Хитрая птица искала себе корм на берегу большой реки, которая выносит волной на прибрежный песок всякий хлам, а среди него всегда можно было найти что-нибудь съедобное, в чем она была абсолютно непривередлива. Птенцы чаек уже давно вывелись и ловко прятались от вороны, припадая к песку в его углублениях и замирая. Яиц на широкой речной косе найти было уже невозможно, в лучшем случае от них остались лишь жалкие скорлупки, поэтому ворона искала еду возле уреза воды, подбирая редких дохлых рыбешек, выплеснутых на берег щедрой пароходной волной. Иногда ей попадался кусочек хлеба, брошенный нескупым рыбаком или случайно оброненный им в беспощадный песок. Пора обильного вороньего обжорства прошла, и сейчас она подолгу проводила время в таких вот поисках. Особого голода она, правда, не испытывала. Ведь лето и река щедры на подношения. Но потрудиться все-таки приходилось.
Петька, лежа на животе возле густого ивового куста, подпустил птицу поближе, осторожно, но сильно оттянул резину и, тщательно прицелившись, выстрелил. Тяжелая, гладко отполированная водой и песком галька пулей вылетела из рогаточной пращи и больно ударила ворону в лапу. Она встрепенулась, громко каркнула и, поднявшись на крыло, быстро полетела вдоль воды прочь.
«Вроде бы попал, а ей хоть бы что, — подумал мальчишка, глядя вдаль улетающей хищнице. — Заговоренная она что ли?»
Раздосадованный неудачей, он поднялся и погрозил своим маленьким кулачком в сторону улетевшей вороны.
Днем раньше Петька рыбачил на берегу реки. Пришел он рано, когда солнце только еще поднималось над горизонтом, трава глубоко утопала в обилии утренней росы, а в лугах еще продолжали свои ночные концерты соловьи и не смолкали трескучие голоса коростелей. День обещал быть солнечным и жарким, было тихо и тепло, река спокойно несла свои воды по руслу, облизывая береговой песок мирной ласковой волной. Петька хорошо выспался, был бодр и весел, на рыбалку бежал, то что-то насвистывая, то мурлыкая незатейливый мотивчик.
На берегу, он скоренько распустил свой любимый подпуск – длинный, в несколько десятков метров отрезок лески с несколькими крючками и большим свинцовым грузилом на конце, насадил червяков и забросил снасть в воду. Сам процесс рыбалки был примитивным. Бросай грузило с крючками и леской как можно дальше, жди, когда это все сядет на дно, и тащи. Жадная и голодная чехонь хватала наживку на ходу и садилась на крючок. При этом она трепыхалась, отчего по леске на пальцы рыбака передавалась мелкая дрожь, и он хорошо чувствовал, что рыба уже добыта. Славно ощущать себя счастливым, вытаскивая на берег две-три, а то и пяток длинных, отдающих по мелкой чешуе синевой рыбин, и снимать их с крючка. Поправишь червяка, с размаха забросишь груз, и пока он спускается на речное дно, убираешь рыбу в ивовый садок, предварительно вкопанный в сырой песок.
Так по накатанному и рыбачил Петька поутру. Рекой плыли баржи, катера, самоходки. Они натружено шумели дизелями, сверкали ослепительными вспышками боковых фонарей, согласуя свой маршрут со встречными судами, иногда гудели или завывали сиреной. Часто по фарватеру стрелой проносились «Ракеты» и «Метеоры», которые Петька очень любил и мечтал, что, когда он вырастет, то обязательно пойдет работать на такой вот скоростной теплоход, чтобы как птица лететь над водой, осматривать берега и дразнить языком остающихся на берегу далеко позади рыболовов.
Рыбалка удачно шла своим ходом. Петька вовсю старался, даже торопился, чтобы к вечеру садок наполнился до отказа. После работы на косу должен был прийти его отец, и тогда Петька заберет рыбу и унесет домой, чтобы мать тут же ее засолила. Сам он должен был еще накопать червяков на следующий день, и только тогда уже можно будет отдохнуть, побегать и поиграть с соседскими ребятишками. Таково было расписание почти на каждый день, пока, как говорили, «шла» чехонь, то есть, когда она активно клевала. Ловили ее много, солили, вялили и делали запасы, чуть ли не на всю зиму, а то и до следующего сезона.
Время подбиралось уже к полудню, на небе не было видно ни единого облачка, и солнце палило так, что обжигало и без того уже неоднократно сожженные и облезшие худенькие плечи мальчика. Петька азартно рыбачил, часто после забросов окунался в прохладную речную воду, вовсе не для баловства или игрушек, а просто охладиться, и вновь брался за снасть. Рыба клевала жадно, почти без перерыва, и садок быстро наполнялся. Вскоре где-то далеко-далеко, как показалось Петьке, в верховьях реки послышался еле улавливаемый ухом громовой раскат.
«Неужели гроза где-то уродилась?» — наивно подумал мальчик и, продолжая увлеченно рыбачить, стал внимательно прислушиваться. Нет! Он не боялся грозы, ему часто приходилось попадать под ее влияние, и кроме измоченной одежды, ничего особо неприятного от этого природного явления он не испытывал. Даже, наоборот. Ему как-то по особому нравилось наблюдать за неистово беснующейся непогодой с молниями, ревущим громом, сильным ветром, ломающим сучья деревьев и срываемых с них листьев. За его коротенькую жизнь, Петька уже дважды видел, как бьет молния в высокие деревья, расщепляя их и сбрасывая на землю огромные куски толстой грубой коры. Это удивляло и одновременно восхищало мальчика тем, что ему открывались великие силы природы. Но вот грозу в то время, когда он находился на речной косе, Петька не любил. Место открытое, ветер поднимал тучи песка, который забивался везде – в одежду, в нос, рот, глаза. Молнии с треском вонзались в берег, казалось, совсем рядом и почти мгновенно начинал глушить резкий гром.
Немного спустя, гром повторился и уже значительно четче и ворчливее. Петька облизал указательный палец правой руки и высоко поднял его над головой. Так он всегда проверял в тихую погоду, откуда же все-таки веет движение воздуха, на него или в другую сторону. Еле заметное охлаждение показывало, что гремит в наветренной стороне, так что грозу, видимо, скоро надо ожидать. Конечно, можно было бы смотать снасти и по быстрому слинять с косы домой, но уж очень активно клевала рыба, и бросать рыбалку Петьке совсем не хотелось. И он продолжал рыбачить.
Грозовую тучу долго ждать не пришлось. Она вскоре безобразной кляксой вылезла из-за высокой горы противоположного всхолмленного берега и сначала засинела, а потом стала наливаться фиолетово-черным цветом. По всему было видно, что гроза идет не шуточная. Молнии ломаными огненными линиями рвали на части потемневшее небо, злым псом рявкал на всю округу одуревший гром.
Там, где сейчас находился Петька, стояла мертвая тишина, не чувствовалось ни малейшего веяния ветерка. Вcе в природе насторожилось и как будто ожидало со страхом чего-то жуткого, непредвиденного, несущего беду и непоправимое. Куда-то подевались все птицы. Даже чайки, которых всегда здесь было великое множество, исчезли неизвестно куда, как будто их на косе никогда и не было.
Пока туча приближалась, Петька все еще продолжал рыбачить. Рыба как будто не чувствовала скорую непогоду и продолжала клевать, может даже активнее, чем раньше. Но когда гроза совсем подошла близко, рыбак забросил подпуск подальше, прочно укрепил его в берег и бегом побежал вглубь косы к большому кусту разросшегося краснотала. Спрятаться в нем от дождя было невозможно, но от ветра он хоть чуть-чуть, но защищал. Там Петька руками выкопал в песке довольно глубокую яму, сбросил с себя всю одежду, сложил аккуратно на ее дно и закопал вровень с поверхностью. Он всегда так делал, когда попадал в дождь на косе. Даже сильный ливень не пробивал такую защиту до конца, верхний слой песка быстро впитывал в себя небесную влагу, а нижние слои вместе со схороненной одеждой оставались сухими.
Сидя на корточках возле куста, Петька ждал. Сильный порыв ветра резко погнул длинные ветки краснотала, и почти сразу же начали падать крупные капли дождя. Рыбачек сжался, подставив ливню спину, а тот все набирал и набирал силу. Скоро уже сплошной поток дождевой воды стеной низвергался на землю, сопровождаемый ослепительными вспышками молний и резкими, почти оглушительными ударами грома. Петька не прятал лица, а во все глаза глядел на буйство природного катаклизма, молнии в непосредственной близости завораживали его. Дважды за всю эту грозу он отчетливо видел, как совсем недалеко от него огненные струи электрических разрядов ударялись о поверхность земли и уходили в песок.
«Да! — думал Петька. — А вот ежели прямо в меня попадет? Наверное, только кучка пепла останется».
Минут через двадцать гроза отбушевала, дождик измельчал и сеял теперь, как в осеннее ненастье, ветер стих и на берегу возрождалось прежнее спокойствие. Хоть и теплым был дождь, но Петька все равно изрядно продрог и продолжал сидеть, стуча зубами, пока не кончилось веяние капели от пролетевшей грозы. Вскоре тучи разгородили путь солнечным лучам, и капли, цепляющиеся за узкие листья тальника, зажглись всеми цветами радуги.
Рыбак откопал свою одежонку, которая, как и следовало ожидать, совсем не промокла, тщательно вытряс ее от речного песка, оделся и вприпрыжку побежал проверять подпуск. Начав выбирать лесу, Петька сразу почувствовал, что снасть выходит как-то слишком тяжело.
«Наверное, на каждом крючке по рыбине сидит» — подумал он, но вскоре до рук стали доходить тяжелые удары, характерные для крупной рыбы и совсем непохожие на те трепещущие, которые издает примитивная чехонька. И Петька понял, что тащит что-то более существенное. Ему вспомнилось, что опытный в рыбалке отец как-то говорил, что в грозу часто ловится большая рыба, которую в обычную, хоть солнечную, хоть в пасмурную погоду поймать трудно. И Петька начал вываживать добычу медленно и осторожно. Перед берегом подпуск приподнялся к поверхности воды, и стало видно, как почти на каждом крючке серебром сверкает рвущаяся в стороны чехонь, а на самом конце снасти, почти у самого грузила тащится что-то крупное. Но что – сразу было не разобрать.
Петька не стал испытывать судьбу, а крепче зажав леску в руке, чуть ли не бегом стал уходить от берега, вытаскивая весь улов на песок без остановок, боясь, что крупный экземпляр сорвется с крючка и уплывет. Сначала он подумал, что там щука или судак, соблазнившиеся на попавшуюся скромную чехоньку, но когда рыба появилась на суше, Петька увидел, что это огромный язь, заклевавший на обыкновенного дождевого червяка.
Петькиной радости не было предела. Такую крупную рыбину ему вылавливать еще не приходилось. Вот похвальбы-то среди пацанов будет.
Недалеко от уреза реки он выкопал солидных размеров ямку, которая сразу же наполнилась водой. Получилось что-то вроде небольшого бассейна, куда Петька и запустил только что пойманного язя. Ему хотелось сохранить его живым к приходу отца и похвалиться.
Дальше рыбалка пошла своим чередом. По-прежнему активно клевала чехонь, ярко и горячо палило высоко забравшееся в зенит солнце, высохли на кустах недавние дождевые капли, откуда-то вновь возникли и истошно орали сверкающие в свете дня своей белизной многочисленные чайки.
Петька часто подбегал к бассейну и разглядывал красивого толстоспинного язя, потом ему это надоело, и он полностью отдался ловле чехони. Активный клев захватывал, развивал азарт и занимал все внимание рыбака. Как робот, он почти машинально выполнял необходимые операции со снастью, совершенно не чувствуя, что твориться у него за спиной. А хотя бы раз оглянуться надо было, и когда он, наконец, это сделал, его обуял великий ужас.
Ворона долго кружила по песку недалеко от рыбачившего мальчика и воровато оглядывалась по сторонам. Медленно, но целеустремленно она приближалась к нему, на мгновенье останавливалась и снова своими размашистыми шажками продвигалась к своей цели. Вскоре она оказалась возле лужи, которую соорудил Петька и в которой плавал пойманный язь. Рыбина, наверное, весила больше самой вороны, но у той хватило силы достать ее и протащить по песку метров десять-двенадцать, чтобы в большей безопасности полакомиться свежатиной. Проходивший мимо по фарватеру буксир шумом своих двигателей приглушил все шорохи, создаваемые на косе, так что у воровки все получилось удачно. Остановившись возле куста того краснотала, где еще совсем недавно под дождем сидел Петька, птица принялась расклевывать добычу мальчика, начав свою трапезу с головы.
Петька, однако, скоро вспомнил про язя и решил посмотреть, не слишком ли прогрелась вода в бассейне. Рыба могла в теплой воде быстро погибнуть, а ему хотелось уберечь ее живой до отца. Он затрясся от неожиданности, увидев, что язя на его месте нет, и еще сильнее от злости, когда заметил ворону, нагло расправляющуюся с его самой впечатляющей добычей. Петька бросился к кусту. Ворона каркнула, нехотя подпрыгнула и полетела в сторону мелено, будто ничего не опасаясь. От язя осталось меньше половины, и те остатки были исклеваны крепким вороньим клювом, разорваны и вывалены в песке. Слезы из глаз мальчика полились градом, его громкие рыдания глушил двигатель все того же буксира, а отчаяние мешало сделать хотя бы шаг от места, где лежали жалкие останки некогда сверкающие своей красотой рыбины.
Петька и сам не заметил, сколько он просидел на песке, рыдая и плача, но все-таки собрался с силами, встал и продолжал рыбалку. Он с нетерпением ждал отца, чтобы пожаловаться ему, рассказать о случившемся. Часов у мальчика не было. Во времени он ориентировался по солнцу, да по пассажирским теплоходам, расписание которых по большому счету он все-таки знал.
Солнце начало скатываться к горизонту, установилась предвечерняя тишина, изредка нарушаемая гудками пароходов, лаем собак в далекой деревне и слабыми хлопками пастушьих кнутов на луговине, скрытой от берега широкой полосой густого ивняка. Петька рыбачил, но горечь от случившегося с язем не давала ему покоя. Отчаяние, едва приглушенное усилиями воли, всплывало вновь, слезы подступали близко и начинали застить зрение.
«Убью гадину! — не унималась мысль в мальчишеской голове. — Я ей покажу, как чужой улов воровать».
Сначала ему помечталось сделать хороший тугой лук, а стрелу оковать в наконечнике жестью от консервной банки. Они с пацанами мастерили луки с такими стрелами и соревновались, доказывая свои лучшими. Но потом он от этой затеи отказался, посчитав, что лук не дает столь меткого выстрела, чтобы быть уверенным, что попадешь в цель. И он решил соорудить себе более разбойничье, но и более надежное оружие – рогатку. Рогулю он срежет сегодня же в ивняке, резина от старой велосипедной камеры у него есть, кусочек кожи на пращу он вырежет из старого ботинка, которых в обилии валялось на чердаке дома, а боеприпасов, то есть гладкой отполированной гальки на речном берегу за век не расстрелять. Пользовался рогаткой Петька умело, пожалуй, лучше всех в улице, так что успех, казалось, был обеспечен.
Чуть позже пришел сменить его отец. Он сразу заметил расстроенный вид сына и поинтересовался, что у него стряслось. Петька долго крепился, на щеках его совсем как у взрослого от напряжения заходили желваки, но предательские слезы быстро подошли к глазам ручьями полились сами собой. Петька все рассказал отцу, а тот вдруг просто рассмеялся.
— Велик ли язь-то был? — спросил он.
Петька молча показал ребром ладони правой руки место чуть ниже плеча на левой. Тут он приврал в размерах, как и подобает заядлому рыбаку, но немного.
— Ну, такой грамм на восемьсот тянул, — оценил отец. — Только вот что же ты так переживаешь? Есть еще гораздо крупнее рыба. А какие твои годы? Еще не одну поймаешь. И еще не одну воронам скормишь. Так уж устроено в природе, всем есть хочется. Ты бы лучше порадовался, что накормил голодную птицу.
— Убью гадину! — не унимался и цедил сквозь зубы Петька. — Вот выслежу и убью из рогатки.
— Да, как же ты ее узнаешь? Ведь вороны все одинаковые. Убьешь, а она окажется другой, не виноватой.
— Я ее из сотни узнаю. У нее на крыле белое пятнышко было. И еще. Для меня теперь все вороны виноватые. Я их всегда убивать буду.
— Ну и зря! — закончил разговор отец. — Любую живность жалеть надо. Даже вот эту чехонь, хоть рыба она и сорная, и много ее.
Петька достал садок, перемыл от песка всю рыбу в речной воде и отправился домой. Он пересек широкую косу, зашел в ивняковые заросли и скоро отыскал в кустах идеально разросшуюся рогатину, которая как нельзя лучше подходила к будущему оружию. Перочинным ножом он срезал заготовку и теперь, уже не останавливаясь, двинул в деревню. Там он отдал матери рыбу, накопал червяков, но вопреки обычному порядку не побежал играть со сверстниками, а весь вечер до самой темноты занимался изготовлением рогатки. Надо сказать, что мастерить он умел, делал все всегда аккуратно и не любил халтуры. Рогатка получилась славная, изящная и очень удобна в прицеливании.
Перед тем, как выследить ворону, он утром на берегу долго пристреливал свое оружие по консервным банкам и остался им очень доволен. Однако первая засада на ворону оказалась неудачной и раздосадованный Петька пошел ловить чехонь. Занимаясь этим, он в глубине души мечтал снова выловить крупного язя и даже желал, чтобы на косу вновь накатила сильная гроза. Между тем, мальчик постоянно отслеживал все, что происходило в некотором отдалении от него. Песчаная береговая коса была длинной с редкими отдельными кустами краснотала, а в самом ее конце ивняк был густым и подходил к самой воде. Вот там и заметил своим зорким взглядом Петька серую ворону.
«Так вот ты где, гадина! — подумал он и засобирался. Крепко укрепив подпуск в берег, мальчик собрал несколько идеально ровных голышиков гальки, сунул в карман рогатку и двинулся в ту сторону, не сводя глаз с черной точки возле уреза воды и кромки ивняка. Петька прихватил с собой пару чехоней, чтобы, бросив их на берег, попытаться соблазнить хитрую вороватую птицу.
Заметив подходящего человека, ворона остановилась и долго смотрела на него, не шевелясь. Потом она развернулась и пошла, а точнее заковыляла пешком вдоль берега, то и дело оглядываясь назад. Птица хромала на одну ногу.
«Ага, значит это она и есть. Это же я ей ляжку-то отстегнул. У-у, вражина!» — бормотал про себя Петька.
Вскоре ворона взлетела и, похоже, опустилась за ивняковой грядой не так уж далеко. Ей явно не хотелось покидать это место. Петька бросил на берег чехоней, а сам юркнул в кустарник и залег там, спрятавшись в зелени спутанных ветвей и листьев.
Ждал он недолго. Ворона скоро вернулась, но только уже облетев ивняк стороной над руслом реки. Она спланировала, опустилась на песок как-то коряво и долго осматривалась. Петька лежал, не шевелясь, боясь дышать и страшась стука собственного сердца. Птица повертела головой и, успокоившись, захромала к первой, подброшенной для нее рыбине. Она двигалась как-то боком, причем поворачивалась то одним, то другим. С одной стороны на крыле у нее светилось небольшое белое пятнышко. После этого сомнения мальчика в возможной ошибке уже окончательно развеялись. Перед ним стояла его ненавистная воровка, принесшая ему вчера такое большое огорчение. Он начал целиться. Свободные «окна» между ветвей ивняка были маловаты, но возможность удачного выстрела была. Галька даже свистнула, когда была выпущена из рогатки, в мгновенье пересекла расстояние до вороны и с характерным звуком ударила ее прямо в то белое пятнышко на крыле. Птица каркнула, попыталась взлететь, но не смогла. Она усиленно колотила в землю одним крылом, тогда как второе беспомощно свисало и волочилось по песку. Оно было перебито. Теперь ворона была уже не только обезножена, но и обескрылена. В своей немощности она стала биться на одном месте, все еще делая попытки взлететь, но у нее ничего не получалось.
Обрадованный Петька вышел из кустов в полный рост, заложил в рогатку новый камушек и стал приближаться к хищнице. Та, увидев мальчика, повернулась к нему и зло выставила вперед свой острый клюв. Черные, слегка мутноватые глаза совсем не просили жалости, а извергали ненависть и угрозу. Под этим взглядом Петька стушевался, как-то непонятно оробел и отпустил уже туго натянутую резину рогатки. Зачем ему нужно было стрелять? Он мог бы запросто расправиться с раненной воровкой самой простой палкой. Но с ним вдруг что-то произошло. Еще несколько минут тому назад, возбужденный жаждой отмщения, рыбак готов был чуть ли не упор тяжелой галькой размозжить вороне голову. Причем сделать это с удовольствием, даже с наслаждением. Сейчас же он стоял перед ней, полной далеко не птичьего самообладания, опустивши свое оружие. И маленький гладкий камушек уже вывалился из кожаной пращи и, совсем неопасный, лежал на желто-белом песке речной косы. Петька сунул рогатку в карман, а когда подошел вплотную к воде, достал и, размахнувшись, забросил далеко в реку. Течение быстро подхватило ее и понесло вниз по руслу, как всякий другой речной хлам.
Позже Петька долго думал, сумела ли выжить раненная ворона. По крайней мере, на реке до конца лета он ее не видел. Но когда пришла глубокая осень, и они с отцом по перволедью сидели и рыбачили на мормышку, возле недалеких брошенных кем-то лунок он заметил группу ворон. И одна из них была с белым пятнышком на крыле. Для убедительности мальчик встал, подошел поближе к стайке и взмахнул рукой. Птицы все, как одна поднялись и улетели.
«Ишь ты, какая живучая! — подумал он. — Ну, ладно. Значит, будем квиты. Живи дальше».