Намигур уехал в карете на базар за продуктами, и поэтому мы с Релемиллом пошли ко мне домой пешком. Там я предложил ему вымыться, и поделился своей одеждой, так как мы оказались практически одного размера. В конце концов нужно будет попросить Лата сшить ему новую сутану.
За ужином Релемилл хотел знать, со всеми ли осужденными я обращаюсь так хорошо. Я дал ему излиться на тему того, как он не верит, что свободен, и какие мы, Гидеалисы, хитрые змеи. Тут я с готовностью согласился.
- Но все это не важно, Домиарн, потому что при обыске они забрали мои рукописи. Все. Все мои проповеди... Не то, чтобы за последние восемь лет я не написал много других... Кстати, нужно будет забрать их из тюрьмы – они лежат под кроватью... Но те рукописи, они были мне очень дороги. Все потеряно. Откуда я мог знать, что на меня кто-то точил зуб, Боже мой, я ведь просто выполнял свою работу!
Я подошел, и положил перед ним стопку пожелтевшей бумаги.
- Вот ваши проповеди.
Священник поднял на меня свои глаза, серьезные и внимательные, в то время как его рука потянулась к стопке бумаг, и коснулась ее легко, почти невесомо, нервно и недоверчиво.
- Как это возможно?!
- Я же колдун. «Чернокнижник», помните?
В дверь постучали.
Натакруна побежала открывать, и поклонилась кому-то вошедшему. Вошедший кинул ей плащ чуть ли не в лицо, сделал несколько шагов вперед, и замер при виде сидевшего за столом Релемилла.
- Добрый вечер, господин Гидеалис. – Спокойно отреагировал священник.
- Час от часу не легче!!! – Папаша подскочил к нам, резко и тяжело, как цирковой медведь, которого внезапно ударили сзади палкой. - Кто вас выпустил?! – Взвизгнул он на такой высокой ноте, что я побоялся за бокалы в шкафу на кухне.
- Нет, вопрос не в этом, а в том, кто его посадил?! – Я сурово взглянул на Мевилда.
- Я спас ему жизнь! Таонур собирался заткнуть его совершенно по-другому!
- Ты уже два года как на месте Таонура!
- Ты никогда не понимал политики, потому что ты щенок тупой, а еще обижаешься, что над тобой смеются. Ты думаешь, что ты такой благородный, что ты кому-то помогаешь, а на самом деле...
- Господа, - примирительно сказал Релемилл, - давайте не будем ссориться. Кстати, знаете, когда труднее всего быть благородным? Не во время тягот и испытаний, и не во время войны. Благородным быть труднее всего, когда у тебя все есть, и никто тебя ни о чем не просит.
Отец метнул на Релемилла испепеляющий взгляд.
- Вы, дорогой мой, нищета перекатная, и навсегда ею останетесь, поэтому я просто не представляю, что вы можете знать о благородстве.
- Я нищета, – Релемилл с готовностью кивнул, и по его лицу пробежала совершенно очаровательная улыбка, - но я всегда помогал бедным.
Мевилд раздраженно махнул рукой вместо ответа. А я залюбовался улыбкой моего гостя, забыв обо всем, и поэтому следующий искрометный диалог застал меня совершенно врасплох.
- Кстати, господин Гидеалис, а вы помогаете бедным?
- Я помогаю своим.
- Нет никаких «своих». Представляете, что было бы, если бы Бог делил всех людей на «своих» и «чужих», и вы, не сделав ничего плохого, вдруг оказались бы у него в «чужих»?
- Я не Бог.
- А почему бы и нет. Я уверен, что он не отказался бы, если бы мы помогли ему хоть с какой-то частью его ноши.
- Так, с меня хватит! – Гидеалис-старший резко поднялся. - А ты, - и он ткнул в меня пальцем - совершенно сошел с ума, и собираешь вокруг себя умалишенных! - С этим он развернулся, и умчался, стуча каблуками по каменному полу, забыв о своем плаще.
Этот стук все еще отдавался у меня в ушах, когда Натакруна выбежала на звук хлопнувшей двери, потерянно остановившись с плащом Мевилда в руках. Я взял у нее плащ, и велел постелить Релемиллу в одной из зал на галерее.
Однако, узнав, что у меня есть библиотека, неутомимый священник захотел идти именно туда. Я дал ему свечей, и повел по подземным коридорам.
- Теперь вы понимаете, почему вас посадили за воровство? – Спросил я, отворяя дверь в залу, которую когда-то превратил в библиотеку.
- Нет, Домиарн, с этим обвинением мне было труднее всего смириться. Оно жгло меня все эти годы.
- И очень зря. Обвинение правильное. Неужели вы не понимаете, что своими проповедями вы украли у них покой? За это в наши дни не сажают, а вешают. Мой отец прав – он действительно спас вам жизнь.