Ранним утром Лукерья услышала непонятный слабый шум, доносившийся со степи. Прислушалась. Шум нарастал, послышались глухие удары.
— Клава, проснись... — разбудила она дочь. — Кажись, орудия бьют.
— Ага... слышу... — села в постели Клавдия.
— Я думаю, ежели взрывы к нам идут, стало быть, наши наступают...
— Стало быть, погонят немца...
— А ежели он через наш хутор отступать будет? Надо Настёну упредить...
— А Настёна чем поможет?
— Буди всех. Колю пошлем к Настёне, пущай она с девками к нам идёт. Ежели чё, в леваду уходить будем, в землянку.
Гул боя накатывался, в небе появились самолёты. Теперь уже трудно было определить, откуда слышится канонада. Она словно обтекала хутор с обеих сторон. Временами дрожали оконные стёкла, и Лукерья с Настёной время от времени выходили на крыльцо, прислушивались, оглядывая окрестности.
Прибежал со двора Коля и взволнованно стал рассказывать:
— Вода в речке мутная, рыба оглушённая плывёт, ветки, камыш... Стало быть, выше, на речке, бой идёт... А там где итальянцы укрепления строили, самолёты летают. И так бабахает! Это Борис нашему Степану рассказал про их укрепления! — радостно предположил мальчишка. — Степан на итальянцев бомбы кидает!
Лукерья с Настёной переглянулись:
— Наши наступают!
— Но ежели у итальянцев такие укрытия... Не просто их погнать с нашей земли... Теперь озвереют они...
— Куды бежать? Кругом война.
Глядя на матерей, притихли дети, жались друг к дружке, боясь выйти во двор.
— Будем тут ждать. Что Господь даст...— решила Лукерья. — Вот и дождались мы перемен... Господи, хоть бы наши солдаты осилили немца...
А в это время в третий раз пехота поднялась в атаку и опять откатилась назад под шквальным огнём противника. Населённый пункт в десяток дворов был неприступен.
Расположился он на небольшой высотке. На подступах к ней — ровная степь, без единой балки, оврага или бугорка, где можно было бы укрыться.
Пехота отступила. Лейтенант Кравцов из неглубокого, только что вырытого, но просторного окопа, облокотясь на сырую землю, внимательно рассматривал в бинокль населённый пункт. Пытался определить огневые точки противника. Прямо у его ног сидел на земле радист и негромко, монотонно, но настойчиво повторял:
— Дубрава... Дубрава... Я Клён... Дубрава... Я Клён... Как слышите... Приём...
Дубрава... Дубрава... Я Клён...
Лейтенант оторвался от бинокля:
— Связь... Нужна связь... Ну что у тебя, Зелёнцов?
— Связи нет, товарищ лейтенант... Пока нет...
— Вызывай снова. Вызывай... пока не ответят...
Радист и сам понимал сложность задачи. Склонившись над рацией, повторял снова и снова:
— Дубрава... Дубрава... Я Клён...
Лейтенант опять приник к биноклю. Метрах в двухстах от его окопа лежали в траве трое солдат, настигнутые вражескими пулями. Они не подавали признаков жизни. Несколько раз солдаты Кравцова пытались забрать тела убитых, но противник поливал степь огнём, и пришлось на время отказаться от этой затеи. Но вот лейтенанту показалось, что один из лежавших в поле зашевелился и приподнял голову. В ту же секунду с вражеской стороны просвистели пули, и солдат вжался в землю, замер.
— Сволочи! — процедил сквозь стиснутые зубы Кравцов. — Головы поднять не дают... Всю местность простреливают... Тут и зайцу не проскочить...
Но солдат в траве зашевелился опять и, не поднимая головы, стал медленно отползать. Из соседнего окопа вынырнул солдат с санитарной сумкой через плечо и быстро, в несколько прыжков, преодолел расстояние, плюхнулся рядом с раненым. Неприятель на эту дерзость огрызнулся короткой автоматной очередью, но пули скосили высокий куст травы, не долетев до цели.
«Это Аникей. Опять под пули прёт, — мысленно обругал его лейтенант. — Сколько раз говорил ему: «Не лезь на рожон!» — Не понимает. Не может усидеть, если видит раненого... Опять, дурак, полез...»
Аникей, лёжа рядом с раненым, быстро его перевязывал, время от времени поворачивая голову в сторону окопов, словно выверяя расстояние. Осмотревшись, стал медленно отползать, таща за собой раненого солдата.
Кравцов весь напрягся от волнения, в ногах почувствовалась нервная дрожь, но со стороны высотки огонь не открывали.
«Берегут патроны... — подумал лейтенант. — Жаль будет, если Аникей погибнет. Цены ему нет. Скольких бойцов из-под пуль вынес... С виду неповоротливый, но откуда в нём прыть берется... Катается по полю как колобок».
Аникей на какое-то мгновение замер, собираясь с духом и примеряясь к расстоянию. Рывком вскочил, подхватив раненого, и быстрыми перебежками, то падая и вжимаясь в землю, то вскакивая снова, достиг своего окопа, и из него протянулись руки, принимая раненого. Миномётный огонь заставил всех нырнуть в укрытие.
— Успел... — облегчённо выдохнул Кравцов, приседая и прикрывая голову руками.
— Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! — сверкнули радостью глаза Зелёнцова. — Есть связь!
В наушниках долго что-то щёлкало и булькало, и вот сквозь треск послышался голос полковника:
— Что у вас там? Доложите обстановку...
— Высотка сильно укреплена, товарищ полковник, бьют миномёты, артиллерия. В лоб нам её не взять... Окопались, ждем приказа, — коротко отчеканил Кравцов.
— Потери есть?
— Убитых пятеро. Раненых восемь. Наши позиции накрывают миномётным огнём. Без помощи артиллерии нам высотку не взять...
На другом конце провода молчали, и лейтенант встревоженно вслушивался в хрипение наушников.
— Огневые точки противника засекли? Координаты дать можете? — после паузы, видно что-то обдумывая, снова заговорил полковник.
— Так точно! Два миномёта бьют с ветряной мельницы, один — с крыши большого дома под красной жестью... А левее, в садочке, укрыты лёгкие пушки...
— Артиллерию ждать не будем. Времени у нас нет... Высотку взять надо, — после нескольких секунд молчания, твёрдо, с суровой нотой в голосе заговорил полковник. — Пришлю тебе ястребков... Ждите. К вечеру высоту приказываю взять!
— Так точно! — обрадовался помощи лейтенант. — Есть к вечеру взять высоту!
— Выполняйте...
В наушниках снова зашипело, и связь оборвалась.
— Зелёнцов! Передай команду: — Окопаться и ждать авиацию. После бомбёжки с воздуха по моему сигналу — в атаку!
— Есть передать команду! — радист скрылся в соседнем окопе.
«Окопаться, ждать авиацию!..» — быстрой волной покатился приказ по позиции.
Самолёты вынырнули неожиданно из белых облаков с востока заходили на бомбёжку. Их ровный гул вселял в лейтенанта Кравцова уверенность. Он видел, как первые сброшенные бомбы вдребезги разнесли ветряную мельницу.
— Молодцы! Ювелирная работа! Теперь мы им покажем... Возьмём высотку, обязательно возьмём! — потирал руки, наблюдая, как самолёты пошли на разворот, готовясь ко второму заходу.
«Надо точно вычислить момент, когда подняться в атаку, подгадать так, чтобы и фрицы не успели опомниться, и нам под свои же бомбы не попасть» — лейтенант рассматривал в бинокль позиции противника, где взметалась земля от взрывов, горел дом под красной жестью. Но вот его бинокль выхватил самолёт с фашистской свастикой. Сердце учащённо забилось, испарина покрыла лоб.