Сказки для Евгении
Ч.2. Гл.4
Сон печальный, гроб хрустальный…
- Все так серьезно?
- Все очень серьезно! Теперь ты понимаешь, что натворил? – Незнакомец глядел на Ингвальда с укоризной.
- …что мы натворили, Профессор… - Ингвальд улыбнулся.
- И чему ты рад? – не разделил его оптимизма Незнакомец.
- И, действительно, чему я рад? – улыбка молодого человека слегка поблекла, а потом… вновь расцвела в пол лица, - а хотя бы тому, что я вновь дышу воздухом этого благословенного мира - Земля-7!
- «Благословенного мира»? – Незнакомец задумался и бросил взгляд вниз на землю.
С высоты пятого этажа Город и его центральная – Пушкинская улица не производили особенно благословенного впечатления на представителя другого мира. Перемещение из сердца Америки – Нью-Йорка в маленький провинциальный городок на другом континенте не составило для наших героев большого труда. Но и в пункте прибытия слова Ингвальда прозвучали бы не менее парадоксально. И потому Незнакомец посмотрел на своего молодого друга с удивлением. С чего бы взяться этой радости?
Уже полчаса как из ведра лил дождь, настойчиво отбивая дробь по металлической поверхности крыши здания постройки 50-х годов ХХ века по местному летоисчислению, каких много еще сохранилось в Городе. И Незнакомец с Ингвальдом спрятались от ливня в витиеватой беседке с белыми колоннами, нелепо прилепившейся к краю крыши. Почти так же, как два года назад, в один из августовских денечков, когда по Пушкинской улице прогуливался призрак франкской принцессы Анны.
- Известно, что с Дмитрием? – серьезно спросил Незнакомец своего студента.
- Все то же, - Ингвальд мгновенно помрачнел. – Мир Воинов Странникам по-прежнему недоступен...
- …А дамы-воительницы хранят молчание, - закончил Незнакомец, тяжело вздохнув.
Выражение озабоченности и огорчения, так не шедшие Незнакомцу, теперь не покидали его.
- Чему же ты радуешься? Не понимаю. Может, посвятишь меня в свои тайны? Как объяснишь членам Совета эту безумную выходку? Твоя щедрость меня убивает…
Ингвальд молчал.
- Не слишком ли ты смел и дерзок, мой мальчик? – продолжал расспрашивать Незнакомец.
- Как раз наоборот. Я просто послушен, Профессор. …Я послушный сын.
- Вот как? – теперь Незнакомец был озадачен не на шутку. – И что же привело тебя, как ты выражаешься, в «благословенный мир» Земли-7 на этот раз? В курсе ли сообщество о твоем «выходе»?
- А о вашем «выходе», Профессор, Совет Странников в курсе? – не секунды не медля, парировал Ингвальд. - У меня, как и у вас, Учитель, каникулы. В настоящий момент я совершенно свободен и не обязан ни перед кем отчитываться.
Ингвальд вновь улыбнулся:
– Кстати, не ожидал вас здесь застать.
- Только не говори мне, что этот мир для нас двоих тесен…
«Допустим, не для нас двоих…», - заметил про себя юноша, а вслух, загадочно улыбнувшись, сказал:
- Представьте, Профессор, я здесь, чтобы продолжить свое образование.
- ?!
- Да-да, а почему нет? На историческом факультете Городского университета, к примеру…
В этот вечер дождь стучал и в Женькино окно. Кто знает, почему чувство одиночества одолевает сильнее в дождливый осенний вечер, чем в погожий летний денек? Закутавшись в плед, девушка лежала на диване в своей комнате и с тоской смотрела в заплаканное окно. За последнюю неделю Женя уже привыкла к таким одиноким вечерам, но почему-то уныние завладело всем ее существом так безраздельно только сегодня. Под аккомпанемент дождя не читались ни книги, ни конспекты. Скрасить чувство одиночества не смогли ни ноутбук, ни звонки и эсэмески Трофима. Любимое занятие полуночничать - читать, бродить в паутине Интернета, пересматривать любимые фильмы или зависать на социальных сайтах часов до трех-четырех утра - не принесло удовольствия.
Все! Спать! Завтра в универ! На первой паре – первый серьезный семинар в этом семестре – по истории древнего мира, к которому Женя и вся студенческая группа 212 (ну, или хотя бы малая часть группы) готовились всю неделю.
Глаза закрылись, и ночь вступила в свои права. Дождь и сквозь сон напоминал о себе, ветер рвался в окно, стучал, молил, как усталый, промокший до нитки, продрогший путник.
- …Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе…
Жене снилась старая книжка сказок в голубой обложке. Что-то до боли знакомое, родное, из детства…
- …Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Ну, здравствуйте, Александр Сергеевич! То есть, нет, не здравствуйте, доброй ночи!
- …Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Кому пришло в голову в три часа ночи в полный голос декламировать классика? Точно не Евгении!
- …Я жених ее! - Эти последние слова прозвучали над ее изголовьем так явственно, а голос был так громок и настолько хорошо знаком, что Женька немедленно очнулась и открыла глаза.
- …Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора… - отвечал меж тем кому-то второй, но не менее знакомый голос.
«Телевизор!» - решила девушка, отбросила в сторону мягкий плед, остатки сна и решительно направилась в комнату, служившую гостиной. Но теперь неясный, непонятный шум доносился не из большой комнаты, а из коридора. В полной темноте она вдруг обнаружила слабые нити света, исходившие …от большого зеркала в стенном шкафу-купе. «Странно, - подумала Женя, - как он может отражать лунный свет, ведь дверь в кухню закрыта?»
Неясный источник света неожиданно погас, оставив девушку в полной темноте. Но чернота объяла ее только на секунду. Когда зеркало непонятным образом вновь засветилось, из его водянисто-слюдяного нутра зазвучал пронзительный, высокий женский голос:
- Свет мой зеркальце! Скажи,
Да всю правду доложи…
От неожиданности Женя вздрогнула и застыла на месте. В правой руке девушки неизвестно откуда взялся подсвечник, и неверное пламя свечи отразилось в зеркальной поверхности.
- …Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?
С другой стороны – из зеркала на Женю смотрела женщина. От ужаса девушка зажмурилась, помотала головой, но, когда открыла глаза, видение не исчезло. Парчовое платье, расшитое бисером и драгоценными камнями, подчеркивало стройную фигуру неизвестной. Правильные черты лица оттеняли черные как смоль волосы, уложенные в высокую, переплетенную серебряными нитями прическу. Но главное содержание этого зеркального образа составляли холодная сталь глаз и надменная улыбка, застывшая на красивых губах незнакомки. Долгую секунду две женщины – юная и зрелая, две красавицы, стоявшие по разные стороны зеркала, сосредоточенно изучали друг друга.
- Царевна! Опять ты?! – с дикой злобой закричала, наконец, одна.
- Царица… - испуганно прошептала Женя, отшатнувшись от зеркала.
- Ах ты, мерзкое стекло! – Царица вспомнила о Пушкине и в гневе замахнулась на зеркало, ногой в сафьяновом сапожке грозно притопнула. – Это врешь ты мне назло! Как тягаться ей со мною? Я в ней дурь-то успокою...
«Да уж куда тягаться?!» - хотела воскликнуть Женя, с удивлением разглядывая свой скромный наряд – льняной сарафан (да-да, опять сарафан!) и скромную голубую ленту, вплетенную в косу (да-да, в косу!), не шедший ни в какое сравнение с богатыми одеяниями мачехи. Хотела спросить кого-то: «Как спрятаться, как спастись от лютой ненависти, что питает ко мне царица?» Хотела, но не успела. Черная зависть, так долго душившая мачеху, нашла выход. Всем телом, с огромной силой ударилась она о зеркало, словно пыталась добраться до ненавистной падчерицы и растерзать ее. От мощного удара зеркало раскололось на мелкие частицы, и они хрустальным ливнем обрушились на двух женщин.
Когда несколько минут спустя царская дочка нашла в себе силы подняться, освободиться от зеркальных осколков, запутавшихся в волосах и впившихся в кожу, стереть кровь с лица, ее взору предстала лежащая в неестественной позе на куче битого стекла …мертвая царица. Величественная красота мачехи, как и блеск драгоценных камней, украшавших ее одежды, уже померкли. Но царевна в благоговейном ужасе застыла над телом своей мучительницы и, предаваясь застарелому восхищению, все не могла оторвать глаз от ее застывшей навечно, страшной улыбки. Царевне вспомнилось, как десять лет назад отец ввел эту необыкновенную женщину в царские покои, и весь двор был сражен ее поистине царственной красотой. Она, девятилетняя девочка, в сравнении с мачехой смотрелась жалким заморышем, и особенно остро чувствовала свое сиротство…
Стоп! Женя снова зажмурилась и помотала головой из стороны в строну. Стоп! Это не ее детские комплексы! Это чужие воспоминания! Сравнивать себя с взрослой красивой женщиной, мачехой, ревновать ее к отцу, страдая от собственной неполноценности, – такие психологические проблемы, характерные для каждой второй девочки, потерявшей мать в подростковом возрасте, ей, слава богу, не известны. Одно печально – значит, теперь и у себя дома, в своей квартире не скрыться от сказок? Эта, кажется, называется «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях»?
- Белоснежка! – тоненький детский голос раздался совсем рядом.
«Белоснежка? – удивилась Женя, - не царевна, разве?»
Откуда-то из темноты квартиры, в которой Женя, как ни странно, продолжала находиться, вынырнул …гном. Самый настоящий гном – в красной бархатной курточке, красных бархатных штанишках на лямках и в смешном атласном колпачке. Сморщенное подобно печеному яблоку личико еще больше скривилось в грустной усмешке, когда гном разглядел кучу битого стекла и мертвую царицу на ней.
- Эх, королева, королева! – покачал головой гном, склонившись над некогда грозной, а теперь поверженной правительницей огромной страны. – Что ж мне с тобой делать? Труповозки нынче так просто не сыскать…
«Странный какой-то гном, - подумала Женя. – И лепечет что-то явно не по тексту…»
- Ну, и лежи здесь одна, - махнул бархатной ручкой гном. – При жизни была злыдней, и после смерти о тебе никто не пожалеет!
- А ты, Белоснежка, нехорошая девочка! – в сердцах воскликнул гном, оторвав, наконец, взор от мертвой королевы.
- Ходить, искать тебя повсюду – думаешь, у меня других занятий нет?! Богатыри с охоты скоро вернутся - а тебя нет! Что я им скажу? – Ворчал гном. - И что за привычка – вечно сбегать из дома?
Женя смешно потупила голову, не зная, как выпросить прощения у этого смешного человечка за выдуманную им же вину.
- Пошли домой! – гном с неожиданного для него силой схватил девушку за руку и потащил вслед за собой.
Женя вынуждена была последовать за маленьким человечком, и не вспомнив о мертвой мачехе. Впрочем, не послушайся она, гном, наверное, поволок бы ее по земле. Это была очень странная прогулка. В темноте, спотыкаясь на каждом шагу, едва поспевая за гномом, который, несмотря на малый рост, двигался вперед очень быстро и с необыкновенным упорством, девушка скоро выбилась из сил.
- Постой! Я устала! – словно маленькая девочка захныкала Женя, который раз пытаясь освободить свою ладонь из цепкой, маленькой ручки. – Мы идем уже полчаса. Остановись!
- Потерпи, Белоснежка! – стал уговаривать гном. – Вот скоро лес закончится, минуем поле, а там до дома рукой подать.
«Лес, поле?» - недоумевала Женя. И спустя время взору девушки сквозь тьму представали только едва различимые стены коридора, которые они с мамой в прошлом году оклеили обоями в голубой цветочек.
«Странная какая-то сказка, незнакомая. Богатыри и гномы, царевны и Белоснежки – все вместе, в кучу собрались! - Думала Женя. - Коридор растянулся не на один километр, никаким лесом и не пахнет. А гном совсем обнаглел!»
В этот момент маленький человечек вдруг отпустил руку девушки и …испарился в воздухе. Не иначе, услышал ее мысли и обиделся.
- Гном! Где ты? Не бросай меня в ночи, - взмолилась Женя куда-то в темноту. И вдруг помимо воли, забыв жалкую прозу, заговорила в рифму. - Жизнь моя! В чем, скажи, виновна я? Не губи меня, девица! А как буду я царица, я пожалую тебя!
«Какая девица? – удивилась сама себе Женя. – Я же, вроде, гнома потеряла?»
- Бог тебя благослави! – этот женский старческий и, отнюдь не девичий, голос раздался из тьмы.
Женя остановилась от неожиданности. Кто теперь с ней говорит? Пожилую женщину она не увидела, а только услышала вновь обращенные к ней слова:
- Вот за то тебе, лови!
А с противоположной стороны, сокрытая в ночи другая женщина, которой Женя тоже не видела, приятным и смутно знакомым голосом произнесла:
- И к царевне наливное, молодое, золотое, прямо яблочко летит…
Из тьмы подобный снаряду, едва не сбив царевну с ног, прилетел плод. Женя схватила яблоко, поднесла к губам и немедленно откусила…
«Что она делает, что я делаю?! – в ужасе думала Женя. - Поздно! Теперь главное – не жевать! Как в детстве учили – жуй-жуй, глотай! А сейчас наоборот – глотай, но ни в коем случае не жуй!»
Яблоко, злосчастный, отравленный подарок, выпал из безвольных рук Белоснежки, а может, царевны, и Женя поняла, что потеряла опору под ногами. Паркетный пол уплыл куда-то в сторону, блеснуло огромное, вновь целое зеркало шкафа-купе, коридор, напоминавший бесконечный туннель, закружился над девушкой.
Женя почувствовала, что невесомо парит в воздухе. Вот подул ветер, и ее как легчайшую пушинку повлек за собой. Хорошо отдаться на волю ветру! Качаться на его перистых крыльях как на качелях, вперед-назад, назад-вперед! Локоны и подол сарафана, послушные ветру, то взвиваются парусом, то опадают, ночная прохлада освежает кожу. Ветер баюкает, ласкает, как в колыбели укачивает Белоснежку – царевну или Женю…
Странный, печальный сон, но приятный… И вдруг ощущения девушки изменились. Колыбель показалась ледяной – студеной, голова больно ударилась об ее острый, твердый край. А знакомый женский голос, неизвестно откуда исходивший, скорбно, с выражением продолжал декламировать:
- …Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней высокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места;
В том гробу твоя невеста…
«Я мертва, лежу в гробу и качаюсь на ветру, - равнодушно, в рифму подумала Женя, а затем досада охватила ее. – Где ж этот жених, принц-королевич, как там его звали? Скорей бы уже целовал, странный сон быстрей прервал, а то в этой хрустальной колоде и простудиться недолго!»
Спустя несколько мгновений, будто по ее желанию, хрустальный гроб разбился, и долгожданный жених, лица которого Женя рассмотреть, конечно, не успела, поцелуем разбудил невесту от долгого, смертного сна. Неясный образ великого поэта, что незримо присутствовал с самого начала, растаял, и голос декламатора пропал…
А Женя, когда освободилась из плена этого странного сна, с неприятным удивлением поняла, что безнадежно проспала и опоздала на первую пару. Стремительно вскочив на ноги, девушка в ужасе обнаружила на своем диване …блистающие серебром хрустальные осколки.
…Так была рассказана четвертая сказка.