АУКЦИОН
Ромуальд Сидоров был преуспевающим живописцем. Он работал во всех жанрах одинаково успешно, пользуясь неосведомленностью клиентов о том, что хорошо, а что плохо. Клиенты требовали, чтобы было как у Цеперовича, Мордастова, Бисултанова и других персон, которые на слуху, в журнале «Форбс» и остальных СМИ, посвятивших себя служению золотому тельцу, то есть везде.
Сидоров прекрасно понимал, что звезд с неба не хватает и вообще считал себя не художником, а ремесленником достаточно крепким и оборотистым. Его деревенские и городские пейзажи с размазанными и перекошенными домишками могли сойти за любые современные «измы». А портреты «великих», написанные с отретушированных фотографий (по клеточкам) и еще раз облагороженные, украшали огромные стены их дворцов.
Заказов было много. Это давало возможность безбедно жить и даже позволять себе некоторые излишества в виде дорогих авто, комфортного жилья в известных домах и других мелочей. Но хотелось чего-то еще.
Он поднаторел в саморекламе и даже интервью с дурно настроенными журналистами умудрялся обращать в свою пользу. Но все это было не то. Нужно было устроить что-то вроде мощного взрыва, крупномасштабного теракта на рынке произведений живописи.
Он очень ревниво относился к коммерческим успехам своих коллег. Знал все: за какую цену коллега Гвоздев сделал портрет очередного крупного чинуши или олигарха, сколько стоит выписанное из Парижа белье его последней любовницы и какое вино он предпочитает пить на людях. Не на публике Гвоздев, обычно, предпочитал водку. Не какую-то там «Белугу», или «Серого гуся», а самую, что ни на есть, рабоче-крестьянскую, типа «Поговорим» или «Нарком». Чтобы утром, как в далекой юности, с похме-лья болела голова.
Но ничего путного в голову не лезло. «Кризис жанра» как говаривал О. Бендер.
Как-то вечером, когда он обдумывал многофигурную композицию с крупным столичным чиновником в центре, нечто вроде «Ночного дозора» Рембрандта, или «Менин» Веласкеса, его подружка, смотревшая телевизор, пропела:
- Милый, гляди-ка что творится. Махонький Кандинский на аукционе Сотбис в Лондоне ушел за два миллиона фунтов.
- Ну и что, что махонький. Это же Кандинский. Ведь картины продаются не квадратными метрами.
- Да я не про то. Тебе что, слабо, выставить свою картину на Сотбис. Может дадут тысяч пять, или щесть. И ты, наконец, купишь мне новую шубку.
- Извини, золотце, но твоя шиншилла обошлась мне в разы дороже.
- Бог ты мой, когда это было. Я даже забыла.
- Это было два месяца тому назад, перед самым новым годом.
- Скажите пожалуйста, какая точность. Ты, небось, и чек сохранил, чтобы не забыть, сколько за нее заплачено. Впрочем, ты и так не забудешь!
Его раздражала ее неуемность, но нужно было следо-вать правилам российского тусовочного бомонда.
Он задумался. А ведь это идея! Выставить на Сотбис или Кристи свою работу и продать ее самому себе за кругленькую сумму. Выставить можно, но как бы не оскандалиться. В принципе, и настоящий покупатель мог бы найтись, но не выше уровня среднего класса. Такая публика обычно покупает его работы, выставленные в частных галереях Москвы. Но цена в 5-7 тысяч долларов - это предел, а нужно было нечто, способное вызвать большой шум, не умолкающий достаточно долго. Вот это была бы реклама. Наши денежные олухи стали бы соревноваться друг с другом по принципу: кто заплатит больше - тот и круче.
Нужен известный покупатель, например такой как знаменитый коллекционер Никита Лобанов-Ростовский – русский аристократ, вхожий в лучшие дома Лондона, куда кстати не пускают наших богатеев. Кэш в кармане - это не есть пропуск в высшее общество, нужно что-то еще, чего нет и наверное никогда не будет даже у российских героев Форбса.
Но никаких идей не было, равно как не было и соответствующих связей и знакомств. Ромуальд, как бы не надувал щеки, и тряс мошной, все же был обыкновенной дворняжкой. Знакомство с высшими федеральными и московскими чиновниками в данном случае ничем помочь не могло. Следовало начать как-то действовать.
Через две недели он уже летел в бизнес-классе рейса Москва-Хитроу и потягивал скотч. Рядом примостился молодой человек с печальным взглядом. Он уже успел из-рядно нагрузиться и о чем-то сосредоточенно думал, глубоко вздыхая. Ромуальда это нервировало. Он обратился к соседу:
- Молодой человек, чем это Вы так расстроены. Что бы ни было, не стоит так убиваться.
- Мне бы Ваши заботы. Я занимаюсь организацией корпоративов. Дела в целом идут неплохо, но клиенты так оборзели, что требуют невозможного. Вот сейчас один нефтяной барон из Башкортостана собирается справлять двадцатый день рождения своей дочери, которая учится в Лондонской академии искусств, а заодно и ее помолвку с сыном себе подобного. Он требует, чтобы на мероприятии обязательно присутствовал британский аристократ в ранге герцога и никак не ниже! Собирается удивить родню и друзей, которых должен доставить в Лондон спецрейсом. Бывших кочевников набирается более двухсот человек и еще человек полтораста знакомых и друзей со всей Европы.
- Ничего себе. А где возьмете герцога? Может проще нанять актера?
- Да что Вы. Клиент ведь проверять будет и если обнаружит обман, то мне придется несладко. Из всей британской аристократии я лично знаком только с лордом Стер-лингом. После банкротства его компьютерной фирмы он совсем обнищал и даже не в состоянии оплатить расходы на содержание своего неоднократно перезаложенного ро-дового поместья в пригороде Лондона.
Но если его приодеть, то он потянет больше, чем на герцога. Старикан очень породист и красив.
- Слушайте, у меня возникла идея. Предложите своему клиенту вариант лорда, разносящего шампанское. Думаю, вашему бывшему кочевнику это понравится. Представляе-те, потомков башкирского пастуха будет обслуживать настоящий британский аристократ.
- Но я не уверен, что лорд Стерлинг согласится на такое унижение. Эти лорды - они очень гордые.
- Поскольку он нуждается в деньгах, если хорошо заплатить, то может и согласится. Подайте ему это как благотворительную акцию для ненормальных русских. Ведь аристократы, бывало, и горшки выносили за лежачими больными, ухаживали за психами и увечными. Была когда-то такая традиция в Британской империи.
- Попробую.
На следующий день вечером «массовик-затейник» позвонил Ромуальду и сказал, что его идея вызвала у клиента массу положительных эмоций, а аристократ согласился за десять тысяч фунтов разносить гостям шампанское. И предложил свое поместье в аренду для проведения праздника. Кроме того, узнав, что Ромуальд в Лондоне, клиент попросил пригласить его на семейное торжество. Приглашение уже лежит в гостинице у портье. Ромуальду пришлось купить смокинг. В назначенное время он подъехал к месту тусовки.
Столы были расставлены в парке поместья лорда Стерлинга. Несколько диковатая растительность парка придавала ему необычайную прелесть. О английских садах напоминали только тщательно подстриженные газоны. Столы ломились от гастрономических изысков, главными из которых, были торты из черной и красной икры. Такого великолепия Ромуальд не видел даже на именинах московского мэра. Но особый интерес у европейцев вызвала конская колбаса - тултырма и казы.
Лорд Стерлинг был безупречен. Высокий, стройный с правильными чертами лица он напоминал популярнейшего в середине прошлого века киноартиста, красавца Роберта Тейлора.
Одетый в безукоризненно сидящий черный смокинг при белом галстуке-бабочке и с махровой гвоздикой в пет-лице он с достоинством шествовал среди гостей с серебря-ным подносом, уставленным бокалами с шампанским и подавал их как монаршью милость, которая принималась не без подобострастия. Гости налегали на закуски и перешли к водке и другим серьезным напиткам. Шампанское уже никто не пил и лорд Стерлинг мог позволить себе передышку, прихватив изрядный кусок икорного черно-красного торта, который собирался запить оставшимся шампанским. Ромуальд подошел к нему и представился как Гвоздев. Узнав что он художник Стерлинг сказал, что в его фамильном замке есть несколько полотен старых фламандцев, которые были приобретены четыре века назад одним из его предков. Ромуальд очень заинтересовался и спросил можно ли их увидеть. Стерлинг ответил, что можно, но после того как здесь все уберут и приведут в порядок. Они договорились созвониться.
Через несколько дней Сидоров отправился в гости к лорду. При дневном свете замок и парк выглядели несколько неухоженными да и сам милорд, встретивший Ромуальда у ворот парка, тоже казался слегка потертым.
После осмотра картин за кофе Ромуальд пожаловался, что хочет купить на Сотбис картину одного русского художника, но боится, что узнав о том, что покупатель из Москвы, цену могут сильно взвинтить. Он попросил лорда выступить в качестве участника торгов за приемлемые комиссионные. Стерлинг, подумав, согласился. В конце концов, если он будет фигурировать как покупатель пусть не безукоризненной, но достаточно дорогой картины это укрепит его репутацию платежеспособного гражданина, что может пригодиться в дальнейшем.
Они договорились о размере комиссии, и Ромуальд установил верхнюю планку в сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. Была подана заявка на участие и пришлось потерпеть около трех месяцев до начала торгов.
Лорд договорился с несколькими обедневшими аристократами, которые тоже должны были принять участие в аукционе в качестве покупателей.
И вот наступил долгожданный день. Команда лорда расселась в первых рядах. Некоторые из них все еще были узнаваемы публикой, хотя уже давно не появлялись на подобных мероприятиях. Аукцион начался. Были проданы несколько десятков лотов.
Наконец аукционер объявил:
- Лот 48, пейзаж русского современного художника Ромуальда Сидорова «Среднерусские дали в полнолуние». Начальная цена пятнадцать тысяч фунтов.
Никто из коллекционеров русской живописи о таком художнике не слышал. Наконец, один из них вспомнил, что сталкивался с корявыми работами этого автора, которые почему-то пользуются успехом у российских толстосумов.
Картина напоминала известное полотно Айвазовского «Восход луны», где вместо бурного моря луна освещала заливные луга и рощи с обязательным атрибутом россий-ского пейзажа - покосившейся колокольней деревенской церквушки.
Первое замешательство прошло. И команда лорда приступила к делу. Посыпались предложения одно за другим, в результате лорд Стерлинг приобрел «шедевр» за фанта-стическую сумму – 145 тысяч фунтов стерлингов.
Несколько его старых знакомых были в некотором недоумении. Они знали лорда как тонкого ценителя живописи и вдруг такие деньги за странную картину. Кроме того, ни для кого не было секретом материальное положение Стерлинга, а тут он вложил кругленькую сумму. Но когда лорд предложил всем присутствующим отметить покупку хорошим шампанским, недоумение перешло в удивление.
Ромуальд был недоволен «щедростью» Стерлинга и даже пригрозил вычесть стоимость шампанского из гонорара, но старикан сказал:
- Вы еще молоды и неопытны, мой друг. Завтра об этом событии напишут все лондонские газеты, за исключением «Гардиан» и «Файненшел таймс». Такие прецеденты случаются на Сотбис раз в столетие. Последнй случай был, когда мой прадед приобрел ночную рубашку Марии-Антуаннеты за двадцать тысяч фунтов, не стиранную, заметьте. Тогда эта сумма была покруче, чем та, что мы выложили сегодня. Я напомнил об этом одному из писак. Думаю, что он обязательно соединит эти два события.
На следующий день в газетах появились репортажи о Сотбис и в качестве «десерта» было преподнесен водопад из шампанского. А «Дейли экспресс» украсила репортаж подробностями, отметив, что шампанское – это традиция семейства Стерлингов, не была забыта и нестиранная ночнушка несчастной королевы Франции.
Огромный тираж разлетелся за считанные часы, а Европа узнала о великом русском художнике Ромуальде Сидорове. Хотя русским его назвать можно было с некоторой натяжкой. Ромуальд был больше похож на свою мать, в которой не было ни капли славянской крови.
Отголоски происшедшего докатились до России. Многие художники, которых причисляли к сонму великих, были в шоке. А самые великие - такие как Гвоздев, Глазков и Кулебяка были вне себя от ярости. Опять этот пройдоха всех обскакал.
Волна зависти вызвала ураган злопыхательства, что, естественно, насторожило денежных людей, которые лучше кого бы то ни было, знали, что такое черный пиар. Они поневоле задумались: «Если этот Ромуальд Сидоров ничего из себя как художник не представляет, то зачем коллеги тратят столько энергии на его низложение с пьедестала успешного живописца.»
Галерейщики сразу же взвинтили цены на Сидорова и он прочно вошел в категорию самых продаваемых и дорогих художников.
Ромуальд стал вести себя более, чем скромно. Он смущался и розовел, когда его поздравляли с успехом и отмахивался от комплиментов, заявляя, что ему обидно, что его оценили где-то, а не в собственной стране. Видимо, действительно нет пророка в своем Отечестве.
В один прекрасный день ему позвонил его новый приятель - «массовик-затейник» и попросил ссудить его приличной суммой, обещая вернуть ее при первой же возможности. Через месяц просьба повторилась, а на замечание Ромуальда, что затейником еще не погашена первая ссуда, последний со смешком сказал:
- Вы представляете, сколько мне заплатят Ваши коллеги, если я раскрою им секрет успеха на аукционе Сотбис?
- Думаю, что ничего не заплатят, поскольку двое из них уже отправились на запад с аналогичными миссиями. А посему придется Вам денежки вернуть, иначе попадете на «счетчик» со всеми вытекающими. Скандал мне будет только на руку, это хорошая реклама. А покупатели моих работ меня поддержат, поскольку никому из них не захо-чется выглядеть олухами. Так что через недельку жду свои денежки обратно с маржой в размере ставки сбербанка.
Коллегам Сидорова по цеху не удалось провернуть комбинацию с аукционом. Они просто не смогли найти подходящих лордов с богатой родословной.