Бредущие в Грядущее

Эомер
«Теперь, когда наша несчастная родина на самом дне ямы позора и бедствия, в которую её загнала «великая социальная революция», у многих из нас начинает являться одна и та же мысль.
Эта мысль настойчивая.
Она – тёмная, мрачная, встаёт в сознании и властно требует ответа.
Она проста: а что же будет с нами дальше?»

                М.Булгаков
                (из статьи «Грядущие перспективы» 1920г.)


Эта статья, написанная почти сто лет назад, выдающимся, нет, самым выдающимся писателем двадцатого века, наполнена пророческой болью и страхом гениального писателя и провидца. Читая её можно подумать, что это современник, житель нашего времени, вдруг сплёл в гениальное и коротенькое эссе квинтэссенцию всей политической аналитики современности… сто лет назад!
Там есть и банковский кризис, и "отвоёвывание столиц", и англичане с работающей на полную мощь экономикой, милостиво и втридорога протягивающие нам «помощь», в виде валенок и шинелей. Всё есть в этой статье, нету только ответа, на самим же автором, поставленный вопрос: а что же с нами будет дальше?
А и может ли он быть. Вся наша история (оглянуться и проклясть), это поиски ответа на этот вопрос, который неумолимо всё встаёт и встаёт перед нами, пугая очевидностью и простотой, напрашивающегося ответа: а ничего не будет! Вот так и будет! Как-то вот «как-то так».
Пока мы - народ не возьмём на себя смелость быть и оставаться народом, с культурой, тысячелетней традицией, своим пониманием миропорядка и Бога. Не обездоленные, непобеждённые, свободные, гордые и добрые, потому что мудрые и терпеливые.
«Ибо нет страны, которая не имела бы героев, и преступно думать, что родина умерла».
Это всегда очень пафосно звучит. И теперь также. Громко. Но это так. Это правда. Но это, всё же, не ответ на вопрос, проклятый и навязчивый. Это, скорее рефлекторный удар в живот, что бы хам заткнулся, присел, глотая воздух, а мы перевели дух и собрались с мыслями.

В ночь с 3го на 4е марта 2012 года я решил не спать. Это была ночь перед выборами президента нашей страны. Я как-то сам, от себя не ожидая, ввязался во внутреннюю борьбу «участвовать – не участвовать», и проиграл, решив стать наблюдателем. Наблюдатели – это такие доброхоты, от разных партий, объединений, СМИ и пр., которые призваны общественностью и совестью, следить за ходом голосования граждан, ибо во время голосования совесть покидает и голосующих и принимающих эти голоса. Так странно повелось теперь, что доверять – это глупость теперь, проявление слабости и не модно.
Выбрал самовыдвиженца без партии, во всех смыслах, М.Прохорова. Он менее всех раздражал, именно. Я даже сходил на обучение наблюдателей, в наскоро созданный штаб. Прослушал многостранную и похожую скорее на шпионский инструктаж лекцию. Ай-яй, ведь это ж форменный детектив, вы подумайте. А «вбросы», а «карусельщики», вереницы с «открепительными», ухищрения УИКов и ТИКов, ай-яй…совесть, где же ты?
Потерялась где-то в дебрях политтехнологий, нагромождения «потёмкинских деревень» и вообще: в огороде - бузина, а в Киеве – дядька!
Киев! Кыев!? Кот – кит, а кит? А кита нэма, бо в нэзалэжной Украине нету китов. А раз китов нету, так и слова такого быть не может. Эх, как здорово просто. Чего не водится, так и нету в слове, а нету названия – нету понимания шо цэ такэ кит. Да и нужен ли он в нэзалэжной. Тьфу, гадость какая лингвистическая этот несуществующий язык! А, что?! Ой, не бейте, читал, читал Тараса Шевченко, а ещё, простите, что? Не простите. Так вот и я не прощу вам, господа «пэттуровцы» и «бандэровцы»! Вас пожалеть бы, как малограмотных, да уж слишком много ненависти для вас слилось в единое понятие – «москаль». Боюсь не нуждаетесь вы, кроме сала и горилки – символов вашей государственности, более ни в чём, и что вам до моей жалости. Когда вы теперь, такие же обманутые, предатели собственного народа, по крови и вере предатели. Не может такого быть, чтобы Киев – древняя русская столица, вопиющий Святым Владимиром и Софией, о своём родстве и принадлежности, стал вдруг Кыевом – враждебным и чужим. Севастополь! Донбасс! Одесса! Всё это земля наша – русская, общая, сотнями тысяч жизней спасённая от врагов и захватчиков, не может она быть отрезанной, отторгнутой от общего и целого, ни по каким законам, или в угоду чьим-то  желаниям «разделять и властвовать». Нету такой страны как Украина! Не было никогда и не будет впредь! Не могут страны создаваться смутой и насилием, процесс этот тысячелетний многое претерпевает на пути своём, и теперешнее положение всего лишь «смута и беспорядок». Это кончится, как любая детская болезнь,  проходя, оставляет в человеке иммунитет.  Мы отвоюем эти столицы! Что бы никогда в истории, не возвращаться к этому вопросу. Ведь страны – это и есть люди, народы, а не линии на карте, условности, начертанные во имя войны и рабства! 
Здесь, пожалуй, хаму ещё бы врезать, да так, чтоб покатился он кубарем вниз с владимирской горки, да шарахнулся об памятник Владимиру, шо цэ було? Да вниз и вбок об Софию святую лбом, шо цэ такэ? И плюхнулся с разбегу в Днепр, о тожь!  Ведь не бывает же, что героев нэма!
Мне давно, хотелось как-то выплеснуть эту тему из себя, ответить самому себе, внутри, понять, что я на самом деле чувствую по этому поводу. И я рад, что всё так и осталось, как и в 1991году, когда в Севастополе появились вдруг толстенькие «мичмана», и стали уговаривать принимать присягу Украине. Не видел, не знаю таких, кто принял эту опереточную присягу, но видел, как даже офицеры, плевались точно матросы, завидев этих проповедников. И провожаемые в молчании, эти верные «псы американского гетмана», бежали, гонимые совестью офицерской, куда-то туда, на Запад, к «западэнцам», шляхам, где в каждом селе, в подвалах всё ещё хранятся аккуратно смазанные «шмайсеры».
Совесть. Приходишь по ночам обычно, скребёшься как загулявшая кошка в дверь, и не пустить - своё жалко и пустишь, себе на бессонный, маятный допрос, вынимающий душу и отнимающий покой. Совесть со мною играла, понукая, как кучер, заморенную в конце дня клячу, и не было от неё спасения ни в Булгакове, ни в интернете, ни в сексе.
Итак, я решил не спать, а пережить эту ночь и следующие сутки в бодрствовании, ведь, как сказано было: не совсем же героев нэма)).
Остылый саратовский март, как и вся эта зима, тоскливым варевом кружился в котле времени. Текло оно, как будто в одну сторону, вдоль широководной и древней Волги, туда, к морю, сквозь степи, изрытые оврагами, да курганами, в которых покоятся миллионы солдат, дравшихся и погибших.
«И вот, пока там, на Западе, будут стучать машины созидания, у нас от края и до края страны будут стучать пулемёты…Мы начали пить чашу наказания и выпьем её до конца…Там, на Западе, будут сверкать бесчисленные электрические огни, лётчики будут сверлить покорённый воздух, там будут строить, исследовать, печатать, учиться…А мы…Мы будем драться».
Это ж невозможно, что такое, эти все булгаковские строки, от которых так и впадаешь в «булгаковщину», увлекаемый видениями и образами живыми, настоящими…
Вот - я стою у калитки, ведущей во дворик, с салютами сирени и зарослями чистотела, львиные зевы и настурции глядят в сторону заката, и собирается дождь, грозою и прохладой маня и уговаривая остаться и промокнуть. Но хозяин уже заметил гостя и манит его войти в дом, где кабинет, с креслами бардовой кожи и стелется сладкий и голубоватый дымок от кальяна. Кофейник, подаренный ещё Алладином, натёртый до блеска, неслышно и всё время бормочет арабские сказки. И разбросанные листы твёрдой, жёлтой, египетской бумаги, манят … «тьма, пришедшая с Востока, накрыла ненавидимый Прокуратором город, исчезли сады и фонтаны…», коснуться их и пропасть, как Маргарита, что бы может быть, даже оказаться сатиром или кентавром, метнуться чёрт его знает – в Красноярск! На Енисей, потрогать могучий изгиб сибирской реки, внемля бубнам шаманов, призывающих «надежду на солнце, что таится в дремучих напевах, а по молниям спицам – танцует Гроза Королева»… Гроза! Метнулась в оконцах полуподвалов, и ломано отразившись, вновь вернулась путаться с кольцами Сатурна. Гроза Королева! Беспощадная юная владычица неба, пробуждающая мысль, застрявшую костью в горле. Надо сказать! Надо кричать! Взрезать криком сомлевший вечерний мрак, что бы освободить эту мысль от себя, собственного страха, и явить её миру очищенной. И замереть в точке именно вот этих координат, вытянувшись как стрела, зазвучать протяжно, глубоко и долго, как выдох, как свобода перед следующим вдохом! 
Вот - эта саратовская улица, напрочь занесённая снегом, под которым вековая грязь купеческих дворов, снующие по ней авто, с дремлющими проститутками внутри, собаки и жёлтые огни редких фонарей... как и сто лет назад. Вполне себе «ненавидимый Прокуратором город». Он вообще непонятен и странен – этот Саратов. Сара – тау. Никак не могу впустить и понять суть этого города. Зачем он, почему здесь. Вдоль Волги селились купцы, торговать, рукой до средней Азии и Ближнего Востока подать. Протяни и возьмёшь пряностей, ткани и сурьмы на глаза маруськам, в обмен на соболя, золото и чёрную икру, что на гербе и теперь красуется, заповедными и дорогущими осетрами. Теперь то - зачем? В пыли и грязи, с нелепой, но вполне «съедобной» ратушей в центре, которая нормально смотрелась бы, в каком-нибудь Брюгге, где хорошо «залечь на дно», а тут как заляжешь, так и опустишься «на дно». Горьковское Дно, какое же ещё. Повсюду декабристские названия улиц: Радищева, Чернышевского, Рылеева,  вперемежку, эклектично, точно пьянь архитектор сука, нетвёрдой рукой выводил – Кирова, Чапаева, Горького. Дно. Купеческая глушь. Теперь, весной, когда, сошёл сам по себе, никем не убираемый, грязный снег, и обнажил, словно вывернул наизнанку купеческую душонку, все эти ошмётки и кашу непролазной помойки, так и хочется… снова догнать того хама, что барахтается в Днепре, и дать ему пинка…да вычистите же вы город!!!
Не спать, не спать! Не той ночью, ни другими не даёт беспокойная возьня, вошкотня,  что происходит улицами, этого никому не нужного и отрезанного от средней Азии и Ближнего Востока, напрочь, города, где возьмёшь теперь пряностей и сурьмы под глаза, пресным саратовским красавицам, что закрывшись в светёлках, до сих пор примеряют, поди, кокошники, и пялясь в дамасские зеркальца, топочут плоскостопыми ножонками, восклицая: «я купеческая дочь!». Н-да. Теперь, когда по Волге плавают одни лишь брёвна в половодье, и комарьё, сосёт одуревшую от шампанского и водки кровь редких обладателей яхт. Теперь, когда Азия и Восток сами пришли в этот город, покорённый ветрами с пустошей, хорошими поволжскими немцами, и во имя Аллаха,смирными мусульманами, имеющими золотые динары в волосах жён и джинов на привязи. Теперь, когда он чахнет от бессмысленности, в яме чахоточного тумана, обездвиженный из-за отсутствия дорог, когда потомственные купечики и приказчики расторговали его в хлам, точно пирожки с дохлой зайчатиной на ярмарке…теперь…эхх!!!
Где этот хамидло?! Пинка ему, пинка!
Да что Саратов! Что же вообще происходит с нашими городами? Из какого университета, и с какого курса, выгнали всех «главных архитекторов» наших городов. Архитектура – застывшая музыка, писал романтик, насмотревшись видимо в Италии, или ещё где, на убранство городов. А у нас что застыло? Что-то вероятно застыло. Какофония, хрипы помирающего калмыка? Это вообще что такое? Где светлые и просторные проспекты, их же учат в университетах, и на кульманах своих, в курсовых, в дипломах, неужели они вот это уродство чертят? Смотришь на старые, бревенчатые избёнки, и удивляешься, сколько оказывается, украшений фасадов, в виде резьбы, пусть наивных, но старательных, присутствует в той, дореволюционной архитектуре. Как много заботы и труда положено в эти обналичники, ставеньки, крыльца и ворота на дубовых столбах. Калитки, за которыми палисадники с сиренью, и дождик весенний меняет цвет кирпичной дорожки, и отдыхает душа и радуется сердце, видя такую заботу человека о своём жилище. И у всех разное, на свой вкус и манер. Находили время и средства, и не только для того, чтобы выделиться, показать достоинство и достаток, но и что бы красиво было. Как же без красоты?  Ведь мы каждый день видим это и живём в этом. Так ли сложно понять, как это важно. Вы пройдитесь по вашему городу, посмотрите, что, кроме «доходных офисных высоток» выстроено? Жилые бетонные коробки, по цене таджмахала. Спальные районы забиты как теплушки в гражданскую. К чему эта теснота, отчего так прижимать строения друг к другу? Дороговизна земли – вопрос дутый и праздный, вон её сколько вокруг. Всё это больше походит на гетто – пыльные гетто для белых. Ведь за последние 20 лет мы не построили ни одного нового города, мы ничего, в сущности не построили. И есть с чем сравнивать. Включить, хотя бы канал Дискавери и глянуть их мегастройки, сразу чувствуется разница. И что? Это их экономическая необходимость? Да бизнесу абсолютно всё равно, деньги не амбициозны, и сами по себе консервативны, им бы в банках лежать, а не пускаться в авантюрные проекты, которые объяснимы только человеческим любопытством и тщеславием. Особенно это свойственно империям и их императорам.  Во многом благодаря имперским «замашкам» человечество имеет Парфенон и Собор Святого Петра, и Пирамиды и всё, что теперь мы называем памятниками архитектуры. Все правители и во все времена, стремились оставить память о времени своего правления именно в архитектуре, зримо, наглядно, помпезно. Вкладывали, так сказать, в инфраструктуру. Чего стоит одна только Римская дорога и водопровод, которые и теперь могут служить людям. Теперешних правителей видимо, и запоминать-то не стоит. Мелькают только президентские сроки, как дурацкий календарь. Вроде, вот Брежнева недавно с помпой хоронили у кремлёвской стены, и привыкли, и даже анекдоты сочинили, полюбили. Теперь и анекдоты не травят, вытравили. Что же и кто же, устроил нам всю эту действительность? Тут же встаёт, упрямый в голове ответ – это враги, диверсанты, призванные окончательно испортить всем россиянам жизнь, что бы и глянуть им было некуда, и пойти некуда, и гордиться нечем. Или может злые инопланетяне, которые всем помогают, а нам мешают. Устраивают революции, войны и выборы президента каждые четыре года.
Да, нельзя спать в такой напряжённой обстановке, когда кругом враги, и надо, надо топать в это стылое утро, утопая в сугробах, что бы стать и наблюдать, и быть причастным, к этой непонятной суматохе, нервному срыву, точно с похорон вдруг попал в «шапито», где пьяный клоун в смазанном гриме, пытается смешить толпу, а злые и голодные звери косятся на дрессировщика, желая его поскорее слопать.
Знаете, Прохоров, раздражал менее всех, потому что или молчал или отшучивался от дурней – журналистов, что пытаясь выковырять хоть что-то из фигуры «Прохоров», раздували всё больший зрительский интерес к ней. И я был пойман, и принесён в сетях, вместе с тиною морской, "кульками и сланцами", на рынок политтехнологий, как свежая рыбёшка. Что же там?
Нас наблюдателей, от Прохорова, не много было на весь город. Участки едва ли все удалось «оснастить» нами, зато многие в этот раз были оснащены вэб-камерами, что повеселило жену мою, которая спозаранку наблюдала из кухни, как я вышагиваю с листками в спортзале Татарской гимназии. Участок этот за номером 25 я и выбрал, из близости к дому и интересу к Татарским гимназиям. Здесь, в Саратове, вообще муэдзинов с минаретов слышней, чем дьяконов с колоколен, да и не взывают гордые и чванливые дьяконы теперь с колоколен, сейчас народ, молча, сам в церквы спешит, за отпущениями. Церквы, златоглавы и пряничны, точно и не церкви, а музеи краеведческие. В Стамбуле, где София, где уж муэдзины должны как кажется «грянуть вовсю», несравненно тише. Может в Саратове глухие мусульмане?
Но они оказались не глухими, а напротив, людьми приветливыми и открытыми, способными распознавать шутку и иронию происходящего. Вовсе не похожими на агрессивных и рыжебородых «ваххабитов», коих у нас и принято считать мусульманами. Впустили меня, как гостя дорогого, в свой дом, как и положено, «по закону гостеприимства», который раньше был казармой для суворовцев, а ещё раньше судейским домом. Показали лестницу "асьмнадцатого" века, ступени которой чугунные и литые, истончили резвые туфли судей до революции, и тяжёлая, как и их служба, обувка суровых суворовцев после. Теперь же тихая и престижная гимназия, чистенькая и с плакатами «Дружба с Ираном» и грамотой от минобразования за «образцовое образование», комнатами для молитвы и кружками «умелые руки», чудесной подвальной столовой, с просоветским дизайном, кружевами, голубенькими стенами и плиткой в туалетных комнатах, с маленькими унитазиками, для маленьких правоверных. Я точно домой попал. И с Закиёй Идрисовной - директором и хозяйкой одновременно, мудрой и улыбчивой, талейрантнейшей и политкорректой – подружился сразу. Она вздохнула, и сообщила, что рада любому наблюдателю, пусть даже и от Прохорова, и даже хорошо, пожалуй, что от Прохорова (от самого? нет, от штаба), и хоть и суетное это дело – выборы, но ей не выбирать, такая должность и работа у директора Татарской гимназии. Эта милая, понятливая женщина, вынесла на своих плечах не первую избирательную компанию. И в своём, напрочь, женском коллективе, сплошь с именами из 1001 ночи, пользовалась авторитетом военачальника. Меня сразу же очаровали «шахеризадовы» речи, как у них «выборы всегда проходят мило и без лишних эксцессов», и я уж было подумал, как зря я оставил негу и тепло нашей спальни, где маленькие ручки и ножки, разметались на всю постель, в невыносимой сладости досматривают утренние сны, и лишь стоит поцеловать эти ручки и лобик, смахнув мокрую прядку, сразу становится очевидным смысл существования….
Но кофе, совесть, лестница, не желание В.Путина дебатировать, и сложенные под грудью кормящей мамы, руки молоденькой наблюдательницы от «ЕР», что грозно зевая, посматривала поверх всех, как-то уместившись на крохотном детском табуреточке, в спортзале, уже готовом принять первые нактные волны электората, всё это заставляло остаться.
 Выстроившиеся редутом парты, с книгами в аршин, где «мёртвые души» сведены в электоральные списки, грозный дядька КПРФовец, оказавшийся милейшим склеротиком и настоящим патриотом, вэб-камеры (а ну, помаши нам), пара банок зелёного «адреналинраша» да мандарины в портфеле -  вот нехитрая диспозиция с сухпайком к началу сражения.
В эти часы, в подобных спортзалах школ, детских садиков и прочих казённых учреждениях, не блещущих сегодня ни убранством, ни архитектурой, творилась история, или какая-то чепуха - рассудит время, обернув бинокль большими стёклами к глазам, увидим мы и потомки наши, что же, в самом деле, случилось или не случилось 4 марта 2012года, когда нам всё же пришлось «платить за безумие мартовских дней, за самостийность изменников, за развращение рабочих, за безумное пользование станками для печатания денег…за всё». И это испугало меня. Насторожило. Я подумал о своём четырёхлетнем сыне, и сердце теперь не утонуло в блаженной неге запаха ребёнка, а съёжилось от страха и горечи за будущее, за его будущее.
Неужели же мы, «представители неудачливого поколения, умирая ещё в чине жалких банкротов, вынуждены будем сказать нашим детям: Платите, платите честно и вечно помните социальную революцию!»
Теперь, когда прошло двадцать лет со свершения новой, очередной, «социальной революции» в нашей стране, когда Булгаков из гениального писателя, превратился в пророка, а страной управляют воры и предатели.
Теперь, когда все мы оболванены и околпачены хитроумными политтехнологиями, на что надеяться, держа этот жалкий листик с фамилиями, когда понимаешь профанаторность всей их политики, её враждебность по отношению к самому человеку, его природе и надобностям.
Теперь, когда стремления в космос, к новым мирам, закопано под грязью нечищеных саратовских улиц, я спрашиваю: как это могло случиться, что Гагарин здесь родился, и им не стыдно? 
Как могли случиться эти бездарные и бесцельные двадцать лет, за которые, так и не выработана, и не предъявлена нам «Новая Идеология», поправленная и хорошая, где коммунизм похоронен с Лениным в братской могиле, а впереди только трудное, но счастливое строительство новой страны, в виде новых городов, дорог к этим городам и садов в этих самых городах, планетариев и океанариумов, детских садов, театров, школ, больниц и университетов. Ведь есть же «на что и кому», а самое главное зачем. Да пусть даже из вредности, что мы не хуже Европы и Америки. Отстали - догоним, догнали - обгоним!
Как могло произойти, что не послан доселе ни один уральский Левша, обучиться «аглицкому» машиностроению и хитрой электронике, чтоб свои машины (прости Господи) этой самой электроникой начинять, и покупать их у себя же задёшево и ездить сердито. Всё глядим в рот отпетым «япошкам», и видим там…суши. Тоже беда тысячелетия. И всё это при моём пассивном неучастии, так совесть вывела определение, и добавила, что не велика заслуга «страну просирать», не хуже тебя – белая гвардия, также когда – то в Кыеве… Да что б его, да что б ему, городу славному, матери городов русских, стоять и презирать нас, что не отстояли, ни владимирской горки, ни Владимира, ни Днепра, что тихо и могуче катит свои воды точнёхонько в Европу, словно увлекая и нас за собой, точно маня, «айда в Евросоюз», туда, где в тихой и просвещённой сени Сорбонны… резали албанцы сербов! Где, средний палец показав миру и всем его обитателям, бомбили Сараево американцы, теперь банкротят средиземноморье, что бы, наверное, купить его, «как-то так». Где Англия в сторонке, как бы на острове, с зашибической метрической и денежной системой, провозглашает миру на языке немых – новый порядок. Где так хорошо весной и зимой, и летом, а осенью просто замечательно. И Байрон, и Толкиэн, и  Шекспир(ы).
И замаячил пред глазами зелёненький эйрбас, где ждёт в дожде красавец Хитроу. И рука потянулась к внутреннему карману пиджака, ощупывая ещё гожий загранпаспорт, а ум, заскакивая, стал пересчитывать рубли в доллары, доллары в евро, евро в фунты стерлингов, там ещё часы и цепочку можно продать…
Ай-ай, как же захотелось лужаек с крикетами, и крекерами с чаем из фарфора "асьмнадцатого" века, в библиотеках полных подлинниками древнегреческих трагедий и ранних изданий Кристофера Марло… но крик: «этого к псам на конюшню!», что читаешь во взгляде любого Европодданного, будь то хоть малазиец или индус-пакистанец, но когда он отрывает взгляд от твоего ещё гожего  загранпаспорта РФ, сразу понимаешь, что это тебе, да, слышал: «К псам! На конюшню! На кухню!»
От нас все так закрылись и забаррикадировались, как при пожаре на подводной лодке, изолируют отсек горящий, задраивая, мощные запоры, обливаясь слезами от криков, горящих заживо товарищей. Как от заразы воздушно-капельной, брезгливо отворачиваются, так и от нас – даже самая верная Азия, и та отвернулась, обнаружив в недрах у себя такие дорогущие углеводороды.
Углеводороды, вот ещё словцо не переводимое, но понимаемое целостно и прямо теперь всеми. Как залог, как задаток, за будущее процветание поколений, ибо эта цивилизация – дымков из труб.
Но не хотелось мне думать в Татарской гимназии обо всём, об этом. Мне верить хотелось, что я соучастник политического процесса, а не фитюлька. Что я Наблюдатель с позиции активной части общества, что бумажки сии – есть важные документы истории демократии, а не по неприличной надобности, из скаредности уборщиц, применённые в пользование. Мне верилось, глядя, как хлопочет Закия Идрисовна, что муэдзины и мне добра желают, выкрикивая призывы, что я не гяур, а прежде гость в их доме, и что в конце - концов мы – Победим!… И дело наше – правое!… Мы должны требовать большего!…
Ещё за пару дней до самих выборов, честно разнося агитки по соседним офисам и по пути лежащим продуктовым лавкам, я заметил искру раздражения, и даже как – будто ненависти людей ко мне. Точно я вилами острыми пытаюсь разворошить в их головах, уже давно устоявшийся и приемлемый порядок. Как от боли корчились они от моих наивных и глупых вопросов: почему же думаете, что всё решено уже? Ведь если вы не пойдёте… да и вовсе я не призываю голосовать именно за Прохорова, просто придите…как это не изменится? Как это НЕ ИЗМЕНИТСЯ? «Как-то так» - ответ мне был. И зло, на холоде и ветре, я пытался в отместку на такие заявления, клеить на стены этих магазинчиков именно плакаты, призывающие голосовать «за Прохорова». За Прохорова! А это за что?
 Игра была такая: найдите 10 различий в программах кандидатов. Интернет пестрел и бух накипью, как оказалось показной и проплаченной оппозиционности. Искусственная волна недовольств площадных народных  вынесла, конечно же, в Москве, новые лица, со старыми лозунгами: Долой! Отнять! Вы все дураки! А кремль огрызнулся в ответ новым благословоблудием: Социальные лифты! Это, пожалуй, самое задорное из всех кривокаленных словечек, что рождает нынешняя администрация. Вот, видать, работёнка не пыльная и ответственная у такого «лифтёра». Но и не об этом даже думалось в гимназии, на участке за нумером 25 участковой избирательной комиссии, а хотелось весны и курить прямо в зале, и что бы может музыку… Радостно же - выборы))
Да что же эта наблюдательница от «ЕР» так откровенно храпит, с недосыпу по уходу за грудным «едросом». Эта саратовская девица, показалась мне яркой моделью нынешних девиц «до 30». По колечку витиеватому, «дольчегабанна» и ещё чему-то неуловимому в лице и взляде было понятно её ощущение вкуса и меры. То, что ей пришлось оставить грудничка почти на сутки с мамкой-нянькой, говорило о том, что муженёк, подкармливающийся в администрации какой-нибудь, выпер её отрабатывать «откаты». Он существовал в её мобильном телефоне под песенкой, всеми обожаемого Стаса Михайлова "Букет из белых роз". Нехитрый набор современного счастьица, невесть что, да уж - не ничего. И я смотрел, и всматривался в её покровительственный взгляд, хозяйки этого сабантуя, которой известен финал, сопричастной большому и ответственному делу мужа – расхищать народное добро, её – растить «едросиков». Что бы правильно мыслили эти дети лавочников, ездили на правильных машинах, и жили правильно в правильных домах.  Как правильно констатировал КПРФовец: «чучундра подхалюзия!» Он позабыл, что поругался с ней с самого утра ещё, и теперь вот разбудил новым "нападением". Всё же старики наши – коммунисты, есть в них стержень настоящий и правдивый! Поучить бы детей наших этому. Да, как говорится – нет предмета для разговора. Нет идеологических артефактов, вроде «красного знамени» или «пионерского галстука». Ведь как объяснишь на пальцах, что такое «родину любить». Пустоголовое и чинобоязненное поколение выросло. Понимающее некий примитивный сленг, не более, не витающее в облаках поэзии или физики, где-то что-то «как-то так». Большой поклон предателям и диверсантам из министерства образования. Они так здорово поработали над этим самым образованием, что «краснодипломники» школ не знают кто и за что стрелялся, и убил таки, с Пушкиным на дуэли. Непал ищут в районе Южной Америки, а итогами второй мировой не удовлетворены, поскольку считают, что Гитлеру не мешало бы, поднажать в 42 и выиграть войну! Даже как-то коряво отстаивают свою точку зрения, путая миллионы или миллиарды погибших. Страшно? Смешно?
Но, по счастью великому, не везде слушают минобразования беспрекословно, кое-где наплевательски относясь к их новым наветам. И гимназия татарская была тоже в числе «ослушников».
Для наблюдателей в столовой был приготовлен недорогой и вкусный обед, к слову и стыду сказать, на тренингах наблюдателей, «отобедывать» в местах дислокации участков строго не рекомендовали, по причине… возможного отравления наблюдателя, не насмерть конечно, но до поноса, случаи были)))
Это ж, до какого ещё бреда воспалённой фантазии мы дойти можем. Ведь были и гражданские войны, и кровавые мальчики, юнкера на льду, и казачьи полки, освирепевшие до бабьего визга, на пулеметы, бросающие в галоп лошадей, где по ту сторону окопа мелькнуло родное лицо брата, и матросы, и предатели с папиросами и без. Где же та грань, через которую перейти уже невозможно, где сам человек останавливается и спрашивает себя самого, а ради чего я сатанею? А не пора ли остановиться, как взбешённому игроку в казино, за рулеточным адом, битый час выстраиваешь горки из фишек в «шпиле», а шарик подлый, точно гад, гадёнышь! Сука! Застрял в «тьере». И липкий пот, говорящий о переутомлении, застилает глаза, когда ты ставишь: 6, 34, 17, 2, 21… и выпадает 25 – пропущенное, насмешливое…АААААААА!
И думаешь потом, зачем стулом ударил крупье, ведь мог же люстру зацепить дорогостоящую.
И посему думаю, что те, кто намеренно травил до поноса наблюдателей – это уж слишком, даже для нашей душераздирающей действительности.
После обеда стало скучно. Зашипели, обожгли и оказались внутри гуарана и таурин, легальные, полезные и делающие своё дело как-то наоборот. Спать захотелось невыносимо, как хочется спать только в школе, с запахами мела, треньканьем ведра уборщицы в гулких коридорах, и тишиной после звонка на уроке истории, где завуч пытается расталдычить чем отличались «меньшевики от большевиков» и «эсеры от гусаров»… и вспоминаешь свою парту, свой класс и чей-то затылок с завитушкой, вкус коржика, который «сочник», и напиток из груши-дички и запах спортзала, и случайно не закрытую дверь в девчоночью раздевалку, и Радищева, и даже Бойля – Мариотта… Вспомнилось как мы в старших классах, вместе с учителем по истории, молодым выпускником истфака университета, прошедшим афган, выпускали школьную стенгазету «Аутодафе», на правах печатного органа комитета комсомола, членом и председателем коего я был. Ох, не знала, не подозревала директриса, что принимая на работу молодого учителя, тем самым приближает перестройку и развал СССР. Не меньше! Я помню, как она рвала в клочья жёсткий советский ватман, пропитанный польскими фломастерами и гуашью. «Сталин - параноик! Ленин – сифилитик!!! Я вам покажу!» Крики эти услышали конечно, в горкоме, и в свою очередь приближая «новую социальную революцию», указали ей на ошибки «с занесением», а меня и Игоря Павловича Коломийцева – нашего историка выперли из комсомола, да и из школы заодно. Но нам было весело. Веселились и смеялись мы, молодые, почти ровесники, этой неожиданной свободе и «репрессиям». Так здорово вдруг оказалось, ощутить эти «вилы вбок» от системы. Ведь не расстреляли, не посадили, не сослали, а просто турнули оттуда, откуда мы и сами были рады бежать. Но, что было делать дальше с этой свободой, никто из нас толком не знал. Кроме, быть может М.Прохорова, который начал джинсы «варить», в хлорке и керамзите, и М.Ходорковского, который пошёл чуть дальше. И соответственно своим талантам, теперь и пребывает. Озарение какое то что - ли на этих Михаилов нашло. Но, что нашло на того Михаила, который запертый в Форосе ГКЧПистами, вдруг вырвался оттуда, и вместо того, что бы им «башки всем поотшибать» взял и… «шагнул в тысячелетие», «разрушил берлинскую стену», поехал в Америку, и вышел там из машины на улицу, без охраны и стал говорить с тем народом… а потом взял и ушёл. Отрёкся. Подписал какие-то бумаги, чай не допил, ничего и никому не объяснил, встал и пропал, точно «штукарь – регент»… Кинулись искать: Бааа! Нету! Мать честная! Да всё ложь, всё обман! Как-то так…
Всё кончилось ровно к шести, когда запел или взвыл муэдзин, а чудный наш фотографический Чуров, косясь и морщась от вспышек любимых фотоаппаратов, выпалил: «насчиталось к этому часу ей-ей 60% почти, мол чего уж ваньку валять, думается, того… выборы Путина на должность Путина, (в этих выборах, на выборах без выбора!) можно считать (а можно и не считать) случились - а чё, 60 мало?! Да не мало, добрый наш Чуров, в самый раз дорогой! Бери эти проценты и беги к хозяину, как тапки, как утреннюю газету, верный ты пёс, принеси, и сноси терпеливо ласки да шлепки, сейчас тебе будет косточка!
 А в глазах у Закии Идрисовны, милейшей и добрейшей тётеньки – директора, сверкнуло дамасской сталью, и вязью огненной я прочёл в них: Гяур!

Ах, подожди, не улетай зелёненький эйрбасик, я щас, я за семьёй… постой!

Дальше мы все устали и потушив кормовые огни, просто дрейфовали в этом море процентов, изредка, не смертельно  и не больно сталкивались, но  уже не затем, чтоб зацепить и потопить друг друга, а напротив, чтобы скорее зацепиться друг за другом, и уйти караваном в тёмную ширь океана жизни, в которой всё замерло теперь. Тосклива и глубока – эта яма «всеобщего позора и бесчестия», и даже сцепивши все наши якоря не достать до каменистого и пустынного дна, где Кусто его знает, какие ещё чудовища водятся. Нам страшно и темно. Но мы плывём. В безветрии.
И на последок утешимся, успокоив сердце, уж зная чем дело кончилось. И найдём утешение это, всё там же, где и вопросы, в любимых строках М.Булгакова, которыми он заканчивает роман "Белая Гвардия":
"Всё пройдёт. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звёзды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? ПОЧЕМУ?