Инь-Ян. Литературный опус 3 нов. ред

                А Н Ю Т А















                И Н Ь – Я Н

                РЕД.  3























                2 0 1 2
 
                Наука пытается понять,
                по каким законам
                Бог устроил этот мир

                Т.В. Черниговская



































Р1

            Началось с того, что мне приснился сон. Про родителей. Они оба давно уже умерли. Но во сне всё возможно.
А сон такой: как будто спокойно и сладко спится мне в своей комнате, на своей постели. И почему-то напротив, в углу комнаты на высокой кровати спит мама. Она с головой укрылась одеялом, ее не видно, но я знаю, что это мама там спит. Или дремлет.
А ко мне на кровать садится отец и начинает меня тормошить:
-   Проснись, проснись, - смеется он. – Хватит спать-то, вот соня!
Я слышу все, но никак не могу открыть глаза. Просто веки слиплись, не раскрываются, и просыпаться, ну, никак не хочется.
А отец все расталкивает меня и сам такой веселый:
-   Ну, давай, давай! Пора уже. Вот любительница поспать. Просыпайся же, говорю.
Я еле-еле открываю глаза. А он такой молодой и так весело смеется:
-   Не довольно ли спать? Пора уже проснуться.
И пошел по коридору к выходной двери. Потом оглянулся, опять улыбается:
-   Вставай, просыпайся. – И вышел, веселый.
Я и в самом деле проснулась. Не там, во сне, а наяву.
Лежу и думаю: «Какой ясный сон. К чему бы это, о чем?» А мысли сами подсказывают:  «Ты ведь  все собираешься начать писать книжку. И никак не начнешь. Все откладываешь, то одно мешает, то другое. Вот отец и говорит тебе – хватит, мол, просыпайся, начинай».         
И я согласилась с этим. Надо начинать. Иначе зачем бы ему  приходить ко мне?  Видно и впрямь пора начинать, если даже  ОТТУДА  подталкивают.
Вот так и ввязалась в это дело.
А дело вырисовывается таким: надо рассказать об Анне, о ее судьбе, об этой идиотской истории со свадьбой; надо рассказать о Том Свете, который, хочешь - не хочешь, а может вмешиваться в нашу жизнь и даже расстраивать свадьбы; и надо рассказать о первопричинах, в которых пытается разобраться Анна, рассеивая повсюду свои записки. Уж такая у нее манера: пришла мысль в голову, или по радио что-то услышала интересное – и сразу записать на первом попавшемся листочке, в тетрадке или на рекламном листке… А потом ищет, где и что записано. Так вот надо собрать все в одну кучку, как-то упорядочить что ли.
Вот с записок Анны мы и начнем. При случае.


C1

Свадьба, свадьба! Какое шумное и веселое событие!  Для кого-то счастливое, а кого-то оставившее за бортом.
Анна вспоминает неизвестно какими путями дошедшие до нее предания о юности дедушки и бабушки.
-   Маменька, вот если бы вы Ксению за меня посватали…
-   А что же Грушенька? Или не хороша?
- Хороша тоже. Хороша. Но Ксения…
Иван тотчас представил себе светленькую голубоглазую Ксюшу, которой, казалось, незнакомы были ни печали, ни заботы. Всегда улыбчивая, как солнышко, а ее веселый голосок и звонкий смех то и дело доносились из разных концов двора или из дома, где она занималась какими-то домашними делами.  Грушенька была посерьезнее, построже. Но если засмеется, то и не отличишь – тот же серебряный колокольчик звенит. И если внешне темнорусая и кареглазая Грушенька отличалась от сестры, то этот звенящий беззаботный смех роднил их настолько, что просто нельзя было отличить, кто это там так развеселился – Грушенька или Ксюша. Это у них от матери, Антонины Власьевны, давно взрослой женщины, жизнерадостной и смешливой, как девочки.  Да, Грушенька тоже хороша, но Ксюша…
Но маменька Ивана, Марья Поликарповна,  была строга:
-  Ксению нельзя. Она младшенькая. А сперва надо старшую замуж выдать. Да уж наметился  у них женишок и для Ксении.
-   Егор что ли?
-   Он самый.
-   Да он уехал же, маменька!
-   А по делам поехал. Насчет торговли. Приедет, поди, через год, лавку свою откроет .Пока вас с Грушенькой повенчают, там и они следом.
- Егор-то побогаче нас будет.
Марья Поликарповна поджала губы, но согласилась:
- Да, свадьбу знатную сыграют. Ну и мы не в грязь лицом. Не горюнься, Иван. А, сынок?
Но и Грушенька не с большой охотой шла за Ивана. Это у Ксении любовь с Егором. И когда она только успела с ним сговориться? Вроде бы сестры все время вместе – и по дому, и на гулянье за околицей.
Новая революционная жизнь после семнадцатого года не скоро еще справилась с вековым укладом жизни на селе. Анюта еще застала эти гулянья, эту отраду для сельской молодежи, бал и смотрины для местных красавиц, развлечение и повод показать себя для молодых удальцов. А они, малышня, заранее бежали на луговину занимать зрительские места. Еще и тогда было что посмотреть. А уж во времена молодости бабушки Аграфены …
Это было действо!
Девушки заранее сами шили себе нарядные красивые платья, кому какое было по карману и по трудолюбию. И в праздничный вечер выходили на край села, на просторную луговину – «гулять».
Они собирались по трое-четверо, взяв друг друга под локоток и медленным шагом двигались по кругу, шеренга за шеренгой. Иногда пели, иногда разговаривали – «судачили», а сами зорко поглядывали по сторонам.
Парни собирались за невидимой, но жестко соблюдаемой чертой круга, стояли, переговариваясь, шутили, перекидывались репликами с плавно проходящими мимо девушками, которые, несмотря на показную  невозмутимость, иногда прыскали от смеха, отмечая остроумие шутников.
Потом откуда-то приближались звуки  гармони, и начинались танцы. По строгим правилам.
Сначала девушки, все так же передвигаясь по кругу, плавно разводили руками и слегка притоптывали в такт музыке. Это шла медленная «круговая», как бы разминка. Потом  важно-степенная «проходочка», постепенно ускоряющая темп, а под «завлекалочку» в круг уже проникали ребята, пристраиваясь рядом с приглянувшейся девушкой. Они тоже начинали приплясывать, переходя на «чечеточку», а дальше – кадриль, полька, цыганочка – и вот уже все кружится и мелькает платочками, и лихо срывает с себя фуражку, хлопая ею о землю, очередной удалец  и пускается вприсядь. И гармонисты, сменяя друг друга, наигрывают каждый в свой черед в разных концах луговины свою партию.
В свое время и Грушенька с удовольствием танцевала с лихим  рыжим заводилой, который, несмотря на множество веснушек, был все же неплох собой  А уж обходительный какой, и как тепло ласкает взглядом… И  Грушенька вспоминала его все чаще и чаше.
Но не во власти молодой девицы выбрать себе  жениха. Это решают родители. А они выбрали Ивана из дальнего села. Может и хорош тоже, но мало знакомый ей. Он и на гулянье-то не ходил почти.
-   Маменька, маменька… Я вот за Натольку бы… Пошла бы…
-   Да какая он тебе пара? И семья небогатая. Не голытьба, знамо, но у них семеро по лавкам… И все рыжие, - залилась она смехом. -  А знаешь, сколько тебе придется у них в доме работать-то? Всех обстирать, обмыть, хлебы напечь, горшки перемыть… Да я, тебя жалеючи, не пожелаю тебе такой судьбы, касатка моя. А у Ивана совсем другая планида. Телеграфистом работает на станции в Ашиткове. Говорят, обещали его дежурным по станции назначить. А там, глядишь, и начальником будет.
Что поделаешь, раньше родители всегда знали, какую судьбу лучше выбрать для своих детей  И маменька, Антонина Власьевна – не враг же она своей доченьке, молчаливой и сдержанной Грушеньке.
А Грушенька поплакала-поплакала у себя в горнице, но изменить ничего не могла. Их сосватали и вскоре отправили под венец.
Ах, свадьба, свадьба! Разве давно это было?  А вот уж и жизнь прожита, нелегкая трудовая жизнь. И войны пережиты – Гражданская, Отечественная. Слава Богу, без потерь. Железнодорожники и в тылу как на фронте. И командировки были на передовую, и поезда туда водили – огромные грузовые составы. И под бомбежки попадали.  А сколько перелопачено в мирное время! И на работе, и в семье. Они же семерых детей с Иваном на ноги поставили. Вырастили, выучили. И любопытная внучка, касатка Анюта, расспрашивает бабушку о ее молодости.
И этот рыжий Натолька вдруг мелькнул в памяти. А может и правильно все получилось, и жалеть не о чем? А то была бы сейчас Анютка-то рыжая1

- Ах, рыжая, рыжая! – Аграфена обнимает внучку.
- Ба, да ты что? Я не рыжая.
- Да и то верно. Что мы – рыжие что ли? Ведь нынче Графена - купальница, все на реке.                Пойдем-ка сходим, уважь именинницу.
Вот радость-то! Они с деревенскими ребятами все больше в пруду бултыхались. Река далеко, туда только со взрослыми. Это обычно целый поход получался, набирались сумки с продуктами, с подстилками, брали и карты игральные. И проводили на реке весь день.  А тут – никого. Только Анютка да бабушка.
- Пойдем, пойдем, - захлопала в ладоши Анюта. 
До реки километра полтора пути. Но все лугами, лугами.
Как хорошо в летний  жаркий денек шлепать босыми ногами по луговым тропинкам!  На пригорках они сухие, покрытые нежным тонким слоем серовато-коричневой почти горячей пыли, которая при каждом шаге поднимается над стопой, пробиваясь курчавым мягким облачком сквозь пальцы ног. А в низинах тропинки черные и влажные, почти скользкие и приятно прохладные.
А травы, травы! Это целый океан жизни, шелестит и шепчется о чем-то своем, и дает приют  несметной армии жучков и мотыльков, бабочек, а ближе к реке и стрекоз.  И все так ласковы друг к другу, так гостеприимны. Анечка с удовольствием вбегает в высокие заросли овсюга и купырей и, схватив пару листиков щавеля, догоняет бабушку.
Впереди уже видна Нерская, небольшая, местами мелководная  речушка Подмосковья, с песчаным дном и струящейся прозрачной водичкой, сквозь которую видны небольшие косячки мальков, то неспешно собирающихся в стайки, а то вдруг серебряными брызгами бросающихся врассыпную. И эта мельтешня насекомых в траве и рыбешек в воде – все это жизнь, их отдельная от Анютиной жизнь, но такая важная для них самих и , наверное, для мира тоже. Иначе зачем бы эти картины детства оставались у нас в памяти на всю долгую жизнь?
И бабушка тоже  любила Нерскую, чистую речку ее детства.
Когда в конце двадцатых годов жизнь после революции начала потихоньку образовываться, подчиняться каким-то новым правилам, бабушке от профсоюза железнодорожников за ударный труд выдали путевку в дом отдыха в Сочи. Она прожила там положенный срок, недели две что ли, и с удовольствием вернулась домой к семье, детям и привычным  заботам.
Взрослые ее дети, сын Дмитрий Иванович и дочь Зинаида Ивановна, уже бывавшие на море, с интересом спрашивали:
- Ну как, мам, понравилось море-то? Простор, широта…
Бабушка плавно отмахивалась рукой и отвечала вполне серьезно:
- И-и-и, широта! Да весной наша Нерская куда шире разливается!
И это была справедливая оценка мощи такой незаметной вроде бы речушки, но которая по весне заливала все окрестные луга вплоть до самого горизонта. А мягко клубящиеся туманы  над разлившейся водой еще более усиливали впечатление мощи и бесконечности.




Т1

Туман, туман… Мягко клубящийся туман.
И где-то в глубине – неясные всполохи, как взмахи больших белых крыльев.  Что-то там живет и движется – совсем другой мир. Для кого-то добрый и ласковый, а для кого-то неумолимо безжалостный. Но никто не знает, как он устроен, тот мир, издревле называемый - Тот Свет.
По каким далеким мифам и легендам, из каких полудостоверных источников дошли до нас отрывочные сведения о Том Свете? Том, предуготованном для людей мире, в котором всем предстоит когда-то упокоиться.
Удивительно лишь то поразительное  сходство в главном моменте, который существует во всех религиях и преданиях:
там обязательно есть  Рай – и утешьтесь, люди;
там обязательно есть Ад – и трепещите, люди.
Потому что в Раю вас окружают ангелы, от них светло и радостно и хочется тоже творить добрые дела, а это победа ангелов.
А в Аду скопища бесов стремятся усилить ваши страдания, вашу боль, потому что эманация страдания – гаввах – это их пища насущная, а они ненасытны вовеки.
Древняя восточная философия утверждает, что вначале, когда ничего еще не было (из того, что мы знаем теперь) везде царил хаос. Хаос – посмотрите в словаре – это начало начал, беспредельная зияющая бездна, наполненная туманом, мраком и вечным холодом.
Из этого хаоса родилось все сущее: и земная жизнь, которую мы все живущие хорошо знаем, и потусторонняя жизнь, о которой хорошо бы узнать хоть что-то.
Узнаете.
Каждый в свой  день и час, когда придет ваш срок. Вы все узнаете.
Вас встретят в Олирне родственники, близкие люди и друзья, ушедшие в мир иной раньше вас. Вас встретят там и духовные пастыри – руководители общин, в которых вновь прибывшим предстоит провести годы и годы наступившего для них  нового периода, возможно, вечного.
Вас будут навещать там представители Синклита, святые, блаженные, ангелы и архангелы, чтобы благодарить вас за добрые дела или наставлять на подвижнические деяния.
Главная цель встречающих – пригреть, приютить, ободрить вновь прибывших, не дать им впасть в отчаяние, чтобы они не опустились в нижние слои, не подпали под власть бесов. Эти твари так и крутятся здесь, чтобы ухватить грешника и потащить его за собой в адские пределы.
И горе тем,  чья карма под тяжестью своею, сама потянет его вниз сквозь холодную мглу в горящий пламень.  И туман скроет несчастного из виду.


C2

Ах, свадьба, свадьба.
Нет, пожалуй, Анна не хотела бы ни шума, ни большой компании. Так, несколько друзей, которые смогут приехать, несмотря ни на что. Нынче все такие занятые, у всех дела, дела.
Да наверное, никто и не ждет от них шумной и многолюдной свадьбы. А может и вообще никакой свадьбы не ждут. Для многих это будет большой неожиданностью. Так что можно просто пригласить нескольких близких друзей.
А родственников?
Да каких родственников? У Валеры вообще никого нет, а у Анюты почти все родственные связи мало по малу распались. Еще в первое время, когда она уехала в другой город, то иногда, бывая в командировках в Москве, заходила к родственникам – навестить. Они всегда были рады встрече и даже обижались порою:
- Почему же ты в тот раз к Зиночке зашла, а у нас так и не объявилась?
- Почему к Верочке не заглянула, она бы рада тебя видеть…
Господи, как будто человек приехал не в командировку, а чтобы родственников навещать!
Вообще-то Анне нравились семейные устои Талашкиных, их отношение к детям – строгое и уважительное. Называли детей только ласкательно: Митенька, Катенька, Зиночка, Феденька. А когда те взрослели, женились или замуж выходили, то они уже были Димитрий Иванович, Зинаида Ивановна, Катерина Ивановна. Так называли их прежде всего родители, а вслед за ними и остальные дети так звали, когда говорили друг о друге. Иногда и с иронией. Но между собой все же общались просто по именам, без отчества, а иногда и позволяли себе отозваться о младших – Федька, Верка. Это когда были ими недовольны. Но родители, если слышали, непременно пресекали эти вольности.
Все это так давно было… Ни дедушки, ни бабушки уже нет в живых. Тетя Зина тоже умерла, царствие ей небесное. Через несколько лет и тетя Катя тоже ушла в мир иной. Верочка сама больна, ей не до гостей. Кто еще? Двоюродные сестры, племянники – это уже отпочковавшиеся семьи со своими хлопотами и заботами. И уж совсем молодые – их дети. Новые поколения, можно сказать, почти чужие люди.
Вот когда дедушка с бабушкой были живы, каким шумным становился летом их добротный просторный дом в деревне. По выходным собирались почти все их дети – три сына и четыре дочери, кто с семьей, а кто, еще не семейные, с друзьями. И тут же внуки – неисчислимое множество мальчишек и девчонок.
Бедная бабушка Груша, как она только управлялась со всеми.
Бывало, утром все только глаза продирают, а печь уже истоплена. Бабушка пошлет старших ребят в огород набрать огурцов, и пока они там шарят по грядкам, она уже несет большой чугун с горячей картошкой прямо из печи. Едоки все облепят громадный стол, сделанный местным умельцем на заказ и занимающим четверть просторной террасы, а тут и огурцы появляются в изрядного размера тазике, и начинается пиршество.
Выбрав из чугуна картофелину покрупнее, Лида, младшая сестренка Ани, бьет по ней кулачком и кричит радостно:
-  Во у меня какая рассыпуха! Вкуснятина!
-  И у меня, и у меня, -  вторит малышня, повторяя за ней те же манипуляции.  И рукотворная  рассыпчатая картошина появляется перед каждым желающим.
Потом все бегут на улицу  играть и развлекаться с друзьями, кто во что горазд.
Конечно, старшие дети тусуются между собой, у малышей своя компания, но все равно это одна  большая патриархальная семья, связи, обозначенные и скрепленные еще с пеленок, еще живые в душе, но почти затерянные в тумане прошлого.



Р2

В древние времена, в древнем мире возникли эти понятия: Инь и Ян.
Инь-Ян – два чудесных головастика, удобно расположившиеся в общей икринке.
Инь – она сплошь черненькая с круглой головкой и небольшим хвостиком. Смотрит на мир кругленьким беленьким глазком. Ян – он весь белый – и головка, и хвостик, а глазок черненький.
Абсолютная симметрия черного  и белого, и в этом заключена их абсолютная противоположность.
Так устроен мир. Он состоит из противоположностей, без которых не было бы ни равновесия в мире, ни его развития.
Знаменитый тезис о единстве и борьбе противоположностей,  рожденный на Востоке и сформулированный на Западе, объединяет обе философии – интуитивную восточную и логическую западную, хотя, конечно, и восточной не откажешь в логике, и западной не чужда интуиция.
В чем философия? Да, противоположности являются движущей силой развития мира.  Если бы не было верха и низа, куда стекала бы дождевая вода? Если бы не было рассвета, как бы мы назначали свидания на закате? Если  не было бы любви и ненависти как бы мы распознавали  друзей и врагов, и не бывать бы счастью, если б несчастье не помогло!
Вот они Инь и Ян:  левое – правое, печаль – радость, темное – светлое, плюс – минус,  жара – мороз, сладкое – горькое… Стоп, стоп, стоп. Не обязательно так. Можно, например, жара – холод, сладкое – кислое, разве это не противоположности?  Нет, пусть как было: жара – мороз, тогда холод – тепло, и пусть сладкое – горькое, тогда кислое – пресное.
 Забавно. Интересная игра получается! Не всегда и подберешь точную противоположность. И смех и слезы. А может и не обязательно все должно иметь свои противоположности, есть и полутона и оттенки. Просто мы не все умеем выразить словами.
Однако, даже не зная горя, мы все равно стремились бы к счастью и не зная зла, все равно благословляли бы добро. Но к нашей ли пользе оставить только Ян – а это огонь, и не позаботиться об Инь – а это вода, необходимая, чтобы вовремя затушить пожар?
Нет уж, пусть будут и Ян и Инь, тем более, что распорядиться ими не в нашей власти.
Есть в мире нечто, чему мы не хозяева. Даже если выбираешь свою половинку, свою судьбу, и то нельзя предсказать последствий этого выбора. Это вам не свадебное платье подобрать.



С3

Да, свадьба, свадьба! Может и хорошо, но ведь все уже было.
Анна прекрасно помнит свою первую свадьбу, свой первый выбор.
Они дружили втроем: Анюта, Валера и Костик. Оба хорошие ребята, оба влюблены в нее. И симпатичны ей оба.
Им всем нравилось бывать вместе, готовиться к контрольным работам, к лабораторкам, ходить в кино или бегать в парке на  лыжах.
Вместе хорошо, и Аня затрудняется в выборе. Ну, чисто Агафья Тихоновна: «Вот если бы губы Никанора  Ивановича, да приставить к носу Ивана Кузьмича…»  Дело, конечно, не во внешности. Они нормальные ребята. Оба умны, начитаны, не чужды юмора. И если бы сдержанность и скромность Валерки разбавить легкостью характера и говорливостью Костика, то…  То кого бы она выбрала тогда?
Возможно, они оба молчаливо согласились оставить выбор за ней? Иначе почему ни один из них не делал решительных шагов?  Валера даже сказал как-то в разговоре: «Я никогда не открою своих чувств, если не буду уверен в положительном ответе». Анюту это как-то задело. «Что же, девушка сама должна тебе на шею кинуться»? – подумала она, но как-то мельком. Пока она еще и сама не знала, к кому больше расположена. Да и куда торопиться? Вся молодость еще впереди, а она не говорит, она поет. И они много пели по вечерам под гитару и в общежитии, и в парке, куда ходили гулять шумными компаниями. Правда,  и там Валера был не из самых говорливых.  Все больше  молчал. Хотя отчаянно  говорили его глаза.
Костик мягче. Но импульсивней.  Анна до сих пор хохочет, когда вспоминает один случай в кино. Они как всегда втроем пошли смотреть какой-то фильм, зарубежный что ли… Сели. Справа и слева мальчики, Анюта в серединке. Погас свет, началась лирика, и Валера осторожно взял ее за руку. Но смотрел только на экран, время от времени  слегка сжимая ее руку.
Через некоторое время Костик тоже решился и взял ее руку в свою. И стал реже смотреть на экран, а чаще на Анечку.
Ее и забавляла эта ситуация и ставила в какое-то двусмысленное положение, из которого она пока не видела достойного для обоих выхода. Валера тем временем уже держал ее руку двумя руками, как драгоценный, принадлежащий только ему трофей. А Костя при очередном взгляде на Анюту вдруг увидел, что и Валерка держит ее руку. Он обиженно хмыкнул, резко отбросил Анечкину руку и уставился только на экран. Аня осторожно освободила свою вторую плененную руку, и они благополучно досмотрели фильм.
Костик был обижен и не скрывал этого. Даже рассказал какой-то язвительный анекдот о женском коварстве.
- А ты что скажешь, Лер? - лукаво спросила Аня. Но Валера был в мечтательном настроении и не поддержал Костю. Костик надувался еще день, но потом опять вошел в норму, и обычные отношения троицы восстановились.
А то еще был случай. Как-то в самом начале учебного года Костик пригласил Аню и Валеру к себе в гости. Прекрасные сентябрьские дни, еще не осень, народ вовсю купается.
- Поехали?
- А что, поехали.
- Кстати, поможете мне сено убрать, - предупредил Костя. – Так что завтра с утра пораньше быть на вокзале. Встречаемся у касс.
Он жил в подмосковном городке, не более двухсот километров от Москвы и туда  можно было легко добраться электричкой. Однако, «легко» – это понятие относительное. Вроде бы что такого – сел и поехал. Но отсидеть на жесткой скамейке почти три часа с нудными остановками и постоянным шастаньем пассажиров, то входящих, то выходящих… Все-таки утомляет.
И хотя тем для разговоров ребятам хватало, хотелось поскорее на волю. Валера мимоходом изучал остановки.
- Смотри-ка, Бронницы. Какое-то древнее название. Мне так и чудится Древняя Русь, оборонные рубежи, конница, пики. А вот Фаустово. Почему бы? Вроде даже не славянского происхождения, как думаете?
По радио между тем женский голос объявил:
- Следующая станция Виноградово.
Валера немедленно откликнулся:
- Виноградово? Назовут же! Здесь и виноград-то, небось, никогда не рос…
Аня встрепенулась. Да, здесь никогда не рос виноград. Не те места. Эта станция до советской власти, называлась Ашитково.  А начальником станции здесь служил Виноградов Сергей Иванович. Во время первой российской революции 1905 года активными ее участниками были железнодорожники Казанской дороги. И начальник станции Ашитково решительно встал на сторону рабочих. Сын священника, воспитанный в патриархальных традициях, он был очень совестливым человеком. Рабочие сами избрали его в стачечный комитет.
После разгрома этой революции многие  ее участники были осуждены, сосланы в каторгу и даже расстреляны. Виноградов также был расстрелян, без суда и следствия, нагрянувшим на станцию карательным отрядом.
И только после второй революции, когда к власти пришли Советы, где-то в двадцатых годах станция Ашитково была переименована  в Виноградово. Так она и называется до сих пор. А история этого переименования многим неизвестна.
У отца Анны, потомственного железнодорожника  была небольшая книжица «1905 год на Казанке». Автора она не помнила, да и содержание подзабыла. Ей тогда и десяти лет не было, когда она держала эту книжку в руках. Но о Виноградове слышала и от дедушки, который начинал свою рабочую биографию  на станции Ашитково телеграфистом. Она рассказала кое-что ребятам.
-  Мой дедушка всю жизнь проработал на Казанской железной дороге, вот на этой самой.  А  детьми мы проводили лето в его деревенском доме в селе Конобеево. Раздолье! Луга, дубравы, большой пруд…
- У нас тоже очень хорошие места, - не выдержал Костик. – Вот вы увидите.
Он тоже любил свой родной край, где прошло его детство. И он хотел, чтобы друзьям там понравилось.
- Посмотрим, посмотрим, - критически заметил Валера.
Город расположился на пологих холмах, на берегу большой реки. На самой высоте в старом центре города высился Кремль. Не очень-то ухоженный, с осыпающимися башнями и с большими щербинами в стенах. Внутри было мало строений – пара церковушек, тоже разрушенных и двухэтажный длинный беленый дом, в котором приютился краеведческий музей. Вообще-то место малопосещаемое, и лишь мамочки с колясками часто гуляли по лужайкам внутреннего дворика.
Настоящим центром города  была новая его часть  со стандартными пятиэтажками, магазинами и кинотеатром. Как водится, на площади Ленина  высилось здание Горсовета с колоннами и высокими окнами. По улицам громыхал трамвай , бегали автобусы.
Площадь у железнодорожного вокзала по идее должен был украшать сквер, но выглядел он довольно чахло, так как был пересечен забором, за которым возводился автовокзал.
Но была и другая, тихая и уютная часть города. На спуске к реке и вдоль берегов жались старинные поселения с довольно аккуратными, чаще деревянными домиками, с садиками и луговинками, где жили из поколения в поколение посадские люди, соблюдая старинный уклад жизни, ухаживая за огородиками с капустой и огурцами.
На одной из таких посадских улочек и жили родители Кости. Они уехали на недельку навестить сестру и наказали Косте перетаскать сено из-под навеса в зимний сарай. Когда они вошли за калитку во двор дома, невольно глубоко вдохнули в себя пряный душистый аромат раскиданного для просушки сена.  Валера с чувством произнес:
- Хорошо в краю родном, пахнет сеном… - и смущенно осекся. Ребята рассмеялись.
- Ой, как приятно поваляться на сене! – закричала Анюта и плюхнулась в копну.
- Ребята, располагайтесь, а я пойду самовар ставить, – деловито распоряжался Костя. Надо позавтракать. Есть-то хотите?
После приятного завтрака у самовара работать никому не захотелось, и они побежали на речку купаться. И провели там весь день, благо стояли теплые прощальные деньки уходящего лета. На другой день осматривали город, потом опять купались до посинения. Кое-что и кое-как  готовили, перекусывали на ходу и снова бежали на речку.
А там замечательный песчаный пляж, кусты ивняка неподалеку, старые мостки для спуска к воде. На реке они  иногда находили ракушки. Живые тут же схлопывали створки, стоило лишь коснуться до них рукой. Ребята забрасывали их далеко в воду. А пустые, разделенные на половинки, сверкали на солнце, переливаясь всеми цветами перламутра.
- Какая красота! – восклицала Аня. – Вот бы из них что-нибудь сделать. Шкатулку украсить, как думаешь?
- Да, было бы здорово. – подхватывал Костик. – Например, стены зданий украшать, вставлять в незастывший  бетон или штукатурку, - сразу же начинал он искать техническое решение фантастической, по сути идеи.
-  Едва ли получится, - резонно замечал Валера. Они очень хрупкие. Надавишь посильнее – и разлетятся на кусочки. Нужна ручная работа. А это ого-го какой труд…
-  Сам ты ого-го!
Что верно, то верно, Валера действительно «ого-го». Он был удивительно пропорционален, в меру  мускулист, почти античный юноша. Костя тоже ничего, но очень высокий и при том  худощав. Мама его даже жаловалась:
- Кормлю, кормлю, а все не в коня корм.
Но несмотря на это конь тоже был хорош.
Костик наконец-то вспомнил о родительском наказе и предложил ребятам поработать, перетаскать сено.
- Ночью, что ли? – испугалась Аня и попросила жалобно,  - Давайте уж завтра.
- Придется первую пару заколоть, - резюмировал Валера.
С утра пораньше они принялись за дело. Работали споро, если не считать того, что почти после каждой сброшенной на настил копешки Аня кидалась на нее, восклицая:
- А пахнет-то как! А мягко-то как! – Брала в руки соломинки, покусывала их, стремясь определить вкус.
Она вспомнила свое детство, поездки к бабушке в деревню, многочисленных отпрысков – больших и маленьких – плодовитой семьи Талашкиных. Летом дом просто гудел. Размещались и в сенях, и в горнице, и на террасе, а малышне стелили сено на печи, благо летом ее не топили и угрозы возгорания не было. Сверху сено накрывали большой холстиной типа простыни, а укрывались все узорчатым «каньевым» одеялом.
Как приятно было спать на этом душистом ложе. Утром кто-то проснется пораньше, а рядом сопят двоюродные и троюродные братишки и сестренки. Проснувшийся озорник берет соломинку и начинает водить ею у соседа по щеке, по носу, по лбу. Тот морщится, ворчит что-то, но не открывает глаз. Тогда начинается серьезная атака, щекотание по шее и за ухом. Но этот соня  не хочет просыпаться. Ах, так! И щекочут его уже руками – и по шее, и подмышками пока он не проснется окончательно.
Потом оба принимаются за третьего в том же порядке, потом за следующего. И так пробуждаются все пятеро или шестеро, сколько их там размещалось на просторной русской печи. Это называлось у них играть в щекотки.
Вот и теперь. Когда было перетаскано почти все сено, Аня объявила:
- Ну, хватит! Я уже выполнила свою норму. - И она повалилась в мягкое ложе. Костя тоже бросил свою ношу и рухнул рядом. Валера добросовестно пошел добирать остатки.
Костик лежал, раскинув руки и блаженно закрыв глаза. Аня взяла подходящую соломинку и стала тихонько щекотать его. Он морщился, улыбался, приоткрывал то один глаз, то другой, но больше никак не реагировал. Тогда Аня стала щекотать его руками.
-  Ах, ты так! – якобы грозно зарычал Костя и, схватив пучок сена попытался пощекотать Аньку. Она завизжала, захохотала, и началась возня, где визжали и хохотали оба. И в какой-то момент Костя удачно схватил ее за обе руки, и раскинув их в стороны, победно завис над нею:
-  Сдаешься? Что, сдаешься? – вопрошал он шутливым и почему-то хриплым голосом.
- Нет, нет! -  смеялась Анюта, извиваясь на сене. – Лерка, спасай!
А Валера стоял в дверях сарая с последней охапкой сена. Почему-то он не присоединился к ним, а с мрачным  видом, подойдя ближе, с размаху бросил на них все оставшееся сено.  Костя как-то испуганно и воровато отпрянул от Ани, а Валера, непонятно хмыкнув, быстро ушел из сарая.
Аня была в недоумении – игра есть игра, и ее удивила и виноватая суетливость Кости, и необычная суровость Валеры. Уже  позже, будучи взрослой женщиной и вспоминая тот случай, Аня сообразила, что они оба по мужски поняли друг друга, и это она была наивная дура.
А Валера, не пускаясь в долгие объяснения, уехал ближайшей злектричкой. Но и у Ани, и у Кости тоже испортилось настроение, гулять по городу не хотелось, дома делать было нечего, и они тоже вскоре уехали. Единственное, что насторожило Анюту в собственных переживаниях, это то, что ей совсем не интересно было оставаться с Костей вдвоем, а мысли все время бежали за Валерой. Он сердился несколько дней. Но Анечка была само внимание:
- Лерчик, Лерчик…
Но не только к Костику они ездили в гости. Однажды вдруг Валера торжественно пригласил их к себе на обед. Вот именно торжественно:
- Прошу пожаловать ко мне. На обед. К четырнадцати часам – И грозно добавил: - Смотрите, чтоб не нажираться заранее. Обед будет из пяти блюд и все надо съесть. А то меня бабушка Эльза съест.
Потом оказалось, что пять блюд -  это нормальный суп, правда, из хорошей красной рыбы, картофельное пюре с котлетой, тоже необыкновенно вкусной, салат с непривычной морской капустой, а потом  мороженое и кофе. Для середины пятидесятых это даже шикарно.
Но главное не в этом. Анюта явственно почувствовала, что это смотрины. И бабушка,  и мама Валеры уделяли основное внимание ей. Хотя кому же еще? Ведь приглашены были Костя, Вадим и  Марик, старые товарищи Валеры, причем Марик пришел со своей девушкой, кажется, Евой, ну, и Аня – вот и все. Да, еще и Витя.
Кстати, о Вите. Он объявился в их компании сравнительно недавно. Вообще-то хороший, симпатичный парниша, но очень уж обидчивый.
Он начал ухаживать за Аней, пытаясь игнорировать и Костю, и Валеру. Танцевал с нею на студенческих вечеринках,  приглашал в кино, как-то умудряясь достать билеты на модные фильмы.  Даже однажды предложил организовать прогулку на теплоходе, но Аня мягко предупредила, что ехать без Валеры и Кости  не годится,  и Витя  как-то остыл к этой идее.
Витя был любитель анекдотов, хлебом не корми, дай послушать. Но рассказать сам толком никогда не мог. Он начинал хохотать неудержимо, еще не дойдя до главной фишки.
- Ну что, ну, Витька, рассказывай…
- Ой, не могу, так смешно… Погодите.  – И вот, нахохотавшись вдоволь, вдруг говорит:
- Ой, я забыл, что там дальше. Но очень смешно…
То ли вправду забыл, то ли это шутка такая была у него.
Но все же в компанию трех он вписывался с трудом. Действительно так получалось, что Анюта уделяла ему меньше внимания, чем хотя бы Косте, а уж тем более Валере. Витя порою явно, порою неявно обижался.  И это Аня подсказала Валере пригласить  и Витю, чтобы не вызвать у него чрезмерную обиду. Правда, она и сама осознавала, что если бы их треугольник  вдруг превратился в квадрат, то это был бы уже перебор. Но получив приглашение на обед Витя явился с гитарой, что всех определенно устроило.
Сначала ребята стеснялись, обстановка какая-то не совсем привычная: на большом овальном столе белоснежная скатерть с узорами, перед каждым несколько разных тарелочек, справа и слева от них разложены сверкающие мельхиоровые приборы (а может серебро? – Аня не знала). Стоят стаканы для сока, бокалы для вина и еще изящные рюмочки для чего-то. Короче, непривычный шик выше среднего.
Но вскоре ребята освоились, чему помог Марик, видимо, не редкий гость здесь. Он по хозяйски взялся за дело:
-  Леди энд джентльмены! Предлагаю оценить гостеприимство этого дома и поблагодарить Маргариту Борисовну и Эльзу Львовну за превосходную сервировку стола. Сразу чувствуешь себя почти маркизом или баронетом, - и он церемонно раскланялся в сторону хозяек.
Кто-то зааплодировал, кто-то засмеялся, и вскоре баронеты и маркизы превратились в проголодавшихся путников, добравшихся до оазиса. Костик сидел с другой стороны стола, рядом с Валерой. Около Анюты оказался Вадим, и он галантно ухаживал за нею, периодически наполняя то рюмки, то тарелки.  Но Аня замечала замаскированные взгляды со стороны мамы и бабушки. Было понятно, что они  с интересом оценивали выбор Валеры.  Анне показалось, что они настроены доброжелательно. И вообще обед прошел прекрасно.  Витек играл на гитаре, все пели, шутили, травили анекдоты. Даже расставаться не хотелось, когда Марик объявил: 
- Пора, пора. А то трамваи в парк уйдут…
Все  с удовольствием прогулялись немного пешком по ночной Москве, опять пели и шутили, и пассажиры последнего троллейбуса , который все же подхватил их,  слушали, улыбаясь,
«как много, представьте себе, доброты в молчаньи, в молчаньи…»
И вот эта размолвка на сеновале не просто огорчила Аню, а выявила что-то серьезное и тревожащее в ее душе.  Поэтому полусерьезное и полуизвиняющееся:
- Лерчик, Лерчик…
Вообще-то такого от нее не часто дождешься. Обычно она остра на язычок. Скажет что-нибудь эдакое, может и ничего особенного, но при этом интонация, мимика…  И не найдешь сразу, чем ответить. А она мило улыбается – киска, да и только!
Был у них на курсе один видный парень,  Игорем звали. Он был постарше остальных, почему-то не поступал в институт сразу после школы, работал что ли где-то… В органах. Любил подчеркнуть свое превосходство, называя остальных школярами. Вообще-то возрастное превосходство – это дешевое превосходство, тем более что со временем оно переходит в обидный недостаток. Но пока… Пока Игорь был на коне. Рассуждая однажды о том, о сем, говорит, с претензией на самоиронию:
-  Вообще-то, я мужчина в соку…
-  В собственном, - в тон ему поддержала Анюта.  Все грохнули.  И понятно. Это входило в дежурный рацион студентов, живших в общежитии: пельмени, сосиски, рыбные консервы – горбуша в собственном соку или налим в собственном соку. 
Ну, это так, к слову. Перед Валерой она совершенно искренне готова была извиниться. Но за что?  Так или иначе, они все же помирились и опять все вместе проводили свое время – и в делах, и на отдыхе.



Т2

Там, за туманом своя жизнь, свои заботы. Там тоже бывали нелегкие времена…  Своего рода перебор.
Землетрясения и цунами, извержения вулканов и торнадо – эти природные катаклизмы сметают тысячи людей с лица Земли. Кораблекрушения, авиакатастрофы, террористические акты- эти рукотворные злосчастья тоже уносят не одну сотню жизней. Но еще более тяжелые потери  несет человечество от войн. Неисчислимые  тысячи людей, убитых людьми.
Всех надо встретить. Вернее, не всех, а каждого. Каждого лично, именно его, единственного. И именно для него одного все тепло, все внимание и забота.
И все равно бывает, что некому хоронить, некому достойно проводить погибших.
Душа жертвы тоскует и мечется, но куда ей деться в огромном холодном Космосе? Где можно приютиться? И с ужасающей скоростью мчится она по темному гудящему тоннелю, а светлое пятно вдали все растет, растет расширяется и дает надежду.
И наконец-то!
Да, здесь ждут, здесь встречают . Вот они, дорогие лица, с кем расстались когда-то со слезами горя и болью в сердце, а теперь встретились со слезами радости и любовью в сердце.
Но когда души прибывают целыми партиями, как быть?  Вот где напрягаются все силы и возможности, вот когда все на посту денно и нощно, вся святая рать. И – простите, силы небесные,  не хватало рук, приходилось и группами принимать, все бывало.
В один из таких дней,  в далеком сорок первом, новопреставленных встречали в Олирне  блаже Никодим и блаже Алоис.
- Ну, что же, братья и сестры, начал Никодим и остановился, - нет, сестер не вижу.  Это что за партия?
- Это новенькие, блаже Никодим, - откликнулся Алоис.
- Вижу, что новенькие, целая рота, поди. Кто, откуда?
- Из-под Ржева, - отвечал Алоис.. – Все достойно. Погибшие в бою за други своя, за отечество. Убитые, либо раненые и там же умершие от ран, но не покинувшие поле боя до последнего живого дыхания…
- Хорошо, хорошо. Приемлю. Кто у вас ротный-то?
Один из бойцов шагнул вперед, но тотчас  смущенно  вернулся на место.
-  Ладно, засек. Шустрый. Однако ж,  неясно еще, какими вы были в миру.
-  Блаже Никодим, ты строг не по чину. Синклит решит, куда им. А ты пока ознакомь их с нашим миром. 
Никодим нахмурился:
- Вот именно  с нашим. – И продолжал строго, -  Братие! Весь этот мир – наш. И тот, откуда вы пришли, и этот, где вы теперь. Вся Вселенная, весь Космос – наш. Он больше наш, чем чей бы то ни было. Для нас он вечен. А теперь, братие, и для вас тоже.  А тем, кто обретается на Земле, он дан во временное пользование. На срок их плотской жизни. И никто не должен ухудшать наш мир. А то что делают? – Он строго взглянул на группу притихших новеньких.
-  Придут, набедокурят, намусорят… К тому же еще и жалуются, что не все для них хорошо устроено.
И он опять окинул группу осуждающим взглядом: - И что? И, недовольные, уйдут.
-  Блаже Никодим,- предупредительно попытался остановить его Алоис, но тот перебил его:
-  Нет, нет, блаже Алоис, вот тут-то и пора открыть им глаза. Что ждет вас здесь, знаете? – продолжал поучительную речь Никодим. – Конечно, нет. И не думали, и не гадали. Так знайте: здесь вам придется поработать но настоящему, чтобы очистить свою карму, просветлить душу. Тогда станет видно, куда вы сгодитесь. Может попадете в слои Просветления, если заслужили этого еще в земной жизни.  А может в слои Возмездия, вниз, куда повлечет вас тяжесть вашей кармы.
- Довольно, довольно, ты устал, блаже Никодим. Ступай, отдохни, - вмешался Алоис. – Ты всегда был очень суров с новоприбывшими, а эти братия  заслуживают доброго отношения. Иди, я заменю тебя.
- Твоя правда, Алоис, я вторые сутки на ногах. Устал. Ухожу, ухожу. Но ты все же построже с ними, - и запахнув хитон, Никодим исчез из виду.
-  Братие! – начал Алоис доброжелательно. – Все здесь для вас необычно. И прежде всего – вы сами для себя. У вас нет теперь плоти, нет земного тела. Это была как бы ваша временная одежда. Теперь душа освободилась от нее. То, что вы попрежнему видите и узнаете друг друга, это происходит благодаря шельту – вашему новому облачению, которое равносильно и телу и, отчасти, одежде.
Вновь прибывшие с интересом оглядели друг друга.
-  Но это мелочи, - продолжал Алоис, - главная невосполнимая потеря та, что здесь мы лишены возможности физического действия, созидания. Ничего материального мы произвести не можем. Здесь только духовная жизнь. – Алоис все более мрачнел. – А  у кого душа ущербна, тому и этого не дано. Многие начинают понимать только здесь, как много они могли бы сделать на Земле, да вот упустили эту возможность. – В словах Алоиса все более ощущались горечь и страдание. – Упущенные возможности жгут душу, потому многие согласны вновь вернуться в Мир Дольний и пройти путем земных страданий, чтобы избежать этих мук, которые тут, тут, - он ударил себя кулаком в грудь и вдруг словно бы очнулся.  Оглядел всех, увидел сочувствующие глаза.
- Простите, я отвлекся. О чем мы говорили? Ах, да, о возможностях. Так вот, здесь вы можете созерцать, мыслить, желать, радоваться и страдать, слушать и говорить, но между собой, а не с теми, кто остался на Земле. Вы для них невидимы и неслышимы, хотя сами можете их видеть и слышать и наблюдать за их жизнью.
-  А как? – робко спросил один из новичков
-  Это почти в полной вашей власти – наблюдать, однако это не всегда приятно – видеть их ошибки и не иметь возможности помочь . Только иногда вы можете приходить в их сны. Но для этого надо иметь много жизненной энергии – праны, чтобы тратить ее на эти посещения. А у живых, к сожалению, очень часто забиты все каналы восприятия. Люди поглощены своими земными насущными заботами, и они часто не могут правильно понять и истолковать встречи с вами в своих снах.
- А вот мне приснилось, аккурат перед боем, - начал один из группы.
Все оглянулись на него.
- Мамка меня звала, хоть и померла в запрошлом годе, - смущенно закончил он.
- Хорошо, потом расскажешь, - попробовал утешить его Алоис. – Скоро встретишься с нею. Сейчас просто не успеваем всех собрать… Много вас, к сожалению. – Теперь он сочувственно смотрел на этих молодых ребят, которым бы еще жить и жить.
-  А сейчас, с разрешения Синклита, я познакомлю вас  с этим миром, с разными слоями посмертия. Как вы слышали, мы находимся в Олирне – это место встречи усопших в Российском Затомисе, то есть как бы Небесной России.
-  Это понятно, а вот что такое Синклит? – раздался вопрос от все более осваивающихся новопреставленных.
- Синклит – это как бы управляющая верховная власть. Это Совет иерархов, святых и архангелов, великих просветленных душ, которые решают дальнейшие судьбы обитателей общин – кого готовить к реинкарнации на Земле, кого в других мирах Космоса
- А община – это что? Общежитие что ли?
- Ну, считайте так, если это понятнее. Это отдельные обиталища  больших групп пребывающих здесь душ, под пастырским присмотром святых или блаженных, как бы руководителей их духовной жизни на пути просветления.
-  Почему все «как бы» да «как бы»? – совсем уже осмелев, спросил молодой человек, бывший командир группы, сражавшейся под Ржевом.
-  Потому что здесь нет жесткой власти, все добровольно, - нисколько не рассердившись ответил блаже Алоис. – Всегда можно покинуть пределы общины, даже слои Просветления, - он усмехнулся, - если запас праны вам позволит. Но только вас тут же окружат бесовские «шестерки» и начнут увещевать да улещивать, чтобы утащить в свои слои. Такие случаи уже бывали. Мало кому удавалось вернуться.
-  Вот еще и бесы, - тихо проворчал командир, но стоявший рядом его товарищ одернул его.
-  Не нарывайся. И так непонятно, почему ты, атеист, здесь, а не у бесов.
Алоис уловил их пререкания и вмешался:
- Да, он и вправду сразу мог попасть в Преисподнюю, но героизмом своим в этом бою, любовью к отчизне и мужеством своим он заслужил этот шанс – оказаться в Олирне. Что скажешь? – обратился он к молодому герою.
-  Я коммунист. И я атеист. – сумрачно, но твердо ответил командир.
Алоису все больше нравился этот строптивец.
- Ну, и что же ты думаешь о своем нынешнем положении? Ты ведь на Том Свете, атеист.
Командир и тут сражался до последнего:
- Пока не знаю. Но я все равно не сдамся.
- О, крепкий орешек! – улыбнулся Алоис. – Как звать-то тебя?
- Михаил.
- Хорошо, раб Божий Михаил, - продолжил блаже Алоис, но Михаил перебил его.
- Я не раб, - возразил он упрямо, но голос его звучал глухо.
Что-то грохнуло невдалеке и как бы черная молния неровным зигзагом отрезала часть туманной дали.
Алоис посерьезнел.
-  Предупрежу тебя от доброты душевной. Здесь у нас есть Черта Недозволенного.. Вообще-то она и на Земле, для живых тоже есть, но невидима. А у нас проявляется в случае чего. Переступать ее – только себе вредить. Но  ты еще разберешься, по какой дороге идти дальше. Мир велик и сложен и тебе пока неизвестно, как он устроен. А сейчас пора на молитву. Всем, всем, - кивнул он и Михаилу.



Р3

А как устроен мир?
Во времена оны все было предельно ясно. Земля размещена на большой черепахе, черепаха удобно устроилась  трех китах, киты плавают в море, чего яснее?
Однако родилась и постепенно окрепла наука, и она объявила, что все не так просто. И это бы ладно, но оказывается, что чем больше мы узнаем о мире, тем обширнее и сложнее становится область непознанного. И непонятного. Вот если бы нам объяснили хоть немного, может быть мы бы что-то и поняли.
Ну, например, поле. Что это?
Бескрайнее цветение и глубокое ясное небо над тобой… Аромат цветов , стрекотание кузнечиков, пение птиц, доносящееся неведомо откуда… И теплый ветерок, ласкающий кожу, треплющий волосы… Ах, поля-тополя…
Только мы не о таких полях. Мы о физических. Возможно, вы помните – электрическое поле, магнитное поле, гравитационное поле. Да еще непременно слышали  что-то о биополе, об экстрасенсах и чудесных исцелениях. Ну, это не все принимают всерьез.
А тут еще заговорили о каких-то полях кручения, о торсионных полях. Это уж совсем нечто! Ну, ни в какие ворота!
Как хорошо писать о природном поле: цветочки-листочки, стебельки-травинки,  бабочки и стрекозы – и все это живет, шелестит, жужжит и машет крылышками. Все это хорошо знакомый нам родной мир. Приятно посмотреть, приятно почувствовать.
А что такое электромагнитное поле? Электроны, вектора, волны… У них свои законы, свои правила. Их жизнь строга и обусловлена. Мы их не видим и не слышим, но знаем о них многое – через математические формулы. Жесткие и логичные, они предписывают и предопределяют: только так, а не иначе, только это, а не то. И ставятся эксперименты, и получаются предсказанные результаты, потому что это наука, потому что электричество достаточно хорошо изучено (ну, не до конца, конечно, ну, не до самых глубин, ну…) Однако известны законы его существования, участия в физических взаимодействиях и процессах, и все описано в толстых учебниках и научных статьях. Вот такая физика-математика.
С гравитационным полем посложнее. Хотя тоже многое изучено, описано в формулах, но не все ясно в самих истоках наблюдаемых явлений, нет ответов на некоторые философские «почему». Через что действуют силы притяжения? Где гравитоны, нечто аналогичное электронам, по их роли в существовании полей? Вопросы ставятся, ответы ищутся.  Ждем-с.
Но вот биополе – это вообще нечто.  Тут нет никаких формул, никакой математики, все на описательном уровне. И хотя корни уходят довольно далеко в прошлое, в древнюю восточную философию, но до сих пор это не наука.
Потому что не изучаем научными методами, да и не знаем, как к этому подступиться.
А официальная наука – физика ли, биология ли, считают, что и подступаться-то не к чему. Что это за поле такое – био? Биополе? Нет такого поля вообще. Дело, конечно, не в названии. Важно само явление, которое на сегодняшний день пока называем биополем, просто чтоб понимать «об что речь»?  А то туман какой-то да и только.



Т3

Клубится туман, словно танцует,
Клубится туман, словно что-то рисует…
- Привыкаете? – блаже Алоис оглядел свою группу. – Какие же ощущения вы испытываете в этом новом для себя обличье?
Ребята возбужденно загалдели:
-  Полет, свободный полет. Просто не успеешь подумать о каком-нибудь месте, а ты уже там…
-  Легкость, невесомость. И раны не болят, ушла боль.
-  А я в деревне своей был, где родился. Я там сто лет уж не был. Смотрю, дед еще ничего, крепкий. Бабаня в огороде ковыряется, как всегда. Они меня не увидели, хоть я и позвал. Только бабаня вдруг чего-то перекрестилась и, видать, всплакнула.  А мне так хорошо стало. Тёпло.
- А я с мамой гулял по нашей Почтовой улице. Смеюсь: «Мама, у меня все в порядке». Она тоже смеется. Только это  во сне было, она спала и улыбалась во сне. Как будто мы там в ее сне гуляли и смеялись
-  А я похороны свои видел, народу – полно. И кругом цветы, цветы. Молитвы пели, так красиво. И закопали меня. А я вот он – тут как тут.
-  Да, вот вы говорите – покинули физическое тело.  А что же осталось-то? Ведь все мы вроде такие же, как были…
Блаже Алоис отвечал неторопливо и обстоятельно.
- Конечно, расстались со своей плотью. Ведь она смертна, как все материальное. А здесь ваша бессмертная душа, Эго – как называется по латыни, самая ваша суть, сверху укрытая шельтом.
- То-то я смотрю – все такое  легкое, невесомое. Как в волнах плаваешь…
- Ну, так поплывем дальше, - продолжил Алоис. – Мы сейчас в Олирне – это линия небесного горизонта. Сюда попадают обычные нормальные люди. Конечно, они порою имеют какие-то неотмоленные грехи и сначала чувствуют себя как бы, - тут он покосился на молодого  командира, но продолжил, - вроде бы не на месте. Но сам образ жизни здесь, обстановка вечно цветущего сада и безмятежного покоя – все помогает им. Они успешно очищают свою карму, кто в течение  десятков  либо сотен лет, а кто и более – ведь впереди у вас, ребятки – вечность. Осознайте это… И чем успешнее вы будете врачевать свою карму, тем увереннее будете подниматься в более высокие слои. Это высшие слои Миров Просветления, один над другим, все светлее, все радостнее и лучезарнее. До самого Сиклита, где обитают чистые праведные души, которым доверены судьбы Вселенной. А Вселенная, да будет вам известно отныне и вовеки – это не только грубый материальный мир…
«…вернуться к матери-…» - вдруг неизвестно откуда прошелестела-прозвучала фраза, словно тенькнула оборванная струна…
… это еще и огромный, неизученный людьми Тонкий Мир, как его можно назвать.
Так вот – этот Тонкий Мир делится на три:
выше небесного горизонта, выше Олирны, находится мир Горний – слои Просветления, где обитают ангелы и праведники;
ниже небесного горизонта – мир Дольний, этот земной мир, откуда вы пришли, где помимо людей и рядом с ними, могут иногда появляться и бесы, в основном, бесчинные бесы,  и их помощники – «шестерки».
- А кто такие эти «шестерки»? -  робко спросил кто-то из группы.
Алоис благожелательно разъяснил:
- Это грешники, не выдержавшие мучений с слоях Страдалища и пошедшие в услужение к бесам. Так сказать, публика с самой незавидной судьбой. Все ими помыкают, все их шпыняют…
Оглядев притихшую группу Алоис продолжил:
- Но  вы уже покинули мир Дольний и теперь можете только изредка посещать его. Многое зависит от вашего запаса праны и от того, в каких слоях вам предстоит обитать.
Рассказывая об этом, блаже Алоис потихоньку вел группу, спускаясь куда-то в низину. Ласковая зеленая травка под ногами сменилась каменистой тропинкой, окрестности становились темнее и мрачнее. Но голос Алоиса звучал все так же ровно и неторопливо: 
- Ниже этих миров за Чертой Недозволенного находятся слои Возмездия: первый слой – Чистилище – для обычных грешников, невоздержанных и на язык, и на поступки людей, для лентяев, завистников, чревоугодников, стяжателей и сребролюбцев и многих других мелких грешников.
Блаже Алоис рассказывал обо всем подробно, словно  раскладывая все по полочкам, но слова его иногда перекрывал непонятный шум, какие-то крики, гиканье, хохот  и топот копыт.
- А что это там? Кричат, визжат на разные голоса, - спросил кто-то из группы. – Даже страшно делается…
- Да, хорошего мало. Это во втором слое Чистилища бесы разгильдяев гоняют.
- Как это – гоняют?
- А плетьми. В прямом смысле гоняют.
- Каких разгильдяев? – заинтересовались ребята.
           -  Да вы и сами знаете. Разгильдяи – это… - Алоис призадумался. – Вроде бы и неплохие люди, никому конкретно не желающие зла…
В это время, позевывая и почесываясь, вернулся блаже Никодим и заботливо обратился к Алоису:
- Устал, блаже?: Давай заменю тебя, а ты иди отдохни.
            -  Ладно,  я тут посижу чуть-чуть, - и Алоис устроился неподалеку на большом удобном словно кресло камне.   
- Я вам расскажу про разгильдяев, - обращаясь к группе начал Никодим. – Терпеть не могу эту публику. И то сказать, вроде бы компанейские ребята, свойские… Но очень безответственные. Сотворит тебе какую-нибудь неприятность, по собственному недосмотру, конечно, и понимает ведь это, лабух эдакий, но хлопнет тебя по плечу, дескать, ну, ты чо? Не нарочно ведь - так вышло. Ладно-де, не возбухай. Ну, извини, извини. Да и не всегда извиняется-то. Вот и вся реакция. Вроде и обижаться не на что.  А главное – он не видит своей вины в случившемся. Дескать,  так вышло.
А вышло вот как:
Кто-то забыл закрыть задвижку при ремонте системы подачи горячей воды. И когда включили ее для проверки, струя кипятка вырвалась на свободу и обдала находившегося рядом рабочего. Конечно, его отвезли на «скорой», конечно, врачи приложили максимум усилий, но человек скончался. Остались сиротами дети, осталась неутешная жена.
Или кто-то недокрутил вентиль газа в отсеке. А кто-то случайно закурил, где не положено, вспыхнул пожар. Героическими усилиями и ценой собственной жизни бригадир сумел перекрыть вентиль, другой кинулся в огонь и затушил пожар, но сам тоже погиб. Они были награждены посмертно, но родители остались одинокими, потеряв чудесных сыновей.  Или еще: кто-то не включил газоанализатор. От случайной искры в шахте взорвался метан. Погибли более десяти человек. Горе пришло во многие семьи.
А эти «кто-то» обычные люди, даже и не злые сердцем, но – разгильдяи, не приученные к аккуратности и ответственности. Им все по-фигу. Они даже и не понимают, что навешали на себя грехов сверх меры. Для них это все мелочи, когда из-за его разгильдяйства кто-то пострадал. Не он же! А вот теперь бесы над ними тешатся, гоняют их плетьми по кругу. Это у них развлечение такое – выбивают гаввах из этих бедолаг. Да и жалеть-то их не хочется. Они, пофигисты эти, сами никого не жалели, не давали себе труда задуматься. Правила людские как будто не для них писаны.
-  Ай-ай! Мерзкая морда, отстань от меня! - совсем близко раздался крик, и через кусты на краю лужайки промчался какой-то взлохмаченный тип, с выпученными от страха глазами.   
- А вот я тебе ща покажу «мерзкую морду», - и следом за ним с кнутом в мохнатых лапах скачками кенгуру проскакало мохнатое чудище на черных копытах.
Никто не успел и слова молвить, как они скрылись в тумане.
- Во, что деется-то! – воскликнул кто-то из группы.
- Не боись, вам не грозит, - успокоил всех Никодим. – Вы ребята дельные. Даже верхний слой Чистилища не для вас. Пойдете в миры Просветления.
А здесь, ниже Чистилища, находятся слои Страдалища  – для настоящих злодеев, кровопийц и маньяков, крупных стяжателей и насильников, как и для помогающих им и укрывающих их. Хотите посмотреть?
- Пожалуй,  нет. Что-то не тянет, - ответили ребята.
- Ну, ладно, завершаем экскурсию. Скажу только, что есть последний слой -  для нелюдей, кто убивает за деньги, по заказу, убивает невинных людей, короче, для самых отморозков существует глубинный слой – Дно. Это огромная огненная воронка, которая своим вращением затягивает злодеев все глубже и глубже. Если некому им помочь, некому помолиться за них, послать им свои благие пожелания и хотя бы малую толику жизненной силы, то они проваливаются вниз и попадают в круговорот колеса Сансары.
- Вот  туда, наверное, Гитлера-то надо опустить, - раздались голоса из группы погибших бойцов.
- Придет его время, он угодит именно туда, как самый отъявленный расист, уверен, - подал голос  блаже Алоис, вставая со своей каменной скамьи.
- А наши враги где? Которые убивали нас?
- Они другой культуры, другой религии. У них свой Затомис, в котором  тоже есть  сакуалы, свои пастыри и свои общины, где им уготовано место пребывания – тоже в соответствии с их прижизненной кармой. Мы редко пересекаемся с ними. Во всяком случае, сразу после ухода из мира Дольнего.  Разве что на уровне Синклитов, когда решаются мировые проблемы. Но когда-то потом, в будущем, может через века где-нибудь в Великом Космосе… В Поле Мудрости, скорее всего…
- А вообще-то как это тут устроено? В целом? – заинтересовался еще один паренек, поправляя очки на носу.
- А ты кем будешь? – дружелюбно спросил его Алоис. – Похож на молодого ученого.
- Да нет, я аспирант, добровольцем пошел на фронт, - смущенно ответил тот. – Никак не ожидал, что мир настолько сложен. Это не вписывается ни в какие материалистические теории.
- Конечно, не вписывается, - с усмешкой согласился блаже Алоис. И подняв палец вверх сказал значительно: – Это Тонкоматериальный мир
- Расскажите, пожалуйста,  поподробне. – попросил аспирант.
- Да поживешь здесь – все узнаешь, - вмешался Никодим. – Будешь просветлять свою карму. И товарищам помогать – вот пока и вся недолга.
Любопытный очкарик снова было раскрыл  рот, но Алоис опередил его:
-Когда-нибудь, возможно, через века, достаточно просветленные души перейдут из своих Затомисов в Поле Мудрости, единое для всей Вселенной,  но там  мы уже не узнаем друг друга. Надеюсь, к тому времени все вы достигнете высокого просветленного уровня. Да и на земле пройдет много лет, изменятся страны, изменятся отношения между ними. История не стоит на месте.
- Эх, посмотреть бы на Землю через сто-двести лет! – вздохнул кто-то.
- Все вы увидите, если захотите. Синклит решит. – кратко ответил Никодим.
Но Алоис предпочитал пространные и доходчивые объяснения:
-  Синклит может отправить вас обратно на Землю. Реинкарнировать.  И тогда вы проживете другую жизнь. Может быть даже в другой стране. Будете карму улучшать. Если сумеете. Вас тут подготовят: в подсознание внедрят задание – определенную миссию, может политическую, может культурную, общественную. Но появившись в новом теле на Земле, вы ничего не будете знать об этой миссии , а только чувствовать, что вы должны что-то исполнить в жизни, и будете всеми силами стараться достичь какой-то цели…
-   Это что же такое? Я буду не я? А как же мои родители, жена, друзья? Они меня не узнают в новом обличье? – спросил один из бойцов с сомнением.
- Эк, куда хватил, - вмешался Никодим. Он вроде бы даже подобрел. – К тому времени и они  тоже прибудут сюда. Вы встретитесь,  проживете тут долгое время в любви и согласии в какой-нибудь общине…  За триста-пятьсот лет столько всего изменится! И Земля покажется тебе совсем другим обиталищем. Да и ты не будешь помнить о своей прошлой жизни, как не помнишь теперь о предыдущей.
- А кем был я в предыдущей жизни? – с интересом спросил командир.
- А,  это ты что ли, ротный?
- Да.
-  Михаил, значит? – Никодим  призадумался. – Кто ж тебе так сразу скажет? Это, почитай, лет за пятьсот-восемьсот было до нонешних дней. Может, как раз на Чудском озере бился. Талан у тебя военный, сразу видать.
- А может я Александром Невским был? – стараясь скрыть смущение за иронией, спросил Михаил.
- Ну-ну, не гони. Александр Невский – святой. Он давно уж в Синклите. Судьбами мира ведает. – И Никодим слегка погрозил  ему пальцем.
-Тебе прямая дорога в Небесную Канцелярию. Грамотный – да. Памятливый – да. Вот и будешь там простых смертных записывать, кому куда Синклит укажет.
- Нет, это не по мне, - решительно возразил ротный.
-  Пойдешь, куда Комиссия укажет…



С4

До свадьбы ли тут?
Главное, куда укажет комиссия по распределению выпускников. Уже сданы последние экзамены, впереди дипломная практика, подготовка к защите диплома, а там и настоящая самостоятельная жизнь.
Валера уже определился с работой. Он выполнял какие-то расчеты и эксперименты для предприятия, занимавшегося оптико-волоконной техникой. Там же ему предложили и тему диплома, а в будущем и работу.
Аня и Костя попали по распределению на разные предприятия. Теперь все встречались реже, но все же компания не распалась. И Анюта понимала, что выбирать придется ей.
Случилось это так. (Вот уж поистине - случилось). Костик уговорил их выбрать время и съездить к нему, помочь поправить забор. Там и всего-то несколько старых досок надо было заменить, на полдня работы. И хотя у Анюты послезавтра консультация по диплому,  но они успеют обернуться туда-обратно за день.
- Да  зачем я вам, я не умею чинить заборы, - возражала Аня.
- А кто будет гвозди подавать? – наступал Костик.
- А кто принесет работягам кружку воды из колодца? – подхватывал Валера.
- Ну, уговорили, - сдалась Аня, лелея тайную мысль.
А мысль была такая: она собиралась написать им письма и незаметно передать каждому. Зачем незаметно? Они, наверное, все равно поделятся друг с другом. Но Аня задумала некую тонкость Она случайно нашла в старом еще дедушкином журнале  «Нива» какие-то, не бог весть, стихи про соловья,  который влюбился в розу и постоянно пел для нее. А она, царственно благоухая, не спешила с благодарностью. Но однажды налетела буря, вихрь подхватил соловья и сбросил на землю. Соловей не погиб, но потерял дар волшебного пения.  Он по-прежнему каждый день прилетал к розе, но молчал. И красавица ощутила всю глубину потери. И она сказала соловью: «Я  с у м е ю  полюбить тебя, поверь,  несмотря на смолкнувшие песни».
Ох, эта хитрая Анюта. Она изменила концовку и написала Костику: «Я  м о г л а  бы полюбить тебя, поверь, несмотря на смолкнувшие песни». А Валере придумала немного иначе: «Я  г о т о в а  полюбить тебя, поверь, несмотря на смолкнувшие песни». Ей казалось, что «готова» для Валеры – это само откровение, а «могла бы» для Костика – это , ну, как бы извинение, что ли.
Она была почти уверена, что они поделятся между собой ее посланиями, но вот заметят ли разницу всего в одном слове? А если и заметят, то как истолкуют? Или решат, что она обоим написала одно и то же, да еще и обидятся, не дай бог. Но раз решила, значит, решила.
Приехали с утра пораньше. Мама Костика накормила их вкусным завтраком.
Потом занялись забором. Но едва попробовали прибить первую планку, как слега, к которой крепился штакетник, с треском лопнула. Оказывается, она давно прогнила изнутри и требовала замены.  Мужички почесали затылки. Работа предстояла нешуточная. Отодрать  весь штакетник, заменить слегу, а потом заново восстановить забор.
-  Значит, до подачи гвоздей дело дойдет только завтра? – подытожила Анюта. – Но мне надо уехать уже сегодня, а то погорела моя консультация.
- Ладно, мы тебя проводим.
Они не поехали на городской вокзал, куда надо было добираться трамваем, а решили пройти пешком, поспорив предварительно, куда лучше идти – на станцию «Товарная» или на «Степную», где обязательно останавливалась электричка, добирая немалую часть пассажиров с окраин. Путь был примерно равный, но к «Товарной» вели тенистые улочки, а к «Степной» надо было топать по шоссе, пролегавшему параллельно железной дороге. К тому же там пылили автобусы и прочий транспорт.
«Товарная» была оборудована невысокой насыпью из песка и  гравия и которая гордо называлась платформой, а деревянная будочка на ней, окрашенная в казенный зеленый цвет именовалась кассой. Мимо пролегал главный первый путь, а два следующих обходились уже совсем без платформ, хотя там-то и останавливались электрички. Обычно все толпились на платформе, а при подходе электрички дружно бежали через рельсы ко второму пути. Следующая станция «Степная», точно такая же убогая, исправно добавляла пассажиров в электричку, ходившую строго по расписанию.
Но расписание ребята знали и добрались до станции заблаговременно. Как обычно, стояли на платформе, ждали, разговаривали, шутили.  Как обычно подошла электричка на второй путь. Ребята помогли Ане подняться в вагон, а сами перешли через рельсы первого пути обратно на платформу. Тем более, что по главному пути, неистово гудя, приближался скорый поезд.  Анечка подошла к открытому окошку, чтобы помахать им на прощанье, и вдруг вспомнила про письма. Словно испугавшись не успеть,  она быстро достала их, чтобы выбросить  в окно. Скорый вроде бы не близко еще. Решив, что сумеет добросить их до платформы, где стояли ребята,  Аня помахала письмами  и крикнула:
- Ловите!
Зачем, зачем?!
Все произошло стремительно.  Костя кинулся вперед, Валера резко дернул его за пиджак, встречный скорый скрыл платформу от Ани, а электричка, печально прогудев, тронулась, быстро набирая ход. Последнее, что осталось в памяти Ани, это истошный женский крик на платформе и два белых конверта, кувырком летящих вслед за грохочущим скорым.
- Что с вами, что с вами, девушка? - спрашивала женщина, обмахивая платком упавшую на сиденье Аню. Темнота в глазах постепенно отступала.
- Где мы?
- К Степной подъезжаем.
Аня стремительно поднялась и побежала к выходу.
- Сумку-то, сумку возьми. – Женщина кинулась за нею следом.
Электричка остановилась, Аня спрыгнула на землю и побежала через пути, таща за собою сумку. Сердце бешено колотилось,  и зубы дробно стучали.
На шоссе, отчаянно махая руками, она пыталась остановить хоть какую-то машину, но такси не было, а у пролетавших мимо легковушек свои заботы, свои скорости жизни. К счастью на шоссе показался автобус.
В груди все сжималось от боли и любви, Аня это поняла.  «Костик, Костик, что с тобой? Неужели…? » Думать об этом Аня запрещала себе.  «Скорее, скорее…»
В приемном покое  она увидела Валеру  и, обессилев, зарыдала.
- Тихо, тихо, не надо. Все хорошо. – Он успокаивал ее, гладя по волосам. – Он жив, жив. Сейчас на операции.
Они долго ждали в коридоре. Врач, выйдя из реанимационной палаты, отыскал их глазами.
- Сейчас подойдет медсестра, вы ей сообщите все данные: возраст, имя, адрес и все, что нужно.
- А как он? Что с ним?
- Средней тяжести. Ушиб головы, сломано два ребра, но хуже с ногой. Потребуется серьезная операция. Поврежден сустав. Пока оказана первая помощь, а на консилиуме решим, сумеем ли обойтись без ампутации.
- А можно ли повидаться?
- Нет, нет. Потом.
Они ездили к нему почти ежедневно. Костик постепенно стал поправляться. Аня  целиком отдала ему душу и сердце, считая себя виноватой в случившемся. Костя чувствовал ее заботу и тепло, и это помогало ему быстрее восстанавливаться. Ногу удалось сохранить, но ходить он стал только через несколько месяцев. На костылях. С трудом волоча загипсованную ногу, он встречал их в коридоре со смущенной улыбкой. Галантно кланяясь в сторону Ани он говорил одну и ту же фразу:
-  Танец за мной. В будущем.
Будущее пришло, гипс сняли, потом и костыли стали ему не нужны, только тросточка. Но заметная хромота осталась. Зато и Аня осталась. С ним.
Валера скрывал свои переживания, он готов был радоваться за друга. «Уйду с дороги, таков закон…» Но на сердце не становилось легче. Он искал пути примирения с судьбой, весь ушел в работу и учебу. Аня тоже серьезно готовилась к защите. А Косте дали академический отпуск на год. Дружба их не распалась, но стала сдержаннее, может быть менее откровенной. Не будут же они рассказывать Валере, как проводят вечера, о чем мечтают.
А они уже мечтали о свадьбе. И после защиты дипломов свадьба состоялась.
Много гостей, много песен, много поздравлений. Вечером вышли всей компанией в парк, катались на каруселях, танцевали, пели под баян и под гитару. Вернувшись обратно, не стали включать свет, в комнате царили призрачные сумерки, а блики уличных фонарей создавали какой-то интимный уют.
Валера, раскачиваясь на стуле, слегка охрипшим взволнованным голосом читал чудесные лирические стихи, кажется, Багрицкого. Все угомонились и слушали его, молча сочувствуя. А его голос становился все более страстным , даже призывным. Но вдруг, резко оборвав себя, он встал и вышел на балкон.
Анюта почувствовала какой-то укор, даже удар в сердце и прошла вслед за ним.
- Валерочка, ты в порядке? -  мягким извиняющимся голосом спросила она. – Ты все молчишь, молчишь, - как бы с намеком,  и с укором  добавила выжидающе. Ей хотелось плакать. Кончился какой-то чудесный период жизни, и Валера оказался отрезанным ломтем.
-  А почему он все молчит и молчит, - словно бы оправдываясь перед кем-то  спрашивала себя Анна. –  Как ты, Лерик? 
-  Я рад за вас обоих, - сказал он сдержанно. – Рад, честно. Но уйди, пожалуйста.
Так она ушла  из его жизни. Оба думали, что навсегда.
И хотя решение было единственным и казалось правильным обоим, но душа ныла, ныла. У каждого по своему.



Р4

У времени есть свойство все расставить по местам.  И чувства, и знания. Хотя бы и о душе. Ну, душа... Да что же это такое – душа?
Религия утверждает, что это сама суть, личность человека, его Эго, бессмертное во веки веков.
Наука доказывает, что нет никакой души, никакими исследованиями она не обнаруживается, да и по всем  физическим и биологическим законам смерть живого организма – это финал его жизнедеятельности на Земле и , если хотите, в Космосе.
Кто прав? Поди, разберись. Мы, конечно, за науку, но хотелось бы как-то увязать концы с концами.
На бытовом уровне, применяя слово «душа», мы прекрасно понимаем друг друга, знаем, о чем идет речь, когда говорим о ком-то  «добрая душа» или «бездушный человек». Хорошо представляем чувства друг друга, когда делимся  своими переживаниями, говоря о «тяжести в душе», либо радостно сообщая «на душе светло». И мы все готовы согласиться, что у человека  есть душа, существует такая категория или, по крайней мере, должна быть.
Но вот когда заходит речь о бессмертии души, о том, что человек умер, а живая душа его отправилась в вечность, тут вдруг возникает неприятие этой идеи: «Какая такая бессмертная душа»? «А кто ее видел, как это можно доказать?»
Во всяком случае официальная наука однозначно утверждает, что души, как физической реальности, нет.
С другой стороны…
Давно уже существует интерес к Восточной философии, которая рассматривает некие замечательные явления, связанные не только с физическим телом человека, но и еще с чем-то, для нас загадочным. Речь идет об ауре, об астральных телах человека, о какой-то карме, сопровождающей каждого человека при жизни и даже в его посмертии, и влияющей на его существование в последующих воплощениях, то есть при  реинкарнации.
«… вернуться к  матери-…» - вдруг тенькнуло и растаяло…
Но наконец-то некоторые  ученые, и в первую очередь российские, начинают изучать  эту область. Хотя…  Чур-чур!
Они изучают совсем другую область, чистой воды физику, новые, доселе неизвестные науке поля – поля кручения или торсионные поля (torsion - кручение), которые неожиданно для них самих вдруг где-то как-то начинают пересекаться с идеями восточной философии.
Такой поворот событий очень осложняет положение  этих ученых в современном научном  сугубо материалистическом мире, главное возражение которого сводится к тому, что «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Вот тут бы поосторожнее. Особенно со словом «никогда». Как говорится «никогда не говори никогда…» Потому что существует много явлений, которые современная наука объяснить не в состоянии.
Например, феномен ясновидящих и экстрасенсов (естественно, речь не о шарлатанах), но предсказания той же Ванги или В.Мессинга – как и почему это возможно? Ответов нет.
Или еще пример: довольно широко известное видение с завязанными глазами, видение даже незрячих людей – это факт существующий, неоднократно зафиксированный, но не объясненный. Аналогичное положение с демонстрацией телекинеза. Как, через какие механизмы это возможно, пока неизвестно.
Мы давно знакомы с теорией относительности. Простите, это громко сказано, что мы знакомы с теорией. Мы всего лишь знакомы с тем, что такая теория существует – и то слава богу.  Не все даже знают, что их две: есть общая теория относительности (ОТО) и специальная теория относительности (СТО). Наша обывательская мудрость усвоила только один постулат – что все в мире относительно. Это уровень нашего знакомства и с ОТО и со СТО.  Нам хватает. Мы просто верим, что это сильно научные теории, и кто умный, тот знает, что там к чему.
Не так давно (относительно!) родилась теория физического вакуума, которая объясняет рождение Вселенной не только материальной, известной нам всем из школьных учебников, но и Вселенной тонкоматериальной, выражаемой полями кручения, торсионными полями.
Что же это такое – тонкоматериальная Вселенная, пока непонятно. Но мы бы примирились с этой теорией, выловив и оттуда хотя бы один постулат, ну, например, что вакуум это не пустота, как  считалось когда-то, а целый мир элементарных частиц, находящихся в равновесном состоянии, то есть уравновешенный невозбужденный вакуум, никак себя вовне не проявляющий. И все бы хорошо, если бы был мир на Олимпе.
Так нет же ж! Официальная наука, сделавшая так много открытий полезных и нужных, заупрямилась и не признает новой теории. То есть это пятое поле в компании уже известных и признанных:
1) электромагнитное поле;
2) гравитационное поле;
3) поле сильных взаимодействий (ядерных сил);
4) поле слабых взаимодействий (элементарных частиц);
и вот   5)  торсионное поле – порождение спинов.
Официальная физика воспринимает пятое поле, как пятую колонну в своих рядах.
Это наш крестный путь. Каждая новая необычная модель должна пройти путем отрицания и неприятия, путем испытания недоверием. И она не первая, эта новая теория.
Была генетика, была кибернетика, однако, хорошо, что не только были, но и остались. Возмужали и окрепли. Возможно потому, что родились там, где нашему сапогу трудно было их затоптать. А наша теория торсионного поля еще только-только вышла «на тропинку бедствий, не предвидя от сего никаких последствий».
Конечно, теория торсионного поля пока не обещает мгновенно во всем разобраться и, как теперь говорят, поставить все точки над «ё». Она пока исследует саму себя, свои возможности и ищет пути приложения своих интересных выводов.
Как говорится – разберемся.



С5

А чего разбираться-то? Свадьба – не свадьба, может и не надо никакой свадьбы, но платье-то нарядное должно быть! Анна перебирает в памяти свой гардероб и не находит ничего подходящего. Надо шить что-то новенькое. Есть неплохой материальчик, отрез крепдешина. Очень нарядный. На белом фоне темнорозовые цветы и черные резные листья. Да, почему-то черные, а не зеленые, какими и должны быть листья. Каприз художника что ли? Но черный цвет для свадьбы?
Анюта вспоминает, как взбунтовалась ее сестра Лида, когда на предстоящую свадьбу ее сына Алешки Анна собралась надеть черное шелковое платье с яркими, ну, очень яркими цветами  на пелерине и на юбке. Да черного-то там почти и не видно было. Вообще очень красивое платье.      
Но нет!
- Ты что! – бушевала Лида. – Ведь это свадьба! Никакого черного! И не выдумывай.
- Но платье-то красивое, посмотри.
- Да вижу я! Только это не красота, а чернота: нельзя на свадьбу.
- А у меня больше нет ничего. Неимущая я по нынешним временам.
-  Ой, и не говори, с этой свадьбой я тоже стала неимущая. Такие расходы… Постой,  да у тебя вон кофточка  подходящая, светленькая.
-  Так юбки-то к ней нет!
-  Подожди, - и неимущая Лида вытащила из-под кровати чемодан. – Вот, выбери себе что-нибудь, - предложила она, перебирая в чемодане яркие ткани.
Наконец, нашли подходящий кусок какого-то нейтрального тона с бирюзовыми цветочками. Аня спешно, в течение вечера сшила из него юбку, и только тогда была допущена на свадьбу.
Неизвестно, в чем именно заключалась примета, не позволяющая появлению на свадьбе  платья черного цвета, но брак Алешки с Леной все-таки не заладился. Они мирно и в любви прожили что-то года два, потом обзавелись ребенком, симпатичным сынишкой, но постепенно начались неприятности.
Алеша уволился с работы и не стал искать новую. Сначала отговаривался, что не находит ничего подходящего, а потом просто стал заявлять, что не в деньгах счастье.
(Как потом оказалось, счастье в компьютерных играх). А Алеша вещал:
-  Да зачем деньги? Чем больше я зарабатываю, чем больше приношу денег, тем больше с меня требуют. Сразу оказывается, что нужно и то, и это, и пятое-десятое и денег не хватает., а аппетиты растут. И сколько бы я ни приносил в дом, все равно недовольны…  А вот теперь  с меня нечего спросить, а самому мне много не надо.
 Но зато то немногое, что ему было нужно, обязательно включало в себя ночные бдения за компьютером.  А потом позднее пробуждение, вялое исполнение каких-то дневных забот и вновь – ночные компьютерные развлечения далеко за полночь. Какая уж тут работа…  Совсем пропащий человек. Лудоман, одним словом.
 
(Однако, стоп, стоп.  Здесь автор вынужден вмешаться:
- Аня, это ханжество, тебе не кажется? Разве сама ты не просиживаешь порою за этими дурацкими пасьянсами – Косынка, Паук, Солитер и прочими – достаточно долгое время и не можешь заставить себя уйти от них к полезным делам?
-Хм, хм… Простите… Но вот потому я и говорю, что знаю, как трудно одолеть лудоманию… Я и себя осуждаю…
- И однако?
- Да, однако не могу справиться. Мне жаль этих бедняжек…
- Спасибо за сочувствие, милочка…)

Но как быть с Алешей? Наверное, была здесь и вина Лиды.  Не воспитала она в нем должного отношения к труду, к семье, к самостоятельной жизни, в конце концов.
Умненький мальчишка, в школе он учился кое-как, перебивался с троечки на четверочку, многое схватывал на лету, но  «труд упорный ему был тошен». А Лида  и не настаивала. Она ненавидела свои злополучные школьные годы, омраченные, просто угнетенные стремлением отца подтянуть ее до уровня Анечки – отличницы, примерной девочки, старосты класса. Почти каждый учебный год она заканчивала с Похвальным листом, а Лида… Сплошное расстройство.
 Анюте хорошо памятны те прекрасные  летние дни, отдых на берегу моря в Крыму, в местечке Курпаты. Покрытый мелкой галькой пляж, крутые спуски к воде от светлого корпуса санатория, окруженного небольшим парком с кустами стриженого вечнозеленого лавра, а на аллеях и дорожках опять все та же галька, но мелкая и светлая. И просторное небо надо всем этим великолепием!
Прекрасные дни, но для кого? Только не для Лидочки, вообще-то беззаботной хохотушки, а здесь…  Бедная, бедная  Лида. Воспоминания о тех днях отзываются болью в груди Анны.
Путевки дали отцу в министерской поликлинике  на всю семью, учитывая, что обе дочки переболели плевритом, причем Лида – в тяжелой форме. Ей даже делали прокол в легких и откачивали экссудат. Конечно, она пропустила много занятий в школе, сильно отстала от класса,  закончила год кое-как, и ей  было рекомендовано заниматься летом русским языком и математикой. Дмитрий Иванович взял на себя роль  репетитора.
Ах, как далек он был от какого бы то ни было представления о педагогике! Да и случай был тяжелый. Человеческий фактор. Полная несовместимость ученика и учителя.
Отцу казалось – чего проще втолковать ребенку, что «вода» пишется через «о», а решить задачку для третьего класса можно даже на пальцах.  Как бы не так!
Начал он занятия еще до отпуска. Приходил с работы усталый и, едва поужинав, брался проверять тетрадки.  Затем следовало: «А это что такое»? «А почему здесь ошибка»? «Неужели непонятно, как правильно записать вопрос к задаче»?
Лидочка съеживалась, не знала, что ответить, и чем дальше продолжался урок, тем быстрее и плотнее она замыкалась, а потом и вообще впадала в ступор, не в силах сообразить хоть что-либо.
Отец  вначале сердился, повышал голос, требовал «шевелить мозгами». Доходило до «тупицы» и даже «набитой дуры», но что дальше? Ремень? Вот уж классический учитель всех времен и народов!
Однако он понял, может быть не без влияния жены, Анастасии Алексеевны, тоже претерпевшей в своем детстве  и подзатыльники, и стояние в углу на коленях на рассыпанном горохе, но так и не освоившей ни премудростей математики, ни грамотного письма, понял, что это не тот путь. Он начал сдерживать себя, говорить ровным, вроде бы тихим голосом, но каково это ему давалось! За этим фальшивым спокойствием вибрировала и шипела такая напряженность, такая даже ярость, что становилось страшно не только Лидочке, но и Анечке,  и маме. Они уходили на пляж, а бедная Лидочка…
Бедная Лидочка! Она всем существом чувствовала эту готовую прорваться  в любую минуту раздраженность, и ее страшило, парализовывало ощущение, что вот-вот, сейчас… И эта пугающая даже ее саму пустота в голове. Ни одной мысли. Что значит «вода»? Какая «вода»? Что он спрашивает? Почему через «о»? Почему, почему? А почему я такая несчастная, почему меня так не любят? Почему они вообще родили меня? Что им, одной Анютки мало было? Что? Задачка? Ах, еще и задачку надо решать? А я вот умру сейчас. Возьму и умру. И никто не будет плакать обо мне. Ведь им меня совсем не жалко.
И слезы наворачиваются на глаза Лидочки, текут по щекам к уголкам губ, и она чувствует их соль и горечь. Вот как горька ее доля.
Отец видит этот финал, со злостью бросает карандаш на раскрытую тетрадь и с тяжелыми мыслями отходит к окну: «глупая, глупая девка. Что из нее вырастет? Недалекая, неумная бабенка, вот и все. Как она будет жить»?
  И ему тоже становится жаль ее, маленький сжавшийся в комочек кусочек жизни, с неизвестным  и, конечно же, несчастливым будущим. А ведь это его кусочек жизни, отправленный им на свободу в непредсказуемое и, возможно, горькое плавание.
Анна вспоминает те далекие-далекие годы, и глаза ее тоже влажнеют.
Как-то она спросила у Лиды, не держит ли она зла на отца… ну, за то…
- Я молюсь за них, - коротко и кротко ответила Лида.
А можете ли вы сказать, что оставите на Земле хоть одну благодарную душу, которая искренне и незлобиво прощает вас и будет молиться за ваше спасение?



Т4

А там, за туманом, каждое земное утро и каждый земной вечер отмечены особым свечением.  Это волны тонкой энергии – праны, достигают горних пределов, доходя от каждого человека, живущего на Земле, до каждой нуждающейся души.
Ведь не секрет, многие христиане молятся на ночь, поминая своих родственников, а многие успевают и по утрам перекрестить лоб и пожелать Царствия Небесного своим ушедшим близким.
В общине  блаже Серафима, где находились  мама и папа Лидочки с благодарностью принимают ее молитвы, ее обязательное обращение к Богу, простить им все прегрешения. вольныя и невольныя, и даровать им Царствие Небесное.  Ее незлобивость и ласковость доходят до них мягкими ласкающими волнами, словно живительным бальзамом врачуя все болезни кармы и просветляя ее.
И отец, Дмитрий Иванович,  и мать Анастасия Алексеевна все больше и больше ощущают увеличение легкости своего существования, расширение возможностей перемещаться по другим общинам, а также из слоя в слой, подниматься, хотя бы на время, во все более светлые высокие слои, ненадолго, вроде как  в гости.  Их все меньше беспокоит судьба своей собственной души, ибо она стала вполне благополучной. Теперь они могут думать о судьбах других людей: и тех, кто страдает  здесь в нижних слоях и тех, кто еще строит свою карму на Земле.
Но как мало там людей, понимающих свои истинные задачи. Как часто они подчиняются общим веяниям искать наслаждение и удовольствия на Земле, не думая о последствиях.
Вот и любимый внук Алешенька, хотя не пьет, не курит, не наркоман, слава богу… Но ведь лудомания - беда того же порядка.  Играет он за компьютером не только в одиночку, но и с какими-то партнерами, друзьями по интернету. Даже из-за бугра есть игроки. Разница в часовых поясах заставляет его бодрствовать самой глубокой ночью, тогда как  у партнеров это приятное вечернее время. Он кое-как изъясняется с ними по-английски, чем очень гордится. Хотя его английский – хуже трудно придумать, типа «твоя моя не понимай».
Лида не имеет на него никакого влияния. Особенно после серьезного заболевания суставов, сковавших ее дееспособность. Теперь она целиком зависит от помощи сына, вот  и побаивается что-то диктовать Алешке. Ведь он ее единственная опора. Хотя и ворчит иногда, но исправно ухаживает за ней, ходит в магазин за продуктами, в аптеку за лекарствами.
Бабушка Ася, наблюдая за ними из своего далека, в целом довольна им и часто защищает его от нападок деда Мити:
- Это наша дочь и это наш внук. Мы перед ними виноваты, что не позаботились на Земле об их жизни и об их душах.
- Да кто же знал, что все так перевернется с перестройкой этой? Лида  так бы и работала себе инженером до пенсии. А тут вон что! Реформаторы хреновы, прости господи! Сколько народу об землю носом шмякнули, сколько самоубийств вызвали, сколько семей разрушили!
- Ну-ну, дед, не расходись, не гневи Господа. Лида удачно устроилась, в продавщицы попала. Удалось и сына выучить, он ведь тоже с дипломом. Учитель.
- Тоже мне учитель! Ни дня не работал по специальности. А эти компьютерные курсы просто его сгубили. Так и торчит теперь у компа.
- Зато может подработать ремонтом и настройкой, когда край приходит.
- Вот то-то, что край. А постоянно что - нельзя работать? И вообще – ленивы они оба  И даже сверх меры, вот что я скажу, - и дед безнадежно махнул рукой.
- Ну, сел на своего конька, погоняй теперь. Конечно, они не святые. Но в любви душевной им не откажешь. Лидочка жизнь свою положила, чтобы вырастить сыночка не хуже людей.
-  А вот вырастила хуже. И все от чрезмерной своей любви к нему. Все жалела, жалела, как же – мальчик без отца…
- Ладно, сейчас и отцу-лоботрясу достанется… Ты лучше скажи – теперь-то что делать?
- Делать там надо было, когда у нас плоть была. А здесь – что мы? Бестелесные объекты и делать ничего не можем. Не дано. Думаю, надо чистить его карму. Но тут уж и не знаю, как на него влиять. У нас возможностей маловато. Уж слишком у него забиты все каналы восприятия земными утехами. Совсем не думает о душе. А за него никто ничего не сделает, таковы законы кармы. А он туда же – атеист! Бога нет, души нет!  Да от лени это все!
- Ах, но что-то надо делать, надо делать, - страдальчески морщится бабушка Ася.
- Говорю, делать надо было на Земле. А тут наш удел – благие пожелания…
Бабушка закрыла лицо руками:
- Вот и Лида тоже…
- Что Лида? – встревожился дедушка Митя, - ты что-то не в себе в последнее время.
- Лидочке грозит опасность, - прошептала бабушка.
- Какая опасность? Не выдумывай. Вроде все как обычно, - успокаивал ее дед.
            -  Не знаю точно, но что-то грозит. Сердце матери – вещун. Да и блаже Серафим недавно  как бы пошутил, дескать, не скучаем ли мы по Лидочке?
- Ну и что? Конечно, скучаем, но радеем за ее долгую земную жизнь и молимся о ней.
- Я ему так и ответила, конечно, а сердце ноет, не намекал ли он на что?
            -  Да зачем же ему намекать, коли время придет, он прямо и скажет… - неуверенно возразил  Дмитрий Иванович,  заражаясь ее сомнениями.
- А все-таки надо предупредить ее как-то…
-  Но как же ее предупредить, если не знать, от чего? Да и трудно это нам, праны мало.
-  Да, одна Лидочка о нас молится, посылает прану.  Анютка, не в пример ей, совсем нас забыла. Конечно, трудно ей из другого города посещать наши могилки, но помолиться-то могла бы… Нам так кстати было бы.
- Могла бы, могла бы, - проворчал дед, - а мы их этому учили? Не забывай о нашем  атеистическом воспитании детей.
- О твоем воспитании, -  не удержалась от упрека бабушка Ася.
- Да для меня самого эта посмертная жизнь – диво.
- Надо ангелу-хранителю наказать, чтоб глаз не спускал, - твердила о своем бабушка.
-  Да уж это обязательно, - согласился дедушка. – Он ведь тоже у нее с ленцой, этот ангел-то. Как говорится – по Сеньке шапка.
Получается,  что вовремя они спохватились, вовремя разбудили подремывавшего ангела – хранителя.
В результате там, за туманом, где ее уже ждали, встречать пришлось другого. Никто сначала ничего не понял: как, почему?
Вот что значит элемент случайности.
И только шаловливый бесенок хохотал в углу: Он-таки сумел насолить этим святошам. Пусть теперь ищут, где просчитались. В самом деле, что за ценность для их бесовского отродья эта Лида? Смиренная овечка, а в последнее время совсем богомолкой стала.. А вот заманить в царство Ямы какого-нибудь разудалого бизнесмена, не совсем честного на руку, знающего свой интерес, но в общем-то гуляку и прощелыгу – это все-таки кое-что. Так что ищите, святоши, где просчитались.
А и в самом деле – где? Просто тот, который за рулем – легкая добыча. Это его бес попутал.
И всего-то нашептал, что ничего страшного, если он  выпьет рюмочку-другую. В первый раз что ли? Да и компания хорошая, и повод подходящий. И вообще – где наша ни пропадала?
Но оказалось, что именно здесь-то и пропала…


Нет, не можем мы угадать, какими причинами вызваны  те или иные следствия.
Лида никак не могла объяснить себе ужасный случай, происшедший с ней тогда, как говорится, в один прекрасный день.
-  Просто чудо какое-то меня спасло. Стою как всегда на остановке, жду автобус. Солнце такое жаркое, я в тенечек отошла, к фонарному столбу. Хоть и небольшая, но все-таки тень. Все вроде нормально, только автобуса долго нет. И вдруг ни с того, ни с сего, мне так неуютно стало, холодно.  «Что такое?» - думаю, а в спину словно ледяным ветром тянет от столба. Я даже и сообразить толком ничего не успела, просто  машинально из тени ринулась на солнышко.
И буквально в ту же минуту с ужасным тормозным визгом в этот столб врезается иномарка. И откуда она взялась? Летела как в последний раз. Весь капот всмятку. И водитель – с окровавленным лбом, руки на руле, сам неподвижен… Ну, крик, шум, вызвали скорую
А меня дрожь бьет. Ведь я только что стояла на этом месте…Как вспомню, так вздрогну…
Нет, как это возможно, кто бы мне объяснил, хоть на пальцах…



Р5

В современной науке почти ничего нельзя объяснить на пальцах (хотя я и пытаюсь это делать, ну для себя что ли)…Например, биополе. Во-первых, биополе существует. Можно сказать осторожнее: существует нечто, что мы называем биополем.
Проделаем несложный эксперимент.
Вас, может быть, неоднократно пытались удивить этим экспериментом, а вы искали в нем подвох. Но сделайте сами.
Нужна небольшая бусинка (скажем, янтарная или нефритовая), либо золоченое колечко, но это все для понта. Можно, например, пользоваться обыкновенной (не самой большой) пуговицей от пиджака. В общем, некий мелкий предмет, якорек, так сказать, подвешиваем на обыкновенной катушечной нити, длиной 20-25 см так, чтобы взяв двумя пальчиками кончик нити, вы могли подвесить этот якорек перед собой где-то напротив солнечного сплетения. Подождите, пока он остановится. А затем задайте ему движение. Скажем, движение параллельно грудной клетке назовем термином «нет». А направление движения перпендикулярно грудной клетке назовем «да». Очень несложно запомнить, не так ли? Есть еще варианты: движение по кругу – по часовой стрелке или против. Вот пока все.
Теперь успокойтесь, а главное, расслабьтесь. Спокойно держите нить и уверенно командуйте, глядя на якорек: «Скажи - да». Сосредоточьтесь на этом и пожелайте всеми силами , чтобы якорек начал раскачиваться перпендикулярно к вам. Можно мысленно указывать ему путь, но рукой, конечно, вы не задаете ему  никакого движения, просто держите пальцами нить. Но вы должны быть уверены, что он откликнется и начнет движение, сначала чуть-чуть (преодолевая инерцию покоя), но вы продолжаете настойчиво требовать: «Еще сильнее, еще». И он будет до каких-то пределов увеличивать размах колебаний.
Остановив якорек, можете потребовать: «Скажи - нет. Давай, давай, говори - нет» - требуйте от него. И якорек начнет раскачиваться из стороны в сторону, параллельно грудной клетке.  То же можно потребовать проделать и с вращением по часовой стрелке и против нее.
Вы увидите, что здесь нет особых трудностей, особенно если вес якорька выбран вам по силам, не слишком тяжел. Главные трудности могут быть заключены в вас самих, то есть вы заранее не верите, что такие выкрутасы возможны.
Этот случай был у меня с моим племянником Алешей. Он твердо заявил, что якорек не может ни с того, ни с сего раскачаться. Это я сама его раскачиваю незаметным, может даже непроизвольным движением руки.  Я не могла его переубедить и предложила:
-  Хорошо, давай сделай сам. Только нужно, чтобы ты желал это выполнить.
Он согласился, взял нить пальцами, подвесил якорек напротив груди. Он сосредоточился, напрягся и молча глядел на якорек. Никакого движения не происходило. Он победоносно смотрел на меня.
В романе ужасов я бы сказала: «Страшная догадка пронзила меня».
-  Но ведь ты и не хотел никакого движения, поэтому ничего не получилось!
-  Нет, я приказывал.
- Словами, может быть, просто холодными словами. Но надо захотеть заставить его двигаться. А ты не верил, что движение начнется. Эта мысль гвоздем сидела в тебе, ты был сосредоточен на ней, а не на том, чтобы заставить якорек двигаться.
Короче, опыт провалился, но не до конца. Потом продолжу.
А здесь скажу, в чем, я думаю, дело. Он не хотел доказать с е б е , что такой опыт возможен, потому что изначально не верил в это, и эта мысль ему серьезно мешала. Но он очень хотел доказать м н е , что это с моей стороны обман, а на самом деле этого не может быть, что я, возможно и невольно, но обманываюсь сама, и не отдавая в этом отчета, все же слегка раскачиваю нить рукой. Но…  И тут привлечем другой роман – про магов и волшебников: у меня в рукаве был запрятан козырной туз.
Тот, кто хоть немного знает физику, может помнить о затухающих колебаниях.
Давайте тем или иным способом приведем якорек в движение, а затем подождем, пока он остановится. Потребуется некоторое время, пока размах колебаний будет становиться все меньше и меньше и, наконец, якорек успокоится (если желаете, привлеките секундомер). Неважно, было ли движение продольным или поперечным или даже вращательным, но потребуется некоторое время для естественной остановки.
Но вот что делаю я. Когда якорек достиг максимальных колебаний, я приказываю: «Стой!» и сосредоточиваюсь на этом, и грозно требую: «Стоять, кому сказала!» И представьте, маятник на обыкновенной нитке вдруг заметно тормозится, замедляется и останавливается, без всякого там соблюдения непреложного физического закона затухающих колебаний.
На этом я и поймала моего умного племянника.
- Хорошо, - сказала я, - а остановить его ты сможешь?
- Смогу, - уверенно ответил он.
- Давай
Мы слегка раскачали якорек руками. Алеша сосредоточился, глядя на него, видимо, мысленно приказывая остановиться, а может быть и напрягая руку для остановки якорька, но все увидели, как движение заметно сократилось по амплитуде и довольно быстро прекратилось совсем.
Вы можете представить себе, за счет каких сил возможно остановить грузик, раскачивающийся на катушечной нити, конец которой вы держите в руке?  Ведь это не металлический стержень, не деревянный прутик, через который легко передать движение или торможение. Это нитка.
И вот у него сработало. А он как-то и не сообразил, что это сработало против него. То есть, пальцами, напряжением руки остановить такой маятник невозможно.  Надо дождаться соблюдения нормального физического закона о затухающих колебаниях.
А здесь – пожалте  вам!
Так что если у вас сразу не получается раскачать или закрутить якорек, то раскачайте его сами, задайте, так сказать, начальную флюктуацию, а потом прикажите остановиться. Четко, строго, с уверенностью в исполнении вашего приказа. И если сумеете – то быть вам начальником! Нет, серьезно, думаю, что должно получиться. В крайнем случае, потренируйтесь  предварительно.
Так что же это за силы раскачивают и останавливают маятник, ответьте. Скорее даже не мне, а себе.
А ответ таков: биополе существует.
Есть и косвенные доказательства наличия биополя у живых существ – это поведение животных. Хозяева собак или кошек часто замечали и неоднократно рассказывали, что если у человека проявляется какое-то недомогание, где-то что-то болит и беспокоит, то животное  подбирается под бочок к больному месту, прижимается и лежит рядышком, согревая хозяина. Говорят, что боль проходит. Может быть такое излечение путем согрева естественно и объяснимо, но как животное находит именно то место, на которое следует воздействовать. И в одном ли согреве здесь дело?
И еще примеры. Может, кто-то помнит знаменитую семью Берберовых из Баку, в квартире которых жили дикие животные – лев, еще как будто бы  пума и другие . Они написали книгу о своих животных, в которой есть рассказ о странном поведении льва. Когда его выводили на прогулку, он спокойно вел себя среди людей, никого не трогал, слушался хозяев. Но в том же доме жил, как оказалось, больной человек. У него было что-то типа шизофрении. Внешне он был тихий и спокойный, особо ничем не выделялся. Но когда прогулки льва и этого человека совпадали, то лев начинал вести себя необычно. Он как бы избегал встречи с этим человеком, слегка приседал на лапы и начинал красться куда-то вбок, чтобы обойти этого человека стороной. И никакие призывы хозяев не помогали. Лев словно остерегался чего-то неизвестного и неприятного. С чего бы это? Ведь тот человек справку о своей шизофрении ему не предъявлял…
В другой истории героиней выступает собака моей знакомой. Она напрочь не воспринимала одну из соседок. Когда та заходила за чем-нибудь по-соседски, собака Ларка просто заходилась истошным лаем, но напасть не решалась. Хозяйка прогоняла Ларку, но она не успокаивалась и даже из соседней комнаты, за закрытой дверью продолжала рычать и подвывать. Никто не понимал ее гнева. Но примерно через полгода у соседки случился приступ, и ее забрала «скорая» в психиатрическую клинику.
Знакомый врач подтвердил, да, животные могут чувствовать психически «сдвинутых» людей, и в его практике были аналогичные случаи. Можно это не принимать в качестве доказательства наличия биополя, но заинтересоваться и заняться исследованием этого явления, наверное, стоит.
Вообще-то, если покопаться в истории науки, то можно обнаружить интереснейшие вещи. Но под разными соусами.
Например, еще в начале двадцатого века исследованиями биополя занимался российский, (а затем советский) ученый  А.Г.Гурвич. Он обнаружил, что клетки живого организма обладают полем неэлектромагнитного характера. Это поле определяется геометрической формой клетки и не ограничивается клеточными пределами, а распространяется в межклеточное пространство. Гурвич назвал это полем формы или биологическим полем.
При дальнейшем исследовании поля формы было обнаружено испускание квантов (несколько тысяч фотонов на см2/сек), то есть некое излучение, относящееся к ультрафиолетовому спектру. Ну и каково? Обнаружено поле неэлектромагнитного характера, а ультрафиолет пока еще относится к электромагнитным колебаниям, хотя и очень высокой частоты. Так что в наследии А.Гурвича еще следует копать и копать, с чем мы и столкнемся в дальнейшем. Исследование же поля формы Гурвичем показало, что  излучение здоровых тканей организма отличается от излучения больных клеток. Значит, живая клетка сама посылает информацию о себе. Возможно, животные имеют способность воспринимать эту информацию.
Работы ученых в этой области доказали, что живые клетки обмениваются информацией между собой (например, комнатные растения) и даже способны реагировать на эмоции людей. Отсюда понятно, что экстрасенсы – это люди также обладающие возможностью на клеточном уровне принимать информацию, посылаемую другим человеком (его клетками) о себе.
Работы Гурвича и его последователей дают очень много интересного в изучении живых организмов, но жаль, что они никак не пересекаются с огромным кладезем знаний восточной медицины.
А из этих источников (индийских, китайских, тибетских) мы до сих пор черпаем основные сведения о полевой структуре человека, то есть о его биополе, хотя этот термин не встречается в восточных источниках. Там речь идет об ауре человека.
Однако в последнее время эти термины почти слились, во всяком случае они подразумевают одно и то же – некое тонкоматериальное образование, полевую оболочку вокруг физического тела человека.
Она представляет собой овальный кокон, состоящий из нескольких слоев, называемых телами. Так как это не материальные тела, а, что называется, тонкоматериальные, то есть принадлежащие Тонкому миру – Астралу, то назовем их астральными телами.
Всего насчитывается семь тел человека:
1.Физическое тело – это Вы, я, каждый из нас, людей, видимый и ощутимый в этом материальном мире.
Далее перечислим астралные тела, по мере удаления от физического тела .Кстати, чем дальше расположено астральное тело человека от его физического тела, тем менее подробно оно повторяет его формы и в конце концов обретает форму кокона.
2. Эфирное тело – это точное повторение нашего физического тела в Тонком мире, то есть некий портрет внешней формы человека и его внутренних органов, без исключения, вплоть до последней бородавки.
3. Причинное (каузальное) тело, так как все изменения и нарушения в этом теле являются причиной заболевания организма человека, его органов. С него начинается болезнь, которая, возможно, уже существует в причинном теле, но еще не проявилась на физическом уровне. Хорошие экстрасенсы могут определять и исправлять своей энергией эти изъяны, в результате чего наступает выздоровление физического тела.
4. Срединное (призрачное) тело – это тело эмоций и желаний, это посредник между низшими и высшими астральными телами, между животными (низшими) и разумными (высшими) формами  индивидуума.
5. Ментальное тело – тело разума, вместилище интеллекта, творческих способностей, талантов, но, может быть  и недобрых намерений, как ни жаль.
6. Тело души – основа личности человека, его индивидуальность, его суть, его Эго.
7. Тело Духа – это присутствие Творца в нас (Высшего Разума) то, что не принадлежит нам, а как бы дается во временное пользование. Искра Божия, которую мы должны развивать, совершенствовать и обогащать, и что в конечном итоге найдет потом свое место в Мироздании, будь то Ад или Рай.
Предполагается, что эфирное тело распадается через три дня после смерти физического тела.
Причинное тело исчезает через девять дней после смерти.
Срединное (призрачное) тело распадается через сорок дней.
Ментальное тело  существует от пятидесяти лет и более.
Тело души вообще не распадается в обозримом времени и потому считается бессмертным.
Тело Духа сольется с телом Творца, буде достойно того.
Если проводить аналогии, исходя из представлений современной науки, то эти сроки жизни астральных тел  можно было бы назвать периодом полураспада, но опять-таки , научного изучения наследия восточных философий пока не проводится.




С6

И все же, как быть со свадьбой? Та, первая, обошлась не очень дорого. Праздновали по студенчески, почти как в общежитии. Родители немного помогли, конечно. Ну, а потом уж – сами, сами. Мама сказала Ане:
- Теперь ты отрезанный ломоть.
Хотя  все же не отрезала. Родители дали ей небольшое приданое – посуду, постельное белье, зеркало, швейную машинку, которую отправили багажом к ним в городок .Аня многого и не просила. Она помнила мамины рассказы о начале своей семейной жизни.
С гордостью мама вспоминала, как отправили их с отцом в совместное плавание его родители. Дедушка Анны, Иван Петрович  строго сказал молодым:
-    Сами выбирали, как жить, родителей не спрашивали, ну и живите теперь как знаете. Но мой наказ такой: чтоб за пять лет нажить всю обстановку и двоих детей. А чтобы время не терять – вот вам часы.
И он подарил им красивые настенные часы в футляре орехового дерева и с медными сияющими гирями. Каждые полчаса часы отбивали один удар, и каждый час исправно били положенное число раз. Звук был красивый, какой-то переливающийся. Ане очень нравились эти часы.
Мама же впоследствии с гордостью вспоминала,  что они почти по всем пунктам  выполнили наказ свекра. Вот только гардероб не смогли купить в положенный срок. Они приобрели его позже. Это было уже на памяти Анечки. И ей почему-то было обидно, что гардероб оказался более весомым в семейной жизни, чем все остальное. Его покупка оказалась таким важным событием, что об этом долго говорили и показывали всем гостям. Ане казалось обидным, что даже детей легче завести,  чем этот противный гардероб. Своим пузатым присутствием он как-то умалял родительскую любовь к ним, к детям.
Вообще-то в детях наше счастье и наше наказание. Они не ведают, как мучительно отзываются в сердце родителей их неудачи, их неустроенность.
Вот и Лида из кожи вон лезла, чтобы обеспечить Алешке счастливое детство. При очередном приезде Ани она жаловалась ей, что очень устает. Например, сегодня пришлось  отстоять большую очередь за апельсинами для Алешки. Кто еще его побалует, если не она?
- Хорошо тебе, у тебя есть Костя.
Да, хорошо, но Костя не апельсин. Анна рада бы отстоять три таких очереди, лишь бы купить детям апельсины. Но в их захолустье не могло быть и речи об апельсинах. За всем надо было ездить в Москву. Однако, всю московскую снедь к себе не увезешь, лишь самое насущное, да и то за каждой «бибичкой» надо по очередям помыкаться. Правда, яблок было много по осени. Мелких,  зеленоватых  или  в красную  полосочку, не  сортовых,  конечно,  но все-таки  вкусных.
А апельсины?  Хе-хе… Но зато есть Костик. Ну, за то или не за то, кто знает, но почему надо выбирать не между хорошим и разным, а между «плохо» и «очень плохо»?
Костя мало погружался в семейные заботы. Конечно, он не отказывался помочь по дому, постирать белье в «стиралке», где-то гвоздь прибить, а  где, когда, зачем – об этом у него голова не болела. Это все были Анюткины заботы. Но на приборном заводе, где они оба работали, он был на хорошем счету. Ему со временем доверили руководство цехом и он с головой ушел в работу. «Господин план», сверхурочные работы, совещания со смежниками, командировки на полигон…
Когда-то он проводил свободное время за радиолюбительскими схемами, даже задумал  собрать некий радиокомбайн с проигрывателем и телевизором в одном корпусе, из готовых деталей, конечно. Но не сумел осилить всю систему, а только телевизор, который они так и смотрели, не обращая внимания на обнаженное нутро с паутиной проводов и излучающими тепло радиолампами.
А хозяйственные заботы легли на Анну. Когда родилась Валечка, им очень помогала  мать Кости, бабушка Люба, как первым стал называть ее сам Костик.
- Вот, даже для родного сына я стала теперь бабушка Люба, - заметила она с усмешкой, -  ничего не поделаешь, приметы времени.
Но пока приметы времени не очень спешили, и даже после рождения Саши бабушка Люба еще что-то могла делать. Но годы шли, болезнь суставов брала свое. Ноги все чаще мучили сильными болями. По дому она еще как-то двигалась, готовила еду на кухне, проверяла уроки у детей, но выйти в город уже не могла. Потом и совсем слегла. Правда, Валюшка уже подросла и помогала ухаживать за  бабушкой,  кормила ее, расчесывала  волосы,  подавала то одно, то другое.
Но основная  тяжесть ухода за лежачим больным, конечно, досталась Анне. Эта бытовуха. затягивала в свои сети, не оставляла свободного времени.
Когда дети были еще маленькими, и баба Люба  тоже была почти здорова, они всей семьей выезжали на море, в Евпаторию. Костик много фотографировал  и, вернувшись домой вечерами обрабатывал пленку, печатал фотки, клеил их в альбом. Анна иногда ворчала, а он  пытался привлечь ее к своим занятиям. Она отнекивалась.
-  Неужели тебе это неинтересно? – удивлялся Костик. – Как можно быть такой инертной? Вот уж флегма, так флегма, – пытался он раззадорить Аню. – Так что же тебе тогда интересно?
-  Мне интересны люди, - отвечала Аня. – Их мысли, чувства, поступки. Беседы с людьми, обсуждения событий, выяснение их точки зрения…
-  Все это пустое. Болтовня. Слова они и есть слова. А у меня дела.
Он всегда находил себе массу занятий и в радиотехнике, и в фотоделе, и даже решил собрать электрическое пианино, а пока подыскивал детали.
Но болезнь его мамы несколько изменила их образ жизни. Если раньше они могли выезжать в Москву к друзьям на праздники, на дни рождения, то теперь это происходило реже и реже. Иногда созванивались, узнавали новости. Одна из новостей задела Аню, растревожила что-то в душе.  Валера женился, наконец. На Лиле.  Скорее всего она сама его на себе женила.
Анна так и не смогла разобраться в своих всколыхнувшихся чувствах. Было какое-то сожаление, печаль о прошлом. Почему-то было очень жаль Валеру. Они с Лилей были последними из их студенческой компании, кто обрел семью. У большинства уже были дети.
Конечно, Лиля была неплохая девочка, «своя в доску», как говорится. Одно время она даже дружила с Аней. Обе участвовали в параде физкультурников столицы. Участники парада жили тогда в опустевшем на лето студенческом общежитии. Аня помнит долгие дневные тренировки и  свободные вечера, отданные играм в волейбол и прогулкам по студгородку. 
Тогда-то Лиля и поделилась своим секретом, что ей очень нравится Игорь. Конечно, он любит показать себя, выделиться, но ему есть чем похвастаться. Он умнее других, целеустремленный.
- Вот увидишь, он многого добьется. – заявляла Лиля.
- Мне кажется, он несколько высокомерен, - осторожно заметила Аня.
- Вот именно что кажется. Ты его просто не знаешь, - горячо защищала его Лиля.
Она-таки добилась, что он заметил ее.. Они стали вместе ходить в кино, на танцы. Гуляли в парке, и вообще многим казалось, что эта пара неразлучна. Лиля откровенно обожала его, и ему нравилось это обожание. Но пришло время, и Лилю сменила другая обожательница, симпатичная третьекурсница, которой Игорь охотно помогал чертить листы курсовых проектов, консультировал по теории радиотехники, да мало ли чего…
Лиля переживала, даже плакала. Но после защиты диплома ее распределили на закрытое предприятие, которое проводило испытания приборов, исследующих морское дно. Лиля была зачислена в группу сопровождения. Вскоре они ушли в годичное плавание, и она надолго пропала за горизонтом.
Возвращение Лили было триумфальным. Всем было интересно послушать ее, посмотреть многочисленные фотографии, да и техническая сторона исследований тоже вызывала много вопросов и обсуждений. А Лилю ждало новое теперь уже океаническое плавание.
«Молодец Лилька» - было всеобщее решение. Компания студенческих лет не распалась, в Москве по-прежнему проходили встречи старых друзей, но Аня и Костя все реже бывали там гостями. Баба Люба серьезно слегла. Костик тоже жаловался на какую-то тяжесть в груди, чувство усталости.  У Анны иногда поднималось давление.. «Возраст, миленькая» - говорила со вздохом участковая врачиха, но она же, посещая бабушку Любу,  радостно сообщала:
- Ну что ж, давление у вас хорошее, сердечко тоже почти в норме…
Значит, у нее не «возраст», с недоумением думала Аня.
- А что мне делается, я лежу себе и лежу, - шутила мама Костика.
Но к лету она умерла. Не стало разумной и доброй женщины, которую Аня успела полюбить и понять. И сожаление об ушедшей повисло в квартире и в садике, куда иногда ее выносили в кресле  «подышать».
Они всей семьей опять поехали отдохнуть  в Евпаторию. Снимали недорогую комнату на окраине, ходили на море, на лиман, загорали. В общем отдохнули хорошо, вернулись окрепшими.  Вроде бы. Но у Кости проявилась одышка, боли в сердце. Пришлось пойти по врачам.  Оказалось – тяжелая стенокардия, и купание в лимане было ему категорически противопоказано.
И снова личные заботы отодвигали встречи с друзьями.
Годы летят так быстро, что порой и не сообразишь, когда же что было.
Было, оказывается, какое-то недоразумение, отчуждение в семье Валеры и Лили. Была, вроде бы, возобновившаяся связь у Лили с Игорем, но опять оказавшаяся мимолетной. Был, вроде бы, уход Валеры из семьи (хотя какой уж тут семьи – детей у них не было, а Лиля и не стремилась к материнству). Лиля опять уходила в плаванье, а Валера обитал где-то на стороне. Короче, никому не понравилось, что по возвращении Лили из долгого плавания Валера не встречал ее.
Ну, тут уж ребята взялись за них всерьез, улаживали взаимные претензии, и в конце концов примирили. Семья восстановилась, и слава Богу.
Но где-то слава богу, а где-то и не дай бог!
Инфаркт. У Костика инфаркт. 
«Скорая», реанимация и тяжелая неизвестность впереди…



Т5

Туман все плотнее затягивает горизонт, обволакивает все пространство, и уже не различить даже крупных предметов, кустов и деревьев. И откуда-то тянет сыростью и холодом…  Брр…
Это преддверие царства Ямы – бога смерти. Туда иногда ходят экскурсии из светлых слоев, из общин Миров Просветления.  Благополучные души – они сострадательны и отзывчивы. Остановившись у Черты Недозволенного, они с трепетом наблюдают, как чья-то грешная душа опускается в нижние слои или даже падает на Дно. С воплями и стенаниями, со слезами и криками опускаются несчастные все ниже и ниже, пока представители общин выбирают себе объект для спасения, для отмаливания его грехов. Эти несчастные тянут к ним руки и со слезами в расширенных от страха глазах молят о помощи.
Им уже больно и страшно, но еще более страшит неизвестность, которая ждет их там, в том мраке и ужасе, куда увлекает их какая-то неведомая сила и с неприятным воем и визгом затягивает в какую-то воронку. Оттуда нет выхода. И только замирающий вдали крик: «Помогите!»
Поздно, бедная ты грешная душа, поздно…
А там внизу мелькают черные тени, разевая зловонные рты, как бы готовящиеся рвать и кусать, словно хищные и безмозглые акулы, караулящие своих жертв в темных глубинах океана. И это не состояние смерти,  которое длится большее или меньшее время, но все же проходит, кончается. Нет, тут нечему кончаться. Все и так уже кончено. И только боль, боль и страдание будут продолжаться долго-долго.
Вечность.
Вот она, черная нескончаемая вечность смотрит тебе в лицо тяжелым взглядом и долго, медленно выбирает место, в которое сейчас вцепится, и будет рвать и терзать, разрушать и калечить. И ты один на один с нею, и некому заступиться, некому помочь, а ненасытная тупая  гадина все никак не угомонится, жадно питаясь твоей болью и твоим страданием.
Но за что, за что?
Нет, только молчание в ответ. Ищи сам причину своей беды, ведь ты сам строил свою карму, сам выбирал неправедные пути к сомнительным удовольствиям и порочным наслаждениям в своей земной жизни. Ты сам упустил столько возможностей помочь себе. Ты отказывал в помощи другим, так кто теперь поможет тебе?
- Поможем, поможем, - вопят бесовские отродья, - иди к нам…
И откуда они только берутся, ведь их целая армия? Слетаются со всех сторон, как воронье… И вьются вокруг, ненасытные и наглые, такие мелкие, словно мошки, словно таежный гнус, и сосут, сосут из тебя последние остатки сил.
А гады покрупнее, бесчинные бесы, хохочут тебе в лицо, выламывая руки, завязывая ноги в непостижимые узлы. И все это боль, боль. И страх перед еще большей болью..
А самых крупных тварей, бесов в чинах, нет тут. Они сидят внизу и ждут свою жертву,  неспешно играя чьими-то обглоданными костями и командуют «шестеркам» – Убери, дескать.  И жалкие «шестерки» кидаются со всех ног выполнять приказание.  Теперь это их вечная судьба, ведь им никогда ни от кого не перепадет и малой толики праны, чтобы хоть немного приподняться в более легкие слои и уйти от своей злосчастной судьбы.
Кто-то из экскурсантов пытается протянуть несчастным руку помощи:
-  Как звать-то тебя, за кого молиться? – участливо спрашивают они. Но вездесущие бесы отгоняют «шестерок» ударами кнута.
А кому-то из экскурсантов уже становится нехорошо.
- Не могу больше, не могу, сейчас упаду за Черту. И тотчас тысячи рук бесов протягиваются к нему, и тысячи голосов звучат льстиво :
- Иди к нам, иди.
Пастырь, перекрестив  обессилевшего экскурсанта, срочно собирает группу. И уходя, многие оборачиваются к своим выбранным подопечным:
-  Прощай. Я тебя запомню и помяну тебя в своей молитве.  Прощай…
Прощай, прощай.
Прощай, царство Ямы, и не приведи Господь посещать тебя.

Ах, люди, люди! Почему  вы никак не договоритесь, никак не устроите  мирную и благополучную жизнь не только себе и своим родным, но и ближнему своему, то есть такому же человеку с руками, с ногами и с головой, наконец;  может соседу, а может и вообще незнакомому человеку. (Правда, заметим в скобках, что иногда помочь незнакомому легче, чем этому противному соседу). Преодолевать себя мы не умеем, не обучены.
Так почему?
Может потому, что думаем только о себе, и в первую очередь о себе, а о ближнем либо потом, либо вообще никогда.
Не будем повторять азбучные истины, которые даны были людям давно и повторялись неоднократно с амвонов и кафедр, что ближний ваш это тот, забота о котором приведет вас в райские кущи.
Ведь искренняя бескорыстная помощь другим – это твоя главная надежда, твой пропуск в слои Просветления.

Р6

Стрела времени неуклонно ведет нас от прошлого в будущее. И мы пытаемся выстроить события в некий логический ряд. В данном случае – ряд познания.
Описание биополя можно найти в различной литературе – и из источников восточной философии, и в литературных заметках экстрасенсов, которые, кажется, почти руками прощупывают это биополе. Ничего удивительного – они же работают с ним!
И есть некоторые попытки современных ученых рассказать об этом, применяя новые теории и ставя новые зксперименты.
Так в области исследования торсионного поля ( и в теории и в эксперименте) сделаны довольно решительные шаги на пути объединения древних знаний с передовыми научными доказательствами и умозаключениями.
Торсионные поля или поля кручения существуют везде, где есть вращательное движение и тел,  и частиц. А скажите лучше, где его нет?  Материальные тела Вселенной – планеты, звезды,  кометы – ничто не прибито к небесному своду, все тела движутся по своим круговым или эллиптическим орбитам и, как правило,  вращаются вокруг собственной оси. Физика придумала, как измерить это вращательное движение, введя величину, учитывающую, сколько массы вращается, как она распределена вокруг оси вращения и с какой скоростью происходит вращение.
Эта величина называется моментом количества движения, или угловым моментом, или моментом импульса – не в названии дело, не так важно. Важно, что эту величину можно измерять и сравнивать вращающиеся тела между собой. Элементарные частицы , электроны в том числе, то есть то, из чего строятся атомы, а из них – молекулы, а из них все материальные тела, тоже совершают вращательное движение и имеют момент импульса.  Для элементарных частиц  он называется с п и н , (от англ. spin - вращаться). Вот они-то, эти крутящиеся элементарные частицы и создают поля кручения.
И вот, представьте: этих частиц в Космосе бесконечное множество. Они вращаются, перемещаются, сталкиваются, разбегаются, вступают во взаимодействия, короче, живут своей полнокровной жизнью, как толпа на базаре, которая клубится и движется в пространстве, как говорится, «без руля и без ветрил».
И вдруг где-то зазвучала музыка, очень задорная и призывная. Это на базарной площади начинается концерт. И вся толпа, как по команде, устремляется к этой площади. Всех объединило одно желание – посмотреть, что же там происходит. На бытовом языке мы бы сказали, что всех охватило любопытство. На языке физики можно сказать, что произошла поляризация толпы. Вектор движения каждого человека направился в одну сторону. Из разрозненной толпы получилась упорядоченная масса индивидуумов, как бы колонна, дружно шагающая к своей цели.
Для элементарных частиц это тоже возможно, когда вектор их момента импульса оказался для всех направленным в одну сторону. Если представить частицу маленьким шариком, а ее момент импульса  (спин)  в виде стрелочки, перпендикулярно направленной от поверхности шарика  (в какой-то его точке), то когда из разнообразных направлений  этих векторов они выбирают одно общее для всех  направление, как бы выстраивая свои вектора с учетом направления векторов соседей, они создают поле, у которого возникают свои законы и правила.
Ясно, что при одном направлении вращения, скажем по часовой стрелке, возникает, положим, правое поле, а при противоположном – левое. Это наша прерогатива, какое вращение назвать правым, какое  левым, главное – надо их различать.
Физика  это умеет.
Так вот, вращающиеся, крутящиеся частицы  создают поля кручения – правые и левые  торсионные поля. Исследования показали, что правые и левые поля отличаются по своим свойствам. При воздействии на живые организмы, растения или воду результат получается разным. Правые поля воспринимаются как положительные, они способствуют улучшению всхожести семян, ускорению роста растений, улучшению настроения людей и тому подобное.  Тогда как левые поля угнетают живые организмы.
Это связано с тем, что наш мир, в котором мы живем – правый мир.
Если углубляться в эти премудрости, то надо поинтересоваться асимметрией (диссимметрией) живых организмов. В соответствующей литературе  объясняется, что такое диссимметрия живого, где и как она проявляется, и что без нее невозможна была бы жизнь. Но пока это не наша тема.
Главное, что мы должны учесть это то, что мы состоим, в конечном итоге, из молекул и атомов, которые в свою очередь построены из элементарных частиц, имеющих каждая свой спин. И это множество заключенных в нас спинов, конечно же отличается и по моменту количества движения, то есть по величине,  по направлению вращения,  по скорости вращения и в результате
создают некое суммарное торсионное поле,  которое в первом приближении можно рассматривать как биополе – наш тонкоматериальный портрет.
Между прочим и неживые тела тоже имеют  свое поле, созданное заключенными в них  молекулами, атомами и элементарными частицами. То есть, каждое физическое тело  имеет в Тонком мире свой торсионный портрет, свою аналогию ауры живых организмов. Поэтому в Космосе, в торсионном поле Вселенной могут существовать города и страны, поселки и пригорки, все как в нашем земном мире, но только на полевом, не материальном уровне. Может быть это видел в своих астральных путешествиях и описал в книге «Роза Мира» Даниил Андреев, человек трагической судьбы и в чем-то фантастических прозрений.
Но мы отвлеклись. Итак, каждое физическое тело имеет в Тонком мире свой торсионный портрет, так нам подсказывает логика теории физического вакуума. Абсолютно не имеет никакого значения тот факт, что для тел неорганической природы не существует разницы между левым и правым, их торсионная составляющая может быть вполне симметрична и построена любым образом из левых и правых вихрей, возможно, самым незатейливым образом. Но что очень важно, так это то, что живые организмы обязательно асимметричны, и можно только догадываться, насколько многообразной  и невообразимой может быть архитектура  их биополя.
Набор строительных материалов для биополя  нам дан от природы и, повидимому одинаков для всех. Но вот как построить само здание – все в руках индивида. А поначалу в руках его родителей, которые закладывают основы характера ребенка, дают ему первые уроки общения в коллективе, прививают любовь к труду, упорство в достижении цели…  Но далее, в своей физической жизни человек сам строит свою карму, стараясь гармонизировать ее с нашим правым миром. А может и не старается, и не задумывается об этом, живет, как живется, и тогда все получается тяп-ляп. Ну, уж и некого винить, дружок…
Из индийской философии можно почерпнуть, что карма – это «закон воздаяния», сумма  добрых и злых деяний, которая определяет судьбу человека.  А как описать судьбу с учетом того, что человек – это его поля в Тонком мире, а деяния – это его решения и поступки в мире материальном.
Невольно вспоминаешь, что у многих признанных писателей, исследователей душ человеческих и судеб, встречаются внутренние  диалоги героя, когда он как бы спорит сам с собой, и некий первый голос говорит и доказывает ему что-то, а второй возражает и приводит свои веские доводы. Это наталкивает на мысль, что выбирая свою дорогу между добром и злом, человек слышит внутри себя борьбу левых и правых вихрей.
Можно только предполагать, как все это увязано между собой.  Ведь биополе это не просто набор частиц и вихрей, толкущихся в пространстве от 0,8 до 1,2 м вокруг человека. Конечно, все эти вихри упорядочены, увязаны в ансамбли и спирали, где-то объединены в группы, где-то в цепочки, влияют друг на друга, взаимодействуют между собой. Короче, это очень сложное, своеобразно красивое и упорядоченное сооружение даже шедевр архитектуры, может быть. Либо какое-то расхристанное, вкривь и вкось сложенное шаткое здание, чудом сохраняющее равновесие – тут уж кто как постарался…
В зависимости от обстоятельств жизни и принятых нами решений, созданные ранее связи либо перестраиваются, либо укрепляются и упрочняются, создавая глубинную нерушимую основу. И так выстраивается карма – эта внутренняя архитектура души человека, обрастая новыми звеньями и связями, создавая  и сохраняя  ее индивидуальность. Такими, в соответствии со своим торсионным портретом, предстаем мы в Тонком мире.



С7

Да ну ее, эту свадьбу! Шумно, колготно, да и денег потребуется – где взять? У Анны лишних денег нет. На Валеркины рассчитывать что ли? А есть ли они у него?
Высшее образование – да, есть. Инженеры, конструкторы, даже ведущие и главные, а в материальном плане что? Правда, мало кого из их компании это тяготило. Конечно, плохо, если не можешь себе позволить поездку куда-нибудь на курорт или в исторические места. Но тогда еще никто, даже самые обеспеченные не могли подумать о Багамах, Анталье, Кипре и других влекущих местах. Большинство работали в так называемых «ящиках», давали подписку о «неразглашении», и прочие ограничители стояли на пути.
Зато внутри страны освоены все туристические тропы Валдая, Кавказа, Саян, Пройдены водные маршруты Карельских озер, Алтайских рек. А командировки? Плисецк, Байконур, Тюра-Там, Балхаш, а позже стали возможны контакты с Индией, Китаем, Кореей. Ведь главное – работа. Они просто пропадали на «точках»,  готовя «изделия» к испытаниям или к запуску.
Хромота Кости давно уже не была для него препятствием. Но после перенесенного инфаркта он почти год провел на инвалидности. Потом вышел на работу. Хотя ему предложили место с пониженной нагрузкой, но как остановить себя, если привык выкладываться по полной? Он приспосабливался к новому ритму жизни, но все равно уставал чрезмерно. Однако постепенно, постепенно осваивался с разрешающими границами «нельзя-можно», ездил каждый год в санатории.
Анна видела, как он понемногу  обретал уверенность с себе, стал строить планы на будущее. Поверил, наконец, что сумеет, что перешагнул…Анна, радовалась за него, наступили относительно спокойные годы. Дети выросли, Валя окончила медицинский институт. После госэкзаменов сыграли свадьбу с хорошим серьезным пареньком. Саша после службы на флоте поступил на подготовительные курсы в институт. Все слава богу. Предполагали летнюю поездку к морю. Но сказано же: «человек предполагает, а Бог располагает».  Так что где-то слава богу, а где-то – не дай бог.
Инсульт. У Кости инсульт. Три ужасных черных дня в реанимации, на четвертый – кома, на седьмой… Все… Его не стало…
Как пережила Анна эти дни? Ничего не осталось в памяти. Приходили и приезжали люди, все вокруг нешумно суетились. Был большой вместительный автобус , посланный от предприятия. Какие-то отдельные обрывки речей, событий, мельканье лиц и венков. Анне в эти дни несколько раз делали уколы какого-то успокоительного снадобья, которое совершенно лишало ее нормальной реакции на происходящее. Да и какая тут может быть норма?
Даже несколько лет спустя картина так и не восстановилась. Она не плакала тогда и делала все что надо, как заведенный механизм. И только значительно позже, кажется, после хлопотных девяти дней и сороковин, начала осознавать  глубину утраты.
Она осталась одна. Валя жила в новой семье, у родителей ее мужа. Саша учился в Москве, жил в общежитии. Он особенно заботился о маме. Привозил разные книги, среди них почему-то «Тайную Доктрину» Блаватской, некие брошюры о карме. Оказывается, он сам в это время увлекся восточной философией, ходил на какие-то занятия.
Анна иногда приезжала к сестре, даже встречалась с друзьями. Кажется, там она впервые услышала о торсионных полях. Ребята заинтересованно обсуждали тему, хотя по правде сказать, никто ничего толком не знал. Но кое-какая литература все же оказалась и у Анны.
-  Почитаешь, отвлечешься. Это очень интересно, пусть мозги поработают. – сказал ей кто-то и засмеялся, - поймешь, так мне расскажешь…
 Но пока ничего не лезло в голову. Зато очень многое лезло из души. Тогда Анна брала первую попавшуюся ей тетрадку или блокнотик и записывала в нее все-все, что приходило на ум , что рвалось наружу. Как говорится, просто фиксировала «поток сознания». Много позже Анна нашла эти записи без датировки, без определенной последовательности, и перечитала их одну за другой. Вот эти записи с весьма приблизительной датировкой.
Конец августа.
«Как живу я теперь? Я очень плохо живу. В душе у меня, словно в просторной комнате, светлые окна; солнце сияет и греет как всегда; но есть одно как бы наглухо зашторенное окно. Я не смотрю на него. Мне нельзя туда смотреть. Там тьма и неизвестность. И это окно никогда не будет открыто, там всегда мрак и печаль, отныне и навсегда.  Можно кричать, протестовать, плакать, биться головой о стену, но окно останется темным, не отзовется, не откроется. Лучше не смотреть в этот угол, в эту темноту. Это не положено и не надо нарушать. Но оно сидит темным пятном в душе, давит как глыба, и не уменьшается, и не сулит просвета»
 Середина сентября.
«Иногда вопреки разуму, вопреки всем предупреждающим словам, которые я слышу в себе, я приоткрываю эти шторы, я просо не справляюсь с собой, я хочу хоть немного просветлить этот темный угол, этот мрак. И что же получается? Я ничего не вижу, слезы льются раньше, чем успеваешь обозреть какую-то цельную картину – только часть образа, только отдельная деталь… И я плачу, плачу, но от этого не становится легче – боль растет, распирает грудь. Хочется стучать кулаками во что попало, метаться, биться о стены всем телом, головой, и кричать все громче. Слезы льются, в горле рыдания. Кажется, я могла бы наплакать океан слез… чтобы утонуть в нем, сгинуть… И не возвращаться в мир боли и темных штор. А дети?»
В тот же вечер.
«Когда наступило это мрачное время одиночества, когда померк свет и я осознала это, я не думала о детях. Я вся ушла в боль и горе.  А дети? Да ведь взрослые дети. Я думала, что это отломленные ветви. Они отсоединились от дерева и живут своей жизнью. Черенок, посаженный отдельно, дает свои корни, развивает крону – живет совсем отдельно. Для них и мера этого горя  другая (ведь так и должно быть) и дела, и заботы другие. Другие и перспективы. Но нет. Это не отломленные ветки. Это побеги. Молодые сильные побеги, но ведь идут они от того же корня. Это мы их корни. И если не стало одной части корневища, я должна сохраниться, дать им устойчивость,  уверенность, основу, чтобы питать и помогать чем могу и пока могу. Даже могучему дереву в расцвете жизни служат опорой пусть раненные, но еще живые коренья, работают на него, на его род, на новые молодые побеги.  И внуки тоже будут нуждаться в поддержке. Значит, надо настраиваться на жизнь. Глушить, глушить боль, хоть она постоянно напоминает о себе. Такова идея жизни, таковы ее законы,  такова книга судеб, предначертавшая преодоление боли. Скрипи зубами, бей себя в грудь или по щекам, как хочешь, но глуши боль и живи. Живи – вот исполнение закона жизни.»

Ноябрь.
«Боль не уменьшилась, не ушла. Она растеклась по всем закоулкам души, затаилась, ждет чего-то или бродит и бродит и вдруг вновь сходится в одной точке, в середине, где-то в груди и дает взрыв. И вновь слезы в крик и безумные рыдания и безысходные мысли. Одиночество и тоска в этом мире. Но кто-то сказал : «Надо жить». Не зная, зачем, не зная, как – а живешь. Очень трудно внедряется осознание, что, может быть, нужна детям. И если надо жить, то, наверное, для них. Но пока что – что я могу?»
Февраль. Метель и мгла. И одинокая могила под снегом.
«Проклятый материализм! Неужели – все здесь? Все, что возможно – только здесь и больше нигде и никогда…»
Через два года.
«Как я живу? Как живу я теперь без тебя? Меня осталась маленькая часть. Что-то во мне может есть, пить, смотреть на мир, даже делать что-то. Но это очень маленькая часть меня. Я это чувствую почти физически. Потому что есть еще что-то, темное и тяжелое. Оно где-то  во мне, и его очень много. Наверное,  это мое недавнее прошлое. Но оно отдельно. Оно где-то за крепко закрытой дверью. Нельзя ее открывать. Там была совсем другая жизнь. Большая, радостная, светлая. Настоящая и наполненная. Тобою, детьми, всем миром, многими людьми, которые должны были быть такими же спокойными, уверенными и счастливыми, какими были мы. Конечно, не все гладко было и у нас. Иногда мы ссорились, злились друг на друга, может быть считали, что это не самый лучший вариант, который достался нам в лице друг друга. Потом мирились; что-то оставалось сердитое, не прощенное в душе. Постепенно к этому привыкали, жизнь становилась менее красочной, менее эмоциональной. Но ведь и силы и молодость уходили. Росли дети, жизнь поглощали новые заботы, меньше оставалось внимания друг для друга. Привычка, понимание. Примирение с судьбой. Была большая и глупая ссора, отнявшая пару лет. Жили как соседи, дураки. Хорошо, что мы помирились. И заново открыли друг друга. Как хорошо это было! Наступило понимание друг друга,  нужда друг в друге,  желание заботиться  друг о друге . И все стало хорошо, все по старому, тепло и любовь вновь окутывали нас. Хотя оказались возможны и мелкие обиды, и какие-то претензии, но нельзя уже было поссориться насовсем, а обязательно надо было мириться, и это было взаимное желание. А ведь лучше было бы совсем не ссориться. Но мы еще не поумнели до такой степени. Так и не поумнели.  А времени уже не оставалось. Прости, прости… Дверь в прошлое закрыта, там уже ничего не изменить.
А здесь меня почти  нет.   И мне почти нечего делать здесь.  Как же я живу здесь? А вот так. Какой-то маленькой ненужной жизнью. Как-то катится – и ладно. Но это очень тяжело порою. И даже часто тяжело. Поэтому не надо открывать эту дверь. Что было там, того не будет больше. Никогда. Ты ушел и не вернешься».
Через полгода.
«Странно! Читала Марину Влади  «Владимир или прерванный полет». Те же мысли и почти те же слова. Вот они: «Больше никогда – эти два слова душат меня.  Гнев сжимает мне сердце. Как могли исчезнуть столько таланта, щедрости, силы? Почему это тело, такое послушное, отвечающее каждой мышцей на любое из твоих желаний лежит неподвижно? Где этот голос, неистовство которого потрясало толпу? Как и ты, я не верю в жизнь на том свете.  Как и ты я знаю, что все заканчивается с последней судорогой, что мы больше никогда не увидимся. Я ненавижу эту уверенность». Удивительно совпадающие ощущения и мысли…»
И вот еще через год
«Проклятый материализм! Как он суров, как беспощаден! Потерять навсегда и безвозвратно…и никакой надежды, никакого утешения… Любая религия описывает худо-бедно какую-то загробную жизнь, дает надежду на встречу – там, где-то… когда-то… Здесь же – ничего. Неумолимая реальность. Пустота в жизни. Остается лишь память. Но память – не утешение. Это жгучая саднящая рана. А на душе – или где-то там? – в середине груди давит, все сжимает, теснит, трудно дышать и жить. И слезы не смывают боль, не выносят ее прочь. Проклятый материализм! Нет у него красивых очищающих обрядов, одна суровая необходимость. Разве нечего нам рассказать о своих любимых, ушедших и рано, и неожиданно, просто внезапно. И не простились мы с ним, с дорогим, любимым, единственным! И не выплакались, не высказали ему хотя бы и  вслед, всей любви нашей и печали. И не услышали последнее прощение, примиряющее, а может и обещающее встречу – где-то там… далеко… когда-то… 
А как он хотел жить, сколько было планов, чего только ни собирался сделать. Фото- , радиодела, мечтал о музыкальном инструменте, присматривал детали. Да разве одна жизнь ему  была нужна? Не хватило бы и трех, тем более таких коротких.  Конечно, короткая получилась жизнь. Хотя и счастливее многих других.  Всегда был здоров и весел.  Женился, был счастлив детьми, ожидали уже и внука. И даже инфаркт восьмилетней давности стал уже привычным, хотя и мешал жить., порою напоминая о себе. Но уже есть определенный режим, знаешь, когда и какие таблетки принять, чтобы ублажить это капризное усталое сердце. Вроде и оно само тоже привыкло к определенному ритму жизни. И появилась некоторая уверенность, что можно даже позволить себе поездку в дальние края, к морю, может быть. Это уже смотрелось, как выполнимое
И вдруг – зачем, откуда, за что, наконец? Человек после восьми лет все-таки поверил, что сможет, сумеет то, о чем мечталось как о несбыточном, стал строить планы – и, на тебе – эта дурацкая бляшка! Молча росла, готовила западню и ничем не выдавала себя. А потом сразу – как лавина. Он, наверное, все понял. Как ему было обидно вдруг ощутить это бессилие тела, рук, языка. Мысли бегут, спешат, хочется – нет, просто необходимо – высказать все, а язык не слушается, не желает повиноваться. Вот «скорая», врач проверяет  руки, обе бессильно падают. Правая нога тоже не слушается, не обращайте внимания, она хромая, а вот левая, левая, видите, она еще может, еще немного дергается. Я шевелю ею, я еще способен, давайте же, делайте что-нибудь, помогите мне…
А мы еще верили, что это поправимо. Врач смотрит отрешенно и не торопится со своими ампулами и шприцами. А мы еще не знали, что это последние движения, взгляды, вздохи. «Кома первой степени», - сказали в реанимации . А мы еще надеялись, что встретимся, вновь будем вместе. Ну, пусть паралич, пусть отнимется речь, но жизнь все-таки будет… А он понимал, что для него это не жизнь. Верил ли, что все-таки выползет, пусть неподвижным, немощным, но живым? Хотел ли такой жизни?  Конечно, нет. Но и смерти – нет. И ушел.
Правда ли, что ушел навсегда, и никогда больше , нигде больше не будет встречи? Не будет…   Никогда???


В какой-то день
«Никогда не обращала внимания раньше: оказывается, в течение всего дня  на улице шумят автобусы, скрипят тормоза, кто-то приезжает, выскакивает на остановке, кто-то уезжает, и хлопают двери; и окликают кого-то звонкие голоса, и раздаются торопливые шаги ,  но все не ко мне, все не ко мне…»
Одиноко, как в Космосе. И до хоть какой-нибудь родной души – как до Туманности Андромеды.



Т6

Туманность Андромеды – не самая близкая к нам галактика. Но эта звездная система  по своему строению, по структуре и составу, наиболее похожа на нашу родную галактику – Млечный Путь. Оттуда, из Туманности Андромеды только что вернулся блаже Никодим. И в первом слое Просветления , что называется, нос к носу, столкнулся с блаже Алоисом.
- О, блаже Никодим! Давненько же мы не виделись с тобой. По земным меркам с полвека будет, или как?
- Да, пятьдесят семь лет, как в аптеке. Я ведь только что из командировки. На Туманность Андромеды посылали.  Кстати, тамошний анекдот расскажу, хочешь?
- Да что от них услышишь новенького? …они с нами след в след плетутся. Нет уж, уволь, уволь, - Алоис не любил пустопорожних разговоров.
- Но ты послушай, - настаивал Никодим, - молитва атеиста.
- Какая еще у атеиста может быть молитва ?
- А вот представь, стучит он в окошко и просит: «Господи, - говорит, - если ты такой Всемогущий, то дай мне аргументы  и факты доказать, что тебя нет». А Господь отвечает: «Это в соседнем киоске. Купи там и «Аргументы и факты.» А меня и впрямь нет. Закрывает окошко и вешает табличку  - Ушел на базу.»
- Очень смешно. Древности что ли коллекционируешь? – критически отозвался Алоис. - Этому анекдоту сто лет, они его у нас и слышали.
- Ну, тогда другой послушай… Опять про атеиста.
- Нет, не надо. Лучше скажи, как там дела у нашего атеиста, у командира?
- У Михаила что ли? Да вот в нем и вся причина была. Он ведь Прошение подавал в Синклит. Ну,  пока рассмотрели, пока на собеседование вызывали, пока с Туманностью согласовывали… В общем, все-таки отправили. В одну из планетных систем типа нашей солнечной.
Алоис опечалился:
- Жаль, если уйдет с земной орбиты,  не вернется к нам.
- Нет, как можно. Мы договорились. В посмертии его возвратят к нам, - уверенно ответил блаже Никодим.
- Ты что, уже и за Синклит решаешь? – подколол его Алоис.
- Нет, это в Прошении ротного оговорено. Такой упорный малый, всегда своего добивается.
- Да, про него, видно, сказано: «Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей».
- Ого, ты уже атеистов цитируешь, - съязвил Никодим.
- Бытие следует разнообразить, - отозвался Алоис задумчиво. – Все-таки  тысячу лет, а то и две , придется подождать, пока он вернется.
- Да что для вечности тысяча-другая лет?  Главное, хорошие души и сейчас, и через тысячи лет, всегда нужны будут.
- Твоя правда, блаже Никодим – И Дольний и Горний миры всегда нуждаются в подвижниках. 
-  Да вот взять хотя бы тебя… - продолжал рассуждать Никодим. – Ты-то когда сюда попал?
Алоис наморщил лоб:
-  Дай Бог памяти… Наверное, во времена Ивана Калиты это было.
-  Ну-ну, - заинтересовался Никодим. Какая история?
-  В миру я был Ярослав. Сын дьякона, не простолюдин же. Сосватали мне девицу Ольгу. Вот уж клад, просто клад. Скромна, добродетельна, красоты ангельской. Ей и впрямь не среди людей жить, а среди ангелов. Очень уж душой восприимчива была, очень хрупка. Но у нас в семье все ладно было, все хорошо. Мальчика родили. Назвали Лукой. Она ему имя придумала – Лучик. Так все и звали его лет до трех.  Но как-то на святках катались они с горки, разгорячились, шубейки распахнули, да и не заметили, как простыли. Ночью у обоих жар, голова горит, а ноги ледяные. На другой день – хуже. Вызвали знахарку. Она травы заваривала, поила. Ольге полегчало, а Лучика не уберегли. Дышать не мог, кашель задушил. Так и погас наш Лучик.
Алоис примолк, вспоминая.
-  Оленька-то встала на ноги, да умом тронулась. Все Лучика искала, то в доме, то в сенях, то на улице. И все плакала, бедная. Год промучилась, исчахла, исхудала и померла тоже. Ну и мне, что за жизнь осталась? Постригся в монастырь. Так стал Алоисом. Прожил там в молениях и послушании , считай, пять десятков лет. И уж рад был, когда черед пришел преставиться. Все-таки с Ольгой, думаю, встречусь, с Лучиком. Конечно, встретились. Но Лучик в ангельском облике теперь, в Храме при Синклите поручения  исполняет. А Ольга, оказывается обет дала в мир Дольний опять спуститься. Детям помогать. «Мне теперь, - говорит, – все дети милы, все дороги». Я не считал по хронологии, ведь когда вместе  - время летит, как стрела, а без нее тянется и тянется.  Лет через двести, что ли, отправили ее в планетную систему Сириуса. Там чуть подольше земных сроки жизни, но все ж в посмертии вернулась сюда. «Нет, - говорит, - цель моя – Земля. Снова туда хочу, я должна обет свой исполнить».И опять лет через двести отправили ее на Землю. Да только не удалось ей исполнить задуманное. Хоть и в хорошей семье росла, добродетельной, но не воцерковленной. Атеисткой воспитали. Она выросла, учительницей стала, работать пошла в детский дом. Но так переживала за судьбы детей, все так к сердцу принимала, что опять надломилась. Ей бы помолиться, душе своей помочь а она к этому не приучена. Разлад внутренний начался, чем дальше, тем больше.  Какое-то психическое заболевание нашли. Сейчас она в клинике душевнобольных.
Никодим сочувственно кивал головой:
-  Что за жизнь у нее там, в дому умалишенных. Тебе бы сюда ее забрать.
-  Да грех это, торопить в мир Горний, - неуверенно возразил Алоис.   
- Грех, да не в этом разе. Это если человек там карму отработать может, то забирать его грех. А Ольгу, небось, только уколами да таблетками там пичкают. А для души у них что? Нету методов ни в науке, ни в практике.
- Да я уже думал. Надо в Синклите просить.
- Давай, давай, Ярослав, - подмигнул ему Никодим.
Алоис укоризненно погрозил Никодиму и приложил палец к своим губам.


Т7

Туманные предчувствия не обманули  Маргариту Борисовну. Она грустила весь день, а вечером все же сказала Эльзе Львовне:
- Мама, пастырь Даниил рассказал, – сегодня встречали  Костика. Вы помните его?
- Как же, как же. Когда он преставился?
- Да говорю же – сегодня. Инсульт.
- Долго мучился, бедняжка? – Эльза Львовна сочувственно перекрестилась.
- Нет, три дня в коме  - и все.
Обе опечалились. Ненадолго. Все-таки смерть, по мнению знающих людей, это переход в лучший  мир. .Для многих.
Маргарита Борисовна задумалась. «Вот уж и поколение наших детей потянулось в мир Горний. Его родители, кажется, уже здесь. Значит, его было, кому встретить».
-  Думаю, Олирна его примет. – словно в подтверждение сказала Эльза Львовна. – Он был хороший человек. Упокой, Господи, его душу.
-  Теперь Валерочка один остался, без друга, - горестно заметила Маргарита. – Марик с Евой уехали за границу, у Вадима в своей семье забот хватает…
-  А Витя? А Игорь? – Эльза Львовна припоминала товарищей внука.
-  Нет, Витя не тот человек. Уж тем более Игорь. – Маргарита призадумалась. – Хорошо, что у него есть Лиля, все-таки не один.
-  Лиля? – тут же откликнулась бабушка. – Тоже мне – вариант. Потрепала ему нервы-то в молодости. Эта интрижка с Игорем…
-  Мама, ну что вы все о том же. Забудьте. Давно все прошло. Теперь они хорошо живут. Мне кажется, он и Анну, наконец, забыл. Хватит уж. Настрадался.
Маргарита старалась не говорить плохо об Анне, но где-то внутри сидела обида на нее.  Почему она не смогла оценить такого прекрасного человека, как Валера? А он любил ее… Может и до сих пор не забыл.
-  Рита, не надо, довольно. Ты же знаешь, твоя обида может повредить Анне. А у нее сейчас и так тяжелое время.
-  Да знаю я, помню. Но вы, мама, всегда за нее заступаетесь. А Лиля чем вам не угодила?
-  Чем, чем? Не вопрос. Почему для нее плавание , дальние страны оказались важнее детей? Важнее семьи – получается?
- Но она не виновата,  - возражала Маргарита. -  Она лечилась.
- Когда лечилась? Когда поумнела? Да уж поздно было, время упущено.
- Ах, Эльза Львовна, опять эта старая больная тема…
- Была старая. А теперь, со смертью Костика неизвестно, как все может повернуться.
- Знать бы, что для него лучше, кто скажет, - Маргарита пытливо смотрела на свекровь.
-  Не надо пока никого тревожить, ничего менять, - примирительно сказала Эльза Львовна. – Время покажет.
Рассуждая так, они между тем гуляли по просторному полю, следя, чтобы любознательные  детские души не удалялись далеко, в тень деревьев. Туда порою заскакивали шаловливые бесенята, стремясь завести контакты с малышами. Заинтересовать их, увести за собой – вот  цель, вот главная задача. Но если и не удастся, то хотя бы напугать их, довести до слез, то есть заполучить хоть немного гавваха от хнычущих малышей.
-  Иди, иди сюда, Наташенька, - звала Эльза Львовна плачущую девочку. – Иди ко мне, моя лапонька, я тебя пожалею. Не плачь, милая…
- А я не Наташа, - надув губки отвечала девочка. – Я Соня.
- Ах, да, Сонечка. Что это я тебя Наташей-то назвала. Совсем старая, забываю все.
И  она опять почувствовала укол в сердце, привычную тоску оттого, что у Валеры с Лилей не было детей.
-  Ну, детки, детки! – призывно захлопала в ладоши Маргарита Борисовна. – Собираемся, собираемся. Идемте-ка, на молитву пора.
И дети послушно потянулись за ней.



Р7

Может пришло время постепенно углубляться в корень?
Почему думающие религиозные люди придают большое значение молитве? Их так воспитали? Или они искренне верят в целительную силу молитв?
В самом деле, если заглянуть вглубь вопроса, то придется обернуться к восточной философии. Кладезь мудрости, отстоявшейся веками.
Есть у них такое понятие – медитация. Состояние глубокого самопогружения. Кто занимался медитированием, тот скажет, что это не только сосредоточение на своем внутреннем  мире, а это и отдых, и лечение, и достижение – кто умеет – наиполнейшего состояния блаженства. У меня не получалось. Ведь чтобы научиться медитации, надо хорошо потрудиться. Да, труд. Уж этот мне труд, да он просто мешает жить! Не получалось не то что достичь состояния блаженства, а даже просто сосредоточиться на внутреннем мире. То внешний шум мешает, машина за окном проехала, то соседские ребята гвалт подняли, то вдруг муха откуда-то залетела. А если с этим все в порядке, то  ловишь себя на том, что мысли не утихли, а вдруг побежали, побежали куда-то, и ты уже думаешь о совсем посторонних вещах – о прохудившейся наволочке или о невымытой посуде. Беда, да и только. Уж лучше молитва.
Молитва – один из видов медитации, конечно, если правильно ее читать, а не тарабанить по обязанности. Вдумчиво, проникновенно, много раз подряд. Потом это получается почти автоматически и без посторонних мыслей. В результате достигается некое умиротворение, успокоение души.
Так что же происходит с нами при медитации?
Все раздерганные, раздраенные поля кручения начинают упорядочиваться, приходят в гармонию с внешним миром, с его природным ритмом, особенно, если это тихий вечер, мир готовится к спокойному сну, все затихает. И наш внутренний мир тоже как бы подстраивается под общую мелодию. Ведь мы не тараторим молитву, как школьник свой хорошо выученный урок. В произнесении ее слов есть своя скорость, свой размер. Задавая чтением молитвы успокаивающий размеренный ритм своему мозгу, мы снимаем и нервную напряженность, и успокаиваем свое биополе.
В последнее время созданы приборы, позволяющие зафиксировать эту сторону деятельности организма. Есть фотографии ауры сильных экстрасенсов и групп медитирующих людей. Аура на цветной фотографии может выглядеть как золотистое свечение или красновато-оранжевое, или бело-голубое. Теория торсионного поля поясняет, что это свечение – это как бы сгусток мыслеформы, результат работы мозга человека, результат процесса мышления.
Мыслеформа – устойчивое полевое образование, которое может быть направлено без осознанных  усилий со стороны человека куда-то вовне, в зависимости от того, о чем или о ком он сейчас думает. Принимающим устройством также является человек. Правда, это не обыденное, каждодневное явление. Уж очень много шумов и помех не только вокруг нас, но и внутри организма, да и не обучены мы этому. Однако известны случаи, когда какие-то близкие люди вдруг  внезапно принимают отчетливый и ясный сигнал, (посланный с любого конца света) о каком-либо, чаще всего нерадостном событии, случившимся с родным человеком. Об этом повествуют и рассказы знакомых, и встречаются истории в художественной литературе, где герой говорит, как он будто сердцем почувствовал, что с его близким произошло несчастье.   
«…вернуться к матери-…» - как призыв, как мольба…
Эти единичные случаи, конечно, трудно исследовать – не угадаешь, когда и что произойдет. Но наблюдения и исследования ауры проводятся постоянно. Одним из проявлений ее является эффект Кирлиана. Это своеобразное свечение поверхности человеческого тела, особенно заметное на кончиках пальцев рук. Изменение свечения, нарастание его было зафиксировано как при медитации, так и при чтении молитв. Это фактически – сознательное управление своими мыслями и чувствами, и оно приводит к изменению вида и формы ауры, то есть биополя.
Уяснить себе механизм образования мыслеформы можно с использованием следующей аналогии: если насыпать на картонку железные опилки, а затем снизу поднести магнит, то опилки непременно расположатся вдоль магнитных силовых линий. Теперь уберем магнит, но рисунок силовых линий, выложенных опилками, сохранится неизменным. То же самое происходит с нашими мыслями и чувствами. Они остаются в пространстве вокруг нас.
Схематически и очень приблизительно можно представить это так: клетки головного мозга – нейроны – в состоянии бодрствования постоянно заняты работой. Они, через нервные волокна, идущие от органов чувств – слуха, обоняния, зрения и т.д.  воспринимающих внешние и внутренние сигналы, получают нервные импульсы (различные по скорости, амплитуде, частоте и другим параметрам)  которые вызывают определенные реакции в клетках головного мозга. Те, обмениваясь этой информацией между собой (то есть посылая импульсы друг другу)  создают целостную картину воздействия внешней среды и вырабатывают ответную реакцию. При этом внутриклеточное содержимое не остается равновесным – в нем кипит бурная жизнь, идут химические реакции, образуются и распадаются различные соединения, выделяется и поглощается энергия, и это, конечно, вызывает некоторое движение, пульсацию клеточных оболочек (мембран). Они как бы вибрируют, то есть в минимальных пределах, но все же совершают какие-то изменения своего объема и формы. И немедленно изменяется торсионное поле этой клетки и оно, как было показано работами А.Гурвича и его последователей, распространяется за пределы клетки, в межклеточное  пространство, а далее путь ведет в одну из торсионных оболочек биополя. В случае процесса мышления – это ментальное тело.
 Под действием наших излучений мельчайшие элементарные частицы окружающей среды, как и в опыте с опилками, выстраиваются в пространстве Вселенной, создавая разнообразные неповторимые узоры – отпечатки наших эмоций и мыслей. Этот отпечаток может оставаться также и на предметах, которыми пользовался человек, причем след этот остается надолго, хотя разные вещества обладают разным эффектом памяти. Наибольшей памятью обладает сахар. Возможно поэтому известная предсказательница Ванга просила своих клиентов приносить  с собой кусочек сахара, с которого она, повидимому, считывала информацию.
«Мы на всем оставляем отпечаток своей личности – сильный информационно-энергетический след, - утверждает  доктор биологических наук П.П. Гаряев. – Такими следами пронизано все вокруг нас: сама атмосфера, предметы, вода… И следами не только живых людей, но и тех, что ушли». 
При этом возникающие торсионные сгустки поля – мыслеформы  не хаотичны. Это стройные структуры, упорядоченные образования, очень сложные и разнообразные построения – многослойные, многомерные. Если бы мы могли их видеть простым взором, мы бы замерли в восхищении от их красоты и яркости.  Между прочим, выражение «черные мысли» тоже, видимо, имеет свое обоснование, так как злые тяжелые мысли тем более не способны создать что-то приятное на взгляд ни по форме, ни по цвету.
Кстати, фотографии ауры больших коллективов людей при медитации именно и отображают это красочное излучение над головами участников, сливающееся в симфонию цвета и света. Это и происходит  в церквах, когда, охваченные единым светлым чувством люди  создают мощное излучающее поле радости и счастья, которое, собираясь под куполом храма, уходит затем через антенну-крест в Горние выси. А там всегда благодарны за такие подарки.



С8

В конце концов свадьба – это смешно. В их-то возрасте! И что это она себя накрутила? Ведь это она сама возомнила, что может быть… неплохо бы… А Валеру она спросила? Да и есть ли у него хоть какие-то планы в этом направлении?
Отношения их давно изменились. Это в первые годы были какие-то знаки внимания со стороны Валерки, хотя и очень редкие. А и то сказать, как бы это он явился к ним в гости и начал оказывать Ане знаки внимания…Ни в какие ворота… Но однажды он появился на пороге ее  дома, и с кем бы вы думали? С Витей. Сказали,  что они тут недалеко были в командировке (по оборудованию антенного поля под Москвой)  , ну, вот, решили заглянуть.
-  Извини, что без спроса…
- Ой, вот так счастье привалило! Проходите, ребята…- она тогда была беременна первым, немного пополнела и стеснялась этого, хотя ничего еще не было заметно.
-  А ты похорошела,  - одобрительно заметил Витя. – Замужество тебе к лицу.
Валера просто улыбнулся глазами, полными ласки.
Аня действительно обрадовалась им; не часто их посещали такие родные гости. Жаль, что Костик с утра уехал в Москву по делам. Конечно, пили чай, конечно, много говорили, все больше типа: «А помнишь»? «А тогда»? На прощание Валера оставил ей небольшое собственное стихотворение, посвященное своим рабочим будням, романтике степных дорог, таежных ночевок и звездному небу. Но было там четверостишие, посвященное только ей, это она сразу поняла  Потом еще лет через пять или больше какими-то путями попала ей в руки тетрадка его стихов, и там тоже были стихи о ней и для нее.
Приятно, конечно. И что-то встрепенулось в душе – неясное, тревожащее и волнующее: а так ли идет жизнь, туда ли она направила ее когда-то… И отблеск серебристой волны на берегу большой реки, и бархатный песок пляжа, и крупные перламутровые раковины – все вдруг нахлынуло, накрыло с головой… И защемило сердце, и защипало глаза.  Но нет, нет. У нее уже двое ребятишек, налаженная семейная жизнь… Пусть все будет, как есть, пусть все идет, как идет. И дети, слава Богу, были здоровы, и Костик был мил и внимателен. Но однажды на закате, сидя у окошка в садик,  Анна вдруг расплакалась неизвестно почему. То ли вспомнилось что,  то ли в вечерней природе и в самом деле скопилась какая-то печаль, но слезы бежали беззвучно и неудержимо, и было жаль себя и всех-всех на свете. Костик успокаивал ее, спрашивал, в чем дело. В общем, они пришли к выводу, что это какой-то нервный срыв. Возможно, возможно.
С тех пор, тоже прошло много времени и теперь-то уж наверняка все могло быть давно забыто. И вот опять в мыслях Валера, Валера. И какие мысли?!  Но ведь он сам повернул их в эту сторону. Из песни слова не выкинешь. А было так.
На день рождения Вити собралась обычная дружеская компания. Отмечали солидную не очень круглую послепенсионную дату. Резвились от души. Шумели, пели, фотографировались. Валера сидел за столом напротив Анны, изредка взглядывал на нее. Она случайно заметила, шутливо подмигнула, но тут же отвлеклась на кого-то другого – и все. Все-е-е.  Но вдруг…
Уже все собрались уходить. Одевались в узком коридорчике, толкая друг друга в бока и спины. Валера почему-то оказался прямо напротив Анны и, взглянув в ее глаза, вдруг сказал: «Я тебя люблю». Анна от неожиданности замерла и не нашлась, что ответить. Да и как ответить? Лиля стояла рядом, спиной к ним, поправляла шапочку и разговаривала с кем-то. И вообще шум и гам стоял такой, что и Анна могла бы не услышать Валеру. Но услышала.
Он все-таки сказал эти слова. Сказал, видимо ни на что не надеясь, ничего не ожидая. А ты изменился, Валера. Много же тебе понадобилось на это времени. Почти четыре десятка лет, а, Валера? И вот признание. Зачем теперь? Конечно, Анна давно уже вдова, но он-то женат! Брак установившийся, похоже, теперь уже прочный. Жаль, что без детей.
Но все равно, Анне тут не место. Она потом поняла всю меру своей растерянности, ведь могла хотя бы руку ему пожать. Жаль, что потом  Она возвращалась к этим его словам раз за разом, снова проигрывая все обстоятельства, вспоминая все встречи, все слова. Ведь до того отношения были как у добрых старых знакомых, все в рамках. И вот тебе!
Как много всколыхнулось в душе после этого вечера! И даже кое-какие смелые мечты попытались пробить себе дорогу. А что? Валера завидный жених, он почти не постарел, как всегда умен и обаятелен. У него квартира в Москве, дача в Подмосковье. Могла бы исполниться давняя мечта Анны – вернуться в родной город. Но Лиля!  Нет, это невозможно. Анна не представляла, как это она явится разрушительницей семьи.  Никто их не поймет.  Тоже еще – какие-то Ромео и Джульетта нашлись! Нет, нет!  Лиля могла быть спокойна.
И внешне ничего не изменилось в давно сложившихся отношениях. Анна опять уехала в свою глушь и одиночество.  И потекли привычные дни за днями.
Однажды Анне приснился сон. Не сон даже, а какой-то эпизод. Просто среди неясных образов вдруг мелькнул Сережа. Хотя внешне тоже очень неясный, но с отчетливым ощущением, что это именно он.
-  И откуда он взялся? Почему-то приснился ни с того, ни с сего. И не вспоминала я его уже лет  двадцать. – размышляла, проснувшись, Анюта.
В самом деле, уже много-много лет о нем не было ни слуху, ни духу. Последнее известие было о несчастье в его семье – нелепой гибели единственного сына. Самоубийство из-за каких-то коммерческих неурядиц. Осталась девочка, внучка Сережи – Аллочка. И опять никаких известий. С чего бы вдруг это напоминание во сне?  Но некоторое время спустя позвонил однокурсник Вадим., рассказал, что был в Ленинграде, то бишь в   Петербурге по нынешнему. Оказывается, он иногда туда ездил по делам службы, редко, правда. Раз-другой за последние пять лет. Но встречался там с Сережей и его семьей. А больше-то там из сокурсников никого и не было, кажется.
 .И вот в последний приезд он нежданно-негаданно попал на сороковины. Сергей недавно умер. Такие дела. Анна с большой грустью приняла это известие. С Сергеем у нее было связано несколько романтических эпизодов. Да что там – эпизодов!  Гуляли белыми ночами по Ленинграду, целовались. Сережа был очень сильно влюблен в нее..  И для нее это был первый опыт влюбленности, еще до дружбы с Валерой и Костей. Но, наверное, только новизна ощущений и влекла ее. Она принимала его ухаживания какое-то время, но потом все же они расстались. Он гордый был,  обиделся, когда понял, что она не разделяет его чувства. Расставание произошло как само собой разумеющееся, без сцен и упреков.
Пролетели, прошелестели годы. И вот известие – умер. И уже сорок дней отметили. Пожалуй, где-то в это время он и приснился ей. Видимо, помнил о ней всю жизнь, если не забыл навестить в посмертии. Однако, мельком, мельком.
- Царство тебе Небесное, Сережа, - с  грустью подумала Анна. – Я тоже помню тебя.




Т8

А там, за туманом, в Олирне, пришло время расстаться с Сергеем. Всего-то сорок дней назад встречали его здесь на правах новенького. Собрались все близкие – родители, брат, милая бабушка, а главное – сын. Сердце Сергея ликовало:
-  Милый ты мой, как я рад встрече с тобой! Гоша, сынок, как я тосковал, как винил себя все эти годы, - он с любовью всматривался в изможденное лицо сына. – Прости за непонимание, разделившее нас…
Сын ответил знакомой добродушной улыбкой:
-  Да, да отец, и ты прости меня тоже. Мы все рады видеть тебя с нами. Кстати,  ты пришел в хорошее время, сегодня праздник. Увидишь здешнюю жизнь во всей красе. Да и я тоже. Все друзья отдали мне часть своей праны, чтобы я смог встретить тебя. Мне доверено объяснить тебе, если что непонятно.  Первые дни ты совсем свободен и можешь побывать во всех земных пределах, где захочешь. Посмотришь, как живут те, кого ты оставил на Земле. Увидишь, как помянут тебя и в девять дней, и в сорок. Увидишь и врагов, и друзей. А потом мы разойдемся в свои слои обитания.
Черная тень вдруг легла на лицо  Гоши. Он покривился, но взглянув на отца, заставил себя улыбнуться и продолжил:
-  Ты найдешь слой, который примет тебя. Каков он будет – почувствуешь сам. Может, удивишься, может, не согласишься, но кроме-то никуда не сможешь встроиться. Это уже предопределено. Каждый сам выстроил свою структуру, которая позволяет занять только это определенное место. Это как бы такой пазл, очень сложный, очень разветвленный, объемный многомерный пазл, ничего больше. – Он вздохнул.
-  Тяжелая карма опустит тебя вниз, и там будешь искать свой слой, а легкая сама поднимет тебя выше, где ты сможешь встроиться всеми своими параметрами и характеристиками наработанной кармы – это высшая справедливость кармического  закона, ты сам это поймешь. – и снова болезненно потемнев, добавил, -  Я был неправ, когда потерялся в отчаянии и добровольно ушел от вас. Теперь отбываю в нижнем слое.  Сегодня праздник, меня отпустили на встречу с тобою. На время. А в основном искупаю свой грех. Я понял, что еще многое мог бы сделать в жизни. Зря погорячился. Но эти лихие девяностые… - Он замолчал, задумавшись. Сергей не торопил его.
-  Да, эти девяностые. Не все смогли сориентироваться.  Мне показалось, что с потерей бизнеса жизнь кончилась. Я видел отсюда , как вы тосковали, особенно мама. Спасибо вам за Аллочку. Хорошая девочка растет.
Растроганный Сергей только крепче и крепче обнимал сына:
-    Прости, прости… Я не дал тебе эти деньги…
-  Да что ты отец! Что могли решить твои семьдесят тысяч, когда мой долг был  три лимона. Не вини себя, вы пытались сделать все, что могли. Это я сам сложил крылья.
 -  Мне бы хотелось быть в одном слое с тобой, -  закинул удочку Сергей.
-  Нет, твоя карма легче, мы не сможем быть вместе. И намеренно утяжелять свою карму – это грех. Попадешь за Черту Недозволенного.
-  А если облегчить твою? – с надеждой спросил Сергей.
-  Это здоровая идея, - наконец-то засмеялся Гоша. – А пока давай я познакомлю тебя со здешним бытием.
И они свободно полетели в свободном мире, отданном им на первые сорок дней. Сергей знакомился с общинами и сакуалами, постоянно спрашивая:
- А здесь что?, А это что?
И Гоша старался подробно объяснить ему все в меру своих знаний:
- Сейчас расскажу.  Хорошо, что ты пришел в праздничные дни - много праны. Можно даже полететь на гору Благодатную. Давай?
Гора Благодатная естественным образом разделяла две большие области  Слоев Просветления.  На южных ее склонах располагались общины почти семейного типа: отдельные строения, напоминавшие старинные русские усадьбы, были окружены зелеными рощами с извилистыми дорожками и легкими кружевными  мостиками над весело журчащими ручейками. Везде царили покой и благодать.
На вершине горы располагалось обширное плато, на котором проходили общие моления
или какие-то торжественные ритуалы. Северный склон горы Благодатной был довольно крутой и обрывистый. Сверху хорошо просматривались пейзажи городского типа, с разнообразными архитектурными шедеврами разных стилей. Здесь причудливо сочетались древние храмы и высотки последних лет.
- Красота-то какая… - не удержался Сергей.
- Здесь городские общины располагаются, - объяснял Гоша. – У них интересно.  Работы непочатый край. Видишь, какой красивый город – все лучшее здесь. А всякие там неказюлины – это далеко на окраине. И там тьма специалистов работает, расчищает все неудачные людские решения. Чистит Космос.
           - Да вот, посмотри: это  сакуала недостроенных душ. Есть много не очень талантливых писателей,  есть просто графоманы. Все они пишут,  как они думают, хорошие книги. Романы, повести. Но герои этих книг такие неяркие, примитивные, плоские. Неудачно созданы. Но раз они появились, обрели некий образ, мыслеформу, так сказать,  вот и существуют неприкаянно. Пристроиться сами они никуда не могут, пользу какую-то принести тоже не в их силах, вот они и скапливаются здесь, как запчасти. Может какой-нибудь талант сумеет довести их, как говорится,  до ума,  но вряд ли они кому нужны. Со временем они распадутся, а пока коротают свои дни здесь. Но они не очень страдают. Из-за своей ущербности, недоработки они и чувствовать-то не могут толком. Разве что дождутся своего автора-создателя и зависнут на его карме. Отяготят ее, конечно. Тогда их автор сам будет мыкаться со своими созданиями и отмаливать свою отяжелевшую карму.
- А вот в этой сакуале, хочешь посмотреть, там настоящие модели. Давай, летим.
- А что это такое – модели? – все больше заинтересовывался Сергей.
-  Это литературные образы  живших на самом деле людей. Там, например есть несколько Пушкиных,  по-моему самый лучший – Тынянова; несколько Гоголей, но мне нравится, как написал о нем Эйхенбаум, у него же и Толстой замечательный, а их здесь с десяток будет; Чапаевых тоже несколько,  а Сталиных – хоть вагон грузи. И там же модели скульптурных произведений,  изобразительного искусства. Мир велик и разнообразен.
- И откуда ты все знаешь, - удивлялся Сергей.
- А кто меня воспитывал, уроки проверял, учил докапываться до корней?- смеялся Гоша.
А туман все реже, реже. Почти совсем рассеялся. Стало светлее и как-то праздничнее. Тем более, что все громче слышалась приятная музыка.
-  Я тебя приглашал на праздник? -  Гоша потянул Сергея за собой. – Это и для меня важно. Как удачно все вышло. Ты начинаешь свою здешнюю жизнь с участия в праздничной молитве. И мне повезло. Сам Святый Гермоген будет служить Благостную Молитву. - Летим, летим, - торопил Гоша.
-  Да что все «летим, летим», - притормозил его Сергей. - Давай прогуляемся по травке. Видишь, какая приятная, просто шелковая…
- Это тебе шелковая, а мне как жесткая щетка, - неожиданно резко ответил Гоша. – Ну, да ладно, не привыкать. Идем. Праздник-то для всех.


Праздник для всех. Очень важно, что и в мире Дольнем праздник тоже. Ведь прана идет оттуда. А люди на Земле часто что-нибудь  празднуют. То здесь, то там отмечают какое-нибудь радостное событие и благодарят – кто Небесные Силы, кто земных покровителей а кто и просто друг друга. Праздник – не война.  Все это радость, добрые слова и светлые чувства. Это потоки праны, заполняющие пространство и достигающие Горних высот. Эманации счастья и блаженства во дни всеобщих, всенародных праздников, неважно, светских или религиозных заполняют весь Космос и отзываются праздничным ликованием в Мирах Просветления.
Невесомые существа плавают в этих потоках, окунаясь с головой и, смеясь, выныривают и строятся в хороводы, и свободно кружатся в необозримом пространстве. Кто-то посещает Затомисы других культур, не только западно-христианских, но даже и мусульманских, и буддийских; кто-то летает в другие миры, в соседние Галактики, удовлетворяя свою любознательность или, возможно, приглядывая место для будущей реинкарнации. Но более предпочтительным является  спуск  в нижние слои, чтобы увлечь за собой своих близких, отбывающих там свою карму. И вместе кружась, поддерживают их, не давая упасть опять вниз. И те  пытаются так же легко кружиться с ними, замечая, что чувствуют себя все легче и легче в этих потоках добра. И вот уже самостоятельно они могут взлетать все выше и выше, стряхивая с себя груз вины, еще вчера тянувший их на Дно. Праздничной праны хватает на все.
В эти дни встречаются души родных и близких, обитающих в соответствии со своей кармой в разных слоях. Павел давно ждет этих праздников. Он очень скучает по Маргарите, верной его жене и подруге, которая в суровые годы испытаний в далеком тридцать седьмом не предала его, пыталась добиться чего-то на Лубянке, писала прошения и письма в ЦК, пока ей не объявили, что суд уже состоялся, Павел получил двадцать лет лагерей без права переписки.
Она осталась с маленьким Лериком и болезненной Эльзой Львовной, матерью Павла. Утешала ее, как могла, да и сама надеялась на далекую встречу, а он был уже давно в тех краях, откуда, действительно, не напишешь. Он с грустью и любовью смотрел на них сверху. Он-то знал, что встреча состоится, непременно состоится, но уже не на Земле.
Святый Иоанн предупредил своих подопечных, что сегодня они могут не только спуститься в ближайшие нижние слои навестить своих близких. Сегодня они могут ненадолго пригласить их в свою светлую общину в гости. Это полезно для всех, а уж как будут рады близкие побывать в верхних слоях, и говорить нечего.
-  Как ваши матушка и супруга,  – обратился Святый Иоанн, всегда благоволивший к Павлу, - навестят вас сегодня?
-  Обязательно, святой Отец, - обрадованно ответил Павел. – Они мечтают попасть сюда, да и я скучаю без них.
- Трудно избывать свою карму, - сочувственно заметил Отец Иоанн. – Ваши родичи еще так привержены к земным оценкам. – Он добродушно усмехнулся. – Никак не могут найти согласия между собой. Да, вам надо побольше общаться.
И мягким взмахом руки он отпустил Павла. Мгновенно спустившись на два слоя ниже, в детскую общину, тот увидел Эльзу Львовну.
-  Мама, я здесь уже. А где Рита?
-  Только что была здесь. – отозвалась радостно Эльза Львовна. – Да вон она, блаженствует.
Маргарита Борисовна и впрямь блаженствовала, плавая в потоках живительной праны, льющейся на всех благодатными волнами.
-  Как ваши успехи? – между тем интересовался Павел. – Я просто мечтаю воссоединиться с вами поскорее.
-  Да не волнуйся, исполняем мы все предписания, службу свою несем исправно. И дети довольны. Правда, шалят иногда. А Рита к ним очень сурова, к бедным сироткам. Это надо же, от них матери отказались. Теперь им нужна только любовь и любовь.   
-  Ну, а ты, конечно, потворствуешь им. – возразил Павел.
-  Я не потворствую. Я Наташу вспоминаю. Мне кажется, что защищая других, я помогаю ей, - и позвала – Рита, иди к нам, Павел здесь.
- Ах, Павлик, дорогой, Эльза Львовна, идемте туда, там праздник. Все рады. В такие дни мне хочется, чтобы и Валера был с нами.
- Оставь, оставь, - в испуге замахала руками Эльза Львовна. -  Это эгоизм. Ты ведь видела их здесь, тех, кто сам ушел, а потом и близкого своего человека забрал к себе. И сам приблизился к Черте Недозволенного, и земных родственников оставил в горе и печали.
- Да, Рита, это уж чересчур. – остановил ее и Павел.- Ему еще жить и жить.
- Даже если без Лили?  - осторожно спросила бабушка, Эльза Львовна.
- Видишь, она так и хочет свести его с Анной, - опять сварливо заметила Рита.
-  Ну, тихо, тихо, - урезонивал их Павел. – Пойдемте туда, там праздник для всех. Сейчас общая молитва будет. Святый Гермоген приглашает усердную паству вместе с ним помолиться о наших гостях, участвующих в празднике, а главное, о  всех наших близких, живущих не только в мире Дольнем, но и в нашем любящем сердце. Да пребудут они в нем вовеки.


Т9

Там, за поредевшим туманом  заканчивались праздничные дни. Для Сергея и Гоши они  пролетели в разнообразных  событиях, перемещениях по разным  общинам и сакуалам. Жаль, что они были ограничены всего несколькими слоями. Подняться далеко вверх им не позволяла тяжесть кармы, особенно Гоше, а опускаться вниз Сергей сам отказался, чтобы не портить праздник.
 Зато он почти ежедневно, вернее, еженощно, приходил в сны Людмилы, своей верной женушки. У него ведь было это преимущество новичка – посещать своих оставленных близких до сорока дней. Ему всегда было о чем рассказать, он утешал ее, как мог, уверял, что ему ТАМ очень хорошо, пусть не тоскует сильно. Но она плохо понимала его, часто плакала. Он старался являться к ней веселым, радостным (да это и соответствовало настрою его души в эти дни). Она тоже радовалась, старалась побыть с ним подольше, не отпускала его. Но это все во сне. А проснувшись и поняв, что такая удивительная встреча была лишь во сне, Людмила начинала грустить и даже плакать. Как-то во сне она сказала ему:
-  Я знаю, что это сон. Вот проснусь, а тебя нет, так ведь?
-  Нет, нет. Я с тобою. Всегда.
-  А вот я сейчас приколю булавку к твоей рубашке, а когда проснусь, посмотрю: если булавка будет на рубашке, значит, мы и впрямь были вместе.
Конечно, утром, уже наяву, она поняла, что это очередной сон – ни булавки, ни рубашки, ни самого Сергея не было с нею. И чем больше и ощутимей была радость во сне, тем горше было пробуждение. И однажды утром после, как ему казалось, приятной встречи с ним в очередном сне, она взяла с тумбочки его фотографию в рамке и сквозь слезы глядя прямо ему в глаза попросила:
-  Не приходи ко мне больше. Не сердись, я очень рада видеть тебя, я счастлива быть с тобою, но когда я просыпаюсь, вижу, что я одна. Совсем одна в этой жизни, а ты был только во сне. Мне становится так тяжко, так горько… Нестерпимо горько и больно, понимаешь? Прости. Прости и не приходи ко мне больше. – И она снова заплакала от боли и щемящей тоски в сердце.
Он понял. Он больше не приходил к ней. Не приходил так долго, годами, что она взмолилась однажды:
-  Сереженька, почему ты забыл меня, почему не приходишь так долго? Хочу тебя видеть, милый.
Но ТОТ СВЕТ не меняет своих решений.

Праздничные дни заканчивались. Гоша прощался с отцом. Ему надо было опускаться в свой слой, но он чувствовал все же,  что карма его несколько полегчала и просветлилась. Они прогуливались по прелестной лужайке, и Сергей все тащил Гошу поближе к роднику, а тот сопротивлялся.
-  Да пойдем туда поближе, посмотри какая прелесть. И прохлада.
- Осторожно, папа. Там много темных сил, бесов, если хочешь. Видишь, там Черта Недозволенного, мне как раз туда, но тебе лучше остеречься.
В самом деле необычно близкий горизонт опоясывала мрачная неровная полоса, похожая на черную молнию.
-  У-у… понял, - закивал Сергей. – Но вот тут можно? Они выбрали подходящее местечко и Сергей снова заговорил о своем желании быть вместе с Гошей.
-  А я говорил со Святым, с  Гермогеном то-есть, - полушепотом признался Сергей. – И просил как-то посодействовать, помочь как-то… Чтобы вместе нам быть…
- Ну, ты таран, - то ли удивленно, то ли одобрительно заметил Гоша.
– Он понял меня, утешил. Сказал, что можно подать прошение в Синклит.  Мне кажется, он благоволит к тебе, сочувствует…
            - И ты заметил? Но  не надо, папа, не надо. Я сам должен избывать свою вину. Иначе это не по совести.   
             -  Вот, вот. Он так и сказал, что совесть – бесценный дар, который может не принести благ в миру, но непременно зачтется человеку.
- Остается надеяться…
Пока же пришлось прощаться.
- До встречи, может, до скорой, - с надеждой молвил Сергей.
Гоша отвернулся и плечи его затряслись. Сергей неожиданно увидел перед собой своего маленького обиженного Гошу, которого иногда приходилось наказывать в детстве, и он также тихо плакал, стоя в углу, не желая никому показывать своего горя.
- Гоша, что ты, что ты? – кинулся к нему Сергей. И Гоша как в детстве уткнулся ему в плечо.
-  Ах, папка, не приходи в наш слой, не надо. Наша работа там – поддерживать жар в углях для тяжких грешников. Частенько приходится ходить по этим углям, горячим и тлеющим и раздувать те, которые готовы угаснуть. И ноги мои – не смотри, не увидишь под шельтом – это обгорелые кости с клочьями жареного мяса. Поэтому я всегда хотел бы только летать, а не ходить.
-  Ах, я дурак! – хлопнул себя по лбу Сергей. – Прости меня…
-  Ничего, ничего. Тем, кого я жарю, еще хуже… Ладно, мне пора уже спускаться туда, где нет ни прохладного ветерка, ни, тем более, воды. Только один жар, вечный жар. Брызни на меня в последний раз.
И подставив лицо под брызги, он опять засмеялся как в детстве. Сергей готов был вычерпать весь ручей, чтобы брызгать и брызгать хоть вечность, но Гоша, прощально махнув рукой стремительно полетел вниз сквозь горячий туман.
У Сергея помутилось в голове.  Он долго сидел у родника, как ему казалось в полном одиночеств, ощущая боль и смятение , а главное, страдая от бессилия, которое  никак и ничем нельзя было ни разогнать , ни преодолеть. Он не замечал, что вокруг него все гуще и гуще, словно мошкара, вьются мелкие бесенята и сосут образовавшийся вокруг него густой слой гавваха, очень быстро уничтожая его и требуя еще и еще. А из кустов следят за всем этим пиршеством более крупные и более ненасытные бесы, готовые вскоре подхватить  свою добычу и потащить в нижние слои.
- Отец, не надо! – откуда-то из глубины донесся до него родной голос сына, - не поддавайся!
Сергей словно бы очнулся.
-  Да, я еще нужен ему. Не надо сдаваться. Надо добывать прану. Кто-то еще должен помнить о нас на Земле.
И свой последний свободный день он использовал, чтобы прийти в сон к Анне, давней своей первой любви. Когда-то он очень страдал от этого неразделенного чувства, думал, что больше никого не полюбит. Этого не случилось. Людмила вернула ему равновесие. Возможно, она любила его больше, чем он ее? Но разве это поддается измерению? Он и сейчас любит ее, и всегда любил. Но бывало, что и Анна вспоминалась ему. Вернее, это были воспоминания о светлом нежном чувстве, осветившем однажды его юность, как весенний зеленый флер, окутывающий  цветущий сад, пронизанный солнечными лучами  И Анютка была где-то за этим флером.  Не более.
Анна давно уже не думала о нем, о его жизни. И не знала о его смерти. Свидание в ее сне  получилось мимолетным и незначительным. Но все же после этого она иногда задумывалась, вспоминая с теплотой свою первую девичью влюбленность, пусть очень короткую, но ничем не омраченную радость светлого, доселе неизведанного чувства.
-  Я вспоминаю  тебя, Сережа, - вздохнула Анна.
И легкая прана воспаряет  туда, в миры иные, где так много страждущих и жаждущих. 



С9

Ну и как там со свадьбой? Посмеемся что ли? Ха-ха… Время шло, Валерий ей не писал и не звонил.  Только иногда Лиля  появлялась в электронной почте, писала от них двоих. Спрашивала, «как живешь, как дела, как здоровье» ну и прочее. Но Анна все чаще думала о словах Валеры ,  и сердце невольно замирало. Часто ли кому в свои шестьдесят с гаком, с приличным гаком, а если уж совсем по честному, то и все семьдесят, приходилось слышать: «Я тебя люблю»? Иногда Анна мечтала, как они могли бы соединить свои судьбы. И что ее больше вдохновляло – то ли прежняя влюбленность, то ли нынешнее материальное благополучие Валеры – поди разберись. Век романтики ушел в прошлое, век современный, меркантильный захватывал все позиции. Может и впрямь пора идти в ногу с веком. Чего стесняться-то? Как говорила бабушка Графена Ивановна, «что это в самом деле – жить, жить, да не ухнуть!»  Может и впрямь – ухни, Анна!
Но Лиля? Она ведь была тут, присутствовала при встречах, шутила, что-то рассказывала, о чем-то спрашивала. Куда ее денешь? Тупик. Мечты мечтами, а тупик так и оставался тупиком. Да, время шло. Года три-четыре уже прошло. И вдруг неожиданное известие о смерти Лили. Да что ж это делается? Лиля почти не жаловалась на здоровье, работала по дому, по даче. Рассказывала, что делает зарядку, у них даже какой-то тренажер был.. Зимой они временами выезжали за город, ходили на лыжах. Молодцы, да и только. Анна этого не могла. И не с кем, и невозможно: давление подскакивало, аритмия мешала. И на похороны не смогла поехать, тоже нездоровилось.
Лилю жаль. Она была неплохим товарищем, талантливым инженером, замечательной хозяйкой. Когда вышла на пенсию, целиком отдалась заботам о Валере, и не только бытовым. Она помогала Валере обрабатывать лабораторные данные на компьютере, вела его деловую переписку. А теперь он вдруг почувствовал, что словно бы оказался на мели. Вообще уход близкого человека заставляет пересмотреть всю жизнь. Вспоминаются не только крупные события, но и мелкие недоразумения, обиды, непонимание. Вот уж, действительно, «прости за все, в чем был и не был виноват».
Валера очень тяжело переживал эту потерю, замкнулся, стал еще более молчалив. Он как-то признался Анне:
-    В последнее время мы так хорошо понимали друг друга, как-то сдружились, сблизились.
Анне все это понятно. Она прошла через это. Правда, ей понадобилось более пяти лет, чтобы как-то примириться с судьбой. Кто мог это видеть, кто мог понять? Видеть было некому, так как она жила вдали от  старой студенческой компании; новые друзья – преимущественно сотрудницы с предприятия, где за долгие годы тоже образовалась своя компания, теперь тоже посещали ее нечасто. Свои семейные и дачные заботы отнимали у них немало времени. Но перезванивались регулярно: как дела, как здоровье, хорошо бы повидаться.
Но это слова. А на самом деле видеться ни с кем не хотелось. И вдруг звонок из Москвы.
Это было  месяца через три-четыре после прощания с Костей.
- Алло, привет! Ну, как ты там? – к удивлению Ани это Витя объявился.
Она не помнила, был ли он на похоронах Кости.  Хотя должен бы. Даже обязательно. Ведь он из их ближнего круга. Возможно, внешне спокойное (а на самом деле внутренне крайне заторможенное) состояние Анны в те дни ввело его в заблуждение относительно глубины ее переживаний, но за эти месяцы он уже свыкся с уходом Кости и  считал, что это нормально для всех. Но рана Анны была настолько свежа, словно все было только вчера. А Витя говорил очень бодрым почти шутливым тоном:
- Что-то давно в Москву не приезжаешь. Нельзя забывать друзей. Давай, не закисай там.
У него у самого вообще-то были причины для закисания. Поначалу жизнь шла как у всех. Встретил девушку. Зоя была симпатичная, чернявенькая девушка с изумительной фигуркой. Женская фигура это его слабость. И чудесные формы Зои  покорили Витю. Обольщение было полным и взаимным.  Они понравились друг другу. Со временем сыграли свадьбу. Потом родилась дочь Вероника,  и семья цвела от счастья. Но через несколько лет Зоя серьезно заболела – определили туберкулез. Ее надолго положили в больницу. Потом санатории, диспансеры, длительное лечение. Короче,  пятилетнее раздельное проживание сгубило семью. Витя никому не рассказывал ничего конкретного, но каким-то путем выяснилось, что виноватой была Зоя, и он не простил ее.
В общем, они разошлись, жили отдельно, и хотя Виктор посещал и поддерживал дочь, но примирения не случилось. Был ли кто у Зои – неизвестно, может ей и не до того было, надо было постоянно повторять курс лечения, а вот у Вити  иногда задерживались какие-то подруги, но ненадолго, и новой семьи он тоже не создал. Между тем дочь выросла, молодые – они такие, растут, да и только. Вероника закончила институт, вышла замуж и уехала с молодым розовощеким старлеем на Украину.
Короче, Витя был свободен и готов к приключениям. А может быть, не так игриво? Может быть вполне серьезно готов был бросить якорь в подходящей гавани? И он пытался закинуть удочку. Разговор пошел по такому руслу, что Аня ответила довольно резко:
-  Я не закисаю, я просто сохну.
-  Ну, так приезжай, размочим. Благо, есть чем.
-  А ты что, уже приложился?
-  Анечка, не обижай… Я с самыми добрыми намерениями. И даже с серьезными, - добавил он значительно.
Аню почему-то охватила обида: «И он считает себя другом Кости!»
-  У тебя всегда серьезно, даже когда анекдоты рассказываешь.  (что за чушь я несу, - упрекнула себя Анна).
Но Витя уже уловил ее настроение:
-  Вот-вот. Теперь узнаю прежнюю Анюту. А то уже подумал, что обойдется без уколов. Однако, ты все та же. За что и лю… уважаю
Он явно обиделся и пытался скрыть это. Аня заставила себя любезным голосом пригласить его на поминки
- Полгода со дня смерти. Полагается. – и в этом тоже был укор, ведь погода не прошло, а ты, Витя, о чем говоришь-то, подумай, как бы упрекала его Анна. 
Витя что-то там отвечал, Анна больше не пререкалась. На поминках он не появился. Сильно обиделся. Аня отметила это, но ей было не до Вити, и вообще ни до кого.
Год проходил за годом, и страшно подумать, сколько их прошло, пока она очень медленно приходила в себя.
А для Валеры все так еще свежо.  Однако, нельзя дать ему впасть в депрессию. И Анна пыталась расшевелить его. Для чего ей это было нужно? Что за вопрос? Конечно, жаль Валерия, его надо вернуть к жизни. Полно, полно, Анна. Только ли Валера тебя интересует? А его квартира, его дача – не при чем?
А вот, может, и не при чем. Было ведь уже. Один сослуживец Анны, с которым они были знакомы еще в добрые старые времена – Николай Николаевич и его жена Мария были в друзьях с Костей и Анной, ездили семьями на рыбалку и за грибами, встречались на днях рождения. Не так, чтобы очень уж была задушевная дружба, но – хорошие люди, и отношения складывались хорошие. У них был сын Олежка, инвалид с рождения. Каждый год в течение первых двадцати лет его жизни они куда-то ездили, где-то его лечили, но не помогло ничто. Или болезнь была  такая упорная или медицина такая бессильная.  К той поре, когда умер Костя, они уже никуда не ездили, Олегу было за двадцать пять и он по-прежнему нуждался в уходе, но то Мария, то Николай находили время, чтобы как-то чем-то помогать Анне. Она была благодарна им.
Но не миновало и их. Пришло время, и Мария тяжело переболев с полгода, все же умерла. Николай остался один на один со своей бедой и с сыном-инвалидом. Но он был практичный человек и понимал, что в доме  нужна хозяйка. Так что, по прошествии года после смерти Маши он сделал предложение Анне. Почти по деловому, очень по разумному. Анна даже опешила:
-  Да как это, Николай? Я даже и не думала о таком.
Хотя по правде сказать, некоторые знаки внимания со стороны Николая она все же замечала.
А он продолжал наступление:
-  Да ведь уже лет десять как вдовая. Что же одиночкой-то куковать?
- Ну, не знаю, не знаю, - Анна никак не могла уложить в голове эту картину – она и Николай. Да еще больной Олег.
Она посчитала, что пока не дала окончательного ответа. Хотя и не согласилась сразу, но и не оказала наотрез. Но это натолкнуло ее на мысль, поговорить с Витей. Все-таки он когда-то закидывал удочки в ее сторону, и не раз. И если уж быть сосем откровенной, то у них раз-другой  случился близкий контакт, (за столько-то лет вдовства!) небольшое сексуальное  приключение, правда, не особо вдохновившее ее на продолжение 
Она поехала в Москву,  и они встретились с Витей. Вот тут-то ее определенно грело то,  что он все еще холост, имеет квартиру в Москве и дачу где-то в Подмосковье.  Чем не жених? Учитывая при том, что он всегда был с нею более чем любезен.  И при разговоре с ним  в тихую минуту она попросила нежно:
-  Витя, возьми меня замуж.
Витя перестал разливать чай, призадумался ненадолго. А потом  сказал честно:
-  Нет, Анна Дмитриевна, замуж я вас не возьму. Ушел уже наш поезд.
Может, он еще что-то говорил, но Анна не слушала. Главное, она не почувствовала огорчения. Подумаешь, квартира, подумаешь, дача! Не больно-то и хотелось. Просто она выполнила свой долг, как она его понимала. Ведь если бы она согласилась на предложение Николая, она бы сильно обидела Витю, так она думала. Поэтому она дала ему шанс. Но оказалось, что ему  и не надо. Может быть, не стоило действовать так – в лоб. Может быть, надо было провести тонкую разведку, попробовать вернуть прежние отношения, и тогда уж, действуя по обстоятельствам, можно было заполучить и Витю, и квартиру, и дачу.  А вот оказалось, что не очень-то она ему нужна, как и он ей, вместе со своей квартирой и дачей. Легко отказалась и не огорчилась.
Однако, что за штука эта жизнь! И кто-то там наверху забавляется, играя нами в кости. Еще лет через пять-семь, когда у Вити стало плохо со зрением, он обеспокоился своею одинокою судьбой и стал делать явные закидоны Анне. Они опять встречались, опять пили чай, но он ходил вокруг и около и ничего не говорил прямо. А что он мог сказать? Анюточка, я так плох; выходи за меня замуж и ухаживай за мною, да? Зная витиеватый его характер, Анна не пошла ему навстречу, не стала продолжать беседу в макиавеллиевском духе. Да и в цене он потерял – несколько лет назад продал дачу. Вот так мы нынче считаем чужие гроши. А прямо он так и не сказал ничего.
Прожив неделю-другую у сестры Анна вернулась домой. И тут оказалось, что и у Николая  на ней свет клином не сошелся. Он благополучно посватался к Наталье Петровне, соседке по дому, и вскоре она переехала к нему. Вот так. Хороший вариант. Хотя потом оказалось,  что вариант не для всех хорош. Не прошло и года, как они отправили  Олежку в инвалидный интернат, а сами тихо и мирно доживали век вместе.
Вот такие люди и судьбы.
А Валера – это совсем из другой оперы. С Валерой столько связано в прошлом, светлого, лирического. Да и теперь они не просто знакомы, и даже не просто друзья. Анна чувствовала,  что их связывает нечто более интимное, чем старая дружба. Роятся и кое-какие мечты.  Зажмуришь глаза и видишь такие сцены – молодым под стать! О, Господи, прости грехи наши тяжкие!
И тогда Анна пыталась быть критичной к себе.
-  Ах, ты, такая-сякая, немазанная-сухая! Да ты посмотри на себя в зеркало. Ну прямо печеное яблочко  (а печеные яблочки ценят не за вид, а за вкус!). И скажи, пожалуйста, захотела замуж за усохшую морковку (а мы ее размочим, да еще маслицем сдобрим!)  Вот парочка…(а кому какое дело до каких бы то ни было парочек? На себя посмотрите!)
Вы молоды, энергия так и прет из вас. Но это и все, что вы имеете.  А главное, думаете, что будете иметь это  вечно. А скорее всего, вообще об этом не думаете. В этом ваше преимущество, преимущество молодости – не думать о будущем. «Все будет хорошо, все будет хорошо!»
А что, мы что ли были умнее в ваши годы? Да куда там, такие же балбесы. И что думать о будущем, оно само придет в свое время. Правда, большинство считает, что это не то время. Стой, стой, рано еще! Но оно придет в  с в о е  время, и властно заявит о себе. Хорошо, если только сединой и морщинами. Хуже, если болезнями и утратой сил. Тогда мы забеспокоимся, задумаемся, а куда же ушло время,  и начнем считать свои прибыли и потери. Не считайте деньги, «не в деньгах счастье». Но вот парадокс – когда у людей нет денег, они считают их наличие самым большим счастьем. А когда есть деньги, большие деньги, они начинают понимать, что деньги – это не та категория. Хотя достаточно важная категория, но не дающая ни счастья, ни бессмертия.
Ваши прибыли – это ваши дети, правильно воспитанные дети, дети, в которых вложен ваш родительский труд, понятно? Ваши прибыли – это умение любить, а не только принимать любовь. Наоборот, отдавать любовь, может быть даже и без взаимности. И ваши прибыли – это умение думать. Думать о Мире и своем месте в нем, думать о людях и своем месте в их сердцах, думать о душе и ее дальнейшей жизни.
И тогда вас не испугают морщины, ведь душа-то молода. И тогда в зрелой жизни можно подводить какие-то итоги, ведь еще есть  возможность что-то исправить, что-то наверстать.  И уж тем более это надо делать в сознательные годы старения и духовного возмужания. Да, не дряхления, а возмужания. Потому что если вы не растранжирили здоровье по пути к старости, то еще многое у вас впереди. И даже, может быть, свадьба!  Ха-ха!



         Р8

Времечко, быстро бегущее времечко! И это якобы беззаботное  «ха-ха»!
Конечно, внутренняя архитектура души человека, его карма, в какой-то степени его личное дело, его забота и его ответственность. Но почему слова «беззаботный» и «безответственный» имеют отрицательный окрас? Какое нам дело до соседа нашего? Человек сам нашкодил в жизни, человек сам ответил в посмертии – и все скомпенсировалось, не так ли? А вот и не так. Ведь нам с ним жить рядом,  в одном обществе. И нам совсем небезразлично, если он смердит и отравляет людям существование. Особенно сложно объяснить детям, что дядя, хоть и взрослый, но в чем-то недоумок, ему не втолковали в свое время, что жизнь нам на то и дана, чтобы мы вырабатывали положительные правые поля. И в первую очередь это небезразлично для мира Горнего.
Ведь по преданиям нравственные устои, моральные заповеди  были даны людям сверху, от Бога (считай, от Высшего разума). Для того, чтобы совершенствоваться.  И началась эта непрерывная цепь совершенствования с древнейших времен, с самых первых комочков жизни, с амебы ли, с инфузории, с низших организмов. Проходя земные стадии своего развития от поколения к поколению они совершенствовались, принимая все более сложные высшие формы. Соответственно, карма их развивалась, усложнялась и становилась  достаточно подготовленной для того, чтобы совершенствоваться в физическом теле животных более высокой организации. И, естественно, очередь дошла и до высшего животного – человека. У него начинает развиваться ментальное тело, зарождаются и проявляются первые духовные составляющие, потребность в  Высшем Покровителе и готовность к сотрудничеству с ним.
А это и было с самого начала задачей Мироздания – воспитать в земном существе того помощника, который нарабатывает всей своей жизнью и деятельностью качественные правые поля для нашего правого мира, для его укрепления и развития.
Но Ян не бывает без Инь.
В данном случае это левые вихри, левые структуры, по простому можно сказать – бесы. Они тоже  существуют, тоже развиваются, подхватывая, что называется, «объедки с барского стола» - недостроенные, неупорядоченные структуры с преобладанием левых вихрей. Они всячески стремятся не допустить роста правого мира, всячески противодействуют правым структурам.
«…вернуться к матери-…» проплыло, прозвучало далеким эхом.
С древних времен существует это понятие – одержимость бесами. Современная медицина  рассматривает одержимость как частный случай психического расстройства. У одержимых обнаруживаются  классические симптомы истерии, маниакального синдрома, шизофрении, психоза, эпилепсии…
С точки зрения религии человек подвергается нападкам бесов, если он дал власть над собою смертным грехам, дурным привычкам, чревоугодию, сребролюбию, зависти, гордыне и прочим безнравственным поступкам и мыслям. Может быть, может быть. Но что интересно – учение о злых духах, вселившихся в людей, бытует и в других религиях, было даже в шаманизме задолго до христианства. И существуют определенные обряды изгнания бесов.
В православии утверждается, что «сей род изгоняется только молитвою и постом», в иудаизме существует традиция «изгнания диббука» (души преступника или нечестивца, которая не может покинуть землю и вынуждена вселяться в другого человека). Изгнание сопровождается чтением заупокойных молитв. В Исламе также известен обряд  «изгнания джинна», в чем-то схожий с описанными выше. Такие почти явные совпадения в традициях, верованиях и обрядах невольно наталкивают на мысль о существовании каких-то глубоких общих корней, несмотря на отдаленность географических или временных рамок.
Медицина же происходящие при этом исцеления чаще всего объясняет самовнушением. Вполне возможно, поскольку самовнушение – это определенная настройка организма, его нервной системы, а главное, его образа мыслей на благополучный исход обряда, на благотворное влияние молитв. Достаточно хоть немного быть знакомым с  ролью и значением биополя человека, чтобы согласиться, что воздействие молитв как раз и направлено на успокоение, восстановление нарушенного биополя, а это путь к исцелению. То есть излечение подобных заболеваний должно уповать не столько на таблетки и пилюли, сколько на исправление  полевых характеристик. Но это настолько нетронутая медицинская целина, что здесь, как говорится, еще пахать и пахать.



С10

Свадьба?! Как говорил незабвенный Аркадий Райкин: «Я смеюсь и заливаюсь…» Какая свадьба, Аня, ты уже больше десятка лет как на пенсии. Вот задурила себе голову! Да еще и Валерию хочешь задурить… Ну, он-то на это не поддастся.
А в самом деле поддастся или нет?  Надо бы связаться с ним.  А то уж года три, наверное, ни от него, ни от Лили, еще когда жива была, -  так ни звонков, ни писем. Он, конечно, в депрессии, но надо попробовать расшевелить его. Осторожно так, издалека. Например, она, дескать, видела сон… Анна  задумалась. Люди всегда придавали большое значение снам. Выделяли некие вещие сны. Старались их разгадать. И в литературе неоднократно описывались всякие сны. Например, в школе раньше, все помнят, «проходили» роман Чернышевского «Что делать?» И там изучали знаменитые сны Веры Павловны.  Или сон Татьяны из «Евгения Онегина». Ну, это понятно, это некая художественная задача, которую автор решал через эти сны.  Но и в жизни зарегистрированы случаи «вещих» снов или необычных ярких осмысленных сновидений.
Известен рассказ о вещем сне матери декабриста Кондратия Рылеева. Ее сын, будучи еще ребенком, тяжело болел, был при смерти. Она денно и нощно молилась за него. И вот в самый тяжелый период болезни, сморенная молитвой, она заснула вся в слезах. Во сне она услышала голос, который позвал ее за собою. И проходя за ним комнату за комнатой, она увидела в каждой отдельные эпизоды его жизни,  всю будущую жизнь сына и даже сцену казни. «Выбирай – или мы заберем его сейчас, пока он безгрешен, или все будет так, как ты видела».
-  Нет, нет, пусть живет  Жизнь, только жизнь выбираю.
Наутро ребенку стало легче, кризис прошел, вскоре он окончательно выздоровел. Однако жизнь его закончилась, действительно, на виселице. Хотя и за правое дело.
О своих снах рассказывала Н.П.Бехтерева в книге  «Магия мозга». Книга вообще сама по себе  интересна и  для неспециалиста, но с отдельными главами стоит познакомиться в любом случае. Там есть и о Ванге, и о других - глава «Зазеркалье», и интересные размышления о смелости ученого в подходе к «необычным» явлениям. И есть рассказ о ее удивительных снах, которые она видела четырежды за свою жизнь с перерывами от восьми до двадцати лет. Она размышляет о них с позиции ученого, но «чистая» наука  того времени, да и сегодняшнего дня не привлекает к рассмотрению торсионные поля, которые могли бы подсказать многие новые и оригинальные подходы к исследованию явлений, пока что не поддающихся иному объяснению.
Вспоминает Анна, что и ей снились иногда во сне умершие родственники, правда, так, мельком, без какого-либо зловещего намека.
-  А я дядю Ваню во сне видела и с ним тетя Клава, к чему это, бабушка? – несколько встревоженная спрашивала она у Аграфены Ивановны.
Бабушка отвечала спокойно:
-  Это они помину просят. Царствие им Небесное, -  и крестилась широким крестом. 
Но вот некоторые сны Анны, которые она сама пыталась истолковать осмысленным образом. После смерти Кости она искала облегчение душе разными способами. В том числе обратилась к молитве, чего никогда ранее не предпринимала – ни в зрелые годы, ни, тем более, во времена атеистической молодости. И, призывая на память из детства бабушкины формулировки, на ночь она произносила: «Упокой, Господи, душу раба твоего Константина…»  Или если молилась о многих сразу, то « упокой, Господи, души раб твоих» и называла поочередно имена своих родственников, дедушек, бабушек, родителей; их братьев и сестер, других родных, которых помнила либо знала по семейным рассказам. Не хотелось оставить в забвении никого.
Но однажды ей снится сон: обычный звонок в дверь, входит Юра -  ее дядя по матери, умерший очень рано, почти подростком, (он неудачно упал с лошади), а с ним еще такая же щупленькая фигурка. Они встали в коридорчике возле двери, лиц почти не разобрать, просто что-то светлое, призрачное. Но Анна точно знает, что вот этот – Юра. А он как бы говорит: «  это моя сестра. Мы там вместе» Вот, собственно,  и весь сон. Но проснувшись, Анна сообразила, что он приходил попросить ее молиться не только за него, но и за сестру. Анна это ясно поняла.
Позже она спрашивала у тети Клавы, маминой сестры, была ли у Юрика сестра.
-  Постой, постой… Нет, не знаю. Что-то не припомню. Не могу сказать.
В другой приезд Анна спросила у двоюродного брата Максима, была ли у Юры сестра. Максим почти каждое лето ездил в деревню под Тулой, откуда были родом и мама, и ее сестры. Там еще оставались какие-то дальние родственники, у которых он и останавливался. И вдруг Максим говорит:
-  А как же, как же. Была у него сестра, правда, умерла она. А еще старший брат был, он , может, и  жив еще, не знаю. Жена-то его жива.
-  А как их звали? Нужны ведь имена.
-  Брата звали Семен, а сестру… Сестру… Нет, не помню, как звали. Но сестра была.
С тех пор Анна добавила в свой поминальный список и сестру Юры. Правда, без имени. Но
не добавила Семена. Во-первых, может, он еще жив, во-вторых,  за него Юра не просил, и, в конце концов, за него было кому молиться – жена, дети. А Юра и его сестра никого больше не имели, кто мог бы вспомнить о них. Сиротки. Они и стояли в коридоре как сиротки, две маленькие светлые и кроткие фигурки. Царство им Небесное.
А еще был сон, давний, но запомнившийся, потому что напугавший. Как будто Аня приехала к маме с папой на старую их семейную квартиру -  навестить. Они разговаривали о том, о сем, как вдруг раздался звонок в дверь. На пороге – дедушка, уже много лет как умерший.
-  Это мы-с, - говорит.
Он всегда так говорил, когда раньше, при жизни, приходил в гости:  «Это мы-с». Аня и Лида  даже иногда звали его между собой «дедушка Мыс».
Так вот он и говорит, стоя на пороге:
-  Это мы-с. Я пришел у вас кого-нибудь  забрать.
У Ани очень больно защемило сердце, и она проснулась. Позже, уже при встрече наяву, она рассказала маме об этом сне. Предупредила все же, что это уже давно было, месяца три назад. Вроде бы все ничего. Мама все равно не обрадовалась. Сказала:
-  Вообще-то такие сны могут исполняться до полугода даже.
И действительно, время шло, пока все ничего, а вскоре и вообще забылось. Теперь ей трудно вспомнить, произошло это через полгода или еще позже, но беда все-таки не миновала. Умер отец. Внезапно. От инфаркта. Тяжело вспоминать, тяжело рассказывать. Виноват ли дедушка Мыс? Кто скажет?  Возможно, он и сам не рад своей миссии – приходить в этот мир за своими детьми. Потому что тот же дедушка Мыс  приснился Анне много лет спустя, когда она ухаживала за тетей Катей, жившей в одиночестве и занемогшей к старости. Тяжеловато пришлось, тетя Катя стала капризной, придирчивой. Не от дурного характера, а от болезни. Она и сама мучилась,  но кто  мог помочь?   
 Кстати, о сне, с которого все началось. Почему это там присутствовала мама, хотя она даже и не выглянула из-под одеяла? Ведь главным действующим лицом был отец. Причем тут мама, - гадала Анна. А потом решила, что таким образом они хотели показать ей, что ТАМ они не разлучены, они снова вместе, как в жизни, которую покинули с разницей в пятнадцать лет.



Т10

Там, где «туман сгущается и грусть», звучат иногда прекрасные мелодичные звуки, неизвестно где рождаемые, но понятные всем обитателям общин, всей сакуале. Это какая-то человеческая душа готовится к прибытию в Горний мир. В общине блаже Серафима тоже  слышат этот легкий звон. Аграфена Ивановна окликает мужа, дедушку Мыса:
-  Отец, слышь, отец! Катерине Ивановне пора пришла, – перекрестившись, она продолжает тихо, - Блаже Серафим черед ей назначил. Пора тебе идти за ней, отец. Анну предупреди что ли. Да и с Катенькой поговори, может.
-  Чего уж теперь говорить… Она и сама знает. Чувствует. Давеча молилась долго. А руку-то поднять, лоб перекрестить, уж сил нет. – Дедушка Мыс немного опечалился.
- Ладно, тогда встретить ее надо. Я всех соберу. И Зиночку, и Ваню, и Тонечку, она давно Катеньку зовет, уж и в сон к ней ходила.
- Не забудь Антонину Власьевну позвать. Катенька любимой внучкой ее была, последней, кого она застала. Теперь встретит ее и будет готовиться в дорогу дальнюю.
- Да, дорога в Поле Мудрости – радостная дорога. Дождалась  и маменька  покоя. 
-  Скоро все тут упокоимся. Из наших семерых детей в живых только Федор Иваныч да Вера пока остаются. Надо же кому-то внуков наставлять.
Аграфена Ивановна как всегда не дослушала его:
-  Слава Богу, мы скоро Нюшеньку увидим. Надо же ее Катерине Ивановне  показать. Почитай, они лет семьдесят не виделись.
-  Может и поболе. Скучает по своей няньке, по старшей-то сестричке. А уж как дружны были.
- Ну и мы соскучились, - вздохнула Графена. – Не так часто видимся.
Дедушка Мыс тоже поддался лирическому настроению:
-  Да, пока была в детской общине, так хоть могли подняться к ней иногда. А теперь она в школе ангелов  - это совсем легкий  слой, почти самый близкий к Синклиту. Туда не каждому дано войти.
Дедушка Мыс приумолк ненадолго, но воспоминания захватили обоих.
- Да, не думали мы о такой судьбе нашей Нюшеньки. Она и впрямь была ангелочек.
Бабушка Груша подхватила радостно:
-  Уж и мила была! Ко всем душевная такая, глазки всегда сияют, щечки розовые, как яблочки райские.
-  Пока не заболела, - печально отозвался дедушка.
-  Помню, помню ту зиму. Декабрь на дворе, пятый год. Революция на Казанке. Тебя тогда только-только на станцию Черная перевели.
-  Да, Сергей Иваныч не хотел поначалу отпускать. «Ты, - говорит, - у меня самый лучший телеграфист».. Но, добрая душа – совестливый очень был.  «Что ж, - говорит, - Иван, у тебя детишки-то вон, как грибы растут, один за одним. Конечно, - говорит, - станция Черная хоть и маленькая, в глуши, но должность тебе повышают, оклад тоже. Не пропадешь».
- Да, спасибо Сергей Иванычу, он много нам помог. Он всем помогал. Хоть из благородных, а простого люду не чурался. Оттого и пропал, что влез в революцию эту.
- Нет, уж тут не говори, - не согласился дед. – Он идейный был. Против царя-батюшки не побоялся пойти. Это надо же, из почтенного семейства священнослужителей, а встал за революцию, за народ.
Бабушка осуждающе поджала губы:
- Это его бес попутал. А нас Матерь Божия уберегла. Помнишь, в пятом-то году, в революцию, приходили к тебе стачечники эти, комитетчики, дескать, мы все заодно, иди и ты с нами, Иван.
- Помню, а как же, помню. Ты тогда накинулась на них, с больной Нюшей на руках… Дескать, нам к доктору надо добираться, дитё все в огне, лечить нечем, а у вас забастовка, поезда встали.
- Ох, Иван, а как мы ехали-то, в товарном вагоне, в Коломну-то. Еле добрались. Все из-за стачки этой. Вот и не выходили Нюшеньку, померла, ангелочек наш.
-  Померла, - эхом отозвался дед. - А меня, может, тем и спасла, что не ввязался я в эту стачку.
-  Да, Сергея-то Иваныча без суда и следствия расстреляли. Карательный отряд тогда многих покосил.
-  Зато они как страстотерпцы теперь в верхних слоях все. – Дедушка Мыс перекрестился.
-  Ну и мы, Бог даст, усердными молитвами тоже поднимемся помаленьку, - утешала его бабушка.
-  Рад бы в Рай, да грехи не пускают.
-  Бывает, отец, и на Земле помнят. Ашитково-то назвали по Сергею Иванычу.  Станция Виноградово теперь стала, иль забыл?
-  А вот станции Талашкино нигде нет, - грустно заметил Иван Петрович.
Бабушка залилась смехом:
-  Тебе славы что ли захотелось? Грех это. Благодари Бога, что жив остался, семерых детей в люди вывел.
-  Жаль,  из одиннадцати-то только семеро выжили. А то бы совсем герой был.
Бабушка снисходительно усмехнулась:
-  Он герой! Словно не я их рожала. Поди-ка походи девять месяцев, да потужься, когда час, а когда и сутки…
-  Ну, ну, Грушенька, не обижайся, и впрямь это ты героиня. Одиннадцать раз героиня, а я только семь. Согласна?.
-  Семь так семь. Хорошее число. Все в руках Божьих. Вот и Катерина Ивановна прошла свой путь   
-  Куда ее назначат-то, блаже Серафим не сказывал? – поинтересовался дед. – В Чистилище, что ли?
Бабушка Графена согласно кивнула головой.:
-  Разве что в самый верхний его слой. Она в последние годы хорошо, праведно жила. И племянникам помогала от пенсии, и Елену приютила в квартире.
-  Приютить-то приютила, да ведь не ужились они. Поссорились. –  напомнил дедушка с сожалением.
-  Уж очень характер у Елены крут, - вздохнула и бабушка.
-  Ну, таких крутых жизнь научит. Это дураков жизнь ничему не учит, а у нас, Слава Богу, и дети, и внуки умные.
- Да будет тебе, иди, иди. Тебе бы рекламщиком работать, ишь расхвастался. Прости, Господи, грехи наши тяжкие.




С11

Какая уж тут свадьба. Вот буду и я такая к старости, - думала Анна, ухаживая за тетей Катей. И тут же внутренне расхохоталась. – К старости? А разве я не старая? Конечно, мне еще далеко до ее девяноста, но за последнее время она уж очень быстро стала продвигаться к немощи.
Анна ухаживала за ней в течение трех лет, и чем дальше, тем тяжелее становилась эта обязанность. Тетя дряхлела, теряла силы, все реже стала вставать на ноги. И хотя она сильно похудела, стала, как говорится, «кожа да кости», но поднимать ее,  переворачивать, тем более менять белье, было очень тяжело. И плюс капризы больного человека. Иногда в четыре часа ночи она могла потребовать манной каши, в другой раз – омлет. Вставай, иди готовь  Потом корми. А ей, оказывается, и есть-то не хочется, просто не спится и надо чем-нибудь заняться.
Однажды, то ли днем, то ли снова ночью, тетя Катя попросила посадить ее, а то спина устала от лежания. Анна попыталась это сделать, но ничего не получалось. Приподнять ее с постели не хватало сил. Анна пробовала подкладывать подушки, чтобы постепенно приподнять ее, пробовала спускать ее ноги с кровати вниз, пробовала подхватывать подмышки , но ведь при этом не всякое положение было тете Кате удобно, а главное, безболезненно. И она охала, стонала и даже ругалась. Анна успокаивала ее и снова пыталась что-то сделать, а тетя Катя протестовала против резких движений чуть не со слезами. Но все же ей хотелось сесть. Провозившись  с полчаса и окончательно обессилев, Анна воздела руки и воззвала неизвестно к  кому:
- О, Господи, да что же это такое! Тетя Катя , я больше не могу!
Но обессилела и тетя Катя. Пришлось оставить все попытки.
Кажется, в эту ночь Анне приснился дедушка Мыс. Он шел вдоль какого-то забора, внимательно присматриваясь к нему. И выбрав явно полусгнивший столбик, сказал словно самому себе: «Ну, этот-то столбушок я легко унесу». И подхватив его на плечи, пошел с ним куда-то вдаль. Анна вспомнила об этом сне только через неделю-другую, когда тихо и незаметно, словно заснула, умерла тетя Катя. Дедушка Мыс  взял ее в свой мир.



Р9

«Времена не выбирают, в них живут и умирают»…
А рекламщики, то бишь, рекламные агентства и впрямь разруливают нашу жизнь, расхваливая товары, услуги, лекарства – да все, что пожелаете!
Например, существуют лечебные приборы, о которых не умолкает реклама. Люди покупают, пробуют. Конечно, им что-то впаривают насчет действия гравитационных либо продольных электромагнитных волн, насчет биоритмов и гармонии с природой, о  ритмо-резонансных процессах в природе и социуме, выпускают брошюры, которые на слух технаря иногда просто нечитаемы.  Например,  о скалярном поле, направленном вдоль проводника с током или о магнитном поле, не проявляющем магнитных эффектов. Ну, скажите мне, как можно назвать магнитным поле, не взаимодействующее с обычными магнитными материалами, с ферромагнетиками и т.п.  Или  как может быть направлено куда бы то ни было скалярное поле?  Что же тогда делать векторному? Уйти на пенсию? Или сентенция типа: «Продольные электромагнитные волны широко используются в науке и технике. Но в учебниках по физике вы не найдете о них ничего – как будто их и нет в природе». Гениальная догадка!
Но это, в конце концов,  не для всех важно. Для больных важно, что прибор помогает. Как говорят современные продвинутые ребята : «Просто тупо лечит». И это главное! Пусть тупо, но лечит. Хуже, что с теоретической базой дело обстоит гораздо тупее. Совсем тупо.
Мы уже достаточно углубились  в новые неизведанные области знаний.  Может быть следовало бы подвести некоторые итоги? Тем более, что есть уже немало наработок наших ученых,  занимавшихся вопросами практического использования торсионных полей.  Ими установлено,  что:
- торсионное поле это совокупность правых и левых вихрей, взаимодействующих между собой, причем однонаправленно вращающиеся вихри притягиваются  и создают суммарное поле, а разнонаправленные вихри ослабляют друг друга, возможно, до полной компенсации;
- торсионное поле существует везде в пространстве, так как оно является порождением вращающихся объектов пространства, будь то микрочастица или макрообъект;
- указанный объект создает в пространстве устойчивую спиновую поляризацию, которая является торсионным (полевым) портретом объекта и настолько устойчива, что не исчезает после удаления объекта;
- скорость распространения торсионного поля практически мгновенна;
- торсионное поле не переносит энергию, а передает информацию (в Примечании рассказывается, как это происходит);
- торсионное поле не ослабляется при прохождении физических сред.
И особо выделим важные свойства:
- сознание человека имеет торсионную природу, а мысль имеет торсионную структуру; таким образом человек непосредственно связан с торсионными полями Вселенной.
- при исследовании клеток живого организма было обнаружено, что каждая его клетка обладает своим полем, в основе которого находится геометрическая форма клетки; это поле формы клетки было названо биологическим полем;
- генератором биологического поля  является форма клетки, и поля клеток с внутриклеточным источником не ограничиваются внутриклеточными границами, а распространяются за пределы клеток в межклеточное пространство...
Можно добавить и еще ряд других заключений, однако, что интересно: параллельно с этими исследованиями другими серьезными учеными ведутся разработки  так называемого скалярного магнитного поля и связанных с ним продольных электромагнитных волн (ПЭМВ). Полным ходом разрабатывается какая-никакая теория этого явления, а главное – проводятся практические работы по применению этих ПЭВМ в различных областях. Фиксируются результаты и делаются выводы.
А выводы удивительные. Утверждается, что был открыт второй вид магнитного поля, не векторного, давно известного и изученного, а скалярного магнитного поля. Однако, как признаются исследователи, второй вид магнитного поля (скалярного) имеет странную магнитную природу – не взаимодействует с ферромагнитными материалами и железом. Также между делом сообщается, что скалярное магнитное поле направлено вдоль проводника с током. Об этих феноменах мы уже упоминали. Но далее : это скалярное магнитное поле вызывает к жизни продольные электромагнитные волны (ПЭВМ), которые обладают удивительными свойствами:
-  проникают через любые объекты и не поддаются экранированию (это верно, не знаешь, не берись);
-  воздействуют на органы восприятия  биологических объектов;
-  ПЭВМ в состоянии производить мутационные изменения биологических объектов;
- ПЭВМ играют роль прежде всего информационных каналов связи любого объекта биосферы на Земле, начиная с молекулы и заканчивая человеком;
-  ПЭВМ создают сознание физического объекта;
- продольные волны и скалярное магнитное поле свободно проникают через клеточные мембраны и переносят биологически значимую информацию;
- были обнаружены слабые вихревые  магнитные поля (третий вид магнитного поля?!) вокруг всех биологических систем, причем эти поля используются в биологических объектах как способ вне- и внутриклеточного взаимодействия.
А также  и много чего другого. Короче, если хорошо почесать в затылке, то можно придти к выводу, что кому-то следует заменить терминологию, после чего сесть за круглый стол и вежливо обменяться мнениями. О чем? О торсионной природе вышеперечисленных явлений. Правда, предварительно хорошо бы проделать небольшой эксперимент: поставить на пути знаменитых и загадочных ПЭВМ экран, отсекающий торсионную составляющую исследуемых полей. (Торсионщики знают, как это делать). А далее, получив чистые незамутненные продольные волны делайте с ними, что хотите: исследуйте все полученные чудесные результаты и подтверждайте ваши выводы. Конечно, если после экранирования торсионной составляющей у вас хоть что-то  останется для продолжения эксперимента.
Кстати, неплохо бы с этой точки зрения проверить утверждение, что шаровая молния (ШМ) оказалась источником неисследованного еще наукой скалярного магнитного поля. Ой ли? А может неисследованного еще наукой торсионного поля?  Да мало ли есть областей, неисследованных еще наукой?
Те же сны, например. Но ясные и определенные сны воистину редки. Недаром они запоминаются на всю жизнь. А в большинстве случаев сразу поутру после какого-то необычного  сна мы не можем даже для себя объяснить его значение. Но все-таки если по настоящему исследовать эти далеко не каждодневные (вернее, редкие ночные) сновидения, называемые «вещими», то придется иметь в виду, что здесь осуществляется какая-то связь с потусторонним миром.
«…вернуться к матери-…» Опять? Нет, это что-то непонятное, наваждение какое-то.
И эта связь  осуществляется  на уровне поля, а поле это не может быть никаким иным, кроме торсионного.
Кстати, и насчет зеркал Козырева  где-то было высказано подозрение, что в них фокусируется торсионное излучение, а не время.  Время – не та субстанция, которая может быть сфокусирована.


Обещанное Примечание.
Довелось мне увидеть в Интернете один очень интересный пример о передаче информации без передачи энергии.  Представьте некую пластину, размером, скажем с тетрадку или чуть больше. Со множеством отверстий, в которые вставлены тонкие гвоздики – густо-густо, шляпками к вам. И вот вы всей ладонью надавили на эти гвоздики. Они утопились именно в тех местах, где на них легла ладонь. То есть фактически получился отпечаток вашей ладони с растопыренными пальцами, там, где они легли на гвоздики. Прочие остались на месте, то есть вы как бы передали этой пластине с гвоздиками информацию о форме своей ладони.
А теперь представьте, что таких пластин с гвоздиками выстроено одна за другой неимоверное количество. И при нажатии на первую, сдвинувшиеся гвоздики вызывают смещение гвоздиков во второй пластине, вторые воздействуют на третью и так далее. И вполне очевидно, что происходит это одновременно во всех пластинах, то есть гвоздики смещались одновременно именно в соответствии с формой воздействия, формой ладони и на последней весьма отдаленной пластине мы получили исходную информацию одновременно с тем, как она появилась на первой пластинке. Примерно так происходит перенос информации в торсионном поле, конечно, без всяких гвоздиков, а через спиновую поляризацию поля. Некая мысль зародилась у вас в голове. Она соответствующим образом построила торсионную структуру, то есть организовала некие вихри, упорядочила их необходимым образом в вашем ментальном теле. Ментальное тело немедленно выдало эту мыслеформу в окружающее пространство. И весь Космос отразил эту информацию, а уж где надо, ее воспринял соответствующий реципиент.



С12

Не надоело ли о свадьбе? Ведь о снах интереснее. А у Анны на памяти был и еще один интересный сон. Он тоже никак не мог быть расшифрован сразу, потребовалось и время, и некие события.  А сон такой: пришел Костя, позвонил в дверь. Анна помнит,  что его уже нет в этом мире, ну, пришел и пришел, значит, надо. Открыла дверь и даже вскрикнула:
- Что с тобой? – А он едва стоит на ногах, весь согбенный, очень бледный и какой-то усохший. Анна обняла его, помогла перейти через порог и прижала к себе, стараясь согреть и хоть чем-то помочь. Она тут же почувствовала, что Костя выпрямляется, наливается силой, и вот уже стоит радом, не нуждаясь в посторонней  опоре. И оба довольные. А в глубине комнаты сидит Лиля и, глядя на них,  весело хохочет и даже подмигивает.
- Смотри, какая она молодая! А веселая какая! – отметила Аня.
- Ну что ты! Какая же она молодая? Она такая же как мы, - возразил Костя.
- Да нет, взгляни только, ни одной морщинки, розовощекая. А счастливая какая!
- Нет и нет. Ты просто не видишь толком. – и он оставил за собой последнее слово.
Проснувшись, Анна поняла, что сон значительный, но никак не могла сообразить, что бы это значило. Да мало ли что снится порою! Ведь не всякий сон помнится, не всякий оставляет след в душе, тем более в жизни.
Однако недели через две пришло сообщение о смерти Лили. «Вот тебе и сон», - думала ошеломленная Анна. Сначала-то она не увязывала эти печальные события с веселым сном. Вот еще, суеверий не хватало, да? Но она помнила все свои странные сны,  и совпадения заставляли задуматься.
Она все более погружалась в чтение книг определенного направления. И в Интернете находила немало статей и высказываний того же толка: строго научных по обоснованиям, по теоретической базе, по методологии, но с иногда шокирующими выводами, подвергавшимися критике со стороны приверженцев официальной науки. Но она и сама находила порою статьи и высказывания в Интернете, которые оценивала как ненаучные, отдававшие мистикой и оккультизмом. Приходилось разбираться самостоятельно.
Она с интересом читала статьи в журналах, в Интернете, даже в учебниках о нейтрино и квазарах,  черных дырах и ячеистой Вселенной, об асимметрии живого и нейронных ансамблях. Господи, мир так велик и многообразен, так ярок и так загадочен… Жаль, не с кем поговорить об этом, с кем-то знающим, чтобы помог прояснить иные непонятки.  Все-таки даже инженерного образования порою недостаточно, чтобы самостоятельно разобраться в новых научных теориях. Вообще-то можно было бы и с Валерой поговорить. При случае. Но это потом. А сейчас главное – отвлечь его от мрачных мыслей. Пусть не думает, что жизнь кончена.
Когда Анна приехала в Москву к сестре, то сразу же позвонила Валере. Он пригласил ее встретиться в каком-то скверике. Услышав от него такое предложение, Анна удивилась, что он не позвал ее к себе домой. При Лиле она обязательно бывала в гостях в их обжитой трехкомнатной квартире. «Но может быть у него не прибрано, запущено, и он стесняется этого» - мелькнула почти мимолетная мысль. Зато он принес такие великолепные розы! Анюта в восхищении уткнулась носом в ароматный букет. «Валерочка, дорогой мой, - подумала она, - как же ты жил все это время?»
И пожалуй  впервые она задумалась о его судьбе. Ведь он не выпускал ее из поля зрения все эти годы, возможно переходя от отчаяния к надежде, когда у Ани с Костей случались размолвки. Не очень-то завидная роль как орлу-стервятнику одиноко сидеть на скале и ждать чьей-то крови.
Вообще-то Анюта и Костик жили довольно мирно, не перетягивая семейное одеяло на себя. После смерти Дмитрия Ивановича бабушка Ася не осталась одна.  Они с Лидой по прежнему жили в своей двухкомнатной квартирке, но через год у Лиды случился не совсем удачный роман…  Короче, Лида сама отказалась от брака, но родила Алешку и тем обеспечила бабушку Асю нескончаемыми заботами и хлопотами.  Аня и Костя иногда навещали ее – «во исполнение сыновнего долга» как говорил Костя. Пенсия у нее была крошечная, и Аня старалась ежемесячно добавлять ей какую-то сумму на карманные расходы. Аня знала, что мама любила свободные деньги, радовалась им как дитя новой игрушке. А какие еще радости, кроме исполнения маленьких прихотей, предоставляет нам жизнь в старости?
Летом бабушка Ася с Алешкой  выезжали на дачу, однако Костя и Аня по прежнему навещали ее при любых обстоятельствах. А обстоятельства не всегда предсказуемы. Вот и в тот раз, несмотря на какое-то недоразумение, заставившее надуться обоих, они все же поехали навестить бабушку.  Она хоть и была занята делами по хозяйству, все же своим опытным глазом заметила, что у прибывшей пары не все в порядке. И она хлопотливо предлагала зятьку то сесть в кресло помягче, то съесть кусочек послаще. А после чая завела разговор о дедушке Мите.
- Хороший он был человек, такого поискать еще. С  ним и жить-то легко было. И счастливо.  Бывало поссоримся, я надуюсь, а он помолчит-помолчит с полдня, а потом все равно подойдет мириться.
- И как же он мирился? – как бы без особого интереса спрашивал Костя.
- А он извинялся непременно…
- За что же извиняться-то, может он и не виноват был?
- Как это «не виноват»? Раз поссорились, значит, была вина.
- И все время его вина? – искренне удивился Костя.
- Ну, раз извиняется, конечно, его.
- А что же вы? Никогда и виноватой не были?
- Я виноватой? Как это? - опешила бабушка.
Костик даже засмеялся, первый раз за день.
- Вы что, безгрешны совсем что ли?
- Ну, не знаю, - слегка замялась бабушка. – Не безгрешна, наверное…
- Значит, и вы могли быть виноватой.
Бабушка не нашла, что ответить, но на лице ее было написано осознание непререкаемой правоты.
- Ну, теоретически, могли ведь оказаться виноватой, - наступал Костик.
- Может и могла, - нехотя согласилась бабушка.
- Ага! А как же тогда-то вы мирились?
- Да говорю же – он извинялся и мы мирились, - победоносно констатировала бабушка.
Ребята дружно рассмеялись.
- Он был хороший человек, Царство ему Небесное, - печально вздохнула бабушка.
Костик примирительно взял Анюту за руку, взглянул в глаза. Она пожала его родную руку.
Они мирились, все входило в свою колею, а Валера вновь оставался со своей привычной печалью, окутывавшей его как густой туман. 

 

Т11

Из тумана постепенно выделилась и образовалась фигура. Это Павел спустился в детскую общину,  где хлопотали вокруг сироток  Эльза Львовна и Маргарита.
- Сегодня вы встречаете Павлика, – сказал он без предисловий. – Я тоже хочу поучаствовать.
-  Что за Павлик, кто это? – спросили они без особого одушевления. Все-таки еще одна душа – это дополнительная забота. А небольшие вихри лени вплетались в душу Маргариты. Но они так украшали ее в земные времена, когда она по утрам, нежась в постели, ждала непременную чашечку кофе от влюбленного Павла. Боже, как прелестно это было! И какие жуткие тридцатые годы последовали за этим…  Но – прочь, прочь!
-  Так что за Павлик?
-  Ну, во первых, это мой тезка. И уже этим он мне мил. Во вторых, он сирота, здесь у него никого нет и встречать его некому.
-  Что, родители его живы? И дедушки бабушки тоже? А как же они допустили его уход? Да сколько ему годков-то?
-  Годков ему почти восемь. Отец, мать и бабушка живы. Насчет деда не все ясно, вроде бы он давно не жил с ними, бомжевал что ли. Но есть надежда, что Павлик хоть немного его помнит, а другие дед с бабулей вообще мало знались с этой семьей, жили далеко, где-то в Сибири. Для Павлика совсем незнакомые люди. Но мы сейчас уточняем в Небесной Канцелярии, может разыщем деда Ивана. Иначе  Павлик  - совсем сирота. 
-  Так что же с ним случилось, расскажи.
Павел заметно помрачнел.
-  Ужас, что… Вот говорят: «Над вымыслом слезами обольюсь». Какое там - вымысел!
Почти неправдоподобная, но реальная история. Слушайте.
В семью тракториста Николая, честного работяги,  пришла учительница, и поджав губы, заявила, что их Павлик взял, стащил что ли, короче, украл у нее мобильный телефон.  И не сознается. Не отдает. Видимо, надо принять какие-то меры. И она ушла со скорбным лицом. Родители обомлели. Они и представить себе не могли, чтобы их Павлик… Да как же это  можно-то? Не этому они его учили…
-  Ты зачем взял чужую вещь? Да еще у своей учительницы?
-  Я не брал, правда. Не брал!
-  А, еще и врать! – Николай был слегка под хмельком, ну, совсем чуть-чуть, после работы ведь, и он действовал решительно. Он схватил первое, что подвернулось ему под руку (а подвернулся ему ремень от тракторного шкива) и направился к сыну. Мальчик весь превратился в испуг. Он побледнел и закричал, почти завизжал:
-  Я не брал!!! Папа, я не брал, папочка!
Это не произвело на отца должного действия. Даже наоборот, возмущенный враньем ребенка он стал охаживать его ремнем. Крики ужаса и боли не останавливали его. И через некоторое время  Павлик затих. Обмяк как-то и затих. Он просто умер. Самым естественным образом, от перенесенного стресса и болевого шока наступила смерть живого существа…

Не надо, не надо! Давайте вернемся назад, туда, где Павлик еще жив и плачет, и просит поверить ему… Тем более, что через несколько дней выяснилось, что мобильник взял другой мальчик. Он сознался и вернул телефон.
Но жизнь не телефон, и нет ей возврата.

Павлика похоронили, Николая осудили за непредумышленное, но жестокое причинение смерти. Сколько-то там ему дали лет, и он молча все принял. Вообще замкнулся.  Не говорил ни с кем и ни о чем.
Что-нибудь надо объяснять? Он тоже испытывал стресс и болевой шок в сердце. Правда, не умер. Но можно ли назвать жизнью то, что осталось ему на долю? Перед глазами испуганное лицо Павлика, а в ушах его пронзительный крик: «Я не брал, папочка!» Кого жалеть  после этого?
Николай тоже рос в семье, где его отец был суров. Иван тоже порой воспитывал ремнем своих озорных сыновей-погодков, и ничего – вывел в люди. Как тут поверить утверждению, что нельзя, нельзя бить детей. А как же тогда с ними управляться?
И вот этого чудесного мальчика нет в живых. Почему стал возможен такой дикий случай? Ведь это несправедливо, неправедно, наконец!

-  Эй, вы, там, за туманом! Вы слышите? Это несправедливо!
И кто-то неизвестный, но авторитетный  отвечает глухо:
-  Это карма. Он отрабатывает свою карму. Может, в прежней жизни он тоже был жесток и загубил чью-то невинную жизнь…
- Молчи, молчи! Не знаю я ничего про его прежнюю жизнь, я вижу здесь невинно загубленного ребенка. Это несправедливо!  Эй, вы, там за туманом,  это неправедно - здесь и сейчас.
-  Мир не замкнут на  «здесь и сейчас»…
- Ладно, пусть карма. И пусть бы он отрабатывал свою карму. Но здесь, в своей земной жизни.  А теперь что?
 Сколько еще людей задето этим нелепым случаем? Что делать теперь Николаю – самоубийство? Этим он еще более отяготит свою карму.  Нет, он отсидит данный ему срок, вернется домой. Жена, высохшая как щепка, молча впустит его, не упрекнет, ничего не скажет, но и не простит. И останутся они – два полутрупа, которые ничем не могут помочь друг другу. Да и не хотят. Пить?  Николай не запил. Хотя для кого другого на его месте это был бы единственный выход. Пить и бить жену за ее тяжелый, изредка останавливающийся на нем непрощающий взгляд. Молись, Николай, молись! Бог милостив, он простит. Но простишь ли ты себя сам.
Вот такие беспросветные левые вихри закручивает иногда жизнь.  Или люди?



Р10

Говорят, время лечит. Но болевой шок это не болезнь, это совершенно неожиданная трагедия. Внезапная непереносимая и упорная боль вызывает падение давления, пульс становится нитевидным, дыхание поверхностным, деятельность сердца ослабевает, резко изменяется состав крови. В коре головного мозга развивается глубокое торможение, что приводит к полному разрегулированию всей деятельности организма и, как результат, к летальному исходу. А причиной является боль, всего лишь боль, но запредельная.
Изучением боли медицина занимается многие десятилетия.  Но сущность болевого ощущения в целом так и не раскрыта. Выяснено, что от места поражения ткани или органа (места возникновения очага) непрерывно идут в мозг нервные импульсы,  и чувство боли возникает в нервных клетках коры головного мозга, откуда оно проецируется в ту область, где возник первоначальный очаг поражения. Между тем в спинномозговой жидкости появляются гормоны гипофиза, нарастает содержание солей калия, усиленно выделяется  адреналин, увеличивается выработка глюкозы для питания мозга и тканей, усиливается тканевое дыхание и снабжение кислородом, принимаются все меры, чтобы послать в место поражения все ремонтные материалы. Вы чувствуете, как четко и последовательно работает организм в случае нависшей опасности. Вот бы государственным органам такую оперативность!
Итак, все логично, изучены, ну, кажется, все химические и нервные реакции организма и что?  Создается, однако,  впечатление, что боль так и осталась «непознанным» чувством.
Ведь она существует не на месте поражения, а в мозгу!.
Например, при повреждении нервной проводимости в поясничной области спинного мозга все нервные пути от нижних конечностей к мозгу и ответные сигналы от мозга к мышцам ног прерваны. Можно безболезненно колоть, жечь, щипать, резать кожу ног, человек даже не почувствует боли и не будет об этом знать. Информация не доходит до мозга и боли для него не существует. (Кстати, отсюда можно заключить, что обезболивание – это не лечение, это либо закупорка нервных проводящих путей, либо уничтожение, разрушение импульсов, несущих информацию. Наверное, это небезразлично для организма, но из двух зол выбирают меньшее, то есть добиваются того, то сигналы о непорядке в мозг не поступают).
С другой стороны широко известны случаи так называемых «фантомных болей», когда, например, человек с ампутированной конечностью начинает чувствовать, что у него страшно чешется мизинец левой руки, которой у него давно нет или, еще хуже, его мучает нестерпимая боль в ноге, которую ампутировали еще год назад. А это можно объяснить только тем, что чувство боли мучает нас на полевом уровне. Конечности нет, но ее торсионный портрет прочно входит в состав организма, ничего не поделаешь. Однако с этой стороны болевой синдром никто не рассматривал. Вообще полевые составляющие живого организма, то есть его биополе пока не заинтересовало медицину. Доколе?  Хотя исследования показали, что когда боль становится хронической и невыносимой, психика больного претерпевает глубокие изменения. Возникают состояния, близкие к душевным расстройствам, напоминающим шизофрению или маниакально-депрессивные психозы. То есть, боль сама указывает нам на существующую связь между физической и полевой составляющей проблемы.
И самое интересное в этой проблеме – почему исправление кармы, так называемое просветление кармы происходит через боль? Прямое указание различных религий на ожидающие грешников адские мучения можно, конечно, принять за сказки. Чему там болеть, если физического тела уже нет, осталась лишь (лишь!) душа, то есть какая-то полевая торсионная структура, да и то – правда ли это? А «фантомные» боли – это правда? Можете не сомневаться.
Многовековая мудрость, выраженная в разных религиях, в разных регионах мира, совершенно не соприкасавшихся между собой в далекие века , и все же имеющая много общих постулатов (о нравственной жизни и о посмертном воздаянии за содеянное) заставляет задуматься.
Каким-то образом моральные требования к людям оказались схожими для многих цивилизаций. Может быть, это мудрость человеческая сама собою проявлялась почти у всех  народов или, действительно, у них когда-то были наставники и мудрые учителя из иных, более развитых миров? Так или иначе, но возможность воздаяния за содеянное в своей жизни людям  надо иметь в виду. Это и есть отработка кармы, просветление кармы. Потому что не нужна там, ну, никому не нужна тяжелая и грязная карма. Вот ее и просветляют.
Только почему это должно происходить через боль?
Заглянув в прошлые века, в историю христианства,  мы найдем  там немало рассказов  о святых и подвижниках, многие из которых претерпели в своей жизни и гонения, и мучения – так складывалась история человечества. Многие из этих страдальцев названы великомучениками и страстотерпцами. В чистоте их кармы не приходится сомневаться. Но почему они обрели святость не только через веру и праведность, но и через страдания и боль? Хотя и вера, и праведность также предполагают некие страдания, вызываемые воздержанием и постом – это тоже испытание для физического организма.
Прямого ответа мы пока не имеем. Можно только сослаться на исследования биологического поля, проводимые в свое время А.Гурвичем, а в наше время его немногочисленными последователями. Они показали, что в основе явления биологического поля лежит его направленность (векторальность), чем и подтверждается идея левизны и правизны поля формы. Причем клетки с правой векторальностью  являются здоровыми, а с левой – больными, например, раковыми. Исследованиями процесса канцерогенеза было показано, что клетки могут менять не только свою архитектурную конфигурацию, но и свою векторальность и становятся при этом агрессивными по отношению к окружающим нормальным клеткам. То есть  больные клетки выпадают из процесса гомеостаза, нарушают устойчивость межклеточного взаимодействия. Это может быть результатом как воздействия на организм внешних вредных факторов, так и развития  стресса или депрессии у человека, находящегося в тяжелом психическом состоянии.
Напрашивается вывод, что это явление обоюдозависимое: изменение векторальности клеток, скажем, по причине болезни, вызывает чувство боли и, наоборот, причинение боли человеку – случайной или намеренной – вызывает изменение векторальности  поля. Причем, в последнем случае изменение векторальности  происходит в пользу правых вихрей, чем и объясняется просветление кармы. Если удариться в мистику, то самое время заявить, что Провидение насылает тяжелую болезнь на человека, чтобы через боль и страдание изменить его карму и взять его в мир Горний уже просветленным. А также вспомнить известную мудрость, что страдание очищает. Но воздержимся от этих сентенций.  Напомним лишь, что, так как процессы происходят на полевом уровне, то безразлично, идут ли они в мире Дольнем или в мире Горнем.
«…вернуться к матери-…». – Нет, это чистая мистика, вот что я вам скажу!
Мирозданию нужно наращивать силу правых полей. И оно заботится об этом.
Отвлечемся немного.
Мирозданию нужно – и оно, создав Инь, создало и Ян. Мирозданию нужно сотворчество. От кого же его потребовать, как не от людей? Поэтому нужно, чтобы людей было много. И оно предусмотрело непрерывное и обильное воспроизводство людей, обогатив процесс продолжения рода величайшим и непревзойденным удовольствием, вокруг которого и крутится вся человеческая жизнь. Любовь, любовь… Что вы можете предложить богаче по краскам, сильнее по чувствам, ярче по воспоминаниям не только памятью мозга, но и памятью тела? О чем пела бы музыка, чем жила бы поэзия, любое творчество, если бы не любовь? И не ее ночные удовольствия в том числе? Правда, люди исхитряются получать удовольствия,  не выполняя при этом основного его предназначения – продолжения рода. Ох уж эти люди! Не думают они о грехах, не думают о карме.
(Стоп, стоп, стоп. Автор вынужден вмешаться: «Анюта, ведь это чистое ханжество, тебе не кажется?»  «Хм, хм… Простите. Просто повествование идет на таком высоком обличительном накале, что невольно впадаешь в дидактику, трудно остановиться…» «Впредь следи за собой, голубушка…» «Да, конечно. Постараюсь»  Вот так-то.)
Но Мироздание предусмотрело отработку кармы через боль. В мире Дольнем – это предупреждение, и умный – да прислушается. А в мире Горнем это воздаяние, и нагрешивший – да расплатится! Избрав только Ян, не избежать вам и встречи с Инь.
Готовьтесь!



С13

Так готовиться к свадьбе или не готовиться? Анна была в раздумьях.
Прошло лето, прошла зима. Пышные свадебные торжества прогремели где-то в Лондоне, так сказать в стороне от генерального пути развития судеб наших героев. И принц Гарри и его прекрасная невеста Кэтрин были на высоте, на такой недосягаемой высоте, что завидовать ему могли только олигархи, но не Анна же, с ее более чем скромным общественным положением. Да и не то ее волновало. Валерий не объявлялся, не звонил, не писал.  Хотя, между прочим, обещал.
В последний свой приезд к сестре  Анна не виделась с Валерой, только поговорила с ним по телефону. И попросила его написать подробное письмо. Обещала исправно отвечать ему. И он обещал писать.  Однако – тишина. Она решила расшевелить его и написала сама. Дескать, как здоровье, как поживаешь? Но ни ответного письма ни даже звонка она так и не получила.
Зато звонил Георгий Алексеевич. Объявился тут один такой.  Мечтатель, художник, поэт в душе. Вообще-то он очень положительный, заслуженный человек, по образованию – строитель. Получил в свое время знак «Заслуженный строитель». Помимо правительственных военных наград – орденов и медалей на пиджаке в три ряда. Он старше Анны лет на пять-шесть, так что в молодые годы, когда она еще училась в школе, он уже воевал на фронте. Имел два серьезных ранения. И жена его  Любушка, как говорится – фронтовая подруга, тоже со временем стала заслуженной учительницей.
Они счастливо прожили долгую совместную жизнь, вырастили сына, внука и двух внучек, правда, от разных невесток. Отпраздновали бриллиантовую свадьбу, которую им, как заслуженным горожанам помогли организовать городские власти. Однако, и любая долгая жизнь может окончиться внезапно. У Любы с годами стало пошаливать давление. И не то что – пошаливать, а временами очень высоко подскакивать. Однажды ей сделалось плохо, в глазах потемнело, она не устояла на ногах. И при падении сильно ударилась  виском о батарею отопления. Приехавшая «скорая» констатировала смерть.
Что сказать о состоянии Георгия в тяжелые траурные дни? Помогали родственники, помогали друзья, помогали врачи. Отлежал две недели в госпитале, кое-как пережил потерю. А теперь вот привыкал к одиночеству. Сестры жили в пределах Советского Союза, но теперь за границей: одна в Казахстане, другая на Украине. Сын жил отдельно, но ему хватало забот разбираться со своими двумя семьями, а многочисленные внуки и  племянники – молодежь, вечно занятая своими проблемами либо развлечениями. 
Вот он и стал позванивать Анне, казалось бы, далекой и малознакомой сослуживице, но чем-то родственной ему по душе. О своей трудной и счастливой судьбе он написал книгу. Конечно, издать ее пришлось за свои деньги, но они у него были.  Он подарил Анне один экземпляр в красиво оформленной обложке небесно-голубого цвета с золотым тиснением. Книжка Анне понравилась, и жена Люба вызвала искреннюю симпатию и теплое чувство участия. Похоже, Любаша всю жизнь посвятила своему кумиру, своему герою – Георгию, и он расцветал в лучах ее любви и заботы.  И вот совсем один.  Как Валера. Возможно, поэтому Анна поддерживала телефонную связь с ним. Все-таки жаль его, как осиротевшего  ребенка и, хотя разговаривать с ним не очень интересно, она подолгу выслушивала его жалобы.
-  Вы знаете, Анна Дмитриевна, я тут вчера кашу варил рисовую, да забыл про нее. Она и пригорела. Я уж, когда запах горелый услышал, тогда только и вспомнил. Знаете, как тяжело  без женской руки в доме…
Ну, вот он и сел на своего любимого конька. Эти намеки, как бы между делом, приглашения на чай…
-  У меня столько книг интересных, и музыкой я всегда увлекался. Целый шкаф пластинок. Музыкальный центр купил. Приезжайте, послушаете.
Один раз Анна была-таки у него в гостях. Небольшая двухкомнатная «хрущевка», все стены которой завешаны картинами: в комнатах, в коридоре на кухне. Узнаваемая кисть художника-любителя, как их называют еще – наивного художника. Такие милые простодушные пейзажи и натюрморты, тщательно и с любовью прописанные детали. Дом деда на Кабаевке, пруд, Екатерининская церковь на том берегу, небольшая плотина, на ней мельница. Теперь этого ничего нет, вместо пруда – стадион «Спартак», вместо мельницы – плоские пятиэтажки, только церковь чудом сохранилась. Еще пейзажи старого города, воссозданные по памяти. В целом – интересно. А вот и автопортрет художника, в новом пиджаке, увешанном наградами. Однако портрета Любы почему-то нет. Хотя много фотографий, на которых Люба молода, мила и кокетлива.
Книжные шкафы и в комнатах и в тесном коридорчике, действительно, ломятся от книг. Богатые художественные альбомы музеев мира, западное искусство, русское, известные мастера, классики, кого только нет!
-  Это я все покупал, где мог. С каждой зарплаты откладывал деньги, а потом в Москве, в Ленинграде, везде, где бывал в командировках, покупал. Я вообще увлекался коллекционированием. У меня, если посчитать двенадцать разных хобби. Я и пластинки покупал разные – и классику, и джаз. Обожаю джаз.
В самом деле, вся тумбочка забита пластинками, да жаль, музыкальный центр оказался не совсем в порядке. Лампочки мигали, что-то там пощелкивало, но не крутилось.
- Ну, ничего, придете в другой раз, я все налажу, вот увидите, - говорил Георгий Алексеевич, поглаживая рукой полированный агрегат.
Анна не собиралась приходить еще, но промолчала. Чем она могла помочь ему? Они поговорили об искусстве за чашкой чая и дружелюбно расстались. При прощании он поцеловал ее в щечку и предложил:
- А вы телефон-то мой запишите. Рассчитываю, что позвоните мне, как соскучитесь. Запишите, запишите, - настаивал Георгий Алексеевич.
Анна раскрыла сумочку, но не обнаружила там записной книжки.
-  Вот и записать-то некуда, - извиняющимся тоном объяснила она Георгию
-  Погодите, погодите, я сейчас принесу блокнот, - и Георгий заторопился в комнату.
-  Не надо, спасибо, я листок нашла, - остановила его Анна, обнаружив в своем пенсионном удостоверении какой-то клочок. Не разглядывая подробно, что там нацарапано, она на чистой стороне записала номер.
-  Но вы уж непременно в свою записную книжку перепишите, а то потеряете клочок-то этот, - беспокоился Георгий.
-  Ладно, ладно, - отмахнулась Анна.
Это было в начале весны. А как раз в апреле у Валеры день рождения. И он вдруг позвонил Анне. Поинтересовался, чем она занята. Сказал, что сам по горло в делах, друзья требуют не зажимать юбилей,  отпраздновать на полную катушку. Анна поняла, что он хочет пригласить ее к себе на день рождения, да вот беда, никак не может выговорить. Что поделаешь, в этом весь Валера.  Но Анна из рук вон плохо себя чувствовала, сказала, что не сможет приехать. Попросила описать  в письме все подробности, как говорится -  кто с кем, кто в чем. И что подарили. Он опять обещал. Но опять не написал.
Потом она жалела, что не смогла поехать. Но ведь в самом деле, то давление, то аритмия. Эх-хе-хе. Старость не радость.
 Старость – это не возраст. Это состояние души. Во вторую очередь. А в первую очередь это, конечно, состояние здоровья. Когда что-то болит и ноет, то одно за другим пропадают всякие желания, даже вкусно поесть-попить. Какое там, сходить в театр или в гости. Что вы! Достаточно и телевизора, да и тот надоел до упора. Остается только одно желание – чтобы не болело. Не зря свекровь говорила Анне: «Лечись, пока молодая. А в старости что лечиться, можно только подлечиваться. И пользы мало, и про таблетки забываешь. Память совсем не та…»
Ах, да, память! Забыла ведь переписать номер телефона Георгия в записную книжку. Анна пошарила в сумке. Где она завалялась, эта бумажка? Кажется, в пенсионном удостоверении. Да, вроде вот эта. «…вернуться к матери-…» - что такое? Анна не верила глазам. На этом клочке скорописью написано черным по белому «…вернуться к матери-…», да, да.  А на оборотной стороне она записала номер телефона Георгия. Но значит, это не мистика, это реально существующая фраза. Скорее всего обрывок выписанной откуда-то цитаты.  Откуда? Разве теперь вспомнишь?  Что она читала в последнее время, даже может в последние годы? «Тайная Доктрина», «Теория физического вакуума», «Роза Мира», «Игра в бисер», «Сатанизм для интеллигенции»…. Вернадский, Коэльо, Мулдашев, Бехтерева, Маруками, Моисеев, Пригожин… И вообще весь необозримый интернет. У нее серьезные выписки о темной материи, об асимметрии живого, о зеркалах Козырева, теория струн, спиральность нейтрино – причем здесь «…вернуться к матери-…» -это что-то домашнее, родное.  Но хорошо хоть, что нашлась реальная запись, которая в последнее время морочила ей голову. А то можно подумать – психоз какой-то.
Что за обрывок фразы, откуда цитата – даже не так важно. Важно, что это реальность, что туман рассеялся.  Уф!  Гора с плеч!



  Т12

А там, за туманом, оказывается, Павлика некому было встречать. Но так нельзя! Ангел-хранитель Павлика засуетился, забегал, осознавая тяжкое чувство своей вины. «Разжалуют теперь» то и дело мелькала у него печальная мысль. И он тщательно проверял слой за слоем. Конечно, в слоях просветления он никого не нашел. Побывав (по долгу службы) на похоронах Павлика и послушав разговоры, он уловил, что где-то был дед, который давно оставил семью, а потом и совсем сгинул, пропал на сибирских просторах. Возможно, умер. Пришлось искать его в слоях Чистилища, но там следов не обнаружилось.  Только спустившись во второй слой Страдалища, Ангел нашел деда Ивана, отрабатывавшего свою карму тяжким трудом грузчика жерновов, отправляемых на Дно. И все это в смрадной жаре, вони и копоти. Не считая того, что любое бесовское исчадье, проходя мимо, могло исхлестать его плетью, чтобы насосаться его гавваха. Порою доходили сюда молитвы его жены, Настасьи, бабушки Павлика. Но не зная его истинной судьбы, она молилась за него редко и не очень ревностно. Лишь по праздникам она ставила в церкви свечу за раба Божия Ивана, за прощение его прегрешений. Так за долгие годы пребывания в Страдалище Иван  поднялся всего лишь на один слой - из третьего во второй. Тут-то и нашел его Ангел-хранитель Павлика.
Конечно, и Ангелы бывают в слоях Возмездия, и бесы посещают слои Просветления. Не от праздного любопытства, но по долгу службы. Ни тем, ни другим пребывание в противоположных слоях крепко не по вкусу, но что поделаешь? Дела. Чаще всего решают вопросы по взаимному обмену. Иногда ошибочно попавшие не в свой слой, иногда пытающиеся обманом зацепиться за чью-то светлую карму грешники, повисают на ней, всячески маскируются и не желают спускаться вниз. А в нижних слоях попавшие туда по недосмотру  или по несчастному стечению обстоятельств какие-нибудь светлые души зря томятся среди настоящих злодеев. Чаще всего это они, повисая на чьей-то светлой карме и желая  спастись, отяжеляют ее настолько, что и сами скатываются вниз, и другого за собой увлекают.  Поэтому Ангелы и бесы договариваются об обмене душ. Это как бы процедура самоочищения. Светлая душа почти не дает гавваха для бесов, она им невыгодна. А грешная душа, каким-то путем проникшая в слои Просветления, тоже мешает нормальной жизни слоя, цепляясь за чью-то карму и зря отягощая ее.  Уладив формальности, бесы с гиком хватают грешника, тащат к себе и, окунаясь в адское пламя , пристраивают там свою жертву. Ангелы же подхватывают светлую душу, уносят в свои слои и потом все долго отмываются в хрустальных родниках от копоти и грязи.
С трудом отыскав, наконец, деда Ивана, Ангел рассказал ему,  что случилось, что встретить ребенка некому. Иван сразу отяжелел под грузом вины своего сына Николая, даже стал заметно опускаться ниже, но Ангел подхватил его.
-  Ну, как, готов на доброе дело?
Дед Иван пригорюнился:
-  Я-то готов, с радостью. Да выпустят ли меня? Навешают бесов по рукам, по ногам, с места не сдвинешься.
Ангел покачал головой:
-  Запущенные вы все тут, необразованные. Совсем порядков не знаете. Ступай в бесовскую шарашку, попросись по хорошему. Если не договоришься малой кровью… Да буквально, буквально, они ведь потребуют прошение кровью написать… Ясно? Иди, иди, там разберешься. Но если не получится, то уж я попробую. Да смотри, чтоб не обманули тебя, а то они такие.
-  Обмануть – это я и сам умею. За что и отбываю, - проворчал дед.
Он направился к шалашу Большого Беса, над входом которого криво висела надпись: ОффисС. У входа в шалаш дежурили охранники. По штату Большому Бесу полагались два Младших беса в охранники, но один отпросился по каким-то обстоятельствам, и вместо него дежурил бесчинный бес, молодой и необученный.
-  Куда, куда? – завопили хвостатые охранники.
Но Иван пригрозил им:
-  Отойдь, а то крест наложу, - и ринулся в шалаш. От неожиданности Младший бес разинул рот и накинулся на бесчинного беса:
-  Ты че это его пропустил?
-  Да он пригрозил крестное знамение наложить, - оправдывался молодой.
-  Ты че, не догоняешь? – наседал Младший бес.
-  Где ж его догонишь, он так помчался, - оправдывался бесчинный.
-  Ну, совсем придурок. «Не догоняешь» - это значит «не понимаешь». Понял? Это теперь такое выражение модное. От Большого Беса сам слышал. Понял?
-  Догоняю, -  подтвердил смышленый бесчинный.
-  А насчет знамения – это он тебя на понт взял 
Молодой бесчинный опять скорчил недоуменную рожу.
Довольный Младший пояснил ему:
-  Ну, значит, обманул. Не может он крестное знамение наложить. Он ведь не из верхних слоев? А в нижних они не могут руку поднять для крестного знамения, тяжесть слоя на них давит. А то бы они тут устроили нам…
Между тем Иван, начиная робеть, продвигался вглубь шалаша.
Большой Бес сидел перед компьютером с блаженной улыбкой на морде и разговаривал, по- видимому сам с собой:
-  Слышь, как спикають?  Мат-перемат и сбоку бантик! А какие  клевые мессиж…как их? Мессанжи посылают…
Он взглянул на Ивана и поперхнулся:
-  А ты откуда здесь нарисовался?
Иван откашлялся и без обиняков заявил:
-  Надо встретить внука. Он здесь сирота получается. Отец и мать еще в Дольнем, и бабка тоже. Так что кроме меня встречать его некому.
Большой Бес почесал подмышкой:
-  Я тут всем велел компы поставить, так они вместо дела в игры повадились играть. Совсем службу забыли, улы-палы. Пропустили тебя без докладу. Урою гадов. Так ты там про что флудишь?
-  Насчет внучонка я.
-  Угу. Подавай прошение. Догоняешь? Забьем условия…
-  Да некогда волокититься, - всполошился дед. -  Вот он я, весь тут, говори, что потребуешь, исполню.
-  Да что с тебя взять, ты и так в третьем слое.
-  Во втором, - буркнул дед.
- А я говорю – в третьем. И впрямь там окажешься, если будешь вякать. Но так и быть, внучонка встреть.  Встреть и приведи его к нам, - и бес захохотал во всю пасть.
-  Зачем к вам, он чист, как ангел, - вскричал дед.
-  А ну, заткнись, чтоб никаких ангелов, тьфу-тьфу, при мне не поминать! – и концом хвоста он утер нос и рот. И, грозно глянув на Ивана, продолжил:
-  Чист, говоришь? Но ведь украл?
- Неправда это, неправда, господин Бес, - Иван боялся испортить дело и решил быть повежливее. – Мальчонка не крал. Вранье это все.
- Неважно. Можно и соврать. Тем более, что пятно положено. Положено? Вот пусть и отмывает. У нас.
-  У вас отмоешься, - проворчал дед.
-  Сказано, заткнись. Вот такие условия. Усек?
Дед горестно кивнул.
-  А у нас будет хоть один симпатичный бесенок. А то все уроды какие-то. Согласен? Иначе смотри, опустим еще ниже.
- Согласен, куда деться, - опять кивнул дед. Он с трудом передвигая ноги, выбрался из бесовского шалаша и,  получив от охранников пару плетей по спине, медленно поковылял к Ангелу.
- Э, да ты совсем никудышный, -  поспешил ему навстречу Ангел. - Давай, собирай прану. Есть тут у тебя какие друзья-приятели? Пойдем к ним. 
Дед Иван обратился к обитателям Страдалища и, склоняя голову перед каждым, говорил просительно:
-  Ради Павлика… Ради Павлика…
Соседи Ивана, тоже отягощенные души, отбывающие здесь наказание, поддержали Ивана, передав ему часть своей небогатой светлой энергии. «Ради Павлика», - говорили они, несмотря на то, что сами начинали спускаться ниже.
- Спаси вас Бог, спаси вас Бог, вам зачтется, - благодарил их Ангел, - но пока придется потерпеть.
Однако нашелся-таки один гад, который под шумок подсунул Ивану часть своих грехов, и приподнялся немного.
- Ах, ты, гнида! – заметив это, возмутился Василий, друг Ивана. – Я с тобой разберусь сейчас!
И у них началась потасовка, но Ангел подхватил Ивана и потащил его вверх.
-  А тебе первому поможем, - крикнул он Василию. – Но потерпи пока.
Так или иначе, Иван с помощью Ангела смог подняться в Олирну и с трепетом  стал ожидать появления Павлика.

Павлик появился из тумана, робко озираясь вокруг, готовый заплакать в любую минуту. Но яркий и радостный свет, озарявший местность,  немного успокоил и обрадовал его.
-  А где мама, где все? – готов был вырваться у него вопрос. И опять жуткое одиночество охватило его.
Эти резкие переходы от тоски к радости, и снова к  тоске обессилили его. Он все-таки упал на колени и тихонько жалобно заплакал.  Бедный сиротинушка!
Однако Ангел и дед Иван уже спешили к Павлику, радостно приветствуя его. Волна тепла подхватила и подняла ребенка.
-  Ты кто? – спросил он Ивана.
-  Я твой родной дедушка, дорогой ты мой.
-  А, я помню. У бабушки есть фотография в коробочке. Ты там веселый и в шляпе. Почему ты не жил с нами? – спрашивал успокоившийся Павлик.  – А где  мама, где бабушка?
Дед прижимал Павлика к себе, все более ощущая теплоту взаимной любви и доверия. И тень сожаления легла ему на лицо. Сожаления о тех днях, когда они с Василием на золотых рудниках Сибири вели развеселую мошенническую жизнь, а в это время вдали от него рос этот чудесный мальчик, его внук, за светлую улыбку которого он отдал бы теперь все золото Сибири.
-  Не горюй! И бабушка, и мама придут сюда тоже. Придут потом, позже.  И папа тоже.
При этих словах Павлик сжался. Дед Иван опять обнял его и беспомощно посмотрел на  Ангела.
-  Не пугайся. Он любит тебя. И он будет совсем другой, ты увидишь, - успокаивал Павлика Ангел-хранитель. – А теперь пойдем, я провожу тебя.
-  Куда мы пойдем? – робко спросил Павлик.
-  Мы пойдем в школу Ангелов. Ты будешь там жить и учиться, а потом сам выберешь себе место в мире Горнем. Может, будешь как я охранять кого-нибудь. – Однако он не стал развивать эту тему, почувствовав все-таки укор, что не смог сберечь Павлика. И опять горько подумал: «Разжалуют, наверное».
Дед Иван между тем, смахивая слезы, помахал им вслед.
-  Молись за меня, внучок. Мне еще долго пребывать там, внизу. Но когда-нибудь мы встретимся в светлых кущах. Я буду стараться.
И он медленно стал опускаться вниз, пока не скрылся из виду.
-  Я помолюсь за тебя. Обязательно, – крикнул ему Павлик.
-  Ну вот, скоро и я с тобою расстанусь, - грустно сказал Ангел-хранитель, гладя Павлика по светлым кудряшкам.
-  Почему? – огорчился Павлик. – Я не хочу. Не надо, я не отпущу тебя.
-  Да нет, мне не разрешат.
-  А как же я? Ведь я полюбил тебя, я не хочу, чтобы ты уходил.
Ах, эти волшебные слова любви. Они способны изменить мир.
-  А может и не разжалуют, - подумал Ангел, обнимая мальчика.
Он подхватил Павлика, и две светлые фигурки воспарили куда-то вверх, где туман становился все светлее и прозрачнее.



Р11

Но нет никакой прозрачности  в торсионных полях. Просто «темная материя» какая-то. Чем глубже входишь в тему, тем сложнее разобраться.
Мы говорили о правом мире, о правых полях и вихрях. И так хорошо складывался у нас правый мир! Но недаром говорится: «Мир не прост, совсем не прост!»
Вот почитайте Гурвича. Похоже, открытое им биологическое поле, поле формы и то биополе, о котором говорили мы раньше, отождествляя его с «аурой» восточной медицины – это не совсем одно и то же. Последователи учения А.Гурвича провели множество  экспериментов по определению полей  организмов. Если коротко изложить суть исследований, то надо отметить главное – нет на Земле чисто «правого» мира. Есть организмы с правой активностью клеток и есть организмы с преобладанием левой активности. Причем в обоих случаях присутствуют  и правые и левые клетки. Да и как же иначе! Нельзя забывать о стереоизомерии: все жиры и углеводы являются правыми стереоизомерами  (правовращающими, отклоняющими плоскость поляризации световой волны по часовой стрелке), а все белки – левыми стереоизомерами (левовращающими, отклоняющими плоскость поляризации световой волны против часовой стрелки).
Однако, заметьте, речь идет  о световой волне, то есть об электромагнитных колебаниях. Но мы знаем, что торсионное излучение – отнюдь не электромагнитное. Поэтому требуется внимательное разделение всех составляющих биополя.  Попробуем разобраться.
Итак, по утверждению исследователей, в организме присутствуют представители и правых, и левых полей, но какой-то тип преобладает. Формирование левого или правого типа биологического поля начинается с момента зарождения эмбриона и протекает под влиянием характеристик поля формы окружающей среды, то есть в зависимости от диссимметрии левизны и правизны в поле формы Земли на той широте, где идет формирование эмбриона. Ведь Земля, как вращающийся объект, имеет свое собственное поле формы, скажем, правое в северном полушарии и левое – в южном. Это можно видеть по тому, как закручивается в воронку стекающая  из ванны вода – по часовой стрелке в северном полушарии и против часовой – в южном.
Поэтому у человека с правым типом биологического поля, уроженца северного полушария, преобладают клетки с правым полем, причем, в верхней части тела, а левые клетки – в нижней части тела, и при этом в целом их меньше.  Уроженцы южного полушария, наоборот, имеют в верхней части тела преобладание клеток с левой активностью, а в нижней части – с правой активностью, причем в целом преобладают левые формы. То же касается любых других биологических объектов. Возможно, поэтому не всегда удаются опыты по воздействию правого торсионного поля на растения для поднятия урожайности. Левые организмы не воспринимают это воздействие как благо. Этот вопрос, однако, еще требует тщательного изучения.
Начаться это изучение должно с анализа и систематизации того, что уже известно. Не надо говорить о биополе, как о чем-то едином, однородном. Наличие нескольких астральных (полевых) тел должно настораживать нас. Пока что установлено, что клетки, как и организм в целом, излучают поля двух типов: митогенетическое поле – это электромагнитное поле высокой частоты имеет левую или правую поляризацию;  митотическое поле – поле неэлектромагнитной природы (предположительно - торсионное поле), оно определяется формой клеток и также может быть левым или правым. Не надо складывать в одну корзину результаты исследований митогенетического поля (электромагнитного) и митотического поля (торсионного, скорее всего правозакрученного).
Пока что констатируется, что на планете Земля проживает приблизительно столько же людей, обладающих левосторонним биологическим полем (L-тип по Гурвичу), сколько и людей с правосторонним биологическим полем (R-тип). Живые объекты, в том числе и человек, с рождения могут иметь биологическое поле с левой или правой векторальностью. Клетки под действием различных факторов могут менять вектор излучения своего биополя или возвращаться в первоначальное состояние, порою независимо от воли самого человека, например, под   воздействием сильного стресса или пребывания в геопатогенной  зоне, либо развития тяжелых патологий. Иногда это может закончиться возникновением такого  заболевания, как шизофрения. Таким образом, изменение биологического поля под воздействием различных внешних или внутренних факторов всегда приводит к изменению состояния организма; в свою очередь изменение состояния организма обязательно отражается на состоянии биологического поля.  Но во всех процессах, происходящих в организме электромагнитному полю отводится вторичная роль. А поле, играющее первую скрипку, требует очень подробного изучения. Поэтому проявления электромагнитного поля, его оптической поляризации,  которая существует на низшем, на физическом  (материальном) уровне биологического поля, следует отделять от  проявлений торсионного поля, где главенствует тонкоматериальная составляющая. Вот эту границу и следует  четко обозначать при исследованиях.
То есть, это касается высших астральных тел, начиная с ментального, исследование которых затруднено из-за отсутствия:
- понимания самой проблемы;
- готовности учета наработок приверженцев восточной медицины;
- приборов и методик для каких бы то ни было измерений на столь тонком уровне.
Пока известно, что биополе – это сложная многоуровневая структура, состоящая из нескольких астральных тел, отличающихся по частоте, скорости, моменту вращения и, конечно, по их пространственной структуре, но все это на уровне дедуктивных построений. То, что достигнуто на сегодняшний день в изучении биополя, касается прежде всего низших астральных тел, видимо, эфирного и причинного. Остальные астральные тела пока недоступны для исследований. Так что кроме данных из восточной медицины нам пока не на что опереться. И почему бы не воспользоваться богатой практикой современной китайской медицины? Они-то ведь не игнорируют древние знания.
Но более всего нас интересует не то, что создается внешними условиями – полем Земли, генами от родителей, традиционным воспитанием, а то, что зависит от самого человека, от его воли и сознания, то есть тонкополевых проявлений  биополя. Это то, что Восточная философия называет кармой – вполне разумным построением, личностью. Хорошая карма строится  благими делами, добрыми поступками, любовью к ближнему. То есть в нашей терминологии это в основном правозакрученные структуры, которые человек непрерывно наращивает и упорядочивает в течение своей жизни.
Бывают и срывы, ссоры, проявления нелюбви и даже ненависти к кому-то. Нам кажется, что нападая на человека с бранными словами, а иногда и с кулаками, причиняя ему боль и зло, мы  стараемся проучить его и наказать по делам его. Однако, как при этом завихряется наша собственная карма – и все влево, влево! Эти левые вихри тоже как-то встраиваются в нашу карму и отдельные ее участки тяжелеют. То есть элементарные частицы в нашем биополе взаимодействуют между собой и, видимо, преобразуются в более тяжелые. Если уходить еще более в глубь физических обоснований, то вспомним, что Эйнштейн называл  элементарные частицы сгустками поля. Следовательно, происходящие между ними реакции – это взаимодействие полей, которое в иных случаях и приводит к утяжелению кармы. А в результате? Какими мы создаем себя здесь, такими и приходим ТУДА.  Что меняется-то? В нас уже ничего мы не можем изменить и, имея свободу воли, ведем себя так, как вели бы здесь. Но … там другие внешние условия, жестко предопределенные физическими законами.
Например, «взвешивание» грехов. Может быть наивно, но на практике легко представимо – закон пазла. Встраивайся только туда, куда позволяет твоя структура. Обитаешь в слое, где уравновешивается твоя карма. Если ты милосерден, может быть даже поможешь кому-то, отдашь часть своей праны. Но как при этом изменится твое собственное положение, кто знает? Если тебя помнят, то прана придет. Тонкий мир – это мир, где любое послание всегда и безошибочно находит своего адресата, будь то светлая прана или тяжелые и горькие проклятия обиженного тобою человека.
Дело в том, что добрые послания, помогая ушедшим, просветляют и собственную карму пославшего. Вспомним свое состояние, свои очищающие слезы и тихое светлое сожаление об ушедшем. Душа скорбит в тихой печали, но умиротворяется. А вот наши темные и злобные послания (мысли об умершем как о злодее) – они утяжеляют нашу собственную карму. Да, ему, нашему врагу, будет хуже – непременно. И может быть осознание этого как-то удовлетворит наше чувство мести, уменьшит нашу боль, которую он нам причинил когда-то. Но при этом мы так сильно отягчаем свою собственную карму, что при любой силе проклятий в адрес нашего врага, мы все равно никогда не добьемся полного удовлетворения. Нас постоянно будет снедать чувство неутоленной мести. Потому что методично опуская своего недруга на Дно, мы все более и более отягчаем собственную карму. И это давит и давит на нас. Только преодолев себя и начав молиться за своего недруга мы, может быть, обретем покой и своей собственной душе.
Но…. Слаб человек!
«Господи! Я не могу простить его. Это выше моих сил. Но Ты, Всемилостивый, Ты прости его и даруй ему покой. И прости меня, Господи, за то, что я пока не готов простить его».



С14

А не запахло ли опять свадьбой?
Георгий Алексеевич человек настойчивый. Он опять звонил Анне Дмитриевне, приглашал к себе. Дежурно пожаловался на свой холостяцкий быт:
- Знаете, все-таки без женской руки… Дом – не дом.
Анна искала предлог для отказа, но у него был беспроигрышный вариант. Он просил ее об одолжении. Дело в том, что приближалась очередная годовщина  Дня Победы, и корреспондент местной популярной газеты дал о нем неплохой материал, столбца на два. Георгий Алексеевич хотел купить несколько экземпляров, поискал у себя в окрестных киосках, но газеты нигде не оказалось. Ведь прошло уже несколько дней после выхода номера. Так ли, не так, но он просил Анну посмотреть у себя в микрорайоне, может где залежались два-три экземпляра. Очень хотелось послать сестрам в Казахстан и на Украину, да и показать внукам и своим знакомым.
Анна пообещала. Но видимо, время и впрямь было упущено, старых газет в киосках, куда она обращалась, тоже не было. Какая-то добрая киоскерша надоумила ее съездить в редакцию. Пришлось тащиться через весь город. В самом деле, там нашлась немалая стопка газет прошлых выпусков . Анна купила пять экземпляров по сниженной цене. И в один из дней, договорившись с  Георгием, повезла газеты.
Он встретил ее в тесной прихожей, сразу обнял ее и сердечно расцеловал. «Огурчики, помидорчики, дядя тетю прижимал в колидорчике». Он любезно пригласил ее к чаю. Ну, нашлась бутылочка крепенького и приличная закусь.  Оба не бог-весть какие выпивохи, и после  двух-трех рюмочек раскраснелись и развеселились.
-  А что бы это нам не потанцевать? – пригласил Анну Георгий.
И под томное медленное танго они стали плавно двигаться на свободном двухметровом пятачке  комнаты.  Анна лет сто не танцевала, а музыка расслабляла и томила. Георгий все крепче прижимал Анну к себе, улыбался чему-то и приговаривал:
-  Ишь, ты, надо же… Хорошо все-таки, да? – он чувствовал в себе какие-то отзвуки молодости, и руки его скользили все ниже по талии Анюты. – Ах, хорошо, правда, хорошо? – говорил он, улыбаясь. 
Анна не останавливала его.
-  Ай да Жорик! Вот шалунишка, вот озорник. Ишь как разыгрался! – ей было даже интересно, как далеко он может зайти. А с другой стороны, она так давно не ощущала теплого прикосновения ласкающих мужских рук…
Он в ритме танца увел ее в соседнюю комнату – крохотную спаленку. Там, на фоне шкафов с книгами и темного ковра на стене, призывно сияла белоснежными простынями  семейная кровать.
-  Я даже белье поменял, не думайте, -  вдруг мягким полушепотом сказал Георгий и опять усмехнулся.    «Может, над собой» - подумала Анна.
Ситуация все-таки забавная, если учитывать их возраст.  А собственно, что забавного? Ведь «любви все возрасты» …  И почему-то мелькнул образ Валеры, молодого. статного, на фоне сияющей солнечными бликами речной волны. А Георгия она не знала молодым. Судя по фотографиям, тоже был хорош.  Она сохраняла полный контроль над собой. Да и не требовалось особых усилий. Нынешний Георгий не возжигал ее. А может и впрямь – возраст? Старая ты чурка! Хотя она игриво позволила ему прогуляться ладонью по своей груди и снова поцеловать в щечку. Но под последние аккорды танго она все же направила его в другую комнату. Может, он что-то понял, может, просто погас, но закончилась музыка – закончился дурман.  Вскоре она уехала.
Как бы там ни рассматривать это приключение, но все же это лучше, чем старческие разговоры о болезнях. Так что, зажигай, Анна, ты еще имеешь шансы!
Однако Валера не только не ловил никаких шансов, но просто ушел в тень.  Он не звонил, не отвечал на письма, и как он там вообще существовал, было неизвестно. Анна колебалась: то ли написать еще письмо, то ли показать, что она обиделась и замолчать на время.
А пока решила заняться бумагами. У нее накопилась целая куча записей в тетрадках, блокнотах, просто на отдельных клочках, рекламных листочках и старых квитанциях. Все ящики забиты, пора почиститься.
Она поставила тазик на кафельном полу в ванной и зажгла мелкие бумажки. Потом стала подкидывать туда блокнотики и тетрадки, раздирая их на листочки. Бумага закручивалась, чернела, вспыхивала и сгорала, обращаясь в легкий серый пепел. Так пропадали чьи-то мысли и слова, умные, продуманные фразы, чьи-то советы и призывы, чья-то жизнь, в конце концов, подытоженная в уединении зимних вечеров, в одиночестве и печали… Анна задумалась, глядя на беспощадный огонь. И вдруг очередная тетрадка, медленно разгораясь, стала поднимать листки, изгибать их и закручивать в пламени. Но Анне в какой-то момент показалось что-то необычное. Ну да, не ровный уголок листа, а как-то знакомо оторванный. Обжигая руки она выхватила тетрадь, тряпкой загасила горящую страницу. Без уголка. Конечно же, тот самый лист. Хорошо еще, что не сгорел совсем.
Ну, и что тут? Мысленно приставила обрывок клочка с надписью, которую помнила наизусть вместе со знаками препинания. Итак: «Однако следует по…вернуться к матери-» то ли тире, то ли перенос на следующий лист.  Ага, а там что?  Там много обгорело, верхний край покоричневел. Какое продолжение? Не очень-то и разберешь, но вроде бы «ализму, чтобы». Далее коричневое все более переходит в черное: «чтобы понять суть»… - поди, разберись, что это за «ализму», пойми суть! Мммм… Хотя, стоп! Это не слово «матери», а часть слова с переносом на следующую страницу. Получается «повернуться к матери-ализму»… Это уже осмысленно.
Вот так получается. Хотя тоже с изрядной долей мистики.  Когда Анну очень уж заносило в ее фантазиях, появлялись намеки, что пора-мол, дескать, повернуться к материализму… Как это «повернуться к материализму», когда путешествуешь по реалиям потусторонности? Там тоже материализм. В каком-то смысле.
Путешествие по листу Мёбиуса, вот что это, скажу я вам.  Устраивает?



Т13

А там, за туманом, в Синклите идет напряженная работа. Из миллионов и миллионов душ человеческих надо выбрать и подготовить к воплощению те, которые смогут стать светочами человечества (поэтами, философами, художниками или, может быть, религиозными деятелями, возможно, политиками, военачальниками), способными повести за собою массы народа, оказать влияние на их духовное развитие, вдохновить людей если не на подвижническую жизнь, то на благие дела и поступки, не дать уснуть  ни совести, ни разуму людей. И в течение многих лет готовят и создают личность (монаду) с великими задатками, но как выбрать необходимое воплощение для этой монады? Она попадает в физическое тело, выпестованное животной эволюцией, подверженное эмоциям и страстям, которые заставляют его поступать неким неожиданным и непредсказуемым образом  (свобода воли, предусмотренная Божеским предначертанием!), а им из Синклита остается только созерцать последствия этой деятельности и пытаться, по ходу дела, корректировать ситуацию, насколько это возможно. Никто не может предугадать, какая получится комбинация генов родителей и насколько она будет влиять на поведение данного физического индивидуума. Монада не забывает о своей стратегической задаче, но выбор тактики определяется темпераментом, интеллектом, воспитанием, образованием и настойчивостью не только ученика, но и учителей, а они – увы! - живые люди с теми же зависимостями от своих физических качеств и жизненных обстоятельств.
То ли дело каждодневная рутинная работа общин – посылать обычные души с несколько отягощенной кармой  снова в мир Дольний. Для них даже особого подбора родителей не требуется. Правда, сами  просветленные не очень-то соглашаются вернуться туда, ведь чаще всего мир Дольний оборачивается для них миром невзгод и страданий. Но общее правило: вольному – воля! Помочь своей Земле, своей стране – твой выбор. 
А вот в нижних слоях всегда удается подобрать достаточно грешных душ, они чуть ли не в очереди стоят за следующим воплощением, лишь бы вырваться из миров Возмездия.  Но тут все-таки надо присмотреть для них надежных родителей, чтобы те сумели хоть как-то воспитать своего дитятку, дать ему правильное  направление с детства. А потом он и сам нащупает истинный путь и сумеет поправить свою карму.
Но нынче много грешников поступает в Адские Горельники, просто потоком идут. Большой Бес, пресыщенный гаввахом, иногда изгоняет партию выжатых как лимон, грешных душ, уже надоевших всему бесовскому отродью. А куда их девать? Наверх они подняться не могут, карма все-таки тяжела, но однако не настолько, чтобы  скинуть их на Дно. Вот они и болтаются между слоями как мусор. Так пусть лучше катятся в мир Дольний. Никуда не денутся, опять нагрешат и снова заявятся – плотненькие, набитые грехами. Вот где свеженький гаввах-то! Вот где тешатся бесы! Их не интересует ни судьба грешных душ, ни, там более, их очищение.
- Пусть святая братия этим занимается. Уж сколько веков! – Большой Бес назидательно втолковывал своим слушателям – двум Средним бесам и кучке Младших бесов, слушавшим его, разинув зловонные пасти. Остальные – бесчинные бесы (то есть не дослужившиеся до звания) толпились за дверями шалаша и подглядывали в щели ОффисСа.
- Вот. Во веки веков занимаются. Да не больно-то они преуспели. Ишь,  крутятся… Давайте, давайте…
Младшие дружно загалдели:
- Да мы своего не упустим. Наши дела неплохи и здесь, а уж на Земле…
Но Большой Бес перебил их брезгливо:
-  Тьфу, тьфу! Что за слово такое «дела»? Скажите еще «заботы». Это не для нас. Нам бы гаввах сосать, да трубку покуривать, - и он лениво повел грязной мохнатой лапой, давая старт.
По этой команде Младшие бесы  погнали, словно стало баранов, с десяток грешников к черным скрипучим воротам  и вытолкали всех взашей на каменистую площадку. Бесчинные бесы дергали и щипали бедолаг и толкали их в бока, пока подоспевшие пастыри общин не подхватили всех и стали поднимать в нижние слои Просветления. Там исстрадавшиеся души впервые за долгие десятилетия, а то и века, вспоминали, что они люди, включались в повседневную жизнь общин, старались изо всей мочи и постепенно просветлялись. И в свое время отправлялись они в мир дольний, воплощаясь в новорожденных, пока безгрешных младенцев. Вот он пришел к вам, похожий чем-то на папу, чем-то на маму. Вы будете с любовью рассматривать его, с умилением отыскивать знакомые черты – цвет глаз, волос, форму губ, носика – все ваше, все родное…  Но каков он на полевом уровне? Кто скажет…
Но все мы дети единого отца Господа Бога Нашего. Родители, да пребудет в вашем сердце любовь и жалость. к своему дитю,  да не оставите вы его попечением своим и заботой, и воссияет над вами доброта мира Горнего!
В Синклите же рассматривают кандидатуры, предложенные от общин, для выполнения особых задач, а иногда и  исторической миссии. Конечно, в общинах «болеют» за своих, молятся о них, даже готовы поделиться праной.  Но все решает Синклит. Алоис издали заметил понурую фигуру Никодима, стоящего на коленях в тиши зеленой рощи.
-  Блаже Никодим? Чем опечален, за что молишься? Разве дела твои плохи?
-  Желают оставлять лучшего.
-  Блаже, - мягко поправил его Алоис, - Оставляют желать. Желать лучшего, так?
-  Вот и я за улучшение радею. Хотя и жаловаться грех. Просто время наше не подошло, да его не поторопишь. У него свой ход. 
Алоис удивился:
-  А что тебе время-то торопить, мы ведь в вечности, блаже Никодим. Нам что вчера, что завтра – все едино.
-  Нам-то да, а вот там, на Земле… - мрачно возразил Никодим. – Видишь, как жить стали? Словно закатные дни Римской империи. Грехи кругом. Прелюбодеяния, мошенство, убийства и войны. Где женский род, где мужеский  - перемешались все, трансвеститы убогие. И почему их не отправят в общину матушки Софии? Там бы у них все нутро разглядели, как в микроскопе…
-  Ну, не расходись, не все так мрачно. Ты-то что хотел бы изменить?
-  Да вот хотел предложить Синклиту Михаила послать с миссией.
-  Это того ротного что ли?
-  Его. – Никодим выжидательно посмотрел на Алоиса.
-  Кандидатура очень подходящая, - одобрил тот. – И характер – кремень, и ум при нем. Но ведь его нет здесь, в нашем  Затомисе.
-  Вот в том-то и беда, что он пока в других эмпиреях.
Алоис покачал головой:
-  Ну, не только это. Ты и сам понимаешь, что откажет Синклит. Рано ему. Ведь только семьдесят лет прошло, как он из Дольнего пришел. Рано, рано, сам понимаешь, блаже.
- Понимаю, - опять помрачнел Никодим.  – Да уж больно хороша кандидатура. Правда, времени в обрез, подобрать родителей еще надо.
- Вот и сам видишь, что торопишься. Сначала родителей подбери,  да не одну пару, посмотришь потом, какие лучше подойдут. Это тоже хлопотная работа. А не обеспокоишься, так загубишь своего Михаила, сам пожалеешь.
-  Что верно, то верно, – несколько остыл Никодим. Но уж больно он мне по душе, – он мечтательно призадумался. – Зато как заберу его из Туманности Андромеды, так никуда больше не отдам. Он на Земле нужен. А ты, блаже Алоис, подготовил кого-нибудь от своей общины?
-  Да такая же беда, блаже Никодим. Есть отличный кандидат, по задаткам просто мог бы стать совестью нации.
-  И что?
-  Да вот тоже рановато. Хоть уже сто с лишком лет прошло, но это еще не те сроки.
Он оживился, припоминая:
-  Я тебе как-то рассказывал про начальника станции Ашитково, помнишь, про раба Божия Сергия. И умный, и милосердный, и справедливый, ну, все при нем. А но натуре – это чистое воплощение совести. Как раз то, чего им там всем нехватает по нынешним временам.  Но родителей тоже пока не подобрал. Есть пара на примете. Давние, еще со времен Великого Новгорода. Подумываю о них. Но в Синклит пока не докладывал.
-  Синклит мудрый, а каждый раз объявляет: давайте кандидатов, давайте достойных.
-  Ну как же не объявлять, блаже Никодим? Ведь надо обозреть, опросить миллионы и миллионы душ. Не все хотят обратно в земную юдоль. Как ни говори, в ней все же больше страданий, чем благодати. – Алоис провел рукой по лицу, как бы стряхивая какие-то воспоминания.
-  А у тебя, видать, есть и покрепче печаль. Какие заботы?
- Да Ольга пропала… - Алоис опять вздохнул.
-  Как пропала? Разве такое бывает? Либо в Дольнем, либо в Горнем  - tertium non datur, - щегольнул латынью Никодим.
-  Нету в Дольнем, а здесь я бы не мог пропустить, я бы встречал.
-  А вот говорил тебе, когда отлучаешься – предупреждай. Тебя  же в Западный Затомис  посылали? Было?
- Был случай.
- А она, может, в это время и вернулась со своего Сириуса. Так что ищи здесь.
-  Уж и не знаю, где искать. Разве что у бесов? Нет, это не для Ольги. Она не могла себя так попустить.
-  Э, как знать, бесы не дремлют. Великий соблазн сейчас распространился во всех мирах.  Соблазн легкой жизни, греховных утех.
-  Да, помельчали люди, - согласился Алоис.
- Мамона их всех пленил, – резюмировал Никодим. -  В нашем Российском Затомисе отродясь такого не было. Вот, говорили, и в Западном Затомисе  недавно Святый Франциск Совет созывал. Тоже решали, как мир спасать.. У них, поди, благих душ поболе нашего наберется. Вся Европа и Америка под ними. Которые католики.
- Знаю, знаю все подробности. Как говорится, из первых рук. Конечно, у них гениев человеческих немало. Столько веков под ними прошло,  такое количество просветленных душ взлелеяли. Поле Мудрости во многом за их счет пополняется.
- Ну-ну, блаже, не скажи. Наша доля тоже немалая, весь мир признает это. Так что, думаю, можно кого-то из мудрых послать. Из  подвижников-то? – гнул свое блаже Никодим. – Земля-то стоном стонет.
- Не рачительно это, блаже, - успокаивал его Алоис. – Ты подумай сам, кто здесь-то останется? Новенькие приходят – и все в Страдалище, в Страдалище.  Отправим подвижников и ученых на Землю, а у нас-то кто останется. Да мы просто своими руками оголим все Поле Мудрости, пробьем в нем невосполнимые бреши. А там и так свободных рук нет, все при деле: наставляют Ангелов-хранителей для земных своих подопечных, убирают тернии, раскиданные бесами на их пути, да мало ли чего приходится делать? А главное, озаряют высшим знанием тех достойных тружеников, кто добился этой награды свыше.
- Озаряют, конечно. Любимчиков своих. Кому яблоко на голову пошлют, кому сон пророческий покажут, а кого и наяву озарят… Ньютон, Ломоносов, Тесла, Менделеев…
-  Ох, разошелся. А ты разве не радеешь своему Михаилу. Не печешься о нем? Так и другие порой делают.
-  Делами благость растет, знамо дело, - постепенно утихая, заметил Никодим.
-  Да не хмурься ты, блаже. Время придет и для Михаила.
Время, время, беспощадная субстанция, и нет ему никаких законов, кроме самого себя.



Р12

Время… Где оно содержится и кто его отсчитывает?
В индийских ашрамах Учителя и Гуру из поколения в поколение хранят древние тайны. Когда-нибудь они, наконец, раскроют их для человечества. Как они узнают время, когда можно будет поведать это старинное знание людям? Они отвечают: «Люди еще не готовы принять мудрость древних Учителей».
В самом деле – взгляните на мир. Как ведут себя люди. Порою это дети неразумные. Все для себя, все о себе: «Это мое! И это мое, отдай!»  На, на! Все твое! Возьми. Но не в деньгах счастье. Мы-то разумные люди, мы, конечно, согласны, что не в деньгах счастье. Когда они есть, верно? А если их мало или их ваще нет? И бушуют войны, и льется кровь. Действительно, мы еще не созрели для того, чтобы думать не обо всем человечестве в целом, а о каждом из нас, пусть даже не таком, как мы.  Вот об этом, например, с раскосыми глазами. И об этом, таком смуглом, с черными кудрями. Обо всех других-разных. Мелки мы пока для этого. Не все, не все, согласна. Иначе мир стал бы совсем невыносимым. А еще, Слава Всевышнему, есть люди, отдельные личности, превосходящие остальных «на голову». Мыслители, ученые, подвижники. Может быть их усилиями человечество раскроет многие тайны Мироздания, его высшие цели.
Но энтропия растет. Неумолимо растет, и «стрела времени» мчится сквозь Космос к неизвестному нам грядущему.
«Запас энергии Вселенной иссякает, мировая машина сбавляет обороты, приближаясь к тепловой смерти, и ни один последующий момент времени не тождественен предыдущему. Время обладает направленностью, это улица с односторонним движением. То, что было вчера уходит в прошлое, а то что будет завтра невидимо из сегодня, так как находится за забором будущего. Время необратимо».
Но есть предупреждения об ожидающем нас будущем, есть предсказания. Христианские пророки предрекли: «Грядет Апокалипсис, наш мир исчезнет». Неужели навсегда? Неужели насовсем? Иоанн Богослов не говорит об этом. Тишина и молчание. А по некоторым источникам (восточным, конечно – вот кладезь мудрости!) мы сейчас живем в День Брахмы, который продлится многие миллиарды лет. Но он закономерно сменится Ночью Брахмы, и она тоже продлится миллиарды и миллиарды лет. Но что будет в Ночи Брахмы? Куда денемся все мы и куда канет мир? Об этом нигде и ничего. Даже великая восточная мудрость молчит. Конечно, можно что-то предполагать, что-то предугадывать, но…  Че гадать-то, бездарь? Сказано – тишина и молчание, вот и угомонись. Наслаждайся днем сегодняшним и не думай ни о чем таком, не засоряй головку.
Но люди копают и копают, все глубже постигают науку, развивают искусства, совершенствуют себя посредством спорта. Для чего? А им надо знать, как все устроено  в мире, в природе, в человеке. Это стремление заложено в нас изначально и оно неистребимо. Зачем, кому это нужно, если все полетит в тартарары?
А люди создают шедевры высокого искусства, услаждают себя великолепной музыкой, рассказывают нам со сцены о страданиях и думах людей, великих или простых смертных,  для чего? Чтобы пробудить в нас сочувствие, сопереживание и приобщить к миру неожиданных идей,  которые может быть, без этого никогда бы и не посетили нас.
И люди проверяют себя снова и снова, соревнуясь в скорости, выносливости, ловкости, переживая при этом острые ощущения победы или поражения, без которых жизнь была бы неполной.
Разве кто-то заставляет их делать это? Скажите – кто?  Не знаем.  Видимо, такова натура человеческая, такими мы созданы и выпестованы (кем?), такими и существуем (для чего?).
Однако, упорное стремление всех религий, всех древних знаний обучать людей добру, нравственности заставляет думать, что это имеет свою великую цель – сохранить душу человеческую, а следовательно и наше энергоинформационное поле – Поле Мудрости, наработанное многими поколениями человечества, сохранить и приумножить. Возможно, оно не пропадет и в Ночи Брахмы, в этой загадке Мироздания.
Да и сам человек пока еще неразгаданная загадка. Это очень сложное устройство, за что ни зацепись: хоть кожа – многослойная защита от внешних воздействий; хоть печень – целая фабрика по переработке ядов, нечаянно попавших в организм; хоть глаз – система, преобразующая световые сигналы в образы, ну, уж, а мозг – что говорить?
Мы знаем две великие Вселенные. Первая – это Космос. Огромный, неохватный по размерам, полный тайн, которые еще не разгаданы нами. Он живет по своим строгим законам, которые мы постепенно постигаем, понимаем и восхищаемся бесконечным, в чем-то разумным механизмом…  Но в силах ли мы его постичь? Вторая Вселенная – это наш мозг, человеческий мозг, не такой уж и неохватный по размерам  (однако, способный вместить в себя весь Космос),  и он тоже   своего рода Космос, полный тайн. В силах ли мы постичь и его?
Но может быть эти две задачи связаны между собой и, решая одну, мы приближаемся к познанию второй?.
Это и подтверждают современные исследования торсионного поля. Как пишет академик А.Е.Акимов «физической природой Абсолюта и физической природой Сознания является торсионное поле. В результате оказывается, что природа позаботилась о том, чтобы мы имели возможность прямой связи с Абсолютом» (энергоинформационным полем). «Признавая торсионную природу Сознания мы снимаем извечный вопрос философии: что первично – сознание или материя? Если доминанта природы сознания – материальное торсионное поле, то сознание и материя неотделимы, и вопрос «первичности» оказывается лишенным смысла».
В результате такого подхода  была сформулирована  физическая модель Сознания, содержащая две связанные структуры:  Сознание, которое ассоциируется с торсионным полем на уровне вещества мозга, и Сознание на уровне чистого поля – первичного торсионного поля Вселенной. При этом роль торсионного поля второго уровня, связанного с веществом мозга необходима лишь для управления и организации работы  интерфейса, которым как бы и является  мозг человека.  Таким образом, вся Вселенная  представляет собой СуперТВМ (торсионную вычислительную машину), в которой сознание каждого отдельного человека может рассматриваться просто как микромодуль  СуперТВМ  Вселенной.
Давайте немного отдышимся. Ни много, ни мало, но ведь революция творится прямо на глазах. Видимо, не все готовы принять такой подход к модели  Сознания. Но осмысливать вышесказанное предоставим  каждому самостоятельно, насколько это ему по силам  Можно просто принять к сведению или поискать доказательства в работах Г.И.Шипова, А.Е.Акимова и других исследователей торсионных полей.
Кстати о других. Исследования многочисленной армии ученых во многом продвигают нас  в познании этих всемогущих торсионных полей. Беда только в том, что эти исследования – как бы это сказать – не приведены что ли к общему знаменателю. Посмотрите, какое разнообразие, какой разнобой в трактовке и названиях наблюдаемых явлений. Это и «пустые волны», и «живой магнетизм», и «свободная энергия», и «продольные электромагнитные волны», и  «энергия пустоты», и «псевдомагнетизм», и «пондермоторные силы», и «тахионные поля»… Это и «Х-сила», и «N-излучение», и «М-поле», и «0-излучение», и «Z-лучи, и «Х-агент», и «Д-поле». И еще многое-многое.  «При этом у авторов всех этих исследований полностью отсутствует понимание спиновой природы наблюдаемых процессов» - отмечает А.Е.Акимов. А ведь даже при поверхностном ознакомлении с данными исследованиями сама напрашивается догадка о присутствии какой-то общей физической сущности во всей этой разнообразной феноменологии.  И на роль этой общей физической сущности более всего может претендовать торсионное поле.
Можно пока не спешить ввести в этот ряд работы Н.А.. Козырева по проблеме времени (как практические, так и теоретические). Его «Причинная или несимметричная механика» и его опыты с «зеркалами» настолько необычны и трудны для восприятия, что ученый мир в свое время не принял их. А сам Н.А. Козырев не успел завершить свою теорию, и она оказалась забытой, хотя опыты с «зеркалами Козырева» ведутся и по сей день. Но мы вернемся к этому несколько позже.
Теперь же напрашивается очевидное предложение: во всех вышеуказанных исследованиях (и им подобных) прежде всего следует отсечь торсионное поле, скажем, путем применения экрана с ортогональной ориентацией спинов и – пожалуйста, исследуйте то, что осталось, на наличие всех этих  «N» и  «Z» излучений, всех этих «пустых волн» и «пондермоторных сил».
Есть строгая теория физического вакуума и основной ее вывод: «в мире не происходит ничего, кроме кручения и искривления пространства». О, это великое пятое взаимодействие! Пятое по порядку открытия, но первое по своей роли и значению в нашем познании мира и места человека в нем!
Руперт Шелдрейк  сказал в свое время: «Понятие «поле» является сугубо служебным  и им можно и целесообразно пользоваться в тех случаях, когда оно может быть математически описано и достаточно хорошо известны его свойства и характеристики». Благодаря работам Г.И.Шипова  в области физического вакуума эти требования можно считать выполненными. Далее Шелдрейк замечает, что в области полей сознания эти условия не выполняются. А не поставить ли здесь знак вопроса? Именно в работах Г.И.Шипова и А.Е.Акимова  изложена новая точка зрения на сознание человека и его связь с энергоинформационным полем Вселенной – Полем Мудрости. Это возвращает нас к учению В.И.Вернадского о биосфере и, особенно, о ноосфере, в котором подтверждается идея информационного единства всего живого.
Более того, последние исследования наших и зарубежных ученых показывают, что запредельное существование человека есть продолжение его земной жизни и судьбы. Конечно, не все так просто. Не созданы приборы для регистрации информационного обмена человека и среды, не гарантируется повторяемость результатов в деталях, вследствие разнообразия психического типа личностей, вследствие того, что существует такое понятие, как «индивидуальность», а это и есть неповторимость. 
Но вывод только один – работать и работать, экспериментировать и исследовать. И объединять результаты. Не пахать в одиночку свое поле, а возделывать общее необозримое пространство торсионных полей Вселенной. И где-то там,  в просторах Мироздания наращивать наше энергоинформационное поле, то есть стремиться к слиянию с ним воедино, стремиться когда-то вступить в это содружество просветленных душ. Как хорошо сказано в Тибетской Книге Мертвых: «Слияние с Учителем, и через него неразделимое слияние с телами Абсолюта,  Блаженства и Эманации. Учитель растворяется в лучах света, которые входят в вас, и вы с ним становитесь неразделимы.  Бесконечное множество существ смотрят на вас, и их блаженство сливается с чувством единения с вами и всеми существами высшей реальности. Вы чувствуете бесконечно расширяющееся блаженство взаимопроникновения, непостижимость совершенной интеграции и чувство единства с высшей реальностью».
Когда это сказано? Много-много веков назад. И как это сказано? Как о высшем блаженстве взаимопроникновения, возможном только в порыве безоглядной, беспредельной любви – земной или небесной – выбирайте.
Для кого-то есть  Бог, для кого-то  Абсолют, для кого-то  Высший Разум. Вот это главное – в Мироздании есть Разум, иначе зачем было бы затевать всю эту вселенскую карусель? Так что мы сохранимся и в Ночи Брахмы, надейтесь.
Не бойтесь умереть, бойтесь согрешить, потерять и загубить душу в Колесе Сансары. Тогда вас не будет уже никогда. Нигде и никогда навечно. А те, кто сумеют исправить свою карму, они как-то встроятся,  найдут себе приют, пусть не в центре Поля Мудрости, пусть с краешку, но все же среди своих, среди достойных божьих тварей.  Старайтесь, люди!



С15

Может быть кто-то соскучился по свадебной теме?
Так вот – «кина не будет». И не будут звонить свадебные колокола, и никому не будет «горько». Валера совсем ушел на дно. Приближалась очередная годовщина поминания Лили, он был в депрессии и не желал выходить из нее. Друзья мягко поддерживали его, но прежнего Валеру возродить не удавалось. Письма Анны достигали адресата, но ответа она не получала.
Его упорное молчание вызывало досаду и даже порядком сердило Анну.   Она почти готова была написать ему резкое письмо, но чего можно достичь,  идя таким путем?  Ему и так тошно, а тут нате вам, самые близкие друзья будут читать нотации…  Нет, нет, только мягко, мягко и ласково.
В следующий приезд к сестре Анна снова позвонила ему. И снова, как и в прошлый раз, он не пригласил ее к себе.  Скрывая удивление, Анна согласилась встретиться в парке, благо погода стояла великолепная.
Они встретились на набережной, где золотые осенние кружева листвы, кудряшки облаков над крышами дальних домов  и отражавшееся в воде спокойное голубое небо – все располагало к неторопливой благожелательной беседе.
Аллеи и скамейки были заполнены отдыхающими парочками. Анна сама выбрала тихий уголок, и они заговорили о друзьях и знакомых, о недавних событиях, кто с кем виделся, у кого какие планы…
- Как ты устраиваешься теперь?  - спрашивала Анна.
- Да я все больше на работе…
- Ну, а быт как обустроил? – интересовалась она.
- Да что там мне надо? Устроился, – отвечал он, словно бы нехотя.
- Ты только не уходи в себя, будь побольше с людьми.  Не отстраняйся.
Он грустно молчал. Анна подумала, не пригласить ли его к себе в гости, в те места, где они когда-то проводили счастливые дни втроем.
- А, Лерчик? Вспоминаешь?
Она как бы невзначай положила голову ему на плечо. Идиллия. Они опять вместе. Конечно, годы никуда не денешь, они меняют внешность, уносят здоровье. Но не чувства. Он сам сказал ей об этом, а она так и не ответила до сих пор.  И ощущение какого-то единения, родства что ли, все более согревало ей душу. Возможно, и Валера испытывал то же самое. Анна даже готова была обнять его, такая теплота, казалось, окутала их обоих. Но мимо проходили люди, и она примолкла. Словно ждала чего-то.  И дождалась. Он вдруг сказал каким-то бесцветным отрешенным голосом:
- У  меня есть дочь.
И с нежным хрустальным звоном посыпались голубые осколки ее розовой мечты. Мечты, взлелеянной тихими вечерами в одиноком доме на берегу приютившей ее реки.  Посыпались и закатились в укромные уголки под скамейкой и на газоне – не собрать, не склеить…
Анна подняла голову:
- Как это – дочь? Какая дочь?
- Зовут Наташа. Ей уже двадцать лет. Она учится в институте и живет у меня, - он говорил это все короткими фразами, каким-то непривычным голосом и не глядя в сторону Анны.
Она постепенно осознавала ситуацию.
- Где же она была до сих пор? И как Лиля – она знала?
- Это давняя история. Одно время мы не ладили с Лилей. Я уходил. Жил у одной женщины. Я не собирался ни с кем связывать свою жизнь. Считал, что семья – это не мой удел. Но Полина хотела ребенка. Ей было уже давно за тридцать. Она говорила, что ничего от меня не хочет и никогда не побеспокоит меня. – Тут его голос стал каким-то извиняющимся и горьким. – Ничего никогда не потребует, но ей очень хочется иметь ребенка. Ведь тогда она обретет семью. И это будет ее и только ее семья.
Он замолчал. Взглянул на Анну и тут же отвел глаза, успев заметить все же ее бледность.
- Мы очень скоро расстались. Потом я вернулся к Лиле. Полина действительно никак не напоминала о себе, и я ничего не знал про дочь. Восемнадцать лет прошло, когда вдруг она позвонила мне. И попросила за дочь. Попросила помочь ей. Наташа поступила в Московский институт связи, а ездить на занятия из Подольска ей очень сложно. Да и небезопасно по вечерам возвращаться на электричке. Полина попросила пустить Наташу как бы на квартиру – на время учебы. Конечно, пришлось объясниться с Лилей, все рассказать. Она молодец. Поняла и согласилась. Наташа стала жить у нас. Они даже вроде бы подружились. А теперь вот мы вдвоем остались, - грустно закончил он.
Он не стал рассказывать, что, конечно, приезжает Полина, прибирает в квартире, готовит обеды и вообще в какой-то мере хозяйствует. И как он  видит свое будущее, об этом тоже не было речи.
Но Анне хватило и того, что она узнала…
Однако, почему голубые осколки – розовой мечты?  «Мечта,  видимо, была перламутровая» - внутренне усмехнулась Анна.
Как те створки хрупких раковин, которые они находили когда-то  на реке , постепенно терявшей свой блеск в  туманной дали-далекой.   





Т14

А за туманом, в общине пастыря Даниила царило полнейшее ликование. Наконец-то, Валерий обретет настоящую семью, устроит свою жизнь. Если не с Полиной, то Наташенька все же будет при нем. Закончит  институт, выйдет замуж, появятся детки.  Вот когда Валера ощутит всю полноту жизни: эти маленькие ручонки, эти крошечные пальчики, милая, такая открытая навстречу всему миру улыбка, и этот пока еще неосмысленный порыв к человеку с добрым лицом, которого когда-то он назовет «деда».
Да есть ли что на свете более ценного, чем качать колыбельку родного человечка, поддерживать его первые шаги и направлять его усилия на достижение целей, которые одна за другой возникают перед ним, все весомее, все грандиознее. И пусть у Валеры не все получилось, но получится у этого малыша.
Эльза Львовна и Маргарита Борисовна так были преисполнены любви к этому ожидаемому будущему, что воспаряли все выше и выше, и почти уже в силах были перейти в общину к Павлу.  Счастье земное не досталось при жизни никому из их семьи. Но счастье заоблачное все же пришло к ним в слоях Просветления. Наверное, они заслужили его.
Павел нашел их на зеленой лужайке, пребывающими в мечтательном и расслабленном состоянии. Он сразу заметил, что бесчинные бесы из кустов умильно поглядывая на играющих детишек, обмахивали зелеными кленовыми опахалами их воспитательниц, пытаясь усыпить их.
-  Сгинь, нечистая сила, - цыкнул Павел в сторону кустов, совершая крестное знамение.
- Мама, Рита, вы забыли свои обещания? Не рано ли вы празднуете будущие счастливые события? – спросил он критически.
-  А что такое, Поль? – удивилась Эльза Львовна. -  Мы все исполняем, как положено.
-  А как дела у деда Ивана, это что – не беспокоит вас больше? Ведь он не отдал внука в нижние слои, ему это там не простится. Он вообще может загреметь на Дно.
-  Что ты, неужели? – испугались обе.
Эльза Львовна перекрестилась:
-  Обязательно надо помолиться за него. Ты правильно напомнил, мы чуть было не забыли о нем. Дно – это так страшно…
Но Маргарита Борисовна обхватила голову руками:
-  Нет, Павел, ты совсем не считаешься с нами. Конечно, мы помолимся. Но нельзя же так резко. Из нашего безмятежного состояния, почти блаженства, и вдруг заставляешь думать об этом Дне. Фу!  Такие резкие переходы с ума могут свести. Нет, положительно я не в себе.
-  Не волнуйся так, не волнуйся, - успокаивал ее Павел.
- Мне за последнее время пришлось столько нервничать за Валеру. Анна все время крутится около него. 
-  Надеюсь, она все-таки сумеет принять  какое-то путное решение, - предположила Эльза Львовна.
-  Но я-то никак не приду в себя! Столько переживаний!
-  Смотри, осторожнее. «Не в себе, не в себе!» Попадешь еще к матушке Софии, - пошутила Эльза Львовна.
Павел с укором взглянул на мать и,  прижав палец к губам, покачал головой.

Община матушки Софии располагалась в прелестном уголке, на пологих склонах горы Благодатной, довольно высокой, сплошь покрытой редколесьем, и закрывавшей горизонт с севера. Община матушки Софии опекает души людей, страдавших в миру какими-то психическими расстройствами, то есть душевнобольных. Это во всех отношениях замечательная община.
Во-первых, она расположена в двух слоях Просветления,  которые сообщаются между собой на всем своем протяжении. Это дает возможность подопечным свободно перемещаться в пределах слоев, в зависимости от сиюминутного состояния души. Они же очень нестабильны, очень неравновесны в эмоциональном плане. Работа с ними, обслуживание их очень сложны, вследствие непредсказуемости их поведения. Поэтому у матушки Софии есть две помощницы – сестра Мария в верхнем слое и сестра Ксения в нижнем слое. Но в последние годы приток обитателей постоянно увеличивается. Еще бы. По данным земной статистики количество больных только неврозами  составляет не менее 30 человек на тысячу. А помимо неврозов есть еще целый набор психических расстройств: шизофрения, эпилепсия, психозы, маниакальные состояния.  Но едва ли не каждая психическая болезнь имеет духовные корни. Однако земная медицина не исследует эту сторону болезни. А церковь считает, что душевные заболевания могут происходить либо «от естества», либо же их проявления связаны с одержимостью души злыми духами. (Между прочим, среди священнослужителей есть немало лиц с медицинским образованием).
Люди, одержимые бесами, прямо и ясно отличаются от людей, страдающих душевными и телесными болезнями «от естества». Эти последние развиваются от расстройства и истощения душевных сил, воображения, рассудка…  В то время как расстройства психики у бесоодержимых людей носят оттенок насильственности. Ибо душе человека противно то, что заставляет делать лукавый. Сами больные иногда говорят об этом: «Когда находят навязчивые идеи, сколько им ни противоречь, хотя и видно, что они безумны, отогнать их невозможно».
Но современная психиатрия утвердилась на материалистических позициях и, соответственно, не признает существования бесов.
…«вернуться к матери-»… - последний отголосок что ли?
А отсюда и не может объяснить происхождение многих психических нарушений. Кстати, Фрейд был воинствующим атеистом ( «религия – это массовое безумие»), и отсюда он не оставлял и малого места в личности человека для духовности. Но в психиатрии загадок больше, чем в какой-либо другой клинической дисциплине.
Одной из особенностей психических болезней является отсутствие у них видимого повреждающего фактора. Сколько-нибудь заметные анатомические изменения отсутствуют в мозге при шизофрении и маниакально-депрессивном психозе, например. Неврозы тоже не проявляют себя видимыми дефектами со стороны центральной нервной системы. Так где же гнездится болезнь, где можно предполагать серьезные поломки системы жизнедеятельности? Может, на полевом уровне?  Но отечественная психиатрия не очень-то склонна рассматривать эту сторону проблемы. Церковь же считает, что психиатрия и пастырство не должны находиться в противостоянии. «Страдания больных нужно облегчать не только методами современной медицины, но и молитвой о здравии сих болящих рабов Божиих».
Община матушки Софии единственная, где при поступлении новичков просят снять шельт, и осматривают обнаженную структуру.  Иногда сразу можно заметить какие-то непорядки, запутанные узлы и петли, либо обрывки вихрей, безжизненно провисающих «в никуда».  И нежные руки сестер Ксении и Марии пытаются расправить, убрать эти клубки завихрений, как если бы они перевязывали крылышко раненой птичке. Таким путем они дали облегчение многим больным. Опутанная психической болезнью душа, потерявшая путь к Господу, постепенно нащупывает правильную дорогу.
Больная Ирина, пришедшая в общину в плачевном состоянии, говорила впоследствии: «Мне очень помогали молитвы, они как будто сшивали разорванную ткань моего рассудка. Молитва, постоянно повторяемая, восстановила мне здравый рассудок». Впоследствии она стала няней, первой помощницей сестры Марии. Няня Ариша, как ее стали называть, выполняла безотказно любую поручаемую ей работу. Правда, не любила что-нибудь мыть, стирать, полоскать в воде. Но преодолевала себя и делала.  И все же рук не хватало.
Матушка София обращалась в Синклит с просьбой о расширении штата.  Через полгода прислали  молоденькую и умненькую девушку, знающую учет и компьютер. Матушка София не доверяла  современным вычислительным новшествам, и ее община одна из последних приобщилась к чудо-технике. Правда все равно компьютер долго стоял в бездействии, пока не появилась сестра Нина. Она деятельно приступила к проверке базы данных.
В начале своей службы сестра Нина днями и ночами сидела за работой, а матушка София, изредка навещая ее, только скептически поджимала губы. Но когда Нина обнаружила нескольких неучтенных больных (больше десятка мужчин и женщин, неохваченных деятельностью общины),  матушка София, тщательно все перепроверив, все же стала менять свое мнение. А тут еще оказалось, что среди неучтенных нашлась некая Ольга – средних лет молчаливая тихопомешанная женщина.  Матушка София (да и не только она) знала историю Алоиса, хотя он вроде бы и не рассказывал никому. Кроме блаже Никодима.  Уж этот Никодим!
Так или иначе, матушка София тут же призвала Ольгу к себе.
-  Голубушка, как ты у нас здравствуешь? Как дни проводишь?
-  Ах, матушка, что дни, что ночи, все равно рассудок в темноте. Я понимаю, что больна, но тяжек мне крест, возложенный на меня.- и она горько заплакала.
 Матушка София все же порадовалась, так как эта стадия болезни Ольги, когда она осознает свое состояние это уже определенный шаг к исцелению. И через сестру Ксению она передала Алоису известие об Ольге. Окрыленный Алоис быстро прилетел к ним в общину.
Ольга тихонько плакала,  гуляя в небольшой рощице, изредка срывая цветок или травинку и , любуясь ими, что-то тихо приговаривала. Взволнованный Алоис предстал перед нею.
-  Ты кто? – стряхнув слезы,  спросила она.
-  Да я же Алоис, разве ты не узнаешь меня?
- Не мешай мне, Алоис, я разговариваю с цветами. – Ее голос звучал, как серебряный колокольчик, такой знакомый колокольчик. – Нет, я не знаю тебя.
И она, тихо всхлипывая,  продолжила путь, а Алоис застыл в горьком недоумении.
Матушка София, узнав о результатах их встречи, утешала Алоиса:
-  Не суди ее строго. Существуют состояния души, которые не входят в понятия добра и зла. Она не ведает, что творит. Но Ольга на пути к выздоровлению. Молись за нее Господу.
- Как молиться Господу, если он допускает ее страдания. За что? – взволнованно воскликнул Алоис
- Опомнись, блаже Алоис! – строго остановила его матушка София. – Читай Евангелие, читай писания святых отцов. У Иоанна Кронштадского сказано: «Есть души настолько хрупкие, что они разбились бы о грубость и жестокость окружающего мира. И Господь допускает, что между  ними и миром опускается пелена психической болезни, чтобы отделить эти души от того, что могло бы разорить их цельность. И за этой пеленой душа зреет и меняется, и человек растет». Так что, блаже, надейся и молись. Молись и надейся.
Расстроенный Алоис не знал, что делать дальше. Но знала Ариша. Она глубоко к сердцу приняла историю семьи Алоиса и Ольги. Постепенно, постепенно она сближалась с Ольгой, сердце которой, казалось, было заперто на замок. Она ни в ком не нуждалась, ни к кому не обращалась и избегала любого, кто готов был ей помочь. Одиночество устраивало ее больше всего. Но Ариша тоже стала гулять в рощице, срывала цветочки и разговаривала с ними, стараясь быть поближе к Ольге. Та слышала ее, первое время сторонилась, но потом все же спросила:
-  С кем это ты разговариваешь?
-  Как и ты, со своим сыночком.
-  А что с ним сталось?
-  История очень грустная, - ответила Ариша. – Только плакать мне нельзя. Погоди, я сейчас успокоюсь.
-  Не надо, ладно уж, не рассказывай.
-  Нет, мне выговорится надо, тогда легче будет. – Она помолчала, вздохнула. – Ну, слушай. Славик, сынок мой, гулял с дружками за околицей. А у нас пруд там небольшой. В начале зимы он льдом покрылся, но морозы еще не крепкие были, лед ненадежный. Ребята знали и не выходили на лед.
А тут какой-то заезжий охотник объявился, уток стрелял. Подбил одну, она упала на лед посреди пруда. Идти за ней по тонкому льду он побоялся. «Ребята, - говорит, - достаньте мне утку, вон видите, я подбил. Вас лед выдержит». Первым побежал Сенька. Немного не добежал и провалился. Там неглубоко, воды по грудь ему, но вылезти не может, лед обламывается. «Сейчас помогу» - закричал Ванюшка и тоже побежал по льду. И тоже провалился, недалеко от Сени. Охотник видит – дело плохо, но на лед не пошел, а побежал в деревню за подмогой. Остался  на берегу Славик, сынишка мой, самый младший из них. Ребята кричат: «Замерзаем! Тонем, помогите!» Слава вышел на лед. Вроде держит. Гнется немного, но держит. Но помочь-то им больше некому!        Тогда он снял шапку, бросил ее об лед: «Держитесь! Иду спасать!» Но видно, место там было такое, где лед слабее, и он тоже провалился. Ему-то, малышу, по самое горлышко было. Стоят все, как кувшинки в воде, одни головки торчат. Тут из деревни народ прибежал. Пока лодку нашли, пока подплыли к ним… А у них, бедненьких, одна за другой головки поникли. Едва успели подхватить. А Славик все-таки кунулся. Их скорее в тулупы, на сани погрузили, погнали лошадь в больницу. Старшенькие посильнее были, их все-таки спасли, хотя они и болели долго. А Славик не пережил. Умер мой Славик.
Ольга слушала, прижимая руки к сердцу. А потом подсела поближе к Арише, обняла ее и забормотала-запела что-то о Лучике. Ариша тоже ее обняла. А Ольга уже и о Славике поет, и слезы текут по ее щекам.
-  А ты что не поплачешь, тебе легче будет – говорит она Арише.
-  Нет, нельзя мне. И ты не плачь, если Славика жалеешь. Я тебе не все еще сказала.
Ольга перестала плакать, приготовилась слушать.
-  Я первое время тоже много плакала. И днем плачу, и вечером плачу, и даже ночью, бывает, плачу. И как-то раз снится мне сон. Течет чистый-чистый прозрачный ручей.  Я подхожу ближе, а на дне в воде лежит Славик. Открыл глазки, смотрит на меня и говорит: «Ну, что ты все плачешь, мамочка. Видишь, сколько воды вокруг меня – и в глазах вода, и в ушах, и во рту. А ты еще слез добавляешь. Не плачь, мамочка, мне лучше будет». Вот и перестала я плакать с тех пор. И воду не очень люблю, избегаю, если можно  - Она грустно замолчала.
-  Я тоже не буду плакать, - решила Ольга. – Давай я тебе буду помогать во всем. Особенно все мыть и стирать.
Так они почувствовали необходимость друг в друге. А главное, Ольга вдруг открыла свое сердце другим, тем, кто нуждался в ее помощи.
Любовь и добро в сердце помогают всем.





С16

Ах, этот свадебный дурман!
Жаль, конечно, но Анна, не пора ли подуть свежим ветрам? И не таким ли свежим ветром, даже сквозняком, обдало тебя там, на набережной, при последней встрече с Валерой? Последней… Неужели и впрямь это была последняя встреча?
Не может быть. Конечно, они останутся друзьями, будут по прежнему встречаться при общих сборищах, на праздниках, на чьих-то днях рождения… Но что-то, видимо, ушло безвозвратно.
- А как же иначе, - размышляла Анюта, - ведь ему надо наладить отношения с дочерью. Это единственный в мире родной ему человек.
Вот вам и доказательство:  родство – оно не по крови, оно по душе.  А родства души у него с дочерью пока не обнаруживалось.  Да, но разве он вложил в нее хоть часть  своей души, разве он воспитывал ее? Он даже не знал о ее существовании и не  мог хотя бы издали послать ей свое благословение, пожелание добра. Но она-то знала, что у нее есть отец, должен где-то быть!  Однако Полина ничего не говорила ей до восемнадцати лет. А зря. Она могла бы воспитать в ней хотя бы заочную любовь к отцу.  А теперь, по необходимости поселившись у Валеры и Лили, она чувствовала себя квартиранткой.  Правда, отношения с Лилей у нее сложились быстро и складно. Возможно, благодаря общительности Лили, а может ее желанию помочь Валере тоже наладить контакт с дочкой. Она как бы подавала ему пример.
Но и Наташа тоже не делала шагов навстречу. Она никак не могла произнести простое слово «папа». Она проявляла чудеса изворотливости, но строила фразы таким образом, что там не встречалось прямого обращения к нему. Однако после смерти Лили, наблюдая за тяжелыми переживаниями отца, она и жалела его, и сочувствовала, но и страдала от того, что он любил Лилю, а не ее мать. Но вопросов она не задавала, а все носила в себе.
Однажды Валера застал ее в слезах. Он не решился ни о чем спросить ее, не решился приласкать, хотя острая жалость сжимала сердце. Сквозь слезы она взглянула на него: «Папа» - почти шепотом, почти неслышно. И неожиданно для самого себя он откликнулся с теплотой: «Наташа, дочка».  Нельзя сказать, что прорвалась плотина любви, и все пошло как по маслу, но какое-то родство душ стало намечаться.
Но может у него с Анной –то как раз и оборвалось родство души? К тому же и Полина там скорее всего пытается играть свою роль. Наверное, она тоже любит Валеру и мечтает воссоздать полноценную семью. Похоже, волей-неволей Анне придется закрыть эту тему.  Хотя бы внешне. В душе, конечно, саднило и болело.  Но подумав, она посчитала это справедливой карой за годы страданий, перенесенных Валерой. Ведь он в самом деле все это время любил Анну и при всем при том ему приходилось скрывать от Лили глубинную жизнь своей души.  И он это сумел.  Лиля ни разу не бросила косого взгляда в сторону Анюты и даже в какой-то мере считала ее своей подружкой. Бедная Лиля. Хорошая женщина, со своими достоинствами и недостатками, почти всю жизнь прожила с верой в любовь Валеры к ней, а любовь-то была ненастоящей. Правда, и сама она пофинтила в молодости, благо Валера не знал.
Когда изменились их отношения? Когда он, наконец, оценил Лилю, как она того заслуживала?  А вот именно тогда, когда она изжила свое чувство к Игорю и обратила всю заботу и нежность на Валеру. Как права народная мудрость: «стерпится - слюбится». То есть, не просто терпение победит, но появится и любовь. Проверено. Вот и они, наконец-то притерлись друг к другу, почувствовали необходимость друг в друге. Как хороши стали их дни и вечера, как значимы самые пустяшные слова, как понятны даже мимолетные взгляды. И летние работы на даче, и прогулки на лыжах в зимнем лесу, и осенние походы за грибами – все они открывали для себя заново, все приносило радость и покой.
 Анна, Анна, не тебе жалеть Валеру, а ему впору посочувствовать тебе, одинокой и беспокойной.
И вот эта нелепая смерть Лили. Смерть всегда нелепа, не нужна, не ожидаема, если только ты сам не зовешь ее как избавление от тягот.
Но теперь наступил для Валеры час расплаты за ту двойственность его семейного положения, которой он и сам был не рад.



 Хотя разве он виноват, что жизнь распорядилась его сердцем так, а не иначе? И опять права народная мудрость: «сердцу не прикажешь».  Он и сейчас не приказывал, а целиком отдавался своим чувствам вины, боли и сострадания. И все о Лиле. Анна же все более становилась далеким воспоминанием о чудесной юности, в блеске солнечных бликов на речной волне, в беззаботности долгих летних вечеров на затихающей  реке, в мечтаниях о будущем, которое должно было быть только прекрасным…
А теперь он не видел мало-мальски сносного будущего. Неужели это уже старость, настоящая старость, когда будущее отрезано от твоей жизни?  И  нет других желаний, кроме одного – чтобы не болело. Представив все это, Анна решила оставить его в покое. Тем более, что нашлись какие-то друзья, которые активно вовлекали его в буддизм.
- Ты заново возродишься, - уверяли они. – Это великое учение о самосовершенствовании, о преодолении земных тягот, об освобождении духа…
«Нет, нет, – думает Анна, - я никогда не приму буддизм.  Как это противоестественно – отрешиться от всего в этой жизни, от отца-матери, даже от детей, и думать о спасении только собственной души. Да зачем мне такая душа, которой не нужен никто, кроме нее самой… » Но  кажется, Валера отмел и этих друзей. Он как всегда шел своей дорогой.
 А Анюте опять звонил Георгий Алексеевич. Снова приглашал в гости. Дескать, поговорим об искусстве, мне очень по душе ваша компания. А то дела хозяйственные заели, постирал белье, а погладить некому. Он все-таки открытый человек и донельзя наивный. Прямым текстом приглашает на хозяйственные работы. Потому что больше и пожалеть-то его некому – это в подтексте. Но попал он со своим звонком очень удачно, вовремя.  Для Анны, конечно. Она как раз неожиданно сильно приболела. Откуда-то приключилось воспаление сосудов ног.  Очень болезненное, и она передвигалась с трудом даже по дому, а не то, чтобы куда-то ехать. И обо всем этом она и доложила Георгию слабым голосом. И на душе было спокойно, она ведь говорила чистую правду.
Вообще-то иногда Анна могла позволить себе и приврать, ну, самую малость. И все это «на голубом глазу», совершенно искренним голосом. Вреда-то ведь от этого никому никакого не было. Просто не всегда хочется впускать кого-то в нечищенных ботинках в уютные комнатки своей души. А здесь все было настолько естественно и правдиво, что Анне даже приятно было поговорить с ним.
- Ну хорошо, как-нибудь в другой раз, - печальным голосом сказал Георгий, оставшийся один на один со своим неглаженным бельем. И со взаимными пожеланиями хорошего здоровья они закончили разговор. И хотя Анна была почти уверена, что их отношения не будут иметь продолжения, она не гасила надежду Георгия на будущее. Как говорила бабушка Аграфена Ивановна «запас карман не тянет». Но это так, между прочим. А всерьез Анна увлеклась «мировыми» проблемами. Много читала, много выписывала, много думала. Даже о том, чтобы написать книгу.
А чё? Страна поголовной грамотности. Все пишут…  Работать некому. Вот и министр просвещения понял, что пора угомонить эту прыть. Если такие прыткие, хватит с них и физкультуры. Небольшая хитрость, а бюджет экономит.





         Т15

А за туманом тоже случаются свои маленькие хитрости.
Блаже Никодим уже с полчаса полеживал на поляне, чему-то улыбаясь про себя и мурлыкая какие-то псалмы. Наконец он увидел понурого Алоиса, пересекавшего поляну неподалеку.
-  Эгей, Ярослав, - окликнул он, - как живем-можем?
-  Как говорят в миру - живем неважнец, а можем – совсем капец. Но тут же опомнившись истово стал креститься, - Господи, прости. Господи, прости, прости меня грешного – и обратившись к Никодиму серьезно упрекнул его. – Это ты меня мирским именем во грех ввел. Не зови меня так больше.
-  Ну,  не серчай. Это я от радости. План хороший придумал. С матушкой Софией согласую – и все пойдет как по маслу.
-  А ты и там рассказал? Все уже знают?
-  И опять прошу – не серчай. Все же тебе во благо делаю.
В самом деле, в  общине матушки Софии все уже знали о печальной судьбе Ольги и опекали ее с особым вниманием. Трудность была в том, что при проверке внутренней структуры бесов не  обнаружили, но подозрения сохранялись. Завихрения были довольно сложные, исправить их не удавалось. Только молитва и пост могут со временем постепенно выправить изломы, изгибы, развязать затянутые узлы. Дело было в ней самой. Она легко обещала молиться -  и не молилась; обещала не плакать – и плакала. Лишь дружба с Аришей вроде бы шла ей на пользу. Но матушка София все же решилась просить помощи  у Святаго Гермогена. Оказалось, он пока очень занят, готовится к обряду изгнания бесов. А тут и блаже Никодим со своими хлопотами, стал упрашивать матушку Софию определить в эту партию и Ольгу.
-  Да ведь не нашли у ней бесов, - возражала матушка.
-  А может они прихоронились, маскировку применили как-то. Уж лучше пусть пройдет обряд, тогда будет с гарантией.
- Все нынче такие грамотные стали, - проворчала  матушка София. – Маскировка, гарантия… А уж компьютерные слова – те и совсем мудреные. 
Процесс подготовки к изгнанию злых духов начинается заранее. Больные принудительно выдерживают строгий пост. Нужно бы и помолиться, но иные одержимые  - ни в какую. Ольга тоже вроде бы и не избегала икон, но и не стремилась к ним. Она как бы жила в пустоте, ничего ни от кого не ожидая. Матушка София сама читала над нею молитвы и проследила за соблюдением ею поста. На обряд она пошла спокойно, без волнения.
Святый Гермоген производит процедуру изгнания, начиная с небольшой проповеди, а потом приступает к непрерывному чтению особых молитв, и после некоторых провозглашает строгим басом: «Изыди, нечистый!». Он читает молитвы, возжигает и кадит ладаном, обрызгивает святой водой одержимых. В течение многочасовой процедуры бесноватые кричат, лают, катаются по полу, а пришедшие с ними сопровождающие стараются уберечь их от ушибов и серьезных повреждений, и тоже молятся с ними и за них. Понемногу бесноватые утихают, переходят на тихий плач и, обессилев, падают на пол. Силы совсем оставляют их. Никто не видит выскакивающих и убегающих бесов, на Земле они невидимы для людей.
В слоях Просветления все протекает почти также, но в течение обряда и, особенно, к концу становится видно, что шельт начинает биться и толкаться изнутри и, наконец,  выскакивают один за другим бесчинные бесы и мелкие бесенята, ища темные углы куда можно было бы спрятаться. Их гонят отовсюду крестным знамением, они визжат и скрываются из виду. Но не таков был блаже Никодим, чтобы упустить свою добычу. .Он зорко следил, что делает и как ведет себя Ольга, и пока матушка София хлопотала вокруг нее, отгоняя бесенят, он ловко накрыл одного сачком.
-  Блаже Алоис, вот тебе подарочек. Можешь казнить его в свое удовольствие. Это он мучил Ольгу.
-  Что же ты делаешь, тварюга несчастная, - грозно вскричал Алоис, хватая бесенка. Несчастная тварюга хлопала бессмысленными глазками и жалобно пищала. Потом дрожащим хвостиком отерла слезящиеся глазки и опять пискнула: «Отпусти».
-  Ну что с ним делать,  смерти на них все равно нет, и расти он не будет, так и останется мелким шкодой.
-  Дай-ка его мне, - потребовал Никодим. – Чтоб больше не вылезал сюда, понял? Сиди у себя дома в запечье.  И трижды перекрестив орущего и вьющегося как угорь бесенка Никодим ударом под зад запустил его в кусты.
Они уже не видели, как мелкий шкодник,  отряхнув шерстку, показал им вслед длинный язык.  Явиться в свои нижние слои изгнанные бесы  пока не могут, их туда не пустят, так как они пропахли ладаном. Они должны выветрить его где-то на сквозняках, а лучше всего сжечь кусочек серы и окунуться в этот дым. Но где взять серу в слоях Просветления? Однако это, как говорится, их проблемы. 
После обряда очищения Ольга заметно просветлела лицом, как бы с изумлением оглядывая открывшийся перед ней мир, но все же по привычке одна ушла в сад гулять по лужайке и разговаривать с цветочками.
А Никодим упорно продолжал проводить в жизнь свой план.
- Послушай, блаже Алоис, что я тебе присоветую.  Попроси-ка ты в Храме Синклита отпустить Лучика с тобою для благого дела. И вместе с ним явись перед Ольгой. Она теперь после обряда тебя непременно узнает, поверь мне. Ты явишься перед нею с Лучиком и скажешь: «Дорогая моя Оленька, вот мы и встретились. Это я, супруг твой, Ярослав»
При этих словах Алоис хмуро сдвинул брови и хотел что-то возразить, но Никодим поспешно остановил его:
- В последний раз, в последний.  И для благого дела. Тогда она обязательно тебя узнает.  И дом вспомнит, и родителей, и тебя с сыном непременно. Ты просто вернешь ее в счастливое время вашей семейной жизни. Счастья ей сейчас не хватает, поверь.
И Алоис поверил. Все произошло так, как предугадал блаже Никодим. Ольга узнала своего мужа, узнала своего сына, она обрела покой и умиротворение.
Теперь, когда они гуляли втроем по зеленым рощам слоев Просветления, их можно было издали увидеть по яркой красочной ауре, единым защитным ореолом одевающей их всех троих и дающей надежду остальным, которые просили у них благословения и сами благословляли их вслед.
И казалось, что грозная Черта Недозволенного сжимается и отодвигается от них, увеличивая пространство миров Просветления.



С17               

Еще до всех этих надоевших свадебных фантазий Анны был такой случай.  Как-то в одной из бесед с Валерием Анна призналась, что иногда ей очень хочется написать о них книжку. Об их дружбе, об их жизни и мечтах. Но она не ожидала от него такой бурной реакции.
- Не смей писать обо мне. Моя душа это мое дело, мои личные переживания и мысли. Я ведь тебе ничего не говорил? Значит, все, что ты напишешь, будет ложью, твоей фантазией, поняла?
Конечно, куда яснее. Скрытный Валера ни перед кем не желал раскрываться. Может, даже перед собой. А интересно, вел ли он когда-нибудь дневник? Анна не знала…
-  Тем более не волнуйся, - спокойно остановила его Аня. – Считай, что это не о тебе.  А мне хочется высказать так много мыслей. И не только о нас, но и о мире, о жизни, даже давно прошедшей жизни разных людей. Где-то они сейчас? Что думают, что делают? Мне хочется, чтобы о них знали и помнили.
-  Что же теперь, по твоему, все должны писать книги о своих родственниках? Нет, это дурацкая затея.
Так резко Валера не часто высказывался. И что это его зацепило? То, что бабушка имела далекие французские корни? Или что ее сын Поль, давно уже обрусевший, чисто советский литературовед, попал все-таки под репрессии тридцатых годов? Да у Анны у самой отец был арестован в «ежовщину», но в связи с разоблаченим самого Ежова, был выпущен на свободу. Однако в анкетах она все-таки писала, что отец имел судимость, затем снятую. Своя родная власть хотела знать о своих гражданах всю подноготную. «Родина! Верь мне, как тебе верю я!» - хорошая была песня…
Но перед нею Валера, а он не раскроется, не расскажет. Короче, запретил что-либо писать о нем – категорически.  Позже, вспоминая этот разговор, Анна удивлялась, что он не высказал сомнений в ее писательских умениях, а главное, принял как данность, что она говорила об ушедших людях, как о существующих где-то. Но где? Может, в душе у каждого из нас?
Ну и как же быть с запретом, если все просится из этой души? Ведь когда пишешь, то как бы говоришь с собеседником. Внимательным, доброжелательным человеком.  Может и критически настроенным. Пусть. Это тоже неплохо.
Но! Ребята! Оказывается, так трудно написать книгу! Анна не ожидала наплыва таких непредсказуемых проблем.  Писала и писала себе о том, о сем. Потом перечитывала, зачеркивала, переставляла местами, меняя течение повествования. И вот почти закончила. В конце книги должно быть оглавление.  В помощь читателю, да?  Но как его сделать, если никаких глав нет, все течет единым потоком. Да и главы нужно как-то… как сказать… озаглавить, что ли? Даже нельзя сделать, как иногда в сборниках стихов: некоторые стихи без названия в оглавлении помечают первыми строками этих стихов. Но Анна специально хотела начинать каждую тему с узнаваемых слов. Вот и загнала себя в угол. Как теперь составить оглавление?
Но Анна все-таки нашла выход. Технарь – он и есть технарь. Ему надо классифицировать, логически обосновывать, табулировать, в конце концов.  Так вот: имеем три темы – одна  свадебная, значит, обозначим через «С», другая туманная (во всех смыслах) – обозначаем через «Т», а третья – раздумья, размышления Анны – обозначим, естественно, через «Р». А дальше чего проще – нумеруем в пределах темы: С1, Р1, или Т2, С4 – и гони дальше… Вот так и получилось не совсем обычное оглавление. Извините, великодушно, но другого выхода она не нашла.
И еще надо извиниться перед теми людьми, которые тут предстанут перед читателями. Но не целиком, конечно. Многие составлены из разных кусочков, действительно, по рецепту Агафьи Тихоновны, только слеплена не внешность, а судьба. Все так и было, как описывает Анна, но не всегда с теми людьми, о которых она рассказывает, не всегда они носят свои собственные имена и не всегда высказывают свои собственные мысли. Тут уж все на совести Анны. Но она ни о ком не хотела говорить плохо, не собиралась никого  никуда, что называется, пригвоздить.  «Люди вообще замечательные существа» - думает Анна и, преисполненная любви к ним, она готова и дальше развивать эту тему… Но в это самое время в «Новостях» передают о том, как эти люди громят где-то витрины офисов и магазинов, жгут машины.  И еще ужаснее – где-то безбашенные молодые люди заживо сожгли бомжа. Просто он им не понравился. Просто дышал одним воздухом с ними. А им хотелось развлечься. Поострее. Ну, и говорите теперь о карме, о том, что ждет их ТАМ, в тех краях, о которых они ничего не знают и не желают знать. Молодые люди, напрягите опоенную пивом головку, впустите в нее хоть одну трезвую мысль. В ответ :  «Гы-ы-ы».
Их интересуют только гламурные примеры.
Некоторые прославившиеся юмористы, иные преуспевающие артисты шоу-бизнеса, ну, и другие недоросли подобного толка, похваляются иногда с эстрады, что они в свое время неважно учились в школе, не знали математики, физики, прочих серьезных наук, а вот теперь – поглядите на меня, мои бывшие учителя. Вы так и остались в своей бедной школе со своей маленькой зарплатой, а я!  Блещу и сверкаю, покоряю толпы народа, мне аплодируют, мне завидуют. Не все тут, в вышесказанном, красиво и этично, как вы считаете? Если у человека  есть талант радовать публику – ну и дай ему бог! И все готовы аплодировать ему за этот талант. Но не за непрошенный стриптиз. Зачем же так обнажаться и публично демонстрировать наготу души. Порою отвратительно уродливой души. Не все готовы это видеть. Да и не желают.
Но Анна, аналогично, не все готовы читать подобные «научные экзерсисы», которые ты представляешь на этих страницах. Подумай, может, не получилось у автора донести до публики свой порыв души, порыв к новому знанию, незашоренному восприятию новых веяний, исходящих не только от современных физических теорий, но и от древней восточной философии. Не дураки ведь жили и до нас!


\





      Р13

Есть в физике понятие об энтропии. Это на первый взгляд страшная вещь. Сказать простыми словами – энтропия это смерть. В физических терминах – это стремление системы к равновесию.  Кажется, нет ничего естественнее, чем стремиться к равновесию. Естественное, естественный ход событий это то, что знакомо всем из каждодневной практики и обычной жизни. Например, скатывание камня с горы – это пожалуйста, но не наоборот же! Это было бы неестественно.  Горячая печь остывает, и температура стенок печи и воздуха в комнате устанавливается, в конце концов,  на одинаковом уровне. Жидкость в сообщающихся сосудах устанавливается тоже на одинаковом уровне – ничего нет естественней. И все это происходит само собой, без затраты внешней энергии.
Вот-вот. Не надо прилагать усилий, не надо работы. Как хорошо! Но победа энтропии – это победа покоя. Это смерть. Ведь жизнь – это движение, это усилия, это труд. Похоже, что и в Тонком мире действует тот же закон. Строительство хорошей кармы требует труда, а пустить все на самотек так просто и легко.
Но в отличие от грубоматериального мира, где тоже еще не все ясно с окончательной победой энтропии, и в чем пытался разобраться  И. Пригожин в своей известной работе «Порядок из хаоса», в Тонкоматериальном мире  вообще нет пока никаких поползновений исследовать вопросы энтропии. Можно только (по аналогии) предполагать о существовании неких общих законов.
Илья Пригожин  (в соавторстве с Изабеллой Стенгерс) отмечает противоречия в концепции торжества энтропии. Если, действительно, законы роста энтропии так непреложны, и Вселенная необратимо приближается к своей тепловой смерти, то есть неуклонно деградирует, то как объяснить возникновение в ней жизни – а это возникновение некоей структуры, причем, фактически – из хаоса.  А эволюция самой жизни, это непрерывное движение живой материи от простого к сложному – это тоже развитие, а никак не деградация к покою. Это развитие, в конце концов приведшее к социальным системам, тоже постоянно демонстрирует нам продвижение от простого к сложному.
Как это возможно? Или несправедлив второй закон термодинамики?
А вот тут надо учитывать многочисленные тонкости и нюансы. И главное в них то, что второе начало термодинамики сформулировано только для закрытых, для замкнутых систем. Таких, которые не обмениваются с внешней средой ни веществом, ни энергией. В этих условиях закон работает, как часы.
Но является ли Вселенная замкнутой системой?
Над тем, кто решится задать такой вопрос, можно осторожно посмеяться. Потому что не имеет ответа такой вопрос. Если Вселенная бесконечна, то как может бесконечность быть  закрытой системой? Только если она замкнется на самое себя. И что же останется во вне? А все та же Вселенная, ибо она бесконечна, и для нее не может быть никакого «вне»
А если Вселенная открытая система, то с кем или с чем может она обмениваться веществом или энергией? Опять же с самой собой. Ибо она кругом и всюду, а иначе это не бесконечность. В научном мире высказывается мнение, что в настоящее время «ни доказать, ни опровергнуть гипотезу тепловой смерти Вселенной современными научными силами не представляется возможным, поскольку наши знания о ней все еще ничтожно малы. Мы не можем с полной уверенностью утверждать, что Вселенная не находится под действием внешних сил, или может рассматриваться, как замкнутая термодинамическая система».
Однако немецкий ученый Рудольф Клаузиус рискнул предположить, что Вселенная является замкнутой системой. То есть, ей не с кем обмениваться энергией, для Вселенной в целом такой обмен, очевидно, исключен. Такая замкнутая Вселенная, естественно, стремится к наиболее равновесному состоянию – максимуму энтропии. Что и соответствует выводу о тепловой смерти Вселенной.
Было много попыток опровергнуть этот вывод. Наиболее плодотворной можно считать предложенную Больцманом идею о флюктуациях. По этой гипотезе Вселенная как правило, находится в равновесном состоянии, которое временами нарушается случайными флюктуациями, возникающими в разных областях Вселенной и приводящими к нестабильности системы.
И. Пригожин не только подхватывает мысль о флюктуациях, но и развивает ее с учетом изменившихся реалий ХХ века, показавших, что ход событий невозможно повернуть вспять. В статье «Философия нестабильности» Пригожин утверждает, что неустойчивость и нестабильность присущи многим процессам, происходящим в природе и социуме. Главенствующую роль в мире играют разупорядоченность, неравновесность и необратимость. Как раз необратимые процессы порождают высокие уровни организации, то есть при определенных условиях энтропия становится прародительницей порядка. Чтобы доказательно обосновать это утверждение, надо обратиться  к рассмотрению диссипативных процессов и поведению систем в точках бифуркации, используя принцип Больцмана, но это уведет нас в такие научные глубины, к погружению в которые не все из нас готовы. Намекнем лишь, что упорядоченные, равновесные системы не имеют ни возможности, ни стремления к конфигурированию, тогда как «беспорядочные» имеют очень много возможных способов для перехода в некое макросостояние, будь то биологическое либо социальное сообщество.
Детерминизм, господствовавший в науке со времен Ньютона, где природа представала предсказуемой как в прошлом, так и в будущем (для этого достаточно  было определиться с начальными условиями) оказался справедливым лишь для малой толики замкнутых систем. И как раз процессы, связанные со случайностью и необратимостью играют основную роль в эволюции Вселенной. Это и является главной темой книги «Порядок из хаоса» - выявление конструктивной роли, которую необратимые процессы играют в явлениях природы, Но необратимый процесс это тот, в котором ход событий невозможно повернуть вспять, где произошедшие события ушли в прошлое и вернуть их невозможно. Как говорит древняя мудрость «Все течет, все меняется». Время необратимо. Вызвавшие какое-то событие причины также оказались в прошлом, и теперь мы имеем дело со следствиями, и «нельзя дважды войти в одну и ту же реку». Время необратимо.
           Таким образом, время обладает направленностью – от прошлого к будущему. Существует, по выражению Эддингтона, «стрела времени».
            Пересмотр понятия времени потребовался в связи с отказом от детерминистической модели мира, где время полагалось обратимым, то есть, события, происшедшие в прошлом, протекали в тех же условиях и по тем же законам, по которым происходили бы события будущего. Так предопределял детерминизм. Процессы, связанные со случайностью или необратимостью, считались досадным исключением из общего правила. Но теперь на сцену  вышла «стрела времени» и всеобщее внимание оказалось прикованным к понятию времени. 
            Французский ученый историк  Фернан Бродель предложил три шкалы времени:
- географическое время, где длительность событий измеряется в эпохах или эонах;
- социальное время, используемое для измерения продолжительности событий в экономике, истории отдельных государств и цивилизаций;
- индивидуальное время это история событий в жизни отдельного человека.
Нас интересует последняя шкала, индивидуальное время, ибо каждый субъект имеет обыкновение мыслить в терминах привычных ему временных горизонтов. У каждого есть какое-то свое представление о времени, удобное для организации своей жизни.
 Ах, еще и о времени? Хотелось бы немного отдохнуть от всех этих глубоких материй, не правда ли? Мы и так перегрузили читателя всей этой научной информацией в ненаучном изложении…
Но как раз сейчас мы подошли к интригующему  моменту в бурной научной жизни – к рассмотрению оригинальной теории времени, предложенной Н.А. Козыревым.
            По гипотезе Козырева время это одна  из основных форм энергии  Космоса, активный фактор и главная организующая сила всех процессов во Вселенной. «Все процессы, где есть причинно-следственные переходы, - считал Козырев, - выделяют или поглощают время, где нет этих переходов, времени просто не существует». Например, по Козыреву «звезды – это кипящий котел, откуда идет огромный выброс времени, причем оно течет то быстрее, то медленнее, в зависимости от условий». Козырев ввел понятия «хода времени»  и «плотности времени». По Козыреву  «время» как некая физическая среда может воздействовать на вещество, на ход процессов и связывать между собой разнообразные явления. Для подтверждения своих взглядов Н.А. Козырев создал различные оригинальные приборы, пытаясь буквально «взвешивать потоки времени». И добыл немало доказательств  для объяснения действия времени. Создал оригинальные линзы - «зеркала Козырева» как назвали их впоследствии, и с помощью этих вогнутых зеркал «фокусировал» время. Впечатляет?  Но ни теория, ни практические доказательства не были восприняты научным сообществом. И не мудрено. Ну, не можем мы взглянуть на «время» глазами Николая Александровича. У нас есть свое ощущение индивидуального и даже социального времени, свой взгляд на, казалось бы, такую знакомую категорию, как «время». И, возможно, иногда мы даже как бы ощущаем и «плотность времени», не говоря уже о «ходе времени», но каждый по своему, совершенно индивидуально, вне зависимости от каких-то обобщающих формул.
            А между тем, Н.А. Козырев приходит к очень интересным, как раз обобщающим выводам, вытекающим из его опытов. Как же нам понять его, как найти общий язык и, соответственно, общий взгляд? 
            А давайте мы  абстрагируемся от слова «время», с которым у каждого свои отношения, и введем некий нейтральный термин, не смущающий знакомыми ассоциациями или неожиданными аналогиями. Сам Козырев назвал «время» неким активным фактором. Так давайте и заменим слово «время» этим «активным фактором», обозначим его для удобства восприятия термином «А-фактор». А теперь посмотрим, к каким выводам приходит Козырев в своих исследованиях, перефразировав их формулировки в соответствии с нашим соглашением.
1. А-фактор это одна из основных форм энергии Космоса, главная организующая сила всех процессов во Вселенной.
2. Все процессы,  где есть причинно-следственные переходы,  выделяют или поглощают А-фактор.
3. Плотность А-фактора больше там, где идут нестационарные процессы; звезды – кипящий   котел, откуда идет огромный выброс А-фактора.
4. С возрастанием энтропии плотность А-фактора увеличивается: другими словами, когда «порядок» убывает, он отдает свою энергию А-фактору.
5. Плотность А-фактора можно усиливать с помощью вогнутых зеркал.
6. А-фактор есть «неуничтожимая» реальность Вселенной, порождающая свет и материю.
7. А-фактор как некая физическая среда может воздействовать на вещество, на ход процессов и связывать между собой разнообразные явления.
8. А-фактор не распространяется, а появляется сразу во всей Вселенной.
9. Особенно интенсивно выделяют А-фактор процессы, происходящие в условиях огромных гравитационных полей.
10. Существование плотности А-фактора должно вносить в систему организованность, уменьшать ее энтропию.
11. А-фактор благодаря своим физическим свойствам может вносить в мир жизненное начало, препятствовать наступлению «тепловой смерти» и обеспечивать существующую в нем гармонию жизни и смерти.
12. Процессы, вызывающие рост энтропии, излучают А-фактор. При этом у находящегося вблизи вещества упорядочивается его структура. Надо полагать, что потерянная из-за идущего процесса организованность системы уносится А-фактором.
13. Это означает, что А-фактор несет информацию о событиях, которая может быть передана другой системе.
              Не знаю, какие выводы делаете вы из этой трансформации, но у меня появляется первый кандидат на должность этого А-фактора. Ну, просто грубо стучится и ломится в дверь.
Конечно, это торсионное излучение.  Правда, требуется поработать над корректностью формулировок, но все же эту идею можно принять за основу.
            И тогда Николай Александрович, согласившись с уточненными формулировками, мог бы с удовлетворением произнести:
            - Теперь я все сказал.



   
               
Т16


Там, за Чертой Недозволенного, где туман сгущается все сильнее, где  мрак и холод  окутывают окрестности, сверкает вдали адское пламя и закручивается в смертельную воронку. С горы Благодатной это хорошо видно в ясную погоду. Там, не уставая из века в век и  не останавливаясь ни на миг,  крутится  Колесо Сансары. Громадное, космических размеров колесо. Спицы его пронизывают пространство на сотни миллионов световых лет, а обод охватывает Вселенную со множеством ее галактик и туманностей. Скорость вращения Колеса по земным меркам стремительна и не поддается человеческим подсчетам.
Колесо Сансары  неустанно перемалывает грешные души, которые падают в него через огненные воронки Дна различных Затомисов, и здесь уже не важна ни национальность, ни вера, с которой у них были такие легкомысленные отношения, а либо и совсем не было никаких отношений. Здесь важна только тяжесть их грешной кармы. И теперь Колесо Сансары рвет их на куски как негодный бракованный материал, и чья-то жалобная песня-плач по уходящим, тонким отголоском доносится издалека.  И больше нет ее, этой бедной, страдавшей грешной души. И не за  кого молиться родным и близким, а земные могилки их ветшают и осыпаются, памятники разрушаются, а могильные кресты падают и сгнивают. 
Клочки и кусочки разрушенных душ, вращаясь в Колесе Сансары, могут случайно попасть на обод колеса, и тогда они с огромной скоростью вылетают за его пределы в миллионах и миллионах километров от Земли, и неприкаянно блуждают в пространстве, постепенно распадаясь на элементарные частицы. Ну и что? Никому не нужно и никому не жаль. Будто и не было тебя вовсе, несчастная ты пустышка.
Те же клочки, что остались внутри, снова должны пройти через различные формы жизни – от минералов и растений, от микробов и насекомых до самых высоких животных позиций. Цикличность их бытия имеет целью достижение их просветления. Как бы «черного кобеля отмывают добела».  Колесо Сансары  - это механизм эволюции в природе. Проходя круг за кругом в Колесе Сансары в течение тысяч веков , находящиеся там вновь зародившиеся существа имеют возможность, следуя законам эволюции, развиваться во все более высокие формы, и получают шанс родиться в теле животного, а может и человека. В этом случае они могут достичь  освобождения и выйти из круговорота Сансары, попав в какую-то галактику, в планетную систему, где развитие уже достигло человеческих форм, конечно, пока что на уровне первобытных пещерных людей.
Но и это один шанс из тысячи, ведь надо, чтоб совпало и время и место: время, когда образовавшаяся в Колесе Сансары полевая сущность готова была бы вселиться в подходящую животную форму, и место в материальном мире, где эта форма могла бы воспринять соответствующую полевую сущность. Сансара опустеет только тогда, когда просветлятся и освободятся все существа, пребывающие на Дне.
Когда  Колесо Сансары  перемалывает душу в мелкие клочья - вот она, смерть. Это истинная и окончательная смерть. Иссушенная адским пламенем, выжатая досуха бесами, искореженная,  но еще что-то лепечущая о пощаде душа, никчемная, ненужная никому в Мироздании пропащая душа разлетается на мелкие осколки в равнодушном чреве Колеса Сансары. И нет ее больше во веки веков.  Вот где должен звучать реквием, заглушая слабые стенания и вопли. Но нет. Там тишина и мрак.  Мрак и скрип Колеса.
Так говорят древние восточные легенды о Колесе Сансары.      
Но почему, однако, отмаливать грехи так нелегко, а грешить так просто?   





         С18

Время необратимо. Было время свадеб, было. И прошло. Вернуть что-то можно лишь в воспоминаниях. И солнечные блики на речной волне, и праздничные переливы цветов на раскрытых раковинах, и ласковый долгий взгляд дорогих глаз… Что ж, Анна, возможно, когда-то ты предала не только его, но и саму себя?  Кто скажет? Нет ответа. На иные вопросы не бывает ответа.
            Когда-то давно, горячо обсуждая тему семейного счастья, незамужняя еще тогда Лиля в упор спросила Анюту:
- Ну, хорошо, а вот скажи – ты счастлива? 
И Анна тут же в азарте спора ответила:
- Да!
Лиля ничего не сказала, но, похоже, не поверила ей. Позже, подумав получше, Анна и сама засомневалась. Ведь счастье это, чаще всего, не текущее состояние жизни, а какие-то особые события, может быть даже всего лишь мгновения. Но очень значимые и запоминаемые. А что Анна? Она была благополучна – семья, муж, дети. Они с Костей работают, не болеют. Дети тоже в порядке. Что ж еще? Это можно назвать счастьем. Но не было ощущения сияния, полной радости бытия. Возможно, не было уверенности в постоянном благополучии. Это наследие войны, скорее всего. Они, детьми пережившие бомбежки, голод, видевшие страдания взрослых, тяжелые потери близких, и сами впитали в себя взрослую рассудительность: не загадывай наперед, сегодня жив-здоров – и слава богу.  А счастье…
 Но вот стоит в глазах Анны сияющая картинка: ясный зимний денек, сверкающие на солнце алмазные сугробы; Анна с внучкой привычной дорогой идет из школы. Анна тащит ее тяжелый ранец с книгами, она – небольшую, но добротную кожаную сумку бабушки. За новостройкой – спуск с пригорка, утоптанная пологая тропинка, по которой Анна осторожно спускается вниз и оглядывается. Внучка стоит наверху у края крутой горки, и ее аккуратный кукольный силуэт картинно вырисовывается на фоне белых снегов.  Она ждет, когда Анна обернется, а затем садится на кожаную сумку и с веселым визгом спускается с накатанной горы.
 Эти воспоминания чуть не до слез умиляют Анну. Она достает тощую тетрадку, где у нее выписаны цитаты, всякие размышления о том, о сем, почти дневниковые записи. Да, и это здесь: «стоит у меня в глазах сияющая картинка: ясный зимний денек, сверкающие на солнце алмазные сугробы. Мы с внучкой привычной дорогой идем из школы. Я тащу ее тяжелый ранец с книгами, она мою сумку. За новостройкой – спуск с пригорка, утоптанная пологая тропинка, по которой я осторожно спускаюсь вниз, оглядываюсь. Крохотная кукольная фигурка стоит наверху. Она ждет, когда я обернусь. Затем садится на мою кожаную сумку и с веселым визгом съезжает с накатанной горы.  Внизу мы встречаемся и вместе идем дальше. По дороге иногда заходим в магазин купить чего-нибудь из еды.
Она ведет себя самостоятельно, бежит впереди, заскакивает в заснеженные дворики, измеряя глубину сугробов, иногда нарочно падая в пушистый снег. И только при переходе через улицу, где постоянно бегут машины, я беру ее за руку. Мы выжидаем удобный момент и переходим дорогу. И она вновь убегает вперед на несколько шагов, как бы не желая идти «за ручку», подчеркивая, что она сама по себе. Она очень застенчивая девочка, какая-то зажатая даже. Особенно с незнакомыми взрослыми людьми. Она и меня дичилась первое время, постепенно медленно оттаивая.
Дома мы обедаем, потом она делает уроки, а я занята на кухне. Иногда проверяю, как у нее идут дела. Порою приходится вместе решать задачки.
Два раза в неделю ходим в изокружок на занятия. Это неподалеку, в соседнем дворе, но я все равно провожаю ее. Она любит рисовать, и у нее неплохо это получается.
В свободное время затеваем игры. Хлебом не корми – дай пошуметь, поскакать. Или спрячется где-нибудь, а я ищу ее.
Иногда в тихие минуты она играет с куклами и плюшевыми зверюшками. А я, удивляясь непривычной тишине, прихожу из кухни и спрашиваю: «А что тут делает моя любимая внучка? Ты знаешь, что я тебя очень люблю?» Она молчаливо опускает глаза.
Вот так протекала жизнь – спокойная, незамысловатая. Но это постоянное присутствие внучки так согревало меня, так освещало все самые обычные житейские дела, что возникало ощущение, будто мы плаваем в каких-то особо нежных волнах тепла, как будто митр вокруг счастлив и спокоен, несмотря на катаклизмы, которые хоть и происходят в мире, но где-то далеко-далеко. И никогда не  затронут нас, не всколыхнут нашего покоя.
Потом наступила весна, а мы все так же ходили из школы – я с ее тяжелым ранцем,  и она с моей сумкой. Сугробы осели, стали черно-серыми от машинных брызг. Мы перешагивали через веселые ручьи и большие лужи, пробирались по сухим островкам через грязные, но яркие от солнца дворы.  А дома нас опять ждал радостный и уютный покой.  И волны душевного тепла.
Она, наверное, тоже чувствовала эту атмосферу, и вдруг попросила однажды:
- Скажи, что ты меня любишь.
И я с большим удовольствием сказала:
- Я люблю тебя.
- Еще…
- Я тебя очень люблю…
И цвели цветы, и пели птицы, и само небо благословляло нас.
Во дворах зазеленела травка, на деревьях стали проклевываться листочки. Подходил к концу учебный  год, а у меня и в мыслях не было, что эта идиллическая жизнь когда-нибудь закончится.
Однако…
Потом, когда я уехала от них, у себя дома, иногда в долгие часы бессонницы, я вспоминала это время, и слезы набегали на глаза. То ли слезы счастья, что это было в моей жизни, то ли слезы сожаления, что это прошло, закончилось. Я мысленно повторяла наш путь от школы до дома, но что удивительно – ни разу мне не удавалось пройти его за один сезон.
Вот мы выходим из школы в зимний день, и она лезет измерять сугробы под елками в школьном дворе. Но вот уже перешагиваем через ручейки у соседнего дома, и идем дальше,  любуясь первыми желтыми одуванчиками на нашем пригорке, с которого она так лихо скатывалась зимой на моей сумке. Но вот и магазин, а мы пробираемся через разбитые машинами грязные колеи, и нас сечет не очень-то приятный мелкий дождик пополам со снегом. И дальше  переходим через дорогу, переждав поток машин, а по сторонам огромные пушистые сугробы, и дворники с широкими лопатами очищают тротуары. Наконец,  мы приходим в наш дворик, где уже заработал веселый фонтанчик, и воробьи купаются в нем, а распушившиеся деревья рисуют на асфальте резные тени.
Все это было в разное время на этом, столько раз пройденном нами пути, и каждый раз я не могу собрать воедино эту разносезонную дорогу. Потому что она вся была хороша и всегда радовала меня в любую погоду. Не сама по себе дорога, а именно дорога, освещенная присутствием любимой внучки.
 И теперь это все уже в дали далекой, одни воспоминания только, но воспоминания –
о счастье».
И Анна искренне пожелала Валере в свое время тоже узнать подобное счастье.



Т17

А сквозь туман слышны звуки радостной ликующей музыки.  Эту музыку знают все обитатели общин, и,  несмотря на бравурные звуки, им все же слышатся в ней отголоски легкой печали прощания. Но в основном это торжественные мелодии победы света и добра. Это Архангелы пролетают над общинами и призывно трубят, приглашая всех на гору Благодатную.  Там, на ее вершине, на просторном плато, соберутся все Просветленные души, которым пришел срок покинуть общины. Они провели здесь долгие десятилетия, от полутора до двух сотен лет, не менее, ожидая, когда самые младшие  представители их рода, появившиеся на свет еще при их жизни в мире Дольнем, наконец, тоже прошли свой жизненный путь до конца и перешли в мир Горний. Здесь их и встречали все родственники, вплоть до старейшин, которым теперь предстоит перейти в пределы Поля Мудрости.
Событие, конечно, и радостное – для отбывающих, и немного грустное – для остающихся. Все-таки это расставание на долгие годы, даже на века.
Но в этот день всегда стоит прекрасная погода, Солнце сияет необыкновенно ярко, на северном склоне горы золотятся  праздничным светом купола храмов и сверкают хрустальной белизной вертикальные ребра высотных домов. Обитатели городских общин заполонили все улицы и  приветственно машут руками, поздравляя отбывающих с благополучным завершением одного из  этапов их посмертного существования.
Проводы проходят очень торжественно и радостно. Бабушка Аграфена в последний раз обняла свою дорогую маменьку, Антонину Власьевну, чувствуя себя маленькой беззаботной девочкой. Обе они о чем-то оживленно беседовали и смеялись радостно, заливаясь серебряными колокольчиками. Дедушка Мыс со своей маменькой Марьей Поликарповной стояли рядом с ними и тоже весело шутили.
- Папеньке привет от нас донесите, если сумеете найти его там. Скажите, что мы поминаем его.
- Все передам, обязательно. – Антонина радостно кивала головой.
- И вас, маменька, будем поминать, - обещал дедушка Мыс.
- Ну, теперь-то важнее, чтобы мы из Поля Мудрости почаще поминали вас всех, а вы уж тут поусерднее молитесь о детях и внуках в мире Дольнем обитающих. Я вот не застала ни Феденьку, ни Верочку, не говоря уж об их детях. Бабушка Марья счастливее меня, – Антонина дружественно взяла Марью Поликарповну за локоток.  Та задумчиво откликнулась:
- Да, я поболе восьми десятков прожила, не только внуков, но и правнуков нянчила.  И Милетину, Зиночкину дочку, и Анютку с Лидочкой, Митрия дочек. Эти у меня самые младшенькие – правнучки. Вот дождусь их, а там, глядишь, тоже отправлюсь на Благодатную. Они, Слава Богу, иногда меня поминают.
В этот момент раздались трубные звуки. Над толпой полетели Архангелы, осыпая  собравшихся алмазными звездами, опадавшими с их белоснежных хитонов. Но звезд на них не становилось меньше… А упавшие бриллиантовые брызги подхватывали в толпе и любовались ими, держа на ладошках. Звездочки, сверкая и переливаясь, тихо таяли прямо на глазах, но не пропадали втуне. Каждый чувствовал, как радуется душа и как легче становится  его карма.
Архангелы, летая над толпой, брали за руки одного из Просветленных, а тот – другого, а тот – третьего…  И так небольшими цепочками они взлетали над толпой, совершая прощальные круги. А затем,  поднимаясь все выше и выше, они улетали все дальше и дальше, пока совсем не исчезали из виду, словно растворяясь в мареве лазоревой дали.
Толпа провожающих спускалась с горы и расходилась по своим общинам, обсуждая радостное событие. Но все же легкая и светлая грустинка слышалась в их речах.
А Просветленные  души, чувствуя божественную легкость в себе, воспаряя в пространстве , постепенно пристраивались в различных пределах Поля. Иных манило легкое покачивание, словно в мягчайшем гамаке, и они оставались там, отдаваясь убаюкивающей неге. Других влекло стремительное движение то вверх, то головокружительный спуск вниз, словно на аттракционе, и они выбирали эти захватывающие дух ощущения, чтобы наслаждаться ими еще и еще. Третьи, широко раскинув руки, плавали словно в невесомости, на поверхности каких-то теплых и ароматных волн,  испытывая блаженство полного покоя и ничего более, только покоя.
Нирвана! Нирвана!


Р14 
 
          Всему свое время.
В «Тибетской книге мертвых» отмечается, что «буддийская теория кармы очень похожа на дарвиновскую идею эволюции. Теория кармы описывает великую цепь живых существ и схему развития одной жизненной формы в другую. Отличие теории кармы в том, что согласно ей индивидуальное живое существо проходит разные жизненные формы, переходя от одной жизни к другой.  Тонкий  ментальный  уровень  жизни  переносит паттерны,   развитые   в одной жизни     в последующую». Там же отмечается, что человеческая форма жизни считается таким драгоценным сокровищем, которое нельзя потратить беззаботно. Человеческая жизнь обладает  свободой воли, и надо пользоваться этой свободой разумно и добродетельно. И опять – остается только подчеркнуть схожесть требований  разных религий  и верований, предъявляемых к человеку. А разве общественная социальная мораль современной цивилизации отличается чем-то от нравственных устоев, выработанных задолго до наших дней?  Вопрос риторический. Можно сказать только, что Вселенная  так великовозрастна, мир так стар,  что он давно бы прекратил свое существование, если бы… Если бы энтропии не противостояло что-то весомое и упорное, настолько упорное, что до сих пор мы живы и здоровы и чирикаем беззаботно и радостно. Уж не наше ли радостное и деятельное чириканье противодействует энтропии?
Но совсем не риторический вопрос – зачем? С одной стороны, зачем это нужно обществу – понятно. Если все граждане законопослушны и добродетельны, это облегчает жизнь общества, это соответствует его гуманитарным принципам.  Но зачем при этом говорить о душе, беспокоиться о ее благости? Ну, пусть она есть, пусть она бессмертна, но ведь уйдет куда-то в Космос и – скатертью дорожка! А вы не думали о том, сколько уже душ ушло туда, и где оно конкретно, это место, где они могли бы разместиться?
Космос велик, полевая структура души очень незначительна по размерам, даже если она остается в объеме человеческого  биополя, то это где-то в пределах одного кубического метра.  Но количество! Миллионы, миллиарды, триллионы и более  душ! Где-то все это должно находиться!
Если принять на вооружение идею о том, что основа биополя -  это торсионная структура  левых и правых вихрей, то искать надо именно торсионные образования.
… Мироздание оперирует такими масштабами и такими сроками… Не может наша головка вместить всего…  Хотя вместить может, но вот увязать… Нет, и увязать порою может, но поверить…
Представьте, в голову пришла идея. Мы считаем, что это образное выражение. Но Никола Тесла признавался, что это он выхватил, выбрал из необозримого скопища этих идей нужную ему в данное время. То есть подключился к энергоинформационному полю и выловил там, что требовалось. Такого четкого представления о процессе мышления не было больше ни у кого из известных ученых и изобретателей, хотя смутные ощущения сверхъестественного озарения присутствовали. Но не готовы мы принимать такие факты.
Как это – энергоинформационное поле, наполненное разумными идеями? Как это – какие-то полевые структуры, являющиеся разумными? А уж тем более бесы, как это – какие-то злобные, но разумные создания? Такого не бывает в реальном мире.
Что тут может помочь? Не индийские хранители тайн из ашрамов. У них свой взгляд на время, на людей, на выбор достойного Посвященного, как когда-то они выбрали Блаватскую и допустили до части своих тайн. Спасибо им за это, и спасибо Елене Петровне за ее книгу.
А нам, недостойным непосвященным остается один инструмент – наш плоский ум, не выдающийся, не гениальный (а жаль), но где-то как-то вооруженный логикой и физикой. Да, физика плюс логика и – давай, мысли. Соображай, то есть. И зная худо-бедно кое-что о законах торсионного поля, можно предположить, что созданные  человеком мыслеформы – это очень устойчивые поляризованные образования, неким образом упорядоченные вихри, вполне определенные, может быть, даже красивые торсионные структуры, отправленные человеком в космос, в Мироздание.  Мы затратили энергию и создали информационную структуру, которая самодостаточна, безэнергетична  (это чистая информация) и она не требует подкачки энергии для своего существования. Наоборот, чтобы разрушить ее, нужно приложить усилия. А кому это нужно в сплошь энтропийном космосе тратить энергию неизвестно для каких целей. Есть структура? Существует? Да ради бога, она никому не мешает. Космос настолько велик и  вместителен, что можно мчаться в нем хоть в ракете, хоть верхом на чёрте, как тот кузнец Вакула, летевший в Петербург за черевичками, и никому нет до них дела. Ведь пока не зафиксировано никаких столкновений каких-либо космических тел с нашими земными посланцами не только в орбитальных полетах, но и с отправленными в дальний космос.
Ну, а уж о торсионных структурах, достаточно микроскопических в масштабах космоса, нечего и говорить. Созданы – и живут себе. Путешествуют в Мироздании. А некоторые счастливчики могут вылавливать обитающие там идеи и использовать их для своих изобретений. Как им это удается? Логично предположить, что подобное притягивается подобным. Есть такие законы в физике, например, притяжение масс. Для торсионного поля также характерно, что вихри одного направления вращения как бы узнают друг друга и суммируются. Вот и случается контакт, то есть приходит родственная мысль в голову именно тому, кто долго и упорно обдумывает определенную идею  (то есть рождает близкую мыслеформу).
Но если в энергоинформационном поле свободно существуют правозакрученные  структуры, то есть положительные идеи и образы (Ян), то логично предположить, что там же могут существовать и отрицательные идеи и образы, то есть не совсем для нас приятные торсионные структуры, левозакрученные вихри (Инь), и почему бы им тоже не быть из класса разумных  мыслеформ?
А что нас тут может не устраивать? Разберемся.
То, что торсионные структуры могут быть как право-  так и левозакрученными, не вызывает возражений?  -   Да.
Разумны ли они?  -   Прежде всего следует оговорить, что такое разум.
Разум - это субстанция, обладающая восприятием окружающей среды (очень разномасштабной среды от микрочастиц до Космоса) на предметном и вербальном уровне,  это во-первых;  во-вторых, это субстанция, способная анализировать воспринимаемую информацию и систематизировать ее;  в-третьих, это субстанция, способная на основе проведенного анализа принимать решения, направленные на осуществление выживания и развития собственной структуры; в-четвертых, относительно правозакрученных структур мы можем уверенно сказать, что обеспечение собственного выживания осуществляется не в ущерб соседним правозакрученным структурам, то есть проявляются элементы социального поведения, некий коллективизм, развитый в разной мере в разных ассоциациях. Это основа определения, которую, конечно, можно развивать и дополнять.
Что касается левых торсионных структур, то для них логично предположить, что первые три возможности вполне осуществимы и для них. Что же касается социального поведения, то тут могут быть разные варианты. Однако, скорее всего им  тоже важно выживание социума, поэтому в какой-то мере справедливо и четвертое предположение.
Ну, и какая, скажите, разница, если мы теперь перейдем к другим терминам, сменим, так сказать, ярлыки, и будем называть разумные левозакрученные торсионные структуры бесами, а разумные правозакрученные торсионные структуры – праведными душами?
Конечно, не тот язык для науки, но наука должна смотреть в корень. Пожалуйста, переведите все бесовские деяния на язык левых вихрей, на язык левозакрученных торсионных полей. И вы получите научное описание  взаимодействия полей кручения в предложенных условиях в рамках действия определенных законов. Правда, законы-то пока недостаточно определены, не открыты, не изучены. Думаю, что эта позиция оправдывает все предыдущие страницы повествования.
А вы представьте себе, как длинно пришлось бы выражаться в сердцах:
-  Да пусть тебя закрутят левые вихри, и не распутать тебе их вовек! – вместо краткого и выразительного - Да пошел ты к бесу!
Либо когда вы в тоске и печали, когда что-то не заладилось в жизни, вам вдруг говорят:
- Не скорби, энергоинформационне поле поможет тебе, ведь ты ему нужен, - вместо простой и теплой фразы – Не печалься, Бог не оставит тебя, он тебя любит.
Так что в какой-то мере это определенные условности, проблемы договоренности.
И вот при фактически равных полевых позициях счастье наше оказалось в том, что правый мир имеет возможность физического воплощения на материальном уровне. Это позволяет нашему миру развиваться и укреплять свои позиции как на физическом, так и на полевом уровне, чего лишены бесовские структуры.
Однако, признавая  наличие энергоинформационного поля, мы должны не только голословно утверждать это, но и предпринять шаги к его обнаружению на физическом уровне. Как  нам неоднократно советовали, «следует повернуться к материализму, для того чтобы»… Для того чтобы выбрать достойного кандидата на роль Поля Мудрости. Возможно ли, что это «темная энергия», пока что обнаруживающая себя лишь через гравитационные проявления, и никак не взаимодействующая с электромагнитным полем? Но ведь это же визитная карточка торсионных полей, такая скромность в проявлении взаимодействий. А не покопаться ли, не пошуровать ли нам в этом направлении? Так сказать, вежливо постучаться в дверь к господину Абсолюту. Многие видные умы признавали наличие Высшего Разума во Вселенной, но ведь должен же он где-то находиться?
Вопрос другой, как он образовался, этот Высший Разум, откуда взялся такой бесконечно мудрый и всезнающий. Или и впрямь принесен откуда-то инопланетянами и посеян в плодородную почву торсионного поля Земли? Но Вселенная у нас одна на всех, что для нас, что для инопланетян. И  Поле Мудрости едино для всех галактик.   Кто-то его наработал, еще до первых неандертальцев и кроманьонов, а они не владели не только мудростью Абсолюта, но и с нами-то, своими потомками, современными человеками, не в состоянии равняться.
Но это другая тема исследований, другой путь исканий, который может увести нас в древнейшие эпохи расцвета Атлантиды, в миры, наполненные знаниями, отголоски которых встречаются в мифах, легендах, даже религиозных преданиях и которые, несомненно содержатся и в энергоинформационном поле Вселенной. Пока только поверим Николе Тесла, Поверим Дмитрию Менделееву и другим, что многие открытия пришли к ним откуда-то свыше, наяву ли, во сне ли. И дай Бог, чтобы они продолжали приходить к людям.


Но как ни печально, наш мир когда-то кончит свое существование. Попросту - умрет. Христианство рассказывает об этом в Апокалипсисе.
Тогда зачем все это, зачем наша жизнь, призывы к добру, к любви? Правда, Мироздание позаботилось, и стремление к наращиванию правых вихрей, правых полей  неистребимо в людях.
Но зачем?  Подумаем.
Если следовать логике, то никак невозможно принять, что все существующее однажды вдруг кончится.  Безвозвратно и навсегда.
Восточная философия  говорит, что мы живем сейчас в День Брахмы, но когда-то (через неисчислимые миллиарды лет) наступит Ночь Брахмы. Так что пророчества Апокалипсиса это отголоски Восточной философии. Если же сведения даны были Иоанну Богослову из другого источника, то тем более достоверно утверждение, что Ночь Брахмы все-таки наступит. Что будет там – неизвестно никому. Даже мудрой-премудрой Восточной философии. The rest is silence. Но если, как мы уже неоднократно призывали, следовать логике, то что-то там будет. За  Ян последует Инь. Как это будет выглядеть и как будет развиваться, мы можем только гадать.  Или, говоря научно, пробовать применить методы дедукции.
Если все сущее заменится на все противосущее, то, возможно, образуется такой же мир, но совершенно противоположный. Где у нас был светлый (белый) мир, там у них будет темный (черный); где у нас было добро, там у них будет зло, где у нас побеждала любовь, там у них победит ненависть…  Ну, просто сатанизм какой-то! 
Но возможен ли такой мир? Ведь мы не знаем, как изменятся физические законы. Если вместо притяжения будет отталкивание, то при этом никак не смогут образоваться материальные тела, в том числе звезды и планеты. Не будет мира, подобного нашему, хотя бы и в чем-то противоположного. Не возникнет материя.
Да, но возможно,  возникнет антиматерия, где вместо частиц будут античастицы и, может, для них какие-то противоположные нашим, физические законы все-таки позволят построить их противоположный Антимир. И мы каким-то путем должны будем сохраниться в том Антимире, торчать у них в космосе бельмом на глазу, «светлой материей», как сейчас у нас в космосе обретается эта таинственная «темная материя». Я ни в коем случае не утверждаю, что там сейчас сосредоточена левая энергия и жизнь Антимира, и они выжидают своего часа, чтобы господствовать в грядущей Ночи Брахмы.
Но если так развивается и живет Мироздание, то и мы должны накапливать свои правые силы, чтобы, как говорится, перезимовать в Ночи Брахмы, пусть долгие миллиарды лет, но мы должны сохраниться.
Может, будет в этом и ваша заслуга, что вы либо сделали какое-то доброе дело, либо удержали бранное слово, готовое сорваться с языка, и тем самым не дали укрепиться левому лагерю, не дали ему торжествовать победу. Своими деяниями вы отняли у него частицу этой победы и помогли правому миру уйти на долгую зимовку Ночи Брахмы, пусть на малую толику, но окрепшим, благодаря и вашим  сознательным усилиям тоже.  Когда-то мы снова вернемся  в День Брахмы, и спасибо вам, что вы подкрепили эту уверенность своей небольшой лептой.

О трудных материях поговорили мы с вами, но если что-то где-то не стыкуется, а где-то и впрямь трудно поверить,  простите великодушно и считайте, что «бабушка надвое сказала».
 А время покажет.
 

О Г Л А В Л Е Н И Е

Р1
C1
Т1
C2
Р2
С3
Т2
Р3
Т3
С4
Р4
С5
Т4
Р5
С6
Т5
Р6
С7
Т6
Т7
Р7
С8
Т8
Т9
С9
Р8
С10
Т10
С11
Р9
С12
Т11
Р10
С13
Т12
Р11
С14
Т13
Р12
С15
Т14
С16
Т15
С17
Р13
Т16
С18
Т17
Р14