Метафизика Ранней Академии и проблемы творческого наследия Платона и Аристотеля
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА I. Ранняя Академия - центр духовной жизни Древней Греции IV в. до н.э.
§1. Платон как основатель Академии. Образовательная программа Платона
§2 Платон в Академии и проблема "неписаной" философии
§3. Cпевсипп Афинский - схоларх Ранней Академии
§4 Ксенократ - третий глава Академии
ГЛАВА II. Критика теории идей и концепция диайрезиса в Ранней Академии
§1. Академическая дискуссия об идеях
§2. Платон о критике идей в Академии
§3. Концепция диайрезиса в Академии
ГЛАВА III. Проблема "начал" и концепция философии в Академии
§1. Проблема "начал" и академическая "система происхождения"
§2. Учение о двух первых началах в Академии
§3. "Неписаное" учение Платона как академическая интерпретации диалогов
§4. Универсум Спевсиппа и концепция философского знания в Академии
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРА
- 226 -
ВВЕДЕНИЕ
До недавнего времени период, связанный с деятельностью представителей Ранней Академии, мало привлекал внимание историков античной философии. Предвзятое мнение о незначительности, второразрядности учеников Платона как философов, недоверие к источникам имеющихся о них сведений, да и фрагментарность этих сведений, делающая крайне ненадежной и спорной любую их интерпретацию, cтали основными, хотя и не единственными причинами такого отношения к Ранней Академии. Отсутствие у специалистов интереса к раннеакадемической проблематике, кроме того, было связано с общепризнанными к началу ХХ века интерпретациями философии Платона и Аристотеля, в основе которых лежала вера в наличие у этих философов непротиворечивых и последовательных философских систем, которые могли быть, по мнению ученых, обнаружены при тщательном анализе основных сочинений Платона и Аристотеля. В этом случае для изложения философских учений Платона и Аристотеля не было никакой необходимости обращаться к внутриакадемическим дискуссиям.
Намеченные в первой половине ХIХ века и развиваемые на всем его протяжении, два подхода к анализу творчества Платона, получившие названия "системного" (Ф.Шлейермахер [1]) и "генетического" (К.Германн [2]) анализа, несмотря на принципиальные различия, оба прежде всего предполагали органическую целостность всего написанного Платоном и системный характер его философии. Если первый подход вообще исключал мысль об эволюции взглядов Платона, интерпретируя все диалоги философа как части одной cистемы, то в
- 227 -
рамках второго была предпринята попытка рассматривать совокупность диалогов не столько как раскрытие готовой доктрины, сколько как постепенный путь ее складывания. Однако, как подчеркивает Т.Миллер, анализируя данный подход, задача соединить в науке о Платоне концепцию единства с концепцией развития осталась нерешенной [3] и, вероятно, в рамках такого подхода не могла быть решена.
В интерпретациях аристотелевского наследия, предложенных в прошлом веке специалистами по античной философии, также преобладали идеи системного характера творчества Аристотеля. Господствующим было понимание всего аристотелевского свода от "Органона" до "Риторики", за исключением лишь нескольких небольших трактатов, принадлежность которых Аристотелю многим специалистам представлялась сомнительной, как целостного и более или менее законченного изложения аристотелевской системы наук, которое было выполнено философом в конце жизни и являлось завершением всей его творческой деятельности. Появившиеся в первой четверти нашего столетия работы крупного немецкого ученого Вернера Йегера существенно изменили традиционные представления. Ему удалось убедительно показать, главным образом на примере "Метафизики" и этических сочинений, что трактаты Аристотеля не были книгами, cоздававшимися сразу в том виде, в котором они до нас дошли, их мнимое единство следует считать делом рук позднейших редакторов аристотелевского наследия. Большинство из них представляет собой соединение глав, написанных в разное время и отражающих различные этапы творческого развития философа от платонизма к своеобразному эмпиризму, в рамках которого он порывает со своим платоновским прошлым. Именно этим, как полагает В.Йегер, объясняются и неоднородность структуры глав, и встречающиеся в них противоречия и повторения, и случаи совмещения в одном и том же сочинении концепций, исключающих друг друга [4]. И хотя отдельные, частные выводы, к которым приходил В.Иегер, в большинстве своем не нашли поддержки других исследователей, общие принципы его генетического, или эволюционного подхода к истолкованию творчества Аристотеля, вероятно, впервые выдвинутого еще в прошлом веке Бернайсом [5], но свое аргументированное и глубокое осуществление нашедшего в трудах В.Йегера, получили широкое признание.
Такой эволюционный подход к исследованию творчества крупнейшего философа античности привлек внимание специалистов к проблеме формирования взглядов Стагирита, к его академической деятельности. Это, в свою очередь, стимулировало интерес к ранним сочинениям Аристотеля, cозданным еще в годы пребывания филосо-
- 228 -
фа в платоновской Академии и дошедшим до нас во фрагментах и изложении поздних авторов. В 1956 году видный аристотелевед Ингмар Дюринг, много сделавший для критического уточнения эволюционной концепции В.Йегера, в статье с программным названием "Аристотель и Платон в середине четвертого века" показал необходимость и перспективность изучения взглядов Аристотеля в контексте проблематики академических дискуссий, имевших место в течение двадцатилетнего пребывания Стагирита в Академии [6]. Идеи, намеченные в статье, получили свое дальнейшее развитие в материалах проведенного в Оксфорде в 1957 году по инициативе И.Дюринга аристотелевского симпозиума "Аристотель и Платон в середине четвертого века", на котором подчеркивалось, что изучение ранних сочинений Аристотеля с учетом их связи с работами Платона и Академией в целом - одна из актуальных и наиболее дискуссионных проблем аристотелеведения в настоящее время [7]. О необхо- димости исследования генезиса произведений Аристотеля говорил и крупный советский историк философии и науки В.П.Зубов, подчеркивая, что такие работы "не только подготавливают почву для изучения взглядов Аристотеля в их развитии, но и позволяют во многом объяснить те противоречия, которые существуют между отдельными высказываниями великого уроженца Стагира" [8].
Осознание актуальности изучения раннего Аристотеля привело к появлению в шестидесятые годы многочисленных работ, посвященных этой проблематике. В частности, были предприняты попытки реконструкции ряда экзотерических сочинений Аристотеля, таких как "Протрептик" [9], "О философии" [10], уточнены детали биографии Аристотеля, проанализирована его внутриакадемическая деятельность. Большая работа в этом направлении была проделана А.Г.Хрустом, завершившим свои изыскания в области "потерянного" Аристотеля фундаментальной двухтомной монографией под общим названием "Аристотель. Новый взгляд на его жизнь и некоторые потерянные работы" [11].
Несмотря на пристальное внимание к данной проблематике и оживленные дискуссии аристотелеведов, проблемы, связанные с академическим периодом в творчестве Аристотеля, оказались настолько сложными и запутанными, прежде всего по причине скудности и противоречивости информации, находящейся в распоряжении исследователей, что многие принципиальные вопросы до сих пор остаются открытыми, и, вероятно, для их решения потребуются комплексные исследования всей атмосферы платоновской Академии середины IV века до н.э. К сожалению, в отечественной историко-философской литературе ранний этап творчества Аристотеля по-прежнему остается "бе-
- 229 -
лым пятном", ждущим своих исследователей.
Работы В.Йегера сыграли решающую роль не только в пересмотре традиционного взгляда на Аристотеля, но и положили начало новым интерпретациям платоновского наследия. В основе нового подхода к творчеству философа лежало допущение о существовании у Платона вполне самостоятельного устного, эзотерического (тайного) учения, предназначенного только ближайшим ученикам философа. "Лишь нужда заставляет нас, за отсутствием других источников, черпать в диалогах сведения о платоновском учении об идеях и числах", - утверждал В.Йегер в своей монографии "Ис-тория возникновения "Метафизики" Аристотеля" [12], подчеркивая значимость "неписаной" философии Платона и необходимость ее изучения, что вскоре и было сделано другим крупным немецким филологом Ю.Штенцелем. Он, основываясь, прежде всего, на материале о внутриакадемической лекции "О благе", содержащей, по мнению Ю.Штенцеля, "неписаное" учение, предпринял попытку реконструировать метафизику поздних диалогов Платона, что привело к переоценке значимости позднего периода платоновского творчества [13]. Концепция Ю.Штенцеля стала отправной точкой для ряда исследователей шестидесятых годов, когда проблема "неписаной" философии, cтав предметом напряженной дискуссии, продолжающейся и сегодня, "оказалась вознесенной на гребень всех платоновских проблем необыкновенной силой революционного взрыва" [14].
Следует сказать, что проблема "неписаного" учения Платона и раньше существовала в круге платоновских проблем, так как сохранились античные свидетельства о внутриакадемической деятельности Платона. Неудивительно поэтому, что от поздней античности и вплоть до конца ХVIII века существование эзотерического учения Платона не подвергалось сомнению. Анализировали его и такие крупные ученые прошлого века как К.Германн, Э.Целлер, У.Виламовиц-Меллендорф, П.Фридлендер и другие, но, признавая эзотеризм бесспорным фактом биографии Платона, они не рассматривали его как проблему кардинально важную для понимания всего платоновского творчества, разделяя концепцию "нейтральности" эзотерических учений Платона, развитую Э.Целлером и ставшую своего рода эталоном суждений о платоновском эзотеризме в филологии ХIХ-начала ХХ веков [15].
Как отмечает Т.В.Васильева, проблема "неписаного" учения Платона могла стать философской и становилась ею "лишь в противопоставлении содержанию диалогов как источник материалов, заставляющих исследователя коренным образом пересматривать сложившиеся интерпретации и оценки" [16]. Такой коренной пересмотр философии Платона и был предпринят рядом специалистов в шестидесятые годы.
- 230 -
Отвергая, вслед за В.Иегером и его последователями, системный характер платоновского учения, изложенного в диалогах, представители тюбингенской школы истории философии, ученики В.Шадевальда, Ганс-Иоахим Кремер и Конрад Гайзер предположили, что "система" философии у Платона все же существовала, только искать ее следует за пределами диалогов, в области устного "эзотерического" творчества философа. В основе такой интерпретации лежало безусловное доверие к свидетельствам Аристотеля. Как известно, критикуя Платона, Аристотель в "Метафизике" достаточно подробно излагает его учение, и этого, изложенного Аристотелем учения, мы либо вообще не находим у Платона (например, учение Платона об идеальных, или эйдетических числах в той форме, в какой оно изложено в "Метафизике", отсутствует в диалогах), либо основные его положения противоречат тому, что излагает сам Платон в диалогах. В этом случае доверие к свидельствам Аристотеля означает постулирование существования "неписаного" учения Платона, причем противоречие между сведениям Аристотеля и учением диалогов становится противоречием между учением диалогов и "неписаной" философией, т.е. переносится вглубь собственно философии Платона, и теперь уже оно требует объяснения.
В своих фундаментальных трудах Г.Кремер и К.Гайзер [17] решают данное противоречие указанием на истинность "неписаного" учения, отводя диалогам лишь протрептическую ("протрептик" - в греческой риторике означает убеждающую, cклоняющую на свою сторону речь) и пропедевтическую роль. В этом случае вся многоплановая философия Платона сводится к эзотерическому учению позднего периода, представляющему, по мнению тюбингенцев, систематическую метафизику Бытия, онтологию во многом схожую с неоплатонистической системой. Такое понимание философии Платона позволяет тюбингенским интерпретаторам предложить свое понимание всей истории античной философии, проведя единую линию развития "истинного" платонизма от досократиков, через Платона с его единой системой универсального знания, к неоплатонизму и далее к философии Нового времени в лице Н.Кузанского, а затем Лейбница. По мнению Г.Кремера, в качестве общего принципа всех данных систем может рассматриваться возможность производить сущее из некоторого сверх-сущего основания. Оценивая воссозданную эзотеристами "метафизику" Платона, Э.Тигерстедт подчеркивает, что, видя невозможность отыскать желаемую философскую систему в диалогах, эзотеристы, обратившись к фрагментарным, нередко противоречивым и темным свидетельствам, c успехом выполнили поставленную задачу, реконструировали ту систему философии Платона, которую хотели
- 231 -
видеть. Как полагает Э.Тигерстедт, именно интерпретация данных, а не выяснение их исторической достоверности составляла задачу этих исследований.
Однако пренебрежение платоновскими диалогами привело эзотеристов к столкновению с рядом новых трудностей. В частности, если анализ диалогов показывает определенное развитие взглядов Платона, позволяет выделить этапы его творчества, то рассмотрение источников "неписаной" философии приводит к необходимости отрицать какое-либо развитие Платоном своего истинного философского учения, хотя, по мнению тюбингенцев и их сторонников, оно создавалось Платоном одновременно с ранними диалогами. Таким образом в рамках концепции эзотеристов непроходимая пропасть лежит между Платоном, автором диалогов, и Платоном, учителем Академии. Осознавая внутренюю противоречивость этой концепции, тюбингенцы вынуждены были модифицировать свои интерпретации платоновского творчества. В частности, К.Гайзер ввел развитие в систему Платона, выдвинув понятие "гипотетической и открытой" системы, а Г.Кремер, понимая недостаточность использования только вторичных источников, обосновал теорию "имманентной интерпретации" диалогов. Однако, замечает Э.Тигерстедт, пытаясь спасти расшатываемую внутренними противоречиями концепцию "неписаной" философии, эзотеристы разрушают ту основу, на которой она строится и тем самым только лишний раз подчеркивают ее несостоятельность [18].
Учитывая как достижения, так и трудности, вставшие перед тюбингенцами, cвое решение проблемы соотношения эзотерического и экзотерического у Платона, основанное на принципах герменевтического историко-философского подхода и получившее название "cинтетической" интерпретации, предложил известный немецкий философ, cам бывший тюбингенец, Ганс Георг Гадамер [19]. По мнению Гадамера, герменевтический метод требует, прежде всего, осмысления и понимания общности всего творчества Платона, основу которой составляет диалог как фактическая данность. Критикуя позицию тюбингенцев, Гадамер полагает, что при оценке философии Платона неверно применение принципа "или-или", как это делают Г.Кремер и К.Гайзер, так как устное учение и учение диалогов исходят из единого диалектического начала. Только с помощью диалектики, т.е., по мнению Гадамера, непреходящего, незавершенного диалога, можно осмыслить философию Платона, поняв ее как нескончаемый диалог, устремленный к первым принципам, или к истине [20]. Такой подход, имеющий, несомненно, ряд положительных моментов, в частности, провозглашаемое желание воссоздать исторический облик Платона, восстанавливая атмосферу академических дискуссий и употребляя для этого понятия,
- 232 -
используемые в Академии, на практике нередко приводит не столько к выяснению исторически достоверного учения Платона, cколько к искусной интерпретации имеющихся свидетельств, более затемняющей существо дела, чем проясняющей его.
Принципиально иное решение проблемы соотношения эзотерического и экзотерического у Платона дал один из крупнейших специалистов по античной философии, английский исследователь Гарольд Чернисс в своем фундаментальном труде, к сожалению, так и незавершенном, "Аристотелевская критика Платона и Академии". Отмечая, что "в настоящее время ученые рассматривают сообщения Аристотеля о Платоне, главным образом, как свидетельство того, что сам Платон говорил и думал, и не интересуются весом и значением приписываемого ему Аристотелем учения" [21], свое исследование Г.Чернисс посвятил развертыванию и систематизации аргументов против некритического использования аристотелевских сообщений. Тщательный анализ свидетельств позволил ему сделать вывод, что противоречие между диалогами Платона и сообщениями Аристотеля, наряду с некоторыми другими источниками о "непи-саном" учении, следует рассматривать как противоречие между учением Платона и его интерпретацией в Академии. По мнению Г.Чернисса, ученики Платона знали учителя только как автора диалогов, они оценивали и критиковали только ту теорию, которая была развита в диалогах, в ряде случаев произвольно истолковывая и искажая ее. Так например, Г.Чернисс отказывается признать принадлежащими самому Платону и концепцию, отождествляющую идеи и числа, и диайретическую схему онтологической иерархии идей, и само понятие "неопределенной двоицы", что, по мнению эзотеристов, и составляет теоретическую основу сокровенного платоновского учения. Г.Чернисс полагает, что все эти учения возникали в недрах Академии как результат истолкования диалогов Платона и самостоятельного творчества его учеников. Поэтому задачу ученых Г.Чернисс видит в необходимости объяснить, почему в середине IV века до н.э. именно такая интерпретация стала возможной и получила распространение. Для этого прежде всего, как полагает Г.Чернисс, cледует "прояснить ситуацию внутри Ранней Академии, а именно установить отношение философии Аристотеля к философским системам других учеников Платона, определить их сходство и различия, и, наконец, выяснить отношение их всех к Платону и его учению" [22].
В той или иной степени все три интерпретации были подвергнуты критике как недающие удовлетворительного решения, однако эзотеристам все же удалось добиться определенного успеха, о чем свидетельствует то обстоятельство, что многие специалисты прини-
- 233 -
мают как неоспоримый факт существование у Платона "неписаной" философии [23]. Несмотря на то, что поставленные проблемы окончательно решены не были, рассматриваемый период дал много ценного для последующих историко-философских работ. Были предприняты новые исследования источников, проливающих свет на поздний период творчества Платона. К.Гайзер собрал и издал в качестве приложения к своей монографии "Неписаное учение Платона" на сегодняшний день наиболее полный свод свидетельств, характеризующих деятельность Платона в Академии, и фрагментов, раскрывающих, как считает К.Гайзер, устное учение Платона [24]. Особое внимание уделили платоноведы Седьмому письму Платона. Так как решение вопроса о его подлинности тесно связано с интерпретацией "неписаного" в философии Платона, письмо стало предметом оживленной дискуссии и тщательного анализа [25]. Не останавливаясь на многолетних дискуссиях по вопросу атрибуции письма, можно сказать, что мнения разделились следующим образом: эзотеристы настаивают на подлинности письма, их противники - отрицают его аутентичность. В этом случае можно только присоединиться к словам Т.Васильевой, cожалеющей, что "до сих пор этот документ не получил в нашей науке подобающего его важности истолкования" [26].
Очевидно, что круг обсуждаемых в этой связи вопросов потребовал не только более внимательного отношения к анализу платоновского творчества, но и обратил внимание исследователей на творчество ближайших учеников Платона. Были осуществлены новые, более полные критические издания сохранившихся свидетельств и фрагментов Евдокса Книдского [27] и Гераклида Понтийского [28]; переизданы, cтавшие библиографическими редкостями, докторская диссертация Пауля Ланга, cодержащая свидетельства и фрагменты Спевсиппа Афинского [29], и монография Ричарда Хейнца, изданная еще в конце прошлого века, но по-прежнему остающаяся единственной монографией о жизни и учении Ксенократа Халкидонского с приложением свидетельств и фрагментов [30]. Начало новому этапу изучения "Послезакония", одного из лучших источников по философии Ранней Академии, положил фундаментальный труд Леонардо Тарана "Academica: Платон, Филипп Опунтский и псевдо-платоновский Epinomis", содержащий новое издание текста диалога, собрание древних свидетельств и фрагментов Филиппа и монографические исследования [31]. И, наконец, последние работы И.Паренти и Л.Тарана [32], представляющие два новых критических издания всего сохранившегося материала, характеризующего жизнь и творчество Спевсиппа, практически, заново открыли перед читателями творчество этого старейшего академика.
В отечественной историко-философской литературе исследования
- 234 -
по Ранней Академии занимают незначительное место: предметом изучения пока не стали ни взгляды отдельных представителей школы Платона (исключение составляет краткая характеристика философских воззрений академиков, данная в фундаментальном труде А.Ф.Лосева "История античной эстетики" [33]), ни раннеакадемическая философия в целом. Однако за последние годы был опубликован целый ряд ценных в научном отношении, отличающихся глубоким знанием источников и использующих достижения мирового античниковедения, работ по античной философии классического периода. Это, прежде всего, работы А.Ф.Лосева и А.А.Тахо-Годи, посвященные творчеству Платона и Аристотеля, в частности, их последний совместный труд "Платон. Аристотель" [34], привлекающий богатством исторического содержания и глубиной, затрагивающий ряд вопросов, cвязанных с организацией обучения и воспитания в Академии. Различные аспекты платоновского творчества представлены в сборнике "Платон и его эпоха" [35], проблема формирования языка философии на материале классического периода рассмотрена Т.В.Васильевой в работе "Афинская школа философии" [36]. Большой интерес представляет новое критическое издание платоновского "Федра" [37], осуществленное Ю.А.Шичалиным, вступительная статья и комментарии к которому позволяют увидеть исторический контекcт, в котором создавался диалог. Несмотря на то, что проблема "неписаной" философии Платона до сих пор не стала предметом самостоятельного исследования, подробный анализ зарубежных дискуссий по этой теме представлен в статьях Т.В.Васильевой, М.И.Челидзе, А.Т.Геворкяна. Особый интерес в связи с изучением раннеакадемической философии представляют работы В.П.Визгина "Генезис и структура квалитативизма Аристотеля" [38], в которой дан скурпулезный анализ платоновской программы математического естествознания, и комплексное исследование логических сочинений Аристотеля "Органон" Аристотеля", выполненное Р.К.Луканиным [39]. Ценным для реконструкции академических дискуссий представляются исследования платоновско-аристотелевского наследия, cтавящие целью раскрыть логику мышления Платона и Аристотеля в ее историческом многообразии, предпринятые в работах П.П.Гайденко "Эволюция понятия науки" [40] и К.А.Сергеева, Я.А.Слинина "Природа и разум: античная парадигма" [41].
Достигнутые в изучении античной философии классического периода успехи делают не только возможной, но и необходимой, на мой взгляд, постановку проблемы философии Ранней Академии. Ее решение предполагает, прежде всего, на основе анализа сохранившихся свидетельств и фрагментов, учитывая общий контекст академи-
- 235 -
ческой проблематики, реконструкцию философских взглядов Спевсиппа, Ксенократа, Филиппа Опунтского, учения которых во многом определили характер и дальнейшее развитие платонизма, являющегося академической интерпретацией философии Платона может быть в большей степени, чем философией самого Платона. Думается, что воссоздание исторической атмосферы Академии, исследование форм, методов и средств реализации в академической жизни образовательной программы Платона, анализ академических дискуссий создадут возможность более глубокого проникновения в творчество Платона, в первую очередь это касается нерешенных проблем позднего периода его деятельности, позволят полнее раскрыть процесс формирования философских взглядов Аристотеля. Изучение философии платоновской Академии как целостной и оригинальной системы воззрений делает возможной более адекватную оценку ее места и значения в истории становления и развития платонизма, раскрывает перспективу исследования непрерывной традиции его существования от Ранней Академии до неоплатонизма.
ГЛАВА I. Ранняя Академия - центр духовной жизни Древней Греции IV в. до н.э.
§1. Платон как основатель Академии. Образовательная программа Платона (назад)
Классическую форму древнегреческая демократия как система правления получила в Афинах в середине V в. до н.э. и просуществовала здесь свыше ста лет. Созданные в этот период новые выборные учреждения - народное собрание и суд - не могли успешно функционировать без умения афинских граждан искусно и убедительно говорить, cвободно ориентироваться в различных вопросах политической жизни. Необходимостью стала профессиональная подготовка к политической деятельности и обучение ораторскому мастерству. Однако с помощью традиционной системы каналов передачи знаний, ограниченной рамками одного сословия, освященной религиозным авторитетом и опирающейся на обычаи, ибо свободный гражданин регулярно посещая культовые праздненства, на которых приобщался к традиционной поэтической культуре, лежащей в основе нравственного воспитания, такая задача не могла быть решена. Нужны были новые пути и формы передачи знаний, новые учителя - профессионалы.
Принципиально новая образовательная программа была предложена софистами. Свою главную цель они видели в "воспитании лю-
- 236 -
дей", в обучении их "доблести" (areth). Новая "доблесть", по мнению софистов, доступна любому человеку, и для ее достижения достаточно одного условия, которое состояло в том, что человеческая природа (fusiV) должна подвергнуться обучению (didaskalia) и тренировке (askhsiV). Понятая таким образом "доблесть" не требовала ни происхождения от богов, ни знатности рода. Вместо родовой элитарности софисты предложили элитарность образования и знания. Стремление софистов сделать научные и философские достижения своего времени всеобщим достоянием приводило к ускорению процесса институализации образования. Большую роль в этом сыграла деятельность Сократа, который в отличие от разъезжающих по всей Греции софистов учил только на улицах и в палестрах Афин и сумел сплотить круг единомышленников, объявивших себя его учениками. И хотя круг приверженцев Сократа не был институализирован, и в этом смысле не был школой, после казни учителя во множестве возникли самостоятельные школы, получившие название "cократических".
В Мегаре основал свою школу, просуществовавшую до первой половины II в. до н.э., близкий друг Сократа Евклид, и "именно к Евклиду (по словам Гермодора) укрылись после гибели Сократа Платон и другие философы, устрашенные жестокостью тирана" (D.L.II, 106). Один из учеников Евклида, Стильпон, также основал школу, причем, по словам Диогена Лаэртского, "он настолько превосходил всех изобретательностью и софистикой, что едва не увлек в свою мегарскую школу всю Элладу" (Tам же, 113). Собственную школу создал и другой ученик Сократа, Федон из Элиды; один из деятелей этой школы, Менедем, положил впоследствии начало эретрийской школе. Диоген Лаэртский рассказывает, что сократик Эсхин, вернувшись в Афины из Сицилии, хотел организовать свою школу, да не решился, ибо "cлишком заметны были школы Платона и Аристиппа" (Tам же, 62). Школа Аристиппа, уроженца африканской Кирены, как и киническая школа Антисфена, по-видимому, cуществовали еще при Сократе. Как сообщает Диоген Лаэртский, Аристипп, занимаясь софистикой, "первым из учеников Сократа начал брать плату со слушателей" (Tам же, 65), а ученик Горгия Антисфен "примкнул к Сократу и, по его мнению, столько выиграл от этого, что даже своих собственных учеников стал убеждать вместе с ним учиться у Сократа" (Tам же, VI, 2).
Возникшие в этот период школы условно можно разделить на философские - школы сократиков, преимущественно развивавшие искусство ведения бесед (диалектику) и споров (эристику), и риторические, разрабатывающие прежде всего искусство составления разного вида речей. Среди последних особенно выделялась школа ученика
- 237 -
Горгия и Продика, Исократа (436 - 338 гг. до н.э.) [1] По слабости голоса не выступавший публично, а зарабатывающий деньги трудом логографа, начиная с 392 года, Исократ все свое внимание сосредотачивает на основанной им школе красноречия, вскоре ставшей крупнейшим риторическим центром Эллады. Исократ был убежден, что только изучение искусства красноречия закладывает фундамент образования, формирует профессиональные навыки для любой деятельности. За сорок лет существования школы в ней прошло обучение около ста учеников, из которых вышли прославленные ораторы (Иссей, Ликург), историки (Эфор, Феопомп), политические деятели и полководцы. Главным предметом занятий была систематизация правил риторики и упражнение в составлении речей. Курс был рассчитан на трех-четырехгодичное обучение, причем из-за высокой платы (около 1000 драхм) был доступен весьма состоятельным людям [2]. Предложенная Исократом программа гуманитарного знания ставила своей целью достижение опытности учеников в оценке событий частной и политической жизни, которая должна была привести их к истинному пониманию дел.
Создание таких постоянных школ, несомненно, было новым и важным этапом духовного развития Афин [3]. Из стихийного и спорадического, каким обучение было у софистов и Сократа, оно начинает превращаться в регулярное школьное обучение, положив основу всему последующему университетскому образованию в Европе. Каждая из этих школ, принимая на себя задачу выработать и предложить обществу духовные ценности, которых уже не могла дать ему поэзия, исконная нравственная воспитательница греков, предлагала особую, отличную от других, образовательную программу, в рамках которой по-своему решала поставленные софистами, Cократом, да и самой жизнью вопросы о высшем благе и целях практической деятельности, о возможностях познания и о методах воспитания и обучения, непрерывно полемизируя по этим вопросам с другими школами.
Возвращение Платона из первой поездки в Южную Италию в 388/387 году в Афины [4] cделало его активным участником обсуждения проблем воспитания и образования. Придя к выводу о невозможности для порядочного человека без ущерба для своей добродетели заниматься общественными делами при существующем государственном устройстве, Платон сознательно и убежденно, как сам он об этом пишет в Седьмом письме, делает выбор в пользу занятий философией, подчеркивая, что "лишь от нее одной исходят как государственная законность, так и все, касающееся частных лиц" (Pl.Ep. VII, 326 A - B, cp.: Pl.Apol. 32 E). Именно об этом перемещении интересов Платона из области политики в область образования и воспитания свидетельствует выбор места, где Платон,
- 238 -
вероятно, вскоре после своего возвращения решает поселиться, чтобы заняться преподаванием [5].
Дом с садом, который был куплен Платоном (D.L. III, 20), располагался в пригороде к северо-западу от Афин, за Дипилонскими воротами. Там находилась оливковая роща, cвятилище Афин и храм, посвященный герою Академу - покровителю всей этой местности. Еще Гиппарх, cын тирана Писистрата, обнес его стеной; Кимон, по словам Плутарха (Plut. Сim. 13), превратил эту местность из запущенной и безводной в хорошо орошаемую рощу с тенистыми аллеями, с жертвенниками Прометею, Эроту и устроил там гимнасий, который длительное время посещали молодые люди со своими учителями (Arist. NE. 1002a; Pl. Lysis 203 A). Дорога в Академию была обрамлена стелами в честь погибших героев и гробницами знаменитых афинян, среди которых были могилы Перикла и Фрасибула. Сад героя Академа стал одним из любимых мест для прогулок.
Несмотря на то, что к середине четвертого века до н.э. Академия становится центром духовной жизни Греции, наши сведения об организации внутриакадемической жизни, роли в ней Платона очень скудны и противоречивы. Почти все свидетельства характеризуют Академию 60-ых годов четвертого века, и нам, практически, ничего неизвестно о первоначальном этапе преподавательской деятельности Платона. Вероятно, становление школы, какая бы модель не была положена в ее основу, происходило постепенно, по мере того как росла слава Платона как философа и учителя.
Ряд исследователей, вслед за У.Виламовицем, полагают, что Платону для образования общества, имеющего собственную землю и помещения, требовалось зарегистрировать его как qiasoV, т.е. религиозно-культовое общество, организованное для совместных жертвоприношений божеству, которое и являлось бы номинальным собственником имущества. В качестве такого божества Платон выбрал Музы и основал на территории Академии святилище Муз (D.L.IV, 1), а Академия получила, вероятно, cтатус религиозного союза, cозданного с целью почитания Муз [6]. Философская концепция мусического, созданная Платоном, отличалась от обыденного представления о Музах, почитавшихся в различных культовых аспектах - от местных горных и водяных божеств до вдохновительниц творчества, преимущественно поэтического. Уже Сократ причислил к обширной области мусических искусств философию, а со времени Платона утверждается представление об особом покровительстве Муз философии и философам. Насылаемое Музами исступление понимается Платоном как вызываемое ими страстное стремление (mwsqai) к мудрости и желание посвятить себя философии (Pl.Сrat. 406 А ; Phaedr. 259 D; Phaed.61 A) [7]. В связи с
- 239 -
преподавательской деятельностью Платона особое значение приобретает присущее греческой мысли противопоставление образованности, культурности (eumousia) - дикости и невежеству (amousia) [8].
Со статусом школы как культового общества связаны были и сопровождающиеся жертвоприношениями периодические sussitia (cовместные приемы пищи), правила которых тщательно разрабатывались (Pl.Symp. 176 E; Prot. 347 D; Leg. 639 С) и были записаны. В частности, Аристотелю принадлежит работа "Застольные порядки" (Nomon sussitikon - D.L.V,26), а Ксенократ, став схолархом Академии, продолжил эту работу (Athen. V, 186 b). "Мусическая простота" и скромность сисситий в Академии была хорошо известна в Греции. Эллинистические авторы передают слова известного полководца Тимофея, однажды приглашенного Платоном и поразившегося умеренностью стола и обстановкой мудрой беседы. Как сообщает Плутарх, Тимофей, cравнивая угощение в Академии с обычными обеденными излишествами, cказал: "Обед у Платона и на следующий день доставляет удовольствие" (Plut. Qn. сonv. 6, 686a, cp.: Cic. Tuscul. disp. V, 100; Aelian, Var. hist. II,18; Athen. 412).
Конечно, наличие в Академии святилища Муз и периодические сисситии не делают бесспорным понимание Академии как фиаса. Вполне оправданной можно считать и точку зрения, согласно которой Академия имела статус частной школы [9]. Думается, каждое из этих предположений может быть истинным, но доказать это из-за скудности свидетельств практически нельзя. Возможно, Академия и была основана как фиас, но с ростом популярности, увеличением числа учеников и учителей, c усложнением предлагаемой образовательной программы, она выросла из ставших тесными ей рамок культового общества в совершенно новый тип философской школы. В качестве ближайшего аналога платоновской Академии, вероятно, можно рассматривать риторическую школу Исократа, однако их принципиальное различие состояло в понимании того, какие средства необходимы для воспитания "учеников для государственных дел". Программа Исократа опиралась на знакомство учеников с общепринятым, установленным мнением (doxa), так как он полагал, что "гораздо лучше иметь правдоподобное мнение о вещах полезных, чем о бесполезных иметь точное знание (akribwV epistasqai - Isocr.X,5)" [10]. Именно стремление Исократа опереться на "мнение" было неприемлемым для Платона, он искал истинное знание (episthmh), полагая, что только оно может быть средством длительного руководства ходом дел в государстве [11]. Для Платона вопрос о воспитании души был вопросом о средствах, с помощью которых легче и успешнее можно обратить человека к созерцанию умопостигаемых вещей. Эта задача и определила
- 240 -
содержание образовательной программы, которую Платон сформулировал в соответствии с концепцией paideia - этого непереводимого понятия, предполагающего единство образования, воспитания и знания, на почве которого только и могло, по мнению Платона, действовать и развиваться государственное общество. Можно предположить, что Академию как сообщество друзей и единомышленников, объединенных поисками истины, Платон создает для реализации этой программы.
Вероятно, в подавляющем большинстве учениками Академии были молодые люди [12]из известных и состоятельных семей, пришедшие в школу для получения общего образования и подготовки к политической деятельности, так как Академия среди афинян славилась прежде всего своей интеллектуальной элитарностью и ярко выраженным антидемократизмом в политике. Преподавание в Академии во время Платона, по всей видимости, было, по крайней мере, формально бесплатным. Диоген Лаэртский со ссылкой на письмо Дионисия (фиктивность этого письма еще не делает саму информацию недостоверной) подчеркивает, что Платон, в отличие от Спевсиппа, "бравшего с согласного и несогласного", "cвоих питомцев освобождал от платы" (D.L. IV, 2), что, вероятно, не исключало разного рода пожертвований. Так Аристотель, по-видимому, имея в виду Академию, говоря о совместных занятиях философией (toiV jilosojiaV koinwnhsasin) и противопоставляя их обучению у софистов, берущих плату вперед, отмечает, что "здесь стоимость не измеряется в деньгах да и равновеликого воздаяния, пожалуй, не существует, однако быть может, в этом случае достаточно того, что посильно, точно так, как и в отношении к богам и родителям" (Arist. NE. 1164 b 2 - 6).
В соответствии с тремя основными формами претворения paideia в жизнь - государственной практике, научному знанию и интуиции - Платон формулирует три направления образовательной программы, теоретическая разработка которой представлена им в "Государстве" (Pl.Rep. VII) и "Законах" (Pl.Leg.817 E - 822 C), а практическая реализация - в организации обучения в Академии.
По мнению Платона, после получения "высшего образования" (Pl. Rep. 537 B - E) ученики должны были "занять государственные должности - как военные, так и другие, подобающие молодым людям" (Там же, 539 E) [13], поэтому в Академии, вероятно, было организовано обучение ораторскому искусству и другим дисциплинам, в частности поэтике, обучение которым традиционно было связано с политической риторикой. Неслучайно, написанный Платоном вскоре после создания школы диалог "Горгий" был посвящен проблемам риторики. Молодой, только начинающий свою преподавательскую де-
- 241 -
ятельность Аристотель подготавливает курсы "Риторики" и "Поэтики", которые читает широкой публике. Спевсипп, Ксенократ, Гераклид Понтийский, Аристотель публикуют множество logoi на этико-политические темы, ибо, как утверждал Платон, "все то, что по поводу всех искусств, а также и каждого из них в отдельности должен возражать сам мастер", должно быть "обнародовано для каждого, желающего этому научиться в письменном виде" (Pl. Soph. 232 D). Например, cочинения "О справедливости", "О наслаждении" писали все четыре автора; "О дружбе", "О богатстве" - Cпевсипп, Ксенократ, Аристотель. Они же стали авторами ряда logoi, предметом которых была политическая теория: Cпевсипп написал "Гражданин", Ксенократ - "О силе закона", "О государстве", "Политик", Аристотель - "О государственном деятеле", "О царственной власти", "Политика" (2 книги), Гераклид - "О власти", "Законы и то, что к ним относится" [14]. Хотя эти сочинения не сохранились, исключение составляет "Политика" Аристотеля, дошедшая до нас в восьми книгах, писавшихся в разное время и, по-видимому, систематически дорабатывающихся в качестве лекционных курсов, читаемых как в Академии, так и позднее в Ликее, можно предположить, что содержание их представляло вариации на темы "Государства" и "Законов" Платона. Примером популяризации этих работ Платона, вероятно, могут служить аристотелевские "Извлечения из "Законов" Платона" в 3 книгах и "Извлечения из "Государства" Платона" в 2 книгах. Вся эта литература была рассчитана на достаточно широкую аудиторию и в отличие от сочинений, предназначенных для узкой группы профессионалов, обладающих специальным знанием (dhmiourgikh didaskalia - Pl. Soph. 229D), могла быть доступной и вне стен Академии. Публикация таких сочинений в середине IV века означала, как правило, чтение перед аудиторией и изготовление затем 2 - 3 копий, которые даже могли продаваться в книжной лавке. При необходимости копия делалась снова, причем автор не всегда мог контролировать процесс дальнейшего распространения своего сочинения [15].
Общность этико-политической проблематики, повторяемость названий работ говорят о том, что нередко подобные logoi были результатом устных дискуссий между Платоном и его ближайшими друзьями, что лишало работы индивидуального авторства, делая их коллективным трудом Академии. У Аристотеля мы находим множество подтверждений этому: будучи членом Академии, он предпочитает употреблять местоимение "мы", ccылаться на "изданные наши сочинения" (Arist. Poet. 1454 b 18; Met. 1,9). Темы, которые разрабатывались под руководством Платона или при его непосредственном участии рассматривались как достояние школы и использовались как для по-
- 242 -
лемики, так и для того, чтобы положить их в основу собственных лекций. Вероятно, они могли распространяться и под именем Платона, о чем свидетельствует наличие различных версий многих диалогов Платона. Сам Платон подтверждает такую практику рассказом о Дионисии, который записал услышанное от него, "выдавая это за свое учение и ни словом не упоминая о тех, от кого он это узнал". Указывая, по-видимому, на академическую традицию, Платон отмечает, что знает других, "которые писали по тем же вопросам, однако никто из них не выдавал это за собственные творения" (Pl. Ep. VII, 341 B).
Другим направлением программы, предложенной Платоном в Академии, было обучение математическим наукам (ta maqhmata), а именно арифметике, геометрии, астрономии и гармонике. В этом случае, несомненно, образцом для него стала пифагорейская образовательная традиция. В первой четверти IV века устная традиция о Пифагоре была достаточно широко распространена как в Великой Греции, где Платон неоднократно бывал, так и Афинах, где, как отмечает В.Буркерт, в это время "Пифагор был живой темой бесед" [16]. Более тесное знакомство Платона с пифагореизмом связано с именами двух известных ученых-пифагорейцев: Феодора из Кирены, у которого Платон учился математике (D.L.II, 103; III, 6) и Архита из Тарента, о дружбе с которым Платон пишет в Седьмом письме (Pl.Ep. VII, 338 C, 339 D). Вероятно, Платон был знаком с некоторыми сочинениями ранних пифагорейцев, c книгой Филолая, а также с его учениками, о знакомстве с которыми он говорил в "Федоне" (Pl. Phaed. 61 D - E, cр.: Aristоx. fr. 131).
Интерес к пифагорейцам усиливается у учеников Платона, упоминания о Пифагоре становятся более частыми и свидетельствуют о тщательном изучении пифагорейской традиции в Академии. Так например, автор позднеантичного трактата "Теологумены арифметики" cообщает, что Спевсипп "не переставал изучать с особым усердием лекции пифагорейцев, главным образом, сочинение Филолая" (Speus.fr 28). Результатом этой работы Спевсиппа стало сочинение "О пифагорейских числах", довольно большой (около 70 строк) отрывок из которого дошел до нас. Ксенократ, путешествовавший по Италии вместе с Платоном (D.L. IV, 6), написал специальное сочинение Puqagoreia, у него же встречается первое упоминание об открытии Пифагором численного выражения гармонических интервалов (Xen.,fr 9). Написал специальное историческое сочинение Peri twn Puqagoreiw (fr. 22 W.) и Гераклид Понтийский, по сообщению Диогена Лаэртского, слушавший пифагорейцев (D.L. V, 86). Критический анализ пифагорейских учений неоднократно предпринимал Аристотель, написавший несколько работ, cпециально посвященных этой теме, в
- 243 -
частности, "Об Архитовой философии" в 3 книгах, "Возражения на Алкмеона", "Возражения на пифагорейцев", "О пифагорейцах" [17].
Изучение пифагорейской традиции в Академии подтверждало необходимость обучения математическим дисциплинам, укрепляло уверенность Платона в том, что только при помощи этих наук "очищается и вновь оживает некое орудие души каждого человека, которое другие занятия губят и делают слепым, а между тем сохранить его в целости более ценно, чем иметь тысячу глаз, - ведь только при его помощи можно увидеть истину" (Pl. Rep. 527 D - E). К середине V века ta maqhmata понимали как совокупность наук, которым обучали софисты. К ним могли относиться как умение управлять домом, cмышленность в государственных делах и т.д., чему обучал, например, Протагор (Pl. Prot. 318 E, cр.: Leg. 819 E; Xen. Мem. 1.1, 7 - 8, Aristоph. Av. 380; Nub. 1231); так и занятия вычислениями, астрономией, геометрией и гармоникой, проводимые Гиппием (Pl. Prot.318 е; cр.: Hip. maj. 285 B; Hip. min. 366 С - 368 E). Разработка ta maqhmata как математического квадривиума была связана прежде всего с пифагорейской традицией. Первым, кого античная традиция прямо связывает с преподаванием квадривиума, был пифагореец Феодор из Кирены (43 А 4 Diels; Pl. Theat. 145 A - C). Архит, говоря о деятельности предшествующих ему пифагорейских математиков, называет родственными (adelfea) эти (геометрия, учение о числах, сферика, музыка) четыре науки (47 B 1 Diels). Платон упоминает о том, что пифагорейцы считали родственными гармонику и астрономию (Pl. Rep. 530 A - 531 B). Однако сопоставление Исократом традиционных предметов обучения (гармоника и музыка) c предметами обучения своего времени, а именно геометрией, астрономией и эристикой (Isocr. Panath.26, cр.: Antid.261, 264, 266; Bus.23) , показывает, что последние были добавлены к принятому курсу обучения незадолго до этого. Вероятно, в Афинах в первой четверти IV века Платон был единственным схолархом, считавшим математические науки необходимыми для воспитания, ибо "позорно, если большинство людей не имеют сведений в этой области и пребывают в невежестве" (Pl. Leg. 818 A, cр.: 819 A - 822 C).
Наряду с утверждением отношения к математическим наукам как необходимым дисциплинам школьного обучения, в "Государстве" и "Законах" Платон рассматривает усвоение ta maqhmata как непосредственную подготовку к мудрости, подчеркивая, что "трудиться над доскональным изучением всего этого большинству людей не надо, но только лишь некоторым" (Pl. Leg. 818 A). Очевидно, что в данном случае речь идет о философах-академиках, для которых занятия математикой необходимы, потому что только они облегчают "cамой душе ее обращение от становления к истинному бытию" (Pl. Rep. 525 A -
- 244 -
531 C). Такая установка Платона делает вполне обоснованной античную традицию, cогласно которой перед входом в Академию каждого встречала надпись: "Негеометр да не войдет" (AgewmetrhtoV mhdeiV eisitw - Elias in Arist. Cat. 118 Busse, Philopon. De anima, 117,29). Однако распространенное, особенно в популярной литературе, мнение о том, что "те, кто не были сколько-нибудь сведущи в музыке, геометрии и арифметике, не принимались в Академию" [18], представляется неверным. Оно основано прежде всего на рассказе о Ксенократе, который, согласно Диогену Лаэртскому, одному человеку, незнающему ни музыки, ни геометрии, ни астрономии, но пожелавшему стать его учеником, ответил так: "Cтупай прочь: тебе не за что ухватить философию!" (D.L. IV, 2). У Плутарха, также со ссылкой на Ксенократа, воспроизводится лишь платоновская мысль о необходимости математического знания для постижения философии, ибо ta maqhmata - это рукоятки (labaV) философии, и только молодым свойственно этого не понимать (Plut. de Virt. mor. 12, р. 452d = Xen. fr. 2) [19]. Действительно, если бы неполучившие математического образования не принимались в Академию, то Аристотель вряд ли мог стать учеником Платона. Но для тех, кто выбрал Академию, изучение, в той или иной степени, математического квадривиума становилось обязательным.
С Академией была связана группа блестящих математиков, имена и достижения которых перечисляет Прокл в обзоре истории геометрии (Com.in Eucl. P.67.2 sq. Friedl.). Крупнейшим из них был Евдокс Книдский. Развивая достижения своего учителя Архита (D.L. VIII, 86), Феодора из Кирены и его ученика Теэтета [20], Евдокс построил общую теорию отношений, основанную на новом понятии величины, которое включало как числа, так и непрерывные величины. Кроме того, Евдокс разработал "метод исчерпывания", позволяющий определять площади и объемы криволинейных фигур [21]. Продолжая работу Евдокса, Амикл Гераклейский (один из друзей Платона), Менехм, ученик Евдокса и слушатель Платона, и его брат Динострат "cделали геометрию в целом более совершенной" (Com.in Eucl. P. 67. 8 - 12). В частности, с именем Менехма связано открытие трех конических сечений: параболы, гиперболы и эллипса. Эти сечения были использованы Менехмом для нахождения средних пропорциональных (frr. 9, 11), две из которых носят его имя [22].
Как отмечает Б.Эйнарсон, занимавшийся анализом математической терминологии этого периода, академики уделяли большое внимание выбору технических терминов, уточняя традиционную и разрабатывая новую терминологию [23]. Об этом свидетельствуют, например, замена более традиционного diagramma на qewrhma (Speus. fr. 72.), критика термина gewmetria в "Послезаконии" (Epin. 990 D 2), форми-
- 245 -
рование в работах Менехма (fr. 5) математического значения термина stoiceion. Систематизацией и обобщением накопленных знаний занимался Февдий из Магнезии. Опираясь на заложенную Гиппократом Хиосским и Леонтом традицию составления "Начал", Февдий написал руководство по математике для Академии [24].
Такое интенсивное развитие математики, а, по мнению Аристотеля, никакое из искусств не достигало таких успехов за короткое время, как математические науки (fr. 53 Rose), очевидно, побуждало академиков к разработке основ математического знания, к анализу его исходных положений и структуры, cпособов существования математических предметов. Математические пассажи в ряде диалогов Платона свидетельствуют об активных занятиях математикой самого Платона, в частности, у Плутарха читаем о таких занятиях во время второй поездки на Сицилию, когда "всеми овладело горячее рвение к наукам и философии", а дворец тирана ока зался "засыпан пылью (геометрические чертежи делали на тонком песке) из-за множества любителей геометрии" (Plut. Dion, 13). Интересно отметить, что анализ описаний диалектики в таких диалогах, как "Парменид", "Cофист", "Политик", привел Г.Ллойда к выводу, что "такое описание предполагало особый и, вероятно, хорошо известный способ иллюстрации". По мнению Ллойда, эта была геометрическая иллюстрация правил деления посредством разделения линии [25]. Александр Афродизийский, опираясь на ранние работы Аристотеля, подчеркивает, характеризуя "ревностные занятия" академиков математическими науками, что "они проводили все свое время в математических занятиях" (Alex. Aphr. ln Met. 121.25).
Деятельности математиков были, вероятно, посвящены диалог Спевсиппа "Математик", продолжавший начатую Платоном серию диалогов "Cофист", "Политик" [26], и трактат Ксенократа "О геометрах" в пяти книгах. Дошедшие до нас названия сочинений академиков свидетельствуют о том, что наиболее интенсивно ими разрабатывались учения о числах. Так, например, Ксенократ написал на эту тему две работы "О числах" и "Наука чисел". Согласно свидетельству Плутарха (Xen.fr. 11), он подсчитал количество слогов, которое может получиться из сочетаний букв друг с другом, что, по мнению Т.Хита, является первым письменным свидетельством попытки решения проблем комбинаторики [27]. Филипп Опунтский известен как автор "Арифметики" и работы "О многоугольных числах" (Suid., s.v. FilippoV), причем последняя, как предполагает К.фон Фриц [28], близка по содержанию к работе Спевсиппа "О пифагорейских числах". Кроме того, Ксенократ написал трактат "О геометрии" в двух книгах и ввел понятия идеальной неделимой линии, идеального неделимого
- 246 -
треугольника и т.д., пытаясь защитить таким образом, как отмечает Ш.Пинес, "дискретную" геометрию [29]. Об интересе к этим вопросам Аристотеля, который, не являясь математиком-профессионалом, был хорошо знаком с современной ему элементарной математикой, в частности, c теорией отношений и "методом исчерпывания" Евдокса [30], говорят используемые им многочисленные математические иллюстрации, а также сочинение "О математике", написанное, вероятно, в первые годы пребывания в Академии (D.L.V, 24; ср.: Arist. Met. 1078 a 31 - b 6). По мнению Ф.Мерлана, в этой работе Аристотель анализировал эстетические характеристики математических предметов [31].
Вопросами обоснования математического знания, которые рассматривались академиками как вопросы философские (cр.: Pl.Phil. 56 D - 57 A), занимались не только философы, но и сами математики. Наиболее интересны в этом плане фигуры Амфинома и Менехма. Как сообщает Прокл, они проявляли интерес к явлению конверсии (Menaech. fr. 7), что привело Менехма, по мнению Дж.Барнеса, к обоснованию использования в математике кругового доказательства [32]. Ксенократ, вероятно, предпринял аналогичную попытку обосновать возможность логического круга (Xenocr.fr.76) [33]. В связи с разработкой теории кругового доказательства Амфином, анализируя природу причинных связей, пришел к выводу об отсутствии "причинности" в математике (Procl. Com. in. Eucl. 202, 9 - 15 Fr., cр: Arist. An. Post. 71 b 31). Оба математика принимали участие, причем с разных позиций, в академической дискуссии об онтологическом статусе геометрических предметов (Там же, 77.7 - 79.2 Fr.).
Другой математической наукой, интерес к которой был велик в Академии, была астрономия. Ее развитие, как и развитие математики, cвязано прежде всего c именем Евдокса, которого можно считать создателем античной теоретической астрономии как самостоятельной науки. Создание Евдоксом модели планетной системы, состоящей из 27 равномерно вращающихся вокруг Земли гомоцентрических сфер и призванной объяснить видимые движения планет, определило направление дальнейших исследований в этой области, предпринятых Полемархом, Менехмом и Калиппом [34]. Достижения Евдокса оказали, вероятно, влияние на астрономические исследования Филиппа Опунтского, автора сочинений "О величине Солнца и Луны", "О планетах", "О затмении Луны", "О расстоянии между Солнцем и Луной" [35]. Следующий принципиально важный шаг в развитии астрономии был сделан Гераклидом Понтийским. В отличие от Евдокса, объяснявшего суточное движение небосвода вращением небесных сфер вокруг Земли, Гераклид полагал, что причина этого - вращение самой Земли вокруг собственной оси. Кроме того, гипотеза Гераклида о вращении Мерку-
- 247 -
рия и Венеры вокруг Солнца (ее можно рассматривать как существенный вклад в создание гелиоцентрической системы) давала возможность объяснить изменение яркости, по крайней мере, этих планет, явление, которое никак не объясняла модель Евдокса [36].
Согласно античной традиции, инициатором астрономических исследований в Академии выступал сам Платон. В частности, по словам платоника Сосигена, модель космоса Евдокса была создана как решение проблемы, cформулированной Платоном перед астрономами: "С помощью какого равномерного и упорядоченного движения могут быть спасены видимые движения планет?" (Simpl. ln de Caеlo 11, 12 = Eud. fr. 148) [37]. И хотя в данном случае мы вряд ли имеем дело с исторически достоверным фактом, эта традиция в целом отражает повышенный интерес к астрономии со стороны философов, cоздававших собственные варианты моделей космоса. Например, астрономией занимался Ксенократ, написавший исследование "Об астрологии" в шести книгах, работу "О расстояниях" (D.L.IV, 14). Мы знаем об интересе к астрономии Аристотеля, который наряду с работой "О небе", был еще автором исследования "К астрономии". Опираясь на разработки Евдокса и Калиппа, Аристотель предложил собственную модель космоса, cостоящую из 56 сфер, и попытался представить реальный механизм движения небесных светил [38].
И наконец, последней из наук квадривиума была гармоника, или теория музыки, которая развивалась в Академии как продолжение традиций пифагорейской гармоники [39]. Развитие теории музыки, прежде всего, cвязано с именем Гераклида Понтийского, автора трактата "Введение к музыке", и Ксенократа, большой фрагмент которого из работы о звуках приводит Порфирий во "Введении в Гармонику Птолемея" (Xen. fr. 9) [40].
Таким образом можно сказать, что намеченная Платоном программа освоения ta maqhmata была в полном объеме реализована в Академии. Целью такого обучения должно было стать осознание единства и взаимосвязи этих наук (Pl. Rep. 531 C 9 - D 3, 537 С 1 - 7; Leg. 967 E 2 - 3), которое только и "ведет прекраснейшее начало нашей души ввысь, к созерцанию идеи блага и красоты" (Pl.Rep. 505 A, 526 E, 531C 6 - 7, cр.: Leg.967 E 4 - 968 A), к умению идти от многого к единому и от единого ко многому, т.е. к овладению диалектикой.
Изучение диалектики становится третьим, и основным, направлением в образовательной программе Платона. В "Государстве" он называет ее не просто наукой, но венцом наук, единственной дисциплиной, позволяющей приобщиться к миру подлинного бытия. По словам Платона, "... один лишь диалектический метод... отбрасывая предположения, подходит к первоначалу с целью его обосновать, он потихоньку
- 248 -
высвобождает, cловно из какой-то варварской грязи, зарывшийся туда взор нашей души и направляет его ввысь..." (Pl. Rep. 533 С - D). Распространение в Академии диалектики предполагало разработку целой системы методов овладения ею. Платоновские диалоги, в частности "Парменид", "Софист", "Политик", отражают сложившуюся в Академии практику обучения диалектике. Особое значение в этом отношении имеет "Топика" Аристотеля, дошедшее до нас полностью пособие по диалектике или tecnh dialektikh, написанное, вероятно, около 360-го года до н.э. В "Топике" Аристотель предпринимает попытку теоретически кодифицировать академическую практику диалектических споров. Специалист по логическим работам Аристотеля, М.Хьюб полагает, что первоначально Аристотель назвал эту работу "Диалектика", используя это понятие в платоновском смысле как изучение проблем описания истины посредством всякого рода аргументов [41].
Основываясь на анализе "Топики", можно выделить характерные черты так называемой "cократической игры", участвуя в которой академики овладевали диалектическим искусством. Для двух участников (или групп участников) устанавливалось некоторое утверждение, называемое qesiV или problhma, например, "удовольствие есть благо". Вопрошающий должен был занимать положение, противоположное положению отвечающего, cтремясь уличить его в противоречии и заставить перейти на свою точку зрения, в то время как тот, возражая, cтремился показать слабость аргументации противника. Эти дебаты проходили, очевидно, перед аудиторией, под наблюдением старших, опытных академиков, которые давали требуемые в ходе обсуждения разъяснения. В частности, оба участника должны были оставаться в области общепринятого (doxa, endoxon), не впадая в "невероятное" (adoxa) и "противное здравому смыслу" (paradoxa). Средства, которыми при этом пользовался вопрошающий - силлогизмы, примеры, аналогии; отвечающий - различения понятий и их значений. Участники спора, как правило, пользовались двумя видами диалектических заключений: epiceirhma, не определяемый ближе диалектический вывод, и aporhma, альтернативное заключение. Для введения противника в заблуждение вместо обмена вопросами и ответами могло быть использовано пространное и поэтому трудное для восприятия рассуждение. Выдвигаемые ради упражнения тезисы не отражали убеждений участников спора, так как в академической диалектике сохранялось софистическое eiV ekateron epiceirein. В "Государстве" Платон предостерегал своих юных учеников от злоупотребления участием в подобных "играх" ради забавы и шутки, замечая, что следует "допускать к отвлеченным рассуждениям лишь упорядоченные и стойкие натуры, а не так, как теперь, когда за это берется кто попало, в том числе
- 249 -
совсем неподходящие люди" (Pl. Rep. 535 D).
Другой формой овладения диалектическим искусством был учебный доклад (чтение перед школьной аудиторией), в котором его составитель брал на себя труд вне вопросно-ответной формы развить тезис и антитезис, приведя аргументы pro и contra. Кроме этого, в Академии широко была распространена практика организации диспутов, состоявших из речи и ответной речи и воспроизводящих в редуцированной форме характер беседы.
Таким образом в соответствии с платоновской образовательной программой в деятельности старших академиков, т.е. людей, получивших в Академии первоначальное образование и оставшихся с Платоном, чтобы продолжать занятия философией, можно выделить три основных направления. Прежде всего, это преподавательская деятельность, в частности, организация и проведение занятий по математическим наукам и обучение диалектике. Систематические занятия приводили к созданию так называемой технической, или учебной литературы, распространяемой в Академии. Примером такого рода литературы может служить "Топика" Аристотеля, пособия по диалектике Ксенократа, математические разработки, многочисленные названия которых нам известны.
Кроме того, академики, заинтересованные в популяризации своих взглядов, расширении влияния Академии на духовную жизнь Афин, читали публичные лекции для всех желающих, тексты которых, вероятно, в ряде случаев получали распространение (например, "Риторика" Аристотеля), и писали, продолжая платоновские традиции, диалоги. Эти "популярные сочинения" были хорошо известны за стенами Академии, в частности, Аристотель вплоть до середины I века был известен как автор именно таких сочинений.
И наконец, исследовательская, научная работа академиков. Она прежде всего была связана с решением проблем "метафизики", cоставной частью которой были философские дискуссии, и математики. Кроме того, в Академии к середине IV века до н.э. усиливается интерес к естественно-научным исследованиям. Именно в Академии Аристотелем была подготовлена большая часть курса лекций по физике [42], физическими вопросами занимался Гестий [43], (D.L. IV, 13). Известны метеорологические работы Филиппа Опунтского: "О молниях", "О ветрах". Как свидетельство естественнонаучных занятий в Академии можно рассматривать фрагмент из комедии Эпикрата (fr. 11, Kock), в котором говорится о том, как Платон, Cпевсипп и Менедем вели обучение принципам ботанической классификации и умению давать определения. Даже если видеть в этом фрагменте лишь пародию на академический диайрезис [44], то обращает на себя внимание следую-
- 250 -
щий факт: на описанных Эпикратом занятиях присутствовал некий силицийский врач [45]. В.Иегер, анализируя связь медиков гиппократовской школы с Академией и отмечая общий интерес врачей и академиков к зоологическим и ботаническим классификациям, приходит к выводу, что "нет никакого сомнения в том, что врач из Сицилии был одним из многих ученых, посетивших Академию" [46].
Вероятно, ряд работ академиков имел прикладной характер, в частности, работы по оптике Филиппа Опунтского. В качестве примера практического использования научных разработок может быть рассмотрен так называемый "платоновский будильник", или "ночные часы" (nukterinon wrologion), поставленные в саду Академии, по всей вероятности, еще при жизни Платона. Аристокл сообщает, что будильник был устроен, как "очень большая клепсидра (kleyudra megalh), наподобие органа" (Athen, IV, 174 ff) и должен был ранним утром собирать товарищей и учеников Академии на занятия [47].
Таким образом к середине IV века до н.э. школа Платона становится крупнейшим в Древней Греции философским и научным центром.
§2 Платон в Академии и проблема "неписаной" философии (назад)
Вопрос о внутриакадемической деятельности Платона - один из наиболее дискуссионных в современном платоноведении. По мнению представителей тюбингенской школы (Г.И.Кремера, К.Гайзера и др.), центральным в творчестве Платона было "неписаное" учение, представляющее стройную систему "математизированно-аналитической элементной метафизики" и ненашедшее отражения в диалогах, которым, как утверждают эзотеристы, Платон отводил лишь протрептическую, пропедевтическую роль. В этом случае активность Платона как главы Академии проявлялась в систематическом чтении близким ученикам курса лекций, посвященных изложению, тайного для всех остальных, эзотерического учения. Противоположная точка зрения изложена в работах Г.Чернисса и его последователей (Е.Тигерстедт, Л.Таран и др.), cчитающих, что Аристотель и другие ученики Платона слушали и читали только диалоги Платона, cозданием которых и ограничивалась деятельность главы школы. Наличие противоречивых интерпретаций платоновских диалогов в Академии приводит Г.Чернисса к выводу о сознательном отказе Платона участвовать в академичесчких дискуссиях с целью разъяснения своих сочинений.
Действительно, античная традиция сохранила свидетельства об устном учении Платона. В частности, правда, лишь однажды, Аристотель, анализируя взгляды Платона на материю и пространство, упоминает в "Физике" о так называемых "неписаных учениях" (agrafoiV dogmasin) Платона (Arist. Phis. 209 b 13 - 16), причем, сопоставляя "Тимей" и "неписаные учения", отме-
- 251 -
тив терминологические различия, Аристотель подчеркивает их тождественность в этом вопросе по содержанию, что характерно для всей античной традиции в целом: противопоставление в ней диалогов устным учениям Платона отсутствует. Другие античные упоминания об учениях, предназначенных "избранным и особенно близким ученикам" [48], так или иначе связаны с лекцией (akroasin) или беседой (sunousia) "О Благе" (Peri tagaqou).
Ученик Аристотеля Аристоксен сохранил рассказ о публичной лекции "О Благе", прочитанной, вероятно, в середине 50-ых годов перед многочисленной пестрой аудиторией [49], которая не имела понятия о том, что могло означать у Платона понятие Блага. Во второй книге "Гармоники" Аристоксен пишет: "Вот что, по словам Аристотеля, испытали многие, cлышавшие лекцию Платона "О Благе": все они пришли узнать о том, что у людей называется благом, - о богатстве, здоровье, cиле, вообще о каком-нибудь необычайном счастье. Но это оказались речи о науках - о числах, о геометрии и астрологию, о том, что Благо - Единое. И речи эти показались им странными, поэтому одни отнеслись к этому с пренебрежением, другие поносили его" (Aristox., Harm. II, 30, 10, Meib.). Cимплиций, cо ссылкой на Александра Афродизийского, cообщает, что об этой лекции можно узнать от Аристотеля, он говорит об этом в сочинении "О Благе"; а также и "от Спевсиппа, Ксенократа и прочих (в аналогичном месте к перечисленным выше именам Симплиций прибавляет имя Гестия, одного из учеников Платона (Simpl. In Arist. Phys. 453, 28 ff )), которые присутствовали на лекции Платона "О Благе", ведь они записали и сохранили от забвения его мысль" (Simpl. In Arist. Phys. 151, 6 ff). Согласно списку Диогена Лаэртского, работа Аристотеля "О Благе" cостояла из трех книг и, вероятно, содержала не только изложение платоновской мысли, но и собственную концепцию "Блага", а возможно, и критические замечания. Кроме того, название "Peri tagaqou" встречается в списках работ Гераклида Понтийского (D.L.V, 87 ) и Ксенократа (Tам же, IV, 13 ). Вероятно, изложение содержания этой лекции мы находим и у Гермодора, другого ученика Платона, написавшего о своем учителе книгу (Simpl. In Arist. Phys. 247, 30 ff).
Тот факт, что эта лекция, и только она одна, была записана столь многими учениками Платона, лишь подтверждает ее уникальность, тем самым ставя под сомнение концепцию тюбингенцев, настаивающих на регулярном чтении лекций под таким названием [50]. Как отмечает Г. Чернисс, если в школе ученики регулярно слушали систематические разъяснения Платона, cтранно, что они придавали такое значение этой публичной лекции, единственной из всех, которую они опубликовали. По мнению Г.Чернисса, "тот факт, что Аристотель читал
- 252 -
регулярные курсы, еще не доказывает, что Платон делал так же" [51]. Характерно, что в одной из своих последних работ К.Гайзер, долгое время разделявший позицию Г.И.Кремера, изменил первоначальную точку зрения и признал уникальность платоновской лекции [52].
Тема достоинств и недостатков письменной и устной речей в связи с бурным развитием искусства красноречия привлекала внимание многих афинских авторов. Ученик Горгия, Алкидамант, cочинения которого были хорошо знакомы Платону и Аристотелю, известен как автор речи "О тех, кто записывает свои речи, или о софистах". В ней он характеризует записанные речи лишь как подобия речей и сравнивает их с медными статуями, каменными кумирами или изображениями живых существ. По мнению Алкидаманта, они, будучи подобиями настоящих тел, приятные на вид, но "совершенно бесполезные в человеческой жизни". Как отмечает Ю.Шичалин, Алкидамант не совсем отрицает писание речей, полагая, что они нужны для невежд как показательные, а также тому, кто хочет оставить память по себе и в "угоду честолюбию" [53]. Сопоставление письменной и устной речей, причем в пользу последней, отмечает Ю.Шичалин и у Исократа, который в письме к Дионисию подчеркивает, что непосредственное общение бывает значительно успешнее письменного.
Платон также неоднократно обращался к сравнению письменных и как способ передачи своего учения. Анализ диалогов позволяет выделить две тенденции в оценке значения письменной речи. С одной стороны, - это отношение к ним как к забаве, так как "человек, обладающий знаниями о справедливом, прекрасном и благом... не станет всерьез писать по воде чернилами - при помощи тростниковой палочки для письма сеять сочинения" (Pl.Phaedr. 276 C). Такой подход заставляет серьезно относиться только к назидательным речам, произносимым ради поучения о справедливости, красоте и благе (Tам же, 278 A ). Однако в том же "Федре" Платон рассматривает и другое отношение к письменным речам, утверждая, что "cамо по себе писание речей не постыдно, но постыдно писать их плохо" (Там же, 258 D, cр.: Sym. 209 C - E, Leg. 858 C - E, Ep. VII 6 ), что предполагало разработку правил риторики, возможность сочетания ее с диалектикой. Многочисленные письменные logoi учеников Платона свидетельствуют о том, что именно такое отношение к письменным речам стало преобладающим в Академии.
Особый интерес в этом отношении представляет Седьмое письмо Платона, в котором платоноведы обнаружили самые важные в платоновском корпусе намеки на "неписаную" философию. Говоря в этом письме к Дионисию о сути своего учения, Платон подчеркивает, что
- 253 -
"у него нет и никогда не будет никакой записи (suggramma) по этим вопросам" (Pl.Ep.VII, 341 C). Во втором письме, которое, по мнению большинства платоноведов, является лишь поздней, не принадлежащей самому Платону версиeй Седьмого письма, мы встречаемся с аналогичным утверждением. Автор письма подчеркивает, что "более всего надо печься о том, чтобы ничего не записывать, но все познавать и усваивать: ведь невозможно, чтобы написанное не получило огласки. ...Поэтому ... на свете нет и не будет никакой Платоновой записи (suggramma PlatwnoV); а то, что теперь читают, - это речи Сократа, когда он еще молодой был прекрасен." (Pl. Ep. II, 314 B ). Оба эти свидетельства эзотеристы рассматривают как весомые аргументы в пользу "неписаной" философии. Однако следом за отрицанием письменной фиксации сущности своего учения, Платон в Седьмом письме подчеркивает, что "это не может быть выражено в словах, как остальные науки (alla maqhmata - Pl. Ep. VII, 314 C ), что ставит под сомнение утверждение эзотеристов, ибо получается, что учение Платона невыразимо вообще, ни в устной, ни в письменной форме.
Очевидно, что в данном случае Платон противопоставляет не столько письменное слово устному, cколько сообщение уже открытой истины, что может быть сделано как в форме записи, так и при чтении лекции (Tам же, 341 D - E ), поиску истины в ходе многочисленных бесед (sunousiai) и совместных занятий, ибо только они приводят к знанию высших начал, которое "внезапно, как свет, засиявший от искры огня, возникает в душе ... и само себя питает" (Tам же, 341 D). Только "в форме доброжелательного исследования", повторяет вновь Платон, "с помощью беззлобных вопросов и ответов, может просиять разум и родиться понимание каждого предмета в той степени, в какой это доступно для человека" (Tам же, 344 B ). Здесь же Платон формулирует свои требования к ученикам, желающим заниматься философией. По мнению Платона, это доступно лишь немногим, только тем, кто по своей природе сроднился, cросся с философией, ибо "в чуждых для себя душах она не пускает корней". Кроме того, ученики должны обладать способностями, памятью, трудолюбием, так как им требуется учиться "c большим напряжением и долгое время". Поэтому Платон делает различие между тем, что можно говорить перед публичной аудиторией и что - в частных беседах с ближайшими учениками (Pl. Parm. 136 D - E, Theat. 152 C, Phil. 19 C, Ep. VII, 341 E ). Такое различие свидетельствует не о тайном учении, а характеризует степень сложности предмета беседы, так как длительные беседы требуют "всестороннего и обстоятельного разыскания".
Согласно античной традиции, по характеру Платон был человеком застенчивым и склонным к уединению. В частности, Гераклид, харак-
- 254 -
теризуя Платона, говорит, что "в юности он был так стыдлив и вел себя так сдержано, что никто не видел, чтобы он смеялся" (D.L. III, 26 ). Диоген Лаэртский пишет, что "желанием его было оставить по себе память в друзьях или в книгах. Сам же он по большей части сторонился людей" (D.L.III, 40 ). Поэтому, несмотря на интерес к политике, Платон не любил публичных лекций и, вероятно, cтарался избегать выступлений перед широкой аудиторией, что делает лекцию "О Благе", действительно, cобытием уникальным и объясняет желание учеников оставить о ней записи. Однако трудно согласиться с Г.Черниссом, представляющим Платона как постороннего наблюдателя, cамоустранившегося от участия в жизни школы [54]. Систематические logoi и изучение их письменных образцов, диалогов, воспроизводившихся в устной форме учениками в Академии, были, c точки зрения Платона, наиболее эффективной формой обучения философии. Общим для бесед и диалогов было отсутствие в них готовых ответов, ибо Платон, прибегая к иносказаниям и прячась за маски персонажей диалогов, решал с их помощью одну задачу: помочь ученикам самостоятельно найти истину, полагая при этом, что многим из них для этого достаточно лишь "малейшего указания" (Pl. Ep. VII, 341 E).
Такая позиция Платона давала каждому из его учеников свободу в поисках собственного пути к истине. Все ученики, таким образом, получали возможность идти своим путем, cоздавая оригинальные учения и считая при этом, что каждый из них, и только он один, правильно понял Учителя, безусловное уважение и преклонение перед которым испытывали все, без исключения, академики. Об этом свидетельствуют посвященные Платону сочинения Аристотеля, Cпевсиппа, Ксенократа, Филиппа Опунтского, Гермодора и Эраста, носящие скорее характер хвалебных речей, чем биографий учителя, полубожественный статус которого после смерти был утвержден в Академии. В частности, Cпевсипп в "Похвальном слове Платону" (PlatwnoV egkwmion), вероятно, один из первых, подчеркивая божественное происхождение Учителя, рассказывает легенду о рождении Платона от самого Аполлона (D.L. III, 2).
Таким образом, уже при жизни Платона его диалоги, лекция "О Благе" становятся предметом изучения и толкования в Академии, что рождает различные интерпретации философии Учителя, cтимулирует процесс формирования собрания аутентичных текстов Платона в библиотеке Академии. После смерти Платона, вероятно, к 40-ым годам IV века [55] складывается в основном корпус сочинений Платона, и Ксенократ, cтремясь уяснить догматику платонизма, предпринимает, вероятно, первую попытку систематического изложения учений Платона (Xen. fr. 1), а его ученик Крантор, по свидетельству Прокла (Procl. In
- 255 -
Plat. Tim. com. I, 71, 1; 277, 8 Diehl ), первым составляет комментарий к "Тимею" Платона.
§3. Cпевсипп Афинский - схоларх Ранней Академии (назад)
Спевсипп - один из старейших академиков, после смерти Платона возглавивший школу, всегда оставался в тени своего великого учителя. О жизни Спевсиппа нам известно крайне мало, cохранившиеся свидетельства, впервые собранные вместе в издании Л.Тарана [56], cкудны и ненадежны. Попытка их детального анализа была осуществлена в 1959 году Ф. Мерланом [57], но, как отмечает У.К.Ч.Гатри, оценивая эту работу, "основанием изящной реконструкции служат всего лишь выражения "вероятно", "можно предположить" и подобные им" [58].
Как сообщает Диоген Лаэртский, Cпевсипп родился в Афинах в семье Евримедонта из дема Мирринунта и сестры Платона, Потоны. Он был членом Академии, возможно, cо дня ее основания [59], хотя свидетельств, подтверждающих эту догадку, нет. С 348/7 гг. до н.э. после смерти Платона в течение восьми лет Спевсипп возглавлял школу, где и воздвигнул изваяния Харит в святилище Муз, основанном Платоном в Академии (D.L. IV, 1). Вся остальная наша информация о его жизни, по мнению Л.Тарана, ненадежна, а нередко и неправдоподобна или просто невозможна [60]. Анализ сохранившихся свидетельств дает возможность лишь приблизительно указать годы жизни Спевсиппа: вероятно, он родился в 410/408 гг. и умер в 339 году до н.э [61].
Наиболее интересным, cвязанным с оценкой творчества философа и потому самым дискуссионным в биографии Спевсиппа, представляется вопрос о выборе его главой школы. Этот вопрос всегда беспокоил как античных, так и современных ученых, убежденных в гениальности Аристотеля и поэтому считающих необходимым как-то оправдать Платона, cделавшего, по их мнению, ошибочный выбор. Однако едва ли такое оправдание необходимо, ведь "незначительным" философом Спевсиппа делает прежде всего отсутствие сохранившихся сочинений. Нельзя не согласиться с Л.Тараном, убежденным, что если бы от всего написанного Аристотелем сохранилось столько же, наше мнение о нем было бы совершенно иным [62]. Специалистами была выдвинута гипотеза, что выбор главы Академии определялся скорее не личными качествами претендента, а юридическими законами [63]. Аристотель, коренной житель Македонии, согласно афинскому закону, не имел права на владение землей в пределах Аттики, назначение же главой школы, как считает, например, Г. Хруст, предполагало передачу юридического права на владение собственностью Академии [64]. Однако такая гипотеза встречает несколько возражений: во-первых,
- 256 -
далеко не бесспорным является утверждение о том, что глава школы должен быть и собственником ее имущества, им могли владеть прямые наследники Платона [65], а во-вторых, через восемь лет те же самые афинские законы не помешали метеку Ксенократу Халкидонскому возглавить Академию. Учитывая эти факты, наиболее достоверной представляется точка зрения Г.Чернисса, cогласно которой Платон сам выбрал Спевсиппа своим приемником [66]. По мнению Л.Тарана, гипотезу Г.Чернисса подтверждает свидетельство наиболее надежного источника по истории Академии, Геркуланского академического индекса, причем слова индекса о том, что "Спевсипп получил школу от Платона" (Speus.T. 2, lin. 1 - 3), cледует понимать, считает Л.Таран, как свидетельство назначения Спевсиппа главой Академии еще при жизни Платона [67]. Интересно отметить, что обстоятельства выбора Спевсиппа, cогласно этому источнику, отличались от выборов Ксенократа, который, хотя и был, возможно, приглашен Спевсиппом в Афины, но избирался членами Академии путем голосования (Speus. T. 2, lin. 27 - 34). Можно предположить, что, остановив свой выбор на Спевсиппе, Платон учитывал, прежде всего, возраст Спевсиппа (ему было к этому времени около шестидесяти лет, Аристотелю не более сорока, Ксенократу - пятидесяти, а, cогласно Платону, лишь после пятидесяти лет философ может, "увидев благо само-по-себе, взять его за образец и упорядочить государство, и частных лиц, а также самих себя" (Pl. Rep. 540 A - B )), затем - интерес Спевсиппа к математическим наукам, которые были основным предметом обучения в Академии и к которым Аристотель не испытывал особого интереса, и, наконец, значение и роль Спевсиппа в Академии как зрелого, самостоятельного мыслителя.
Спевсипп оставил обширное письменное наследие, он известен как автор ряда трактатов и диалогов, однако общее количество работ, написанных им, неизвестно. Единственный каталог сохранился у Диогена Лаэртского, но он далеко не полон [68]. Ни одно сочинение Спевсиппа полностью до нас не дошло. Мы имеем лишь большой фрагмент из сочинения "О пифагорейских числах" (Speus. fr.28) и ряд коротких цитат биологического и зоологического характера (Speus.frr. 6 - 26). Даже неполный перечень работ Спевсиппа позволяет выделить основные области его интересов. Это прежде всего разработка вопросов логики и диалектики, чему были посвящены такие сочинения как "Определения", "Разделение и предположение к сходному" и некоторые другие. Можно предположить, что такие диалоги как "Математик", "Философ", демонстрировали использование диалектического метода.
Об определенном интересе Спевсиппа к естествознанию свидетель-
- 257 -
ствует его работа "О сходном в исследованиях" в 10 книгах, в коротких цитатах из которой мы находим названия 55 видов и родов животных, птиц, рыб и растений. Как полагает Ю.Штенцель, эти биологические исследования были использованы Спевсиппом как материал для упражнений в диалектике [69]. Несмотря на то, что Спевсипп, подобно Аристотелю, не изучал природу ради нее самой, независимо от целей, которые преследовал Спевсипп, по мнению Гатри, "он внес существенный вклад в естественные науки" [70].
Другим направлением творчества Спевсиппа было изучение математических дисциплин и, прежде всего, разработка учения о числах. С этой целью Спевсипп изучал пифагорейскую традицию. Как сообщает автор "Теологумен арифметики", пифагорейские лекции (Puqagorikwn akroasewn) "были для него всегда предметом особенно тщательного изучения". Особый интерес у Спевсиппа вызывали работы Филолая, на основе которых он составил собственное сочинение "О пифагорейских числах" (Speus.fr. 28).
Основной источник информации о философских взглядах Спевсиппа - это свидетельства Аристотеля, cкупившего после смерти Спевсиппа его книги за три таланта (D.L. IV, 5). Аристотель хорошо знал творчество Спевсиппа, но не разделял большинства его учений, что во многом обуславливает трудности, возникающие при их реконструкции. Как отмечает Л.Таран, анализируя характер этих свидетельств, Аристотель, как правило, рассматривает взгляды Спевсиппа в контексте учений других платоников, прежде всего, cамого Платона и Ксенократа, причем редко указывая на автора той или иной концепции. Так например, в дошедших до нас работах Аристотель называет Спевсиппа по имени всего четыре раза: два раза в "Метафизике" (Speus.frr. 29a, 42a) и два - в "Никомаховой этике" (Speus. frr. 47a, 80a). Более того, критически настроенный по отношению к платоникам, Аристотель пытает- ся прежде всего найти общее в их учениях, нередко сам внося его, чтобы затем отрицать их сразу все как ложные. Кроме того, Аристотель не стремится сохранить оригинальную терминологию критикуемого им мыслителя, Cпевсипп в этом случае не является исключением, а использует понятия и категории своей собственной философской системы, что значительно затрудняет реконструкцию взглядов данного мыслителя. Учения платоников Аристотель излагает почти всегда очень кратко, конспективно, что, вероятнее всего, объясняется широкой известностью в Академии излагаемой Аристотелем аргументации, отражающей практику академических дискуссий. Но то, что было ясно современникам Аристотеля, становится малопонятным уже поздним комментаторам аристотелевских сочинений, таким как Псевдо-Александр, Cириан, Асклепий, для
- 258 -
которых информация Аристотеля была, как правило, единственным источником знаний о взгядах Спевсиппа.
В середине 40-ых годов Ф.Мерланом была выдвинута интересная гипотеза о еще одном, независимом от Аристотеля, источнике информации о философии Спевсиппа. По мнению Ф.Мерлана, cочинение неоплатоника IV века Ямвлиха "Об общей математической науке" (Peri thV koinhV maqhmatikhV episthmhV), представляющее третью книгу его обширного компилятивного труда "Cвод пифагорейских учений" в 10 книгах (до нас дошли только пять ), содержит, особенно III, IV и IX главы, ряд цитат из сочинений Спевсиппа. Даже само название работы Ямвлиха, которое следует понимать как исследование принципов общих всем ветвям математики, как отмечает Ф.Мерлан, навеяно спевсипповским методом исследования посредством нахождения "общего в науках" (to koinon en toiV maqhmasi - Speus.fr.70) [71]
В отличие от Аристотеля Ямвлих, в библиотеке которого, по мнению Ф.Мерлана, было, по крайней мере, одно сочинение Спевсиппа [72], не предпринимая критического анализа используемого материала, следует оригинальным текстам довольно точно. Это подтверждает текстологический анализ "Поучений по филисофии", второй книги "Cвода пифагорейских учений", cтавшей одним из основных источников для реконструкции "Протрептика" Аристотеля. Как отмечает издатель аристотелевского "Протрептика" И.Дюринг, используемая Ямвлихом "техника передачи фраз показывает полное отсутствие у него оригинальности" [73]. Именно такое "некритическое" отношение Ямвлиха к своим источникам делает его информацию особенно ценной. Хотя гипотеза Ф.Мерлана не нашла поддержки у большинства ведущих специалистов, в частности, ее не принял и подверг критике более осторожный Л.Таран, дальнейшее исследование этого сочинения Ямвлиха и использование в той или иной степени его для реконструкции учений Спевсиппа представляется необходимым.
Рассмотренный выше характер свидетельств о философии Спевсиппа дает исследователям широкое поле для различных интерпретаций его творчества. С одной стороны, учения Спевсиппа рассматривают как целиком заимствованные у Платона, полагая, что его онтологическая система полностью сводима к платоновскому "Пармениду" [74], c другой - использование в процессе реконструкции терминологии и категориального аппарата неоплатоников приводит к пониманию Спевсиппа как непосредственного предшественника неоплатонизма, высоко оригинального мыслителя [75]. Представляется, однако, что адекватное понимание философских взглядов Спевсиппа может быть достигнуто только при изложении их в его собственной терминологии и в контексте внутриакадемических дискуссий.
- 259 -
§4 Ксенократ - третий глава Академии (назад)
После смерти Спевсиппа в 339/338 году главой Академии становится Ксенократ. В отличие от Спевсиппа, коренного жителя Афин, Ксенократ происходил из Вифинии, области на северо-западе Малой Азии. Как сообщает Диоген Лаэртский, родился он в семье Агафенона, в Халкидоне, городе на побережье Боспора. Как и Аристотель, в юности Ксенократ приехал в Афины, "cмолоду начал слушать Платона" (D.L. IV, 2, 6). Прожил Ксенократ 81 год, вероятно, c 395 по 314 год [76]. О жизни Ксенократа, как и о жизни других учеников Платона, нам известно немного, причем те немногочисленные свидетельства о жизни философа, которые сохранились, до сих пор не собраны вместе и в целом не анализировались. Наиболее подробную информацию о жизни Ксенократа мы получаем из работ Диогена Лаэртского, Плутарха, Элиана, Страбона, однако нередко сообщаемые ими факты - лишь анекдоты, получившие распространение в эпоху эллинизма. Наиболее надежный источник, Геркуланский индекс, cообщает лишь о трех событиях жизни Ксенократа: об отъезде вместе с Аристотелем к Гермию, о выборах главой Академии и об участии в посольстве к Антипатру. Каждое из них заслуживает внимания как характеризующее определенным образом и самого Ксенократа, и отношения, cкладывающиеся между учениками Платона.
Широко распространено мнение, особенно в популярной литературе, что отъезд Ксенократа и Аристотеля из Афин в 348 году связан с тем, что главой Академии стал Спевсипп, который "унаследовал не дух Платона, но только его пост главы школы" [77]. На аналогичную причину указывает и А.Чанышев, замечая, что к этому их побудило нежелание оставаться в Академии под началом у племянника Платона Спевсиппа, который стал схолархом не благодаря своему духовному превосходству, а лишь потому, что к нему, как наследнику Платона, перешло имущество Академии [78]. Принятие такой гипотезы, кстати, не подтверждаемой никакими свидетельствами, заставляет предположить, что между ближайшими учениками Платона, проведшими в стенах Академии многие годы, не только не существовало духовной близости, но их взаимоотношения были скорее отношениями вражды и зависти, чем отношениями единомышленников, объединенных дружбой, какими их пытался воспитать Платон. Думается, однако, что это не так. Анализ политической ситуации, cложившейся к этому времени в Афинах, позволяет говорить об иной причине, побудившей Ксенократа и Аристотеля покинуть cтавшую родной Академию, причем вполне вероятно, что сделали они это незадолго до смерти Платона [79].
Быстрое возвышение к середине IV века Македонии, превратившейся
- 260 -
из второстепенного полуварварского государства в мощную державу, претендующую на мировую гегемонию, привело в Афинах и ряде других полисов к появлению как сторонников македонского царя Филиппа (359 - 336 гг. до н.э.), видевших в нем силу, способную реализовать панэллинскую идею (Исократ, политические группы Эсхина, Фокиона), так и противников, cчитавших сильную Македонию - главным противником, угрожающим экономической и политической независимости Афин, ее демократическому устройству (политические группы Ликурга, Демосфена, одного из самых непримеримых сторонников борьбы с Македонией, Гипперида) [80].
В Афинах были хорошо известны промакедонские настроения Аристотеля, отец которого был придворным врачем при дворе Аминта III (390 - 369 гг. до н.э.), отца Филиппа Македонского. Общим другом Ксенократа и Аристотеля становится разделявший промакедонские настроения Гермий, видевший в союзе с Филиппом основу общегреческой коалиции против Персии. По сообщению Страбона, Гермий, как и Ксенократ, был родом из Вифинии, cлужил у тирана Евбула, возможно, побывал в Афинах, где слушал Платона (Strab. XIII, 1, 57, 610). В 351 году после смерти Евбула, владевшего городами Атарней и Асос, Гермий становится единоличным тираном Атарнея [81]. Асос он дарит своим друзьям и единомышленникам, Эрасту, одному из учеников Платона (D.L. III, 46), и его другу Кориску, делая тем самым их дружеский союз более прочным, как об этом настойчиво просил в своем письме Платон (Pl. Ep. VI).
Умело используя разногласия между греческими полисами, Филипп в короткий срок овладевает македоно-фракийским побережьем, занятым богатыми греческими колониями. Падение в 348 году после упорного сопротивления города Олинфа, cтоящего во главе союза фракийско-халкидонских городов и находящегося в союзе с Афинами (город был до основания разрушен Филиппом, а жители уведены в плен и проданы в рабство), привело в резкому усилению антимакедонских настроений в Афинах. Учитывая промакедонские симпатии Аристотеля и Ксенократа, их неафинское происхождение, можно предположить, что оставаться в Афинах для них было далеко не безопасно. В этой ситуации философы приняли приглашение Гермия, который, как сообщает Страбон, "пригласив к себе (в Асос - И.М.) Аристотеля и Ксенократа, проявил всяческую заботу о них" (Strab. XIII, 1, 57, 610).
Как долго находился в Асосе Ксенократ неизвестно, но, как сообщает Геркуланский индекс, к 338 году он возвращается в Афины. После сокрушительного поражения, которое потерпели союзные греческие войска в сентябре 338 года в битве при Херонее, и состоявшегося на
- 261 -
исходе 338 года Коринфского конгресса, закрепившего новый политический порядок, промакедонские настроения перестали быть опасными в Афинах. Как сообщает Диоген Лаэртский, Cпевсипп, "когда тело его уже было поражено бессилием", послал Ксенократу приглашение прийти и принять от него школу (D.L. IV, 1, 3). Несколько иную информацию дает Геркуланский индекс. Сразу после утверждения, что Спевсипп возглавлял Академию в течение 8 лет, автор индекса cообщает, что Ксенократ был избран главой Академии, а Гераклиду и Менедему не хватило нескольких голосов. Согласно индексу, Аристотель не участвовал в выборах, так как в это время он был в Македонии (Acad. Index. Hercul. cols. VI,41 - VII,10). Сопоставляя эти два свидетельства, можно предположить, что Спевсипп рекомендовал Ксенократа членам Академии, просил его вернуться, Ксенократ вернулся в Афины и после смерти Спевсиппа был избран главой Академии [82].
Существует античная традиция, cледы которой мы находим у Диогена Лаэртского (D.L. V, 1, 2; II), у Элиана (Aelian, Var.hist.III, 19) и у некоторых поздних авторов, о соперничестве и даже вражде между Ксенократом и Аристотелем. В частности, Элиан рассказывает о том, как Ксенократу пришлось защищать престарелого Платона от Аристотеля, cтремящегося вытеснить Платона с места традиционных прогулок. Элиан пишет, что Ксенократ "напал на Аристотеля и действовал столь решительно, что прогнал его и возвратил Платону место, где он привык учить" (Aelian, Var.hist.III, 19). По мнению И.Дюринга, такая традиция, в конечном счете, восходит к "Жизни Платона" Аристоксена (далее она распространялась через Гермиппа и Филохора), cтремящегося противопоставить Аристотеля Платону, возвеличивая Аристотеля как основателя перипатетической традиции и принижая Платона [83]. В рамках этой традиции, c одной стороны, Ксенократ рисуется как один из любимых учеников Платона, отличающийся чрезвычайной преданностью Платону (D.L. IV, 2, 11), в отличие от Аристотеля, которого Платон даже не допускал к себе, не одобряя свойственной Аристотелю манеры держать себя (Aelian, Var. hist. III, 19); c другой стороны, подчеркивается интеллектуальное превосходство Аристотеля со ссылкой на слова Платона, cравнивавшего с ним Ксенократа: "Одному нужны шпоры, другому - узда", "Какого осла мне приходится вскармливать и против какого коня" (D.L.IV,2,6). Однако не меньшее распространение получила иная традиция, в задачу которой входило не противопоставление двух школ, а их гармонизация [84]. В этом случае Аристотелю приписывается не меньшая, чем Спевсиппу и Ксенократу преданность учителю, что также находит отражение у Диогена Лаэртского, когда он со ссылкой на
- 262 -
Тимофея Афинского говорит об Аристотеле, как о самом преданном ученике Платона (D.L.V 1,1). Цицерон же, cледуя этой традиции, отмечает, что "Cпевсипп, cын сестры Платона, и Ксенократ, ученик Платона, и Полемон с Крантором по существу ни в чем не расходились с Аристотелем, тоже учеником Платона, и уступали ему только по богатству и разнообразию речи" (Cic.De or.III,18,67).
Несмотря на столь существенные различия в описании взаимоотношений с Аристотелем, античная традиция сохраняет удивительное единодушие в описании характера Ксенократа. Античные свидетельства рисуют Ксенократа человеком строгого нрава, по свидетельству Плутарха, cоветовавшего "более тщательно закрывать уши детей от развращающих речей, чем уши кулачных бойцов от ударов" (Xenocr.fr.96), редкой выдержки, отличавшегося чрезвычайной мрачностью, так что Платон, как сообщает Диоген Лаэртский, cоветовал ему не забывать приносить жертвоприношения Харитам, богиням красоты, радости, олицетворяющим женские прелести (D. L. IV, 2, 6 - 7). Но наибольшую известность Ксенократ получил как человек кристально честный и неподкупный. Именно эти качества позволили ему, метеку, принять участие в посольстве к Антипатру в 322 году (D.L.IV, 2, 9; Plut. Phoc. 27), посланному для переговоров об афинских пленных, взятых в Ламийской войне. Кроме того, Диоген Лаэртский сообщает об участии Ксенократа в более раннем посольстве к Филиппу, где также проявились независимость, честность и неподкупность философа, однако сам факт участия Ксенократа в этом посольстве многие исследователи ставят под сомнение.
Думается, что все эти качества в полной мере Ксенократ проявил на протяжении 25-летнего руководства Академией. Будучи схолархом, Ксенократ написал законы, регламентирующие жизнь школы, в частности, каждые десять дней должен был назначаться новый архонт, или староста. К сожалению другой информации о деятельности Ксенократа - схоларха не сохранилось, и о ней мы можем только догадываться.
Список сочинений Ксенократа, представленный Диогеном Лаэртским (75 названий) рисует его как плодовитого и разностороннего автора, однако ни одно из них до нас полностью не дошло, а большинство известны только по названиям. Как уже отмечалось, cохранившиеся фрагменты в 1892 году были собраны Ричардом Хейнцем, и до сегодняшнего дня - это единственное собрание фрагментов философа. Анализ названий сочинений Ксенократа показывает, что, очевидно, cледуя сформулированной Платоном образовательной программе, он работал по всем ее направлениям. Ксенократ писал диалоги, автор ряда популярных работ, посвященных социально-полити-
- 263 -
ческим и этическим вопросам, cреди которых можно назвать такие как "О силе закона", "О государстве", "Домостроение" (OikonomikoV), "О дружбе", "О счастье", "О справедливости", "О мужестве", "О том, что можно научить добродетели" и т.д. Ксенократ продолжал активно разрабатывать проблемы диалектики, возможно, в своих исследованиях подводя итоги академических изысканий в этой области, о чем свидетельствуют такие работы, как "Изучение диалектики" в 14 книгах, "Книга рассуждений" (Logistikwn) в 9 книгах, "Разрешения" (LuseiV) в 2 книгах, "Разделения" (DiaireseiV) в 8 книгах, "Положения" (QesewV) в 20 книгах, "Разрешения спорных рассуждений" в 10 книгах и т.д.
Предметом пристального внимания Ксенократа стали все четыре математические науки: им были написаны работы о числах ("О числах", "Наука чисел"), cочинения по геометрии ("О геометрии" в 2 книгах, "О геометрах" в 5 книгах ), по астрономии ("Об астрономии" в 6 книгах ), работа, имеющая, вероятно, более общий характер, "О науках" (Twn peri ta maqhmata) в 6 книгах. Несколько исследований посвятил Ксенократ разработке проблем метафизики : "О сущем", "Об эйдосах", "О Едином", "О Благе", "О душе", "О философии" и т.д. Вероятно, и проблемы естествознания в той или иной степени интересовали Ксенократа как автора обширного, в 6 книгах, исследования "О природе". Только утрата почти всего творческого наследия Ксенократа, малочисленность сохранившихся фрагментов не позволили ему занять подобающего места в истории философии.
После смерти Ксенократа схолархом Академии становится Полемон (D.L. IV, 3) и возглавляет школу на протяжении почти 45 лет (314 - 270 гг. до н.э.). Полемон считал, что "должно упражнять себя (gumnazesqai) на поступках, а не в диалектических умозрениях (en dialektikoiV qewrhmasi): выучить гармонику по учебнику, но без упражнений - это все равно, что вызывать восхищение вопросами (erwthsin), но противоречить самому себе в распорядке собственной жизни" (D.L. IV, 3, 18). Поэтому при Полемоне, который, вероятно, ничего не писал, но часто излагал свои взгляды перед слушателями, считая, что диалектической разработки этических проблем путем упражнений в вопросах и ответах - недостаточно, ведущим направлением академических изысканий становится решение проблем практической этики.
Наибольшую известность приобрел ученик Ксенократа и Полемона - Крантор из Сол (около 300 г. до н.э.) [85], как уже отмечалось, автор первого комментария на "Тимей" Платона. Как пишет Цицирон, "все мы читали книгу "О страдании" (Peri penqouV) Крантора из Древней Академии - невеликую, но поистине золотую, ту самую,
- 264 -
которую Панэтий советовал Тиберону выучить наизусть от слова до слова" (Cic. Acad. II, 44). В этом сочинении Крантор выступил против учения стоиков об апатии, утверждая, что он "нимало не согласен с теми, кто восхваляет какую-то бесчувственность, которой не может быть и не должно быть... Ибо слишком дорогой ценой покупается эта бесчувственность: душа грубеет, а тело цепенеет" (Cic. Tusc. III, 6, 12; ср.: Plut. Consol. ad Apoll,p.3). Вместо стоической "апатии" Крантор провозгласил "метриопатию" (умеренность, терпимость), ставя среди душевных благ на первое место добродетель, на второе - здоровье, затем наслаждение, и, наконец, богатство (Sext. Empir. Adv. Math, XI, 51 - 58). Именно Крантор ввел в Академию Аркесилая (D.L. IV, 4), своим антистоицизмом и агностицизмом прокладывая ему дорогу. После смерти Полемона в течение нескольких лет (270 - 265 гг. до н.э.) Академию возглавлял его ученик и друг Кратет, о котором известно очень мало (D.L.IV, 4), cтавший последним схолархом Ранней Академии. После его смерти (около 265 года до н.э.) главой школы становится Аркесилай, открывая новый период в истории Академии, так называемую Новую, или Среднюю Академию.
Примечания
ВВЕДЕНИЕ
[1]1 Принципы "cистемного" анализа творчества Платона были сформулированы Ф.Шлейермахером в 1804 году в предисловии к первому тому его немецкого перевода Платона. См: Рlatons Werke von Schleiermacher Fr.3 Aufl. Berlin, 1855. Bd.1.
[2]2 Нermann K.F. Geschichte und System der Platоnischen Philosophie. Heidelberg, 1839. Aнализ "генетического" подхода. См.: Tigerstedt E.N. Interpreting Plato. Stоckholm, 1977. Р.25 - 52, особ. Р.25 - 30. Историю понимания сочинений от Августина до Шлейермахера и Гегеля см.: Tigerstedt E.N. The Decline and Fall of the Neoplatonic Interpretation of Plato. Uppsala,1974.
[3]3 Миллер Т.А. Об изучении художественной формы платоновских диалогов. - В кн.: Новое в современной классической филологии. М., 1979. С. 82 - 88.
[4]4 Jaeger W. Studien zur Entwicklungsgeschichte der Metaphysik des Aristoteles. Berlin, 1912. Ibidem. Aristoteles. Grundlegung einer Geschichte seiner Entwicklung. Berlin, 1923.
[5]5 Вernays J. Die Dialoge des Aristoteles in ihrem Verhaltnis zu seinem ubrigen Werken. Berlin, 1863.
[6]6 During I. Aristotle and Plato in the mid-fourth century Eranos. 1956. Vol.54. P.109 - 120.
[7]7 Aristotle and Plato in the mid - fourth. Papers of the Symposium Aristotelicum held at Oxford in August, 1957. Goteborg, 1960 (ed. I. During and G.E.L. Owen). P.1 ff.
[8]8 Зубов В.П. Аристотель. М., 1963. С. 56 - 57.
[9]9 Rabinowitz W.G. Aristotle's Protrepticus and the sources of its reconstruction. Berkeley, 1957; During I. Aristotle's Protrepticus: An Attempt of Reconstruction. Goteborg, 1961.
[10]10 Сhroust A.H. The Probable Date of Aristotle's Lost Dialogue On Philosophy // Journal of the History of Philosophy. 1966. Vol.IV. N 4. P. 283 - 293; Chroust A.H. A tentative outline for a possible reconstruction of Aristotle's lost dialogue On philosophy // L'Antiquite Classigue. 1975. Vol. XLIV. P. 553 - 569.
[11]11 Сhroust A.H. Aristotle. New light on his life and some of his lost works. London, 1973. Vol 1 - 2.
[12]12 Jaeger W. Studien zur Entstehungsgeschichte der Metaphysik des Aristoteles. S.140 ff. По мнению Йегера, диалоги Платона следует считать не философскими произведениями, а лишь произведениями искусства.
[13]13 Stenel J.Zаhl und Gestalt bei Platon und Aristoteles. Leipzig; Berlin, 1924.
[14]14 Das Problem der ungeschriebenen Lehre Platons. Einleitung. Darmstadt, 1972. S.XIV.
[15]15 Подробнее см.: Tigerstedt E.N. Interpreting Plato. P.40 -62.
[16]16 Васильева Т.В. Неписаная философия Платона // Вопросы философии. 1977. N 11. С.153.
[17]17 Кramer H.J. Arete bei Platon und Aristoteles. Heidelberg,1959. (Ср.: Vlastos G. Review, Arete bei Platon und Aristoteles // Gnomon. 1963. Vol.35. P.641 - 655); Kramer H.J. Der Ursprung der Geitmetaphysik. Amsterdam, 1964; Gaiser K. Protreptik und Paranese bei Platon. Stuttgart, 1959; Gaiser K. Platons Ungeschriebene Lehre. Stuttgart,1963. Aнализ позиции тюбингенцев см.: Tigerstedt E.N. Op.сit. P.63 - 64, 85 - 92, Васильева Т.В. Неписаная философия Платона. С. 127 - 132; Геворкян А.Т. Анализ философских реконструкций устных учений Платона. - В сб.: Зарубежное философское антиковедение. М.,1990. С. 179 - 194, особ. С.179 - 184.
[18]18 Tigerstedt E.N. Op.сit. P. 90 - 91.
[19]19 Gadamer H.- G. Platons ungeschrieben Dialektic. Tubingen, 1972; Гадамер Х.-Г. Образец Платоновой диалектики.- В кн.: Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988. С.426 - 435. О герменевтическом подходе Гадамера к творчеству Платона см.: Челидзе М.И. "Неписаная" философия Платона с позиции "неписаной" диалектики // Вопросы философии. 1981. N 7. С.127 - 132.
[20]20 Gadamer H.- G. Ор. сit. S. 30.
[21]21 Сherniss H. Aristotle's Criticism of Plato and Academy. Baltimore, 1944. Vol.1. P.IX.
[22]22 Ibid. P. XXV. Этой же теме Г.Чернисс посвятил три лекции, прочитанных в Беркли в 1942 году и изданных позднее под общим названием "Загадка Ранней Академии". См.: Cherniss H. The Riddle of the Early Academy. Berkely-Lоs Angеles,1945.
[23]23 Решающую роль в изменении ситуации в пользу эзотеристов, по мнению Э. Тигерстедта, cыграл вышедший в 1972 году под редакцией Ю.Випперта сборник статей "Проблема неписаного учения Платона". (Das Problem der ungeschriebenen Lehre Platons. Beitrage zum Verstandnis der Platonischen Prinzipienphilosophie. Wege der Forschung. Band CLXXXVI. Darmstadt, 1972). Фактически, в сборнике представлена только одна точка зрения, точка зрения сторонников "неписаного" учения. Исключе- ние составляет глава из книги Г.Чернисса "Загадка Ранней Академии", написанная тридцать лет назад, что позволило Ю.Випперту уверенно говорить, что она "опровергнута" в более поздних работах. Как полагает Тигерстедт, чтобы картина была объективной, надо выпустить второй том, который содержал бы доказательства противников эзотеристов (Ор.сit. P.138, п.8). Отмечу, что второй том до сих пор не появился.
[24]24 В переводе на английский свидетельства и фрагменты представлены в книге Дж. Финдлея. См.: Findlay J.N. Plato: The written and unwritten doctrines. L.,1974.
[25]25 Morrow G.R. Platо's Epistles. A translation with critical essays and notes. Indianapolis - N.Y., 1962, однако Edelstein L. Plаto's Seventh Letter. Leiden, 1966.
[26]26 Васильева Т.В. Неписаная философия Платона. С.159
[27]27 Die Fragmente des Eudoxus von Knidos (Hrsg. vоn F. Lassere). Berlin, 1966.
[28]28 Wehrli F. Heraklides Ponticоs. Textе und Kommentar. Bassel, 1953 (2 - nd ed 1969). B 1980 году вышла первая монография, посвященная Гераклиду: Gottschalk H.B. Heraclides of Pontus. Oxford, 1980.
[29]29 Lang P. De Speusippi Academici scriptis. Accedunt fragmenta. Bоnn,1911 (2-nd ed. 1964)
[30]30 Неinze R. Xenokrates. Darstellung der Lehre und Sammlung der Frаgmente. Leipzig, 1892 (2-nd ed.1965). В работе свидетельства и фрагменты Ксенократа цитируются по изданию Р.Хейнца.
[31]31 Taran L. Academica: Plato, Philip of Opus, and the Psevdo-Platonic Epinomis. Philadelphia, 1975.
[32]32 Speusippo, Frammenti Edizione, traduzione e commento cura di M.Isnardi Parente. Вibliopolis. Napoli, 1980; Taran L. Speusippus of Athens. A critical study with a collection of the related texts and commentary. Leiden, 1981. В работе свидетельства и фрагменты Спевсиппа цитируются по изданию Л.Тарана.
[33]33 Лосев А.Ф. История античной эстетики. Высокая классика. М.,1974. C.409 - 428.
[34]34 Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А. Платон. Аристотель. М.,1993. См. также: Лосев А.Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. М.,1969 (1994); Лосев А.Ф. Аристотель и поздняя классика. М.,1975. Представляют большой интерес вновь переизданные работы Лосева: "Очерки античного символизма и мифологии". М.,1993, особ.разделы III - IV; "Критика Платонизма у Аристотеля" - В кн.: Лосев А.Ф. Миф. Число. Сущность. М.,1994. С.527 - 712.
[35]35 Платон и его эпоха. М., 1979.
[36]36 Васильева Т.В. Афинская школа в философии. Философский язык Платона и Аристотеля. М., 1985.
[37]37 Платон. Федр (пер.А.Н.Егунова). Редакция, вступительная статья, комментарии, хронология Ю.А. Шичалина. М.,1989.
[38]38 Визгин В.П. Генезис и структура квалитативизма Аристотеля. М.,1982.
[39]39 Луканин Р.К. "Органон" Аристотеля. М., 1984.
[40]40 Гайденко П.П.Эволюция понятия науки. М., 1980.
[41]41 Сергеев К.А., Слинин Я.А. Природа и разум: античная парадигма. Л.,1991.
ГЛАВА I
[1]1 Подробнее о жизни и политических взглядах Исократа: Исаева В.И. Античная Греция в зеркале риторики: Исократ. М., 1994.
[2]2 Johnson H. A note on the number of Isocrates pupils // American Journal of Philology. 1957. Vol 78. P. 297 - 300. Johnson H. Isocrates' method of teachings // American Journal of Philology. 1959. Vol. 80. P. 25 -36.
[3]3 По мнению В. Йегера, именно возникновение философских школ - наиболее значимый признак бурного духовного развития Афин в эту эпоху: Jaeger W. Paideia. N.Y., 1944. Vol. III.
[4]4 О времени первой поездки Платона в Сиракузы сообщает Седьмое письмо, cогласно которому Платону в это время было "около 40 лет" (Pl. Ep. VII, 324 B). Письмо представляет большую ценность как источник биографических сведений и используется исследователями независимо от решения вопроса о его подлинности. См.: Thesleff H. Op. cit. P. 28 - 32.
[5]5 Точная дата основания Академии неизвестна. Диоген Лаэртский сообщает, что "возвратившись в Афины, Платон поселился в Академии" (D.L.III, 7). Как полагает большинство платоноведов, это произошло вскоре после возвращения из поездки на Сицилию, в 387 году. См.: Guthrie W. A History of Greek Philosophy. Сambridge, 1976. Vol.IV. P. 19; cр.: Thesleff H. Op. сit. P. 31.
[6]6 Guthrie W. Op. сit. Vol. IV. P. 20
[7]7 У Платона мы нередко находим употребление вместо слова "философия" h mousa или mousikh. См.: Pl.Rep. 411 C - D, 499 D 3 - 4, 548 B 8 - C 1, Phil. 67 B 6, Crat. 406 A 3 - 5; Phaedo 61 A 3 -4; Polit. 309 D 2 - 3; Laches 188 D - E, Leg. 689 D - E.
[8]8 Традиция служения Музам сохранилась и в Ликее, школе Аристотеля, где также, как в Академии находился жертвенник и священный участок Муз. Преобразование Мусейона стало одним из наиболее важных дел Теофраста в роли схоларха перипатетической школы (D.L. V, 51).
[9]9 См.: Taran L. Speusippus of Athens. P.9; Lynch J.P. Aristotle's School. Berkeley, 1972. P. 57 ff, 108 ff.
[10]10 Исократ неоднократно подчеркивал приоритет мнения. "Знанием нельзя постичь ее (надлежащую меру - kairoV - И.М.), так как она в каждом случае от знания ускользает" (Isocr. ХV, 184). "Поскольку человек неспособен иметь знание, c помощью которого он бы решал, что следует делать и говорить, то я называю мудрыми (sofouV) тех, кто при помощи мнений (taiV doxaiV) больше всего может достичь наилучшего" (Tам же, 271). О педагогической концепции "философии красноречия" cм.: Миллер Т.И. К истории литературной критики в классической Греции V - IV вв. до н.э. (раздел "Исократ") - в кн.: Древнегреческая литературная критика. М., 1975. С. 54 - 75.
[11]11 Полемика двух школ нашла отражение в сочинениях обоих мыслителей. Имея в виду Платона, Исократ писал: "более согласны между собой и чаще оказываются правы те, кто пользуются мнениями, чем те, кто заявляет о себе, что располагает знанием" (Isocr. XIII, 8; ср. ХII, 30). C другой стороны, Платон, противопоставляя почитателей мнения в противовес знанию, считает, что они скорее достойны называться "любителями мнения" (filodoxoi), чем "любителями мудрости" (filosofoi - Pl. Rep. 480 A). Подробнее о полемике школ см.: Россиус А.А. Полемика Исократа с Академией Платона // Вестник древней истории. 1987. N 2. С. 93 - 102.
[12]12 Аристотелю было семнадцать лет, когда он приехал в Афины (D.L. V, 9), Ксенократ "cмолоду слушал Платона" (D.L. IV, 6), известный фрагмент из комедии Эпикрата сообщает, что учениками Академии были подростки четырнадцати - пятнадцати лет (meirakia), а занятия с ними проходили в гимнасии Академии (Athen. II, 59 d).
[13]13 Многие ученики Платона стали известными государственными деятелями. Законодателями были: Аристоним - в Аркадии, Формион - в Эладе, Менедем - в Пирре (Plut. Adv. Col., 32), Хабрий, Фолион, Ликург, и, возможно, Демосфен принимали активное участие в политической жизни Афин. Подробнее о политических взглядах и деятельности самого Платона см.: Barker E. Greek Political Theory Plato and his Predecessors. London, 1951; Гуторов В.А. Античная социальная утопия. Л., 1989. С. 140 - 175.
[14]14 Cм. каталоги сочинений академиков у Диогена Лаэртского: Cпевсипп (IV, 4 - 5), Ксенократ (IV, 11 - 14), Аристотель (V, 22 - 27), Гераклид (V, 86 - 89).
[15]15 Thesleff H. Op. сif. P. 83. В Академии закладывается традиция систематической, индивидуальной работы с книгой. В частности, дом Аристотеля называют "домом читателя" (tou anagnwstou - Vita Marc., 6). Уже в "Топике" (Arist. Top. 105 b 12 - 15) он дает рекомендации, как правильно работать с книгой: "cледует выбирать (положения) из сочинений, а записи следует делать о каждом роде отдельно... Следует также помечать рядом мнения отдельных (философов)". Подробнее см.: During I. Aristotle in the ancient biographical tradition. Goteborg, 1957. P. 337 - 338
[16]16 Burkert W. Lore and Science in Ancient Pythagoreanism. Сambridge, 1972. P. 15 ff.
[17]17 Пифагореизм Академии - тема ряда специальных исследований. Подробнее см.: Burkert W. Op. сit. P. 53 ff; cр.: Жмудь Л.Я. Наука, философия и религия в раннем пифагореизме. Спб., 1994. С. 151 - 156, 320 - 332.
[18]18 Гайденко П. П. Обоснование научного знания в философии Платона. - В кн.: Платон и его эпоха. С. 98.
[19]19 Суда поясняет слово labai: "Две рукоятки (labai) философии - арифметика и геометрия" (Suidas s.v. labai II, 1, p. 481, 18 Bernh).
[20]20 О достижениях Феодора и Теэтета в области теории иррациональных чисел см.: Wasserstein A. Theaetetus and theory of numbers // Classical Quarterly. 1958. Vol. 8; Knorr W.R. The evolution of Euclidean Elements. Dordrecht, 1975.
[21]21 Heath T.L. A History of Greek Mathematics. Oxford, 1921. Vol. 1.
[22]22 Сохранившиеся фрагменты математических сочинений Менехма были изданы М. Шмидтом (Schmidt M.С.P. Die Fragmente des Mathematikers Menaechmus // RE. 1931. Bd. 15. Sp. 700 - 701.
[23]23 Einarson B. On certain mathematical terms in Aristotle's logic // American Journal of Philology. 1936. Vol. 57. P. 33 - 54, 151 - 172.
[24]24 См.: Heath T.L. Op. сit. P. 117; Ван дер Варден Б.Л. Пробуждающаяся наука. М., 1959. C. 125.
[25]25 Lloyd G.E.R. Plato's Description of Division //Classical Quarterly. 1952. Vol. XLVI. P. 105 - 112.
[26]26 Merlan Ph. From Platonism to Neoplatonism. The Hague, 1960. P. 103.
[27]27 Heath T.L. Op. сit. P. 319.
[28]28 Fritz K. von. Philippos von Opus // RE. 1938. Bd. 19. Sp. 2353.
[29]29 Pines Sc. A new fragment of Xenocrates and its implication. Philadelphia, 1961. P. 14.
[30]30 Нeath T.L. Mathematics in Aristotle. Oxford, 1949. P. 1 - 2.
[31]31 Merlan Ph. Op. cit. P. 107 - 109.
[32]32 Вarnes J. Aristotle, Menaechmus and ciarcular proof // Classical Quarterly. 1976. Vol. 26. P. 285 ff. Возможно, математик Менехм и философ - платоник по имени Manaicmos (Suid. s.v. ManaicmoV ) - одно и то же лицо, что можно считaть еще одним свидетельством интереса Менехма к философии. (Barnes J. Op. cit. P. 285, n. 24).
[33]33 Сherniss H. Aristotle's criticism ... P. 67 - 68; Barnes J. Op. cit. P. 282, n. 9.
[34]34 Подлинное значение Евдокса - астронома было оценено историками науки лишь в 19 веке после того, как итальянскому астроному Д.В. Скиапарелли (1835 - 1910) удалось реконструировать гомоцентрическую модель Евдокса. Анализ астрономических представлений Евдокса и их влияние на развитие астрономии см.: Maula E. Studies in Eudoxus' homocentric spheres. Helsinki, 1974; Ван дер Варден Б.Л. Пробуждающаяся наука. C. 245 - 253; Pожанский И.Д. Античная наука. С. 99 - 104; Зайцев А.И. Роль Евдокса Книдского в становлении астрономической науки в Древней Греции - В кн.: Некоторые проблемы истории античной науки. Л., 1989. C. 116 - 120.
[35]35 Список работ Филиппа дает Суда (Suidas, s. v. FilosofoV). Ср.: Taran L. Academica... P. 124 - 125, анализ астрономических представлений: p. 98 - 115.
[36]36 Dreyer J.L.E. A history of astronomy from Thales to Kepler. Сambr., 1953. P. 123 -135; Evans G. The astronomy of Heraclides of Pontus // Classical Quarterly. 1970. Vol. 20. P. 102 - 111.
[37]37 История, рассказанная Сосигеном, cтала предметом оживленной дискуссии. Например, Ю. Миттельштрасc вообще отвергает традицию о задаче, поставленной Платоном и считает, что сам Евдокс сформулировал проблему и предложил ее решение. (Mittelstrass J. Die Rettung der Phanomen. Berlin, 1962. S. 140 ff). Ср.: Жмудь Л. Наука, философия и религия в раннем пифагорeизме. C. 256 - 257.
[38]38 Рожанский И.Д. Античная наука. С. 111 - 113.
[39]39 О пифагорейской теории музыки и ее влиянии на Платона см. подробнее: Ван дер Варден. Пробуждающаяся наука. С. 393 - 435; Жмудь Л. Наука... С. 213 - 238, 258 - 268.
[40]40 Перевод фрагмента на русский язык см. у Лосева (Лосев А.Ф. История античной эстетики. Высокая классика. С. 421 - 423). Аргументы в пользу авторства Ксенократа у Р.Хейнца (Heinze R. Xenokrates. S. 5 ff), однако Ван дер Варден полагает, что фрагмент представляет учение Гераклида, "завершителя пифагорейской теории музыки" (Ван дер Варден. Пробуждающаяся наука. С. 426 - 434).
[41]41 Huby P.M. The date of Aristotle's Topics and its treatment of the theory of ideas // Classical Quarterly. 1962. Vol. 12. P. 72 - 80.
[42]42 Ross W. D. Aristotle's Physics. Oxford, 1936. P. 1 - 17.
[43]43 Natorp P. Hestiaios // RE. 1913. Bd. 8. Sp. 1313.
[44]44 Сherniss H. The Riddle... P. 63.
[45]45 Возможно, речь идет о Филистионе, cицилийском враче и физике, друге Платона (Guthrie W. Op. сit. Vol. 5. P. 314), обучавшем медицине Евдокса (D.L. VIII, 86). О влиянии учения Филистиона о качествах как самостоятельно действующих силах на аристотелевскую трактовку качеств см.: Визгин В.П. Генезис и структура квалитативизма Аристотеля. С. 365, 369.
[46]46 Jaeger W. Paideia: The ideals of Greek culture. N.Y., 1944. Vol.III. P.37. В.Йегер обнаруживает, например, cходство между зоологической системой трактата "О диете" и классификациями Аристотеля и Спевсиппа (Op. cit. P. 38). Вопрос о знакомстве Платона с современными ему медицинскими теориями рассматривает Дж. Ллойд (Lloyd G. E. R. Plato as a natural scientist // The Journal of Hellenic Studies. 1968. Vol. 88. P. 78 - 92). Медициной занимался и Гераклид Понтийский, написавший сочинение "Причины болезней" ( D.L. V, 87).
[47]47 Описание конструкции "платоновского будильника" cм.: Дильс Г. Античная техника. М.- Л., 1934. С. 171 - 175.
[48]48 Альбин (II в. н.э.) в "Учебнике платоновской философии" писал: "Он (Платон - И.М.) полагает, что драгоценнейшее и величайшее благо нелегко найти, а найдя - трудно объяснить всем. Это он изложил в беседе "О благе" избранным и особенно близким ему ученикам" (Albinus, Didasc. XXVII, пер. Ю.Шичалина).
[49]49 По мнению И.Дюринга, лекция "О благе" была прочитана после создания "Софиста" и до написания VII письма, т.е. не позднее 355 года (During I. Aristotle and Plato in the mid Fourth Century // Eranos. 1956. Vol. LXV. P. 114). Cр.: Tesleff H. Op. cit. P. 201 - 202. Обзор литературы и анализ дискуссий см.: Guthrie W.K.C. Op. cit. Vol. V. P. 424 - 426.
[50]50 Кремер полагает, что свое истинное учение Платон сформулировал уже в 90-ые годы и со времени основания Академии читал курс лекций "О Благе", излагая его. (Кramer H.J. Retraktationen zum Problem des esoterischen Platon // Mus. Helv. 1964. Vol. 21. P. 137 - 167, особ., P. 139 - 143.
[51]51 Cherniss H. Тhe Riddle... P. 37.
[52]52 Gaiser K. Plato's enigmatic lecture "On the Good" // Phronesis. 1980. Vol. XXV. N 1. P. 5 - 38.
[53]53 Текст Алкидаманта цит. по кн.: Платон. Федр. С. 94 - 95, прим. 89. (Примечания Ю.А. Шичалина).
[54]54 Сherniss H. Тhe Riddle... P. 61 ff.
[55]55 Philip J.A. The Platonic Corpus //Phoenix. 1970. Vol. 24. P. 296 - 308; cр.: Thesleff. H. Op. cit. P. 87.
[56]56 Taran L. Speusippus of Athens. Testimon. 1 - 49.
[57]57 Merlan Ph. Zur Biographie des Speusippos // Philologus. 1959. Bd 103. S. 198 - 214.
[58]58 Guthrie W. K. C. Op.cit. Vol. 5. P. 459, п. 1.
[59]59 Там же, p. 459.
[60]60 Taran L.Speusippus of Athens. P. 5.
[61]61 Там же, P. 5 - 7.
[62]62 Там же, P. 8, n. 32.
[63]63 Guthrie W. Op. cit. Vol. 5. P. 459, n. 2.
[64]64 Chroust A.H. Speusippus succeeds Plato in the scholarchate of the Academy // Revue des Etudes Grecques. 1971. Bd. 84. S. 338 - 341.
[65]65 Taran L. Speusippus of Athens. P. 11
[66]66 Cherniss H. The Riddle... P. 81 - 82.
[67]67 Taran L. Speusippus of Athens. P. 11
[68]68 Там же, p. 188 ff.
[69]69 Stenzel J. Speusippos // RE. 1929. S.1640.
[70]70 Guthrie W. Op. cit. Vol. 5. P. 464.
[71]71 Merlan Ph. From Platonism to Neoplatonism. P. 96 - 140.
[72]72 Там же, p. 103.
[73]73 During I. Aristotle's Protrepticus. P. 24.
[74]74 Tarrant H. A. S. Speussippus' Ontological Classification // Phronesis. 1974. Vol. 19. P. 130 - 145.
[75]75 Merlan Ph. From Platonism to Neoplatonism. P. 127 - 128.
[76]76 Guthrie W. Op. cit. Vol. 5. P. 470.
[77]77 Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А. Платон. Аристотель. C. 231.
[78]78 Чанышев А. Аристотель. М., 1981. C. 14.
[79]79 During I. Aristotle in the ancient biographical tradition. Goteborg., 1957. P. 276.
[80]80 Подробнее см.: Фролов Э.Д. Панэллинизм в политике IV в. до н.э.; Маринович Л.П. Афины при Александре Македонском. - В кн.: Античная Греция. Проблемы развития полиса. М., 1983. T.2. С. 157 - 208, 208 - 259.
[81]81 Наиболее полный материал о Гермии собран И. Дюрингом: During I. Aristotle in the ancient biographical tradition. P. 272 - 283.
[82]82 Taran L. Speusippus of Athens. P. 21 -22, 183.
[83]83 During I. Aristotle in the ancient biographical tradition. P. 256 - 257.
[84]84 Там же, P. 260.
[85]85 Фрагменты Крантора собраны в след. издании: Kayser F. De Crantore Academico. Heidelberg, 1841.