Что есть миф?

Дмитрий Левкин
Что есть миф? 
(по книге А.Ф. Лосева «Диалектика мифа»)
     Прежде всего, необходимо отметить, что сущность мифа является, по мнению Алексея Федоровича Лосева, одной из самых темных и малоисследованных  областей человеческого сознания.  И для вскрытия сути мифа и мифического сознания он использует диалектический метод. Он выдает некое общераспространенное утверждение о сущности мифа, а затем логически его исследует. Но, прежде, чем рассуждать о мифе, необходимо поставить себя лицом к мифу, стать самому мифическим субъектом, иметь мифологическую интуицию.
     Анализирую научные и философские концепции, Лосев понятие мифа сводит к шести феноменологическим тезисам (1.106):
1. Миф не есть выдумка или фикция, не есть фантастический вымысел, но – логически, т.е. прежде всего диалектически, необходимая категория сознания и бытия вообще.
2. Миф не есть бытие идеальное, но жизненно ощущаемая и творимая вещественная реальность.
3. Миф не есть научное, и в частности  примитивно-научное, построение, но – живое субъект-объектное взаимообщение, содержащее в себе свою собственную, вненаучную, чисто мифическую же истинность, достоверность, принципиальную закономерность и структуру.
4. Миф не есть метафизическое построение, но – реально, вещественно и чувственно творимая действительность, являющаяся в то же время отрешенной от обычного хода явлений и, стало быть, содержащая в себе разную степень иерархийности, разную степень отрешенности.
5. Миф не есть ни схема, ни аллегория, но символ; и, уже будучи символом, он может содержать в себе схематические, аллегорические и жизненно-символические слои.
6. Миф не есть поэтическое произведение, но – отрешенность его есть возведение изолированных и абстрактно-выделенных вещей в интуитивно-инстинктивную и примитивно-биологически взаимо-относящуюся с человеческим субъектом сферу, где они объединяются в одно неразрывное, органически сросшееся единство.
      Символический слой в мифе может быть очень сложен. Мне представляется в связи с этим интересным учение Лосева о цвете в контексте диалектики мифа. В культуре всех народов цветовая окраска мифологии всегда играла важную роль. Особенно большое значение  имеет символизм цвета и света в живописи, иконографии, а также в поэзии.
     Мифология цвета и света всегда интересовали Лосева. Он был не только поэт. Он был поэт в чрезвычайно остром  смысле слова. В вышедшей в 1930 году книге «Диалектика мифа», послужившей предлогом для ареста философа, Лосев высказывал сожаление о том, что весьма мало людей, которые бы задавались целью изучить цвета в их полном жизненном явлении. В семи стихотворениях «Кавказского цикла» цветовых обозначений около сотни. Из всей возможной гаммы цветов Лосев отдает предпочтение пяти: белому, черному, синему, зеленому и алому – и их оттенкам. А цветовая символика в стихах Лосева способствует проявлению их религиозно – философского подтекста.
      В «Диалектике мифа» Лосев приводит примеры символической мифологии: рассматривает учение о цветах у Гете, у Флоренского; исследует объективность цветной мифологии и символизм лунного света, электричества и др. Его интересует символизм природы в творчестве Пушкина, Тютчева и Баратынского, Андрея Белого.
    Лосев утверждает, что многочисленные физические формулы о движении цвета и света весьма далеки от живого восприятия. Так у Гете желтый цвет производит теплое впечатление, вызывает благодушное настроение.
    Если в желтом есть светлое, то в синем (голубом) - темное. Синий цвет-«прелестное ничто».  «В созерцании его есть какое-то противоречие раздражения и покоя». Синева дает нам чувство холода, напоминает также тень. В сиреневом цвете также есть нечто живое, но безрадостное. Мифологизирование красного цвета общеизвестно. Возбуждающий и раздражающий характер его не нуждается в распознании. Пурпур - то, к чему всегда стремились правители  и бандиты.
    Очень интересные мифолого-символические размышления о цвете можно обнаружить у Флоренского. Свет сам по себе неделим, сплошен и непрерывен. Созерцая солнце у горизонта, мы «видим свет и только свет, единый свет единого солнца». Его различная окраска - не собственное его свойство, а соотношение его с тою земною и небесною средою, которую наполняет собою этот единый свет. Роскошные цвета, которыми украшается небосвод, являются способом соотношения неделимого света и раздробленности вещества; мы можем сказать, что цветность солнечного цвета есть тот привкус, то видоизменение, которое привносит в солнечный свет пыль земли и еще более тонкая пыль неба. Фиолетовый и голубой цвета являются тьмой пустоты,- тьмой, но смягченной отблеском как бы накинутого на нее вуали тончайшей атмосферной пыли. Красный и розовый цвета - та же самая пыль, но видимая не против света, а со стороны света, не смягчающая своею освещенностью тьму междупланетных пространств, не разбавляющая ее светом, но от света отнимающая часть света, застящая глазу свет, стоящая между светом и глазом и прибавляющая к свету-тьму. (1. 80)
     Чистый цвет есть несуществующая абстракция и утверждается лишь теми, кто не привык видеть жизнь, а лишь живет выдумками. Наконец, совсем уже нелепо обвинение в субъективизме. Думают, что возбужденный характер красного цвета есть субъективное переживание, а колебательные движения среды, дающие красный цвет,- объективны. Красный цвет вызывает возбуждение. Такова живая мифология цвета.
     У лунного света своя особая мифология. По словам Лосева он магичен. В чем же эта магия заключается? Лунный свет в своем существе есть нечто холодное и стальное, металлическое. Однако этот свет действует на человека гипнотически, усыпляюще. Это такое «ничто», которое несет вас в голубую пустоту, какими то зигзагами, спиралями в неведомую точку.
     Описывая магию лунного света, Лосев предстает как мастер художественного слова,  как поэтическая личность.
    Далее он упоминает о мифологии света электрического. Именно в электрическом свете Лосев видит интересное мифологическое содержание, этот свет не гипнотизирует, а притупляет и огрубляет чувства. В нем есть ограниченность и пустота американизма. Электрический свет не интимен, не имеет третьего измерения, не индивидуален.
    Рассуждения Лосева о мифологии луны и солнца мне напомнили о произведении Олжаса Сулейменова «Язык письма», где он исследует вопрос возникновения письменности у народов из этих общих символов.
     Все языки произошли от одних и тех же знаков, символов. Эти знаки были результатом наблюдения древних людей за природой, за звездным небом, которое во всех точках земного шара выглядит примерно одинаково. Древний человек смотрел на солнце, а затем брал палку и рисовал кружок с точкой или на луну, пытался ее изобразить. Появились первоиероглифы. Так и возникла письменность. Слово не выдерживает испытания временем. Оно развивается, теряя и приобретая новые звуки, изменяя смысл. Познавая окружающий мир и себя, древние люди изображали на различных предметах первоиероглифы. Поэт и филолог Олжас Сулейменов утверждает, что первоиероглифы «отпечатаны» в значениях слов и этот настоящий знак возможно восстановить. В разных культурах знаки Солнца и луны, например, рисовали примерно одинаково. Эти знаки лишь формально отличались друг от друга, так и диалекты единого языка древнего человечества похожи, и все языки вышли из одного общего языка.
       Таким образом, можно сделать вывод о том, что общие символы человечества привели к развитию мифологии и культуры.
     Заканчивая свои рассуждения о мифологии цвета, Алексей Федорович Лосев дает нам наставление о том, что тот, кто захочет в будущем говорить о мифологии света и природных цветов и, вообще, тех или иных картин природы, должен будет в первую очередь изучить мифологию так, как она дана в искусстве, хотя миф еще не есть поэзия.
     Рассуждая далее о мифе, Лосев говорит о том, что миф есть бытие личностное, образ бытия личностного, личностная форма, лик личности. (1.108) Это связано с тем, что личность обладает самосознанием, интеллигенцией и в ней есть как внутреннее, так и внешнее.  Кроме того, личность есть осуществленный символ и факт, она существует в истории.  Причем тело человека, являясь проявлением души, символически показывает нам скрытый лик души. И личностное бытие рождается во времени. Его становление происходит именно в мифологическом времени, а время вечно и бесконечно.
     Миф возможен без религии (1.142), но религия без мифа невозможна, по мнению Лосева. Хотя религия и мифология суть сферы бытия личностного, но если религия есть субстанциальное самоутверждение личности в вечном бытии, то мифология не есть такое самоутверждение. Миф есть энергийное самоутверждение личности в её выявительных и выразительных функциях. Он являет образ, картину, смысловое явление личности, а не её субстанцию.
     Вспомним готический собор. Его пространство освещено цветными витражами, на которых изображены мифологические сюжеты, что создает ощущение чего-то тайного, с другой стороны, архитектура храма уносится ввысь, теряется пространство, душа как бы устремляется к вечности. Здесь мифология создает ощущение вечности и усиливает религиозное чувство.
Однако религия до некоторых пор может не выявлять своего мифа. Например, в посту и подвижничестве могут не возникать мифические образы, но все равно это есть жизнь мифическая ради самоутверждения в вечности.
     Очень интересными для меня являются рассуждения Лосева о мифе как об имени. Любой миф есть сказание о какой-либо личности, а также слово, делающее явным свойства данной личности. И эта личность одна, и отсюда сразу можно сделать вывод о том, что любое, выделяющееся чем-то слово не есть подражание какому-либо другому слову. Оно есть собственное слово личности и собственное слово о личности. Оно есть имя. Имя есть собственное слово личности. В имени -  диалектический синтез личности и ее выраженности, ее осмысленности, ее словесности. Имя личности и есть то, что мы имеем в мифе. Миф есть имя. Миф есть еще чудо. Этот третий момент нашей последней формулы также легко присоединяется к полученному более сложному понятию. Получается чудесное имя, имя, говорящее, свидетельствующее о чудесах, имя, неотделимое от этих самых чудес, имя, творящее чудеса. Мы будем правы, если назовем его магическим именем. Миф есть просто магическое имя. Миф есть развернутое магическое имя.
     Но наиболее сильным магическим свойством обладает имя собственное личности. Мифология имени собственного, как мне представляется, является наиболее интересным объектом для научного исследования. Миф, как и имя собственное, существует в двух мирах  и являются посредниками между имманентным и трансцендентным, между феноменом и ноуменом.
     Магия имени существовала уже во времена верхнего палеолита в диких племенах. Племенное имя для его носителей было признаком принадлежности к определенному множеству. Затем появилось индивидуальное имя. Когда рождается ребенок ему надо дать имя. Но чтобы дать имя его нужно у кого-то взять. Имена на дороге не валяются, нельзя взять имя напрокат, на время. Взять – это значит отнять, то есть убить кого-то, чтобы овладеть его именем. Имя – это самое ценное, что есть у человека. Это то, что делает тебя элементом символического порядка, то есть делает тебя нашим, в отличие от них, чужих. Тот, кто знает настоящее имя человека, может сделать с ним все, что угодно.
     Так было в древних племенах. Христианство привело человечество к снижению агрессии. Появилось понятие имени духовного.
   Итак, после долгих исследований сущности мифа, Лосев приходит к краткому, но очень точному и емкому заключению, формуле мифа: «Миф есть в словах данная чудесная личностная история». 

Примечания
 
1. Лосев А.Ф. Диалектика мифа. – М.: Академический проект, 2008. – 303 с. – (Философские технологии).
2. Тахо-Годи Е.А. «Зелень рая на земле…» (Поэтический мир Алексея Федоровича Лосева) // Новый журнал (Нью-Йорк).- 1995.- № 196.- с. 291-299.
3. Олжас Сулейменов. Язык письма. Взгляд в доисторию – о происхождении письменности и языка малого человечества. Алматы-Рим
4. Платон. Собрание сочинений в 4-х т.; Т.1/Общ. ред. А.Ф. Лосева и др.; Пер. с древнегреч.- (Филос.  наследие).- В надзаг.:  АН СССР. Ин-т философии. М.: Мысль, 1990.
5. Флоренский П.А. Имена/Павел Флоренский.- М.: АСТ; Харьков: Фолио, 2006.- 322, (4) с. – (Философия. Психология).
6. Гиренок Ф. Аутография языка и сознания. – М.: МГИУ, 2010. – 247 с.
(серия «Современная русская философия», № 5).