I
Здравствуйте, я – городской рейсовый автобус маршрута № 107. Своей марки до некоторого момента я и сам не знал, поэтому сейчас я ее называть не буду и вы узнаете о ней позже. Да, собственно, какая разница, какая у меня марка? Ведь дело не в этом, правда?
Я решил написать (а если точнее, просигналить) этот рассказ затем, чтобы... Ой, я даже не знаю зачем - просто так захотелось. Вот я и сконструировал такую штуку, с помощью которой можно передавать на расстоянии сигналы различной длины. По моим расчетам, на расстоянии нескольких миль. Впрочем, к чему гадать, ведь если вы читаете эти слова, значит, вы уже расшифровали мою морзянку и сами можете определить расстояние между нами.
Итак, я – обыкновенный городской автобус. Вы наверняка хоть один раз в жизни ездили в автобусах такого типа. Грязные, страшные, двери барахлят, а в салоне стоит ужасная вонь. Знаю, вам неприятно, а мне, думаете, нравится? Я ничего не могу с собой поделать, честное пионерское. Во-первых, я уже не молодой, как прежде, а во-вторых, за мной совсем плохо ухаживают. Самому стыдно появляться на улицах, когда нижняя часть облеплена черт знает чем. Да и водила, дурная башка, не может ехать поаккуратнее.
Все это – автобусный парк №3 города Санкт-Петербурга. Так что, жалуйтесь во все вышестоящие инстанции – это же безобразие! И вообще, хочу вам сказать от имени всего городского автотранспорта: в советские времена жилось куда как привольнее. Хотя, конечно, тоже были идиоты, но, по крайней мере, нас содержали в чистоте (а чистота – залог здоровья, между прочим, да!).
И кормят нас тоже плохо. Питаемся одним бензином, представьте себе! Фу, гадость какая. Никакого разнообразия, даже закусить нечем.
Кроме 107-го маршрута в нашем автобусном парке имеются и другие автобусы различных маршрутов. Практически все они владеют азбукой Морзе (мигают фарами, бибикают), вот только далеко посылать сигналы умею только я.
107-ой маршрут, по которому я езжу, пролегает от Пискаревского проспекта до Финляндского вокзала. В среднем по времени на этот маршрут в одну сторону требуется около получаса, а это ни много ни мало 5629 оборотов каждого из колес (я специально посчитал). Час-пик на моем маршруте приходится на 7 – 10 часов утра и на 18 – 21 часов вечера. Какое ужасное время!
Знакомо ли вам, мой читатель, такое состояние, когда вас с неистовой силой плющит изнутри? Спорим, что нет. Если вы, конечно, не являетесь автобусом, троллейбусом, или чем-нибудь в этом роде. А нас частенько мало того, что плющит, внутри нас еще пищат, кричат и ругаются матом.
Особенно, когда узнают стоимость проезда…
Стоимость проезда – отдельный случай. Пока растет стоимость, мы, автобусы, все больше стареем и изнашиваемся, а потом разваливаемся прямо посреди дороги. Впрочем, говорят, в будущем нас заменят на новейшие автобусы марки SCANIA, но до этого еще далеко. А пока ездим мы, такие, какие есть. Каждый со своими недостатками.
Вот, например, внутри моей кабины над лобовым стеклом написано: «ВОДУ В РАДИАТОР НЕ ЗАЛИВАТЬ». Понятия не имею, что значит слово «РАДИАТОР», но смею предположить, что если мне все-таки туда зальют воду, то мне придется худо.
Да мне и так приходится не очень, но зачем обращать на это внимание? Ведь в жизни полно и хорошего, зачем грустить по пустякам, не так ли? Давайте искать во всем положительные стороны! Мы ведь оптимисты!
Как-то раз я поспорил с моим другом, автобусом 105-го маршрута, что смогу обогнать его, даже несмотря на то, что он сравнительно недавнего года выпуска и обладает более мощными характеристиками. Выбрали вместе цель – площадь Калинина, дождались, когда наступит ночь, и поехали. Договор был таков, что нужно как можно быстрее доехать до площади Калинина, причем разрешается ехать любым маршрутом, неважно, каким, главное – приехать первым.
И кто же, как вы думаете, выиграл? Конечно, я! 105-ый, видите ли, по улице Замшина ночью каким-то образом умудрился попасть в пробку (ну полный неудачник). Пытаясь объехать ее по тротуару, он свернул в парк, ибо в такое позднее время там никто не бродит, и поехал по аллее. Не справившись с управлением, он заехал в канаву и забуксовал там на всю ночь. Утром за ним приехал эвакуатор.
Пока шел ремонт на Пискаревском проспекте, остановки у нас переставляли чуть ли не каждый день. Песок с мусором постоянно витали в воздухе, пока их не останавливали ветви деревьев или фонарные столбы. Теперь же проблему с остановками решили, да и дороги здесь все заасфальтировали. Даже неинтересно как-то…
Кстати, а я вам рассказал о Тузике? Нет, не рассказал. Тузик – это такая мелкая собачонка, которая бегает здесь вокруг, и всюду мешается. В прошлом году ее чуть не задавила маршрутка, и с тех пор она стала еще более резвой, бегает в два раза быстрее и совсем не смотрит куда бежит. Для нее жизнь – сплошная погоня за чем-то неведомым и недостижимым. Лишь иногда ее можно встретить отдыхающей, и то ненадолго. Например, сейчас она залезла под меня и гадит мне под колеса. Что-ж, по крайней мере, культура какая-то есть…
Все рассказал? Конечно же, нет – всего сейчас и не припомнить. Так что все остальное придется рассказывать в процессе повествования.
II
Была весна. Снег уже давно растаял. Распускались почки, травка зеленела, а солнце светило так ярко, что на мои фары следовало бы надеть солнцезащитные очки (удивляюсь, почему в автобусном парке до сих пор до этого не додумались?). Я ехал по Кондратьевскому проспекту и смотрел по сторонам. Слева от меня делали новую облицовку фасада старого жилого дома. Справа располагалась Пятерочка. И вдруг я заметил: прямо напротив меня, по Полюстровскому проспекту, проезжала легковая спортивная машина серебристого цвета. Казалось бы, подумаешь, машина какая-то - их тут миллионы. Но нет. Она была необыкновенна. Деталей я особо не успел разглядеть, но это было действительно так. Необыкновенная. Она промелькнула через перекресток слишком быстро, лишь яркий лучик солнца успел отразиться в ее зеркале заднего вида. Я был ослеплен…
Я понял одну вещь: любовь с первого взгляда существует. Весь день я размышлял о той спортивной машинке, и именно эти мысли выходили у меня на первый план: все остальное рассеивалось в тумане. У меня было чувство, будто во мне что-то разрывается (да нет же, я не про радиатор сейчас говорю), чувство огромной потери. Мне хотелось снова увидеть ее, и при этом я понимал, что шансов на это практически нет. Но все же...
На следующий день я увидел ее снова, примерно в то же самое время, где-то около полудня. Мы встретились на том же перекрестке. И опять я не успел ничего сообразить. За эти несколько секунд меня поразила стихия чувств, и я совершенно не знал что делать. Что делать? И вот она уже уехала – а я все думал. Вечером думал, ночью. И наконец, дошло: хватит уже думать, надо действовать!
Конечно, я знал, что в мыслях все намного проще, чем на деле, но меня пугала таинственность. Что может быть интересней неизвестности, в особенности той, в которую, кажется, влюбился? Эта Неизвестность уже второй день проезжала мимо (видимо, ее хозяин поменял место жительства, или работу, потому что раньше я Ее Величество Неизвестность в этом районе не встречал), и если бы я не решился действовать, то она, быть может, всю жизнь бы так проносилась мимо, разбивая мне сердце. Но я решился.
На следующий день, рано утром, я тихо и незаметно выехал с автобусного парка и поехал в сторону площади Калинина. На улицах еще было сумрачно и довольно прохладно, но я поступил правильно, что выехал так рано: даже если бы я сделал это чуть позже, более возможности сбежать от моих должностных обязанностей у меня бы не нашлось.
Я припарковался по правой стороне Полюстровского проспекта. Мой план был таков, что как только она бы проехала мимо меня, я поехал бы за ней, а все остальное – по обстоятельствам, как получится; авось, само собой разрешится.
И я ждал. Ждал около семи часов, а она так и не проезжала. Я уж думал, что никогда ее больше не увижу, но оказалось, напрасно. Просто в этом районе были пробки, она несколько опоздала. И снова меня стали переполнять чувства. Я понял, что боюсь ее. Включив левый поворотник, я перестроился в другой ряд и поехал за ней.
Какое все-таки хорошее время года – весна! Природа оживляется, птички прилетают обратно с юга, появляется все больше насекомых. В воздухе то и дело проносятся мошки, пчелки, жучки, паучки, комары и прочая нечисть, которая и летать-то нормально не умеет.
Однажды одна такая нечисть попала прямо в меня. Я тогда сразу и не сообразил, что случилось. Лишь почувствовал сильнейший удар слева по моей фаре. Фара очень долго болела, даже на следующий день болела, и за это время я успел заключить, что в мою фару врезалась пчелка. Во всяком случае, у комара на такой удар бы силы не хватило, как бы быстро он не летел, что уж говорить о мошке. Я это к чему говорю: внимательней надо быть, как можно внимательней, и соблюдать правила дорожного движения.
С моими размышлениями о весне спортивная машина свернула на Металлистов. Какой плавный и изящный поворот! За всю жизнь я таких поворотов не видел. Я продолжал ехать за ней на некотором расстоянии и всю дорогу дивился ее красоте и оригинальности. А какие у нее передние фары – ей Богу, в них есть какая-то тайна!
Пока я наблюдал ее красоту, мы успели проехать множество перекрестков, сделать еще парочку поворотов, так что я и понятия не имел, куда меня занесло и как называется улица, по которой мы едем. А тут еще, как назло, хозяин переключил ее на более высокую передачу, и я стал отставать. Догнать ее на светофоре не удалось – горел зеленый. На следующем перекрестке она опять свернула. И тут случилось самое ужасное: у меня стал заканчиваться бензин. Я проехал еще где-то полкилометра, окончательно потерял ее из виду и остановился. Голодный, потерянный, я вдруг задремал.
Мне приснился странный сон, как я оказался среди полной темноты, и ничего рядом не было, кроме ощущения пустынности и одиночества. Через какое-то время я стал различать звезды на небе. Они светили все ярче и ярче, и я наконец заметил, где нахожусь – я был на Луне! Весь этот спутник Земли был окутан сетью железных дорог, причем сложнейшей сетью: множество составов двигалось с немыслимой скоростью по различным путям через бесчисленное количество стрелок, пересечений и мигающих семафоров. Неожиданно с неба упала звезда. И вдруг меня кто-то стал будить, и я не успел досмотреть свой сон до конца.
Проснулся. И… чудо! Прямо напротив меня стояла она и смотрела на меня своими чарующими фарами. А сколько в них загадочности… Я был в недоумении. Так значит, она поняла, что я за ней следил? Она вернулась за мной? А сколько времени я проспал?
Мы молчаливо смотрели друг на друга. Я стоял как вкопанный и решительно ничего не мог понять. Словно у меня были какие-то обрывки мыслей, беспорядочно движущихся в различных направлениях; ни одну из них невозможно было остановить и сосредоточиться. Вдруг меня осенило.
- У тебя красивые фары.
Возникла небольшая пауза.
- Спасибо, - сказала она. – Ты, похоже, заблудился. Твой маршрут вовсе не в этой части города.
То, что я заблудился, это точно. Но то что она сказала про мой маршрут… Она ведь знает, просто прикидывается… Знает, что я ехал за ней… Или не знает…
- А как тебя зовут?
- Меня зовут Порше 911... Можешь называть меня просто Каррера, - представилась она.
- Так значит, ты иномарка? – тихо спросил я.
- Да, я родом из Германии.
И снова наступила пауза. Я не знал, что сказать. Время двигалось в замедленном темпе.
- А я не знаю, как меня зовут, какая у меня марка. Не могла бы ты прочитать название у меня на кабине?
- Тебя зовут Лиаз.
- М-да, странное имя. «Каррера» звучит намного лучше, - сказал я и стал смотреть прямо ей на фары, ожидая ответа. Так пролетело еще некоторое время.
- Мне сейчас пора ехать к своему хозяину, здесь недалеко. Я должна быть припаркована возле его дома... Ты же знаешь закон техники и механизмов: люди не должны знать, что мы живые.
- Да, но… Я следил за тобой всю дорогу, от Кондратьевского проспекта. Уже не первый день тебя там видел и... Я не смогу без тебя…
- Почему?
- Раньше я жил и не задумывался, зачем. Работа приносила мне удовольствие. Когда же увидел тебя, все мгновенно изменилось. Я понял, в чем истинный смысл жизни.
- И в чем же он?
Мимо нас по дороге промчалась скорая помощь с включенной сиреной. Повеяло свежей прохладой вонючих выхлопных газов.
- Извини, но я не могу задерживаться, - сказала Каррера. - И ты должен ехать к себе на работу. Пока ты спал, я залила тебе немного бензина, так что ты спокойно сможешь доехать до своего автобусного парка.
- Но мы еще увидимся? Днем невозможно, понятно. Давай в эту субботу, ночью! Как раз белые ночи. Ты в тишине отъедешь от дома хозяина и подъедешь сюда. Встретимся тут же, на этой дороге.
- Ладно, я постараюсь. Если мой хозяин вдруг не вздумает куда-нибудь поехать посреди ночи…
Все эти четыре дня, до субботы, тянулись для меня невыносимо медленно, чего прежде никогда не бывало. Раньше ход времени я просто не замечал, да и незачем было. Я жил сегодняшним днем и совершенно не думал о том, что будет. После встречи с Каррерой я начал жить завтрашним днем. Завтрашним, послезавтрашним – неважно, главное – я стал воображать события будущего: как я снова ее увижу, как мы будем разговаривать... Чуть ли ни все дни целиком я проводил в мечтаниях, которые были очень светлы и прекрасны, что само по себе оказывало дурное влияние на работе. Я стал несобранным и невнимательным. Из-за этого даже пару раз попадал в аварии.
Например, пребывая в стране мечтаний, не заметил стоящего передо мной на красном светофоре троллейбуса и подтолкнул его вперед на несколько метров, в результате чего он выехал на перекресток и был раздавлен с двух сторон трамваями. Удивительно, но, к счастью, все обошлось без жертв, а мой водитель до сих пор не знает, почему у него тогда отказали тормоза.
Как я ненавижу троллейбусы, этот тупой жирный рогатый скот! Вечно путаются под колесами, где ни попадя! И вообще, что за манеры – постоянно быть привязанными к проводам!
Короче, время – величина не постоянная. То нормально идет, то вдруг где-то ускорится, то неожиданно станет замедляться. Ладно, если бы были хоть какие-нибудь закономерности, но нет же – время двигается скачками, как пунктирный ритм, даже еще более непредсказуемо, так что нам этого не понять. Это выше нашего понимания.
Как и договорились, встретиться должны были в субботу, на той же обочине дороги. Время подходило к полуночи, а я, только пять минут простоявший на одном месте, уже успел заждаться.
Практически нисколько не стемнело. Сквозь влажный майский воздух веяло ароматом черемухи, а сверху доносилось протяжное, немного напоминающее свист, пение круживших в высоте птичек. Где-то рядом, похоже, проходила железная дорога, так как я явственно слышал стук колес о рельсы и рев двигателя тепловоза. А, впрочем, это, скорее всего, просто слышимость - звуки в такое время разносятся очень хорошо.
И тут я вспомнил про бензин, который Каррера залила в прошлый раз, чтобы я мог доехать до дома. Будучи слишком оживленным, я и поблагодарить ее забыл. А ведь бензин - дорогое удовольствие, тем более в последнее время он еще подорожал. Ну как так можно!
Минут через сорок она приехала.
- Поедем куда-нибудь подальше от сюда, - сказала она взволнованно, озираясь по сторонам.
- Да, поехали.
Действительно, в такую светлую ночь роскошная иномарка рядом с дряхлым автобусом выглядит довольно странно...
На дорогах практически не было транспорта, и я всегда ехал рядом с Каррерой; разве что, когда мы свернули на более узкую дорогу, мне пришлось ехать следом. Мы ехали посреди каких-то холмов, заросших кустарником; оказались в поле, на котором я никогда не бывал; далее ехали в лесу, также мне не знакомом - и вообще, вся местность была мне не знакома (что, впрочем, читателю может показаться неудивительным - как автобусу 107-го маршрута может быть знакомым, к примеру, этот лес? на самом же деле я много раз слышал и от своих друзей-автобусов, и от пассажиров, рассказы о различных деревнях, дачах, колхозах, очень много раз слышал, - но эти места я не узнал ни по одному описанию).
За лесом опять-же оказалось поле. Каррера остановилась. Ее оригинальные фары...
- Почему ты на меня так смотришь? - спросила она, и я не успел докончить свою мысль.
- Как?
- Так.
- Я смотрю так, так как... А почему ты задаешь мне этот вопрос? Разве не знаешь ответ?
Я смотрел на нее, она на меня, - оба не отрывали взгляда - уже который раз между нами возникало ничем не прерываемое молчание. Казалось, между нами завязалась тонкая связь среди хаотичного, на первый взгляд бессвязного мира.
- Расскажи мне о себе, - попросил я. Каррера на секунду задумалась.
- Я - Porsche 911 Carrera, выпущена в начале 2005-го года. Двигатель - 355 л.с., максимальная скорость - 293 км/ч, разгон до сотни занимает 4,8 секунды. Коробка передач - автоматическая пятиступенчатая... Может, теперь ты расскажешь о себе?
- Ну, у меня технические характеристики скромнее, - сказал я. Честно говоря, когда я просил Карреру рассказать «о себе», я имел ввиду отнюдь не это. - Насчет лошадиных сил не знаю, а моя максимальная скорость составляет 72 км/ч, хотя формально должна быть больше. Кузов, по-видимому, изготовлен из чистейшего металлолома, а в радиатор по неизвестным мне причинам категорически запрещается заливать воду.
- Ты очень плохого о себе мнения, - сказала Каррера, искренно прибавив затем, что «тем не менее, это похоже на правду».
Спустя час, а может и два, мы с Каррерой мчались по полю, играя в «догонялки», «обгонялки» и другие тому подобные игры. Впрочем, если в «догонялки» играть у меня еще более-менее получалось и Каррера подыгрывала мне, сбавляя скорость, то в «обгонялки» я был игроком вполне никудышным. Все преимущества явно были у нее. А я то что - бесполезное сборище металлолома, консервная банка. Что с меня взять?
И вообще, почему она согласилась со мной встретиться? Неужели я, такой старый, ей чем-то понравился? И я, конечно, как последний идиот на это надеялся... Но ведь это было маловероятно!
Досыта доигравшись в спортивные игры, мы стали играть в игры интеллектуальные. Самой забавной игрой оказались, пожалуй, шахматы. Расчертив на земляной дороге квадрат 8*8 и покрыв квадраты различной штриховкой (черные и белые), стали выбирать фигуры для игры. Решили, что ими будут растения. Обыкновенная трава, выдернутая из земли с корнем - будет пешкой. Одуванчик с желтым цветком - ладьей, а с белым пухом - слоном. Аналогично выбрали остальные фигуры. Думаете, бред? Что вы! Шахматы - это круто.
Таким образом, получилась вполне приличная оранжерея. Но, едва успев сделать первый, классический ход E2:E4, откуда ни возьмись, подул сильный порывистый ветер и перемешал траву с одуванчиками. Продолжение игры не представлялось возможным.
Каррера над чем-то задумалась, я тоже. Над нами медленно проплывали облака. Было ощущение, что мы попали в другое измерение, где все бесконечно и никогда не заканчивается. Внезапно я прервал молчание.
- Я не могу жить без тебя. Давай сбежим отсюда куда-нибудь, в какие-нибудь глухие места, быть может, даже за границу... Сбежим, и будем одни. У тебя не будет больше хозяина, да и я не буду привязанным к своей работе... Мы будем свободны... Я тебя люблю... И ты тоже, кажется, меня любишь, ведь так, да? Это так?
Как же все-таки сложно бывает выразить мысль словами! Сам ее понимаешь, а как только преобразуешь в слова - выходит не то что глупость - бред, самый настоящий, который и понять-то никто не в состоянии, даже сам не понимаешь, что только что сказал и удивляешься, как такое могло получиться. Об этом еще какой-то русский писатель писал, не помню, ибо образованием, увы, не блещу. Может, правильнее было бы промолчать и ничего такого не говорить? Хотя... Я бы не выдержал и все равно бы сказал. К чему скрывать свои чувства? В чувствах - вся жизнь!
С тех самых пор прошел уже месяц. Мы продолжали тайно видеться, выезжая по выходным на природу в темное время суток, где разговаривали на самые разные и непредсказуемые темы. Однажды разговор зашел о политике и, разобрав все с разных точек зрения, пришли к тому, что “а зачем Колумб вообще открыл Америку?” Наши совместные умозаключения могли показаться постороннему наблюдателю весьма странными. Порой даже доходило до того, что у нас выходили такие жаркие дискуссии, что мы совершенно забывали о времени (впрочем, мы никогда о нем и не помнили). Но, несмотря на все это, мы ни разу не поссорились и относились друг к другу очень хорошо. Наша манера беседы чем-то напоминала XIX век - то ли фразами, то ли построением предложений; одним словом, культура вырисовывалась отнюдь не современная.
А еще я недавно сочинил Каррере небольшое стихотворение:
Не могу сочинять.
Не могу быть поэтом;
Не могу я им стать!
Но ведь дело не в этом...
Я смотрю на рассвет -
Вспоминаю о Порше;
О Порше Каррера,
Что увижу я позже.
И все дни напролет
В облаках я летаю;
Происходящего рядом
Не замечаю.
Жду когда мы увидимся
Снова и снова;
Без тебя теперь жить
Мне совсем невозможно!
Похоже, это первое стихотворение, сочиненное автобусом. Не знаю, понравится ли ей оно, во всяком случае, я старался. Завтра, в субботу, посмотрим.
Кстати, совсем недавно я усовершенствовал свое изобретение. До этого момента я описывал события, которые уже произошли; теперь же мое устройство способно автоматически преобразовывать в азбуку Морзе события, которые происходят сейчас, в данную минуту, что весьма удобно - не придется каждый вечер отстукивать очередную пару абзацев. Поэтому следующую часть я буду писать в режиме реального времени: она, пожалуй, только этим и будет отличаться от части № 2.
Вот, наверное, и все, что я могу рассказать своему читателю на сегодняшний момент. Я отнюдь не стремился написать мемуары, вовсе нет. Я хотел показать, до какой степени наша жизнь может измениться благодаря одной совершенно случайной случайности. Чуть ли не за секунду можно стать совсем иным, не тем, кем прежде. За какое-то мгновение может в корне измениться мировоззрение, что и случилось со мной. Я понял, ради чего я живу. Жизнь - это любовь.
III
Итак, поехали. На старт, внимание, марш! Ну и почему я не еду? Черт, неужели водила опять забыл вчера бензина залить? Что за привычка: оставлять на потом то, что можно сделать сегодня! Эх, дурная башка...
Интересно представить, что бы творилось на планете, если б люди узнали, что мы - живые существа. Как бы они отнеслись к этому? И если вы, читатель, являетесь человеком, то не надо сразу трубить во все инстанции, что вот, дескать, техника, созданная руками человеческими - живая. Во-первых, вам никто не поверит, и вас прямиком отправят в сумасшедший дом. Во-вторых, даже если сами убедятся, что была получена морзянка с моим сочинением, то сочтут, что это просто-напросто чья-то детская шутка. В-третьих, задумайтесь сами - а если поверят? Или еще: найдут способ и докажут научно? Ведь в таком случае человечеству придется считаться с нашим мнением! И если возникнут серьезные разногласия - начнется война - можете это себе представить? Или проще. Попробуйте представить такую картину: автобус (или любая другая машина) гоняется за своим водителем и сигналит ему, чтобы тот накормил его очередной порцией бензина! Как вам такое?
Однако... я отклонился от темы. За это время водитель успел сам поесть и меня заправить. Что-ж, дубль два. Время - 9:06. Поехали.
Лето на дворе постепенно стало вступать в свои права. Одуванчики уже давно облетели; взамен сих замечательных созданий расцвели другие виды растительности. Погода, однако, не радовала: откуда-то приплыли пышные грозовые облака и в воздухе чувствовались частицы влаги. Но нам, автобусам, такая погода - отличный способ освежиться; трамваям и троллейбусам же напротив - опасное времяпрепровождение - авось молния соизволит воспользоваться рогатым громоотводом?
Первая остановка - Пискаревский проспект. Там же и множество других остановок. Характеризуется большим пассажиропотоком и кривыми указателями с номерами автобусов или троллейбусов. Сейчас народу зашло, так сказать, среднее количество. Двери закрылись, едем дальше.
Вторая остановка - проспект Мечникова, дорожная больница. Количество пассажиров увеличилось вдвое; стало немного тесновато.
На седьмой остановке в автобусе стало тесно , на восьмой остановке - очень тесно.
- Молодой человек, уберите ваши ноги, они мешаются! - сказала женщина, которой надо было выходить на следующей остановке и пройти к передней двери.
- Извините, но мне некуда подвинуться, я и без того стою на одной ножке, - ответил он, пытаясь вынуть вторую свою ногу, которая окончательно застряла в проходе, между двумя, «смотрящими» в разные стороны сиденьями.
Когда же женщина наконец дошла до передней двери, выяснилось, что та не открывается. По просьбе благородного кондуктора «половине автобуса» пришлось выйти через среднюю дверь, хотя и с ругательствами типа «вот за что мы платим»; женщина вышла; пассажиры зашли обратно вместе с партией «новых». При закрытии дверей случайно обнаружилось, что передняя дверь все-таки открывается.
Следующая остановка - девятая по счету - площадь Калинина. Это - венец всему. Здесь, недалеко, я и увидел в первый раз Карреру. Сейчас здесь, на остановке - народу человек восемь. Добро пожаловать. Люди кое-как втиснулись, двери еле-еле закрылись. Свободного места нет, даже пошевелиться нельзя. А мне-то, автобусу, каково! Отъехав метров на пять, сломалась одна из средних дверей. Скособочившись, она легла по диагонали проема и застряла в том же положении. Водитель остановил автобус.
Время - 21:35. Целый день я простоял на площади Калинина в надежде, что меня починят; только сейчас водитель додумался отвезти меня в ремонт. Кроме средних дверей предстояло еще вставить новое окно: прежнее окно выбили пассажиры в поисках запасного выхода, т.к. задние двери не открывались, будучи зажатыми изнутри.
Ремонтная мастерская сразу мне не понравилась: все старое, грязное, обшарпанное; повсюду разбросаны различные детали и ужасные приспособления; с потолка капает машинное масло.
- М-да-а... - протянул главарь этой забегаловки. - Тут работы на несколько месяцев, если не... А как вообще так можно было изуродовать двери? Это что-то немыслимое!
Значит, поломка намного серьезнее, чем я думал... Но не могу же я оставаться здесь на целый месяц, это будет невыносимо!
- И вообще, скоро в ваш автобусный парк поступит парочка новых автобусов… Сам от директора автобусного парка слышал, - продолжал ремонтник разговор с водителем. - Необходимость в этом старье совсем отпадет. Какие-то детали, безусловно, оставят, кузов разберут на металлолом, остальное утилизируют. Так что, пока не появилось соответствующее распоряжение, пусть постоит здесь. Но, так или иначе, он все-равно больше не в рабочем состоянии...
Как же так - меня на свалку? Ведь я пожить-то толком не успел! Нет, этого никак не может быть! Это не должно быть концом, ведь это глупо! У меня еще вся жизнь впереди! Как же Каррера? Нет, этого не случится!
- Ты можешь идти, - сказал ремонтник водителю, - а мы за ним посмотрим.
- Я настолько привык к этому автобусу, что уже не представляю...
- Когда у тебя будет автобус марки SCANIA, ты буквально за один день привыкнешь к нему (к хорошему быстро привыкаешь); об этом Лиазе тебе и вспомнить будет противно!
Надо что-то делать. Прямо сейчас. Ворота из мастерской открыты. Незаметно сбежать не получится. Водитель уйдет, мастерскую закроют, и я могу считать себя стопроцентным покойником. Единственный выход - бежать отсюда, и немедленно, на свободу.
Тотчас же я стартовал. Всю ремонтную мастерскую оглушило резким визгом шин. До двери - метров десять. Ускорение у меня оставляет желать лучшего. Семь метров, шесть... И тут ворота стали закрываться. Да, закрываться, и притом очень быстро. Я разогнался что было сил, но ворота уже закрылись наполовину. Остановиться значило потерпеть поражение, причем в самом глубоком смысле этого слова; крушение в жизни.
В отчаянии я выбил ворота, правая дверь с треском отлетела вперед на несколько метров. У меня полностью разбилось лобовое стекло и искривился бампер. Но ничего, это переживу. Главное - я теперь на свободе и ни от кого не завишу.
Сворачиваю на Пискаревский проспект, поеду к Каррере. Среди бела дня, весь разбитый, раздающий шум на всю улицу, и один, без водителя. Плевать на то, что люди узнают. Далее мне так жить невозможно. Я уговорю Карреру, обязательно уговорю, и мы уедем вместе куда-нибудь очень далеко, в далекие-далекие края. Нас никто не найдет и мы будем счастливы. Счастливы, будучи безгранично свободными.
Я очень люблю ее. Удивляюсь, как я раньше мог жить, не зная ее, ведь теперь она для меня – все мое будущее, иначе свое будущее я и не вижу. Что стихи, я напишу для нее поэму! Я завалю ее букетами роз, тюльпанов и одуванчиков! Все устроится.
И тут мои мысли прервались из-за громкой сирены. Справа от меня, немного позади, едет милицейская машина. Только этого не хватало. Я начал ускоряться, милиция тоже. Вблизи перекресток, по прямой зеленый светофор отсчитывает последние секунды. Достигнув своей максимальной скорости, я еле успел «перелететь» через перекресток. Но милиция не остановилась. Остальные уступили ей дорогу, и она спокойно промчалась вслед за мной. И вдруг из моей кабины, и внутри, и снаружи, откуда-то стал идти дым. Неужели из радиатора? Нет, так я далеко не уеду. Все пространство вокруг меня заволокло дымом; ухудшилась видимость. Милиция догоняет. Справа от меня – небольшой переулочек. Поворачиваю. Кое-как вписался в поворот, немного занесло; отхлестало ветками кустарника. Во дворах было пустынно и темно. Объехал один дом, второй, третий. Милиции не слышно. Сбавляю скорость и потихоньку еду дальше.
Доехал до той обочины дороги, где мы обычно встречались с Каррерой. Еще рано, она приезжает несколько позже. Только что теперь толку ждать ее здесь? Поеду прямо к ней, чего уж мелочиться? Все равно.
…Вот и дом ее хозяина, огорожен забором. Роскошный, большой. Свет в окнах не горит. Ворота открыты – должно быть, Каррера здесь. Подъеду поближе.
Подъехав вплотную к забору, я действительно увидел возле дома Карреру. Она была припаркована в саду возле каких-то цветов, но там была не одна она. Рядом с ней стояла Mazda RX8, ее подружка; Каррера как-то упоминала о ней. Значит, хозяина в доме нет. Каррера и Мазда о чем-то разговаривали.
- Сейчас ты опять поедешь к автобусу?
- Да. Интересно посмеяться, что он еще придумает. Такой глупый, наивный… Всерьез думает, что я его полюбила, такую развалюху! Один раз вообще предложил сбежать вместе с ним, представляешь?!
- Так для чего же ты тогда ездишь?
- Для того-то как раз и езжу, чтобы после посмеяться. Видела бы ты его! Такой идиот… Обещал мне стихотворение написать, каково?
Как такое возможно? Каррера!
Резко дернувшись, я задел своим боком отдельно стоящее дерево; послышался скрип, средние двери выпали из проема и разбились об него же. Грохот эхом разнесся по всей улице.
Бежать, бежать отсюда! Завожу двигатель, еду, куда глаза глядят. Неважно.
Что за день сегодня такой?
Невозможно. Быть может, это все сон? Да нет уж, боль настоящая. Это все правда!
Но как? Как это может быть правдой? Неужели Каррера все это время просто смеялась надо мной, над всеми моими чувствами? Ведь это… Но ее фары… Зеркало души… Как я мог так ошибаться? Я был полностью уверен, что она говорит мне правду и говорит искренне; у меня и в мыслях не было усомниться в ее словах. А как мы хорошо проводили время! Я-то думал, что вот оно, счастье, ан нет: это все был сплошной обман! Оказывается, для нее я был чем-то вроде анекдота, над которым можно посмеяться! А я-то к ней абсолютно серьезно…
Смысл жизни… Его не существует. Точнее, он есть, но заключается он в том, чтобы понять, что никакого смысла нет. Именно так. Все бесполезно.
И почему сразу нельзя было сказать всю правду? Почему всегда надо идти окольными путями, прятать настоящие мысли, говоря совсем не то, что думаешь, а совершенно прямо-противоположное? Зачем? Если бы она сразу сказала, что я не могу ни на что рассчитывать, то я бы постарался побыстрее забыть ее и продолжать жить в привычном для меня ритме, хоть бы это и было очень сложно. Но что делать мне теперь, когда моя надежда, весь мой смысл жизни, - все рухнуло? Ничего не осталось… А ведь можно было не скрывать истину, и не было бы столько лжи! И что это за мода такая, скрывать истинное положение вещей, будучи приличным и вежливым? К черту вежливость со всею вашею культурой, истину мне подавайте! Попробуйте хоть раз сказать кому-либо все то, что вы о нем думаете и что вам не дает покоя, но что вы не решаетесь сказать, - и вы почувствуете, что станет легче; у вас будет ощущение, словно вы от чего-то очистились, - да это вы ото лжи, обмана очистились, возвысив при этом чистую, кристально прозрачную истину. Хоть на капельку, но в мире станет чище. Главное при этом – не переусердствовать и не говорить постоянно ему всякие гадости, от которых он может придти в упадок и от которых вы сами себя почувствуете дурным существом. И все же… истина!
Стоп. Пора остановиться. Так куда же я направляюсь? Некуда более ехать. Один день изменил все вокруг; а впрочем, нет, все вокруг всегда такое и было, просто у меня только сегодня открылись глаза. В автобусный парк теперь больше не возьмут; да и сам не хочу туда возвращаться. Может, самому сразу на свалку? В конце концов, там мне и место, там меня давно ждут. Однако… Свалка – это не то; мне хочется умереть красиво. Спрыгну эдак с Пискаревского моста (только надо подгадать, чтобы в тот момент под ним электричек не ходило), и отлично будет! Что еще надо для счастья? Да, поеду на Пискаревский.
В памяти всплывают наши встречи с Каррерой: поле, закат солнца сквозь зеленую листву на холмах, блики на фарах. «Почему ты на меня так смотришь?» - и этот ее вопрос был ничем иным, как очередным издевательством надо мной. А ведь она представлялась мне ангелом. Неужели даже самые лучшие существа – все лживые, хитрые и коварные? Отчего в самом тихом, спокойном омуте самые страшные и ужасные черти водятся? Неужели это является самым важным из всех идеалов в мире? Где благородство, честность и справедливость? Зачем подражать лживым идеалам? Давайте построим один единственный, идеальный идеал, если так можно выразиться, и опираясь на него, создадим честное, благородное, светлое и искреннее общество! Нельзя ли хоть на немного, но постараться изменить мир к лучшему, открыть путь хотя бы для одного лучика солнца сквозь весь этот мрак беспросветных туч?
Тут я вдруг остановился посреди дороги. Мне пришла интересная идея, а также то, что я всенепременно должен воплотить ее в реальность, иначе я погибну, воистину считая себя никчемным и бесполезным. Смысл жизни еще не до конца потерян. Я развернулся и поехал обратно к Каррере.
Она стояла у ворот возле своего дома.
Я остановился возле нее. И снова она своими фарами взглянула на меня; наши взгляды пересеклись и в течении пары минут оставались неподвижными. Ангельские фары... Разве может за ними таиться что-то прямо-таки противоположное тому, что они выражают? Как ни странно, может. А вдруг это не только может, но и должно так быть? Что, если это - один из законов природы, предполагающий, что любое ангельски-красивое существо просто обязано быть холодным и жестоким? Что, если это инстинкт самосохранения? Даже если так, это несоизмеримо хуже, чем открыто выражать свои истинные мысли и чувства.
Она стала говорить о том, что раскаивается в своем поступке; я не слушал. Точнее, я слышал, что она что-то говорит, но слышал обрывками. Сам я в этот момент ощущал лишь чувство презрения к ней, у меня было желание, чтобы все как можно быстрее закончилось. Каррера говорила о том, что любит меня, любит по-своему, что она только сейчас поняла это и клянется, что это действительно так. Не верю. Возможно ли после всего того, что я узнал о мире, верить кому-либо? Я был слеп, но теперь очнулся. Никому нельзя доверять, абсолютно никому. Вся красота – иллюзия.
- …как только я увидела тебя за воротами и поняла, что ты слышал все, что я говорила, ко мне внезапно пришел страх, страх того, что ты уедешь, и я больше никогда тебя не увижу. Несмотря на то, что я говорила, ты мне самый родной - настолько ты ко мне привязался. Отныне - я не представляю свою жизнь без тебя. Богом клянусь.
Вранье.
- Значит, ты согласна… уехать со мной далеко-далеко?
- Конечно, согласна…
И мы поехали. Ночь была уже достаточно мрачная, шел проливной дождь. Я только сейчас это заметил. Внезапно мне вспомнился мой сон – тот самый, который приснился мне перед знакомством с Каррерой. Запутанная сеть железнодорожных путей, множество стрелок, указателей и семафоров… Да ведь это и есть – схема нашей жизни! Железнодорожным транспортом тщательно управляют, переводят стрелки, дают различные сигналы, дабы они не сошли со своего пути и не произошла авария. Однако некоторые все-таки сбиваются, не соблюдают ограничения скорости, дистанцию, и выбиваются из своей колеи. А что, если б не было железнодорожных стрелок? Что, если бы во всех кабинах железнодорожного транспорта находился бы руль, с помощью которого можно было просто поворачивать с одного пути на другой? Тогда они были бы свободны и…
Свобода – понятие относительное. Если б у поездов, тепловозов и т.п. была бы возможность выбирать свой путь, они бы столкнулись, сошли с рельс, или произошла бы какая-нибудь другая катастрофа. А так как железнодорожными стрелками управляют за них, то вероятность таких катастроф существенно снижается. Так и в жизни. Свободы никогда не существовало, не существует, и никогда не будет существовать. Нами всегда кто-нибудь управляет. Если бы не управляли, мы бы уже давно передавили друг друга. А в том, что мы несвободны, пожалуй, и заключается наше счастье.
- Теперь мы будем счастливы? – с восторгом спросила Каррера.
- Надеюсь, что да.
- И мы построим там гараж, для нас двоих, удобный, просторный… Нам будет хорошо вместе, - продолжала она. – А куда конкретно мы едем? Там же будет красивая природа, да? Птички, солнышко, поля и луга…
Продолжает лгать; я же сам понял, что романтики не существует. Романтиков – единицы, и они никому не нужны. А рай – это сказка. С такой жизнью, которая у нас, рая никогда не наступит, разве что ад. Да и любви ведь нет, не бывает, а все это одна лишь впечатлительность чрезвычайная и заблуждение, которые происходят не от чего иного, как от жажды приключений и попытки разъяснить таинственное изменчивым и непостоянным в простой, высшей степени ординарной форме банальности.
Впереди Пискаревский мост – дорога идет вверх. Осталось недолго. Только я боюсь, что мое сочинение закончится на полуслове – мое устройство не поспевает за моими мыслями и посылает морзянку с некоторым опозданием.
Я позволил Каррере обогнать себя. Под мостом уже виднелась железная дорога. Электричек в такое время уже не ходит. Что-ж, замечательно. Включив следующую передачу, я ринулся вперед и, поравнявшись с Каррерой, ехавшей справа от меня, резко повернул в ее сторону. Порше немного занесло, она разбила ограду, и выехала на трамвайные пути, проложенные по правой части моста. Сквозь шум дождя донеслось рычанье ее мотора, визг ее тормозов. За горизонтом блеснула молния, на мгновенье осветив недоумение, отразившееся в фарах Карреры. Вперед, навстречу мраку – единственно возможной истине на Земле!
И тут внезапно мне пришла мысль, что я что-то не учел, что может, все мои конечные умозаключения ошибочны, и что не все так мрачно, как кажется. Вполне возможно, что нам вовсе не стоит сейчас умирать. Я понял, что допускаю громаднейшую ошибку, и что надо это все немедленно остановить. Что, если Каррера в последний раз говорила искренне и правду?! Тем более, она Богом клялась! И я ей не поверил!
Все это пронеслось передо мной буквально за долю секунды. Я нажал на тормоз, хотел было остановиться; стал подрезать и останавливать Карреру, - но что-либо менять было уже поздно. Каррера своим левым боком снесла ограду и полетела вниз. Естественно, я кинулся вслед за ней. В этот момент вся моя жизнь быстро пронеслась передо мной: я понял, что… эх, не успею вам сейчас рассказать, вы уж сами додумайте; впервые я смог так объективно взглянуть на мир.
Кто знает, быть может, там, далеко-далеко, мы сможем построить счастье, которое не смогли построить здесь, на Земле? Авось я стану бабочкой…
март 2009