Накладная

Юлия Вольная Забава
          Бабье царство. Бухгалтерия. Утро.
          - Кать, тебе накладную с хлебозавода передали, - заявила главный бухгалтер молодому специалисту.
          - Спасибо, Надежда Владимировна. А где она?
          - Слушай, кажется,  ее в комнате у экономиста оставили. Зайди, забери.
          - А на чьем столе?
          - Разберешься. Утро, столешницы еще не завалены.
          Девчонка в короткой юбчонке простучала каблучками через коридор и ворвалась в тесный кабинет. В нем плотно засели запахи тяжелого парфюма, лаков для волос и ногтей.
          Экономист приводила в порядок испорченные на огороде руки. Столешницу закрывали всевозможные тюбики, флакончики, пилочки, ножнички и… необъятная грудь.
          - Вера Петровна, тут для меня, кхе-кхе, - задохнулась Катюша от жуткой вони, - накладная.
          - Что, накладная? – промурлыкала объемная Вера Петровна.
          - Передали мне, кхе-кхе, накладную с хлебозавода…
          - Ой, не знаю, деточка, - тряхнув плотно закрученными редкими прядями, вздохнула она.
          Экономист продолжала скоблить ногти, обрезать кутикулу, изображая скуку. А девушка, оглядев стол экономиста, обратила взор на стол товароведа. На этом столе даже губной помады никогда не было.  Здесь сидел мужчина.
          Она переворошила бумаги, журналы. Залезла в перекидной календарь. Накладная – как в воду канула.
          - Вера Петровна, к Вам Светлана Борисовна заходила. Наша зав по кухне. Оставила накладную на хлеб. Помните? – как с малым ребенком, заговорила Катя.
         - Ну-у, да. Была. Вечером. Сразу, как ты домой намылилась.
          - Это была Светлана Борисовна?
          - Она самая.
          - Она с накладной приходила?
          - Ну, да…
          - А накладную эту, - девушка пальцами в воздухе нарисовала прямоугольник, - она куда положила?
          - Так, на стол.
          - На чей?
          - Что ты со мной, как с полоумной? Не помню.
          Девушка, вздохнув, снова осмотрела «дамскую радость» на столе экономиста. Вновь перерыла бумаги товароведа. Нет накладной.
          - Может в стол попала? – растерянно предположила бухгалтер.
          - Может и попала.
          Катя открыла все ящики стола. Искомого нет.
          Вера Петровна старательно наносила лак. Только язык не торчал. Лак растекался. Стирался жидкостью для его снятия и наносился вновь.
         - Вера Петровна, поглядите у себя в столе, а я до главной дойду.
          - Хорошо, деточка.
          Через пару минут в невыносимо пахнущую комнату ворвалась Надежда Владимировна.
          - Вера, где накладная?
          - Так, кто ж ее знает? – Вера Петровна любовалась своим произведением.
          - Фу, хоть бы форточку открыла!
          - Ну, откройте, коль Вам не в терпеж, - она, не торопясь, закручивала флакончики.
          В маленькое пространство ворвался майский ветерок. Посвежело.
         - Вера Петровна, а у себя в ящики-то глянули? – нервно теребя короткую юбочку, поинтересовалась Катюша.
          - Так, посмотри. У меня же лак сохнет.
         Девица уселась на корточки. Переворошила тумбу под столом экономиста. Нет бумаги.
          Главная по пояс залезла в сервант подшивок и почты. Тщетно. Подоконник пуст. Полки - тоже.
         Экономист даже не дернулась. С некоторой ленцой и любовью убраны флакончики и тюбики, упакована необъятная косметичка. С тумбочки взят журнал «Бурда».
          В коробкообразном кабинете – хаос. Все, уже и другие бухгалтера, и приехавший товаровед, ищут документ. Только в уголке Веры Петровны – тишь, да гладь.
          За журналом последовала записная книжка. Потом, телефонный разговор, минут на двадцать. Далее – каталог с косметикой, посудой.
          А стрелки неумолимо идут вперед, отсчитывая время. Десять.
          - Ну, что, Катюш! Не знаю, куда делась эта накладная. А давай, не будем мучиться, позвоним, попросим дубликат нам сделать. А пока кофейку выпьем, - вздохнула главная.
          - Вера Петровна, Вы с нами? – хором прощебетали девочки-бухгалтера.
          - Кофе – дело хорошее. С удовольствием!
          Экономист, наконец, подняла со стула свои ягодицы и освободила столешницу от своей дынеобразной груди. 
          На отполированной деревянной поверхности лежала пропавшая накладная.