Когда первое сопротивление ошарашенного противника было сломлено, продвижение передовых частей Красной Армии значительно ускорилось. Хотя солнце палило нещадно, словно осуждая бесчисленные убийства.
- Неужели дойдём до Харькова? - весело спросил командира Павел Лисинчук.
- Иногда решительный шаг вперёд, - флегматично ответил Михаил Кошевой, - это результат хорошего пинка сзади.
Потрёпанный батальон форсированным маршем двигался в сторону четвёртого по численности населения города Советского Союза. До второй линии обороны немцев оставалось примерно километров двадцать. Они почти не сопротивлялись, очевидно, в полосе наступления советских войск не оказалось плотной обороны.
- Почему вы сняли кители? - сурово спросил ротный своего командира разведчиков.
- Так ведь жарко, товарищ старший лейтенант! - откликнулся потный Лисинчук. - Немец прёт на Запад, мы идём за ним.
- Смотрите, как бы ни повернули…
Жаркий воздух вольготно гулял по сухой сковородке украинской степи. Повсюду распространялся дурманящий запах свежепролитой крови, перемешанный с резким колющим запахом взрывчатки, от которого сильно тошнило. Поздним вечером с правого фланга растянутой колонны фашисты вдруг открыли пулемётный огонь.
- Ох! - сбоку послышался испуганный вздох.
Сергей Крымов, шедший в шеренге крайним, пискляво вскрикнув, упал вперёд лицом. Мгновенно Лисинчук оказался возле него, но Сергей, шатаясь, встал на ноги.
- Зацепило, - озабоченно спросил Павел. - Ранен?
- Видать сегодня мне не суждено умереть! - ответил взмокший Крымов. - Хотя смерть буквально в глаза смотрела.
Его лицо побелело как бумага. Пуля только слегка коснулась его, но прошла слишком близко, чтобы он мог остаться спокойным. Немецкий пулемёт молчал несколько минут, затем застрочил вновь, рассерженные пули, казалось, густо летели отовсюду.
- Неизвестность может свести с ума любого, - заметил кто-то.
- Кто стреляет?
На мгновение Кошевой подумал, что это придурки из третьего взвода стреляют по противнику с кратчайшего расстояния прямо через позиции своих товарищей.
- Нет, это снова проклятый пулемётчик, - заметил наблюдательный Павел. - Он опять сменил позицию.
- Так накройте его, чего ждёте? - велел ротный.
Темнота, наконец, положила конец дальнейшим военным действиям. Кошевой передал по цепи долгожданную команду:
- Окапываться!
Стрельба окончательно захлебнулась и стихла. Солдаты принялись лихорадочно копать неподатливую пересохшую землю и устраиваться на тревожный ночлег. Двое незнакомых бойцов, низко пригибаясь, пробирались в тыл с раненым завёрнутым в плащ-палатку. Невидимый человек внутри лежал безвольным мешком. Под ним темнело обширное пятно, из которого что-то медленно капало, как вода из давшего течь крана.
- Кто это? - спросил Кошевой и устало потёр глаза. - Из нашей роты?
- Крымов Серёжка, - ответил разведчик, заглянув вовнутрь. - Проникающее ранение в живот…
Из плащ-палатки доносился слабый, почти детский, плач. У Михаила всё сжалось внутри. Он часто слышал стоны умирающих, но никто не плакал так по-детски жалко. Этот плач был таким бесконечно беспомощным, что он с силой хлопнул ладонями по своим ушам, чтобы раздражающий звук пропал.
- Крымова жалко!.. Таки догнала его пуля… - Лисинчук закурил самокрутку. - А всего несколько месяцев назад Сергей спокойно жил дома с родителями.
- Он где-то на два-три года моложе меня, - подсчитал Кошевой и добавил: - Не очень большая разница в возрасте, но я ощущаю себя очень старым.
… По приказу комбата Сазонова рота заняла возникшую на пути деревеньку Григорьевку. Пока солдаты размещались на временный постой, Кошевой вместе с сержантом выставил боевое охранение. Вдруг он резко остановился и спросил напарника:
- Ты чувствуешь, что-то не так?
- В смысле?
- Стало тише.
- Действительно, - удивился Лисинчук, за несколько дней боёв отвыкший от тишины. - Почти не стреляют… Видать турнули немца далеко.
Отдалённый грохот почти стих, оконные стёкла больше не дрожали. Раздавались только отдельные запоздалые взрывы. Командир посмотрел на ручные часы и предложил:
- Давай спать.
- Ты, где останешься?
- Да здесь с вами и заночую.
- Лады! - обрадовался Павел и спросил: - А сколько времени?
- Почти одиннадцать часов. - Михаил широко зевнул. - Хоть выспимся на настоящих кроватях.
- Аккурат перед войной, - неожиданно сказал Лисинчук, - пошли мы с друзьями на утиную охоту.
- Ты это к чему?
- Просто вспомнил… - признался сержант и почесал тощий бок. - Как полагается крепко выпили и вдруг услышали утиный кряк. Мы схватились за ружья и осторожно выглянули из-за бугорка. Над болотцем кружила на высоте метров десять-пятнадцать ворона и крякала. А, молча, переглядываемся, вспоминаем, у какого гада купили самогон, чтобы набить ему морду. Потом разворачиваемся и так же молча, идём в посёлок, каждую секунду ожидая, что сейчас воробьи начнут рычать или мяукать... Словом, здравствуй, белая горячка - я твой верный поклонник…
Пока Лисинчук рассказывал, Кошевой разделся и с удовольствием вытянулся на жалобно скрипнувшей железной кровати.
- Набили? - засыпая, спросил он.
- Что?
- Морду продавцу.
- Нет, - хитро ответил Павел. - Дня через два на совместной пьянке с опытным охотником я обмолвился об этом коллективном «глюке». Тот нас успокоил. Оказывается, некоторые вороны действительно довольно похоже имитируют уток. Те, глупые, с земли откликаются, ворона прогоняет их из гнёзд и лакомится яйцами.
- Давай спать… - буркнул старший лейтенант.
- Я уже сплю, - сообщил Лисинчук и провалился в темноту.
Казалось, только они закрыли глаза, как кто-то открыл входную дверь. Ворвался свежий ночной воздух, пронизывающий, как охотничий нож. В тёмном проёме появилась закутанная с ног до головы фигура человека с автоматом, который рявкнул:
- Всем немедленно построиться!
Отдыхающие бойцы отделения сразу вскочили, засуетились, спешно надевая шинели и другое обмундирование. Получалось немного хаотично, так как полные патронные сумки тянули вниз, как куски свинца...
- Заворачивай направо... - когда все, наконец, высыпали на тёмную улицу, тотчас прозвучали резкие команды. - Вольно, быстрым шагом марш!
Ночь была хоть глаз выколи. Никто не произносил ни слова, только тяжело дышали от быстрой ходьбы. Единственным звуком был металлический звон от штыков, задевающих неуклюжие сапёрные лопатки. Затем по строю шёпотом передали волновавший всех вопрос и тревожные вести:
- Что случилось?
- Они прорвались!
- Тогда нам хана…
- Отставить разговорчики в строю!
В воздухе висела ощутимая, словно пудовая гиря угроза. Впереди в небо постоянно взмывали белые вспышки, они мерцали, как горящие звёзды над головой. Пулемёт немцев выстучал короткую очередь, слева коротко вскрикнул раненый.
- Куда идти? - растерянно спросил кто-то.
- На кудыкину гору, - пошутил хриплый голос, - воровать помидоры…
Раздавались одиночные винтовочные выстрелы. Взвод устало шагал, затем растянулся вереницей вдоль края редкого леса. По колонне пронеслась команда:
- Окапывайся!
- Неужто дошли?
- Правильно, хватит ноги сбивать…
Один из бывалых солдат показывал новобранцам, какой глубины должен быть окоп.
- Землю накидывайте так, чтобы образовался вал, - поучал он, ловко орудуя лопаткой. - Возможно, это спасёт ваши никчёмные жизни.
Невозможно было окопаться, как следует, чернозём попался слишком твёрдый. Солдаты копали поочередно: один работает, другой на страже, винтовка наизготовку.
- Скоро рассветёт и начнётся комедия! - Лисинчук рассеянно посмотрел на серое небо. - Жаль, не дали выспаться…
- На том свете выспимся!
- Типун тебя на язык…
Отдельные выстрелы прекратились, но вспышки продолжали появляться без остановок. Гитлеровцы пускали ракеты из короткоствольных сигнальных пистолетов. Глухой ноющий звук и ослепительный огонь с шипением взмывали в небо, замирая на мгновение на максимальной высоте, и опять, медленно угасая, опускались на землю. Всё пространство перед их линией обороны было буквально засыпано светом.
- Блуждающие тени напоминают мне загробный мир, - думал Кошевой, до рези в глазах, вглядываясь в мерцающий сумрак. - Снова и снова мне кажется, что вижу какое-то движение, отмечаю какие-то смутные очертания, но всегда это оказывалось пнём или кустом.
Все предметы представлялись нереальными, будто из причудливого, пугающего сна. Прошло ещё несколько часов ожидания. На востоке начало понемногу светать. Утомлённые длительным вглядыванием в темноту, бойцы задремали. Внимание постепенно ослабевало, поэтому Кошевой не на шутку испугался, когда кто-то стал приближаться к ним сбоку.
- Стой, - грозно крикнул он. - Кто идёт?
- Свои…
Из плотного тумана, застелившего землю выросли фигуры вооружённых людей.
- Свои нынче разными бывают, - проговорил командир роты, внимательно всматриваясь в подходящих военных. - Стой говорю… Прикажу открыть огонь.
- Прикажет он, - возмутился кто-то густым басом. - Лучше ты немцу что-нибудь показал бы…
Оказалось, что это какая-то разбитая часть Красной Армии отступала из-под Харькова. Командир их погиб, поэтому Кошевой принял командование над маленьким воинским соединением. Весь следующий день они ждали атаки гитлеровцев.
- Вначале наступали мы лихо, - врывшись в землю по самую макушку, прибившиеся солдаты делились со старожилами последними новостями. - Порвали линию обороны немцев, как Бобик тряпку!
- Чего ж тогда отступали?
- Да он гадёныш под фланги танками даванул, вот мы и попятились. Едва в окружение не угодили.
- А соседняя дивизия в «котёл» таки попала, - подтвердил пожилой ополченец. - Мало кто оттуда вышел…
- Всего-то! - удивился молоденький новобранец. - Танков испугались?
Ополченец хотел что-то ответить, но Лисинчук негодующе покачал головой и повысил голос:
- Ты когда-нибудь видел немецкий танк в движении?
- Нет.
- Если нет, то тебе будет на что посмотреть! А когда услышишь лязг их гусениц и бросишься на землю, то вспомнишь меня… Ты не сможешь отделаться от мысли, что этот монстр движется прямо на тебя. Он ползёт вперёд очень медленно, проходя всего какой-нибудь метр в секунду, но идёт упрямо, как лавина и с этим ничего не поделаешь…
- А оружие?
- Твоя винтовка бесполезна, можно с таким же успехом плюнуть на него. Кроме того, от страха в голову не приходит мысль стрелять. Ты просто замираешь, как мышь, хотя чувствуешь, будто кричишь от ужаса. Боишься и пальцем пошевелить, чтобы не разозлить зверя… Но затем возникает новая мысль, что вдруг удача отвернулась от тебя и танк ползёт прямо на ваш окоп, и ты уже ни жив, ни мёртв. Вот когда нужны железные нервы, такие крепкие, как стальные тросы. Я видел, как Сажин из второго взвода попал под безжалостные гусеницы. Он вырыл себе недостаточно глубокий окоп, просто смертельно устал, чтобы копать. Танк слегка отвернул от своего курса ровно настолько, чтобы наехать на его укрытие, и начал утюжить вдоль и поперёк. В следующую минуту человека просто сровняло вровень с землёй...
- Заживо похоронил! - ахнул нервный новобранец. - Так как же с ними бороться?
- Без артиллерии никак, - поставил диагноз Лисинчук. - Можно сразу помирать…
Однако, им в этот раз неожиданно повезло. Разящие танковые клинья немецких дивизий прошли совсем рядом с ними, и по приказу вышестоящего командования 13-я гвардейская дивизия начала организованное отступление в общем направлении на Ростов-на-Дону.
***
Лейтенанта Большакова за преступное самоуправство вскоре сняли с должности и куда-то увезли. Их взвод, наконец-то, отправили на боевое дежурство и жить стало веселее. Худощавый нервный капитан спросил у Григория Шелехова, умеет ли тот обращаться с пулемётом.
- Так точно! - ответил он и добавил: - Доводилось сталкиваться в гражданскую.
- Тогда иди и смени солдата на зенитном пулемёте вон там!
Не слишком довольный Григорий пошёл заступать на это чёртово дежурство. Сидевший за установкой тощий солдат обрадовался, когда увидел его и сказал:
- Смена?
- Сам не догадываешься?
- Здорово!.. Теперь у меня есть время поспать.
- Иди, спи.
- Но кто ты, чёрт возьми?.. Никогда тебя раньше не видел.
Шелехов сообщил ему, что их взвод только что заступил на охрану.
- Слава богу! - солдат явно не спешил в казарму. - Это как раз то, что нам нужно.
- Устали дрыхнуть на посту?
- Зря ты так, - обиженно сказал он. - Моя фамилия Бровкин.
- Шелехов.
- Тебя направил сюда старик?
- Капитан? - Григорий возился с пулемётом, стараясь разобраться в хитроумном механизме. - У него довольно скверный характер, так?
Бровкин засмеялся и сказал, почти не раздвигая губ:
- Полагаю, ему не понадобилось много времени на то, чтобы устроить вам головомойку. Он всегда это делает с новичками. - Бровкин поглядел на небо. - С другой стороны капитан чертовски приятный мужик. Он наш командир роты. Не подводи его, тогда получишь то, что хочешь.
Разговорчивый красноармеец закурил и, облокотившись на ствол станкового пулемёта сказал:
- С нашим ротным однажды произошёл интересный случай. По какой-то причине в штаб нашего полка позвонил сам командир дивизии. Наш капитан был в тот день дежурным по штабу. При телефонном звонке по армейскому порядку человек, поднявший трубку должен представиться звание-фамилия. Можешь представить, что подумал комдив, когда ему в трубку радостно ответили: «Капитан Сержант!» «Так капитан или сержант?» - переспросил генерал.
Бровкин мелко затрясся от смеха. Шелехов недоумённо посмотрел на него и спросил:
- Он што, был пьяным?
- Просто у нашего капитана фамилия Сержант! - заржал он.
Они ещё потрепались несколько минут, и Бровкин предупредил:
- Я пошёл... Смотри в оба, немецкие самолёты, не сомневаюсь, появятся с минуты на минуту.
- Лучше покажи, как работает энта штука…
Без особого энтузиазма Григорий до конца проверил капризный пулемёт. Он был приспособлен под зенитные прицелы и установлен на массивной треноге. Час проходил за часом, а самолётов не было видно.
- Может сегодня мне повезёт, - прикинул Шелехов перспективы, - в коем-то веке…
Тут он услышал гул приближающихся самолётов. Через несколько минут прямо над ним прошла хищная эскадрилья «Юнкерсов». Один из самолётов неохотно отделился от остальных. Он заложил элегантный вираж и, круто спикировав, открыл огонь из всех стволов прямо по красноармейским казармам.
- Нужно спрятаться! - Григорию отчаянно захотелось залезть в какое-нибудь укрытие. - Сижу на виду, словно сыч на дереве.
Где-то рядом заговорила русская зенитка, потом подключилась следующая.
- Значит, я не один, - мелькнула обнадёживающая мысль. - Нужно стрелять.
Нервничая от неизвестного ему вида боя, он снял автоматическое оружие с предохранителя и прицелился. Самолёт неожиданно круто взмыл, затем заложил новый вираж и во второй раз пошёл на бомбометание.
- Упорный гад… - ему был отчётливо виден огонь, вырывающийся из спаренных пулемётных стволов.
В следующее мгновение послышался свист, и дождём посыпались горячие пули, с глухим стуком падавшие вокруг сжавшегося в комок стрелка.
- Он меня не задел? - удивился Шелехов, начав стрелять в ответ. - Странно!
У мощного пулемёта была ужасная отдача, но, когда первые пули оказались выпущенными, Григорий сразу забыл про свои страхи и боль в плече.
- Вот, гад, попал в перекрестье прицела… - лихорадочно соображая. - Жать на гашетку! Огонь!
Он прилип к вздрагивающему живому пулемёту и отстреливался от проклятого самолёта, как только умел.
- Почему оружие не стреляет?.. Заклинило? Аль нет… - стрелок перестал жать на бесполезный спусковой крючок и только тогда понял. - Просто закончилась лента с патронами… Не повезло мне, а ить мог сбить стервятника.
Вражеский самолёт пролетел, казалось, задевая его голову, и таинственно исчез за ближайшим склоном. Он как будто оставлял за собой слабый шлейф дыма.
- В конце концов, энто не шутки, - подумал Григорий и нервно закурил. - По крайней мере, я выдержал. Может быть, самолёт рухнул дальше вне поля зрения?
Через час пришёл угрюмый парень в порванной на локтях гимнастёрке, сгорбленный, как старик.
- Можешь идти, - кратко сказал он. - Я твой сменщик.
Шелехов был удивлён, что он никак не отозвался о его героической стрельбе, и сказал, как можно небрежнее:
- Думаю, што я подбил самолёт.
- Уверен?
- Он дымил...
- Мне то, что с того?
- А ты сбивал самолёты?
Парень сначала ничего не ответил, яростно разгребая ногами свежую кучу дымящихся блестящих гильз. Наконец, он недовольно проворчал:
- Какого чёрта ты оставил пустыми ленты?
- Нам надо самим набивать их?
- Думаешь, эта чертова штуковина заряжается сама? - хмыкнул он.
Григорий сноровисто снарядил патронами одну тряпичную пулемётную ленту и, не попрощавшись, ушёл. Он возвращался в казарму сильно уязвлённым, что никто не заметил его одиночного сражения. Только Захаров сказал, что он обратил на это внимание.
- Ах, да, был ещё один парень. - Анатолий стряхнул побелку с плеча. - Тот всё это время спал, но, когда немец осыпал градом пуль крышу, кусок штукатурки попал ему прямо на лицо… Он тоже видел тебя из окна и пожалел, что у тебя закончились патроны.
- Так я попал аль как?
- Не знаю, - скривился, как от зубной боли Захаров, - но, если бы не это, ты бы добил его...
- Ежели спросят, - допытывался Шелехов, - вы подтвердите?
- Зачем?
- Говорят, за подбитый самолёт дают орден…
- Зачем тебе орден?! - отмахнулся расстроенный Захаров. - Меня больше интересует, как под немцем живёт моя семья.
- Новостей нет?
- Откуда… - с тоской сказал он. - Лишь бы сынок Ванька-непоседа не влез, куда не следует!
Позднее выяснилось, что Григорий таки сбил немецкий самолёт и его наградили медалью «За отвагу». Ещё через месяц полнокровную дивизию спешно погрузили в поданные эшелоны и выдвинули навстречу рвущемуся к Волге, предельно мотивированному обидным зимним поражением врагу.
***
Солдаты Вермахта, играючи покорившего Европу заняли родное село Ванюшки Захарова в конце августа сорок первого года. Захватили быстро, с налёта, без единого выстрела. Десяток мотоциклов, с грозными пулемётами МГ-34 на зелёных колясках, лихо влетел со стороны притихших оврагов, заросших по пояс колючим тёрном.
- Ой, кто это? - увидев незнакомцев, мальчик на всякий случай шмыгнул в хату.
Разгорячённые солдаты властно и нагло, как внезапная смерть, ворвались на притихшие улочки. Потом дружно растеклись по приглянувшимся дворам. Красноармейцев в селе не было, накануне они спешно прошли редкой колонной по главной улице, по направлению на Восток.
- О, Господи! - запричитала заплаканная мамка, державшая на руках младшего сына. - Царица Небесная, спаси и сохрани...
- Мамка, чего ты? - удивился малолетний Ванька.
Высокие и весёлые австрийские парни с закатанными рукавами, как полноправные хозяева, вошли во двор хаты деда Ваньки.
- А кто это? - он нетерпеливо дёрнул за мамкину юбку.
Сорокаградусная жара и былинная пыль русских дорог превратили их мышиного цвета гимнастёрки в подобие рыцарских лат. Первым делом они бросились к колодцу и долго обливали друг друга ледяной водой. Среди общего шума и суматохи водных процедур выделялся сильный голос длинного, рыжеволосого мужчины.
- Gut, - он удивительным образом напоминал Ваньке отца. - Sehr gut!
То, что им в ту минуту было хорошо, Ванюшка смог понять без перевода. Сам же он чувствовал себя не очень, в неполные шесть лет отличался повышенной любознательностью и врождённой непоседливостью.
- А ну сядь! - мамка очень строго приказала ему сидеть тихо.
Он вынужденно забился в закуток за печкой, там, где зимой содержали новорождённых слабых телят.
- А что они делают? - настойчиво спрашивал мальчик у взрослых. - Кто они такие...
- Сиди смирно, не до тебя!
Иногда Ваньке удавалось заглянуть в окно, выходящее во двор и посмотреть на непонятные действия незнакомых дядек. Страсть как интересно было понять, чем же они занимаются. В детстве всё непонятное интересует и пугает одновременно.
- Глядите, глядите! - запищал Ванька.
Совсем молоденький парнишка, с закинутым за спину блестящим автоматом, вышел из сарая с парой несушек в руках и Ванька возмущённо задёргался. Вот сейчас точно, строгий и скорый на расправу дед даст прочухана наглецу...
- Сиди Бога ради спокойно! - мамка почему-то тихо плакала и даже не прикрикнула на него как следует. - Что делать-то? Что делать?
- Ну, одним глазком можно? - канючил он.
Сидевший тут же встревоженный дед только отмахнулся. Семья Захаровых не успела спрятаться в подвале, пришлось сидеть в хате и ждать неизвестно чего. К вечеру отдохнувшие штурмовики пообедали курятиной, на десерт съели все яблоки в небольшом саду и выехали на передовую.
- Убрались антихристы, - в хату забежала любопытная соседка тётка Галя. - Все живы?
- Все, - кряхтя, ответил дед. - А что кому-то досталось?
- Горе такое случилось! - затараторила соседка. - Наши родственники Мамонтовы, еле успели вовремя забраться в подвал. Проходящий мимо погреба для хранения картошки, пугливый солдат услышал шум из-под земли.
- Ну?
- Я такого страха натерпелась, - тётка Галя вытерла быстрые слёзы. - Вижу, немец снимает с пояса ручную гранату с длинной ручкой, открывает деревянную крышку лаза и швыряет её в низ.
- Ужас!
Погибшую семью хоронили через два дня в одном большом гробу, невозможно было в каше останков понять кто где...
- Деда. - Ванюшка растерянно стоял посредине разорённого двора, рядом с поникшим дедом. - Почему ты не прогнал их?
- Нельзя, Ваня, зараз нельзя...
Внук шмыгнул покрасневшим носом, осуждающе посмотрел на него и сказал:
- Боишься.
- Надо, Ванька, тихо сидеть... - проронил грозный дед сквозь плотно сжатые зубы. - Терпеть надо...
- Вот батька придёт, он их прогонит! - мальчик топнул босой ногой. - Так деда?
- Конешно, внучек.
- А когда он вернётся?
- Скоро, Ванюшка, скоро! - в глазах ветерана Первой мировой войны, блеснули непрошенные слёзы.
... На смену штурмовикам пришла тыловая часть, состоящая из десятка немцев и взвода шумных румын. Командовал ими немолодой лейтенант родом из Мюнхена, бывший печатник. Он занял большую комнату в избе Захаровых и в упор не замечал всех домочадцев, сбитых в общую кучу в комнате, где день и ночь дымила русская печка.
- Здоровечка желаю! - глава семьи Семён Фомич, здороваясь с ним, приниженно кланялся.
Его сын Афанасий, отец Ванюшки, воевал на фронте в составе Красной Армии. Дед боялся, как бы ему не припомнили это и не выгнали с семьёй на мороз.
- Не приведи Господи! - мучился он.
Немец, впрочем, не удостаивал его даже взглядом. Ваню удивлялся, как такой представительный мужчина, в хромовых, блестящих сапогах мог при людях громко и с удовольствием пускать газы. Ванюшке не раз за подобное влетало от деда ремнём по заднице...
- Он нас даже за людей не считает, - удивлялась мамка Ванюшки, - мы для него пустое место.
Самым добрым среди всех солдат был Ганс, пожилой шофёр, который до войны жил в маленьком городке в Саксонии. Он иногда угощал Ваньку сахаром и показывал фотку строгой женщины с тремя детьми.
- Meine Kinder! - краснея от гордости за детей и жену, говорил военный водитель. - Und seine Frau Gerda.
Среди немецких солдат попадались злые люди, запросто могли дать затрещину, но никто из них не мог сравниться в агрессивности с румынами.
- Грязные «мамалыжники», - ругался на земляков князя Дракулы Фомич. - Вечно рыскают по селу готовые на любую пакость.
Прозвали их так за любовь к сытной кукурузной каше мамалыге, национальному пищевому наркотику. Поэтому румыны пребывали на вечном взводе. Воевать за Великую Германию они явно не хотели, стремясь просто выжить в непонятной для них России…
- Пускай немцы погибают! - злорадствовали они.
Ванюшки до всего этого дела не было, хотя для своих лет, он был необыкновенно внимательным и серьёзным. Интересовала его всякая техника, он мог часами смотреть, как Ганс ремонтирует грузовую машину «Мерседес».
- А как работает эта деталь? - постоянно спрашивал непоседа, показывая на всевозможные детали машины. - И вот эта?
Ганс объяснял по-немецки и Ванька чудесным образом понимал его. Особенно нравились ему велосипеды пришельцев, на которых они стали разъезжать по селу.
- Вот красотища! - изумлялся пацан и бежал за очередным велосипедистом.
Бросающие солнечные блики спицы в их колёсах завораживали Ванюшку. Блестящий руль, раскинутый как рога забитой румынами на мясо, коровы Чубки, просился в ладони. Сиденье из чёрной кожи настойчиво звало присесть на себя. Хромированный звонок звучал как волшебная флейта...
- Хотя бы разок позвянькать в него! - мечтал он.
Когда Ганс сажал Ванюшку на раму, и катал по двору, не было в целом мире человека счастливее его.
- Zu Hause habe ich einen Sohn wie Sie. - Ганс объяснял, а мальчик понимал, что дома тот оставил такого же сына. - Sein Name ist Helmut.
- Зовут его Хельмут, - догадался он.
Дети легко обучаются иностранным языкам, они не видят особых различий между народами. Ваньке нравилось слушать Ганса и кататься с ним на велосипеде, но больше всего на свете ему хотелось заполучить для себя это чудо техники.
- Вот оно счастье! - обладать велосипедом Ванька мечтал до острой боли в маленьком храбром сердце.
Пока, однако, доводилось просто смотреть, а посмотреть тогда было на что. С лета сорок второго года через их село нескончаемым потоком шли части вермахта в сторону Волги, на Сталинград. Фомич охал:
- Сколько же их!
- Видимо-невидимо, будто звёзд в небе...
- Вишь Ванька, - дед завороженно качал головой. - Какая силища прёт, как же с ними возможно справиться?
- Но папка всё равно победит? - внук с восторгом смотрел на невиданные чудеса техники. - Да, деда!
- Победит... - в голосе деда слышалось сомнение.
Грозные войска шли и шли, день и ночь. Поднятые в воздух тучи серой доморощенной пыли мешали рассмотреть Ванюшке танки незнакомых очертаний, грузовые машины, везущие пушки, походные кухни и серый монолит солдат.
- Как страшно! - по-настоящему испугался он.
Стройные колонны пехотинцев, серой змеёй приползавшие из-за горизонта, поворачивали вместе с дорогой около высокого бугра, на котором устроился притихший Ванька. Хромая подошёл дед, и они вместе стали смотреть как на Восток, в бездну, в небытие, уходила слава и жизнь третьего рейха…
- А папка там один воюет, - расстраивался Ванька и топал ногой. - Как же он победит?
- Должон победить, - с непонятной злостью ответил Фомич. - Русские всегда немца били!
Несокрушимая лавина, состоящая из тысяч тонн заражённого жизнью железа и кубометров мёртвой человеческой плоти, двигалась без остановок и пауз. Монотонно, уверенно и страшно.
- Ишь ты! - ошарашенно сказал дед.
Так прорвавшаяся в долину река, набухшая половодьем, меняет первоначальное русло и ищет себе новый проход к морю. Она смывает на своём пути все преграды и невозможно было представить себе несокрушимый гранит, о который она могла бы разбиться.
Продолжение http://proza.ru/2012/08/21/29