Посвящается моему отцу
...Михалыч вел боевые действия против кота по всем правилам военной стратегии и тактики. Он залег в траншею между картофельными грядками, наблюдая за противником. Котяра прогуливался по крыше сарая и прыгнуть вниз не спешил. Чуял опасность. Хотя нос его, конечно же, давно уловил запах оставленной Михалычем приманки.
Время тянулось медленно. Старый вояка ничем не обнаруживал своего присутствия, хотя у него уже давно чесалось под мышкой, но и кот, видать, был не промах, тот еще боец, о чем свидетельствовал большой шрам на морде.
Михалыч думал: «Вот же гнида! Никакого житья от него нет...» Последняя вылазка кота возмущала его до глубины души. Пока Михалыч брился в ванной, злодей влез через форточку, сожрав кусок колбасы, купленной на ветеранские талоны.
Напряжение давало себя знать...Михалычу казалось, что кот давно заметил его и скалится с забора: «Ну что, мудак? Не кисло тебе там, среди ботвы? Щас прикемаришь, и колбаса моя! Надеюсь, это будет сервелат!»
Михалыча душила злость. Снять бы со стены ружье да пустить коту пулю прямо в наглый глаз. Михалыч был отличный стрелок. И не только на войне. Пару лет назад он с соседом на пару завалил дикого кабана с пятидесяти шагов: сосед попал только в шею, а он прикончил зверюгу контрольным выстрелом в голову. Ветеран представил, как кот забьется между грядок в агонии...и тут же себя остановил. Михалыч был солдатом и охотником, но не убийцей.
Наверное, он все-таки прикрыл на минуту глаза, потому что когда открыл их, кота на крыше уже не было. Приманки - тоже. Михалыч встал, отряхнув с заношеных галифе землю и пошел в дом. На суконном одеяле своей по-казарменному узкой кровати он обнаружил издевательский привет от врага: большое, остро пахнущее кошачей мочой пятно.
...Полночи Михалыч мастерил котоловку – гибрид мышеловки и капкана, и удовлетворенный результатами своей работой, заснул, едва голова коснулась подушки. Михалычу снилась покойная жена. Они снова жили в гарнизоне: вернувшись со стрельб, Михалыч стягивал в коридоре сапоги и разматывал промокшие от пота портянки, а она кричала из кухни: «Ваня, борщ стынет! Иди кушать!». Никто его так больше не звал... В военкомате обращались официально – Иван Михайлович, для всех остальных он был просто Михалыч.
Проснулся он чуть свет, еще переживая впечатления сна. Перед тем, как вынести котоловку во двор, Михалыч насадил на нитку кружок сервелата, который выдавали ветеранам ко Дню Победы, понимая, что этот кусок для кота последний. Старый солдат уважал в нем сильного противника.
Ждать пришлось недолго. Вскоре Михалыч услышал щелчок и душераздирающий кошачий вопль. Он поспешил во двор. Коту придавило лапу. Понимая безысходность своего положения, он даже не пытался высвободиться.
- Ну что, гад, допры... - Михалыч не закончил фразы. Кот смотрел на него сквозь прутья клетки с таким страданием и молчаливой мольбой, что сердце старого солдата дрогнуло. Так смотрела на него жена, когда он, застав ее рыдающей после очередной неудачной попытки выносить ребенка, жутко наорал на нее. Михалыч не выносил бабьих слез – слабел от них душой. И в этот момент он вдруг все понял про своего недавнего недруга. Кот такой же одинокий, как и он, Михалыч. Никого у него на белом свете нет.
Он осторожно высвободил кошачью лапу из тисков и понес раненого в дом. Тот стоически перенес перевязку, а вечером даже приковылял к миске с молоком. Михалыч спал крепко и не слышал, как среди ночи кот вскарабкался по краю одеяла на кровать и свернулся клубочком у него в ногах.