Муха дрозофила
Конец сороковых годов 20-го века. Только недавно закончилась страшная война. Все еще жили ее горестями. Еще плакали матери потерявшие своих детей, жены мужей. Дети, потерявшие своих родителей, несли свою сиротскую долю.
Прошедшие войну еще во сне вздрагивали от скрипа двери, путая этот звук со взрывом снаряда, или со свистом пули. Люди только приспосабливались к мирному существованию. Уровень жизни был еще очень низок, не всегда удавалось поесть досыта.
Мне 17-18 лет, живу в студенческом общежитии. Кругом мои ровесники. Начинаю узнавать, что кроме сытости и отсутствия страха за жизнь, как своей, так и близких, существуют еще радости жизни. Можно научиться танцевать, и выходить на танцевальную площадку, с понравившейся девушкой. И мы мечтали о будущем, об улучшающейся мирной жизни со всеми ее прелестями. Но кто-то считал, что нельзя расслабляться. Нужно быть бдительным. Враги не дремлют и строят козни, чтобы отнять у нас завоеванную мирную жизнь. И этих врагов нужно разоблачать.
Жданов выступил с разгромной статьей о разложении в литературе. Потом выяснилось, в музыке проскальзывают вражеские нотки, и появилось постановление партии по опере Мурадели «Великая дружба».
Затем оказалось, что некоторые биологи выбрали немарксистские пути исследований, пошли по пути капиталистических прихвостней - морганистов, вейсманистов. За рубежом появилась новая наука генетика, которая была определена, как распутная девка капитализма. На западе стали заниматься кибернетикой, что, оказывается, показывало: насколько быстро загнивает капиталистическое общество. От всего этого нужно было уберечь наш народ.
Как во всем этом разобраться семнадцатилетнему подростку. Способ один не прислушиваться ко всему этому, и заниматься своими делами. Но ведь со всех сторон с утра до ночи тебе настойчиво долбят о необходимости бдительности, разоблачают каких то отщепенцев, разделяющих взгляды наших врагов.
Отмежевываюсь внутри себя от всего этого. Среди моих сверстников ходит масса анекдотов, высмеивающих этот ажиотаж. Но все это в своем кругу и шепотом.
В те же времена слышу, что ученые, вместо того, чтобы работать над повышением урожайности, увеличения производительности животноводства, за государственный счет исследуют какую-то муху-дрозофилу. А эта муха-дрозофила даже среди мух то, занимает самое незначительное место по своему количеству. Водится в некоторых странах в винных погребах. Ну, тут уж и я удивился. Действительно какого черта они зацепились за эту муху. Столько проблем в этой послевоенной жизни, полная неустроенность у населения. Ну, живет себе, плохо нами изученная муха какой-то редкой породы, и пусть живет дальше. Ну, знали мы мало о ней, и не будем знать дальше, что с нас убудет? И даже в какой-то степени осудил этих ученых-бездельников.
По своему возрасту, да и по своим интересам я был очень далек от этих дрязг, и мое согласие о ненужности изучения мухи-дрозофилы, к счастью никому не было сообщено, и никаких последствий не имело.
Но прошло некоторое время. Наступила хрущевская оттепель. Многие события конца сороковых и начала пятидесятых получили новое освещение. И стало понятен интерес ученых к мухе-дрозофиле. Стали с уважением относиться к генетике. Эта наука о наследственности заняла достойное место. В связи с развитием атомной энергетики, внедрением во многие отрасли использования изотопов, использование атома в военной промышленности, потребовалось глубокое изучение влияние радиации на наследственность.
И вот здесь то и возникла незаменимость использования мухи-дрозофилы, которая оказалась наилучшим объектом для изучения закономерностей наследования признаков. Она имеет самый короткий цикл возникновения нового поколения. Всего 10 суток проходит от момента откладки яиц до вылета нового потомства. Она необычайно плодовита – 100-150 потомков от одной кладки, то есть за короткое время можно проследить множество поколений, и выявлять изменение наследственных признаков, при различных воздействиях на этих мух.
Как непрофессионал, не буду дальше обосновывать необходимость изучения мухи-дрозофилы. Бесспорен один вывод – политики не должны вмешиваться в проблемы, с которыми должны разбираться ученые.