Такое название этому рассказу я дал потому, что хотел описать, как меня переселили из "профессорской" квартиры, в которой я прожил первые 2 месяца, находясь по контракту в Южной Корее, в мотель. В пролетарский район Куро. То ли по экономическим соображениям, то ли что, в общем, по желанию моего прежнего начальника мистера Джона Скотта, или как его звали в среде русских – Полковника. И выселили меня из дома под названием «Хана-Апаты» часа за 2, вместо 24 часов по норме товарища Сталина. Но прежде рассказа об этом, мне хочется поразмышлять, почему наша российская публика так ищет красивой счастливой жизни. Где угодно, даже в Корее, или в Китае.
После этого, можно сказать испытания, или удара судьбы (это я опять про переход в другую компанию, причем так довольно нестандартный), хочется, хотя бы для себя задать вопрос, что держит здесь наших русских в Корее, для чего они едут сюда? Ведь я уже десять лет не только наблюдаю это, через своих друзей, но и сам, считай, по второму разу трясусь в этой процедуре.
Может даже здесь можно рассказать, как 5 лет назад мы собрались на квартире у Лены или Тани, уж не помню, и провожали Олега Поздеева, Серегу Банкова с Машей, не помню кто еще был. Я им завидовал, кажется, но молча. В тот момент я был безработным, свободным от радиотехнических дел и художником. Передо мной, одиноким, что-то открывалось, я в общем-то уже не был радистом, хотя и имел ученое звание. За моей спиной были и несколько путешествий на Запад, так что мир уже видел может и больше, чем тот же Олег.
Потом случилась такая неожиданная поездка в Сувон, только лишь для того, чтобы познакомиться, прочитать т.н. лекции, которые, в общем-то имели, как я сейчас понимаю, очень жалкий уровень. Я что-то рассказывал корейцам на своем жалком английском, что, они,может знали уже много лет.
В моей новой компании всего 2 человека – значит я третий. И три комнаты на троих. Главный менеджер мистер Чой (или по-русски – Цой – как наш незабвенный певец Виктор Цой) и мистер Ким (пожалуй самая распространенная фамилия, или семья, в Корее).
И вот меня перевезли в этот Мотель. Мотель называется «Ликсу» и моя комната находится на 10 этаже напротив острова и по самой центральной сеульской корейской дороги основной трассе Кореи, связывающей Сеул с портом Инчон, где был потоплен наш Варяг. В комнате у меня – говорящая SELL-машина и окно, из которого я могу видеть жизнь столицы Кореи.
Выписали меня сюда в 2-х часовой срок, под злорадное потирание рук мистера Джона ( «сожалею, но нужно сейчас, тут же, вот сейчас»). Я побросал все вещи в картонные ящики, взятые на помойке и за два приезда завалил все свободное пространство комнаты мотеля. Сюда же побросал живописные шедевры, которые к тому времени скопились у меня.
И вот я здесь, в этой комнате, больше подходящей для проведения половых актов во время путешествий. Комнату в 10 квадратных метров занимает большая квадратная кровать. Лежу на громадной кровати и щелкаю на кнопки телевизора. Телевизор громадный, таких я даже в магазинах не видел, и занимает почти всю противоположную от кровати стенку.
Старался я есть мандарины, и лапшу, которую можно заварить кипятком из машины, стоящей в комнате.
Мандарины я покупал с той стороны железной дороги и станции Ейенг-Ден-По. Эта станция – не только станция метро, но и первая большая станция, где останавливаются поезда из Сеула в сторону Сувона и Пусана. Из Пусана, как известно, прямой путь в Японию, и вообще япошки, когда захватывали Корею, высаживались всегда именно в порту Пусан. Поэтому здесь много путешественников по миру. Некоторые едут на знаменитый остров Дже Джу-до, на котором и зимой растут апельсины, а сверху пускает дым непотухший вулкан.
Кто-то из капиталистических бомжей, которые спят на мраморном полу громадного зала вокзала, убегают от этих апельсинов, в надежде на бесплатную миску перченного супа, который дают в 8 часов вечера. Над ними, лежащими вповалку, с палками, почти как у нас на трех вокзалах, висят телевизоры громадные и рассказывают про красивую жизнь, в том числе и в Корее.
За годы работы и не менее насыщенных скитаний, я много повидал этих лежащих одноногих путешественников, в людных и пустынных местах процветающей Кореи.
Конечно, когда я шел в свой мотель, и вокруг мелькали цеха с торчащими трубами, парикмахерские, я мысленно доживал и рад был оттого, что, можно сказать, уперся и перегнулся, и не получил отлуп по всем счетам. У меня, в отличие этих одноногих всегда есть набор фруктов – апельсины- мандарины, хурма большие по 1 воне, а то и по две. Но как я иногда хотел сожрать мяска и искал забегаловку под полиэтиленом.
Сон, который мне приснился 18 декабря 2005 года.
Я проснулся потому, что услышал очень красивый девичий голос. Это я иду по родному институту МЭИ, и я иду на голос со стороны нашего факультета РТФ. Даже прямо из факультетского комсомольского бюро, где я просиживал несколько лет, и даже чему-то научился, по крайней мере, уважать людей, которые умнее, и больше работают. Таким был, например, наш комсомольский секретарь, Володя Куимов. Полное его имя было Владимир Ильич, и не знаю, помогало ли это ему в те социалистические годы или наоборот.
Но это было давно, а сейчас я иду, во сне, конечно, по РТФ-скому коридору и слышу, что из двери, где раньше было факбюро, раздается пение. Я тихонько заглядываю, и вижу, что там сидят много пацанов в черных куртках. Я быстро нашел стул и скромно сел. Тут же ведущий в черной куртке спрашивает:
- Кто вы?
- Я старый комсомольский работник, говорю. РТФовец.
- Нельзя. У нас сейчас официальная часть. А на неофициальную можно.
Я сказал: «Обычно наоборот: на официальную можно, а неофициальная для своих». Встал и вышел.
Смотрю, у деканата висит что-то вроде деревянной доски, на которую вешают сведения об умерших. Сверху – портрет Котельникова – в цветастых бумажках, как икона.
Потом идут две старушки, работники деканата. Обсуждают какого то умершего. Я тихонько прошел по коридору факультета мимо факбюро, в котором сидели человек 100 одинаковых парней и девушек в блестящих черных кожанках.
2005 г, Сеул, Куро.