«При уменьшении простоты нравов, при умножении разнообразия отношений, при уменьшении непосредственных отеческих отношений помещиков к крестьянам, при впадении иногда помещичьих прав в руки людей, ищущих только собственные выгоды, добрые отношения ослабевали и открывался путь к произволу, отяготительному для крестьян и неблагоприятному для их благосостояния...».
Вновь и вновь читала Елена Николаевна строчки из манифеста Александра 2.
- Самодур! - подвела она итог.
Вошла Марина Валентиновна и объявила:
- На веранде распорядились с ужином. Пойдём. Хватит читать нервирующие тебя бумаги.
- А что же мне читать? - удивилась сестра, - Политику надо знать. Какие перемены царят в обществе... Не читать же мне как Лене только Некрасова.
- Твоя дочь очень образованная девушка, - заметила Марина Валентиновна, - Она много читает. Говорит на французском.
- Языками владеть — это хорошо. Но выхода я с ней вижу два: или выгодная женитьба, да хотя бы на Петкове, либо институт благородных девиц.
- Как давно я не была в Петербурге, - мечтательно закатила глаза Марина Валентиновна, - Тамошние салоны так хороши.
- Пустой треп в этих салонах, - заметила Елена Николаевна, - Девочки всё у стола?
- Да, Елена. Все ждём тебя.
- Ну, тогда пошли.
Елена Николаевна отбросила бумаги и они с сестрой прошли через анфиладу комнат на веранду.
Уже догорал закат. В воздухе витала прохлада. Три дочери поклонами приветствовали мать.
Елена Николаевна улыбнулась — всё таки не такие и плохие у неё дочери.
Старшая — двадцати двухлетняя Вероника помогала матери в управлении усадьбой. Мать ей выписала жениха из Петербурга. Как раз через пару дней он должен был явится для знакомства.
«Вероника засиделась в девках», - думала Елена Николаевна, - «Зато умная. Этот Петербуржец возьмёт её в жены!».
Средняя — двадцатилетняя Лена... Ну, её судьбу мать только, что обсуждала с сестрой.
И младшая — девятнадцатилетняя Надя. А вот она самая трудная...
Глядя, как Надя ест жаркое в горшочке, Елена Николаевна подумала:
«В кого моя меньшая? Ну, ничего, пристрою».
Надя казалась матери не от мира сего. Вся замкнутая в себе. Любила уединение. Могла часами просидеть в церкви, в месте, где её не видно. Или уходила далеко в луг — писать стихи.
«Писать стихи — это мужское дело», - не раз говорила ей мать, - «Вспомни поэта женщину? Их нет! Есть Жуковский, Пушкин, Лермонтов, Некрасов...»
Настала ночь. Лунная и загадочная. Лара тайком выскочила из дома. И побежала проч от усадьбы.
В поле. Вот её цель.
«Я должна помочь», - крутилось в голове у девушки.
И вот условленное место. Но никого нет.
«Как я передам обещанное?», - задумалась Лара.
Но из за кустов вылезла Лена. Отряхивая подол платья она подошла к Ларе.
- Дело к ночи, а мы опять тут, - сказала Лена, целуя Лару в щёку.
- Да, - согласилась та, - Жаль, что вы не можете с Валентином встречаться открыто.
- Твой брат много раз предлагал мне открыться всем. А если не поймут — бежать.
- Он прав. Вечно скрываться не выход.
- Подожди, - прошептала Лена, - Нас кто-то подслушивает.