ВОЙСКО, НЕ ДОШЕДШЕЕ ДО ФРОНТА
(сухопутное ополчение Крымской войны)
А.Одиноков - историк-краевед
Продолжение:
«По случаю спешности этого дела, в Новгороде я успел сшить несколько экземпляров образцов обмундирования, распределил между помещиками требуемое число ратников, а также сбор денег, потребных на обмундирование и другие расходы. Разделил уезд на участки и поручил каждый участок одному из дельных помещиков и этим приобрел отличных помощников (..). Порядок приёма рекрут был установлен сыздавна и практикой и законом, был установлен вполне удовлетворительно. Заранее составлялись расписания, назначалось полное присутствие, в которое командировались доктора, военный приёмщик с необходимым числом нижних чинов для заведывания рекрутами; доставлялось обмундирование, отпускалась потребная сумма на канцелярию, и командировались чиновники из присутственных мест для письменной работы, и дело шло без затруднений. Кроме того, на приём не более 400 рекрут назначалось 2 месяца, и рекрутское присутствие было обязано только принять рекрут, которые прямо из присутствия поступали в полное распоряжение военного приёмщика, и присутствию до них не было никакого дела. При приёме ратников ни денег и никаких пособий не было, всё это нужно было найти на месте из бедных средств Белозерского и Кирилловского уездов, и притом окончить полное сформирование дружины спешно. Начальник дружины и офицеры только при моём приезде узнали о своих выборах, не успели ещё не только обмундироваться, но даже приехать в Белозёрск, и потому пришлось действовать одному, без всякой помощи. Дума дала мне своё помещение, присутственные места дали чиновников и понемногу канцелярских припасов; инвалидный начальник дал несколько солдат своей команды для производства меры роста ратников, и я открыл присутствие. Правило для приёма в ратники было самое снисходительное. Допускалось принимать от 18 до 45 лет и требовалось только, чтобы общее состояние здоровья было удовлетворительно; следовательно, приём ратников был почти без брака. На этом основании я в несколько дней принял до 800 человек. Начальства над ратниками не было никакого, и пришлось это начальство образовать из квартирных хозяев и более из хозяек. По окончании каждого приёма собирались в Присутствие хозяева и хозяйки, на квартиры которых расквартировывались ратники, каждой хозяйке передавались назначенные к ней ратники, вместе со списком и с приказанием слушаться хозяйку, которая и отводила воинов домой. Всё обмундирование должно быть поставлено помещиками или обществами мещан, государственными и удельными крестьянами. Многие части обмундирования невозможно было изготовить в деревнях, и потому каждая часть обмундирования была оценена на деньги, и предоставлялось представлять по желанию какую угодно часть натурой, а какую деньгами. Приняв такую массу ратников и распустив их по квартирам, я сильно опасался, чтобы моё воинство не разбрелось по домам, на что они имели полную возможность; но, сделав в первое воскресение сбор и смотр, нашёл всех до одного на своём месте.
Вскоре начали собираться выбранные начальник и офицеры, и, несмотря на отвычку от службы офицеров, дружина обмундировалась, сформировалась, и через 2 месяца образовался 4-й ротный батальон, принявший военный вид и, пожалуй, готовый в дело. Отвычка офицеров помещиков от дисциплины доставляла некоторые хлопоты, но и это обошлось принятыми домашними мерами. Военное министерство при формировании дружины не помогало. Вся помощь состояла в присылке из батальонов внутренней стражи человек 15 для обязанностей фельдфебелей и капральных унтер-офицеров, но люди эти оказались дурного поведения, и большинство их до выступления дружины попа-ли под суд, и как фельдфебеля, так и унтер-офицеры, называвшиеся урядниками, были выбраны из ратников и отлично исполняли своё дело (...).
Дружина пробыла всю кампанию в Риге, в военных делах не участвовала, и через Суду возвратилась домой и была распущена, и ратники возвратились каждый в первобытное состояние. Потеря умершими была незначительная, и за каждого умершего или убитого ратника казна выдала зачётную рекрутскую квитанцию. Крестьяне мелкопоместных помещиков не исполняли рекрутской повинности натурой, но платили так называемые рекрутские деньги. Квитанции, вы-данные мелкопоместным помещикам за умерших ратников, предоставлено было им продавать, и эти-то квитанции и квитанции, выданные семействам мещан, государственных и удельных крестьян за умерших ратников из их семейств, при установлении общей воинской повинности, покупались за многие тысячи. Квитанции, выданные помещикам, исполнявшим натуральную рекрутскую повинность, имели право зачитывать за натурального рекрута, но не имели права продавать.
В связи с ополчением, припоминаю анекдот, несколько характеризующий общество того времени. В Новгороде был выбран, в число офицеров дружины, помещик Воропанов, молодой человек около 20-ти лет. Это был юноша, маменькин сынок, нигде не учившийся и получивший чин коллежского регистратора номинальной службы в почтовой конторе. Когда я приехал в Белозёрск, то ко мне явилась мать этого Воропанова, чрезвычайно взволнованная, вместе со своим мужем, сильно пожилым и апатичным человеком, с объявлением, что сын её ребёнок, не может служить, а тем более воевать, и она предлагает вместо сына взять её мужа, как совершенно бесполезного, как для неё, так и для семейства, на что чудак муж изъявляет своё согласие. Я не мог уверить барыню, что не имею права произвести эту перемену, и с большим трудом удалось вытребовать на службу молодого человека. По его приезде это оказался здоровый, хорошо кормленый юноша, который в первое дежурство по дружине напился, на рынке обнажил саблю и чуть-чуть не изрубил несколько баб торговок, за что был посажен под арест.
К особенным обстоятельствам этого времени принадлежит представление императору Александру II депутации новгородского дворянства. Депутация эта была послана по случаю свадьбы в. к. Николая Николаевича. Николай Павлович был в Новгороде, когда получено было известие о рождении в. к. Николая Николаевича, император был очень обрадован этим событием и поздравлявшей его депутации объявил, что пускай этот мой сын будет ваш, новгородский; «с этого времени Николай Николаевич, номинально, считался князем Новгородским». Перед свадьбой Николая Николаевича предводители, не помню по какому-то случаю, были собраны в Новгороде, и тогда решились послать поздравительную депутацию, в которую включили и меня. Мы были в церкви при бракосочетании, поздравляли новобрачных, приглашались на все балы, концерты и торжества придворные, и, наконец, государь пожелал нас видеть.
Мы были приняты в кабинет государя одни и попали на весьма серьёзное объяснение. Государь объявил нам, что посылает кн. Орлова в Париж для заключения мира. В инструкции Орлову государь сделал все уступки, которые только не роняют достоинства государства, и далее идти не может, и ежели на это не согласятся, то придётся продолжать войну и трудно предвидеть её конец и последствия (...)».
Кстати, именно так и было осуществлено. Мирный договор был подписан 30 марта 1856 г. в Париже на международном конгрессе с участием всех воевавших держав, а также Австрии и Пруссии.
Каждому по Булке
В дополнение к рассказу Николая Качалова приведём другие известные нам факты:
«Проводы Белозёрской дружины (из частного письма) 2 июня 1855 г. (Нов. Губ. Вед.)
...Последние две недели были у нас особенно одушевлены проводами нашей уездной Дружины. Как она старательно и усердно набиралась, так радушно и почётно мы с нею расстались. Три месяца ожидали наши «народные воины» своего назначения, живя постоянно в городе (Белозёрске), оказавшем им, за доброе их поведение, не нарушенное ни одним поступком, всевозможные угождения, в отводе просторных квартир, в доставлении пищи, превышающей их содержание, и, вообще, в родственной, можно сказать, заботе об их довольстве. В это время они приготовлялись к военному делу. И только около половины мая получено приказание о выступлении им. Тогда все сословия, дворяне обоих уездов, Кирилловского и Белозёрского, гг. чиновники, купеческое и мещанское общества – собрали, немедленно, суммы и представили их к предводителю дворянства, с живейшею просьбою – употребить их на угощение Дружины.
19 числа, поутру все роты Дружины собрались на площади, близ Рождественской церкви; отслужили Божественную литургию, совершенную прибывшими из монастырей: Кирилловского, архимандритом Варлаамом, и Новоозёрского, архимандритом Феофаном, соборно, с духовенством города; помолились, за молебном, о даровании побед над врагами (...). И, потом, по благословении одним из отцов архимандритов приготовленного обеда, каждый ратник получил по булке, по два стакана пива и по чарке водки, пожертвованной белозёрским откупщиком, купцом Лытиковым. И за тем вся Дружина села за обедные столы, поставленные на той же площади, а гг. офицеры приглашены были в квартиру, занимаемую купцом Столбковым, на «общественную хлеб-соль», за которою они, вместе со случившимися гостями (до 80 лиц) пили, также как и ратники, за здоровье надёжи-государя нашего и всей августейшей его фамилии, при потрясающих, в полном смысле этого слова, криках ура (...).
20-го числа, вся Дружина, в полной походной одежде, пришла к собору; введена была (по взводу с каждой роты) в храм Божий, к слушанию литургии, совершенной теми же, что и накануне, духовными лицами. По окончании её отслужен был напутственный молебен, (...) после чего Дружина тронулась в путь. Духовенство с хоругвями и при колокольном звоне, предшествовало ей, до конца города (...). Народу при этих проводах было столько (любопытные насчитывали его до 12000), что глаза с трудом верили числу его, и, судя по общему одушевлению, казалось даже, что весь этот народ не расстанется с ратниками, соединится с ними.
При следовании Дружины по уезду повторялись для неё те же приёмы и проводы, как и в городе, но с другим, особенным ещё усердием: жители дальних деревень, без всякого наряда, привозили к ней многоразличную пищу, вино и пиво; выставляли, к провозу клади ратников, лошадей гораздо более чем их требовалось, и, с неподдельною искренностью, провожали Дружину от селения до селения. Везде её – «избранницу на защиту Веры, Царя и Отечества» – сопровождали, при церквах, крестные ходы и колокольный звон. Благонравие её при проходе по уезду, было выше всякой похвалы. На последней его станции назначения была её дневка.
Этим случаем опять воспользовался гостеприимный и достолюбимый всеми председатель Белозёрского дворянства Н.А. Качалов (потому, что усадьба его приходилась в версте от места дневки) и радушно пригласил к себе, на обед, всю Дружину, состоящую почти из 1400 человек. И вот, на раздольной длине усадебного, так называемого «белого» двора, устроились густые ряды столов и лавок, готовых принять к себе многосотенных дорогих гостей. И они прибыли 29 мая (переночевавши, наперёд в соседних селениях) повзводно, предшествуемые уважаемым начальником уездной Дружины М.Е. Максимовичем, с песнями и бубнами, в свою светлую столовую залу, и выстроились в ней, по команде, как будто давнишние солдаты, в длинный фронт. Грянули любезнейшему хозяину и окружающим его гостям обычное «здравия желаем», весело уселись за столы, выпили, по предложению предводителя дворянства, вместе с ним, за здравие своего обожаемого монарха, крикнули ура! Взвили на воздух фуражки, ещё раз повторили это молодецкое слово радости и – принялись за пироги, похлёбки, каши и пиво (...). После сытного обеда, охотники до песен и плясок веселились перед домом хозяина, до устали. Погода в тот день стояла превосходнейшая.
По проводе Дружины на квартиры, гг. офицеры её имели, вместе со съехавшимися гостями, роскошный обеденный стол у г. председателя же дворянства, предложившего за ним тост: за благоденствие его императорского величества, как верховного начальника всех Русских Дружин, потом за здоровье начальника уездной Дружины и, наконец, всех гг. офицеров (с пожеланием каждому из них Георгиевского креста). Оживлённая беседа гостей продолжалась далеко за полночь. На следующий день гг. дружинные офицеры, глубоко тронутые беспрерывным и вполне обязательным вниманием к ним предводителя дворянства, не находили достаточных слов к изъявлению ему своей признательности и – простились с ним – как бы с близким родственником. В 9 часов утра, уже вся Дружина была за границею уезда, напутствуемая всяческими благословениями...
В. ВЛ – СКИЙ
Белозерский уезд».
При криках «ура!»
Из газеты «Новгородские губернские ведомости»:
«Дружина №11 Государственного Подвижного ополчения в день выступления своего из г. Череповца, 20-го мая 1855 г., была собрана на городской площади, где совершён был для ратников напутственный молебен, с окроплением св. водою и осенением пожертвованными иконами: Христа Спасителя от Воскресенского собора и Череповецким уездным судьёю Демьяновым Казанской Божией Матери в позолоченной серебряной ризе. Иконы эти вручены начальнику Дружины №11, полковнику Нарбуту, для сохранения и следуют при Дружине в путь. По совершении молебствия череповецкие: предводитель дворянства Гальский, исправник Левашёв, окружной начальник Касперович, помещик Харзеев, лесничий Дроздовский и аптекарь Классен, угостили ратников, раздав им по фунтовой сайке и по фунту мяса на человека, а откупщик Череповецкого акцизно-откупного комиссионерства, почётный гражданин Антиков отпустил ратникам по чарке водки и по кружке пива. Офицеры Дружины были приглашены предводителем дворянства на прощальный завтрак.
Государь император, по всеподданейшему о сём докладу, высочайше повелеть соизволил: поблагодарить означенных лиц за их радушие» (2 июля 1855 г.).
«Об освящении знамени Валдайской дружины Новгородского ополчения (Письмо в редакцию Нов. Губ. Вед.)
«(...) 5 июня в воскресенье после литургии в Екатерининской церкви, к основанию которой первый камень, по народному преданию, был положен рукою императрицы Екатерины II, вся дружина была собрана на Екатерининской площади. Здесь местным городовым духовенством, по прочтении г. дружинным адъютантом Аффендиком пред Дружиною воинского Артикула о хранении знамени, в присутствии г. начальника Дружины полковника артиллерии О.К. Рюмина, гг. уездного предводителя Семевского, городничего Арбенева и других почётных лиц и жителей города, совершено было освящение знамени по чину. Особенно трогательны были те минуты, когда, по окроплении знамени св. водою, отец протоиерей Михайловский от лица церкви и государя вручал оное коленопреклонённому, по примеру древних рыцарей, г. начальнику дружины, и тот со слезами на глазах принимал оное (...). По принятии присяги ратниками, освящённое знамя с воинскими почестями отнесено было в квартиру г. начальника Дружины. Пожелав Дружине побед на славу царя и отечества и хранении знамени с честью, г. полковник Рюмин предложил нижним чинам от себя по чарке водки. При криках ура! воины-ратники весело пили заздравную чарку за царя – опору отечества. Гг. Обер-офицеры Дружины, местное духовенство и многие посторонние посетители радушно угощаемы были г. начальником Дружины полковником Рюминым в квартире его хлебом солью (...).
Ф. ПАРДАЛОЦКИЙ
6-го июня 1855 г., город Валдай» (9 июля 1855)».
«Высочайший смотр дружинам Новгородского и С. Петербургского ополчения
20-го июня жители Петербурга были свидетелями события, которое вполне показывает великость средств России для борьбы с врагом и готовность её народа, стать до последнего в ряды защитников отечества; говорим о Высочайшем смотре 6-ти дружин Новгородского и С. Петербургского ополчения. Зрелище это поражало всех своею особенностью. На обширном Царицыном Лугу стояли в 2 линии, развёрнутым фронтом, наши ополченные, в их живописной народной одежде: в 1-й линии были 3-я и 5-я дружины С. Петербургского ополчения и 6-я Новгородского; во 2-й, стрелковая № 5-го, 7-го и 8-го дружины того же ополчения; в 3-й линии обоз; всего в строю было 6530 человек, при 91-й повозке.
Чудный вид представляли эти линии мужественных, украшенных бородами лиц, к которым так шла шапка с крестом! Рядом с молодёжью стояли седые как лунь старики, вступившие с охотою; люди были подобраны под рост и под лица: в особенности отличались красотою строя и воинственною сановитостью дружины: стрелковая и № 6-го. Знамёна с крестами и надписью: «За Веру, Царя и Отечество» веяли в воздухе, толпы народа с видимым восторгом смотрели «на родимых»; это было народное торжество в полном значении слова.
Государь император, по прибытии, милостиво поздоровался с ратниками и поехал вдоль рядов их, останавливаясь пред каждою дружи-ною. Восторг ополченных при виде государя и милостивых словах его величества не имел пределов; неумолкаемое «ура» гремело по рядам. Начался церемониальный марш, и едва можно было верить, что эти молодцы, идущие столь стройно, три месяца назад обрабатывали родное поле и взялись за ружьё по слову царскому (...). Государь изволил остаться доволен молодцами, и обратясь к толпе, которая с восторгом окружили дружины, прибавил: «Ну что, нравится ли?» – «Точно так, Ваше Величество», грянули разом и ополченные, и зрители.
Столь быстрое образование дружин наших будет непонятно лишь для тех, которые не знают, с каким единодушием приняла Россия священный призыв незабвенного государя Николая I: идти на защиту родины (...).
Пусть вспомнят 1612 и 1812 годы: Русская земля, сильная православием, любовью к царю и родине – всё та же. Вся она откликается на родной призыв при общей опасности, одинаковым чувством бьются сердца сынов её (...).
П. ЛЕБЕДЕВ
(«Русский Инвалид»)»
Дальнейший путь Государственного подвижного ополчения, его новгородских дружин, лежал вовсе не в сторону Крыма, как может показаться, а, как верно подмечает И.В. Хохлов, «11 июня дружины №№ 6, 7, 8 и стрелковая № 5 выступили со сборных пунктов в Санкт-Петербург, где состоялся их Высочайший смотр. Остальные четыре дружины отправились в Ригу, на соединение с Балтийским корпусом (дружины №№ 9 и 10 выступили 15 июня, №№ 11 и 12–18 июня). В боевых действиях во время этой кампании Новгородское ополчение участия не принимало, 5 апреля 1856 г. было высочайше утверждено Положение о роспуске Государственного подвижного ополчения». Уточним: дружины № 6, 7 и 8 проходили службу в Московской губернии, в надежде быть направленными туда, где они будут необходимы (статья Смолина Н.Н в «Историческом архиве» 2006 г. №З. С. 184).
Представляется очень важным вопрос участия и значение подвижного ополчения в Крымской войне. Как констатирует Н.Н. Смолин: «Участие Государственного Подвижного ополчения в боевых действиях в целом можно считать эпизодическим. 1 июля 1855 г две роты дружины № 1 (это Санкт-Петербургская дружина, генерал- майор Струков. - А.О.) приняли участие в отражении попытки англичан высадить десант под Выборгом. Кроме того, по подсчётам историка Б.Ф. Ливчака, в последних боях за Севастополь приняли участие 12 дружин Курской губернии, три из них в полном составе, остальные – отдельными командами по 50–200 ратников. Большинство частей ополчения Южного отдела прибыли в Крым после 27 августа 1855 г., то есть после падения Севастополя. Многие из них вошли в состав регулярных полков. В течение осени и последующей зимы дружины первого призыва несли службу в составе действующей армии».
Больше того, как подчёркивает Н.Н. Смолин, источники рисуют безрадостную картину судьбы ополченцев. «В 1901 г. вышла в свет работа Ф.В. Петрова, где впервые было подчёркнуто, что Государственное Подвижное ополчение почти не участвовало в боевых действиях, но понесло большие потери, вызванные распространением инфекционных заболеваний и высоким уровнем смертности ратников. По данным автора работы, в начале марта 1856 г. в 45 дружинах, сформированных в Курской, Орловской, Калужской и Тульской губерниях, из 40730 нижних чинов и командиров оставалось налицо всего 21347 человек. Остальные поступили в госпитали, будучи одержимы разными болезнями, в основном тифом». Как итог: «В 1855–1856 гг. в боях с противником погибли около 500 нижних чинов и офицеров ополчения, тогда как в результате болезней их скончалось десятки тысяч». «В целом ополчение, сформированное в 1855 г. не оказало ощутимого влияния на развитие войны, не усилило русские войска, не выполнило свою функцию (...). Довольно меткой характеристикой места и роли ополчения в Крымской войне кажется точка зрения А.И. Шепарневой: «Созданное ополчение оказалось никому не нужным... Крымская война ярко продемонстрировала, что ресурсы рекрутского способа комплектования были исчерпаны, порядок формирования ополчения изжил себя, а введение всеобщей воинской повинности требовало решительной ломки крепостнических порядков». И надо добавить, что, в общем-то, именно это и произошло в дальнейшем – в 1861 г.
Автор благодарит коллектив Отдела газет Российской национальной библиотеки за помощь в копировании и предоставлении необходимых архивных материалов