Эссе 1. Красная шапочка

Олег Седышев
Кто не учился в Кемеровском медицинском институте до 1989 года, тот вообще не учился. И Талейран здесь непричём ... Бедный француз, он никогда трудовой (читай- учебный) год не открывал сельскохозяйственными работами, иначе бы не произнёс убийственной для французов фразы:"Кто не жил до 1789 года, тот вообще не жил".
Французы в пылу разрушения Бастилии не заметили, как покончили с галантным веком и погрузились в век буржуазный. В наше время мы ничего не разрушали, а строили, как нас убеждали, коммунизм в его колхозно-совхозном варианте. Ныне, те мои сверстники, которые дают сравнительную оценку современной студенческой молодёжи, могут привести, без всякого сомнения, только один отличительный признак: нынешние студенты не прошли испытания сельскохозяйственными работами. Конечно, через это "горнило"прошли не все мои сокурсники, а те, кому повезло...нашли друзей и товарищей. Мне повезло.
В конце августа 1965 года, нам, только что зачисленным в число студентов мединститута, объявили дату и время отъезда на сельскохозяйственные работы. В назначенное время нас погрузили в автобусы, и крытые брезентом грузовые автомобили вывезли в совхоз "Мазуровский", что в 20 км от Кемерово по "направлению" города Топки. В тот год "направление" одевало на себя асфальт и обещало быть дорогой.
Асфальтовое покрытие тогда заканчивалось несколько дальше съезда на деревню Камышино, где нас разместили на постой по избам местных жителей. Я и мой земляк Николай Козлов и еще восемь парней заселили в комнату избы, чью хозяйку, одинокую пожилую женщину, мы редко видели. Однако всякий раз к нашему возвращению с полевых работ в избе было тепло и баня была готова к помывке. По прошествии многих лет, вспоминая собственные трудовые дни и дни, когда я, посланный мединститутом, руководил студентами на сельхозработах, не прекращаю восторгаться добротой и гостеприимством сельских жителей.
На птицефабрику отобрали только шесть студентов. Из них был назначен "бригадиром" студент, внешний вид которого впечатлял ярко-красным беретом, глубоко сидящим на голове, аскетическим лицом и пронизывающим взглядом прищуренных глаз, делавших его хозяина больше азиатом, чем европейцем.
Мне, жителю чернозёмных кубанских степей, вручную убиравшему хрущёвскую "королеву полей", крайне интересно было близко увидеть настоящую птицефабрику, потому что с техническмим оснащением и конвеерным сбором куриных яиц я был знаком только по телевизионным сюжетам. Первые впечатления от необычности натурального вида и устройства мазуровской птицефабрики начались с разгрузки прибывшего автотранспорта, загруженного деревянными бочками. Все бочки по приказу штатного "птицевода" с большой осторожностью мы опустили с борта по специальному накату из брёвен, а одну бочку опускали на руках. Бочка оказалась вскрытой и издавала запах солёной сельди. Видя наше неподдельное любопытство, "птицевод" объяснил нам, что полученная в качестве кормовой добавки для кур, сельдь была забракована санитарной службой. Как часто забракованная сельдь составляла часть куриного рациона, нам было неизвестно, но долгое время мы на поздний ужин, после бани, имели великолепную жирную олюторскую сельдь. Нечто подобное я наблюдал спустя 20 лет, в годы "перестройки". Вскрытые и ограбленные железнодорожные вагоны разгружались на крупных станциях пути следования, и содержимое таких вагонов появлялось на пустующих прилавках, в том числе, кемеровских магазинов. В рыбном "Океане", потеснив банки морской капусты, хека в масле, блоки мороженой икры минтая, байкальских сигов, дальневосточных лососей ломили магазинные прилавки. В магазинах промышленных товаров вдруг появлялись двухкассетные белоснежные "Шарпы" по цене пятимесячной зарплаты врача или учителя. Помнится, они долго красовались среди отечественной электроники. Да, память! Память долго удерживает неординарные события минувшего времени. Однако вернёмся к своим ... "курам". Напрасно наша студенческая бригада рассчитывала только на разгрузку транспорта. Всем шестерым, нашему бригадиру в том числе, вручили лопаты-подборки и привели на "птичник" - барачное строение из кирпича в один этаж. На всю длину шестидесятиметрового строения, между двумя колоннами, удерживающими крышу, двухметровым слоем залегал куриный помёт. Дух перехватило у нас не только от увиденного, но и от едкого запаха куриного "продукта". Как по команде, мы устремили свой взгляд на обладателя красного берета в надежде на его категорический отказ от предлагаемого "наряда на работу". Тщетно!!! Наш бригадир не заметил нашего немого вопроса и по-деловому стал обсуждать с работодателем условие подачи грузового транспорта, время и место обеда. Дискомфорт, охвативший нас, исчезал по мере привыкания к смраду и пище, получаемой на обед в столовой птицефабрики. Свинину и говядину меню нам не предлагало. Курятина подавалась на первое, второе и, кажется, с компотом. Ужин в столовой моя память не сохранила. Видимо, мы от него отказались, сославшись на ведро молока и чугун отварного картофеля, которые готовили каждый вечер к нашему возвращению четверо других квартирантов. Никто из руководства птицефабрики не догадывался, что к молоку и отварному картофелю мы имели на ужин две курицы и до полусотни яиц.
Технология пополнения провианта была разработана нашим бригадиром. Свою фуфайку-ватную стёганую куртку- он всегда набрасывал на плечи и носил, как Василий Иванович Чапаев бурку. Все те, кто следил за нами по обязанности, и те, чей интерес был возбуждён нашим коллективным подвигом, равному подвигу Геракла, очистившему конюшни царю Авгию, привыкли к нам и по-своему оказывали нам внимание. В конце рабочего дня мы пятером появлялись в соседних корпусах, где куры-несушки находились в "стойловом содержании". Добродушные и приветливые птичницы позволяли нам сбор яиц, по разным причинам не попавшим на конвеерную ленту. Каждый из нас, непризнанных Гераклов, уносил в карманах фуфайки по десятку куриных яиц. Добывать кур на ужин брал на себя наш бригадир.
Думаю, тем самым он щадил наши юные души, не позволяя наблюдать длительной агонии кур. Здесь необходимо заметить, что с нашим появлением на птицефабрике бегство кур из клеток курятников резко выросло. Этот феномен, по собственной неопытности, мы объясняли непреодолимой ностальгией несушек по временам "безпривязного содержания", когда они свободно передвигались по огромному зановоженному пространству, созревая для яйцеплодовитости. Только со временем мы поняли, что кур привлекал ярко-красный берет нашего бригадира. Отложив яйцо в заброшенной подсобке, несушки с характерными куриными криками устремлялись к нашему бригадиру с докладом о содеянном. Они, глупые, принимали его за петуха. В конце рабочего дня две из них оказывались в рукавах фуфайки бригадира.
Куриные "конюшни" мы очищали с пугающей руководство птицефабрики быстротой. Наш бригадир, недовольный работой автосамосвала, который мы загружали за 30 минут, а его возвращения ожидали от одного до двух часов, добился согласия руководства птицефабрики на очистку двух оставшихся корпусов через открытые окна. Активность нашего бригадира особо раздражала завхоза. Нам позже рассказывали очевидцы, как завхоз, вовремя заметивший напрявляющегося к нему нашего бригадира, с криком:"Опять эта п...да в красной шапочке!" срывался с места и скрывался с глаз до ухода ненавистного ему студента.
Время погожих дней "бабьего лета" уходило. Кроме собственной работы на птицефабрике. мы успевали в вечернее время помочь убрать урожай замечательного картофеля семьям руководителей среднего звена. Разумеется, с денежной оплататой. Дополнительную работу для нас находил и договоры по её исполнению заключал наш бригадир.
Без фанфар мы закончили очистку трёх корпусов для "безпривязного выращивания" куриного поголовья. Сентябрьская погода стала портиться. Зачастили мелкие, но короткие дожди. Нашу шестёрку перебросили на заготовку силоса из зелёной массы кукурузы. В силосной яме мы разгружали только бортовые автомобили. Весь автотранспорт был задействован на вывоз с полей зелёной массы кукурузы и картофеля, который убирали студенты и студентки нашего мединститута. В конце сентября наша шестёрка получила расчёт. Каждый из нас получил от 35 до 40 рублей.
Такой успех! Не надо удивляться. Студенты и студентки, убиравшие в полях картофель, остались должниками хозяйству. На их питание хозяйство затратило больше, чем они заработали. Студенческая степендия в наши годы была 28 рублей. Наша зарплата - это исключительно заслуга нашего бригадира. А нашим бригадиром в красном берете был Женя - Женечка Ромашов.
В октябре мы приступили к занятиям в мединституте. Шестёрка наша училась в разных группах. Вместе нас собирали лекционные занятия. В те памятные годы мединститут имел только два студенческих общежития. Получить место в общежитии студентам первого и второго курсов было невозможным делом. Мне и Николаю Козлову повезло в другом: мы сняли жилплощадь в частном доме. На постой нас приняла семья Коняхиных, живших на ул. Герцена, 22., в четырёх остановках трамвая от мединститута. Позже к нам подселили наших однокурсников: Владимира Коровина, Вадима Северюхина, Олега Морева. Исчезнувший с нашего курса, без объяснения причин, Евгений Ромашов в сентябре 1966 года привёл к нам на постой Олега Седышева. Василий Егорович и Мария Ивановна Коняхины добродушно позволили нам организовать свой студенческий быт, который соответствовал мини-общежитию, о чем поведал нам в своих воспоминаниях его бывший обитатель Олег Седышев.

Сюжет Георгия Чернобая.
Олег Седышев руку приложил к художественному оформлению.

18 марта 2012