В истории человечества есть даты, имеющие значение для всех живущих на нашей Планете. К числу таких дат, без сомнения, относится и день, который непосредственно касается всех, кто трудится – Международный день солидарности трудящихся. Конечно, большинство людей знает, что рождением своим этот день обязан отнюдь не радости по поводу прихода весны и солнечного тепла. Этот день вошёл в историю ценой безмерно трудной, трагической и одновременно героической борьбы, ценой жизней, отданных отважными рабочими США. Тогда, ровно 130 лет назад 1 мая, они провели первую крупную забастовку, в которой приняли участие около 40 тысяч рабочих.
Через четыре года в США 1 мая бастовало уже около 340 тыс. рабочих. Этот Первомай окончился кровавой расправой. Начались преследования рабочих. Восемь человек были отданы под суд, семеро приговорены к смертной казни. Перед вынесением приговора один из организаторов рабочего протеста Август Шпис сказал: «Я выступаю здесь как представитель одного класса перед представителями другого. Если вы считаете, что, повесив нас, вы уничтожите рабочее движение… движение, в котором ищут спасение миллионы людей, которые трудятся, не получая в награду ничего, кроме горя и нищеты, если вы так считаете, тогда зовите вашего палача. Повесив нас, вы погасите искру, но здесь и там, повсюду вокруг вас разгорается пламя. Пока это скрытый огонь, но вам его не погасить!».
Искра, высеченная борьбой американских рабочих, неоднократно вспыхивала очагами рабочего движения в разных уголках планеты. Борьба объединяла людей, рождала чувство братства, солидарные выступления нередко приносили победу, а поражения давали новый опыт для будущих сражений. 1 мая 1903 года провели свою первую маёвку рабочие Иваново-Вознесенска, а через два года они вывели на улицы города почти всё его рабочее население.
При этом был использован на практике опыт Парижской коммуны: был создан новый образец органов пролетарской власти – первый общегородской Совет рабочих депутатов. Ленин о нём писал: «Эти органы создавались исключительно революционными слоями населения, они создавались вне всяких законов и норм всецело революционным путём, как продукт самобытного народного творчества, как проявление самодеятельности народа, избавившегося или избавляющегося от старых полицейских пут. Это были, наконец, именно органы власти, несмотря на всю их зачаточность, стихийность, неоформленность, расплывчатость в составе и в функционировании».
В этот момент Ленин пророчески утверждал: «Наша революция непобедима, если она вручит всю полноту власти пролетариату». Ему также принадлежит высказывание: «Если бы народное творчество революционных классов не создало Советов, пролетарская революция была бы в России делом безнадёжным…».
Но отношение Ленина к Советам было двойственным.
Большевизм, как политическое течение, стремился к переустройству общества посредством диктатуры просвещенного меньшинства. Теоретической основой этой традиции были материалистические идеи 18-го века. Человека формируют социальные условия его существования. По своей природе он не добр и не зол (скорее - добр!). Дурные общественные условия воспитывают дурных людей, способствуют развитию пороков, навязывают асоциальное поведение. Значит, надо изменить общество, поставить его на разумные основания, и тогда - человеческая природа будет развиваться в направлении добра, люди станут братьями. Но в основной посылке материалистов заложена трудная проблема. Как могут дурные люди дурного общества создать хорошее общество? Это как самого себя поднять за волосы. Так возникает тема воспитателей, малых групп благодетелей человеческого рода, нравственной и умственной элиты, - тема авангарда и его диктатуры над массами ради блага масс. Под благодетельной диктатурой меньшинства, массы создадут порядки, формирующие хороших людей, сами исправятся и тогда им можно будет передать власть. Эти идеи не были плодом чистой фантазии, и, казалось бы, подтверждались исторической практикой.
Но то были революции, сменяющие одно классовое общество на другое. Революция, ставящая своей целью построение бесклассового общества, не могла осуществляться старыми методами. И действительно, Энгельс в последние годы своей жизни пришел к выводу, что эпоха революций, совершаемых сознательными меньшинствами, ставшими во главе бессознательных масс, миновала безвозвратно. Отныне, полагал он, революции, подготовленные десятилетиями политической, организационной и культурной работы социалистических партий, будут совершаться активно и сознательно самими заинтересованными в них массами.
Маркс также в вопросе о воспитателях и воспитуемых постулирует, что человек может измениться только в процессе своей “революционной”, “практически-критической” деятельности. Рабочий класс поднимается до такой деятельности, когда «вступает в борьбу с порабощающим его обществом и в ходе этой борьбы, изменяющей прежние «обстоятельства», материальную обстановку, в которой он живёт, тем самым изменяет свой собственный характер; из класса, пассивно отражающего тяготеющее над ним духовное порабощение, становится классом, активно свергающим с себя всякое, - в том числе и духовное, - рабство».
«Сознательная воля передовых представителей класса может сильно сократить и облегчить этот процесс. Обойти его она никогда не может». Власть воспитателей закрепляет подчиненное положение пролетариата. Отстраняя его от управления своей судьбой и судьбой общества в целом, авангардистская партия вырождается в партократию, диктатуру партийных вождей над пролетариатом и всем обществом. «Практика такой диктатуры и взаимоотношения, устанавливаемые ею между диктаторским меньшинством и массой, «воспитывают» из диктаторов все, что угодно, но только не людей, способных направить ход общественного развития по пути строительства нового общества. Что подобное воспитание может только развращать и духовно принижать массы, доказывать не приходится».
Диктатура партии рабочего класса вместо диктатуры рабочего класса могла быть оправдана лишь чрезвычайной ситуацией классовой войны, то есть временно.
Однако Ленин в своей работе "Что делать?" (1902) - первой и наиболее радикальной ревизии классического марксизма - заложил теоретические основы для раскола русской социал-демократии годом позже, на Лондонском съезде. Ведь именно в этом политическом трактате Ленин фактически отрицает вывод Энгельса о новом этапе истории, в котором её будут сознательно творить сами рабочие. Он пишет: «История всех стран свидетельствует, что исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское, т. е. убеждение в необходимости объединяться в союзы, вести борьбу с хозяевами, добиваться от правительства издания тех или иных необходимых для рабочих законов и т. п. Учение же социализма выросло из тех философских, исторических, экономических теорий, которые разрабатывались образованными представителями имущих классов, интеллигенцией».
Через три года, зимой 1905 г., этот малосознательный, способный лишь на бескрылый тред-юнионизм, русский пролетариат ответил на вердикт молодого теоретика Советами рабочих депутатов - первым в истории человечества государством производителей, которое и не снилось «образованным представителям имущих классов», включая Ленина.
Но авангардная партия Ленина была нацелена на взятие власти. Власть Советов - да! Но только, если у большевиков была власть над Советами. Партийные письма и записки Ленина августа-сентября 1917-го не оставляют сомнения, что для него речь шла о власти партии, а не Советов.
Ленин прекрасно понимал, что при огромном перевесе мелкой буржуазии в России, Советская демократия неизбежно оставляла большевиков в меньшинстве при любом меxанизме выборов. В самые острые моменты военно-политического и экономического кризиса, влияние большевиков в Советаx могло резко увеличиваться, даже доминировать (Петроград), но только на короткое время.
Возможно, большевики были правы, не доверяя Советам 1905 го, да и 1917-го. В отсталой, преимущественно крестьянской стране повальной неграмотности и малограмотности, Советы промышленных рабочих в немногих индустриальных центрах оказались бы окружены Советами, где преобладали бы консервативные и неустойчивые элементы. Куда более организованная и политически опытная контрреволюция могла бы легко оседлать их.
Для Ленина непременным условием государства рабочих и крестьян была партия, а не Советы. Сила большевиков была в их теснейшей связи с пролетариатом; кадровые рабочие составляли рядовой и средний костяк партии, причём, их отличала политическая страсть и вера в историческую миссию своего класса.
Создатель "Советского" государства, видимо, не придавал большого значения Советам - этому органу власти трудящихся в стране “победившего пролетариата”. Такова была логика концепции авангардной партии, которая искренне считала себя выразителем его высших интересов, воли и ума.
Эта логика показала свою жизнеспособность в условиях взятия большевиками власти и подавления сопротивления своих противников. Но после взятия власти эту логику необходимо было пересмотреть, поскольку необходимо было ответить на вопрос: как защитить правящую партию от перерождения? Этот вопрос становился настолько значительным, что важнее его быть ничего не могло.
Кто лучше Сталина мог ответить на этот вопрос? И вот ответ Сталина (1939 год): «… если начинает почему-либо хромать наша партийная пропаганда, если начинает хромать дело марксистско-ленинского воспитания наших кадров, если ослабевает наша работа по повышению политического и теоретического уровня этих кадров, а сами кадры перестают в связи с этим интересоваться перспективой нашего движения вперёд, перестают понимать правоту нашего дела и превращаться в бесперспективных деляг, слепо и механически выполняющих указания сверху, - то должна обязательно захиреть вся наша государственная и партийная работа. Нужно признать, как аксиому, что чем выше политический уровень и марксистско-ленинская сознательность работников любой отрасли государственной и партийной работы, тем выше и плодотворнее сама работа, тем эффективнее результаты работы, и наоборот, - чем ниже политический уровень и марксистско-ленинская сознательность работников, тем вероятнее и срывы и провалы в работе, тем вероятнее измельчание и вырождение самих работников в деляг-крохоборов, тем вероятнее их перерождение». (И.Сталин. «Вопросы ленинизма»).
Что заставляет нас сомневаться в мудрости этого сталинского указания? Опыт развала КПСС. По Сталину партия может переродиться, «если начинает почему-либо хромать наша партийная пропаганда». От кого зависит, чтобы она «не хромала»? Понятно - от партийных начальников!
Если разложится Партия - развалится и страна. Мы это уже прошли. Сотни миллионов человеческих жизней были поставлены здесь на карту. А если по всему миру, то куда больше.
Как удержать партию от перерождения? Что произойдет с Партией и страной, когда товарища Сталина не будет с нами? Кто тогда будет поднимать и удерживать всех нас? Предположим даже, что ученики товарища Сталина удержатся от порчи силой его духа. Но как быть с новыми поколениями партийцев?
Что это за логика? Это логика коммунистического сектанства, которая делает судьбу класса, народа, страны заложником судьбы Партии. И как только мы покидаем порочный круг этой логики, появляется надежда на то, что мы поймем трагические уроки нашей истории.
Но к сожалению именно этой логикой вскоре стала оправдывать своё право на бесконтрольную власть партократия РКП(б) - КПСС.
Нет, совсем не случайно большевики проспали обе советские революции, враждебно отнеслись к их авторитету и самостоятельности и, наконец, подавили власть Советов, прикрывшись их именем и подменив власть трудящихся властью партократии и ее вождей.
Конечные результаты этого процесса нам хорошо известны. Они на нашей памяти и каждый день перед нашими глазами. Включая митинги последних месяцев, которые именно благодаря их массовости и эмоциональности, свидетельствуют, что и через двадцать лет после самоуничтожения партии, созданной Лениным, плоды её 70-летней диктатуры над трудящимися, их политическая развращённость и духовная приниженность, о которых предостерегал Маркс, остаются главным препятствием, можно сказать, каменной стеной, на пути к их «практически-критической деятельности».
Ни одна живая душа не вышла в 1991 на улицу, чтобы защитить КПСС, уничтоженную пьяным росчерком пера одного из её бывших «князей». Зато последний Совет вышли прикрыть грудью тысячи, хотя от Совета в нём оставалось одно название, а во главе его стояли такие же сторонники реставрации капитализма, как и сидевшие в Кремле. Такова великая сила этого слова - Советы! Так глубоко запало оно в наши души, в наше историческое сознание. Теперь предстоит воскресить идеи, стоящие за этим словом. И претворить их в жизнь.