Главное – приучить ребенка читать, считают мудрецы, а потом им можно не заниматься. Но важна личность, которая определит круг его чтения, увлечет и поначалу поведет за собой. В этом отношении мне повезло: на моем пути встречались люди, страстно любящие книгу и родной язык.
СЕМЬЯ
Сегодня можно только представить себе, какая была библиотека в доме у моего деда - некогда малмыжского городского головы Василия Александровича Батуева (двоюродныцй брат Авксентия Петровича Батуева – Т.Б.), поскольку он занимался благотворительной деятельностью и создавал в Малмыже библиотеки для татарских детей, да и у него самого было восемь чад, образованием которых надо было заниматься, и уже подрастали внуки.
В сороковом дед умер, а в сорок первом началась война. Сыновья и младшая дочь, Ольга, ушли на фронт, дом (уже в Вятке) возглавила бабушка – крещеная как Матрона Осиповна, а при советской власти мудро ставшая Марией Иосифовной. Она была моложе мужа на двадцать лет.
Квартира на Большевиков, 69 была большая, и чтобы зимой обогреть ее, в русской печи был сожжен вначале белый рояль, а за ним и немалая часть книг, привезенных из Малмыжа.
До меня дошла лишь одна из них: увесистый том избранных произведений Пушкина издания 1903 года с иллюстрациями художника Н.Симакова. Говорят, что мой старший двоюродный брат Юрка (ныне полковник в отставке) клал ее в портфель, чтобы сподручнее было драться с мальчишками.
Мне эта книга досталась изрядно потрепанной, местами с порванными страницами, но с еще никем не раскрашенными картинками, над которыми я добросовестно потрудилась, использовав все доступные мне цвета. Иллюстрации впечатляли в первую очередь: шестикрылый Серафим, безумный мельник, решивший, что он старый ворон, цыган Алеко с ножом возле двух трупов, карлик с огромной седой бородой и палицей в руке. Строки под одной из иллюстраций: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца» наводили на меня ужас.
Все это вызывало множество вопросов и мамина старшая сестра тетя Тася вначале пыталась коротко пересказать мне содержание пушкинских шедевров, а потом потихоньку начала читать отрывки из них. По этой книге, с «ятями» я учила Пушкина и в школе и пользовалась ею позднее, когда стала студенткой филфака нашего пединститута. В это время издание, имеющее большую биографическую стаью, стало мне гораздо интереснее.
Вообще же книг у нас дома было мало: до 1963 года мы с мамой и бабушкой жили в разных коммунальных квартирах, втроем в одной комнатушке, где некуда было поставить не только книжный шкаф, но и даже этажерку с книгами. Приобретенные книги, заботливо укрытые старыми газетами, хранились у меня в небольшом диванчике, на котором я спала, но который легко и быстро открывался.
Почти все они уцелели по сей день («Васек Трубачев и его товарищи» Осеевой, «Повести и рассказы» Пантелеева, «Дом на горе» Мусатова, «Два капитана» Каверина и др.) На многих маминой рукой сделана одинаковая надпись: «Танюше от мамы в день книжного базара» - и дата. Особенно я любила слушать первые главы «Двух капитанов», мы с бабушкой читали и перечитывали их по нескольку раз.
В пору моего детства книжные базары проходили каждое воскресенье на Театральной площади и были для простого народа настоящими праздниками. К прилавкам было трудно подступиться, а подойти хотелось к каждому, хотелось все обойти, чтобы
разыскать что-нибудь заветное.
Когда мама нашла наконец «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова, она, в общих чертах обозначив содержание, читала мне отрывки из глав, над которыми мы обе хохотали до слез. Помню, особенно поразил меня язык некоторых мест, позднее я поняла, что это редкое остроумие.
В 1966 году у меня родился сын, и тогда уже меня обуяла жажда формирования библиотеки, в основном, конечно, детской, но не без прицела на будущее. Когда я подписалась на «Всемирную литературу» из трехсот томов, то почувствовала себя счастливицей. Вместе с «всемиркой» в квартире появился наконец настоящий книжный шкаф.
Я рада, что любовь к чтению унаследовали и сын, а потом и дочь, и до сих пор оба знают цену как классике, так и настоящей современной литературе. Во всяком случае, бульварных изданий не увидишь в руках ни у того, ни у другого, даже если это чтение в транспорте.
БИБЛИОТЕКА
Моей первой библиотекой была библиотека Дома Советов. В 50-е годы она была расположена на втором этаже правого крыла здания. Работала там хорошая бабушкина знакомая, которую звали Ираида Васильевна. Это была доброжелательная круглолицая женщина с волосами, расчесанными на прямой пробор и собранными в узелок на затылке.
Бабушка заходила к ней поболтать (мы жили рядом), а я всякий раз получила от нее какую-нибудь тоненькую книжку. Возвращая ее, я должна была пересказать Ираиде Васильевне содержание, рассказать, кто из героев мне понравился, а кто нет. Так еще до школы, я получила, можно сказать, первые уроки литературы.
Небольшая комната, до отказа набитая книгами, вызывала у меня большой интерес и я совала свой нос куда попало. Заметив это, Ираида Васильевна доверила мне крайне ответственное дело: ставить печати на новые книги. Как сейчас помню: вдыхаешь специфический типографский запах новой книги, с трепетом разгибаешь еще тугой переплет и, дохнув на печать, старательно давишь на нее -страницы первая, семнадцатая… К этому поручению я относилась как к очень важному делу и старалась делать его аккуратно и точно.
Школьные библиотеки отчего-то не остались в моей памяти: то ли они были бедны, то ли я вырастала из них и ничего нового для себя там не находила…
Следом вспоминается библиотека имени Пушкина, которая в годы моей молодости находилась на улице Карла Маркса, рядом с трансагенством. Работала там замечательная женщина - Галина Александровна Тимина, молодая, стройная, красивая, деловитая, но очень строгая, мы ее даже побаивались. Прошло много лет, а ее серо-голубые глаза, тонкие черты лица, волосы, уложенные овалом на макушке, весь ее одухотворенный, какой-то, как мне казалось, неземной облик помнятся до сих пор.
Она выкраивала часок-другой, когда самый популярный журнал был свободен, и давала нам, тогда уже старшеклассникам, в читальном зале быстренько одолеть, например, «Один день Ивана Денисовича» Солженицына. Это было не так просто.
В Герценку тогда школьников не допускали, но каким-то образом в 11 классе мне удалось получить постоянный читательский билет, и я туда зачастила. Какое это было наслаждение – рыться в книгах, переходить от полки к полке, смотреть названия, листать страницы, зачитываться, забывая о времени, откладывать книгу за книгой, а потом умирать от нерешительности, что же все-таки выбрать из огромной стопки книг для чтения дома.
Совет давала Светлана Васильевна Ворончихина, с которой кто-то меня познакомил. Как бы она ни была занята, всегда находила время, чтобы перекинуться парой слов, дать краткий отзыв на книгу, ответить на вопросы.
Еще одна библиотека была с одной стороны легко доступной, с другой – еще более запретной, чем Герценка. Это была личная коллекция книг Михаила Михайловича Решетникова, вятского писателя и журналиста. Я училась в одном классе с его старшей дочерью от второго брата, Ольгой, дружила с ней и часто бывала у них.
Когда отца не дома, мы с Ольгой осторожно, ставя каждую книгу на свое место, перерывали весь книжный шкаф. А там были Жюль Верн, Майн Рид, Стендаль и много еще такого, что мне и не снилось. Михаил Михайлович не любил давать читать книги подружкам дочерей, но иногда все же везло, и я уходила домой с книгой, аккуратно запакованной в газету.
В доме Решетникова (кажется на его 60-летии) я впервые увидела вятских писателей Леонида Дьяконова, Евгения Мильчакова, Бориса Порфирьева и других. Он не раз рассказывал нам о своей непростой жизни и о друзьях-писателях, судьбы которых сложились по-разному. Иногда сам читал нам какие-то избранные места из книг, вырезок из газет, личной переписки.
Кстати, М.М.Решетников первым начал писать и вести исследовательскую работу, связанную с жизнью Авксентия Петровича Батуева, вел переписку с мужем одной из его сестер Веры Петровны - Николаем Ивановичем Сырневым и фактически подготовил к печати «Исповедь» А.П.Батуева, которая была опубликована клубом вятских книголюбов им. Петряева и библиотекой им.Герцена в 2000 году.
ШКОЛА
Я училась в средней школе №22, которая в пору директорства Серафимы Ивановны Лихачевой славилась своей железной дисциплиной. К примеру, читательские дневники обязаны были вести все школьники, учителя проверяли их и ставили за эту работу отметки. Преподаватель русского Зинаида Петровна Сенникова была мною довольна и всякий раз ставила «пятерки».
Кому-то вести такой дневник было в тягость, я же занималась этим с огромным удовольствием. Во-первых, я много читала и мне хотелось поделиться впечатлением от прочитанного, а во-вторых, рисовала, поэтому каждую запись сопровождал рисунок. У многих из нас, учившихся в советской школе, привычка читать, выписывать отдельные цитаты и делать для себя какие-то пометки, сохранилась на всю жизнь. После смерти Людмилы Красновой-Горупич осталось, наверное, с десяток тетрадей, которые для любящих книги людей представляют определенный интерес.
Моя жизнь перевернулась, когда в девятом классе литературу у нас стала преподавать недавняя выпускница Кировского пединститута Маргарита Михайловна Стародубцева (1938-2010). Она пленила меня всем и сразу: молодая, веселая, жизнерадостная, предмет свой любит и прекрасно знает, умеет увлечь даже самым, казалось бы, скучным произведением. Обращает внимание на неологизмы Маяковского, поясняет их, везде выискивает оригинальные словосочетания, дает почувствовать вкус индивидуального слога, стиля.
Наконец, дает такие темы сочинений, что руки чешутся поскорее сесть за стол и написать. Я назвала бы эти темы суперсвободными: «Цветы», «Море», «Вечер». Когда дело дошло до «Молодой Гвардии», она предложила написать нам рассказы о погибших молодогвардейцах от лица их родителей. Я выбрала мать Ули Громовой. Маргарита Михайловна призналась, что даже всплакнула над моей тетрадкой.
Я не любила и не писала стихи. Прочитать вслух стихотворение перед всем классом было для меня настоящей пыткой. Но Маргарита, как мы называли ее за глаза, сумела увлечь меня даже таким скучным на мой взгляд произведением как поэма Маяковского «Ленин». Она читала нам ее вслух, поясняя чуть ли не каждую строчку. И я (признаюсь совершенно честно) выучила поэму полностью наизусть, читала про себя и до сих пор помню отдельные места.
В нашем классе я и моя подруга Ольга Решетникова ходили у Маргариты в любимых ученицах. Позднее она включила нас в редколлегию общешкольной литературной газеты «Юные голоса», где публиковались стихи и проза старшеклассников. Работа над этой газетой дала мне немалый опыт, который позднее пригодился в журналистике.
Дружбу с Маргаритой Михайловной я пронесла через всю жизнь. Вначале я скучала без нее и без ее мнения о той или иной книге, приходила в гости – то чаще, то реже, брала что-нибудь почитать. Иногда только перезванивались изредка: у каждой были свои заботы. Но 6 марта, в ее день рождения, у нее собирались многие ученики, особенно из того класса, где она была классным руководителем.
Особенно сблизились мы в последние годы ее жизни, когда она уже вышла на пенсию и начала хворать. Но даже во время болезни на столе у нее лежали книги и свежие газеты, а на некоторые мои вопросы она отвечала цитатами из классиков.
О ней постоянно заботились ее ученики Виктория Павловна Майорова, директор школы № 51, из Москвы звонила Людмила Алексеевна Бессолицина, помогали Людмила Бадич, Наталья Зенина и другие. Я звонила ей ежедневно, сочувствовала, давала советы (до выхода на пенсию, а работала она до 75 лет, она практически не болела) и до сих пор корю себя за то, что, наверное, не все сделала для нее, что могла бы сделать…
КНИГОЛЮБЫ
В 70-80-е годы буйным цветом расцвело Всесоюзное общество любителей книги. В каждом городе существовало областное правление, которое создавало свои ячейки или отделения на многих предприятиях города и области. Книги все еще были большим дефицитом, поэтому народ (хотя и платил личные взносы) активно группировался вокруг этого общества, зная, что через него можно достать хорошую детскую литературу или подписку на редкое собрание сочинений.
Я в ту пору работала литсотрудником в многотиражной газете «За темпы и качество» завода им. Лепсе. Председателем заводского общества книголюбов избрали начальника планового отдела Евгения Львовича Хомянка (позднее он стал директором завода), но это был человек весьма занятой и под его руководством работой занимался книголюбский актив во главе с секретарем.
Пору моего секретарства (вторая половина семидесятых) я вспоминаю как одну из лучших. С книголюбами мне удалось съездить, например, в Болдино (причем, ранней осенью) и побывать еще в некоторых поездках. Хотя нельзя сказать, что я сильно отоварилась книгами, поскольку к тому времени у меня уже была собрана солидная для того времени библиотека.
Скорее, я обзавелась новыми друзьями. Председатели и секретари часто пересекались в правлении, которое тогда ютилось в маленькой комнатенке на углу Большевиков и Гостиного переулка, и хорошо знали друг друга. Мы нередко оставались в правлении после работы или шли куда-нибудь, чтобы обсудить что-то недавно прочитанное, обменяться книгами (книгообмен был тогда очень развит). Постепенно сформировался небольшой кружок, в который, кроме меня, вошли Галина Кочкина («Маяк»), Марк Гозман (завод им. ХХ партсъезда), Салихзян Шакиров (КБ «Север»), еще кто-то, чьи фамилии забылись, ну и, конечно, секретарь областного правления Александра Омельченко. Наши встречи кто-то назвал «Синей лампой» (в противовес «Зеленой», Герценовской) и название это закрепилось в нашем узком кругу.
К каждой нашей встрече Галка Кочкина, влюбленная в творчество Цветаевой, учила какое-нибудь стихотворение и читала его нам. Благодаря ей, и я открыла для себя эту великую и прекрасную поэтессу, книг которой тогда практически не было.
С благодарностью вспоминаю Владислава Владимировича Пластинина, который с каждым всегда был очень дружелюбен и гостеприимен, не говоря уже о том, что прекрасно разбирался в книгах.
Но все кончается, быстро погасла и наша «Синяя лампа», хотя у каждого из нас она, безусловно, оставила свой след в душе.
«ТОВАР-ДЕНЬГИ-ТОВАР»
Журналистику и писательский труд, как мне кажется, связывает главное – любовь к слову.
Когда я оказалась в журнале «Товар-деньги-товар» (1992), я поняла, что попала в ядро «Верлибра» - городского литературного объединения, поскольку там работали поэты Николай Голиков, Сергей Ухов, Светлана Сырнева, Михаил Коковихин, Олег Чарушин.
Они и в прозе, в каком-нибудь небольшом журналистском материале, незначительной заметке проявляли себя людьми принципиальными и требовательными по отношению к слову, стремясь найти наиболее точное, наиболее выразительное. Нередко спорили, часто все вместе придумывали не какой-нибудь, а самый лучший по общему мнению заголовок для статьи.
Поскольку это было одно из первых независимых изданий, у него был свой особый, свободный стиль, не похожий на традиционный старо-советский, и, не скрою, что мне в эту пору пришлось переучиваться писать для прессы.
Ну, и конечно, в редакции проходили вечера, когда поэты читали свои стихи, а барды пели свои песни. Гостями были Евгений Останин, Вячеслав Литусов, Сергей Перминов и другие.
В редакции книга всегда ценилась и была в почете. По негласно заведенному обычаю на любом торжестве в первую очередь дарили книгу. Именно в годы работы в ТДТ свои первые поэтические сборники издали Михаил Коковихин, Светлана Сырнева, самиздатом увлекался Олег Чарушин. И не случайно некоторые наши сотрудники, например, Евгений Дрогов, занялись впоследствии книгоиздательским делом.
Я же все силы отдавала журналистике, стремясь к тому, чтобы отдельные статьи или очерки походили на небольшие рассказы. Помню, как-то художник Александр Демышев рассказал мне, как он ездил в гости на дачу к Борису Заходеру, поскольку готовился оформлять сборник его стихов. И рассказал он так живо и так красочно, что я почти полностью перенесла его рассказ в журнал, только написав его от третьего лица. Такие материалы я считала удачными.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Признаюсь, что теперь я мало читаю, больше сижу за компьютером. Если читаю, то чаще всего перечитываю. Очень часто современная литература отталкивает убогим языком. Для меня и в литературе, и в кино в первую очередь важен язык, а не содержание. Но и желание писать не покидает меня, независимо от того, что я буду сочинять: статью на заказ или бытовую зарисовку из моей жизни или из жизни моих знакомых. Кто-то обижается, узнавая себя в обобщенных персонажах маленького рассказика, кто-то по-доброму подбадривает и желает успехов…