( Из серии «Сибирские этюды»)
Однажды, в десятом классе, осенью, где-то в середине сентября, когда в Сибири по утрам уже во всю уже гуляют заморозки, Олег с друзьями, а их было четверо закадычных друзей, поехали на Ангару в дельту небольшой речушки Усть-Кут поохотиться. У них была своя алюминиевая лодка, купленная год назад в воинской части родителей офицеров за двухмесячную свою работу на складах военной техники. И тогда им вместо зарплаты выдали списанную американскую алюминиевую четырехместную лодку. Лодка была – высший класс. Предмет глубокой зависти всех местных ребятишек. У них, если и были лодки, то самые обычные деревянные.
Поехали они неожиданно, предварительно не собираясь и не договариваясь. Поехали утром после обычного своего завтрака. Кому-то из них на сытый желудок стукнула в голову шальная мысль - махнуть с ружьями на острова поразвлечься. А ружья у них были у каждого уже по несколько лет. Все они были членами Сибирского охотничьего общества, имели соответствующие удостоверения и охотились уже давно.
Так вот, кто-то из них утром позвонил им всем по домашнему отцовскому телефону и поделился пришедшей ему в голову идеей. Все с удовольствием поддержали его. Они учились хорошо и уроки на воскресение никогда не оставляли, все предпочитали делать в субботу, заранее. Поэтому воскресение они обычно оставляли себе для своих личных надобностей. Воскресение был их персонально личным днем.
Но на это воскресение планов у них не было никаких Делать им, в общем, было абсолютно нечего. В таких случаях Олег обычно брал в руки какую-нибудь книжку и ложился на диван почитать. Читать он любил и в таком положении мог находиться часами, если не сутками, ничего не видя и не слыша вокруг. Библиотека у отца была приличная, в основном классика. Даже подписная двухсот томная «Библиотека Всемирной Литературы» имелась. Так что, читать дома было что. Поэтому скучать Олег не умел. Времени на тоскливое ничего неделание у него практически не бывало. Такой проблемой он не страдал.
Но когда возникла эта мысль – махнуть «пропукаться» на острова, он ее с удовольствием поддержали. Он любил экспромты и был всегда легок на подъем. Они все быстренько собрались и пошли на Ангару, на лодочную станцию. Форма одежды у них на этот случай всегда была обычной и для всех одинаковой: военная камуфляжная куртка с капюшоном, подпоясанная патронташем, с полным комплектом патронов, такие же брюки, заправленные в болотные сапоги, а на головах – спортивные вязанные шапочки. И – все. Удобно и тепло. Лучше и не придумаешь. За спиной рюкзаки. Тоже армейские В рюкзаках кое что из еды. Ведь шли они на целый день.
Поэтому в рюкзаки обычно клали по куску хлеба да по луковице с солью. Вот, пожалуй, и все. Ну, иногда еще – по нескольку картофелин, да помидор с огурцом. Что еще остается? Ножи. Ножи охотничьи у каждого из них были свои. Какой охотник без ножа?! Каждый себе нож доставал или делал сам. Нож, как и ружье, были частью самого себя. Своеобразная визитная карточка хозяина. Поэтому здесь не было места случайностям. Только – индивидуальность. И все в округе охотники знали, какие у кого из них ножи. Ну, а что касается кухонного походного инвентаря, разных там котелков, ложек, кружек, приспособления для подвешивания котелков над костром, все это у них хранилось в лодке, в специальном ее отсеке с откидной крышкой, закрываемой на замок.. Ну, а завершали их экипировку конечно же ружья у всех на плечах. Ружья обязательно в чехлах. Так здесь было принято в те времена.
На лодочной станции, а станция была охраняемой и потому платной, они взяли у сторожа мотор, который хранился в отдельном помещении станции, поставили его на лодку, заправили, проверили, попрощались со сторожем и поехали вдоль берега вверх по Ангаре – надо было «зайтись», так говорили здесь, подальше вверх. чтобы сделать поправку на снос лодки течением и затем уж переплавляться на другую сторону. Ангара здесь широкая, чуть ли не полкилометра, поэтому пока переплываешь ее, тебя течением унесет вниз не меньше, чем на километр. А им в любом случае надо было вверх. Ведь речка Усть-Кут впадала в Ангару значительно выше города Иркутска.
Погода стояла прелесть какая! Тихо, солнечно, на небе ни облачка, небо такое голубое, что чуть ли не светится голубизной. Осень. Настоящая Иркутская осень. Золотая. По утрам уже заморозки, но днем воздух прогревается до десяти-пятнадцати градусов. Солнце огромное, яркое, желто оранжевое, но жаром не пышет, не обжигает, а просто катится по небу, словно апельсин по голубой тарелке, но катится так явственно, что даже открытыми глазами можно наблюдать за его движением.
Вот оно над головой, в зените, а присмотришься – оно уже медленно, медленно плывет к сопкам за Ангарой, где сразу же вспыхивает осеннее, желто красно багровое разноцветье растущих на склонах сопок деревьев смешанного леса.
Как будто кто-то, всесильный и всемогущий, взял палитру размешанных красок и начал гигантской кистью просто так, в беспорядке и вперемешку мазать на полотне красные, багровые, желтые, оранжевые, коричневые, зеленые и серые пятна. И получилось сказочное замысловатое «многоцветье», не имеющее вроде бы никакого смысла, но притягивающее неодолимо к себе взгляд и вызывающее в душе чувство восторга и благодарности природе за такую волшебную красоту.
Здесь пятна броской желтизны берез разрывают строгую зелень сосен, контрастируя с мягко матовой желтизной немногих здесь лиственниц и оттеняя багрово красную листву бурно растущих на склонах кустов боярышника и лилово коричневую, жесткость листвы местных ранеток. Игра цвета получалась неправдоподобно красочной. Просто фантастической. Это была уже не Левитановская «Золотая осень»». Это было нечто совершенно иное, неземное. Что-то наподобие картин французских импрессионистов. Или полотен отца и сына Рерихов из их Гималайского периода. Короче – красота невероятная. Неописуемая...
. Они с друзьями подплыли к заливу с островами и перебрались на другую сторону Ангары. К островам дельты Усть-Кута они подошли на моторе, а затем пошли на веслах по протокам.
А протоки здесь не поймешь какие. Прямых, широких и ровных практически нет, чаще всего узенькие и все крутят и крутят куда-то, то вправо, то влево, то назад, то вбок, а то и вообще сплошные тупики – не успеешь заехать, а уже разворачиваться надо, а протока узенькая, никак не развернешься, приходится назад кормой возвращаться. Причем, дно проток неровное, чаще всего илистое , редко когда песок или камень, иногда даже горная порода, часто с резкими, не слишком понятными переходами или ямами, то мелкими, то глубокими; и течение здесь совершеннейшее вразброд - то быстрое, то с медленное, а то и вообще не разберешь, есть ли оно вообще – стоячая здесь вода или все же течет куда-то.
Поэтому проще по ним плыть на веслах или даже на шесте. На шесте, это когда один из лодочников стоит на корме и, упираясь длинным алюминиевым шестом в дно протоки, толкает лодку вперед. И это не так просто, как кажется, потому что здесь еще сплошные заросли тростника и камыша, да такие, что хоть мачете с собой мексиканское бери, чтобы прорубать в зарослях дорогу. Но мачете в Сибирском хозяйстве не используется, поэтому надежда только лишь на шест.
А работа с шестом – это тебе не «фи-фи» какая-нибудь, это не просто махать палкой, пусть даже и металлической, она требует приличной силы, ловкости и умения, и с первого раза не получается ни у кого. Но Олег с друзьями эту школу давно уже прошли и спокойно управлялись с шестом. Пусть не виртуозно, как некоторые местные рыболовы, но нормально и вполне профессионально. Не суетясь и не мельтеша.
Они прокрутились по протокам наверное с полдня, и не так уж плохо постреляли. В садке на корме у них лежали несколько уток, пару «чирков» и один селезень. Вполне нормальная добыча. Не стыдная. Бывало, конечно же, и похуже, но бывало и получше. А так – не зря смотались. Не понапрасну..
Затем они решили остановиться, чтобы отдохнуть и немного подкрепиться. Они выбрали небольшой, но с высокими берегами, а значит, не болотистый, островок с копной сена посередине и причалили к нему. Достали из «бордачка» специальный металлический штырь с кольцом на конце, забили его в грунт и привязали к нему лодку. После чего вылезли на берег, отметили место, где поставили лодку, специальной палкой с белой тряпочкой флажком на конце, чтобы потом не бегать, искать лодку и пошли в глубь островка.
Там они нашли местечко посуше, наложили туда сена со стожка для подстилки, набрали на берегу плавника и веток для костра, разожгли костер, испекли картошку и спокойно, не торопясь, со вкусом поели. А потом вскипятили воды в котелке, густо заварили китайским чаем, швырнув туда чуть ли не пол пачки, и попили чая. Чай на охоте они пили всегда без сахара. Почему-то так было принято здесь и они, естественно, не могли не следовать этому местному обычаю.
Хотя на охоте или на рыбалке крепко заваренный чай никогда не казался пресным. Наоборот, он почему-то всегда был сладким «пресладким» и вкусным до невероятности. И пили его всегда горячим, из больших алюминиевых кружек, держа их сразу обеими руками в раскрытых ладонях и никогда при этом почему-то не обжигались. Затем они затушили костер, тщательно убрали все за собой, закопав мусор в тут же вырытую саперной лопаткой ямку. Привычка Сибирских ребят, воспитанная с самого детства, а, может, даже и еще раньше, взращенная в самых генах русских людей, пришедших сюда с незапамятных времен в самый центр заповедного Сибирского края, живших всегда в ладу с природой и считавших себя ее неотъемлемой частью.
Солнце уже начало клониться к закату, скатываясь за вершины приангарских сопок. Голубизна на небе сгустилась, стала глубинной, а на востоке, куда уходило солнце, даже засветилось изнутри перламутровыми оттенками заката. И все небо стало похожим на гигантскую жемчужную раковину, раскрывшуюся над землей, где солнце – сияющая жемчужина, спрятавшаяся в ее светящемся уголке.
Красотища неописуемая! Глаз невозможно оторвать! Но скоро начнет темнеть. И темнеть очень быстро. Пора бы уже и собираться домой. А то, пока они выберутся из протоков, а забрались они далеко вглубь дельты, пока переплывут Ангару, пока доберутся до лодочной станции, пока соберутся, пока утрясут разные там «то да се», как раз и стемнеет совсем. Домой придется идти уже в полной темноте. Хорошо, хоть луна на небе – спотыкаться не так уж и придется. В лунную ночь в Иркутске почти светло, можно даже «иголки собирать», не хуже, чем в Ленинграде, во времена его знаменитых «белых ночей.
Они поднялись и пошли к своей лодке. Но, подойдя к берегу, лодки они не увидели. Они удивленно переглянулись. Что за чушь?! Куда делась лодка?! Они же не новички. Не первый, как говорится, день замужем, они прекрасно знают, как в таких случаях надо поступать. Лодку они поставили здесь. Это точно. Вот палка, воткнутая в землю с привязанной к ней белой тряпочкой флажком, их метка. Так они всегда отмечали место причаливания, чтобы потом не искать. И эта метка у них всегда в лодке лежит для подобных случаев. Только она почему-то стоит гораздо ближе к кромке берега, чем должна быть. Или им это кажется?
Ладно, бог с ним, с этим местом. Оно здесь. Это точно. Как пить дать. Но – лодка-то где?! Неужели – унесло?! Не может быть! Они же привязали ее к штырю, а штырь длинный, металлический, его каждый раз молотком приходится в землю забивать. И к кольцу на нем они лодку цепью крепят. А на цепи – замок специальный, альпинистский, сам ни за что не раскроется. Все ведь у них отработано до мелочей. До рефлексов. До инстинкта. Осечек никогда не бывало. И лодку они еще немного кормой на отмель затащили. Отмель, правда, небольшая, но – все же, все же…
Не могло лодку унести. Не могло! И никто из посторонних не мог ее забрать, если случайно здесь проплывал. Хотя желающих позариться на алюминиевую было всегда предостаточно. Но чтобы забрать – такого быть не могло. Не могло. Не принято здесь такое! Ведь это же верная смерть. Они же сами отсюда никогда не выберутся. Надо будет просто сидеть и ждать.
Чуда ждать. Что там, на земле, может быть, все-таки исхитрятся и их найдут. Если только с вертолета будут искать. Слава богу, что дома знают, где они находятся. Они всегда дома говорили, куда направляются. Утром спохватятся и поднимут тревогу. В Сибири людей не бросают в беде. Потому что слишком хорошо знают, что с Сибирской природой шутить нельзя. Она шуток не понимает. И пренебрежительного к себе отношения – тоже. Бьет она всегда за просчеты очень жестко. И порой - жестоко.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ ЗДЕСЬ:
http://proza.ru/2012/04/26/458