Как ниска Чухачу латала штаны вожаку волчьей стаи Оррадону и освоила еще одно волшебство
В далеком сказочном лесу среди больших глубоких снегов одиноко стоит маленький домик с двумя крохотными окошками. В домике этом живет чуднАя ниска со смешным именем ЧухачУ.
Не знаете, кто такие ниски? Ниски — эта те же волшебники, только в отличие от последних, ниски умеют исполнять только самые ненастоящие, придуманные, сказочные желания. Вы скажите: обыкновенные волшебники тоже так могут. А вот и нет. Обычные волшебники исполняют обычные желания или, как они их называют, обычные детские «хочухи». То есть если, к примеру, вы попросите у обычного волшебника тысячу жевательных резинок или дюжину заварных пирожных, он тут же, не раздумывая, исполнят ваше желание. А если вдруг вы захотите на время превратиться в какого-нибудь страшного монстра с клыками, чтобы проучить ребят с соседнего двора или у вас появиться желание побыть крохотным человечком в какой-нибудь сказочной стране — то эти желания для вас сможет исполнить только ниска. Для нее это ничего не стоит.
И все же многие нисок побаиваются. Возможно из-за их вида. Все ниски ходят в длинных волчьих шубах, во многих местах проеденных молью, и в теплых меховых шапках с двумя дырочками для небольших рожек. Да-да, не удивляйтесь, у нисок есть рожки. Только рожки эти очень маленькие и сплошь покрыты шерстью. На руках ниски обычно носят кожаные перчатки с дырявыми пальцами. Внешне же ниски даже очень миловидные. У них узкие серые глаза, маленькие (обычно всегда сопливые) носы, а лица их всегда чумазы. Ниски жуть как не любят мыться. Заставить ниску помыться так же сложно, как заставить снять ее с себя волчью шубу.
Вообще нисок принято считать злыми волшебницами. Но это лишь потому, что взамен за исполнение какой-либо «хочухи» ниски заставляют маленьких детей спеть для них, или станцевать, а иногда, когда ребенок потребовал чего-то уж слишком ненастоящего, они могут заставить его спуститься в неизвестное, загадочное место под названием ТУха. Туха — это подземное царство о котором никто ничего не знает, а кто знает, тот обычно помалкивает об этом.
Ниска же Чухачу была совсем не похожа на всех остальных нисок. Нет, она тоже носила волчью шубу и на голове у нее тоже были рожки, и носом она хлюпала постоянно… Да вот только не злая она была совсем. Ну, ни капельки. Что не попроси у нее — все исполнит и взамен ничего не потребует. За это все остальные ниски перестали общаться с Чухачу. Поначалу Чухачу было ужасно обидно — ведь она же не виновата, что родилась доброй ниской! Но потом, со временем, она привыкла к своей непохожести и даже стала гордиться ею. Чухачу ушла в глухую, необжитую сторону леса, построила там себе маленький домик и стала жить среди вечных снегов и диких волков.
Волков Чухачу, как и все ниски, жуть как боялась. Однако вскоре она познакомилась с главным вожаком волчьей стаи ОррадОном, наполовину волком, а наполовину тухом. Да-да, тем самым жителем неизвестного подземного царства Туха. Правда волчьего у него было не так уж и много: уши, глаза, черный, всегда покрытый инеем нос, да теплые шерстяные штаны, которые ему достались в наследство от его волчьих предков. Два раза в год эти штаны подвергались линьке. От туха же ему досталось худое, бледное лицо, слегка покрытое белым пушком и длинные, всегда седые, волосы, а еще то, что ходил он на двух ногах, а не бегал, как обычные волки, на четырех лапах. А еще Оррадон, как и все тухи носил черное пальто, во многих местах побитое молью (моль — эта страшная напасть не только всех нисок, но и жителей подземного царства Тухи). Правда совсем недавно на пальто Оррадона появилась первая большая заплатка, аккуратно пришитая заботливой рукой Чухачу. Оррадон так был счастлив тому, что Чухачу смогла починить его любимую одежду, что на радостях даже преподнес ниске целого зайца, только что им пойманного.
Сегодня же Оррадон шел к Чухачу с порванными в двух местах своими теплыми шерстяными штанами. Еще вчера его стая случайно нарвалась на стаю диких голУков — мерзких, злобных птиц с большими крыльями и кривыми (свернутыми на один бок) клювами. Ох, и задали же голуки трепку Оррадону и его волчьей стае — насилу лапы унесли! А Оррадон насилу унес ноги. Однако на прощание несколько самых проворных голуков умудрилось схватить Оррадона сзади за штаны и вырвать из них пару клочьев. И вот теперь Оррадон понуро плелся к Чухачу, в надежде, что она сможет привести в порядок его совсем недавно обросшие после последней линьки, любимые штаны.
Чухачу же в это самое время как раз ходила вокруг своего дома и собирала снег в большую кастрюлю. Завидев еще издали Оррадона, Чухачу очень обрадовалась гостю. Вожак стаи ей очень нравился. Он был хоть и немного по-волчьи глуп, но зато мудрости ему было не занимать, как впрочем, и всем тухам. Чухачу просто обожала слушать истории Оррадона о том, как он, неизменный вожак стаи, перед очередной охотой произносил для своей стаи напутственную речь. Обычно он повторял свою речь Чухачу слово в слово и в эти мгновения он был просто неотразим. Он вскакивал на стул (как на скалу), гордо поднимал вверх голову, его серые маленькие ушки смешно дрожали и он громко, так чтобы его можно было услышать во всем лесу, повторял смешные до коликов слова. Глядя в сосредоточенное лицо Оррадона, в его по-звериному горящие глаза, Чухачу представляла, как же веселилась вся волчья стая в момент произнесения этой забавной речи.
— Здравствуй, достопочтенная Чухачу, — низко поклонился ниске, подошедший Оррадон. — Вот пришел к тебе со своей очередной бедой, — повернулся он спиной к Чухачу и, задрав полы пальто, показал две большущих дырки в своих шерстяных штанах.
— О, чух-чух, — смешно прочухала Чухачу, — что с тобой приключилось, мой друг? Ни моль ли съела твои штаны?
— Да какая там моль! — воскликнул Оррадон. — Мерзкие голуки постарались! Ух, — оскалился он, — когда-нибудь я доберусь до этих отвратительных птиц и перья-то из их хвостов повыщипываю!
— Ха, чух-чух, — рассмеялась Чухачу, — как же это, друг мой, тебя так угораздило. Это ж надо, какое несчастье, чух-чух.
— Ой, достопочтенная Чухачу, — нахмурился Оррадон, — перестань, пожалуйста, повторять это свое «чух-чух». От этих слов у меня каждый раз начинает дергаться правая нога, потому что ужасно хочется почухать себя за ухом.
— Еще чего, чух-чух! — возмутилась Чухачу. — Как же я могу прекратить повторять эти слова, когда я их знаю с детства. Да все ниски так говорят. У нас даже имена связаны с этими незатейливыми словами.
— Ладно, — махнул на Чухачу рукой Оррадон. — Говори что хочешь. Только сделай что-нибудь с моими штанами! Ведь следующая линька еще так не скоро, а штаны у меня дырявые. Я же замерзну! Да и вообще, как мне теперь показываться перед своей стаей, а перед знакомыми тухами?! Скоро Новый Год, они обязательно меня позовут на праздник, а что ж я там буду светить дырками?
— Ладно, — внимательно осмотрела штаны Оррадона Чухачу, — иди в дом. Что-нибудь придумаем.
Зайдя в уютный домик ниски, Оррадон, как и все уставшие от бесконечных скитаний и одиночества волки его немолодого возраста, довольно потянул оттаявшим носом съестной запах жилища и, распластавшись на мягкой кровати, сладко зевнул.
— Ну-ка, — вошла в дом Чухачу, — поворачивайся-ка на живот. Сейчас я буду штопать твои штаны, — показала она огромную иголку вожаку волчьей стаи.
Завидев такую большую иголку, Оррадон по-волчьи испуганно заскулил.
— А может волшебством обойдемся? — взмолился он.
— Я — ниска, — гордо проговорила Чухачу. — Я штанами не занимаюсь. Вот если бы тебе были нужны новые уши или клыки, тогда — пожалуйста, а штаны — это дело наживное, в них нет ничего необычного. Жаль только, что ты вырванные клочья с собой не принес.
— Нет, ну ты уж совсем, любезная Чухачу, надо мной издеваешься! — возмутился Оррадон. — Как же я мог принести с собой вырванные клочья, если они остались в кривых клювах этих мерзких голуков! Да слава богам, что я вообще от них ноги унес!
— Нужно было проследить за птицами, — учила Оррадона Чухачу. — Наверняка твои клочья они выплюнули где-то по дороге.
— Эх, — с жалостью проговорил Оррадон, — и мои шерстинки теперь заносит снегом.
— Ладно, — достала из-под кровати маленький мешочек с разноцветными лоскутками Чухачу, — сейчас что-нибудь подберем по цвету. Вот эти вполне подойдут, — покрутила она в руках серые лоскутки.
— Эх, — с грустью глянул на лоскутки Оррадон, — стыдоба какая. Да я в таких штанах до следующей линьки и показаться-то не смогу в приличном обществе. Эх, тухи не простят мне, что я не пришел на праздник.
— Да ладно тебе, — успокаивала его Чухачу. — Твоих латок и видно-то не будет. Я все сделаю красиво и аккуратно.
— Как же, — не успокаивался Оррадон, — тухи глазастые. Обязательно приметят, что штаны у меня залатаны. Эх, как у какого-то безродного пса! Как у проходимца какого-то…
— Ладно, хватит хныкать, — сказала Чухачу и, втянув нитку в игольное ушко, принялась за дело.
— Ой! — страшно взвыл Оррадон, когда Чухачу всадила иглу в его штаны. — Да ты что ж это, любезная, озверела! Эдак ты меня погубишь совсем! Так больно уколола, что прямо в глазах темно стало.
— А ты как хотел, чух-чух, — возмутилась Чухачу, — латки-то пришивать мне приходится иголкой. Конечно, тебе будет больно, а что поделать, если штаны ты снять не можешь.
— Да уж если бы они, проклятые, снимались, я бы снял их! Да ведь они умеют только линять!
— Тогда терпи! — приказала Оррадону Чухачу. — Ложись, живо, на живот и терпи! Ведь ты как-никак вожак стаи! Видели бы тебя твои серые братья сейчас. Отправляясь на охоту, ты вон, какой смелый, вон какие речи произносишь. А здесь скулишь, словно щенок.
— Так я же речь произношу перед охотой, а не перед тем, как на живую зашивать штаны, — ложась на живот, жалобно проговорил Оррадон. — Ой! — снова громко взвизгнул он, когда Чухачу сделала первый стежок. — Если бы моя стая только знала, что приходится терпеть их вожаку, ой! Если бы мои братья-волки видели эти ужасные страдания, через которые мне приходиться проходить, ой! Да я бы им сейчас, лежа вот тут, почти что умирая от боли, произнес бы такую речь, что у них слезы на глазах бы выступили, ой! Я сказал бы им: дорогие мои собратья, серые волки мои, ой! Отправляетесь вы на страшные мучения, ой! На ужасные испытания. Будут зашивать вам, ой…, дорогие мои братья, штаны на живую, ой!... И будет вам страшно, ой! И будет вам больно, ой-ой-ой! И шелохнуться нельзя, ой! И вздохнуть лишний раз не получается, ой! А перед глазами туман, ой! А в тумане уже отчетливо различаются контуры волчьего рая, ой! А там, в волчьем раю, благодать, ой! Тепло, сухо, ой! Уши не мерзнут, нос не покрывается инеем, ой! И в целой округе кроме благородных волков никого нет, ой! Все волки в раю породистые, с густым подшерстком, ой! … С блестящей шерстью, ой! С отменным нюхом, острым глазом, ой-ой! И каждого волка в раю перед собственным теплым, уютным логовом по утрам, ой! … Лежат свежие тушки зайцев, ой! А где-то неподалеку, ой! … Течет чистая речка, ой! … С вкусной водой, ой! А на большущих елках, ой-ой-ой! … Растут сладкие косточки, ой! А еще, вдали, ой! … Виднеется широкое озеро, в котором бурлит теплый мясной бульон, ой!
— Бульоном я тебя и сейчас могу угостить, — пряча иголку, с улыбкой проговорила Чухачу. — А о рае, друг мой, тебе еще рано думать. Смотри, — протянула она зеркальце Оррадону. — Нравится?
Измученный и уставший, Оррадон посмотрел на торчащие среди густой шерсти его штанов маленькие серые латки в виде снежинок.
— А ничего, — любуясь работой ниски, довольно проговорил Оррадон. — Даже очень ничего, — крутился он с зеркалом в руках. — Просто-таки новое направление в волчьей моде! Да на празднике мне все будут завидовать! Ну ты, любезнейшая Чухачу, просто кудесница!
— Я, чух-чух, — довольно проговорила Чухачу, — ниска. Кудесники штаны не латают.
— Эх! — воскликнул счастливый Оррадон. — Стоили мои мучения того! Такая красота у меня теперь сзади, что хочется любоваться и любоваться ею! Нет, все же ниски — великие волшебники!
— Нет, — почему-то погрустнела Чухачу, — к сожалению это совсем не волшебство. Это так просто. С таким заданием мог справиться и не волшебник.
— А вот это ты не права, любезная Чухачу, — возразил Оррадон. — Волшебство да колдовство — штука не хитрая. Сказал пару заклинаний и все: что пожелаешь, тут же исполнится. А вот волшебство, созданное своими руками, своим талантом и фантазией — это уже не просто волшебство, а волшебство с большой буквы «в». Нет, Чухачу, ты все же великая ниска. Отныне ты умеешь с помощью иголки создавать на штанах такие замечательные вещи, от которых голова идет кругом!
— Чух-чух, — смущенно прочухала в ответ Чухачу, — спасибо тебе, мой друг, за такие добрые слова. А я уже было совсем отчаялась — думала, что совсем уж перестала быть ниской. Да за такие замечательные слова, Оррадон, я угощу тебя вкусным бульоном с потрохами.
— С потрохами! — радостно взвизгнул Оррадон. — Эх, и хорошая же у меня жизнь! Ни у кого такой нет сладкой жизни, как у меня! Только, — нетерпеливо прыгал возле Чухачу Оррадон, — мне, любезная, мою любимую, самую глубокую и самую большую миску. И потрохов побольше. Мне всего, всего как можно больше…