Мы взяли наёмный экипаж, и Холмс довольно долго объяснял вознице дорогу. Тот выглядел недовольным – правда, ровно до тех пор, пока Холмс не вложил ему в руку золотой.
- Куда мы? – спросил Уотсон - В «Листопад»?
Мне показалось, он слегка удивлён.
- Да. Это, мисс Кленчер, - тут же пояснил Холмс для меня, - загородный дом одного чудаковатого богача, моего доброго приятеля. Я хочу задать ему несколько вопросов, а вы вместе со мной послушаете ответы.
- Но какое отношение к этой истории может иметь Коллинер? – Уотсон недоумённо пожал плечами.
- Может быть, и никакого. Зато он имеет отношение к моему брату – да ведь я вам, кажется, и говорил уже об этом.
- К вашему брату? Мне-то казалось, речь идёт больше о моём...
- Ерунда. Брат – есть брат, неважно, в чьей он собственности, - отрезал Холмс, и Уотсон, сражённый подобным аргументом, остался сидеть, приоткрыв рот и хлопая глазами, как кукла.
Несколько мгновений Холмс наслаждался произведённым эффектом, но, наконец, рассмеялся и легонько хлопнул товарища по колену:
- Да я шучу, Уотсон. Просто Руд – очень своеобразный коллекционер, он коллекционирует сплетни. Мне к нему и прежде случалось обращаться. Я должен узнать об утопленницах побольше, и он мне поможет. Понятно вам? Ну, вот и хорошо, что понятно, а то вы сидите, как громом поражённый, - он снова тихо рассмеялся и вдруг заснул – так стремительно, как засыпают только дети. Вот только что говорил, смеялся, и уже челюсть отвисла, голова упала на грудь, дыхание стало размеренным и слышимым, и глазные яблоки перекатываются под веками.
- Доктор, - обеспокоенно спросила я. – Это не опасно? Он в порядке?
- Просто ещё не вполне отошёл от наркоза, - ответил Уотсон, с улыбкой привлекая Холмса к себе и устраивая удобнее – тот, кстати, реагировал на это тихим продолжительным звуком, отдалённо напоминающим кошачье мурлыканье. – Пусть подремлет – нам далеко ехать.
Ехать оказалось, действительно, далеко – колёса то постукивали по мостовой, то со скрипом катили по дощатому тротуару, то тонули в просёлочной пыли. Уотсон рассеянно глядел в окно, машинально придерживая спящего Шерлока при толчках. Я хотела бы расспросить его и о таинственном Коллинере, и об этой старой жуткой истории, но не решалась заговорить первая, а он, кажется, забыл о моём существовании, что бы там ни говорил Холмс про треугольники.
Наконец экипаж свернул с наезженной дороги, следуя, по-видимому, какому-то указателю, которого я не заметила, и под колёсами снова застучало.
Мы ехали по мощёной плитами дорожке, вьющейся по удивительно красивому парку. Он казался одновременно и ухоженным, и девственным, не испорченным цивилизацией. Я даже заметила пару белок, бешено метавшихся вверх и вниз по ветвям старого клёна.
Уотсон осторожно похлопал Холмса по руке:
- Проснитесь, мы приехали.
- Что-что? – хрипло и непонимающе переспросил тот, но, протерев глаза и проморгавшись, наконец, пришёл в себя и сел прямо.
- Я заснул? Надо же! А ведь не собирался. Вот странно...
- Ничего странного, вы ещё под действием лекарства, да и ослабели от раны, - тут же заспорил Уотсон. – Вам бы следовало отлёживаться сейчас, а не... Впрочем, вы это делаете из-за меня, насколько я понял, так что не мне вас упрекать.
- Вот и помолчите, - он улыбкой смягчил кажущуюся резкость своих слов, поправил галстук и шляпу, после чего окриком велел вознице остановиться.
Экипаж стал. Уотсон сошёл и подал мне руку. Холмс сделал то же самое, но у другой дверцы. Мне пришлось выбирать, на чью руку опереться.
Я выбрала руку Уотсона, Холмс на это чуть приподнял бровь, и мне захотелось сказать ему какую-нибудь колкость.
Прямо перед нами возвышалась каменная стена с подъёмным мостом. Кладка выглядела очень древней – растрескавшейся, местами поросшей мхом. Мне сразу пришли на ум повести о рыцарских замках, подземельях, гробницах предков и родовых проклятьях. Тем больше было моё удивление, когда Холмс, дождавшись, пока экипаж отъедет, надавил на какой-то выступ у ворот, и над ними вспыхнула лампа – несомненно, электрическая.
Очевидно, угадав по моему лицу, о чём я подумала, Холмс проговорил:
- Эклектичность во всём – его кредо. Потом, он механик-любитель и в средствах не стеснён.
- Процедура та же? – спросил Уотсон, почему-то усмехаясь.
В тот же миг над нашими головами сухо механически щёлкнуло и низкий голос, искажённый каким-то устройством, потребовал:
-Назовитесь. Я не жду гостей.
- Шерлок Холмс, Джон Уотсон, Мэргерит Кленчер, - послушно назвал нас всех Холмс.
Несколько мгновений царило молчание. Затем снова раздался резкий звук – на этот раз лязг.
- В сторону! – вдруг крикнул Холмс и дёрнул меня с места так, что я чуть не упала. В следующее мгновение подъёмный мост с жутким грохотом свалился нам под ноги, обдав нас с ног до головы пылью.
- А, проклятье! – отплёвываясь, вскричал Уотсон. – Это сущее несчастье, его любовь к механизмам!
- Входящий в замок, - гулко откликнулся бесплотный голос, - не поносит с порога его хозяина.
- Извините, Руд, - откликнулся доктор – без тени виноватости, впрочем. – Но в следующий раз этот мост прибьёт кого-нибудь насмерть, и вы будете держать ответ.
- Незваными ко мне, кроме вас, не ходят, - парировал голос. – А вы остережётесь – для этого вы достаточно искушены. Входите, господа, входите, леди. Приветствую вас в «Листопаде» и жду в каминном зале.
ДЖОН УОТСОН.
Ничего не переменилось в чудаковатом доме чудаковатого хозяина с тех пор, как я был здесь год назад. То есть, он не застыл статично – новые механизмы, новые мудрёные штучки, так восхитившие меня при первом знакомстве, но в целом всё то же самое, включая хозяина: бледное с желтизной худое нездоровое лицо, умные глаза, большой насмешливый рот и безупречный костюм от лучшего портного. Он поцеловал руку Мэрги, пожал – Холмсу, а меня обнял за плечи, как лучшего друга, и притянул к себе, преодолевая моё слабое сопротивление и говоря при этом:
- Доктор, дорогой. Всё искал случая попросить у вас прощения за своё участие в той, прошлогодней авантюре, которая, должно быть, стоила вам седых волос.
Я криво улыбнулся. Авантюра была авторства Холмса, и Коллинер мог считать себя повинным в ней лишь постольку - поскольку. Мне не были неприятны его извинения - он нравился мне, но столь откровенно проявленная приязнь всколыхнула старую неловкость, заставив меня вспомнить об очень специфическом взгляде Коллинера на мужскую дружбу «с первого взгляда».
- Ну, а на этот раз что вас привело? – прямо спросил он, надавливая на подлокотнике своего массивного кресла какую-то кнопку. Через мгновение в «каминном зале» появились две крадущиеся молчаливые тени, и на столе стали появляться приборы и всё, что нужно для чая. – Присаживайтесь, леди и джентльмены. Холмс, вам будет удобнее в кресле, чем на стуле. И имейте в виду, пренебрежение осторожностью сделает вас инвалидом ещё до сорока лет. Вы, доктор, я помню, пьёте с молоком, но без сахара. А вы, леди?
- Мне, право, всё равно, - пролепетала немного поражённая первым – пусть даже поверхностным - знакомством с «Листопадом» Мэрги. – На ваш вкус...
- О нет, - засмеялся Коллинер, - не стоит полагаться на вкус, человека живущего без печени. Я совсем не пью чая. Как, собственно, и кофе. Только соки, да и то не все, да ещё специальный травяной отвар. Отвратительного вкуса. Хотя... виски тоже особенно вкусным напитком не назовёшь... Возьмите ещё сахару, Холмс, не стесняйтесь – ложка ещё не стоит у вас в стакане.
Холмс чуть улыбнулся и кинул кусок сахара в рот.
- Ну вот, теперь с любезностью покончено, - удовлетворённо сказал Коллинер. – Итак?
- Я расследую самоубийства женщин, - без обиняков начал Холмс. – Я говорю о шести утопленницах, имя последней из которых Сара Коблер. Их всех роднит кое-что общее – незадолго до утопления, по крайней мере, четырём из шести была произведена операция по изгнанию плода.
Брови Коллинера поползли вверх:
- При чём тут я? Я – последний человек в Лондоне, чьё имя следовало бы связывать с такими вещами, как аборт.
- Я назову вам имена пяти остальных, - словно не обращая внимания на его реплику, продолжал Холмс, - а вы скажете мне, если что-то покажется вам... достойным того, чтобы быть сказанным.
- Тычете пальцем в небо? – хмыкнул Коллинер. – Очень это на вас похоже... Однако, вы сюда неспроста явились, так что... ладно, валяйте, называйте.
- В июле – Дебора Ланскерн, в августе – Милли Уэйт, Анна Керни. В сентябре – Дина Хоуэлл, Мэри Мервизер и Сара Коблер... так вам незнакомы эти имена, Руд?
- Странное совпадение, - подумал я вслух. – Старика, который умер в госпитале позавчера, тоже звали Хоуэлл.
- А женщину, навещавшую его – Дина, - вдруг добавила Мэрги.
- Но ведь не могла утопленница навещать его...
- Не могла. Именно поэтому последние дни он очень тревожился оттого, что она не приходит.
- А когда нашли тело? – спросил я.
Холмс, который проявил к нашим с Мэрги воспоминаниям и соображениям до обидного мало интереса, всё-таки полез в карман за своей записной книжкой.
- Полицейский протокол от раннего утра девятнадцатого сентября. Ну, допустим, ещё два-три дня тело было в воде, судя по сохранности тканей. Получается, ориентировочная дата смерти шестнадцатое сентября.
- Тогда это вполне возможно, - сказала Мэрги. – Последний раз она навещала отца десятого – я помню.
Коллинер не принимал участия в нашем обсуждении и выглядел каким-то чересчур задумчивым. Он взял со стола кусок хлеба, отщипнул мякиш и стал скатывать в длинных и нервных пальцах хлебный шарик.
- Он же никогда ничего не делает просто так, - припомнил я, имея в виду Холмса. – И вид Коллинера – лишнее тому подтверждение. Он не наобум пришёл, он знает, о чём должен спросить, просто подводит Коллинера к тому, что ответ неизбежен.
- Мне знакомо имя Анна Керни, - наконец, неохотно проговорил Коллинер. – Да и вам, полагаю, оно знакомо. Она ведь, насколько я понимаю, совсем недавно рассчитывала сменить его на более короткое...
- Тем более странная ситуация, правда? – глаза Холмса сузились и потемнели, как две бойницы крепости в предгрозовую погоду.
- О помолвке было объявлено где-то в начале апреля, - задумчиво припомнил Коллинер. - Конечно, никаких объявлений в газеты – всё очень скромно, только личным друзьям, не такого он полёта птица, чтобы широко рекламировать свою личную жизнь...
- О ком вы говорите? – грубо не выдержал я – мне стало уже казаться, что эти двое нарочно интересничают и умалчивают.
Холмс развернулся ко мне всем корпусом и посмотрел в глаза так пристально и пронзительно, словно вновь готовился меня суггестировать. Я вдруг увидел, что его радужки чуть заметно пульсируют, а заодно и вспомнил, что по учебнику это вроде бы признак порока сердца – аортальной недостаточности. «Надо будет мне, как следует, выслушать его сердце, когда вернёмся домой, - виновато подумал я. - Хорош врач – на самого близкого своего пациента обращает внимание только тогда, когда тому едкой дрянью рану растравят».
- Анна Керни была невестой моего брата, - сказал Холмс голосом ровным, но почему-то показавшимся мне жутковатым, – во всяком случае, ещё весной дело обстояло именно так. С тех пор мы с Майкрофтом не виделись – в отличие от достопочтенного Коллинера, не так ли? – и он быстро метнул взгляд в сторону Руда.
Я был удивлён. Из всех предыдущих событий и разговоров следовало, что между Холмсом-старшим и Коллинером отношения, скорее, неприязненные, чем дружеские, а вот, оказывается, они встречаются не реже, чем братья Холмс друг с другом. И, похоже, Холмс даже рассчитывает получить какие-то сведения о своём брате от Коллинера.
- Ну, вот откуда вы всё знаете? – досадливо спросил Коллинер и смял свой хлебный шарик в пальцах. – Да ещё явились сюда не один, а со свидетелями, как нарочно.
- Нарочно, - сказал Холмс, - без «как».
- И, по-вашему, это красиво?
- А мёртвая женщина – красиво? – парировал Холмс.
- Ну, хорошо, допустим. Но почему вы сразу не пришли ко мне – ведь, я полагаю, имена несчастных вам не первый день известны?
- Потому что у меня только теперь появилась новая мысль. Да и сколько можно, наконец, делать вид, будто ничего не происходит, а если и происходит, то нас-то, уж точно, не касается.
Должно быть, выражение лица у меня сделалось совсем непонимающим, потому что Коллинер счёл нужным объяснить.
- Вам ведь, Уотсон, известны мои предпочтения? – в упор спросил он. – Я не хотел бы сейчас шокировать даму всеми этими подробностями, поэтому если вы понимаете, о чём я, то и довольно того. Но всё-таки одна женщина у меня в жизни появилась несколько лет назад. Из-за неё, собственно, а вовсе не из-за разных взглядов на одни и те же вещи, наши отношения с мистером Холмсом-старшим испортились так прочно и надолго. Особенно, когда он узнал, что я...
Холмс кашлянул в кулак, и Коллинер посмотрел на него вопросительно.
- Эту мысль вы можете не развивать, Руд – всё достаточно прозрачно. Тот самый пресловутый треугольник, насколько я понимаю.
- Я ничего не смыслю ни в любви, ни в её геометрии, - отмахнулся Коллинер. - Анна никак не могла смириться с тем, что меня не интересуют женские прелести, и прилагала все усилия, чтобы изменить порядок вещей. Но самое смешное, что и мистер Шахматист не мог смириться с тем же самым, хотя уж кому –кому, а ему-то это было весьма на руку... Знаете, Холмс, меня иногда очень веселят люди – они настолько противоречивы, что сами порой запутываются в своих мотивах, как паук в паутине.
- Вы говорите о моём брате, - мягко, без нажима, напомнил Холмс.
- Я знаю, - веско ответил Коллинер. – Но это вам он брат, а не мне. А у меня он, последовательно и ничего не пропуская, отбирает людей, которым я небезразличен. Отбирает – и выбрасывает за ненадобностью. Кого – в воду, кого – в руки негодяев.
Я увидел, как при этих словах побелели суставы пальцев Холмса – так он стиснул подлокотник своего кресла. Коллинер же, напротив, откинулся на спинку стула с расслабленно-насмешливым лицом.
- Ну что? Скажете, что я неправ или уступите-таки своей природной правдивости, мастер Шерлок, и признаете, что в моих словах не просто зерно, а целая тыква истины?
И Коллинер, и Холмс, определённо, забыли сейчас и о моём присутствии, и о присутствии мисс Кленчер. Прежние обиды, прежние долги вдруг надвинулись на их лица, как надвигаются от линии горизонта грозовые тучи, постепенно темнея и занавешивая всё небо. В воздухе запахло грозой. На свой страх и риск я решил вмешаться:
- Так значит, Анна Керни любила вас, Руд, но замуж собралась за мистера Холмса, и такое положение дел имело место в апреле. А что произошло потом, Холмс? Как она оказалась в воде, и как в воде оказались остальные пятеро?
- Хороший вопрос, Уотсон! – издевательски похвалил меня Холмс. – Вы обладаете незаурядным талантом формулировать вопросы именно так, как их стоит формулировать. Анна Керни не просто оказалась в воде. Она, по всей видимости, ещё и вытравила плод незадолго до этого. И что-то подсказывает мне, что этот плод имел отношение отнюдь не к моему брату.
Разумеется, вместо «Листопада» мы могли бы отправиться и на Пэлл-Мэлл, но что-то остановило меня от этого шага. Наверное, вам не стоит объяснять, что именно меня могло остановить, Коллинер?
Я заметил, что, говоря это, он всё больше нервничает, зато Руд оставался совершенно спокоен. Он небрежно барабанил пальцами по столу и посматривал на Холмса снисходительно, как старший на младшего.
- Конечно, не стоит, - улыбнулся он так широко, что я заметил, что дёсны его разрыхлены и кровоточат. – Я и сам знаю. Майкрофт бы вас с лестницы спустил, и это ещё в лучшем случае. Хотя это вы с его подачи заинтересовались утопленницами, не так ли? Но вам закрался в душу вопрос, без ответа на который вы и спать теперь не будете. А именно, кто мог бы назвать себя отцом этого нерождённого младенца. Хотя ума не приложу, какое это теперь имеет значение. Как, по-вашему, доктор Уотсон, - вдруг круто повернулся он ко мне. – Имеет это значение?
- Если подозревать убийство, то да, имеет, - честно ответил я и почему-то страшно обрадовал Коллинера своим ответом.
- А-ха-ха-ха, - захохотал он. – Так вот почему вы здесь, а не на Пэлл-Мэлл! – и вдруг резко оборвал смех и проговорил, осуждающе качая головой. – Не сходите с ума, Холмс. Шесть смертей аналогичны. Ни я, ни Майкрофт здесь не причём. Я приватно виделся с Анной в апреле, июне и в конце августа, но не в столь интимной обстановке, как вам кажется. Все три раза она была очень разной, так что, полагаю, её роман с Шахматистом протекал отнюдь не гладко и завершился разрывом. Может быть, у вас и были бы причины для тревоги, если бы не остальные пять женщин – как вы их назвали?
- Не хочется снова искать записную книжку... - Холмс насмешливо и вызывающе посмотрел на Мэрги. Мэрги порозовела, опустила глаза, чуть наклонив голову влево вбок, что у неё было признаком скрываемого недовольства, но ответила без задержки:
- Дебора Ланскерн, Милли Уэйт, Дина Хоуэлл, Мэри Мервизер и Сара Коблер.
- Благодарю вас. В вашем присутствии излишне вообще делать какие-то записи. Иногда очень неловко писать на глазах у опрашиваемого свидетеля, да и собственные мысли можно ненароком упустить, сбившись – у меня хорошая память, но и я, увы, не всегда могу полагаться на неё в полной мере... Коллинер, моё внимание на утопленниц обратил именно Майкрофт. Правда, он не озвучил тогда своих мотивов, но я полагаю, что...
- Этого следовало ожидать, - понятливо кивнул Руд.