Будильник. Сигарета. Кофе. Стандартный и давно привычный набор для пробуждения от сна сегодня был неполным: в наличие был лишь первый компонент. Дефицит двух других важных условий утреннего пробуждения в будни был легко объясним: глубокой ночью, накануне, запас был досрочно исчерпан во время долгого разговора по душам о последних событиях в жизни семьи. Ничего не оставалось, как спешно одевшись, сбегать в ближайший киоск во время вынужденной паузы из-за занятого душа.
Проспект, на котором стоит мой дом, встретил утренней прохладой, свежестью зелени молодых листочков на деревьях и кустах вдоль тротуара, редкими прохожими, гулом автомобилей, не затихающим ни на минуту. Шум улицы стал привычным и круглосуточным, как и режим работы, ближайшего к дому киоска, в котором всегда можно было найти необходимое для борьбы со сном, будь то утром или ночью.
Раздумывая над образами соседей, которые сопровождали в лифте родной многоэтажки, я начал неторопливыми шагами мерять расстояние до желанной торговой точки с нужными мне условиями для пробуждения. Их образы меня привлекли своим однообразием фигур и разнообразием вкусов. Встреча с ними состоялась в дверях большого лифта на моем этаже: пришедший лифт, мигнув створками дверей, представил стоявших в нем соседей с верхних этажей, что напомнило мне фотоаппарат из детства, в котором, точно также, шторки затвора открывались перед объективом, клядя на пленку изображения мира в рамочке.
На этот раз, моим миром в рамочке стали две женщины. Примерно, одного возраста и телосложения, они представляли такой тип моих сограждан, которых легко было вложить в стереотип средней женщины. Все в сосдках было средним: возраст, внешнеий вид, образ жизни, фигура и еще многое другое, чтобы вывести средний показатель по стране. Фигуры у них были бесформенны. Одна из них, та что была с мальчишкой дошкольного возраста, была одета безлико, бесцветно и безвкусно настолько, насколько было необходимо, чтобы взгляд встречного не пожелал на ней останавиться. Другая, отличалась тем, что ее наряд отображал попытку стать заметной в безликой толпе. Это было достигнуто за счет умеренного разнообразия: ажурной, средней длины, юбки на чехле бледно-оранжевого пастельного цвета, и в тон юбке, короткий, посаженный по фигуре, пиджак из плотной светлой ткани.
Остальное ускользнуло от моего внимания по вине лифта. Время спуска на первый этаж было исчерпано. Лифт привычно подпрыгнул, словно поперхнулся, и стал. Двери его открылись, и вышедшие из тесноты и полумрака кабины попутчики заторопились по своим делам, демонстрируя мне одинаковые прически, спины, талии, бедра, икры и походку. Меня удивило в них: сходство внешности и различие отношения к жизни. Сходство было во всем, кроме одного: пусть не до конца успешной, но все же попытке одной из женщин выразить свою индивидуальность.
Желание неординарно выглядеть для женщины не было удивительным, а вполне предсказуемым. Поразило отсутствие такого желания у женщины с ребенком. Неужели она перестала чувствовать себя женщиной? Может быть, виной тому материнство, которое способно до такой степени нейтрализовать желание женщины нравиться? Я всегда придерживался противоположной точки зрения: ничто не делает женщину - ЖЕНЩИНОЙ, как счастье иметь детей.
Размышления прервались фигуркой девочки возле прилавка нужного мне киоска. Она стояла на цыпочках, едва доставая подбородком до окошечка в двери. На вид ей было 10-12 лет. За спиной висел школьный рюкзак. Светловолосая, с немыслимой прической, вся в косичках и завитушках, она пальчиком показывала на конфетки и жвачки. Задачка для школьницы была не простой: нужно было не только тщательно отбрать желаемое, но у уложить свое желание в пять гривен, купюру которых трепетно зажимал маленький кулачек девочки.
С противоположной от меня стороны, к киоску торопливым шагом подошел средних лет мужчина, и, постояв пару минут, не дождавшись, заторопился к следующему киоску, стоящему чуть ниже, в 20 метрах от выбранного мною и девочкой. Надежда в том, что я смогу уложиться в паузу, отведенную мне для покупки женой, решившей принять утром душ, растворялась с каждой минутой моего ожидания.
Маленькая "женщина" не столько наслаждалась возможностью покупки сладостей в школу, сколько процессом выбора: она несколько раз в минуту отменяла предыдущий свой выбор и делала новый. Процесс обещал быть долгим, если не вовсе бесконечным. Прозорливый и опытный мой конкурент был прав в своем нетерпении,- решил я и, потеряв последнее терпение, зашагал к следующему киоску. От киоска, к которому я направился, отходил с покупками знакомый мне мужчина, как впрочем, и я, через пару минут позднее.
Мой обратный путь вновь пролегал мимо знакомого киоска. Девочка, удовлетворив свою страсть выбирать, невинно сидела на лавочке автобусной остановки и рассматривала свои покупки. Меня не столько удивила страсть девочки, объяснимая в ее, да и не только в ее, женском возрасте. Я был поражен долготерпением продавца. Той самой женщине в окошке киоска, которая мужественно выдержала осаду подростка, дав мне значительную фору: будь я на ее месте, уже давно бы потерял последнее терпение и точно дал бы волю гневу. Тогда бы свершилась недопустимая для педагогики процедура: солидный, седой, интеллигентный с виду, мужчина обрушил бы накопившуюся злость на девочку, такую невинную в своем желании.
Устыдившись, я уже подходил к родному подъезду. Возле десяти ступеней крыльца суетилась супружеская пара достаточно преклонного возраста. Картина была до того сентиментальной и романтической, что заставила меня замедлить шаги с тем, чтобы вдоволь насладиться увиденным.
Мужчина суетливо бегал за женой, которая, опираясь на палочку. Ее попытка преодолеть преграду, со стороны, казалась подвигом. Неторопливо, с усилием и мукой на лице, она поднималась со ступеньки на ступеньку. Спутник ее был одновременно нежен и растерян. Неспособность помочь женщине в этом, непростом для нее, деле, до такой степени огорчала его, что он с трудом, казалось, сдерживал слезы от бессилья.
Видя все это, я наконец опомнился, и торопливо принялся открывать входную дверь, чтобы хоть чем-то помочь мужчине. Пропустив вперед пару, я на одну секунду поймал взгляд мужчины. В его глазах была такая благодарность за помощь ему, что у меня стал комок в горле.
Неторопливо, я последовал вслед за ними к лифту, где, все так же, беспомощно, мужчина пытался разобраться с единственной кнопкой вызова двух лифтов. Я вновь поспешил на помощь, вызвав лифт. Пара, кряхтя и охая, вползла в полумрак кабины лифта, пришедшего на мой зов. Мужчина устроил женщину как можно удобней в углу кабины, и повернулся к пульту на стене. Новая волна его беспомощности призвала меня на выручку и в этот раз.
«Шестой» - вопросительно обратился я к мужчине. «Одиннадцатый» - так же кратко, вторил он мне, - « А вы можете мне показать кнопку одиннадцатого этажа? Я ничего не могу здесь разобрать?» - жалостливо он обратился ко мне.
Я нажал кнопку своего этажа, молча показав ему нужную кнопку на пульте. Мужчина тут же поднес к ней свой указательный палец, и с надеждой на новую помощь, вновь обратился ко мне: «Нажимать сейчас или когда остановимся?». Лифт дрогнул, и с достоинством, неторопливо поплыл вверх, звеня железками, скрипя и вздрагивая.
«Когда остановимся. Потом!» - ответил я на вопрос, и приготовился выходить. Мужчина стоял рядом, терпеливо держа палец над нужной ему кнопкой. « Ну, слава Богу! Добрались!», - внезапно за спиной выдохнула женщина. Я совсем забыл о ней, стоявшей тихо в темном углу кабины, одновременно опираясь спиной на стенку и руками на палка, до того она была спокойна и необременительна для нас, своей слабостью и беспомощностью благородной старости.
Идя по коридору к двери квартиры, я чувствовал волнение от пережитого. Меня поразила супружеская пара, приехавшая издалека в гости к соседям по дому. Беспомощные и жалкие с виду, они родили во мне восхищение и зависть своей преданностью и заботой. Мне стало еще и стыдно от того, что я всю прогулку утром пытался кого-то оценивать и критиковать, осуждать и нетерпимо гневаться, в то время, как сам был ничтожно жалок в своей суете перед величием двух стариков.
Будильник. Сигарета. Кофе. Теперь комплект полон. И я могу насладиться своим приобретением: утренней сигаретой с чашкой горячего кофе. И еще тем, что открыли во мне встречи во время короткой вынужденной прогулки утром. До чего прекрасен и удивителен мир вокруг, подумалось мне перед походом в свободный уже душ.