Производственный совет заседал в кабинете Егоровны. Две трети совета составляли "вновь избранные" верные Егоровне тетки из шкуроварни. Несколько женщин из консервного - те, с кем говорила Майя. На них тоже надеяться не приходится. Боятся. Впрочем, касательно трех женщин из консервного я счастливо ошибся.Они за меня вступились..
Работу совета начали с нашего "Черного полковника" - пенсионера, с недавних пор именуемого женщинами Петром Великим за внушительный рост. Пенсионер снова "загудел", постоянно носил в кармане куртки бутылку "Белого аиста", поддерживая в течение смены нужный тонус. К концу смены "Император" набирался уже изрядно и любил рассказывать, как его турнули из партии перед самой пенсией, избавив таким образом от уплаты немалых взносов...Пенсия у военно-морского "черного полковника" была всего лишь на полтинник меньше заработка колхозного грузчика. Освобождение от бремени взносов позволяло флотскому пенсионеру покупать ежемесячно лишнюю бутылочку коньяка. Факт этот грел "Императору" душу как пример того, кто все же больше пострадал в результате изгнания пенсионера из передовых рядов: партия или изгнанный.. А в целом моряк на пенсии был добродушным, жизнерадостным человеком. Женщины называли его "Императором" с оттенком почтения, правда любили цеплять полковнику хвост из упаковочной веревки, когда он собирал у рыбообработчиц рыбу, раздавая взамен специальные пластмассовые баранки.
У меня от славного советского ВМФ после кратковременного пребывания на сборах оставался неприятный осадок, но на "Императора" это как-то не распространялось.
Первоначально Егоровна смотрела на кайфующего пенсионера сквозь пальцы. Увы длинный язык "черного полковника" подвел его роковым образом.
Неделю назад, совершая в сопровождении верной Блянцевой и юного технолога традиционный карательный обход, Егоровна сделала пенсионеру пустяшное замечание. Если бы тот в ответ издал привычное "слушаюсь", все закончилось бы миром. Но, успевший хлебнуть "Жигулевского" "Император" не ограничился уставным штампом.
Надо сказать, что ко времени столкновения с Егоровной, военмор работал на складе, куда его перевели по его же просьбе. В помещении склада в теплое время года было жарко. Источником жары были автоклавы и машина, варившая соус. Куртка пенсионера прилипла к телу. Соленый пот ел глаза. Пиво подлечило больную с утра головушку, но перспектива погрузки огромного рефрижератора заставляла военмора нервничать. Автомобиль был вплотную пристыкован к дверям склада. Доступ свежего воздуха фактически отсутствовал.
И в этот мерзкий час на складе появилась Егоровна. Суть ее замечания сводилась к мусору на полу склада. Уважаемому пенсионеру было предложено после завершения погрузки взять метлу и навести на складе показательный порядок. Но военмор отреагировал неожиданно сказочно. Он высказал предположение, что Егоровне классическая голиковая метла подходит куда больше. Особенно в пикантном комплекте с изделием из ствола мощного дуба, коим пользуются для скорых воздушных перелетов долгоживущие сказочные персоны женского полу. Таковая атрибутика, как предположил пенсионер, позволит Егоровне лучше войти в роль, ибо у многих вызывает знакомую с детства пугающую дрожь. От превкушения встречи с нечистой силой.
"Черный полковник", обладая незаурядным флотским красноречием, минут пять убеждал опешившую Егоровну, что она имеет все внешние данные упомянутой обитательницы заповедных и дремучих отечественных чащоб. И такую же мохнатую душу. Напарник полковника тоже опешил, но сумел запомнить сцену в подробностях и впоследствии умело излагал увиденное и услышанное.
И вот славный пенсионер, как нашкодивший школяр, предстал перед советом. Долго с военмором не церемонились. "Император" схлопотал пять лет без премий и льгот, поблагодарил Егоровну персонально, и побежал в магазин за коньяком. Работать более в колхозе он, разумеется, не собирался, бесполезную "Трудовую книжку колхозника" подарил той же Егоровне, а через неделю пристроился к баржестроителям каким-то конторским бездельником на 150 рублей.
А производственный совет и напарнику военмора влепил те же пять лет лишений. Бедный Сема не смог сдержать ехидной улыбки, когда "Император" красочно сравнивал Егоровну с Бабой Ягой. Улыбаться Семе расхотелось надолго...
Далее пошли рыбообработчицы. Прогрешением бедных женщин было нарушение веса кильки в банках при укладке. Кара за попытку нанести колхозу ущерб посредством заталкивания в банку лишней рыбки, была стандартной: лишение 20 процентов квартальной премии.
- А как ее, заразу, подберешь, чтобы вес совпал точно ! Пока подбираешь - норму и не выполнишь ! - возмущалась в коридоре молоденькая Настя.
- Лет пять поработаешь без квартальных - научишься. На глаз будешь подбирать. С точностью до грамма !
- Водичкой вес надо регулировать ! Это в колхозе не запрещено. Под столом у меня банка с водой. Я рыбу укладываю так, чтобы вес наверняка был меньше нормы. Ставлю на весы и доливаю воду. Быстро и точно ! Рыба ведь сок пускает от соли. Поди, докажи, что это вода.
- Где же ты раньше была, Варя ! Не могла раньше присоветовать...
- Не думала, что вы такие глупые, сами могли бы сообразить.
- Так ведь до Егоровны только замечания в журнал писали за превышение веса. Премий не лишали.
- Привыкай ! Егоровну тоже надуть можно.
Меня пригласили последним. Не буду подробно рассказывать о спектакле касательно моей персоны. Подобный сценарий имел место быть и на партбюро и на партсобрании. Майя пыталась было за меня заступиться, но Егоровна грубо оборвала мастера, пообещав заняться ее соответствием занимаемой должности. Начальница лишила бы меня, как и "Императора" всех премий и льгот на те же пять лет, но такой кары удостаивались лишь те, кто "употреблял" на работе, а также расхитители колхозного добра.
Сии грехи приписать мне было пока никак, поэтому совет ограничился лишением премии за квартал. Впрочем, мудрый Бонифаций настоятельно советовал следить, чтобы у меня в сумке и карманах " случайно" не оказалась банка кильки или ставридина. Люди, подобные Егоровне, способны на любую пакость...