1.
Участковый Водогреев пришел в подведомственный дом разбираться по поводу жалобы на шумных соседей. Участковый был не то чтобы юн, и не сказать, чтобы красив, но вполне бесстрашен. Он опасался только особо крупных собак и рамок металлоискателей. Ему отчего-то казалось, что если он пройдет через рамку неправильно, то из нее могут выскочить сверкающие лезвия и разрезать его напополам. Или, к примеру, она выстрелит лазером прямо в его кажущееся подозрительным лицо. Но вообще лицо у участкового было совсем не подозрительное. Над ним даже имелся милый русый чубчик.
А еще участковый любил котят, но скрывал это от коллег.
Дом был панельный, неопрятный, похожий на огромную грязную вафлю. Пройдя через пахнущий мусором подъезд, выкрашенный в неживой зеленый цвет, участковый оказался прямо перед нужной дверью. Жалоба поступила от одного из жильцов первого этажа.
За дверью участковый обнаружил бабушку боевого типа. Впустив Водогреева, она вернулась в комнату и заняла свою обычную, как понял участковый, позицию. Бабушка сидела посреди комнаты на чемодане, решительно сжимая в руках швабру.
- Вот если это не прекратится, возьму чемодан и съеду, - угрожающе сказала бабушка. – А сюда цыган заселю. У вас на учете цыгане есть?
Цыган у Водогреева не было. Он навострил уши, чтобы уловить шум, изводивший жилицу, но тут бабушка подскочила и несколько раз сильно ударила шваброй в потолок.
- Ироды! – крикнула она.
Посыпалась штукатурка, убелив бабушку и участкового. От грохота Водогреев опешил, но потом все-таки услышал доносящиеся откуда-то сверху громкую музыку и бурчание телевизора. Передавали прогноз погоды, и участковый даже разобрал, что завтра будет солнечно, а от всех мужских проблем избавит известное лекарственное средство.
- И целыми днями так! – надрывно сказала бабушка и опять постучала в потолок. – И разврат какой-то слушают!
- А кто у вас там? – спросил участковый.
- У меня?! – взвилась бабушка. – Это у вас кто там! Это вы следить поставлены! И чтоб порядок!
- То есть с соседями не говорили?
- Буду я с ними говорить еще, - ритмично действуя шваброй, ответила бабушка. – А если бандиты? Зарежут и сварят суп. Я по телевизору видела.
Участковый кивнул и направился к двери.
- Вы их там прижмите! – напутствовала его бабушка. – А то съеду! У меня чемодан есть!
Дверь в квартире сверху участковому Водогрееву открыл тонкий молодой человек с гривой темных волос, тоже тонких. Выглядел он недокормленным. Следом за молодым человеком из квартиры вырвалась такая волна звука, что участкового прижало к стене.
- Это что ж вы делаете, гражданин, - укоризненно сказал Водогреев.
Молодой человек не расслышал, но прочел упрек во взгляде участкового и пожал плечами.
- Там же внизу из-за вас бабушка на чемодане! – чуть громче продолжил Водогреев.
- Зая! – прорезался сквозь музыку и крики героев сериала юный, но довольно противный женский голос. – Зая, кто там?!
- Убавь! – рявкнул в квартиру молодой человек. – К нам мили... поли...
- Участковый Водогреев.
- К нам участковый, зая!
Музыка стала немного тише. В прихожую метнулась девушка с большими прозрачными глазами и прижалась к груди молодого человека. Оба заи смотрели на участкового отчаянно, как пионеры-герои.
- Вы что шумите? – спросил наконец Водогреев. – На дневное время, между прочим, тоже есть всякие... децибелы. А внизу бабушка.
Бабушка подтвердила свое существование глухими ударами швабры.
- Да мы же не ей шумим, - сказали заи. – Мы верхним шумим! От них жизни никакой нет! Топают!
С потолка действительно слышалось какое-то дробное постукивание. Зайдя в комнату, участковый обнаружил, что от постукивания даже дребезжит стекло в книжном шкафу. Сильнее оно дребезжало только от бабушкиной швабры. Кроме того, по потолку расползались мокрые пятна.
- Это же ужас, - сказал молодой человек. – А мы только поженились. Они лишают нас семейных радостей.
- Я котлеты жарить не могу, так нервничаю, - сказала девушка и заплакала.
- А бабушка-то причем? – развел руками участковый. – Вы и ее лишаете.
- Она – случайная жертва, - отрезали заи. – Почему мы одни должны мучаться?
- Вы телевизор сделайте потише и музыку выключите, - велел участковый. – А то бабушка цыган заселит. А я пойду наверх и разберусь.
- Вы только осторожнее, - затрепетала девушка. – Вдруг там опасные сумасшедшие живут?
- Нет, у меня опасный сумасшедший только один, в соседнем доме, - успокоил ее Водогреев.
Поднимаясь по лестнице, участковый Водогреев пыхтел и корил себя. Ведь надо было, как в старые времена, сразу после назначения на должность обойти все дома и со всеми познакомиться. Но домов на его участке было так много, и все они были такие многоэтажные, а перевели Водогреева сюда всего три месяца назад. Познакомиться он успел только с самыми отпетыми жильцами и с одной жалобщицей, не менее отпетой. Она караулила Водогреева за углами, под кустами, в магазине и даже в парке, где он прогуливался в выходные. Каждый раз Водогреев получал от нее стопку написанных ажурным почерком жалоб на родственников, соседей, ЖЭК, правительство города и страны, а также на потусторонние силы, которые эти жалобы диктуют. Однажды жалобщица выскочила из мусорного бака, Водогреев очень испугался и чуть не ударил ее коробкой из-под кухонного комбайна, который подарил жене на 8 марта.
Из следующей квартиры на Водогреева пахнуло бергамотом, иланг-илангом, пачулями, шанелью неизвестного номера и еще чем-то дамским. Свет был приглушен, стены задрапированы чем-то невесомо-складчатым, а на потолке сияли звезды, наклеенные с помощью двухстороннего скотча. Со звезд капала вода.
По квартире, дробно топоча каблучками, бегала дама в маленькой шляпке и большой юбке. Лицо у нее было утонченное и страдальческое. Ногами дама ловко передвигала ведра, тазы и мисочки, предназначенные для уловления льющейся со звезд воды. В руках же она держала блокнотик, и промокшее пространство вокруг нее было усеяно смятыми листами бумаги. Дама, несомненно, была поэтессой.
- Это невозможно! - мелькая перед Водогреевым, нежно вскрикивала дама. – В этой атмосфере я схожу с ума! Я не нахожу себе места! Видите? Не нахожу! Сырость! Сырость капает слезами с потолка, вы понимаете?
От поэтессиного мельтешения у Водогреева закружилась голова, и он присел на стул. Стул был мокрый.
- Господин полицейский! – продолжала бегающая дама. – Спасите меня! Вселенная прислала вас, чтобы вы вырвали меня из пасти безумия!
- Меня соседи прислали, - возразил участковый. – Потому что вы круглосуточно топаете, как гиппопотам.
- Я?! – от неожиданности поэтесса даже остановилась, прижав длиннопалую руку к груди и всем видом показывая, что это оскорбление ранило ее навылет. – Неужели вы не понимаете?! Неужели вы не видите?!
- Вижу, - смягчился Водогреев. – Заливают вас. Что ж вы не позвонили куда следует?
- Я боюсь, - поэтесса куницей прыгнула к Водогрееву, вытаращила на него глаза – маленькие, темненькие, обведенные синим карандашом, - и зашептала: - Понимаете, я теперь постоянно боюсь. Ведь если со звезд капают слезы...
- Это не слезы, а водопроводная вода.
- А вы попробуйте, - поэтесса обмакнула дрожащий мизинец в тазик и прежде, чем Водогреев успел воспротивиться, сунула палец ему в усы. Водогреев машинально облизал усы и удостоверился, что вода – соленая.
- Вот видите, - горячо зашептала поэтесса, надвигаясь на участкового. – Я сойду с ума, я сойду от этого с ума! У меня тревожность! Я места себе не нахожу! Я спать не могу, потому что ведь нужно найти место, где спать, а я не нахожу! Меня преследует амфибрахий! А еще... – поэтесса покосилась на ведра и тазики, но они стояли смирно и не подслушивали. – еще мне кажется – все знают, что на мне красное нижнее белье! Мне кажется, оно просвечивает через одежду! Ведь просвечивает, да?
Участковый Водогреев, который под натиском поэтессы постепенно отступил в прихожую, нащупал дверную ручку и честно ответил:
- Нет, совершенно не просвечивает.
- Да вы с ума сошли! – вскричала поэтесса и рванула на груди артистически-белую блузку.
- Гражданка, одумайтесь! – перепуганный Водогреев вылетел на лестничную клетку и захлопнул за собой дверь.
- Берегитесь! – бесновалась за дверью поэтесса. – Там зверь! Там зверь, от которого плачут звезды!
Все-таки участковый Водогреев был недостаточно бесстрашен. Он долго топтался перед дверью, за которой, возможно, находился зверь, и пытался сделать начальственно-страшное лицо. Лицо, похожее на словосочетание «силовые структуры» твердостью, угловатостью и зловещей заостренностью в нужных местах.
Но ничего не вышло. На миролюбивом лице Водогреева все еще прочитывались приязнь к супруге и котятам, а также желание вернуться домой до полуночи.
Дверь была не заперта. Зверем оказался мужчина неопределенного возраста, с хилой бородкой и глазами проникновенными и бессмысленными, как у коровы. На голове у мужчины был махровый тюрбан. Что еще на нем было надето – разглядеть возможным не представлялось, поскольку проникновенный мужчина сидел в огромной деревянной бочке, из которой торчала только его голова. Бочка была установлена прямо посреди комнаты и занимала где-то половину ее площади. При каждом движении сидящего из бочки выплескивалась вода.
Участковый, шлепая по мокрому полу, подошел к бочке поближе и представился:
- Водогреев.
- Спасибо, мне греть не надо, - глядя и на участкового, и в то же время как будто сквозь него, ответил сидящий в бочке. – Я так.
- Нет, вы не поняли. Я ваш участковый.
- А я – йог и биолог, - тоже представился хозяин квартиры. – И еще ветеринар, но это в прошлом.
- Вы поэтессу с нижнего этажа затопили, - строго сказал Водогреев. – Она там с ума сходит и топает. А под ней молодожены. А под ними бабушка на чемодане, цыган грозится заселить.
Йог и биолог задумчиво кивал. Водогреев, привыкший, что перед ним сразу начинают оправдываться, рассердился:
- И что вы творите? Для водных процедур есть ванная! Что вы сидите тут в бочке, как огурец?!
- Ах, какая агрессия, - вздохнул йог и нырнул в бочку с головой.
Ожидая его возвращения, Водогреев изучал комнату. В комнате не было ничего, кроме бочки, свернутого трубочкой коврика для занятий йогой в углу и синего четырехрукого бога, нарисованного на стене. Бог смотрел на Водогреева с брезгливым недоумением.
Потом чуткий профессиональный слух участкового уловил посторонние звуки. К сожалению, они опять доносились с потолка. Наверху, кажется, происходил бытовой конфликт с применением физической силы. Кто-то валял кого-то по полу, в кого-то чем-то швырялись, кто-то посылал кого-то к какой-то матери.
- Вот видите, - вынырнув из бочки, сказал йог и поправил мокрый тюрбан. – Сплошная агрессия. А я так не могу. Мне нужно созерцать гармонию и пропускать через себя правильные энергии. А они транслируют неправильные энергии. В таких случаях помогает только купание в соляном растворе. Очень умиротворяет.
- А почему вы не умиротворяетесь в ванной? – удивился Водогреев. – Для водного умиротворения граждан предназначена ванная, а не гостиная.
- Не могу, - с плеском пожал плечами йог и биолог. – В ванне у меня растут лилии Глена. Редчайшее растение, занесено в Красную книгу. Или вы считаете, что я должен губить их из-за вспышек чужой агрессии?
Сверху кто-то кому-то дал по почкам.
- Вот видите, - сказал йог и биолог. – Они целыми днями проявляют агрессию, поэтому я целыми днями вынужден сидеть в бочке. А мне самому надоело, у меня уже кожа слезает. Но надо беречь ауру, вы согласны?
- Угу, - рассеянно кивнул Водогреев. – Я-то разберусь, только вы бочку потом, пожалуйста, демонтируйте.
- Как только, так сразу, - согласился йог. – И вам, кстати, тоже надо бы поберечь ауру. А то она у вас какая-то зеленоватая.
Неправильными энергиями йога и биолога травили, как оказалось, трое крепких мужичков с круглыми щеками редисочного цвета. Они сосредоточенно дрались, то выкатываясь через распахнутую дверь на лестничную клетку, то вкатываясь обратно в квартиру.
- Граждане! – окликнул их Водогреев.
Двое граждан, поднатужившись, навалились на третьего и стали возить его по полу.
- Да че ж вы ... делаете ... сволочи ...! – перешел на более понятный язык Водогреев, после чего оттащил одного за шиворот и спустил с лестницы, а второго взял за грудки и собрался уже дать ему по морде.
- Ты чего брата бьешь?! – возмущенно завопил тот, которого возили по полу.
Участковый, хотя брата еще и не бил, разжал кулак и смущенно отряхнул пойманного гражданина.
- Увлекся, - примирительно сказал он. – Я участковый ваш, Водогреев. Вы зачем применяете физическую силу?
- А ты зачем? – воинственно спросил спущенный с лестницы и пнул того, которого продолжал держать за грудки Водогреев.
- Чтобы конфликт пресечь, - приосанился участковый. – Вы шумите и энергии распространяете. Из-за вас йог внизу в бочке сидит. А у поэтессы...
- Наша квартира, что хотим, то и делаем, - хором сказали граждане. – Хотим – деремся, хотим – балет смотрим!
- Балет – это хорошо, - одобрил Водогреев. – А вот драться зачем?
- Жрать потому что очень хочется, - грустно ответили мужички. – Отбивных хотим... котлет... пирогов домашних... А эти нам сквозь вентиляцию запахи пущают! А мы голодные сидим! Озвереешь тут!
- Кто пущает? Какие запахи? – не понял Водогреев.
- Эти, сверху, понаехавшие! – наперебой закричали мужички. – Да ты понюхай!
Водогреева проводили на кухню. Там пахло и вправду умопомрачительно – и мясом, и пирогами, и заморскими приправами, и даже жареными осьминогами. Пахло так сильно, как будто все это было прямо здесь, на плите. Обитатели квартиры громко сглатывали слюну и тихо матерились. Водогрееву тоже вдруг мучительно захотелось есть, есть вкусно и много, и от невозможности осуществить это желание захотелось кого-нибудь стукнуть.
- А у нас только пельмени мороженые и кетчуп, - пожаловались мужички. – И водка. Ну и картошка где-то была, только она проросла давно и скуксилась.
- От меня жена ушла, - сказал тот, которого возили по полу. – А она знаешь как готовила! Да я б за каждую ее отбивную родину продал!
- Не трожь родину, - строго сказал спущенный с лестницы.
- Вот, жена, значит, ушла, а братья меня поддержать приехали. А ведь пока была жена-то, на кухне ее пирогами пахло, отбивными, котлетами там, цыпленком табака... А как выветрилось, - мужичок горестно махнул рукой.
- Вот и деремся, - закончили братья и синхронно потянули носами.
- Да вы б к ним поднялись, познакомились – вдруг угостят? – брякнул Водогреев.
Лица братьев стали суровыми и непримиримыми.
- Ты чего?! Там же эти... ну эти... – мужичок, от которого ушла жена, попытался с помощью пальцев придать своим глазам раскосый вид. – Я видел пару раз. Подниматься к ним еще!
- Это ты поднимайся, - поддержал его брат. – И скажи, что готовить они себе там могут что хотят, уж ладно, но запахи чтоб тоже у себя держали. Я тут пятнадцать лет живу, а они мне... пирогами... воняют!
- Всю квартиру провоняли, - добавил третий брат. – Я ночью подушку жевал.
- Ладно, разберемся, - кивнул Водогреев.
- Только ты там смотри, - мужички переглянулись. – Вдруг они наркотики на самом деле варят?
- И маскируют пирогами!
- Потому что – мафия.
2.
Семь маленьких, желто-смуглых человечков прыгали перед Водогреевым и совали ему под нос какие-то бумажки с печатями. Но нос участкового занимало совсем не это. Его ноздри заполняли запахи божественной, подрумяненной и сдобренной специями пищи, из-за чего воспринимать реальность адекватно Водогреев был не в силах.
- Здравствуйте, граждане. Я ваш участковый, граждане, - в пятый раз сказал он. – Водогреев, граждане... Да что же вы тут такое едите?!
В глубинах заставленной двухъярусными кроватями и застеленной циновками квартиры хлопнула дверь – самый сообразительный закрыл кухню, и запахи стали немного слабее.
- Окно откройте! – жалобно попросил участковый. – У меня язва желудка сейчас от всего этого будет! Во мне соки бурлят! Что же вы такое готовите невозможное, граждане зарубежные гости?!
- Мы не готовить, - замотали головами человечки. – Мы курить.
- Как – курить? – насторожился Водогреев.
- Нет, нет, - забеспокоились человечки. – Палочки... Дым... Благовонялки! Благовонялки жечь!
- Ду-ухи... – добавил самый пожилой человечек и присел на корточки, воздев руки к потолку, как будто делал утреннюю гимнастику.
Остальные негромко ухнули и синхронно склонили перед участковым головы. Водогрееву стало неловко.
- Граждане иностранные гости, - по возможности членораздельно сказал он, помогая себе жестами. – Я к вам по жалобе. Из-за этих ваших запахов внизу братья дерутся. Прекратите их, пожалуйста, издавать.
Человечки тревожно зачирикали, как птицы в период гнездования, и опять замотали головами.
- Ду-ухи, - сказали они и показали на потолок.
Озадаченный Водогреев прошел на кухню и действительно обнаружил там курильницы, в которых тлели несъедобные на вид тонкие палочки, распространявшие запахи и мяса, и пирогов, и заморских приправ, и даже жареных осьминогов. В углу сидел худой, смиренный мальчик и, закрыв глаза, наигрывал на неизвестном инструменте что-то тоскливо-восточное.
- Нет, граждане, так нельзя, - решительно сказал Водогреев. – Это вам в храм надо, буддистский какой-нибудь или не знаю. А в квартире нельзя. Жильцы есть хотят и звереют.
И тут сверху что-то зловеще завыло. Зарубежные гости упали ниц, а мальчик, став от страха лимонно-желтым, заиграл громче.
- Мы бояться, - пролепетали с пола зарубежные гости. – Духи. Духи любить вкусный дым. Надо ублажить духов.
- Иначе духи залезать ночью в уши и красть силу жизни, - неожиданно добавил оказавшийся говорящим мальчик.
Вой повторился, и теперь его сопровождал грохот железа. На кухне неожиданно похолодало. Участковый Водогреев, скосив глаза, посмотрел на пар, выходящий у него изо рта, и почувствовал, как шевелятся волосы на руках и ногах. Особенно активно они шевелились на левой руке, непосредственно рядом с часами с дарственной надписью «Уважаемому Водогрееву от коллектива».
- Это еще надо разобраться... - неуверенно сказал он. – Это еще надо разобраться, кто здесь духи, а кто просто воет из хулиганских побуждений...
- Разобраться, разобраться, - радостно закивали зарубежные гости, ежась от холода. – А то мы бояться очень. И все время болеть. Грипп, простуда, аспирин!
Дверь в квартире на следующем этаже была покрыта старым дерматином и инеем. Участковый Водогреев нажал на кнопку звонка и с удивлением обнаружил, что палец примерз к кнопке. Решив использовать это как преимущество, Водогреев терзал звонок безостановочно, на протяжении двух минут, давя онемевшим пальцем на кнопку, которая топорщилась дерзко, как девичий сосок на морозе.
- Ухо-оди-и... – тихо и зловеще проныли наконец за дверью.
- Не могу, - решительно ответил Водогреев. – Я примерз. Я участковый ваш, Водогреев, по жалобе.
- Ухо-оди-и... – совсем уже умирающим голосом повторил неизвестный жилец и чем-то загремел.
- Гражданин, прекратите шум и откройте дверь, - потребовал участковый.
За дверью по-совиному заухало, захохотало, загрохотало, завыло, а потом раздался невыносимый скребущий звук – его вполне мог бы производить медицинский скальпель, режущий на тарелке китайского производства шницель из человеческого мяса. Кулинарные ассоциации все еще преследовали Водогреева.
- Гражданин, откройте! – не сдавался примерзший участковый.
Сквозь иней на двери проступило заборное ругательство, написанное эктоплазмой.
- Вы, гражданин, дух, призрак или просто буйный? – внутренне трепеща, но сохраняя суровый вид, спросил Водогреев. – На каком основании проживаете? С какого года? Вы совершеннолетний? Женаты? Есть ли судимости? Дети? Жалобы на соседей, энергии, шум, слезы с потолка?
- Изыди! – взвыли наконец за дверью. – Призрак я, понял? Призрак! Несудимый! Проживать не могу по причине невинноубиенности. Существую на данной жилплощади в качестве кары за грехи. Понял? А теперь, - призрак откашлялся и сменил тон на привычный, мертвяще-шелестящий, как шум листьев на кладбище: - ухо-оди-и...
Водогреев попытался отодрать палец от звонка, но это оказалось больно. Не так больно, как в детстве, когда любознательный будущий участковый лизал на морозе качели, но тоже очень неприятно.
- Гражданин призрак, - продолжил, вздохнув, Водогреев. – Не знаю, за какие-такие грехи вас сюда направили, но от вас остальные жильцы страдают. И китайцы, а, может, вьетнамцы или там монголы, и братья, от которых жена ушла, и йог в бочке, и...
- С этими всеми вообще не знаком, - отрезал призрак. – И грехи не мои. Какие ж на мне грехи, если я невинно убиенный? Я этому, сверху, за его грехи послан. Убивцу, злодею и деграданту. В качестве, значит, укора и назидания.
- Гражданин призрак, - обрадовался вдруг участковый. – Раз вы тут не проживаете, то освободите, пожалуйста, помещение. А то наряд вызову.
- Вызывай, вызывай, - призрак тоже обрадовался, только как-то нехорошо. – Давненько я души из сотрудников милиции не вытрясал. И за ноги к потолку, на проволоке, я сотрудников милиции тоже давненько не подвешивал.
- Полиции, - строго поправил Водогреев. – То есть вы мне, значит, угрожаете при исполнении?
- Пугаю маленько, - смущенно хихикнул призрак. – Не могу я помещение освободить, пока наверху убивец. Я к нему за грехи приставлен. А он сидит как пень и носа никуда не кажет. Ну и я сижу. Ни тебе могилку свою проведать, ни бабушку родную. Понятно, вою.
- И вы, значит, уверены, что наверху живет убийца?
- Да вот те кре... ай-й, жжется!.. Уверен, уверен. Ты... вы уж с ним разберитесь, господин полицейский, пусть раскается или съедет наконец, окаянный. Застрял я тут, как Ильич в мавзолее...
- Я, конечно, разобраться постараюсь, - с достоинством сказал Водогреев. – Только я же из-за ваших температурных аномалий к звонку примерз!
- Да подыши ты на него. Подыши, а потом плюнь.
И участковый отправился дальше, оставив немного своей плоти на дерзко выпирающей кнопке звонка.
Водогреев стоял на лестничной площадке и остервенело тер глаза. Только что он увидел необыкновенное – средневекового рыцаря в полном облачении, тяжелого и сегментированного, как мокрица. Правда, доспехи у рыцаря были не сверкающие, скорее наоборот – тусклые, грязные, подернутые зеленоватым налетом и, кажется, плесенью. Рыцарь жевал сосиску, пропихивая ее через отверстие в забрале.
Водогреев перестал тереть глаза и еще раз присмотрелся к жильцу. Да, он, несомненно, был рыцарем. И, несомненно, ел сосиску.
- Я ваш участковый, - взглянув на меч, которым был оснащен рыцарь, печально сообщил Водогреев.
- Ну, - неопределенно ответил рыцарь. А внизу старательно, выводя леденящие душу рулады, завыл призрак.
- Вас нижний жилец не беспокоит?
Рыцарь доел сосиску и попытался облизать пальцы, но мешало закрытое забрало.
- Не, - сказал рыцарь. – Пусть голосит.
- А вот вы ему мешаете, гражданин рыцарь, - осмелел Водогреев. – Это он из-за вас голосит, потому что вы, по непроверенной информации, убивец и...
- Я не убивец, а доблестный герой, защитник, могучий избавитель и тому подобное. И сколько злодеев и их приспешников в процессе моих подвигов полегло – меня совершенно не касается и не тревожит! - бурно запротестовал рыцарь. – А если будете клеветой заниматься, то, знаете ли, мой меч – ваша, товарищ участковый, голова с плеч!
- Вот не надо мне угрожать, пока я всю ситуацию не обрисовал, - замахал руками Водогреев. – Что за дом такой! Ничего обрисовать не успеешь, а они уже кидаются...
Рыцарь милостиво разрешил ему обрисовать ситуацию. Водогреев рассказал про призрака, зарубежных гостей, применяющих физическую силу мужичках, йога, который плещется в бочке и созерцает гармонию... в общем, про всех, вплоть до бабушки, которая сидела где-то внизу на чемодане и недоумевала – куда это пропал участковый.
- Вот, - закончил Водогреев. – А вы почему дома круглосуточно сидите и гражданина призрака нервируете?
- А куда мне идти? – с шумом и лязгом пожал плечами рыцарь. – Вы когда в последний раз дракона в живой природе встречали? А принцессу в естественных, так сказать, условиях обитания? А прекрасных и коварных волшебниц? А басурман, у которых Гроб Господень отбивать нужно?
- Вот насчет басурман... – начал было Водогреев и испуганно сам себя перебил: - Ой, нет, не будем обострять и нагнетать.
- Ну вот, - сник рыцарь. – Вот и сижу. И тоскую, и плесневею, и сосиски эти молочные жру вместо вепря... жареного... с лучком... – он гулко всхлипнул.
- Тогда, может, раскаетесь? – мягко предложил ему участковый.
- Это в чем еще? – возмутился рыцарь. – Сколько извергов положил – ни одного не жалко! И еще стольким же кишки бы выпустил, да... – рыцарь вздохнул. – закончились, изверги...
- Гражданин рыцарь, но вы же призраку мешаете, а под призраком вьетнамцы... – снова начал перечислять Водогреев.
- А мне? – гневно загудел рыцарь. – А мне, по-вашему, не мешают?!
- И кто же вам, гражданин рыцарь, мешает? – усомнился Водогреев.
Рыцарь со скрипом поманил его железным пальцем.
В рыцарской квартире, увешанной щитами, устеленной шкурами и уставленной дубовой, как и положено, мебелью, сначала было тихо. Но через несколько секунд, когда участковый уже приготовился высказать железному обманщику все накипевшее, вдруг обнаружило свое присутствие нечто постороннее, не соответствующее ни месту, ни времени. Нечто настолько раздражающее, что Водогреев даже удивился тому, как рыцарю удается сохранять невозмутимое выражение забрала.
Наверху, надрываясь, заплакала и запричитала пожарная сирена.
- Слыхали? – зычно гаркнул рыцарь, стараясь перекричать сирену. – А вы – каяться!
Поднимаясь на следующий этаж, Водогреев споткнулся на лестнице о пожарный шланг. Шланг шипел и извивался. Один его конец уходил в окно, а другой – вверх по ступенькам. Участковый пошел вдоль шланга и вскоре наткнулся на целую пожарную команду. Чумазые, сияющие белками глаз пожарные бегали по малогабаритной квартире, азартно покрикивая, налетая друг на друга и обрызгивая все вокруг пеной из огнетушителей. Квартирная дверь стояла в прихожей, бережно прислоненная к стене. Пол покрывали несколько слоев брезента, удерживавшего в своих складках почерневшую воду.
- Вы чего? – поинтересовался Водогреев, но пожарные и его обрызгали пеной, а потом с воплями согнали с извивающегося шланга, на котором участковый, оказывается, стоял.
- Это что вообще? – не сдавался Водогреев, возмущенный тем, что жильцы на протяжении стольких этажей скрывали от него целый пожар, пусть и неизвестной категории.
Пожарные с досадой покосились на путающегося под ногами Водогреева и включили сирену, надеясь заглушить настырного участкового. Снизу послышались отчаянный лязг и грохот – рыцарь стучал в потолок алебардой.
- Да какого, как говорится... – пробурчал Водогреев и пошел исследовать территорию самостоятельно – пожарные явно не собирались не то что проявлять уважение, а даже снисходить.
Квартира действительно горела, но как-то вяло. То с почерневшего потолка вдруг вальяжно спускалось облако дыма, и его разгоняли пеной. То по какой-нибудь из стен сверху вниз пробегала длинная и узкая ленточка огня, и пожарные с громким клекотом кидались на нее. Но, стоило им с ней справиться, как рядом пробегала новая ленточка, а потом где-нибудь вспыхивала еще одна.
- Да это же наверху горит! – догадался Водогреев. – Чего ж вы здесь-то тушите?
- Ага, пойди, поднимись туда! – недобро ответили пожарные и ринулись в атаку на очередной оранжевый язычок, лизавший остатки обоев.
Водогреев взглянул напоследок на брезент, покрывавший пол.
«Йогу бы такой нужно, воду-то как держит», - по-хозяйски подумал он. – «На обратном пути попрошу метров десять...».
Обугленную и противно пахнущую расплавленным поролоном дверь Водогрееву долго не открывали. Потом наконец щелкнул замок, звякнула цепочка, с натугой провернулся еще какой-то механизм, и хозяин квартиры взглянул на участкового своими довольно красивыми, золотистого такого цвета глазами. Диаметр каждого глаза составлял сантиметров тридцать.
- Ой, - сказал участковый Водогреев и сел на холодный, выложенный плиткой пол.
- Застудитесь, - недружелюбно предупредил его дракон – не очень крупный, чешуйчатый, с длинными красными вибриссами на апатичной морде. Такие вибриссы любят пририсовывать своим национальным драконам китайцы.
Участковый молчал. Он сомневался в том, что дракон является гражданином, и, соответственно, не знал, как начать разговор.
- Ну чего тебе? – взял инициативу в свои лапы дракон и внезапно икнул. Водогреев увернулся от небольшого огненного шарика и ощутил запах водочного перегара.
- Распиваете? – обрадовался знакомой теме Водогреев.
Дракон уныло кивнул.
- Что же это вы, уважаемый, нехорошо, - торжествовал участковый, вновь ощутивший под ногами твердую почву. – Асоциально это, уважаемый, и закончиться может пьяной поножовщиной, или без квартиры останетесь.
Дракон смотрел на Водогреева с мрачным нетрезвым любопытством, как смотрят на муху, которая в ближайшее время, вполне вероятно, будет безжалостно прихлопнута.
- Нехорошо, уважаемый, - продолжал профилактическую беседу Водогреев. – А в вашем случае еще и пожароопасно. Вы знаете, что создаете в квартире снизу и в доме в целом чрезвычайную ситуацию?
- Тошно мне, - вдруг с бабьим надрывом в голосе сказал дракон. – И скучно, и грустно. Не жужжи, двуногий... Водки хочешь?
- При исполнении нельзя, - гордо ответил Водогреев. – А отчего вам, извините, тошно? Может, жалобы какие имеете?
- Имею, - снова икнул огнем дракон. – Биться со мной никто не хочет. Девиц умыкать нет никакой возможности. Во-первых, вымазаны чем-то густо и невкусно, во-вторых – поголовно уже не девицы. И когти длиннее чем у меня. Соседи еще дебоширят. Ироды! – вдруг разозлился дракон и выпустил струю пламени в стену.
- Как именно дебоширят? – заинтересовался Водогреев.
- Песни поют оскорбительного содержания. Да вы пройдите в квартиру, в районе хвоста особенно отчетливо слышно.
Водогреев послушно пошел вдоль дракона. Дракон размещался в коридоре, частично занимая собой и гостиную, а хвост его находился на кухне. На столе присутствовал классический алкогольный натюрморт с огурцами.
- Что за жизнь? – риторически вздыхал дракон, и Водогреев шарахался от его шевелящихся боков. – Что за жизнь?
Наконец участковый услышал дебоширящего соседа.
- Утро красит нежным светом, - фальшиво и громко пели наверху.
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся Советская земля!
- Что ж тут оскорбительного? – крикнул дракону Водогреев.
- С добрым утром, милый город! – свирепо рявкнул сосед. - Сердце Родины моей!
- Как что? – возмутился дракон. – Это же песни заведомо материалистического содержания! Он и «Взвейтесь кострами» поет, и про бронепоезд, и про караваны ракет! Это ж пропаганда идеологии, открыто отрицающей меня! Он оскорбляет мои чувства, - и дракон опять огненно икнул.
Участковый вернулся обратно на лестничную клетку, достал блокнотик, написал что-то на листе и оторвал его.
- Вот, уважаемый, - сказал Водогреев. – Обратитесь-ка по этому адресу.
На листочке было написано: «Квартира №126. Рыцарь».
Глаза дракона вспыхнули золотистым счастьем.
- Рыцарь?! – воскликнул он. – Настоящий рыцарь?! И он будет со мной биться?!
- Насмерть, - ухмыляясь в усы, заверил его Водогреев.
- Спасибо! – рычал вслед участковому дракон, пуская от радости дым из ноздрей. – Спасибо, доктор!
Водогреев перегнулся через перила:
- Я не доктор, я участковый ваш. Водогреев.
- Спасибо, Водогреев!
Над дверью следующего жильца был прибит большой, немного облезлый герб Советского Союза. Водогреев посмотрел на пухлые колосья в ленточных конвертиках и с тоской подумал, что он сегодня не только не обедал, но и уже, получается, не ужинал.
Дверь открыли, не снимая цепочку. В щель высунулся волевой небритый подбородок. Где-то в сумраке над ним посверкивали бдительные глаза.
- Орленок, орленок, взлети выше солнца! – не поздоровавшись, с вызовом пропел жилец. - И степи с высот огляди!
- Здравствуйте, гражданин, - вежливо сказал Водогреев.
- Тамбовский волк тебе гражданин! – огрызнулся жилец. - Все выше, выше, и выше! Стремим мы поле-ет наших пти-иц!
- Я ваш участковый, товарищ, - быстро сориентировался Водогреев. – На вас дракон снизу жалуется. Говорит, вы его вокально отрицаете.
- И в каждом пропеллере дышит! – ожесточенно пел товарищ. - Спокойствие наших границ!
- Вы не могли бы прозой выражаться? – попросил Водогреев.
- Нам песня строить и жить помогает! – парировал товарищ. - Она, как друг, и зовет, и ведет!
- И тот, кто с песней по жизни шагает, - неуверенно подхватил участковый. - Тот никогда и нигде не пропадет!
- Есть возможность вернуться обратно, - заговорщически шепнул жилец. – Пломбир по 20 копеек, метро – пятачок. У антиобщественного элемента сверху есть машина времени. Слышал характерные звуки. Пока не предоставит – буду петь в знак всенародного осуждения. Родина слышит, родина зна-ает! – и он захлопнул дверь.
Водогреев не знал, как вести себя с антиобщественным элементом, у которого есть машина времени. Поэтому сначала он просто ходил туда-сюда по лестничной клетке и морально готовился. Потом все-таки позвонил.
Элементом оказался невзрачный гражданин усталого вида, с покрасневшими глазами и печатью какой-то тяжелой думы на небольшом челе.
- Я ваш участковый, по жалобе, - строго сказал Водогреев.
Гражданин вздохнул.
- Вы только не переживайте, может, это клевета и ложный донос, - смягчился Водогреев. – Или сезонное обострение. Но гражданин снизу утверждает, что вы скрываете от народа машину времени.
- Нет у меня никакой машины времени, я вообще - электрик, - хмуро ответил невзрачный гражданин. – У меня ни машины времени нет, ни вечного двигателя, ни приличной зарплаты.
- А звуки характерные тогда откуда? – не сдавался Водогреев, которому отсутствие удивления на лице электрика показалось подозрительным.
- Это я беспокоюсь, - немного смутился электрик. – Потому что у меня тут вещи происходят.
- Какие вещи?
- Необъяснимые с точки зрения физики.
- Ну это нормально, - успокоился Водогреев. – У вас тут в доме вообще такое происходит, что я уже на пенсию хочу.
- Это не нормально, а паранормально, - возразил электрик. – Вы посмотрите. Такие вещи происходить не должны, они покоя и сна лишают.
Водогреев проследовал за гражданином и обнаружил, что у него в квартире везде горит свет. Сияли люстры, бра, торшеры, и даже карманный фонарик, лежащий на тумбочке в коридоре, был включен.
- Может, если все погасить, то с покоем и сном как-нибудь наладится? – предположил Водогреев.
Гражданин покачал головой. Он повел Водогреева в комнату и начал последовательно, несколько даже торжественно выключать осветительные приборы. Водогреев почему-то заволновался и вспомнил о супруге.
Наконец электрик выключил последнюю лампу – настольную. Но темнее не стало, хотя за окнами наблюдалась чернота с оранжевыми всполохами, сигнализирующая о том, что наступил нормальный городской вечер.
Светился сам потолок в комнате, сиял ослепительным белым прямоугольником, затянутым по краям тонкой паутиной. При свете, льющемся с потолка, можно было читать книгу, играть в шахматы и даже стричь ногти.
- Видите, - тревожно сказал жилец, издал характерный звук и смутился. – А я – электрик. Я знаю, что должно светиться, а что – не должно.
- Разберемся, - мужественно сказал Водогреев.
Электрик с ужасом и благоговением взглянул на залитого паранормальным сиянием участкового и шепотом добавил:
- А еще там кто-то на трубе иногда играет... По ночам.
Эпилог
Прожитая жизнь лениво, как откормленный дельфин, проплывала перед мысленным взором Водогреева: розовое младенчество, красногалстучное детство, пытливо-потливая юность, первая сигарета, первая встреча с будущей супругой, первое удивление от того, что начал стареть... Не помнил Водогреев только одного – когда в его голову залетела шалая мысль пойти в участковые.
И сам Водогреев тоже плыл, парил, растворялся в ослепительном белом сиянии. Он скорее осязал его, чем видел, потому что, когда распахнулась дверь и сияние поглотило Водогреева, первым делом он крепко зажмурился.
- Что ж ты делаешь, Даниил Иванович? – начальственно поинтересовался громовой голос, в котором шумели подмосковные майские бури и грохотали канзасские смерчи. – Что ж ты лезешь, куда не просят?
- Просят, - не открывая глаз, возразил Водогреев, который действительно был Даниилом Ивановичем. – Жильцы просят.
- Эх ты, Даниил Иванович... – вздохнул голос.
- Мне, извините, более привычно – Водогреев. Я на фамилию, извините, лучше откликаюсь.
- Ладно, Водогреев, - хохотнул голос. – Ты не бойся, Водогреев. Только вот куда ж ты полез, а? Неужели же ты хотя бы этаже на пятом не заподозрил, что чистоту эксперимента портишь?
- Что-то такое подозревал, - кивнул Водогреев и приоткрыл один глаз. – Но жалуются же они...
- Тихо, Водогреев. Все жалуются. А я им, может, все условия для контакта создавал. Чтобы они, может, друг к другу пошли. Чтобы они разобщенность свою преодолели, понимаешь, Водогреев?
Водогреев молчал.
- Но ведь возможно же это, - сказал голос.
Водогреев молчал.
- Ведь все, в сущности, возможно.
Водогреев молчал.
- Ну вдруг? – почти жалобно прогремел голос.
- Не пойдут они на контакт, - честно ответил участковый. – Соседи они потому что.
В белом сиянии пронесся огорченный вздох.
- А вы зачем по ночам на трубе играете? – внезапно спросил Водогреев.
- Скучно мне по ночам... – ответил голос. – А что?
- На вас сосед снизу жалуется.
Хохот разразился в сияющем пространстве, как гроза. Водогреев втянул голову в плечи и подумал, что сейчас его, наверное, сдует в неизвестные ослепительные бездны. Потом раскаты хохота постепенно стихли. Только тишина, воцарившаяся после громового веселья, была не полной. Это была жилая тишина многоэтажного дома, которую слышишь только тогда, когда игнорируешь посторонние, соседние звуки.
Водогреев звуки игнорировать не стал. Наоборот, он жадно ловил их своими небольшими оттопыренными ушами. Вот зашаркали чьи-то тапки. Вот что-то упало. Вот зашумела вода в ванной.
- Слушайте, - сказал удивленный Водогреев. – А кто это над вами живет?
- Ну... это... там... это самое... живет кто-то, действительно... – голос умолк, а потом с некоторым усилием сказал: - Ты хороший человек, Водогреев. Иди домой и живи праведно и с удовольствием. И не суй нос, куда не следует, понял, Водогреев?
- Как же это – не суй? - героически заартачился участковый. – У меня работа такая!.. Раз жалуются – надо разобраться.
- Я разберусь, Водогреев. Не будут больше жаловаться. Эти, по крайней мере, точно не будут.
- Это вы чего? – забеспокоился участковый. – Если вы какие противоправные действия задумали, то я...
- Не заносись, Водогреев, - строго сказал голос. – Подозревать он меня еще будет...
- Все в рамках?
- В рамках. Иди давай, - снова развеселился голос. – И живи хорошо, Водогреев, от души живи, понял, Водогреев? И супруге привет.
Водогреев опять куда-то поплыл, и вскоре сияющий прямоугольник захлопнулся за его спиной, оставив просветленного участкового на грязноватой, выкрашенной в неживой зеленый цвет лестничной площадке.
И идти бы Водогрееву домой, размышлять бы о вечном, сидеть бы на любимом диване, удивляя супругу молчанием и необыкновенной задумчивостью. Но участковый не мог покинуть подведомственный дом, не разобравшись. То есть оставив в нем звуки невыясненной природы.
Водогреев постоял немного на лестничной площадке этажа, который должен был быть последним. Поглазел в потолок, выискивая на нем следы потустороннего белого свечения. И пошел по лестнице, только не вниз, как следовало бы, а вверх. Туда, где, раз этаж последний, должен был располагаться чердак.
Участковый шел, и шел, и шел, пока не вышел неожиданно на очередную лестничную площадку. Она была какая-то немного не такая, как предыдущие, но в то же время Водогреев не мог сказать, что никогда не видел подобных лестничных площадок. Видел, и более того – совсем недавно.
Перед Водогреевым была коричневая дверь, рядом с дверью – звонок. Побороть подобное искушение еще не удавалось ни одному участковому.
За дверью Водогреев обнаружил бабушку боевого типа.
- Товарищ милиционер! – всплеснула руками бабушка. – Где же вы были?!
Участковый посмотрел на бабушку с плохо скрываемым недоумением и спросил:
- Это вы?
- Ну, как сказать... - кокетливо зарделась бабушка.
- Да как же это... – начал было изливать недоумение Водогреев. – Да через что же это я оттуда сюда и как вообще?!..
- Тс-с! – как воинственный суслик, свистнула на него бабушка. – Вы что, не слышите? У соседей балет передают. «Жизель»!
И, пританцовывая в такт музыке, уплыла в глубины своего жилья.
Водогреев осторожно прикрыл дверь бабушкиной квартиры. Держась за стенку, добрался до спуска в подъезд. Прокрался мимо почтовых ящиков. Зажмурившись, нажал пальцем на кнопку и вышел из подъезда.
Вокруг что-то шумело, чирикало и бибикало. Водогреев приподнял веки и убедился, что он во дворе, а на дворе – день, не слишком солнечный, но вполне белый. Одно оставалось непонятным – пропал ли он в подведомственном доме на целые сутки или же, напротив, вернулся в тот же день и час, из которого так опрометчиво ушел.
- Извините, гражданочка, а сегодня пятница? – спросил Водогреев у проходящей мимо дамы в чем-то нестерпимо леопардовом.
- Алкоголик, - через сочное «г» фрикативное, аппетитное, как фрикаделька, ответила дама, не оборачиваясь.
Водогреев пожал плечами, стер пот со лба и отправился жить – праведно и с удовольствием.