- Никто, ничего не знает !- Прокомментировал очередное самоубийство тринадцатилетней девочки-подростка бесстрастный телеведущий, с рыбьими глазами и в очках. На экране замелькали озабоченные лица учителей, одноклассников, лопотавших что-то бессвязно, потом появилось опухшее от частого пьянства лицо участкового милиционера. Он пожимал плечами и то же, что-то бормотал про благополучную семью погибшей. Наконец, мельком показали почерневшее лицо убитой горем матери. Она отмахивалась от репортеров, как от назойливых мух и безудержно плакала. Корреспонденты взахлеб судачили о волне детских самоубийств, захлестнувших Россию. Юные создания выпрыгивали с крыш собственных многоэтажек, выскакивали с балконов, с мостов в реку, бросались под поезда, вешались, травились. Жуткая черная волна, казалось, хочет поглотить все юное и чистое, оставив после себя зубоскалющих девиц и инфантильных мальчиков с банкой пива и косяком дури, сладострастно прильнувших к экранам телека, показывающего жриц любви в «Доме-2». Да еще кучки тусующихся на дискотеках молодежи под оглушительный рев динамиков и впадающих в транс после приема экстазы. А чистая, непорочная поросль молодых россиян уходит в небытие, не успев полюбить, пожить и предаться своему счастью. Черная тень русского креста, и расправив крылья, полетела над городами и весями страны, не давая лучикам солнца пробиться сквозь завесу лжи, обмана и бедности. Вот она истинная причина, что толкает юные души на свой последний шаг в жизни. Они не находят поддержки и опоры у взрослых в этом безумном мире вражды и зависти.
Ошарашенная увиденным, застыла на месте, молодая докторша Дарья Васнецова. Она остолбенело стояла на кухонке небольшой квартирки в спальном районе города, куда вышла выпить утренний кофе. Сегодня суббота и ей не нужно идти в поликлинику на прием. Проснувшись по давней привычке, ровно в семь утра, и по той же самой привычке приготовила кофе и включила телевизор. А тут такое! Не до кофе. Он стоял рядом на столике в любимой чашечке из фарфора и стыл.
- Господи, дети гибнут, а они сенсацию раздувают. Когда же это прекратится? Горе же! Особенно, матери, близким. Черствые, бесчувственные люди, нахалы и циники, - стала мысленно ругать журналистов Дарья. Так и не притронувшись к кофе, она судорожно закурила, остановившись у окна и приоткрыв створку пластмассового стеклопакета для сигаретного дыма.
Неожиданно оператор показал фотографию погибшей девочки: симпатичное, улыбающее личико. Да, это же Настя… Господи, как же ее фамилия, кажется, Воронина? Да, точно – Воронина Настя. Как же я сразу-то не узнала. Она же с моего участка. Хорошая девчонка, смышленая, добрая. Я же с ней встречалась недавно, месяц два назад. У нее, простуда выступила на губах, мама заволновалась, вызвала меня. Слава Богу, обошлось: простой герпес оказался. И вот на тебе - такое несчастье. Родители, родители... Отца, что-то не припомню, кажется, он по командировкам мотается, то ли строитель, то ли работник какой-то нефтяной компании. В прошлый раз отца дома не было. Да, да, мать Насти, так и сказала:- Отец в командировке на Севере, скоро приедет... Маму девочки Дарья запомнила. Ее зовут Вероника Игоревна. Она служащая в каком-то офисе. В квартире скромная обстановка, но все необходимое было. У Насти отдельная комнатка, со своим компьютером и телевизором. Дарья хорошо запомнила обстановку в комнатке Насти, так как она наотрез отказалась, чтобы ее раздетую, докторша осмотрела в присутствии матери. У девочек это часто бывает, поэтому Дарья не удивилась, лишь сказала: никаких проблем, посмотрю в твоей комнате. Мать девочки, конечно, переживала: что, да как?
Но, докторша успокоила: Не стоит волноваться, через неделю все пройдет и порекомендовала в школу Насте временно не ходить. Инфекция вирусная, может заразить ребят в классе.
Дарья Васнецова еще раза два навещала Настю и видя, что все идет хорошо: температура нормализовалась, личико очистилось от оспинок, выписала справку, что она может посещать школу. Больше они не встречались. Но, что же могло произойти за это время? Дарья не находила себе места. Кофе давно остыл, и чашка так и стояла одиноко на краю столика, а Дарья курила одну сигарету за другой и не могла успокоиться. Она еще какое-то время промаялась, но так и не найдя себе места в доме, оделась и вышла на улицу. Ноги ее как-то сами по себе принесли к дому Насти. Да, именно эта улица, Блюхера 7, шестнадцатиэтажное строение из блоков, с типовыми квартирами улучшенной планировки, те, что охотно покупали люди скромного достатка: учителя, врачи, мелкие менеджеры всевозможных офисов. Кредиты на жилье в рассрочку этой категории охотно дают банки. А куда они денутся: пока еще молодые пусть вкалывают и на банк тоже. Кредитная ставка в четырнадцать процентов делает их должниками на двадцать, а то и тридцать лет. Банкиры потирают руки – все отлично, деньги идут с прибылью и спрос растет, как не радоваться. А те, кто в кабалу попадает – дело, как говориться, добровольное. Не хочешь – не бери!
Около подъезда, где жила девочка, стояла небольшая группка людей. Они все чего-то обсуждали, каждый пытался найти свое объяснение, что могло бы прояснить ситуацию. Несколько репортеров городских газет задавали вопросы всем подряд.
- Что вы можете сказать о самоубийстве Насти?
Но ничего толком никто не знал. У самой квартиры Насти дежурили репортеры центрального телевидения. Они настойчиво пытались прорваться внутрь, желая встретиться с матерью разбившейся девочки. Но, та упорно хранила молчание, не сказав им, ни слова и не желала общаться. Соседи же давно откомментировали ситуацию, каждый по-своему и уже не представляли интереса для телевизионщиков. И вот мать девочки, что она скажет? Тут нужно ждать сенсацию. Их профессиональный нюх редко подводил: они знали, что искать нужно где-то рядом.
Докторша Васнецова поднялась чуть выше на этаж и, остановившись у окна, набрала номер телефона Настиной матери. После долгих гудков, она услышала едва разборчивый ответ:
- Даа…
- Вероника Игоревна, я Дарья Юрьевна Васнецова, доктор с участка, у меня Настя лечилась… Можно к Вам? Я одна!
В трубке опять установилось долгое молчание. Потом тот же тихий голос произнес:
- Хорошо! Я вас пущу, только без этих…
- Да, да, я вас поняла, я уже в вашем подъезде почти у дверей квартиры, на девятом этаже, сейчас спущусь, вы приоткройте дверь, и я проскочу.
Дарья сошла вниз и подошла к двери Настиной квартиры. Телеоператоры насторожились.
- Вы кто? – ринулся к ней было здоровенный телеведущий с мятым лицом и обросшей щетиной.
Дарья показала головой на потолок, это на секунду отвлекло его внимание и она тут же, проскочила внутрь приоткрытой двери. Металлическая, тяжелая дверь сразу захлопнулась за ее спиной.
Перед Дарьей стояла мать девочки, убитая горем. Она уже не плакала. Черные круги под глазами, опухшее от слез лицо и потускневшие глаза посмотрели на Дарью, с какой-то надеждой на понимание.
- Как вы?
Вероника Игоревна пожала плечами.
- Плохо!
- Я вам сочувствую. Извините за мое вторжение, но мне показалось, что я может быть, чем-то могу помочь вам. Я же лечила Настю, хорошо ее помню.
Женщина не выдержала и снова заплакала…
- Успокойтесь, успокойтесь, Вероника Игоревна, – попыталась успокоить женщину Дарья Юрьевна. – Вот, я захватила с собой капли валокордина, больше дома у меня ничего не оказалось, сейчас выпейте и Вам станет полегче.
Но, женщина, ничего не ответив, упала на грудь Дарьи и разрыдалась.
- Я во всем виновата. Это из-за меня погибла моя девочка. Я, не знаю, как мне теперь жить? – сквозь слезы причитала она.
- Успокойтесь… Настю не вернешь… Не отчаивайтесь… – как могла, успокаивала женщину доктор и у нее самой потекли слезы по щекам.
И они обе на какое-то время дружно разрыдались. Но вот прошла волна душевной боли, они немного успокоились, сели на диване в комнате. Мать девочки, перебравшая в памяти все, что было с ее дочкой в последнее время, стала выговориваться обо всем, что ее мучило и не давала ни секунды покоя.
- Недели две назад Настя подошла ко мне и говорит:
- Мама, мне нужны деньги…
Я, уставшая с работы, только что вошла в дом и тут такой вопрос. Я что-то ответила, видимо не так. Мол, у меня сейчас нет денег, зарплату задержали и вообще зачем тебе нужны деньги. Она обиделась и отошла. На второй день снова заговорила о деньгах. Я и спрашиваю:
- Настя, зачем тебе деньги и сколько нужно?
- Сумку хочу купить, как у Ники. Красную и с ремешками, – отвечает она.
- Сколько стоит?
-Две с половиной тысячи, – говорит она мне. Я опять вскипела, говорю: «Доченька, а не слишком ты рано дорогие вещи покупать собралась?» А она мне в ответ: «Мама, разве это дорого. Наташке Сараян папаша красную машину подарил за два с половиной миллиона, вот это круто! А тут, две с половиной деревянных и дорого…» Я ответила, что у Сараян папа владеет целым рынком, а твой в Тюмени вахтовым методом на вышке горбатиться, чтобы долги за квартиру отдать. И я за двадцать тысяч в заштатном офисе сижу с утра до вечера. Нет у нас таких денег, Настя. Она обиделась, правда мне не нагрубила, а только как-то загадочно спросила: Это твое окончательное решение? Я в сердцах и ответила: - окончательное, самое, что ни на есть, окончательное. Вот приедет отец через месяц, проси у него, а у меня денег нет. Вот так поговорили и все. Больше к этой теме не возвращались. Дня два перед случившимся, она ко мне подходит и спрашивает:
- Отец, когда точно приедет? Я говорю, через двенадцать дней, звонил мне вчера. Она – это долго! Ждать больше не могу! Я не обратила внимания. Ну, сказала и сказала. А вчера, когда я на работу собиралась, она вдруг встала раньше, чем обычно, подошла ко мне и спрашивает:
- Ты, когда сегодня с работы вернешься, мама?
Я говорю, как всегда, не раньше семи, мне ехать из центра, ровно полтора часа. А она мне, если сможешь, то приедь пораньше… И все! Зачем, почему - ни слова! Я ответила:
- Доченька, ты же знаешь мою работу, раньше не отпускают.
Она подскочила ко мне, поцеловала в щеку и сказала:
- Ну не можешь, так не можешь. Прощай, мама!
Только во второй половине дня, меня, как ударит боль в сердце, аж плохо стало. Моя соседка говорит, что с тобой, Вероника, на тебе лица нет. А я не знаю, что ответить, под язык валидол взяла, вроде бы боль прошла. Отпросилась у начальника, взяла такси и быстрее к дому. Чувствую, что-то не так. Едем, я кричу водителю скорее, скорее, мне срочно нужно домой, а он руками разводит:
- Пробки, у меня не вертолет!
В общем, приехала на час пораньше, но не успела. Она уже с балкона, где-то около шести спрыгнула.. . Когда я подъехала, ее уже увезли на скорой, только пятно красное осталось на асфальте. У дома вижу народ что-то толпиться, судачит. Я чувствую недоброе бегом по лестнице не стала лифта дожидаться. Влетела в дом и к Насте в комнату. На столе записка и сумка, эта… самая…красная. У меня ноги подкосились, села на стул, взяла записку и читать не могу. Трясет всю. Потом взяла себя в руки: Мамочка прости. Дарю тебе сумку… Сохрани. Это будет память обо мне. Целую, Настя.
Все это Вероника Игоревна рассказала докторше, потому что более близкого человека в эту минуту рядом не нашлось. Та сама пришла разделить ее горе не по должности и работе, а искренне по влечению сердца. Дарья Юрьевна сидела в тесной комнатке, оглушенная правдой, той от которой даже ей, врачу, стало невыносимо больного и страшно. Больно от бессилия, что ничем не можем помочь и страшно от того, что все это происходит в ее стране, когда-то самой заботливой о своих детях. «Вам не стыдно?» - спрашивает нас,взрослых, Настя, улетая в небеса. Мы хотим ответить, но вместо ответа что-то невнятно бормочем о свободе выбора, о демократии,о общечеловеческих ценносях и всякую лабуду. А все ведь просто: любить нужно и детей и взрослых и больше ничего. Но любовь, самое трудное в жизни занятие. Один Христос только умел всех любить. А мы? Молчите! Ну, а без любви не бывает, ничего. Абсолютно ничего! Пустота!