Автор рисунка Любовь Дроздецкая
(г.Краснодар)
80-летию совместной жизни Гейдара и Гюль Санам Халиди
(моим любимым дедушке и бабушке) посвящается
Если б я властелином судьбы своей стал,
Я бы всю её заново перелистал.
И безжалостно вычеркнув скорбные строки,
Головою от радости небо достал.
Омар Хайям
Предисловие
Однажды по телевидению демонстрировали фильм о судьбе украинской девушки и итальянца, которые встретились во время войны в немецком концлагере и полюбили друг друга. Закончилась война, они должны были уехать из Германии в Италию. К тому же у молодых родился сын. Но, судьба сыграла свою роковую роль: девушке было отказано в поездке на родину мужа...
С огромным волнением мы с женой смотрели кадры о трагической судьбе двух любящих сердец. Я смотрел на экран, а на глаза мои наворачивались слёзы. Скупые мужские слёзы катились по щеке, обжигая лицо. Но не из-за того, что они были горькими. Нет! Причина была зарыта глубже. Этот сюжет напомнил о моей личной судьбе, созвучной с судьбой героев телефильма: столь же трагичной и безвозвратной потери близких людей, ставших жертвой обстоятельств и политических ситуаций.
Уважаемый читатель, в некоторых своих рассказах я не раз беседовал о жизни моих близких и родных, особенно о дедушке и бабушке, но никогда не говорил о своих родителях, особенно об отце, о его судьбе...
I
В том году, когда я должен был появиться на свет, мой отец благополучно выдержал экзамены последнего двенадцатого класса. Он уже имел право преподавать в той же школе, где учился. Отец знал кроме своего родного языка ещё несколько языков, так как учёба в школе проходила на персидском, арабском и французском.
Каждый ученик должен был, как пять пальцев знать родной язык и литературу, писать каллиграфическим почерком, владеть навыками стихосложения и художественного творчества. Отец и его одноклассники могли часами читать наизусть произведения классиков персидской литературы: Фирдоуси, Саади, Хафиза, Хайяма. Последнего исламское духовенство недолюбливало и были гонения на тех учеников, которые декламировали рубаи этого великого поэта Востока. Арабский язык был обязательным: все уроки об исламе велись на этом языке. Французский являлся необходимым, так как вся военная терминология и правила светского поведения преподавались на французском. Одним словом, отец мой был подкован в этих знаниях и готовился продолжить свою учёбу в Тегеране или в Париже. Но судьба распорядилась иначе. Отец стал участвовать в политических движениях молодых коммунистов Ирана и оказался в гуще событий послевоенной жизни.
Но внезапно пришла беда. В конце октября 1946 года вновь провозглашённый Шахиншах Ирана Мухаммед Реза Пехлеви, (сын свергнутого шаха Мухаммеда Пехлеви) тайно пригласил английское войско для подавления, по его выражению, «мятежа кучки коммунистов».
В стране начались гонения, особенно на молодых активистов Народной партии Ирана. Беда не миновала и моего отца. Поэтому дедушка Гейдар решил искать пути спасения сына: во что бы то ни стало обезопасить его. Оставив всё своё движимое и недвижимое имущество своим братьям на родине, вынужден был эмигрировать. Как раз в то время (в ноябре 1946 года) появился на свет я. В декабре того же года, когда мне было лишь сорок дней от роду, семья наша перешла иранскую границу в районе Джульфа, поселилась в Баку. Три года спустя отца моего не стало. Бакинские врачи делали всё возможное. Но, увы, смерть оказалась сильнее...
II
Я с детства отличался хорошей памятью. Как сегодня помню: во дворе под огромным ореховым деревом на скамейке сидел мой отец. Я на себе почувствовал его пронзительный взгляд. Обернулся. Он подозвал меня к себе.
– Сын, слей-ка мне на руки воды.
Я подбежал к нему, оставив свою песочницу, поднял тяжёлую для моего возраста абтаву (медный сосуд для умывания) слил воду на руки отца. Вытерся он полотенцем, переданным нам бабушкой Гюль-Санам. Я заметил на краешках глаз отца какие-то блестящие капельки. Он плакал от радости, а может с горя? Может, он предчувствовал свою скорую смерть?! Отец обнял меня, крепко прижал к груди. Тут я услышал его глубокий вздох. Он поцеловал меня. Я вытер слёзы с его глаз.
– Папа, что с тобой?! Тебя обидели?! Кто?! – град моих вопросов посыпались на него. Отец, спохватившись от моих не по-детски серьёзных вопросов, ответил:– Нет, родной, просто пепел с дымохода самовара попал мне в глаз...
Я оглянулся в сторону самовара. Он уже давно закипел и никакого пепла или огня видно не было. К тому же мы были очень далеко от того места, где находился наш самовар.
Ещё один случай запечатлела моя память. Был день рождения моего отца. Во дворе стоял знойный летний бакинский день. Солнце пекло. Под нашим большим ветвистым ореховым деревом можно было поместить людей целого посёлка. Гости наши были одеты по-летнему: мужчины, в очень модные в те годы чесучовые костюмы, а женщины в лёгкие крепдешиновые платья. Дед мой поручил молодым перенести столы под дерево. А женщины занялись сервировкой столов...
Многие из вас, уважаемые читатели, прочитав эти строки, непременно зададут себе вопрос: «Как же трёхлетний мальчик смог запомнить все эти тонкости?»
– Очень просто, могу ответить я вам. После этого дня рождения отца бабушка и дедушка частенько, и каждый раз сквозь слёзы, вспоминали самую мельчайшую деталь того дня. И я, боготворивший своего отца мальчик, улавливал каждую нотку, каждый эпизод тех счастливых минут, которых никогда назад не вернёшь...
Так вот возвратимся ко дню рождения моего отца. Вдруг ни с того ни сего, я, оказывается, обратился к гостям, невзначай, как бы предупредив их:– Сейчас хлынет ливень, а вы так легко оделись...
Не успел я произнести последнее слово, как над нашим огромным деревом загустели тёмные тучи, прогремел сильный гром. И полило... Ливень был такой внезапный, что гости с трудом добежали до нашего дома, промокнув основательно. Только повезло в одном: женщины не успели до конца ещё накрыть столы.
Все смеялись, шутили. Для Баку было это очень диковинно. Дедушка Гриша, ветеран войны, вспомнил, как они во время войны на каком-то из Японских островов попали под ливень, и продолжался он очень долго. А наш дождь скоро прошёл. Небо над огромным орехом снова стало ясным. Только вдали, над нефтяными скважинами, долго стояла радуга, обнимая голубое небо своими разноцветными полосами.
Конечно, все наши гости, чествуя моего отца, не забыли и обо мне. И все интересовались: – А как тебе удалось узнать о ливне?!
Я, пожимая плечами, лишь тихонько бормотал: – Не знаю, кто-то мне будто пошептал об этом...
Все засмеялись. Отец обнял меня и велел: – Теперь иди к своим друзьям. А то они тебя заждались. Ваш стол накрыт не хуже чем у нас.
Под одобрительные возгласами гостей я помчался к своим друзьям.
Вот таким и остался в моей детской памяти родной мой человек – отец. Сорок дней спустя после того дня рождения, я остался без него. Как говорила моя бабушка: «Аллах забрал его к себе». «Слава Всевышнему за то, что хотя бы остался от моего сына этот мальчик, кровиночка наша», – частенько успокаивала себя бабушка. А дед не находил себе места. Он не скрывал от посторонних своих слёз. Не до этого было. Ради единственного сына он оставил всё и всех на своей родине и в результате не смог уберечь его здесь на свободной земле...
После смерти отца, едва мне исполнилось три года, я лишился и матери. Нет, нет, она не умерла. Она просто ушла из нашего дома. Вышла замуж за молодого моряка, оставив меня на попечении деда и бабушки. Ей, конечно, тогда было всего лишь восемнадцать лет. Безусловно, она была очень молода. Мама приходилась кузиной моему отцу. Они были детьми двух братьев. И когда моему отцу было восемнадцать и маме пятнадцать лет, родители сыграли свадьбу, и вскоре появился на свет я – их первенец... Бабушка и дедушка частенько сквозь слёзы вспоминали сына. И я, боготворивший своего отца мальчик, улавливал каждую нотку, каждый штрих тех воспоминаний. Бабушка, обняв меня, произносила: – Внучок, не знаем, как бы мы с дедом жили, если бы не было с нами тебя. Мы каждый день просим Всевышнего, чтобы тебе дал долгую жизнь.
Однажды во время одной из таких бесед я крепко обнял свою любимую бабулю и полушутя предложил: – Если ты хочешь, чтоб я долго жил с вами, то приготовь-ка мне моё любимое блюдо: кюфтя, а то скоро прибудут наши дальние родственники из района... Оказывается, я назвал имена, и даже сколько их прибудет... Может кто-то не знает что такое кюфтя? Это мясные шарики, наподобие тефтелей. В Иране приготавливают это блюдо по-разному. Берётся фарш с обильной зеленью, скатываются мясные шарики размером с кулак. Во внутрь этих шариков кладут несколько сушёных плодов алычи, если их нет, то несколько мелких долек свежей айвы, для придания кислоты и аромата. Затем эти шарики помещают в ёмкость с кипящей водой.Предварительно замачивают горох (нохуд),добавляют в кипящую воду (или бульон) лук и средне нарезанную картофель. В результате получается блюдо, как говорится, «два в одном» – и первое и второе.
И каково было наше удивление, когда к калитке подъехала машина, старый «Москвич», и вышли оттуда те люди, о ком я недавно говорил. Моя бабушка, родной мой человек, чуть дар речи не потеряла, только и успела пожать плечами, взъерошив мои кудри, с изумлением спросила: – Как ты догадался, внучок?!
– Не знаю, – ответил я с улыбкой и помчался встречать гостей. Мне было тогда одиннадцать или двенадцать лет. Конечно, я не мог найти этим явлениям никакого объяснения. Всё это происходило независимо от меня. Со временем эти чувства, как мне кажется, притупились. Может, я не придавал и не придаю им никакого значения? Даже в институте во время экзаменов, я ясно знал: какой билет попадёт мне, и какая тема. И не раз выручали эти загадочные подсказки моего Ангела-хранителя. После того, как ушли наши гости, бабушка позвала меня к себе и, присуще её натуре, ласково спросила:– Внучок, ответь мне, у тебя часто бывают такие видения?
– Да, как будто кто-то мне шепчет об этом, – не задумываясь, признался я бабушке.
– Пусть Аллах, сохранит тебя, дорогая моя кровиночка! Пусть покровительствует Он тебе всегда и всюду! – сказала она, подняв обе руки к небу, словно беседуя с Создателем вселенной. Затем, глубоко вздохнув, добавила: – Жаль, что твой отец не дожил до этих дней, не увидел своего сына, такого рассудительного и взрослого … Мой век не так уж велик, внучок, – ещё горше вздохнула моя бабушка, – Я не доживу до твоей свадьбы и не увижу своих правнуков...
– Ты у меня до ста лет проживёшь, бабушка, не волнуйся, мы ещё будем гулять на моей свадьбе, – сказал я ей.
Бабушка обняла меня.
– Ты нам послан великим Аллахом, – произнесла она, глубоко вздыхая, – недаром мы тебя назвали Джебраилом – именем Его посланника архангела Джебраила. Пусть тебе живётся намного лучше, чем нам с дедом, внучок. И на это воля Всевышнего! Да покровительствует Он тебе и благословит твою дальнейшую жизнь!
На её глазах появились капли слёз. Она отвернулась, чтоб я не заметил их. Я обнял её и в порыве нежности сам прослезился. Бабушка протёрла мои мокрые глаза кончиком косынки, а другим кончиком свои влажные глаза и потом встала, по-молодецки скомандовала: – Марш, к столу! Ужин остывает, а мы тут с тобой философствуем...
Мы летом жили в курортном посёлке Бильгях вблизи Баку на берегу Каспия. Каждое утро и каждый вечер в сопровождении дедушки Гейдара или бабушки Гюль-Санам я прогуливался по берегу моря, как говорил тогда мой дед «питался божественным ароматом моря». Утренний и вечерний Хазри (ветер с Каспия) трепал мои смоляные волнистые волосы, мелодии волн ласкали мой слух, и я считал себя самым счастливым из людей, проживающих на земле. Прошло с той поры более 60-лет, однако аромат детства, шум волн, ласкающий слух, милое моей душе солнце, всё, всё осталось в памяти как святая реликвия прошлой безмятежной и полной любви жизни.
Моя бабушка регулярно совершала намаз утром, днём и вечером. Мне было тогда семь лет.Каждый раз я наблюдал за ней, когда она молилась, целуя мёхюр,(шайбочку из глины-реликвия с вырезанным шрифтом на арабском языке и орнаментом из исламских святых писаний).
Опускаясь на колени, она произносила какие-то слова на арабском языке. Я не понимал значения тех слов. Но всё это усиливало моё любопытство. Слова молитвы автоматически запоминались. Я делал то, что и моя родная бабушка: приседал, шепча прислонял свой лоб к маленькому глиняному мёхюру, изготовленному дедушкой Гейдаром, вставал на ноги. Одновременно с бабушкой, протягивал обе руки к небу. Всё это было по утрам, а дневную и вечернюю молитвы я пропускал. Пропускал беседы с Аллахом, как говорила моя родная бабушка. Всё свободное время я играл с ребятами футбол, забыв даже о еде.
Прошло с той поры очень много лет, но я и сейчас помню те непонятные для меня слова молитвы. Однажды я спросил её: – Бабушка, а с кем же ты разговариваешь, поднимая руки к небу? Услышал в ответ: – С Аллахом, внучок, прошу Его, чтоб Он сберёг твою жизнь. Если тебя не станет, я сразу умру. Ведь ты у нас с дедушкой Гейдаром единственное утешение.
А когда наступил Великий Пост, то, как настоящий внук своей бабушки, обратился к ней: – Бабушка, я тоже хочу поститься как ты.
– Тебе будет тяжело, внучок.
– Нет, не будет. Вот посмотришь.
Бабушка потрепала мои волнистые чёрные волосы и с улыбкой добавила:– Ну, посмотрим, сколько времени ты вытерпишь!
– Я как и ты, до поздней ночи. Потом мы с тобой вместе поедим. Да, бабуля?!
– Да, мой дорогой!
Всё решено, я буду поститься, дал себе слово ничего ни есть и не пить. Немного погодя я обратился к бабушке:–Бабуля, скажи, можно мне хотя бы полстакана воды пить?
–Тебе очень хочется?
– Да, бабушка, очень, – ответил я.
– Ну, тогда выпей немножко.
Я выпил. Вскоре почувствовал, будто ничего не пил.
– Ещё можно, бабушка?
Бабушка обняла меня, прижала к груди: – Выпей ещё!
Я выпил столько же.
Минуту погодя спросил: – Бабушка, а можно половину груши поем, только половину, ладно?!
– Тебе можно, ешь! – ответила моя родная.
– Вторую половину я оставил тебе, бабушка на вечер. Может, ты тоже поешь её сейчас, а бабушка?!
– Нет, дорогой мой, оставь на вечер, я тогда съем…
– Принести тебе пахлаву?!
– Нет, я не смогу её съесть...
– А мне можно?
– Ты возьми одну!
– Хорошо, бабуль, – обрадовался я и стал уплетать свою пахлаву.
– Бабуля, а помнишь, ты изготовила утром дедушке Гейдару и мне кюфтя, помнишь?
– Да, помню.
– Принесу её тебе, разогрею на тендире, ты поешь, ладно?!
– Нет, не хочу!
– А халву? Я хочу съесть халву...
Здесь у бабушки лопнуло терпение.
– Отстань от меня, пожалуйста, со своей едой и питьём. А то я, как и ты накинусь на еду...
– Хорошо, бабушка,– буркнул я под нос, нехотя отойдя в сторону.
Вот такой она осталась в моей памяти – самый дорогой человек. Безусловно, бабушка и дедушка во мне души не чаяли, в буквальном смысле жили и дышали мною.
А я старался не по-детски быть серьёзным и вести себя достойно им. Признаться, никогда и никто не наказывал меня, особенно мои родные: дед и бабушка. Помню, как-то раз, я с ребятами заигрался в футбол и вернулся домой очень поздно. Ну, конечно, мои родные, словно «городовые» стояли у калитки, частенько оглядываясь на дорогу. Заметив, что дед нервно ходит из стороны в сторону, я точно понял – «ждёт меня нелицеприятный разговор». Пришлось дать им понять, что я жив и здоров, крикнул соседнему мальчику:– Чингиз, твой брат хотел писать сочинение, передай ему, пусть утром придёт ко мне...
– Хорошо, передам, – ответил мальчик и быстро скрылся за калиткой. А у наших ворот стоял дедушка Гейдар с лозиной в руке. «Впервые в жизни, видимо, получу от деда», – подумал я. И как только я вошёл во двор, дед замахнулся и шлёпнул меня по мягкому месту. Я не почувствовал никакой боли и только успел отреагировать: – Это первый удар! Второ...
Рука деда застыла в воздухе, словно парализовало её. Хриплым голосом от волнения он обратился к бабушке: – Видишь, как он изучил нас с тобой, знает, что я его никогда не наказываю. Даже посмел посчитать, сколько лозин получит…
Бабушка, для защиты меня от ударов деда, словно коршун бросилась к нам. Под ярким лунным светом я заметил, что в руке деда, вместо лозины, соломинки от пшеницы. Он бросил свою «лозину» и, крепко обняв меня, произнёс:– Родненький, кроме тебя у нас никого нет. Будь умницей, береги себя и не давай повода для бабушкиного беспокойства...
Вот так в первый и последний раз я получил удары дедовой «лозины»…
III
Ещё один не менее забавный случай поведаю вам. Учился я в восьмом классе. Наша классная руководительница пригласила дедушку Гейдара на собрание. Так как в школе я был примерным учеником, и, как тогда говорили «круглым отличником», мои родители, точнее дед и бабушка, ни разу не посещали школьные собрания. Помню только однажды, когда я пошёл в первый класс, мои родные стояли во дворе школы и, почему-то, со слезами на глазах провожали меня на первый урок. Запечатлелось в памяти и то, что все первоклассники помахали своим молодым родителям, а я бабушке и дедушке. С того времени я стал задумываться, почему же так несправедливо распорядилась со мной судьба, лишив меня счастья общения с молодыми родителями… Мои ровесники с искрящимися глазами подбегали к воротам школы и встречали своих родителей, а я всё время видел своих престарелых родных людей. Бывало, и часто, поцеловав бабушку и деда после ужина, направляясь к себе в спальню, я часто плакал, уткнувшись в подушку. Плакал навзрыд. Но этим делюсь только с вами, дорогие читатели. Мои родные об этом даже не догадывались. Просто не хотел ранить, и без того, их больные сердца. Не поверите, как мне было тяжко. Благо, что мои сверстники никогда не дразнили, что у меня старые родители. Ведь дети были не слепыми, они видели – дедушка и бабушка с меня даже пылинки сдувают, а их молодые отцы и мамы чуть чего беспощадно наказывают.
Не раз мой сосед и одноклассник Чингиз предлагал мне: – Давай с тобой поменяемся родителями. Твои мне очень нравятся. Ты, видимо, самый счастливый парень среди нас...
Снова я отвлёкся. Так вот, когда классный руководитель пригласила моего дедушку на родительское собрание, я, честно говоря, очень удивился. Ведь за восемь лет моей учёбы деда никогда не вызывали в школу. А на этот раз, как ни странно, пригласили. И ещё удивительнее было то, что по настоянию нашей учительницы мы, ученики тоже должны были там присутствовать. Дед Гейдар прибыл в школу в своём новеньком френче, который ему очень шёл. В то время многие пожилые люди, особенно, бывшие военные и партийные работники, в знак подражания Сталину носили френч. Как только мой дед вошёл в наш класс, в знак уважения к его почтенному возрасту все встали: и дети, и их родители. И только после того, как мой дед присел в первом ряду за парту, куда повела его классный руководитель, все присели на свои места. Немного обсудив насущные вопросы, связанные со школой и нашим классом, учительница обратилась к моему деду: – Дедушка Гейдар, что Вы можете сказать о своём внуке?
Вопрос был задан таким тоном, что дед мой, сперва оглянулся вокруг, внимательно посмотрел на детей и их родителей, затем свой взгляд остановил на мне.
– Многоуважаемая учительница моего внука, я хочу поделиться с Вами и родителями этих детей. У меня послушный внук, старательный, но...
Тут он сделал маленькую паузу, снова внимательно посмотрел на меня, затем продолжил свою мысль: – Учительница, я не буду утаивать от Вас ничего, выскажу всё о своём внуке.
Все, затаив дыхание, внимательно слушали моего деда. «Что же скажет старик о внуке?»
– Так вот, у моего внука есть три недостатка...
Преподавательница не ожидала такого поворота беседы.
– О каких недостатках Вы говорите, дедушка Гейдар?
– Во-первых, – поглаживая свои белоснежные густые усы, ответил дед, – мой внук долго занимается футболом...
Учительница облегчённо вздохнула.
– Он же член районной сборной команды по футболу, – деликатно прервав моего деда, произнесла она, – и это, я считаю, не недостаток, а скорее прекрасный пример для многих.
– Во-вторых, – продолжил дед рассказ о моих «недостатках», – он всё время катается на самокате, сделанном самим...
– Это же здорово, превосходно! – воскликнул с места дядя Ираклий, отец Зураба, который был самым толстым мальчиком в нашем классе.
– Посмотрите, какой он здоровый мальчик Ваш внук, дед, а мой...
– Тихо, пожалуйста, – учительница постаралась успокоить родителей, - я согласна с папой Зураба, это не плохое занятие, тем более, ничуть не мешает учёбе Вашего внука. А третий недостаток?
– Третий... – хотел было продолжить дед свою мысль, я тихонько попросил его: – Деда, пожалуйста, ничего больше не говори...
Он, в знак согласия со мной, кивнул головой.
– О третьем недостатке мы с внуком решили ничего не говорить, сами как-то устраним его...
Бурные аплодисменты раздались в нашем классе, будто в Бакинской государственной филармонии шёл правительственный концерт с участием народных артистов.
– Вот, товарищи родители, я специально попросила деда Гейдара, чтоб он присутствовал на нашем собрании. Да будет вам известно, что за восемь лет ни разу не было необходимости приглашать столь почтенного человека в школу, так как его внук является примерным учеником нашей школы. Если вы обратили внимание, мудрый дед вместе того, чтобы похвалить своего внука, стремится, чтоб у него не было никаких дурных привычек. Воистину, я уверена, что из этого мальчика, благодаря такому воспитанию, выйдет прекрасный человек. Дедушка Гейдар, белой завистью завидую я Вашей мудрости! – заключила преподавательница, – благодарю Вас за всё! Вы и Ваш внук можете быть свободны. А мы с остальными родителями и их детьми будем обсуждать настоящие отрицательные поступки, а Вам это ни к чему. Ведь мудрость Востока здесь на Вашем примере сама говорит за себя.
Вот так один единственный раз побывал на родительском собрании мой дед. А когда мы возвращались домой, дедушка что-то бормотал себе под нос. Я, затаив дыхание, прислушался.
«Нет, напрасно я согласился с ним и не сказал учительнице о том, что мой внук часто отвлекается от своих занятий. Вместо посещения голубятни соседского мальчика Рустама, он мог бы выучить несколько стихотворений...» Таким был мой дед, требовательным и к себе и ко мне. Мы с ним очень любили мою бабушку Гюль-Санам, он более семидесяти, я всего пятнадцать, тогда мне было столько лет...
Расскажу ещё о некоторых эпизодах из жизни родных мне людей – дедушки и бабушки. Когда мне было примерно 17 лет, и я учился в XI классе средней школы, мой дед попал в группу участников массовки в кинофильме «26 Бакинских комиссаров». Эпизод снимался в пригороде Баку в селе Бинагади – события по фильму происходили в нефтяных промыслах какого-то нефтяного магната Азербайджана того времени. Да, мой дед Гейдар снимался в массовке фильма и моё восхищение и гордость подымались до небес. Шутка-ли мой дед герой кинофильма. Для меня тогда не имело значения, главная-ли роль, вспомогательная-ли, участие в массовке... Главное мой дед участвовал в создании фильма. Это, во-первых. Во-вторых, он общался с такими героями революции как Азизбеков, Шаумян. Джапаридзе. В-третьих, за каждый день работы в массовке он получал 3 рубля. Тогда пачка спичек стоила 1 копейка, за 3 копейки можно было купить стакан газированной воды с ароматным сиропом, а мороженое, наше с дедом любимое «пломбир», стоило тогда до 20-ти копеек... Эти деньги, оказывается он собирал на празднование Новруз-байрам. 21 марта в день Новруза дед повёл нас в кафе и устроил для нас с бабушкой грандиозное празднование.
Мы с бабушкой гордились дедом Гейдаром... Так как съёмки происходили во время детских весенних каникул у меня и у моих одноклассников было уйма свободного времени, то мы в основном пропадали вблизи съёмочных баталий фильма. Нас часто выгоняли «просили» уйти подальше. Но мы ухитрялись найти укромные места среди старых скважин, где нас не видно для съёмочной группы, а всё, что снималось для фильма, было видно нам как на ладонях.
Дед Салим, так называлась воображаемая роль моего деда в фильме, гордо расхаживал между горящими (специально подожжёнными) нефтяными скважинами, что-то объяснял рабочим.
Я был на седьмом небе от счастья за своего деда. Радовались и все мои одноклассники. Они тоже очень любили деда. А когда он возвращался домой после съёмок усталый, весь в грязи и пыли, особенно в одежде пропитанной едкими запахами горящего мазута, конечно, мы с бабушкой делали всё необходимое для нашего любимого «киногероя», чтоб он, как следует, отдохнул. Я топил ему баньку, бабушка готовила еду... Ведь его ждали ещё много дней таких съёмок. Это один Аллах знает, да ещё и режиссёр фильма, конечно, сколько продлится съёмка эпизода.
Натурные съёмки подошли к концу. Дед Гейдар после этого с нетерпением ждал показа фильма. Вы не представляете, как мы с бабушкой ждали этого...
Наконец-то этот счастливый день настал. На просмотр фильма мы всей семьёй и друзьями направились в кинотеатр «Вятянь» (в переводе с азербайджанского «Родина») в центре города Баку, тогда в самом комфортабельном и оборудованным современной киноаппаратурой очаге культуры. Перед показом фильма зрители познакомились со съёмочной группой и актерами, участниками фильма. Долго не смолкал шквал аплодисментов. Я почему-то удивился, почему моего деда не пригласили на сцену, ведь он тоже был участником фильма. Наклонился к деду, спросил его об этом. Мой скромный родной человек, погладив мне по густой волнистой шевелюре, прошептал: – А зачем, внучок? Это не главное. А главное то, что ты знаешь и бабушка в курсе... Да мы с нетерпением ждали, когда же погаснет в зале свет и начнётся фильм. Когда появились первые титры фильма, мне казалось, что я самый счастливый человек на свете и сегодня у меня настоящий праздник. Ведь мой дед Гейдар участник этого фильма. Хотелось крикнуть во весь голос, поделиться со зрителями: «Люди, мой дед вот сидит рядом со мной, он участник этого фильма!» Затаив дыхание я смотрел фильм до конца. К досаде нашей семьи, моего деда показали в фильме только мельком, и то где-то далеко, когда он со своими друзьями-нефтяниками тушил огонь в скважине. Дед мой тихо проговаривал: – А где же мастер Гасан, мы же с ним помогали комиссару Азизбекову, спасали его от дашнаков? Почему не показали, как мы отбиваемся от мусаватистов... Всё же когда мы вернулись домой и наш сосед – дедушка Гриша пригласил нас к себе в сад. Они с бабушкой Антониной закатили такой пир в честь моего деда, это был праздник незабываемый.
– Мне очень понравилась игра твоего деда Гейдара. Хоть и маленький эпизод, а как достойно он показал гордого нефтяника, помощника комиссара Азизбекова! Каково было моё восхищение, когда я услышал эти слова от нашего любимого соседа дяди Гриши. В дальнейшем, когда я прочёл в обзорах культурной жизни столицы статью о фильме, по замыслу создателей фильма, эпизод о горящих нефтяных скважинах в основном не попал в фильм, а каким-то чудом фрагмент с участием моего деда, к счастью, остался. Я специально не считал, конечно, но после первого показа фильма не менее ста раз просмотрел фильм «26 Бакинских комиссаров» и каждый раз с огромным вниманием и восхищением наблюдал эпизод с участием деда. Каждый фрагмент, каждая фраза фильма запечатлелись в моей памяти. Я помнил каждую интонацию героев фильма.
Ещё один эпизод связанный со съёмками того фильма запомнился мне и на всю мою оставшуюся жизнь. После того как завершились съёмки фильма в селе Бинагади, тогда наша семья жила именно там, смотритель базы снабжения съёмочной группы, который за время съёмок успел с нами школьниками подружиться, предложил нам приобрести за бесценок оставшиеся стройматериалы. Здесь были доски, окна, двери, словом, всё, что необходимо для строительства огромного двухэтажного дома.
Мы с другом и одноклассником Халилом клюнули на заманчивое предложение смотрителя и нашли кое-какие деньги, я занял у деда Гриши, а Халил попросил у отца на покупку, якобы велосипеда. Словом, запрягли лошадь халилового отца и еле-еле дотащили стройматериалы домой. Я спрятал свою часть, в так называемом чулане, сарае с навесом, предусмотренном для проживания наших ягнят. А Халил поместил свою часть в пустующем огромном отцовском гараже. Через месяц мы с ним хотели собрать всех своих друзей, которые «волокут» в строительстве и построить мастерскую, а возможно дом на два выхода.
Как только вернулся поздно ночью домой потный, усталый от всей этой эпопеи со стройматериалами заметил, что моя добросовестная и честнейшая бабушка, словно городовая, ходит по комнате и что-то под нос говорит: – Что случилось, что вы так долго возились в сарае с Халилом?..
Я не стал скрывать от любимой бабушки и рассказал обо всём. И вообще я с ней всегда делился, считая её самой умной и достойной. Рассказал ей, не утаив ни чего. Моя «городовая» вмиг изменилась на лице. Оно побагровело, покрылось пятнами, руки её стали трястись. Она, ничего не говоря встала, вышла, вернулась, снова вышла, так продолжалось долго. В течение нескольких часов без конца бабушка маршировала то в комнату, то из комнаты. И каждый раз причитая: «Завтра милиционеры с собаками, придут, найдут эти двери, окна, поймают тебя,посадят...»
– Бабушка, я же купил их...
– Чем докажешь?! Завтра жди милицию. Главное собаку милицейскую. Они сразу учуют запах... Тебя обязательно посадят... У нас с твоим дедом никого больше нет кроме тебя. Родненький, давай отнеси те двери и окна, отдай обратно, даже деньги не бери. Лишь бы ты не был запятнан. Жили мы без них и дальше проживём.
Представьте моё состояние и настроение. Захотелось для семьи что-то хорошее сделать. Получилось, что сотворил для бабушки горе... Не дожидаясь до утра, поздно ночью все стройматериалы при помощи одноклассника Халила перенёс к ним в гараж, как мой подарок соседу. Вернулся домой под утро. Моя родная бабуля, самый любимый и честный человек на свете, прохаживалась во дворе, чтоб не будить спокойно спавшего в комнате деда. Когда я подошёл к ней и сообщил ей о том, что уже в нашем сарае нет никаких стройматериалов, моя родная в слезах обняла меня, поцеловала в лоб.
Слёзы с её глаз покатились по моим щекам. Во рту у себя я почувствовал солёный привкус.
– Дорогой мой мальчик, я хочу чтоб ты жил всегда честным и настоящим человеком. С дедом, кажется, когда-то говорили о том, что мы в Иране были богатыми людьми. Когда вынуждены были эмигрировать из страны, спасая твоего отца от явной гибели, мы могли бы взять с собой мешки золота и денег. Но решили, что деньги это не главное, а основное наш сын и его семья. Мы с дедом прожили свою жизнь честными и правдивыми людьми. И Всевышний нам в этом всегда помогал. Не было случая, чтоб Он не покровительствовал нам. За это Ему всегда благодарны. И ещё, благодарны Ему за тебя. За то, что Он бережёт тебя для нас. Иншаллах, ты будешь большим человеком, счастливым и честным человеком, как мы с твоим дедом Гейдаром…
Однако ни завтра, ни через год не было обыска ни у нас в сарае, ни у Халила в гараже. Зато отец Халила однофамилец Азизбекова из тех стройматериалов построил дом на загляденье. А когда я обратил внимание бабушки на это, то моя родная ответила:– Милый мой человек, в таких домах, построенных из украденных материалов, искать счастья, словно искать иголку в стоге сена целую вечность и безрезультатно...
IV
Достаточно много лет прошло после того случая. Я окончил высшую школу. Работал в области культуры. Случайно встретил свою будущую супругу в Баку на конференции, понравились мы друг другу и спустя год поженились. У нас родился сын. Назвали мы его Новрузом,в честь памяти моего отца. По настоянию жены, как только нашему сыну исполнилось полтора года, мы поехали в Баку, так как я уже четвёртый год жил в Краснодаре и за это время ни разу не был в Азербайджане. Я непременно хотел поклониться памяти своих предков, встретиться с родственниками и друзьями. Перед поездкой жена взяла с меня слово, что я обязательно помирюсь со своей мамой и непременно назову её мамой, так как с того дня как она оставила меня, обиженная детская душа приняла решение: никогда в жизни не общаться с ней! Я долго не соглашался с женой на этот счёт. Все мои аргументы для неё были, как она говорила «фонтаном моего воображения». Так или иначе, под натиском её аргументации я сдался, пообещал ей поступить так, как она советует.
Конечно, очень обрадовались мои сводные сёстры и брат нашему приезду. Отчим и мама также не остались в стороне. Я выдержал слово данное жене и обратился к маме так, как было обусловлено. Услышав от меня впервые слово «мама», она заплакала, обняв меня. Но, несколько позже я пожалел о том, что поддался уговорам жены. А дело было так. Моя мама, увидев внука, как две капли похожего на меня, вдруг ни с того ни сего заявила на ломаном русском языке, показывая пальцем на внука: «Нет, эта ни наша порода!», имея в виду, что этот мальчик не чистокровный иранец, а на половину, так как мать его русская. Будто меня ударило током. От ярости закружилась голова, чуть не упал. Заметив изменения на моём лице, жена испуганно спросила: – Что с тобой, дорогой, тебе плохо?!
– Нет, – стараясь не показывать своей обиды, ответил я, – здесь просто душно, давай выйдем во двор, вообще-то, одевай ребёнка, нам уже пора идти!
Хозяин дома и сводные сёстры и брат долго уговаривали нас остаться, но я был непоколебим. Вскоре мы вышли на аллею возле дома. Был тихий вечер. Ласковый ветерок хазри немножко успокоил мои нервы. Сёстры и брат возились с племянником, я, улучив момент, обратился к жене: – Я оставаться у них не собираюсь. В трёх кварталах отсюда живёт моя тётя, родная сестра отца. Пойдём, проведаем её, а потом устроимся в гостиницу. Я ни у кого ночевать не собираюсь... Мы шли по тихой хорошо освещённой аллее, оба молчали. Я в мыслях общался со своими кумирами: бабушкой и дедушкой. Оказалось, что жена долго мучила себя в поисках подходящего слова с целью не обижать меня, не затрагивать запретную тему: – Я всё время полагала, что, как Дон Кихот боролся с ветряными мельницами, и ты тоже упрямишься называть свою маму, как обязан сын обращаться к родному человеку, – прервав тишину произнесла жена. – Сейчас, надеюсь, ты простишь меня за то, что я тебя заставляла идти наперекор своим принципам...
– Не терзай себя, дорогая. Ты прости мою маму. Она своими необдуманными словами незаслуженно обидела тебя...
– Ничего, милый, главное то, что мы с тобой это понимаем.
– Завтра же уедем домой в Краснодар, а то наша мама Аня заждалась нас, – сказал я, обняв жену.
– Нет, я советую остаться и проведать твоих бакинских родственников и друзей, а затем с чистой совестью возвращаться домой. И для нашего сына будет полезна перемена обстановки. Когда ещё он приедет в Азербайджан, да приедет ли вообще...
В тот вечер долго мы бродили в саду с фонтаном возле «Фуникулёра». Всё-таки я, послушавшись жену, согласился возвратиться в квартиру, где проживала мамина семья. А что же касается моей мамы, то она так и не взяла на руки своего внука, даже притом, что он был назван в честь моего отца, её первого мужа и кузена.
Впоследствии я простил ей и эту обиду. В конечном итоге, как бы то ни было, она была моей матерью. Как говорится, родителей и родину не выбирают. Видимо мне было суждено пережить и такие горечи жизни. Всевышний ей судья...
На следующий день мы побывали у родной сестры моего отца. На пятом этаже девятиэтажного дома жила большая семья моей тёти: детей было у них семь или восемь. Ей Богу, даже глава семьи как-то полушутя сказал: – Сами иногда путаемся, сколько же их у нас, то ли семь, то ли восемь. Спрашиваю у жены, а кто этот чумазый?! Она отвечает: – Ты что, не узнаёшь? Это же наш самый младший...
И в самом деле, семеро маленьких детей окружили нас, как в детском саду взрослая и младшая группы. И так нам было весело, что не могу передать ту атмосферу веселья. Наш сын стал центром всеобщего внимания. За короткое время он так адаптировался, будто всё время жил среди них. Здесь мы, конечно, почувствовали себя как в своём доме. Доброжелательное отношение к нам, особенно к нашему сыну, явно было в противоположность той семье.
Как только увидела моя тётя Гуля племянника, подбежала к нам, воскликнула: – Да буду твоей жертвой, родной мой! Ты копия своего деда. Слава Аллаху, что Он подарил нам такого чудесного ребёнка. Мой брат, также, видимо, на том свете рад, что у него такой славный внук! Имя даже его! Пойдём, посмотрим, что нам приготовил дедушка Гусейн. Она, нежно взяв за руку мою жену и сына, повела их в сторону лоджии, при этом стараясь спрятать от нас свои слёзы, но покрасневшие глаза выдали её. Это были слёзы радости. Тётя радовалась и за нас и за память своего брата, рано ушедшего из жизни...
Мы прошли на лоджию. Отсюда город был виден как на ладони. В глубине просторной лоджии, где широко раскрывались окна, находился огромный мангал, откуда раздавались нежные потрескивания уже догоревших дубовых углей. Одурманивающий запах свежей зелени, вперемешку с божественным ароматом восточных пряностей и жареного шашлыка, придавали нашей встрече особый шарм.
– Этого мальчика мы решили взять в свою «маленькую» семью главным мясоедом! – обняв Новруза, воскликнул хозяин дома и скомандовал: – По моей команде к столу шагом марш!
Дети, словно маленькие солдаты, строевым шагом направились в сторону огромного стола сервированного посреди большой гостиной. Наш сын тоже вошёл в игру дяди Гусейна. Он быстро отошёл от хозяина дома и подбежал к столу, чтоб не отставать от других детей...
Прекрасно отдохнули мы в тот вечер у моей тёти Гюли. Непосредственность и моложавость моих родственников нам были по душе. За столом я невольно вспомнил былые времена. Как я жил с бабушкой и дедушкой... Только на обратном пути в Краснодар в самолёте почувствовал, что с прошлой жизнью все нити, связывающие с моими родными, казались потерянными. Ведь у нас с женой, сыном и мамой Анной, которая ждёт и не дождётся своего любимого внука, дочку и зятя, своя жизнь и свои взаимоотношения, да и взаимопонимание.
Неделю спустя мы уже были в Краснодаре. Как только вошли в квартиру, навстречу, несмотря на свой преклонный возраст, подбежала мама Аня, любимая бабушка нашего сына.
– Как с тобой обращались твои родители, внучок, дорогой?! – первые слова мамы Ани поразили нас. Она была на седьмом небе от счастья. Мокрые глаза её радостно сияли.
– Здравствуйте, мама Аня.
– С приездом, сынок. Как твои родственники?!
– Благодарю, все попросили передать Вам привет.
– Спасибо им, – произнесла она добродушно и подхватила на руки внука «Амброзика», как она нежно называла нашего малыша Новрузика...
Послесловие
Перелистал книгу прошлого, сопоставив многочисленные случаи, нанизанные на нить как бусинки чётки, пришёл к естественному заключению, что ту жизнь, которую прожил я и тех людей, которые когда-то окружали меня, уже не вернуть. Атмосфера доброты и великодушия, витавшая надо мной в прежние времена, с уходом из жизни моих дорогих кумиров – дедушки и бабушки, бесследно канула в бездну. Побывав в городе, где прожил более тридцати лет, побродив по прежним местам своего детства и юности, поклонившись могилам своих родных, я стремился проложить мост между прошедшим и настоящим. Увы, как бы горько ни было, приходится осознать, что осуществить это оказалось сверх моих сил.
Уважаемые мои, я рассказал лишь о маленькой толике тех счастливых времён, постарался передать Вам искорку своего сердца и переполненные добротой мысли свои, считая их пригодными и Вашему сердцу. Ведь мы, люди, вечно ищем что-то в этом бесконечном пространстве, называемой жизнью, порой даже самого себя. Кроме того, убеждён: человек непременно должен время от времени оборачиваться назад, с целью сопоставления и осмысления ситуаций своего жизненного пути и только после этого с новыми силами продолжать стремление вперёд. Отражая эти строки на бумаге, я, словно перемещаюсь в пространстве, возвращаюсь на десятки лет назад, отчётливо слышу родные голоса. При этом оживают в памяти все новые и новые, когда-то казавшиеся незначительными, ныне самые ценные и милые эпизоды жизни с родными людьми. Не раз тону я в глубинах своей памяти, но чувствую, что какие-то нежные руки поднимают меня на поверхность, и ощущаю в себе прилив сил для продолжения пути. Покорнейше благодарю Всевышнего за то, что Он предоставил мне возможность жить и наслаждаться общением достойнейших людей: моих дедушки и бабушки. И сколько мне отпущено Всевышним, буду верен их заветам. Ведь всего того, чего добился в жизни я целиком и полностью считаю результатом их воспитания. Недаром же говорил великий Хайям:
Много лет размышлял я над жизнью земной,
Непонятного нет для меня под луной.
Мне известно, что мне ничего не известно,
Вот последняя правда, открытая мной.
Баку, Сочи, Краснодар
октябрь - 2004г.