Весна тихо и осторожно клубилась серыми туманами над синими льдами недальнего залива. Не закончился еще короткий получасовой обеденный перерыв. В столовой ввели комплексные обеды и поэтому наш цех дружно питался принесенными из дома бутербродами. Это избавляло от двадцатиминутного томления в очереди, ненужных трат на оплату блюд, есть которые не было никакого желания. Послеобеденные проблемы взбунтовавшихся желудков теперь тоже ушли в прошлое. Оставалось 10-15 минут свободного времени на игру в картишки, на беглое прочтение вчерашних газет, на легкую веселую болтовню на эстакаде. Весеннее робкое солнышко приглашало на свежий воздух, напоминало о скором, умеренно - теплом лете, таком желанном и столь же коротком.
Громкий хохот на эстакаде заставил непроизвольно улыбнуться. Местный парень Николай, веселый балагур, великолепно владеющий и родным и русским языком, вечно что-нибудь узнающий в колхозных кулуарах, потешал рабочих очередным жареным фактом из жизни колхозных небожителей.
Когда-то, еще до Инги, начальником рыбозавода работал толковый и умеющий ладить с работягами, Петер Ломин. Петеру повезло: в показательном центре потребовался специалист по рыбоконсервному производству и его пригласили в столицу. Ломин поселился в уютном ухоженном поселке, в пригороде столицы республики. Там он возглавил рыбоконсервное производство показательного центра. Кроме того, Петер курировал здешнее отделение, отвечая и за местный рыбозавод и за здешнее форелеразводное хозяйство.
Эту историю я уже слышал. По халатности обслуживающего персонала форелеразводного цеха лет пять назад здесь заморили несколько десятков тонн форели. Рыбу срочно привезли на переработку в разделочный цех. Форели было очень много. Дело было летом, холодильник был забит океанической рыбой, и форель хранили на территории завода, который тогда не имел даже символического забора. Те, кто успел перехватить деликатесного продукта при перевозке из рыборазвода на завод, прятали рыбу в лесу, грузили потом в багажники легковушек, набивали сумки и пакеты, уходили домой пешком или ждали рейсового автобуса, чтобы не попасться на краже в автобусе колхозном. Убытки выглядели солидно. Даже то, что не успели растащить, переработать не смогли. Форель изрядно протухла. Разгневанный председатель вызвал к себе Петера и категорически предложил: либо увольняйся по собственному желанию, либо пиши заявление о переводе в грузчики. Петер попросил два дня на размышление. Когда срок истек, Ломин предстал пред очи председателевы и выложил на стол заявление с просьбой уволить его по собственному желанию.
- И куда же ты намерен податься, если не секрет ?- деланно равнодушно поинтересовался босс, выписывая в левом углу заявления резолюцию и упиваясь предполагаемой убитостью жертвы.
- Да вот, знаете, есть такая конторка маленькая. Комитет народного контроля называется. Берут, с удовольствием берут. Мы, говорят, давненько мечтаем до вашего колхоза добраться. Да голыми руками вас не возьмешь. А теперь у нас свой человек будет. Все колхозные лабиринты знающий. Все лазейки изучивший.
Побелевший от ярости председатель ловко схватил протянутое было Петеру заявление, мелко искромсал его и рявкнул растерянно застывшему Ломину: "Иди работай ..где работал...контролер выискался !"
Новая волна хохота продолжением своим имела дружный вопль рыбообработчиц: "Рыбу!"
Грузчики побрели к опостылевшим стропам швырять ненавистные мороженные плитки рыбы в огромные кастрюли дефростеров. Резать бечевки, рвать упаковку, разбивать молотком смерзшиеся брикеты. И тихо посмеиваться по поводу только что услышанного. Конечно, рассказ Николая похож на легенду. Вряд ли Комитет народного контроля способен повлиять на деятельность колхоза-монстра. Слишком сильны у председателя покровители. Те, кто привыкли видеть в своих холодильниках шпроты и угря, радужную форель и копченый балык. Всё это тоже производится в цехах колхозных рыбозаводов. Преимущественно в центре. И на прилавки магазинов не попадает. Народному контролю, конечно же не позволят сунуть нос в секреты производства колхоза-спрута. Но дыма без огня не бывает...
Егоровна работала эффектно. Появилась постоянная свита начальницы. В число приближенных к старушке входила и кубообразная Блянцева. Резвая мастерица шкуроварни, несмотря на визуальную неповоротливость, успевала везде. Непонятным образом она вдруг получила пост профсоюзного лидера рыбозавода и вмешивалась в дела, совершенно далекие от ее компетенции. Произносила пламенные красивые речи, явив серой колхозной массе дар оратора. Речи состояли из стандартных фраз о защите прав рабочего человека, не гнушалась Блянцева критикой вышестоящих профсоюзов, мало заботящихся о трудящихся.
И все же основной обязанностью мастерицы из шкуроварни стало сопровождение Егоровны, когда та величественно дефилировала по цехам рыбозавода, раздавая замечания направо и налево. Замечания автоматически последствиями имели лишение премий.
А по понедельникам собирался Производственный совет. В совет входили мастера, лаборанты и запуганные рыбообработчицы, согласные на любое решение. Впрочем, рыбообработчиц было в составе совета всего - то двое. На заседании совета отлаженно и быстро лишали неугодных работниц и работяг квартальных "полтинников". Красные от соли и холодной воды пальцы рыбообработчиц смахивали скупые слезинки, а в душной и тесной курилке - предбаннике мужского нужника - кипели отвлекающие от серьезной работы долгие возмущенные митинги. Ненужные, но порожденные бесправием и произволом.
Шли недели. Заработки упали. Егоровна лютовала и Бонифаций уже сравнил неуспехи огромной державы с тем, как управляла Егоровна.
А в среду Егоровна лишила премии и Учителя. Парень рассказал, как пытался быть вежливым со вздорной старушенкой, как объяснял, что в сравнении с местной школой, набитой детьми вечно пьяных судостроителей, он в должности грузчика отдыхает душой, тренируя леноватое в силу педагогической профессии тело. Егоровна категорически заявила, что Учитель со своими обязанностями грузчика не справляется и за это она его накажет.
Учитель впоследствии пытался вернуться в школу, но завуч оказалась подругой Егоровны, о чем наивный педагог даже не подозревал. Две коварные старушонки устроили парню тупиковую ситуацию: завуч Галина Сельмовна даже расписание с фамилией Учителя ему продемонстрировала. А когда тот принес в школу трудовую книжку, заявила, что не может взять педагогом бывшего грузчика, а касательно расписания - все это придумки...
Учитель уехал в столицу и по слухам, устроился на работу там.
-