Двадцатисемилетний менеджер среднего звена Ярослав Климов переживал весь спектр эмоций, которые обыкновенно доводится испытать спешащему человеку, вынужденному коротать дивный июльский вечер в автомобильной пробке. Легкое недовольство быстро перерастало в раздражение, которое сменялась самой настоящей злостью. Та быстро выкипала, оставляя в душе осадок разочарования.
Продвижение на полметра вперед, казалось, воскрешало умирающую надежду, но очередная остановка снова топила ее в омуте отчаяния. Более всего выводило менеджера из себя чувство собственной беспомощности. Отбойник, который торчал слева от автомобиля Ярослава, надежно защищал от посягательств пустынную встречку, а взрываемую колесами джипов обочину глухо и непримиримо обороняли три ряда машин. Потом замерла и обочина. Загородное шоссе стояло по-пятничному глухо и безнадежно.
«Господи, ну почему все они так веселы и беспечны?» – думал Ярослав, косясь на лица людей в соседних автомобилях. Сзади, в ярко-красном маленьком «пежо» без умолку болтали и смеялись две девушки, в стоящем впереди пыльном внедорожнике, на задней полке, безмятежно дремал огромный белый кот, раскидав в стороны могучие лапы и толстый хвост, а в «жигулях» справа сидела удивительно спокойная семья с двумя детьми.
Впрочем, едва ли у кого-то из застрявших в пробке была такая же причина для спешки, как у него. Менеджер горько усмехнулся, прежде чем потянуться к портфелю. Среди нужных и не очень бумаг лежала она – бархатная, мягкая, почти невесомая коробочка.
Ярослав снова сделал так, как давно привык, то есть всё тщательно продумал и спланировал. Через тридцать минут он должен был пригласить Алену прогуляться к озеру, через сорок пять – встать на одно колено и протянуть девушке эту самую черную коробочку. Заходящее солнце должно было украсить последними теплыми лучами кольцо: белое и желтое золото, бриллиант в полтора карата.
Забывшись, Ярослав открыл коробку и мечтательно улыбнулся. Но в следующий момент с досадой захлопнул ее и бросил обратно в портфель. Какая-то идиотская пробка рушила все его планы! Конечно, можно было перенести предложение руки и сердца на другой день. Можно было вручить коробочку при свете луны. Можно было сделать предложение в ресторане. Но, как рассказывается в том циничном стихотворении, все это было хорошо, «но уже не то»… Сегодня исполнялся ровно год с начала их знакомства – это раз. Завтра обещают дождь, и на красивый закат нечего рассчитывать – это два. К тому же он планировал поработать в выходные. Отложить еще? Он даже зубами заскрипел от такой мысли. Ах, если бы не пробка!
Ярослав бездумно переключал радиостанции, но, так и не найдя не раздражающей его волны, выключил приемник. Чертова страна! Хотя… и в цивилизованных европейских странах пробки не меньше. Иначе не было бы этого слова… что-то сладкое… ах, да, трэффик-джем... И Ярослав представил вязнущие, словно мухи в варенье, автомобили на раскаленной ленте дороги. За последний час ему удалось продвинуться вперед метров на двадцать, не больше. Вот и сейчас, тронувшись было, автомобили через два метра снова встали как вкопанные. Котище во внедорожнике даже глаза открывать не стал. Солнце клонилось к закату. И значит, менеджер безнадежно опоздал.
«Трэффик-джем, трэффик-джем», – на мотив «Джингл Беллз» стал напевать Ярослав. Примирившись с неизбежностью опоздания, он почти успокоился. И, правда, ну зачем так расстраиваться? Разве он не молод, не удачлив? Разве не пользуется полным доверием босса? Разве не встречается с его дочерью? Разве не примет она с радостью его предложение, неважно, сделает он его сегодня или через неделю?
Он отогнул противосолнечный козырек и внимательно рассмотрел отражение. Не красавец, но симпатичен, к тому же чисто выбрит, голубоглаз и солиден. Ярослав не любил себя, но привык заменять это осознанием, что его есть за что ценить. И сам высоко ценил себя тоже. Самостоятельно поступил в престижный вуз. Практически с улицы пришел работать к Борису Львовичу. И вот теперь он начальник отдела продаж и почти что кум королю! Точнее, зять. От Алены он знал о свадебном подарке, полученном от отца ее старшей сестрой, – пять процентов акций семейного предприятия. А поскольку обеих дочерей Борис Львович любил одинаково, то, значит, и они вправе рассчитывать на свои пять процентов.
Проехали еще метров пятьсот, и, наконец, стала понятна причина пробки: раскуроченный сгоревший автомобильчик, марку которого было уже нельзя опознать, и фура со спущенным колесом и обширной вмятиной на боку. С трудом протискиваясь между фурой и отбойником, Ярослав мрачно посмотрел в боковое стекло, искренне желая виновнику ДТП попасть в ад. Ладно, по крайней мере, оставшийся путь можно было проехать с хорошей скоростью. Ведь какой же русский не любит… Утопив педаль газа в пол, Ярослав снова включил радио и опустил стекла.
Ветер трепал его светлые волосы, и он подпевал Моби: «As I wake I'm going out of my mind…», – но потом умолк: аранжировка показалась ему незнакомой и более интересной, словно к фортепьяно, скрипкам и ударным добавился новый инструмент. Он поднял стекла, чтобы вслушаться, но талантливый аранжировщик сразу исчез. Это становилось любопытно, а решать интересные задачки менеджер любил. Ярослав снизил скорость и снова открыл окна. Оригинальный инструмент вернулся. «Это же кузнечики!» – догадался он. Открытие, что синхронно и громко стрекотавшие насекомые, сами того не зная, аранжировали «Хрупкого», неожиданно наполнило его радостным удивлением. Ему захотелось немедленно этим с кем-то поделиться, и он нажал на мобильном кнопку быстрого вызова номера Алены.
– Послушай! – сказал он в трубку и высунул руку с телефоном в окно, заодно прибавляя звук в машине.
Подождав секунд двадцать, Ярослав притянул мобильник к уху и сразу наткнулся на продолжение монолога Алены:
– …потом Василина пристала, чтобы я ей помогла, а сейчас сестра приехала. Она сказала, что Виталик решил, наконец, продать свою машину и купить, как у папы, «бмв». Ой, мне же надо Руслану позвонить, чтобы договориться об индивидуальных тренировках! Поговорим, когда приедешь, пока! – и она отключилась.
Покраснев, как от пощечины, менеджер бросил телефон на соседнее сиденье. Она его даже не слушала! И записала в один ряд с сестрой, домработницей и на строчку ниже, чем своего фитнес-инструктора! А раз так, может, заставить ее еще подождать? Он съехал на обочину и остановился.
Метрах в пяти от дороги березовый лесок сходил на нет, и за редким пролеском виднелось пшеничное поле. Ярослав немного подумал, потом вышел из машины и направился туда. Кузнечики оглушали, и еще где-то высоко в небе, невидимые, тонко щебетали полевые птахи. Он подошел к кромке поля, подбирающегося к лесу, и запрокинул голову, подставляя лицо под ласковые солнечные лучи.
«Да что там Руслан, она даже из-за насморка своей собачки переживает гораздо больше, чем за меня… Никогда не спросит, что мне нравится, о чем я думаю, чего хочу... Она не знает и не пытается узнать меня», – сами собой текли обидные мысли.
Чем больше Ярослав думал обо всем этом, тем больнее и горше ему становилось. То, чем он еще десять минут назад так гордился, казалось теперь дешевым бесценком и вызывало мучительный стыд, как у человека, распознавшего в своих колумбийских изумрудах толченое бутылочное стекло. Он хлопал глазами, не понимая, как раньше мог не замечать того, что происходило вокруг, добровольно погрузившись в слепоту. Это якобы случайное появление в офисе Алены, это смущенное «я тут папу подожду?», забытый ноутбук… А ведь еще недавно он был уверен, что все и всегда решает сам. «Трэффик-джем, трэффик-джем», – со злобой пробормотал Ярослав. Теперь он ясно видел, как дела обстояли на самом деле, словно ему поднесли картинку и показали, что получится, если он соберет валяющиеся вокруг кусочки паззлов.
Он сорвал колосок и бездумно крутил его в руках. Садящееся солнце настраивало на меланхолический лад. Менеджер задумался, что вообще хорошего было в его жизни?
Воспоминания детства – это депрессивный поселок городского типа с вечно дымящей заводской трубой и неприветливыми лицами, книги о приключениях, которых было полным-полно в поселковой библиотеке, словно для того, чтобы жители еще острее чувствовали убогость повседневности, и родители, которые всегда твердили ему одно и то же: учись, выбивайся в люди. И он выбился, закончил школу с золотой медалью и поступил в университет. Университет – это Лика. Но она тоже, как и его мать, любила не просто Ярика Климова, каким он был, а скорее гордилась хорошим мальчиком, отличником и спортсменом… Красный диплом, работа в отделе продаж на бумажной фабрике. За последние четыре года он даже ни разу не брал отпуск. Ради чего?
Алене, как он теперь ясно видел, было просто удобно с ним. Он нравился ее родителям и подругам, был симпатичным и не лез в ее жизнь. Похоже, этого было достаточно.
«Ну, хоть бы кто-то любил меня! Хоть кому-то я был бы интересен такой, как есть, просто так!» – по-детски наивно подумал он.
И через минуту старое воспоминание вдруг необычайно ярко проявилось в его памяти. Кроткие голубые глаза, веснушки, смешная челка. Над влюбленной в примерного одноклассника Катей Кимчевой потешался весь класс, но она словно не замечала. Ни одна женщина не смотрела потом на Ярослава так, как она: преданно, восторженно, влюбленно. А он намеренно не замечал ее, ведь мама сразу сказала Ярику, что нечего думать о девушках, пока сам еще на родительской шее, да и он тоже понимал, что Катя, у которой было четверо младших братьев и родители-работяги, ему не пара. Ярослав опустил голову, потому что на него из долгого забвения надвигалось новое воспоминание.
О том, что последние два урока – химию и, кажется, биологию – одноклассники собираются прогулять, Ярослав узнал случайно. Он всегда был слишком погружен в себя, в свои успехи и неудачи, чтобы замечать, что вокруг него происходит, а друг, с которым они все десять лет делили парту и который обычно посвящал Ярика в общественную жизнь, как раз болел и не ходил в школу. Поразмыслив, Ярослав решил не ссориться с социумом (не зря носил прозвище «Мудрый») и к прогульщикам, хоть и без всякого удовольствия, присоединился. Все же побег старшеклассникам не удался. На пороге их поджидали красная от злости химичка, мрачный завуч и почему-то засучивший рукава завхоз. Пришлось вернуться. На перемене одноклассники обозвали Ярика доносчиком, а он так удивился, что даже оправдаться толком не мог.
И тогда Катя неожиданно встала на его защиту. Она заслонила его, словно тигрица детеныша, и строго отчитала нападавших. Все приумолкли, не то и впрямь усомнившись в вине Ярослава, не то, как и он, растерявшись от напора обычно тихой спокойной девушки. А на другой день Катя написала ему письмо. Каждая его строчка звучала как белый стих. Все четыре страницы, исписанные тонким девичьим почерком, повествовали о Ярославе. О том, какой он хороший, замечательный и удивительный человек. В самом конце девушка писала пару строк о том, как беззаветно в него верит и что готова пойти за ним в огонь и воду, неважно, прав он или не прав. Смущенный адресат несколько раз перечитал этот панегирик, а потом порвал в мелкие клочки и выбросил. Он пуще прежнего стал бегать от своей поклонницы, но ему все же пришлось объясниться.
Произошло это после выпускного вечера, когда все перепились и клялись друг другу в вечной дружбе. С трудом сдавший выпускные экзамены Юрка Бешенцев вдруг покаянно всхлипнул и признался, что доносчиком, рассказавшем о запланированном прогуле, был он. Пошел на сделку с химичкой ради обещанной «тройки» в аттестате.
– Друзья, если бы я не получил трояк по этой дурацкой химии, меня б отец убил, вы же понимаете? – пьяно плакал он.
К этому времени история с доносом была совершенно забыта, и коллектив выслушал исповедь предателя с пониманием. Отступнику простили и отпустили его грех.
– Ярик! А я знала! Я так в тебя верила! А ты… ты что-нибудь скажешь мне? – подлетела к нему осмелевшая Катя. Наверное, понимала, что это ее последний шанс. Она была очень красивой в тот момент, а ее голубые глаза лучились любовью и нежностью – той самой любовью и той самой нежностью, которые он безуспешно потом искал в глазах других женщин.
– «Делись со мною тем, что знаешь, и благодарен буду я. Но ты мне душу предлагаешь. На кой мне черт душа твоя?» – раздраженно продекламировал начитанный Ярик вместо ответа, не заботясь о том, что их окружали Катины подруги.
Он ушел без оглядки и больше никогда с тех пор не встречался с одноклассниками.
Под ногами скользнула тонкая лента: ужик торопился в лесное болотце.
Ярослав задумчиво проводил его взглядом, сломал колосок и понял, что сделает это.
Белое и желтое золото, бриллиант в полтора карата.
Проехать пятнадцать километров назад, по направлению к городу, по пустой дороге. Повернуть направо. Еще двадцать километров, и можно будет увидеть фабричную трубу. Дым из нее теперь, наверное, не идет, фабрика обанкротилась. Но Катя, скорее всего, еще живет в поселке. Или нет? Не звонить же родителям, чтобы узнать…
А впрочем, ему теперь есть у кого спросить! Обновленный Ярослав рассмеялся и в три прыжка преодолел расстояние до своего автомобиля, взял телефон, вернулся к кромке леса и уселся там на сваленное дерево.
Контакт, помеченный как «Олег Стрелков», нашелся в телефонной книжке сразу, но с каким трудом он добывал этот номер спутникового телефона своего некогда лучшего друга и одноклассника! Думал ли прежний Ярослав, что воспользуется им вот так? Он усмехнулся и нажал кнопку вызова.
– Олег? – затараторил Ярослав, едва выжидательная пауза сменила гудки вызова. – Это Ярослав Климов, может, помнишь такого своего старого приятеля?
– Яр… – хрипло раздалось в трубке. – Конечно, помню, привет.
– Здравствуй! Извини, что беспокою, но просто подумал, маловероятно, конечно, но вдруг ты знаешь, где сейчас Катя Кимчева?
– Катя? А, тебя же не было на десятилетии выпуска… Кстати, почему?
– Болел. На лыжах катался и упал, плечо повредил, – соврал Ярослав. – Так, а ты, значит был?
– Был.
– А Катя?
– Тоже. Кроме тебя, почти все были, – откашлявшись, ответил Олег.
– И… как она?
– Катя? Нормально… трое детей, замужем за одноклассником.
– За кем это? – удивился Ярослав.
– Э-э… так Юрка Бешенцев… Помнишь его?
– Да ну! – пораженно воскликнул Ярослав. – Он ведь… даже на выпускном напился в стельку!
– Ну… он сейчас гораздо меньше выпивает… Очень жалко, что ты болел.
– Ага, – безучастно ответил Ярослав.
– Слушай, Яр, а ведь мы целых десять лет не виделись. Как ты сам вообще?
– Нормально вроде, – задумчиво протянул Ярослав. – Скоро женюсь.
– Вот молодец! – добродушно обрадовался Олег. – Послушай, друг, нам непременно надо будет встретиться, посидеть… Это твой постоянный номер? Значит, жди звонка. Как буду в России, дам о себе знать.
– Спасибо, друг. Было бы здорово, – механически закончил разговор Ярослав.
Сначала он подумал об Олеге – как тот был рад его звонку и как просто держался, несмотря на огромную пропасть в финансовом положении между менеджером среднего звена и владельцем медиаимперии. Потом представил, как глупо бы выглядел, заявись с кольцом из белого и желтого золота, бриллиантом в полтора карата в Катин домишко, где лежал пьяный в стельку Юрка и бегали трое чужих ребятишек, и побагровел.
«Безусловная любовь – это зло, – нервно формулировал про себя Ярослав в своей обновленной в последний раз на сегодня версии. – Где бы я был сейчас, если бы мать мне говорила, что любит и принимает меня любого? Чего бы я добился, если бы знал, что Алена всегда пойдет за мной, даже если я стану нищим неудачником?»
Услышав шелест травы, он поднял голову. От трассы к березовому лесочку с явным намерением отлить приближался небритый мужик в синих спортивных штанах и дырявых кедах. Мужик неприязненно покосился на Ярослава, и тот словно очнулся после сна. «Романтик хренов, Евгений Онегин незадачливый, – распекал он себя, возвращаясь к машине. – Да если бы все любили тебя просто так и сюсюкали, и смотрели тебе в рот, то лежал бы сейчас мордой в салате, вот и все».
Он уселся, пристегнул ремень, потянулся было к портфелю, но передумал и повернул ключ в замке зажигания. Оказывается, не обязательно всегда все планировать. Лучшее происходит спонтанно, как его сегодняшний разговор с Олегом. После того, как Ярослав прочитал в «Forbes» статью о стремительном взлете молодого медиамагната, он несколько недель охотился за телефоном забытого приятеля, а потом думал, как лучше к нему подобраться. И как же просто в итоге все оказалось!
«Умному человеку даже приступ безумия пользу приносит», – подумал Ярослав, прибавляя скорость. Привычное состояние гордости собой и своими достижениями возвращалось; мысль, как сделать Алене предложение, больше не мучила. Теперь он яснее, чем раньше, осознавал суть происходящего. Приехав на дачу, надо будет сразу пройти в кабинет Бориса Львовича. И предложить ему поделиться десятью процентами акций бумажной фабрики в обмен на организацию сделки с компаниями Стрелкова и женитьбой на Алене. Ярослав уже подсчитал, что заход на этот рынок позволит им увеличить продажи газетной и офисной бумаги в два с половиной раза.
Поэтому десять процентов не могут быть названы слишком большой ценой. Но, конечно, никакого совместного владения с Аленой. Акции будут только его.
«As I wake I'm going out of my mind…», – напевал довольный собой Ярослав. Становилось прохладно; он закрыл стекла, но и старая добрая аранжировка была весьма неплоха.
ххх
Двадцатисемилетний менеджер сидел по левую руку от своей невесты и по правую – от будущего тестя. Домработница Василина Сергеевна ушла в дом за чаем. Мать и сестра Алены тоже ушли, пеняя на комаров и вечернюю сырость. Борис Львович искоса посматривал на бойкого подчиненного, а теперь будущего партнера и зятя, и в душе радовался безошибочному выбору. «Дальше меня пойдет. Хорошая будет порода», – одобрительно думал он. Алена то любовалась бриллиантом, поворачивая его разными гранями, то хмурилась, досадуя, что в полумраке дачной веранды его блеск казался не таким ярким. Собачка дремала на ее коленях, изредка дергая лапками и тонко поскуливая во сне.
Ярослав чувствовал себя сытым и отдохнувшим после дороги. Он так погрузился в лучезарные мысли о будущем, что не заметил возвращения домработницы и не услышал стука чашек о блюдца. Но одно слово все-таки пробилось в сознание, и его хрупкие мечты разбились, как мыльный пузырь от соприкосновения с грубым асфальтом.
– Что? – вздрогнув, переспросил он Василину.
– Я говорю, сегодня только сварила, – пожилая женщина придвинула к нему вазочку. – И Аленка тоже помогала. Отменный получился малиновый джем. Будешь?
ххх
Далеко-далеко, куда только хватало глаз рассмотреть, расстилался океан. На песке, у самых волн, стоял человек. В доме на берегу распахнулось окно, и оттуда выглянуло заспанное женское лицо. Через некоторое время восходом солнца любовались уже двое.
– Мне снег приснился, – сказала женщина и склонила голову мужу на плечо.
– Давай съездим в Новую Зеландию? – предложил мужчина.
– Нет, – тихо рассмеялась женщина. – Милый, все началось с того, что мы проживали здесь ноябрь…
– Не люблю ноябрь, – подтвердил он.
– Потом ты решил, что будем уезжать на всю зиму, – продолжила женщина.
– Ты не спорила…
– И сейчас не спорю, – мягко сказала жена, – даже когда я с детьми живу здесь безвыездно вот уже почти десять месяцев. Но на будущий год Мишеньке в школу. А младшая, ты только представь, она же вообще никогда не видела снега. И с папой ей хотелось бы видеться чаще.
– Я придумаю, как лучше все устроить, – пообещал муж.
– Хорошо, – улыбнулась женщина и крепче прижалась к его прохладному боку.
Она и раньше не сомневалась, что он что-нибудь придумает, а теперь совсем расслабилась. Ее мысли перешли на менее волнующие предметы, и она спросила:
– Ночью кто-то звонил? Я боялась, дети проснутся.
– Да… Пойдем кстати, в дом, а то они, наверное, уже проснулись и ругаются, кому водиться с младшей.
Супруги дружно зашагали к дому. Дети еще спали. Значит, можно было сварить кофе и продолжить любоваться восходом на открытой веранде.
– Катя, а ты помнишь Ярика?
– Климова? Разумеется, помню, – ничуть не удивившись, ответила она. – Я же была так влюблена в него в школе.
– И что, ты любила его больше, чем меня? – уточнил муж.
Уловив в вопросе напряженную нотку, Катерина отставила недопитый кофе.
– Конечно, нет, – ласково ответила она. – Но знаешь, если бы не Ярик, то, наверное, я не научилась бы любить. И не любила бы тебя сейчас так сильно, сильно.
«А еще я не знала бы, как это прекрасно и ценно, когда на твою любовь отвечает – и так полно и страстно – человек, которого любишь», – подумала женщина, пока муж перебирал и целовал ее загорелые пальцы. Помолчали. Выпили еще по чашке.
– Я подумал, давай пригласим Ярослава с женой сюда на Новый год? – сказал он.
– Давай, конечно. Вы так здорово дружили в школе… Погоди, так, значит, ты до Нового года даже и не думаешь нас отсюда забирать? А наша Светка так и не узнает, что такое снег, да? – она с шутливой угрозой придвинулась вместе с креслом к плетеному креслу мужа.
– Не волнуйся, дорогая, я все решу. И со школой, и со снегом. Верь мне.
– Да, Олег. Конечно. Я верю. Ты же знаешь, – просто сказала жена
Он кивнул. Он действительно знал. Убедился за те восемь лет, что они были вместе. Этот розовый восход, этот дом, трое сопящих в кроватках детей, его медиаимперия – все было создано ими вместе. От него – немного способностей. От нее – безусловная любовь и вера в него. Не рассуждающая, неисчерпаемая, безграничная.